Ускорению процесса внедрения новой терминологической единицы в терминологическую систему конкретного подъязыка содействует ряд лингвистических и экстралингвистических факторов: точность и образность признака метафорического переноса, его частотность, соответствие исторически или национально сложившимся представлениям и современному этапу развития национального языка и др. Так, в терминологии нефтегазовой геологии широко используется термин крыло складки, чему способствует стандартный признак «ответвление, то, что поддерживает основную массу», соотнесенность формы и положения.
Таким образом, лексико-семантический способ образования терминов-метафор нефтегазовой геологии можно признать достаточно продуктивным. Значимость метафоры для научной мысли не вызывает сомнения, поскольку она позволяет специалисту любой области знания сформировать мир своей специальности «по своему образу и подобию». Выразим сое согласие с мнением теоретика метафоры М. Блэка, который утверждал, что «…возможно, любая наука начинается с метафоры и завершается алгеброй, и, возможно также, что без метафоры наука никогда не достигла бы алгебры» .
Однако философская концепция современности диктует абсолютное превосходство информации над другими сферами жизни. Это одна из причин того, что употребление терминов становится прерогативой не только специалистов той или иной области знания. Между терминологической и общелитературной лексикой происходит постоянное взаимодействие, что выража-
Библиографический список
ется не только в процессах терминологизации, но и в процессах детерминологизации терминологических единиц языка.
Высокая значимость для общества область знания — нефтегазовое дело и частотность ее появления на страницах средств массовой информации приводит к тому, что большинство ключевых терминов этой области выходит из узкой профессиональной сферы употребления, осваивается общелитературным языком и все чаще находит отражение в лингвистическом пространстве СМИ. Так, уже никого не удивляют сочетания нефтяной Китай, нефтяная дипломатия и др.
Нефтегазовая терминология в настоящее время напрямую связана с политическими процессами в обществе. Современная история есть, в определенной степени, борьба за нефть и территории ее добычи. Однако, попадая в средства массовой информации, термин перестает функционировать в узкоспециальном контексте, что неизбежно оказывает влияние на терминологическую суть специальной единицы и приводит к появлению новых закономерностей функционирования терминов, новых значений и т.п.
Образование нового термина, кодирование и декодирование научного знания с использованием всех ресурсов русского языка, а также необходимость и возможность с помощью сохраненного в термине знания передать необходимую информацию и сохранить точность изложения научного факта обусловили пристальное внимание, которое уделяется термину в настоящее время.
1. Алексеева Л.М. Метафорическое терминопорождение и функции терминов в тексте. Диссертация … доктора филологических наук. Пермь, 1998.
2. Глазунова О.И. Логика метафорических преобразований. Санкт-Петербург: Издательство «Питер», 2000.
3. МакКормак Э. Когнитивная теория метафоры. Перевод с английского. Теория метафоры. Москва: Прогресс, 1990: 358 — 387.
4. Сулейманова А.К. Лингвистические реалии терминологической системы языка: термин и слово. Современная лингвистика и проблемы преподавания русского языка в техническом вузе: материалы Международной научно-практической конференции. Уфа: РИНЦ УГНТУ, 2012: 145 — 149.
5. Теория метафоры: сборник. пер. с англ., фр., нем., исп., польск. яз.; Вступит. ст. и сост. Н.Д. Арутюнова. Москва: Прогресс, 1990.
6. Фаткуллина Ф.Г., Сулейманова А.К. Метафорическая номинация в языке науки. ВестникВЭГУ. 2013; 4 (66): 140 — 144.
7. Шитикова Е.В. Процесс формирования метафорического значения: когнитивный аспект. Автореферат диссертации … кандидата филологических наук. Барнаул, 2002.
10. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем: пер. с англ. Под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. Москва: Едиториал УРСС, 2004.
11. Володина М.Н. Национальное и интернациональное в процессе терминологической номинации. Москва: Изд-во МГУ, 1993.
12. Зубкова О.С. Лингвосемиотика профессиональной метафоры. Автореферат диссертации … доктора филологических наук. Курск, 2011.4
13. Blacke M. More about metaphor. Dialectica. 1977; Vol. 31.
2. Glazunova O.I. Logika metaforicheskih preobrazovanij. Sankt-Peterburg: Izdatel’stvo «Piter», 2000.
3. MakKormak ‘E. Kognitivnaya teoriya metafory. Perevod s anglijskogo. Teoriya metafory. Moskva: Progress, 1990: 358 — 387.
5. Teoriya metafory: sbornik. per. s angl., fr., nem., isp., pol’sk. yaz.; Vstupit. st. i sost. N.D. Arutyunova. Moskva: Progress, 1990.
6. Fatkullina F.G., Sulejmanova A.K. Metaforicheskaya nominaciya v yazyke nauki. Vestnik V’EGU. 2013; 4 (66): 140 — 144.
10. Lakoff D., Dzhonson M. Metafory, kotorymimyzhivem: per. s angl. Pod red. i s predisl. A.N. Baranova. Moskva: Editorial URSS, 2004.
11. Volodina M.N. Nacional’noe i internacional’noe vprocesse terminologicheskoj nominacii. Moskva: Izd-vo MGU, 1993.
13. Blacke M. More about metaphor. Dialectica. 1977; Vol. 31.
Статья поступила в редакцию 13.06.18
УДК 808.1
Key words: writers of Russian abroad, three waves of emigration, emigration, foreign publishing houses, Samizdat.
А.А. Федин, аспирант института издательского дела и журналистики Высшей школы печати и медиаиндустрии,
Московский политехнический университет, г. Москва, E-mail: alexandr713fedin@mail.ru
ТРЕТЬЯ ВОЛНА: ТВОРЧЕСТВО СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ В ЭМИГРАЦИИ
В статье анализируется исторический период социально-политической и культурной модификации творчества советских писателей, который укладывается в хронологические рамки 1960-1980 гг. Одной из главных особенностей русской культуры XX века стало её расслоение. Этот процесс начался после Октябрьской революции 1917 года и продолжался в течение всего столетия. Появилась культура официальная и неофициальная, разрешенная и неразрешенная, создаваемая на территории советской России и за её пределами. В советское время общество находилось под тотальным контролем со стороны партийного аппарата. Партия считала, что, только оградив советский народ так называемым «железным занавесом» от всего западного, можно было с успехом нанизывать идеологически правильные настроения, мысли, волю. В рамках огромной страны было создано множество государственных организаций (подконтрольных коммунистической партии), отслеживающих любую информацию извне. Большая часть цензуры приходилось на литературу. Творчество писателей третьей волны характеризовалось и консолидировалось вокруг идеи противостояния советскому мировоззрению, художественным и морально-этическим советским штампам. Статья посвящена творчеству писателей русского зарубежья, которое сформировало существующие в советском обществе представления о взаимоотношениях науки и культуры с властью. Предметом исследования выступает репертуар писателей русского зарубежья в 60-80 годы ХХ века. Современное научное гуманитарное знание основывается на междисциплинарном подходе в объяснении специфики наблюдаемых процессов, событий, явлений. Сложность и многоплановость феноменов инакомыслия, неподцензурной печати нуждаются в различных методологических подходах для анализа как явления в целом, так и отдельных их сторон и проявлений.
Ключевые слова: писатели русского зарубежья, три волны эмиграции, зарубежные эмигрантские издательства, тамиздат.
В настоящее время принято выделять три волны русской эмиграции: первая, причинами которой стали революция и последовавшая за ней Гражданская война (рубеж 1910-1920-х годов); вторая, связанная с исходом Второй мировой войны (1940-е годы); и третья — своеобразная реакция на усиление идеологического диктата после закончившейся эпохи «оттепели» (конец 1960-х — начало 1980-х годов). Все три волны были ознаменованы колоссальным оттоком из страны культурных и интеллектуальных сил и создавали в культурном, идейном и даже политическом смысле некий противовес России советской, поэтому мы и говорим сегодня о русском зарубежье как о совершенно уникальном, очень интересном и очень специфическом явлении, единственном в своём роде. По сути дела, это была вторая, параллельная советской, русская культура и русская литература, не знать и не учитывать которую невозможно.
Начало третьей волны эмиграции относится к эпохе конца 1960-х — начала 1970-х годов, то есть исходу «оттепели», когда авторитарная позиция власти вновь начала усиливаться, а значительная часть интеллигенции почувствовала себя в политической, идейной, эстетической оппозиции. Инакомыслие по отношению к официальной идеологии получило название «диссидентство». Возникла необходимость в неофициальной литературе, которая могла бы быть бесцензурной и свободной. Типичным явлением времени стал так называемый «самиздат», а потом и «тамиздат». Одно за другим возникали общественные и культурные объединения и кружки, появились рукописные журналы, переходили из рук в руки машинописные рукописи запрещённых цензурой книг.
В результате принципиального расхождения с властью и господствующей эстетической доктриной к началу 1980-х годов за границей оказались многие представители советской культуры, в том числе писатели: В. Аксенов, Ю. Алешковский, Д. Бобышев, И. Бродский, Г. Владимов, В. Войнович, А. Галич, А. Гладилин, Н. Горбаневская, Ф. Горенштейн, С. Довлатов, А. Зиновьев, Л. Копелев, Ю. Кублановский, А. Кузнецов, Э. Лимонов, В. Максимов, В. Некрасов, С. Соколов, А. Солженицын, В. Тарсис, А. Терц (А. Синявский) и др. Постепенно в среде третьей эмиграции возникли свои периодические издания, среди которых наиболее известными стали журналы «Время и мы», «Голос зарубежья», «Грани», «Континент», «Синтаксис», «Стрелец», «Эхо» и газеты «Новый американец», «Русская мысль».
Первая по-настоящему большая и шумная волна возвращений литературы к читателю советского периода отечественной истории рождается после ХХ съезда КПСС, в пору «оттепели», когда ослабевает цензурный кордон. Именно тогда, во второй половине 50-х — начале 60-х годов, читатель получит, правда в весьма «адаптированном» к советским условиям варианте, произведения некоторых эмигрантов, произведения писателей и поэтов, подвергшихся репрессиям, и кое-что из литературного андеграунда, правда тоже с солидными цензурными купюрами .
Конечно, характер этой волны возвращений целиком обусловлен сущностью «оттепели», когда идеология коммунизма, сохраняя свой исключительный статус, претерпевала что-то вроде косметического ремонта изнутри и романтического обновления снаружи. Переоценивалась роль лишь отдельных «жрецов» идеологии коммунизма, а потому возвращались лишь произведения тех авторов, кто в условиях сталинизма подвергался гонениям, попавшим в поле зрения съезда КПСС. Цензура, однако, достаточно пристально наблюдала за тем, чтобы вместе с реабилитированными людьми не просочились и идеи, отбрасывающие тень на коммунизм как основополагающую доктрину. У читателя появилась возможность прочитать «Голый год» Б.А. Пильняка, но не его «Повесть непогашенной луны». В отцензурированном варианте стал доступен роман «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, но не «Собачье сердце» или «Роковые яйца». Выпустят несколько сборников рассказов А. Платонова, небольшое собрание его произведений, но не «Котлован» и не «Ювенильное море», как и не роман Е.И. Замятина «Мы», не произведения В.В. Набокова, не «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака.
Большинство книг писателей русского зарубежья находилось под запретом в советском государстве и распространялось на его территории нелегально. Рассмотрим репертуар писателей русского зарубежья.
В. Войнович — автор известной трилогии о приключениях солдата Чонкина. Первая часть произведения была издана только в 1969 году во Франкфурте-на-Майне, причём без разрешения автора. Полная версия романа была напечатана лишь в 1975 году в Париже. Его произведения популярны во всём мире и его трилогия приключения солдата Ивана Чонкина была не раз экранизирована. Двенадцать лет писатель Владимир Войнович жил вне СССР. Писатель-реалист, изображал жизнь, как она есть. За
границей печатался тоже много, но по Родине тосковал и мечтал вернуться. В 1990 году его мечты воплотились в жизнь. В. Вой-новичу было возвращено гражданство, он вернулся на Родину .
И. Елагин (Матвеев, 1918-1987) вместе с женой О. Анстей, ожидавшей ребёнка, уехал в Германию из Киева с отступавшими немецкими войсками. Жил, как и многие, под Мюнхеном в одном из лагерей Ди-Пи. В Германии вышли его первые сборники стихов «По дороге оттуда» (1947), «Ты, мое столетие!» (1948). В 1950 году Елагин переезжает в США, становится сотрудником газеты «Новое русское слово», где является одновременно секретарем, редактором, штатным фельетонистом. Выучив английский язык и окончив Нью-Йоркский университет, он становится впоследствии профессором русской литературы в Питсбурге. Книги его стихов, вышедшие в Америке («Отсветы ночные» (1963), «Косой полёт» (1967), «Дракон на крыше» (1973), «Под созвездием Топора» (1976)) демонстрируют единство и в то же время неизбежную динамику художественного мышления поэта. Лирика И. Елагина вместила в себя жизненный опыт, который оказался самым тесным и самым трагическим образом связан с историческими потрясениями ХХ столетия: сталинские репрессии, унесшие жизнь отца, поэта-футуриста и знатока восточных языков Венедикта Марта; война; пережитая в Киеве оккупация; вынужденный путь на Запад; жизнь в лагерях Ди-Пи; трудное послевоенное существование в полуразрушенной Европе; новая эмиграция в Америку. Эти этапы человеческой биографии отразились во многих стихотворениях Елагина, в поэмах «Звёзды», «Беженская поэма», «Нью-Йорк-Питсбург» .
Можно сказать, что центральной в творчестве И. Елагина стала тема времени, тема человека, проходящего сквозь ХХ век: «Я стою под березой двадцатого века, / Это времени самая верная веха…» — строчка для Елагина эмблематичная. Здесь чувствуется единение традиционно-лирического начала с началом масштабным — эпическим, публицистическим. Война не прошла для поэта бесследно, она оставила в память о себе чувство тотальной незащищённости человеческой жизни, ненадёжности будущего, понимание того, что всё человечество висит на волоске.
Ещё один автор — Ю. Анненков и его произведение «Дневник моих встреч» . Дневник представляет собой полотно, собранное Ю. Анненковым из его многочисленных статей, публиковавшихся с начала 1950-х гг. в зарубежных журналах «Опыты», «Новый журнал», «Грани», «Мосты», «Возрождение». К тому же логично предположить, что Ю. Анненков на протяжении всей своей жизни вёл записи. В «Дневнике.» он упоминает записные книжки, которые периодически перечитывает. Помимо этого, отрывок автобиографической прозы художника был приведён ещё в сборнике «Портреты» 1922 г. В тексте статьи М. Бабенчикова «Художник и чорт». Это позволяет сделать вывод, что свои мемуарные записи Ю. Анненков начал вести ещё до своей эмиграции в 1924 г. Книга впервые увидела свет в 1966 г. Двухтомная книга воспоминаний, созданная Ю. Анненковым, состояла из неоднородных по своему строению и содержанию 25 «портретных» глав. Впрочем, количество глав не совпадало с фактическим количеством приведенных в «Дневнике.» графических и описательных портретов: их намного больше заявленных в содержании «именных» глав о деятелях искусств .
Благодаря Ю. Анненкову и многим другим голосам, которые звучат на страницах этой книги, эта мемуарная работа стала своего рода путеводителем по эпохе, истории и искусства первой половины XX в. Техники коллажа и монтажа, повтора и автоцитации, задействованные художником для совмещения столь раз-нофактурных элементов в рамках единого текстового полотна, позволили добиться цельности «Дневника.».
Ещё один автор — Э. Лимонов (Савенко). Герой романа Э. Лимонова «Это я — Эдичка» (1979) оказался вне родины, где он сознательно выводил себя за грань принятых социальных отношений как «подпольный поэт», настаивая на своём маргинальном положении. В новой стране своего пребывания он вновь оказался маргиналом, хотя и по другим основаниям (эмигрант, «отброс общества»). Эта трагическая несовместимость его ни с одной из социальных систем, его вненаходимость по отношению к ним неожиданно осознаётся как совершенно самостоятельный его статус, как положение, в котором только и возможно обретение истинных смыслов и ценностей. Социальная марги-нальность для Эдички — единственная полноценная позиция в современном мире для творческой самореализации (написание псевдодокументального романа), для совершения жизненно
важного поступка, вписывающегося в его архитектонику мира: «… я парень, который готов на всё. И я постараюсь им что-то дать. Свой подвиг. Свою бессмысленную смерть. Да что там постараюсь! Я старался тридцать лет. Дам» .
Э. Лимонов недвусмысленно пишет: «Восстановили нас против советского мира наши же заводилы, господа Сахаров, Солженицын и иже с ними, которые в глаза не видели Западный мир… Возможно, они честно обманулись — сахаровы и солженицыны, но они обманули и нас. Как-никак «властители дум» были». При этом заметим, что «заводилы Сахаров и Солженицын» — мыслители с полярно противоположными политическими взглядами на мир, и для Э. Лимонова их объединяет не то, что они понимают и знают, а то чего они не знают — «западный мир». Страна же исхода, в конечном счёте, предстаёт не адом, а скорее потерянным раем, а интеллигенция — змеем-искусителем. Главный герой, имеющий автобиографические черты, — писатель, осознающий себя по отношению к России блудным сыном, его жизненный путь в Америке представляется путём наказания и искупления греха.
Находясь в эмиграции, Лимонов ставит трудную для своей жизненной ситуации задачу: нарисовать картину истории и современного состояния русской литературы, и шире — искусства, не зависимую от социального заказа, диктуемого американской официальной идеологией. Русская литература, в том числе и определённая часть советской литературы, оценивается героем как одно из самых высоких, а, может быть, и самое высокое достижение мировой художественной мысли. И причина этого кроется в особом читателе, в особой интеллектуальной и художественной атмосфере. Выражая эту мысль подчеркнуто афористически, он пишет: «Для поэта лучшее место — это Россия». Чуть ниже замечает, имея в виду Америку: «Здесь литература низведена до уровня профессорской забавы» .
И следует упомянуть, что такие явления издательской деятельности СССР как «самиздат» и связанный с ним «тамиздат» смогли возникнуть только при тоталитарном или авторитарном режиме, зорко следящим за распространением социально значимой информации, и были неотъемлемым атрибутом позднего советского общества.
В частности, тамиздат был движущей силой многих писателей того времени. Например: в 1978 году в издательстве «Ар-дис» вышла «Невидимая книга» — первая книга С. Довлатова. Позднее он вспоминал: «Скажу без кокетства: издание этой тогда значило для меня гораздо больше, чем могла бы значить Нобелевская премия — сейчас. В моей жизни появился какой-то смысл, я перестал ощущать себя человеком без определённых занятий» .
В советское время общество находилось под тотальным контролем со стороны партийного аппарата. Партия считала, что только оградив советский народ так называемым «железным занавесом» от всего западного, можно было с успехом нанизывать идеологически правильные настроения, мысли, волю. В рамках одной огромной страны было создано множество государственных организаций (подконтрольных партии), отслеживающих любую информацию извне. Большая часть цензуры приходилась на долю литературных произведений.
Система всеобщей политической цензуры включала различные формы и методы идеологического и политического контроля — запрет публикации; цензорское вмешательство, а впоследствии — ухудшение замысла автора и искажение сюжета произведения; отклонение рукописей и т.п.
Главлитом (Главным управлением по делам литературы и издательств) — органом государственного управления Союза Советских Социалистических Республик, осуществлявшим цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в средствах массовой информации в период с 1922 по 1991 годы, в одном только 1958 году, в начале периода оттепели, освоил 1,6 млн. экземпляров изданий (номеров газет и журналов, названий книгоизданий и брошюр) общим тиражом 24 млн. экземпляров из общих фондов библиотек. Цензоры уничтожили более 250 тыс. экземпляров иностранных сугубо враждебных изданий, присланных в СССР, в том числе, советскими писателями русского зарубежья.
В среде советских диссидентов Главлит часто называли «Министерством правды» по аналогии с романом Джорджа Оруэлла «1984», имея в виду, что деятельность этой структуры направлена на искажение действительности, происходящей в советском обществе, в угоду политическому тоталитарному режиму.
Обобщая, можно вполне утверждать, что эстетически проза и поэзия третьей русской эмиграции не была однородной, напротив, литературное творчество писателей русского зарубежья демонстрирует широкое многообразие художественных подходов. Но концептуально и содержательно данная литература, несомненно, консолидируется вокруг идеи противостояния совет-
Библиографический список
скому строю, советской идеологии, советским художественным и морально-этическим штампам. Характерно, что своеобразную связь-отталкивание от советской почвы всегда осознавали и по-особому интерпретировали сами писатели третьей волны, понимая, что именно она составляет главный нерв их жизни и творчества.
1. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий: в 2-х т. Нью-Йорк: Международное литературное содружество, 1966; Т. 1.
3. Довлатов С. Памяти Карла Проффера. Семь дней (Нью-Йорк). 1984: 48; 6 — 7.
4. Зайцев В.А. Творческие поиски русских поэтов «второй волны». Филологические науки. 1997; 4: 3 — 17.
6. Лимонов Э.В. Иностранец в смутное время. Это я — Эдичка. Омск, 1992: 99.
7. Титова Л. «Мне казалось, мы будем жить вечно…» (из воспоминаний об Иване Елагине). Киев, 1995: 37 — 38. References
1. Annenkov Yu.P. Dnevnikmoih vstrech. Cikl tragedij: v 2-h t. N’yu-Jork: Mezhdunarodnoe literaturnoe sodruzhestvo, 1966; T. 1.
3. Dovlatov S. Pamyati Karla Proffera. Sem’ dnej (N’yu-Jork). 1984: 48; 6 — 7.
4. Zajcev V.A. Tvorcheskie poiski russkih po’etov «vtoroj volny». Filologicheskie nauki. 1997; 4: 3 — 17.
6. Limonov ‘E.V. Inostranec vsmutnoe vremya. ‘Eto ya — ‘Edichka. Omsk, 1992: 99.
7. Titova L. «Mne kazalos’, my budem zhit’ vechno…» (iz vospominanij ob Ivane Elagine). Kiev, 1995: 37 — 38.
Статья поступила в редакцию 25.07.18
УДК 821.161.1
Khlebus M.A., postgraduate, Department of History of Contemporary Russian Literature and the Modern Literary Process,
M.V. Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: mhlebus@mail.ru
Key words: diary, feeling, V. von Humboldt, Husserl, language, perception, phenomenology, sensation, Shpet, word, writing.
М.А. Хлебус, аспирантка каф. истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса,
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: mhlebus@mail.ru
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СЛОВА В РОМАНАХ М. ШИШКИНА «ВЕНЕРИН ВОЛОС» (2005), «ПИСЬМОВНИК» (2010)
Феноменология слова в романах М. Шишкина «Венерин волос» (2005), «Письмовник» (2010) — основная тема статьи. Мы исследуем прозу Шишкина в контексте феноменологической эстетики. Опираясь на идеи немецкого феноменолога Э. Гуссерля и его последователя французского мыслителя М. Мерло-Понти, мы обнаруживаем, что чувственное восприятие имеет экзистенциальное значение для художественной реальности писателя. При этом запахи как вид сенсорной реактивности доминируют в прозе Шишкина. Однако ключевым феноменом художественного мира Шишкина является феноменологическое слово. Работы В. фон Гумбольдта и Г. Шпета, поместивших язык в область чувственного, позволяют нам рассматривать слова как основную интенцию человеческого сознания в романах Шишкина, герои которых обращаются к эмоциональной природе языка. В своих текстах Шишкин выводит феномен языка на концептуальный уровень. Мы приходим к выводу, что, по Шишкину, только слово может преодолеть смерть, осуществить вневременную безадресную коммуникацию. Силой феноменологического слова писатель воскрешает прошлое, воссоздаёт образ памяти, её звуки, запахи.
Ключевые слова: восприятие, Гумбольдт, Гуссерль, дневник, ощущение, письмо, слово, феноменология, чувство, Шпет, язык.
Русской литературной традиции известны примеры феноменологических романов. Например, Н.М. Солнцева писала о феноменологии «Лета Господня» (1948) И. Шмелева, в котором мир не описывается, а воссоздаётся с помощью запахов, звуков, вкусов, а «слово явлено через сознание ребёнка» . Л.А. Колобаева в статье «От временного к вечному: феноменологический роман в литературе XX века» рассматривает романы И. Бунина «Жизнь Арсеньева» (1952) и Б. Пастернака «Доктор Живаго» (1957) как феноменологические по мировосприятию.
В статье рассматриваются романы М. Шишкина «Венерин волос» (2005) и «Письмовник» (2010) в контексте феноменологической эстетики, как поэтизация непосредственных восприятий. Родоначальник одного из ведущих философских направлений ХХ в. — феноменологии — Э. Гуссерль считал, что познание бытия в целом (и человека, и вещей, и явлений) верно и оптимально только тогда, когда оно осуществляется через непосредственное восприятие: «Естественная бодрствующая жизнь нашего Я -это постоянное актуальное или неактуальное восприятие» [2,
Лекция 8 из 8
Бунин, Цветаева и Набоков за рубежом: изгнание, попытка выжить или духовная миссия?
Автор Татьяна Марченко
Весь мир облетела весть о присуждении Нобелевской премии по литературе Ивану Бунину — русская эмиграция переживала общий «невыдуманный национальный праздник». Объединенные общим порывом, знаменитые и безвестные соотечественники Бунина, оказавшиеся за рубежом, плакали от радости, словно узнали о победе на фронте; «будто мы были под судом и вдруг оправданы», как было сказано в одном из поздравлений. Газеты, ликуя, трубили о победе русской литературы и русской эмиграции: «за Буниным ничего не было — утверждал поэт и литературный критик Георгий Адамович, — ни послов, ни академий, ни каких-либо издательских трестов… Ничего. Никакой реальной силы. <…> Но этого оказалось достаточно для торжества».
Свежеиспеченный лауреат отправляется в «столицу русского зарубежья» — Париж, где чествования и банкеты сменяли друг друга с карнавальной быстротой в атмосфере всеобщего радостного опьянения. Поездка со свитой в Стокгольм, где Бунин восхитил сдержанных шведов царственно-аристократическими повадками и едва не потерял нобелевские диплом и чек, стала завершением праздника. Часть денег была роздана — прежде всего малоимущим друзьям-писателям (и не только друзьям: не была обделена и не жаловавшая «самонадеянного барина» Марина Цветаева), но бóльшая часть денег была прокучена; предпринятое нобелевским лауреатом собрание сочинений оказалось убыточным. И вот уже снова знакомый стук колес, и Бунин ездит по разным концам Европы читать свои рассказы и украшать своим присутствием банкеты в собственную честь, и вновь бьется буквально «за каждую копейку» гонорара, пристраивая новые произведения в эмигрантской периодике.
Нобелевская премия Бунина стала первым подведением итогов всей эмиграции за дюжину лет ее послереволюционного рассеяния. Лауреатом впервые в истории премии стало «лицо без гражданства».
Эмиграции предшествовало беженство, вызванное Гражданской войной. Февральская революция, на которую возлагали столько надежд, не стала победой демократии и либерализма. Лозунгом Временного правительства был «Война до победного конца», но солдаты устали воевать. Ленин же обещал мир — народам, землю — крестьянам, заводы и фабрики — рабочим, и привлек на свою сторону прежде всего трудовое население. После Октябрьской революции страна раскололась на красных и белых, братоубийственная война оказалась беспощадной.
Красный террор выплеснул из страны многих. Сотни тысяч беженцев, осевших на чужих берегах, принято называть в отечественной историографии первой волной эмиграции.
Эмиграция, предпочтенная террору, ежедневным арестам, экспроприации — это не рациональный просчет жизненных стратегий, это бегство, желание укрыться в безопасном месте, переждать до лучших времен. Среди тех, кто покинул родину после Октября 1917 года, оказалось немало выдающихся представителей русской литературы, музыкантов и художников, артистов и философов. Перечислим главные причины, побудившие их к отъезду или даже бегству.
Во-первых, резкое неприятие большевистской власти, отторжение не только ее идеологии, но и ее главных деятелей: так, Бунин и Куприн прославились такой острой антибольшевистской публицистикой, что остаться для них означало добровольно встать к стенке. Оставшись в Петрограде и выжидая, даже продолжая заниматься сочинительством, Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус пришли позже к тому же решению и стали столь же резкими критиками новой власти. Большевистскую революцию не приняли многие — это был сознательный выбор, творческий и идеологический. Не предпринимая никаких явных антибольшевистских шагов, уехал в Италию с лекциями символист Вячеслав Иванов; «на лечение» (это была удобная формулировка для многих беглецов, поддержанная наркомом просвещения Луначарским) уехал в Берлин писатель Алексей Ремизов. Оба не вернулись.
Во-вторых, физическое выживание. Для многих деятелей литературы и искусства революция и Гражданская война означали прекращение профессиональной деятельности. Далеко не всех устраивали выступления перед красноармейцами за скудный паек, сочинение агиток и малевание плакатов. Рахманинов и Прокофьев покинули Россию, чтобы покорить Америку: великая слава пианиста-виртуоза навсегда задержала Сергея Рахманинова в эмиграции, а Сергей Прокофьев, плодотворно работавший и как композитор, вернулся на родину и органично влился в идеологизированное советское искусство, создав, например, «Здравицу» Сталину. Артисты МХТ, уехав на длительные гастроли, вернулись не все — труппа раскололась. Уезжали и звезды дореволюционного русского экрана. В гастрольную поездку отправилась гордость отечественной сатиры Тэффи — ради заработка, читать комические стихи и скетчи; закончилось это турне в Париже.
В-третьих, советская власть могла сделать врагом недавних сторонников. Даже не прибегая к крайним мерам, советская власть избавлялась от слишком независимых умов, высылая их из страны. На так называемом философском пароходе (на самом деле их было два: «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия») более 160 интеллектуалов вместе с семьями прибыли в конце 1922 года в немецкий порт Штеттин. Высланные не были врагами советской власти, но их инакомыслие было слишком очевидным.
В-четвертых, границы Советской России сильно уменьшились по сравнению с дореволюционными, появились новые государства, и в традиционно дачных местах оказались за рубежом — в Финляндии Леонид Андреев и Илья Репин, а в Эстонии — Игорь Северянин. В прибалтийских государствах сложились большие русские диаспоры никуда не уезжавших людей, родившихся и выросших в Риге или Дерпте (Тарту). Немало русских жили в Польше и в Харбине, на территории Китая.
Было и в-пятых: Марина Цветаева, отлично вписавшаяся благодаря особенностям таланта и характера в творческую обстановку послереволюционной Москвы 1920-х годов, отправилась в Прагу, где жил ее муж Сергей Эфрон — белоэмигрант. Сложный случай Горького — организатора большевистской культурной политики, уехавшего из-за разногласий с новой властью и не имевшего связей с эмиграцией — повлиял на другие судьбы: Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой поехали именно к нему, но уже не вернулись.
Наконец, младшее поколение эмиграции: юношам, оказавшимся в белой армии, путь в Россию был отрезан. Судьбы их оказались разными: Гайто Газданов стал писателем; Алексей Дураков — поэтом, погибшим в сербском Сопротивлении; Илья Голенищев-Кутузов, тоже поэт и тоже сербский партизан, вернулся в Россию после Второй мировой войны и стал крупным ученым, специалистом по творчеству Данте. Впрочем, его увозили родители — как и Владимира Набокова, чей отец был одним из лидеров кадетской партии. Невозможно представить Набокова советским писателем; появление же «Лолиты» в СССР и вовсе превосходит все мыслимые допущения.
Большинство эмигрантов не предполагали, что эмиграция станет их судьбой. Некоторые писатели и деятели культуры продолжали жить с советскими паспортами, с симпатией писать о советской литературе и культуре и носить прозвище «большевизанов» (как Михаил Осоргин). Но всеобщие надежды на недолговечность большевиков быстро таяли, с 1924 года все больше стран признавали СССР, а контакты с друзьями и родственниками сходили на нет, поскольку переписка с заграницей грозила советским гражданам нешуточными преследованиями. Историк-классик Михаил Ростовцев предупреждал Бунина:
«В Россию? Никогда не попадем. Здесь умрем. Это всегда так кажется людям, плохо помнящим историю. А ведь как часто приходилось читать, например: «Не прошло и 25 лет, как то-то или тот-то изменились»? Вот и у нас будет так же. Не пройдет и 25 лет, как падут большевики, а может быть, и 50 — но для нас с вами, Иван Алексеевич, это вечность».
У послереволюционной эмиграции стратегия оказалась одна: выживание. Направление беженства определило характер эмиграции. Из Крыма и Одессы эвакуировались остатки белой армии; с ними уходило гражданское население — семьи военных; уходили те, кто в глазах победивших большевиков выглядел «контрой», недобитыми буржуями. Воспетое Блоком в «Двенадцати» «Тра-та-та» («Эх, эх, без креста!») приводило Бунина в ярость; он был среди тех, кто не принимал большевизма не просто политически, но и психофизически: «какие-то хряпы с мокрыми руками» не убеждали его ни как будущие правители государства, ни как слушательницы возвышенных стихов.
Первой остановкой оказался Константинополь, турецкая столица. Французские оккупационные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отправили военных в лагеря на голых островах — Галлиполи и Лемнос, и еще дальше — в тунисскую Бизерту. В островных лагерях проводились концерты, ставились спектакли, а ежедневная газета не издавалась на бумаге, а звучала из репродуктора. Обеспокоенные отличной подготовкой и приподнятым духом русских солдат, французы поспешили отослать их на работу в славянские страны, прежде всего в Сербию и Болгарию.
Русских беженцев приютило Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — Королевство Югославия), и на Балканах возникла русская диаспора. Это была по большей части монархическая, в еще большей части патриотическая и антибольшевистская эмиграция. После войны, распада Австро-Венгерской монархии и Османской империи новообразованное королевство остро нуждалось в квалифицированных кадрах — врачах, учителях, юристах. Русские эмигранты оказались исключительно кстати: они преподавали в университетах и школах, работали врачами и медперсоналом всех уровней, прокладывали дороги и строили города. В присутствии королевской семьи 9 апреля 1933 года был открыт Русский дом имени императора Николая II: «Не кичись, Европа-дура, / Есть у нас своя культура: / Русский дом, блины с икрой, / Достоевский и Толстой!»
Между тем своим появлением Русский дом обязан принятию в среде русской эмиграции положения о «русских Афинах», то есть о развитии национальной эмигрантской культуры, которая должна была вернуться в Россию. «Бедные, старые, лохматые русские профессора наполнили на чужбине книгами кафедры и университеты, как греки некогда, после падения Константинополя», — вспоминал поэт Милош Црнянский.
Целостной эмиграция не была нигде, не исключение и Королевство сербов, хорватов и словенцев: большинство русских осталось на земле южных славян, они не обязательно ассимилировались, но Белград или Скопье стали их новой родиной. Русские зодчие отстроили новый Белград со всеми его узнаваемыми зданиями: королевские резиденции (возведенные Николаем Красновым, создателем крымской Ливадии), новые церкви в сербско-византийском стиле (разработанном Григорием Самойловым), театры, банки и гостиницы, в том числе лучшие отели Белграда «Москва» и «Эксельсиор». Эмигрировавших из послереволюционной России архитекторов и инженеров-строителей в Югославии трудилось более трехсот.
Если на Балканах диаспора была по преимуществу «недемократической», православно-монархической, то Праге суждено было стать центром «прогрессивных русских». С 1921 по 1932 год в Чехословакии действовала инициированная правительством «Русская акция». Средства на сохранение «остатка культурных сил России» (слова президента Чехословакии Масарика) выделялись весьма значительные, но принимающая сторона руководствовалась не только гуманизмом — подготовкой кадров для будущей России, — но и прагматикой: русские культурные и научные институты, учрежденные и развиваемые эмигрантами, служили престижу Чехословакии.
«Русский Оксфорд» собирал студентов со всего зарубежья, обеспечивая их стипендиями. Именно так попал в Прагу Сергей Эфрон — муж Марины Цветаевой. Интеллигенция — профессора, учителя, инженеры, писатели и журналисты — были обеспечены пособиями. Даже поэтические кружки обретали строгий академический вид: так, «Скитом поэтов» руководил профессор Альфред Бем, и там проходили настоящие историко-филологические чтения.
Литературная Прага соревновалась с Парижем; Марк Слоним, возглавлявший литературный отдел в журнале «Воля России», не делил русскую литературу на советскую и эмигрантскую, но предпочтение неизменно отдавал первой. Стоит сравнить атмосферу Праги, зачитывавшейся советскими писателями, с Белградом: когда Голенищев-Кутузов опубликовал в Белграде статьи о первом томе «Поднятой целины» Шолохова и романе Алексея Толстого «Петр I», то номера журнала были конфискованы югославской полицией, а автора арестовали за «советскую пропаганду».
Русским пражанам, мечтавшим о «возвращенчестве с высоко поднятой головой», победно вернуться не удалось; многих ждала драматическая участь после Второй мировой войны — вплоть до ареста и гибели, как Альфреда Бема. «Евразийский соблазн» завершился расколом на правую и левую группы. Левые евразийцы стремились в Советский Союз, поверив в идеи коммунизма. Сергей Эфрон и Дмитрий Святополк-Мирский поплатились за свою веру жизнью (оба были арестованы и погибли).
После «кламарского раскола» (на рубеже 1928–1929 годов) евразийство возглавил представитель правого крыла — Петр Савицкий, и до оккупации Чехословакии интенсивно развивалась евразийская историософия, но гитлеровская власть запретила движение, наложив вето на последнюю, уже подготовленную к изданию «Евразийскую хронику». После победы Савицкий был арестован, отсидел в мордовских лагерях; к этому времени относится его эпистолярное знакомство со Львом Гумилевым, позже начинается активная переписка, обмен идеями и взаимовлияние.
Литературная и театральная Прага была средоточием нескольких культур, куда органично влилась и русская. Если в иных центрах русского рассеяния эмигранты чувствовали себя чужими в чуждом и непонятном мире, то в Праге, напротив, было взаимное притяжение интеллигенции двух славянских народов. Особой национальной гордостью эмигрантов была Пражская труппа Московского Художественного театра: в ее составе были актеры, не вернувшиеся в СССР после заграничных гастролей.
Если некогда Константинополь стал своего рода гигантским пересыльным пунктом, где вчерашним гражданам огромной мощной страны пришлось свыкаться со статусом эмигрантов, то в Берлине, игравшем в 1921–1923 годах роль одного из центров русской культурной жизни, скрещивались на краткий исторический миг пути тех, кто останется в эмиграции, и тех, кто вернется на родину. В Берлине надолго или временно останавливались Андрей Белый, Алексей Ремизов, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский, Борис Пастернак, Борис Пильняк, Сергей Есенин.
Немецкая марка упала, и жизнь привлекала дешевизной. Именно экономические выгоды обусловили размах постановки издательского дела: с 1918 по 1928 год в Берлине было зарегистрировано 188 русских издательств. Самые известные среди них — «Издательство Зиновия Гржебина», «Издательство Ладыжникова», «Знание», «Геликон», «Петрополис», «Слово». Редактор журнала «Русская книга» (позднее — «Новая русская книга») Александр Ященко сформулировал принцип единства русской литературы — без разделения на советскую и эмигрантскую.
Берлинская пресса была самого разного спектра: от эсеровских газет до журнала «Беседа», в редколлегию которого входили Ходасевич и выехавший «для лечения» Горький. Будто нет и не было никакой цензуры, в Берлине печатали новые произведения Федора Сологуба, Михаила Булгакова, Евгения Замятина, Константина Федина, а тиражи отправляли в Россию.
В восстановленном по петроградскому образцу Доме искусств на подмостки выходили писатели, которым через несколько лет суждено было расстаться навсегда. К берлинскому периоду жизни Набокова (с 1922 по 1937 год), вступившего в литературу под псевдонимом Сирин, относится почти все написанное им по-русски в стихах и прозе в межвоенное время. Затерянные среди немцев с их унылым картофельным салатом и устрашающим совместным пением, русские, казалось Набокову, скользили по берлинской жизни подобно «мертвенно-яркой толпе» статистов в немом кино, чем многие эмигранты не грешили подрабатывать «за десять марок штука», как описывает он в романе «Машенька». Русские лица оказались запечатленными на кинопленку в фильмах немого кино «Метрополис», «Фауст», «Голем», «Последний человек».
Подспудно шел активный процесс взаимного обогащения культур, быстрого знакомства с современными эстетическими и интеллектуальными тенденциями, многие из которых привезли в Берлин эмигранты: русский авангард в искусстве, формализм в литературоведении, из которого возникнет впоследствии европейский структурализм. Выставки русских художников сменяли друг друга: Гончарова, Коровин, Бенуа, Сомов, Кандинский, Явленский, Шагал.
Несколько лет существования русского Берлина стали своего рода передышкой, временем самоопределения для оказавшейся в нем русской творческой элиты. Те, кто выбрал эмиграцию, вскоре разъехались из Германии: большинство —в Париж, некоторые — в Прагу, иные — в прибалтийские страны. Эксперимент закончился, «Шарлоттенград», где все говорили по-русски, перестал существовать.
Как известно, Россия состоит из столицы и провинции. Именно так оказался устроен и мир русского рассеяния. Космополитической столицей после Первой мировой войны был Париж. Париж, город, в который полтора века стремились все мыслящие русские люди, стал и столицей русского рассеяния. Благодаря политике Третьей республики, благосклонной к русским беженцам, русские эмигранты буквально хлынули на берега Сены.
После краткого пребывания в Константинополе и Софии в марте 1920 года в Париж прибыл и Бунин, который быстро стал играть роль литературного мэтра. «Париж нравится», — записала в дневнике жена писателя Вера Муромцева-Бунина. И грустно добавила:
«Нет почти никаких надежд на то, чтобы устроиться в Париже. <…> За эту неделю я почти не видела Парижа, но зато видела много русских. Только прислуга напоминает, что мы не в России».
Почти непроницаемое существование двух миров, французского и русского, продолжалось вплоть до Второй мировой войны: измученный «Великой» — Первой мировой — войной, Париж веселился в упоении от победы, от Версальского мирного договора, наложившего непомерную контрибуцию на Германию, и равнодушно отнесся к русским. Многие вчерашние «врангелевцы» и «деникинцы», кадровые офицеры были согласны на любое место: чернорабочих на заводах «Пежо» и «Рено», грузчиков, таксистов. Русская интеллигенция, аристократия, буржуазия, военное и чиновническое сословие во Франции стремительно обеднели и пролетаризировались, пополняя ряды лакеев, официантов, мойщиков посуды.
Париж стал главным литературным центром русского зарубежья. Русский «городок», как его называла Тэффи, собрал все лучшие, жизнеспособные творческие силы эмиграции. Париж уже в конце XIX века был Меккой для художников и музыкантов. В предреволюционное десятилетие Русские сезоны Сергея Дягилева завоевали Париж и весь культурный мир. Музыкально-театральная жизнь русского Парижа только в перечислении имен и событий заняла бы многие страницы.
Но культурное наследие русского зарубежья прежде всего логоцентрично, что проявилось в издательской деятельности, в разноплановости периодики, в многообразии литературы художественной, поэзии и прозы, и документальной — мемуары, дневники, письма. К этому следует прибавить философские трактаты, критику и публицистику. И если метафорически русская эмиграция может быть определена как текст, то его главные страницы были написаны в Париже.
«Мы не в изгнании, мы в послании», — заметила однажды Нина Берберова. Завершив традиции классической русской прозы в творчестве Бунина и поэтического Серебряного века в творчестве Георгия Иванова и Марины Цветаевой, создав миф о православной Руси в эпопеях Ивана Шмелева, придав русской книжности и фольклорной архаике черты модерна в сочинениях Алексея Ремизова, русское зарубежье восполнило русскую литературу XX века, воссоздав ее целостность.
Эмигранты держались сознанием, что они выбрали свободу, что в оставленной России творческая личность унижена и придавлена политическим режимом и социальным заказом. Георгию Адамовичу казалось, что советская литература упростилась до лубка, а Ходасевичу предписанное соцреализмом «счастье» виделось чем-то вроде удавки — по мере приближения общества к коммунизму «литература задохнется от счастья».
Культура русской эмиграции во многом оказалась компенсаторной по отношению к советской — не только в слове, но и в балете или в изобразительном искусстве. Это происходило во всем: религиозная философия против научного коммунизма, литературный модерн и поэтизация русской старины против авангарда 20-х и соцреализма 30-х, одиночество и свобода против диктатуры и цензуры. У большинства мэтров литературы русского зарубежья советская действительность и советская культура вызывали отвращение и отторжение. Зинаида Гиппиус предлагала:
«Неужели никому не приходило в голову, оставив в стороне всякую «политику», все ужасы, разрушенье, удушенье, кровь (это тоже зовется «политикой»), взглянуть на происходящее в России и на советских повелителей только с эстетической точки зрения? <…> Попробуйте. Если насчет всех прочих сторон («политика») еще могут найтись спорщики, то уж тут бесспорно: никогда еще мир не видал такого полного, такого плоского, такого смрадного — уродства».
Советские люди пугали эмигрантов даже на фотографиях: без носков ходят (летом). Казалось, однако, что уродство пройдет, что Россия вернется к своим традициям и тогда окажется, что эмиграция стала соединительным мостом между прошлым и будущим. В Париже в 1924 году Бунин произнес речь «Миссия русской эмиграции». Писатель говорил о погибели России, имея в виду тысячелетнюю Россию с ее православной верой, сложившимся общественным укладом с царем во главе государства, с историческими завоеваниями, победами и великими культурными достижениями. Миссия русской эмиграции виделась в сохранении этой преемственности. Но как это сделать — ни политики, ни писатели, ни философы, ни тем более юные балерины ответа бы дать не смогли.
Никакой мотивации жить в чужой стране у большинства не было. Вернуться для барской жизни и всенародной славы? Это удалось Алексею Толстому, а Сергей Прокофьев умер в коммунальной квартире. Старенький и больной Куприн уехал, чтобы умереть на родине; Горького почти выкрали — это была знаковая фигура, и писатель был обязан продолжать служить революции. Бунин же и после войны, в эйфории от победы, вернуться не решился. Его России уже не существовало — а новой он не знал.
Никаких стратегий у эмиграции не было — было выживание. «Так всех нас разметало по белому свету, / Что не хватит бумаги заполнить анкету», — определила русскую скитальческую судьбу XX века Ларисса Андерсен. Когда поэтесса скончалась на 102-м году жизни, метафора возникла сама — последний лепесток восточной, харбинской ветви эмиграции отлетел. «Писать стихи на русском, живя среди иностранцев (а я всю жизнь пишу только на родном языке), — это то же самое, что танцевать при пустом зале», — признавалась поэтесса.
Вот уже почти двадцать лет длится четвертая волна эмиграции из России, едва ли не превосходящая по масштабам прошлые волны, а данный процесс все еще не рассматривается в качестве важной составной проблемы миграционной и демографической политики государства. Отсутствует представление об истинных размерах эмиграционных потоков, о соотношении и динамике их различных видов, включая «утечку умов», массовую женскую и бизнес-эмиграцию. Далеко не полностью изучены причины и мотивы эмиграции, хотя очевидно, что они не могли оставаться неизменными с начала 1990-х гг. Не учитывается фактор эмиграции и при прогнозировании российских демографических перспектив.
Серьезной помехой в изучении особенностей и последствий эмиграции из современной России является состояние отечественного статистического учета: регистрация только легальных выездов на постоянное место жительства (ПМЖ) приводит к тому, что лица, выезжающие по таким формально легальным каналам, как туризм, временные трудовые контракты, приглашения на учебу, деловые поездки, но с конечной целью остаться за рубежом, в итоге не учитываются нашими официальными службами. А те, кто собирается покинуть Россию на несколько лет или даже навсегда, вполне обходятся без соответствующего оформления – многим оно и не нужно, поскольку его отсутствие позволяет «сохранить в России жилье, часто – место работы или учебы и, в конечном счете, обезопасить себя от возможных рисков, связанных с эмиграцией» . По собственному признанию руководителя отдела статистики текущего учета населения Росстата М. Рахманиновой, «никто точно не знает, сколько человек уехало из России» . Исследователи миграции давно бьют тревогу: «информация, публикуемая Госкомстатом, не может служить основанием для серьезной практической работы и негативно влияет на развитие отечественной науки» .
Однако уехавшие за рубеж в конечном счете «улавливаются» иммиграционной статистикой принимающих стран, попадают в экспертные оценки или выборочные обследования, об их численности становится известно благодаря амнистиям и переписям населения. В Израиле данные об иммиграции из РФ отдельной строкой выделяются с 1989 г., в Германии — с 1992 г. В США также с 1992 г. публикуются данные об иммигрантах еврейского, русского, украинского, белорусского, армянского происхождения – выходцах из бывшего СССР.
Особенности четвертой волны
Сугубо этнический характер начальной фазы (1987–1992 гг.), а также общая устойчивость оказались далеко не единственными отличительными чертами новой эмиграционной волны. Кроме них, можно выделить следующие особенности.
1. Преимущественно добровольный характер эмиграции принципиально отличает четвертую волну от трех предыдущих, носивших либо вынужденный, либо принудительный характер. В особенности добровольность присуща эмиграции этнической. Мотивация к возвращению на историческую родину переплеталась у части мигрантов, особенно евреев, с религиозными чувствами. Большинство эмигрантов этой категории покидали Россию на основании сугубо личного и, в основном, добровольного выбора, нередко сохраняя гражданство, юридические права, имущество и профессионально–деловые отношения.
Но говорить о полной добровольности применительно ко всем группам эмигрантов все же не приходится. Уже с 1993 года, когда вступил в силу закон о свободе выезда и въезда для всех граждан России, начинает нарастать добровольно-вынужденная эмиграция собственно русских. Одни уезжали за рубеж ради куска хлеба, другие стремились обезопасить свои капиталы. Очевидно вынужденный характер имеет значительная часть женской эмиграции, поскольку именно среди женщин наблюдается наибольшее число безработных. Бизнес–эмиграция во многих случаях была по-своему вынужденно–принудительной, особенно в середине 1990-х годов, когда капитал бежал от кровавых разборок, связанных с переделом собственности между частными компаниями. Лишь в последние годы, с началом процесса осознанного вложения денег в зарубежную экономику, можно говорить о том, что бизнес–эмиграция из России, сохраняя элементы вынужденности, становится более добровольной.
2. Характерной особенностью современной эмиграции является высокий интеллектуальный уровень – массовая «утечка умов». По оценке ректора МГУ В. Садовничего, только за 1990-е годы Россия утратила треть своего интеллектуального потенциала и эти потери продолжают нарастать . Произошла, по сути дела, «пересадка» на Запад ряда научных школ, и многие считают эту утрату невосполнимой .
Первая волна эмиграции 1917–1922 гг. тоже означала невосполнимые потери для отечественной науки и культуры. Но, говоря о науке, следует учитывать несопоставимость общих уровней ее развития тогда, почти столетие назад, и сегодня, когда наука превратилась в непосредственную производительную силу, чего не было в 1920-е годы. Несопоставимы не только численность уехавших ученых и специалистов, но и их качественные характеристики – если основу научной эмиграции первой волны составляли преимущественно гуманитарии, то в четвертой волне явно преобладают представители точных и естественных наук.
3. Возникла ранее никогда не существовавшая массовая женская эмиграция — компонент общей, глобальной тенденции к феминизации миграции. Помимо выездов за рубеж в составе семей или в связи с воссоединением семей, появились самостоятельные потоки, в том числе так называемый «трафик женщин» в качестве новейшей формы фактической торговли людьми. Только в Европе оказались сотни тысяч россиянок, часть которых занята в сфере услуг и развлечений, в ресторанах и барах, но большинство находит работу лишь в сфере проституции. Особую проблему представляет судьба тех, кто попадает в этот бизнес не по своей воле, а в силу нелегального или полулегального статуса и связанного с ним бесправия, незнания языка и законов страны пребывания, кто становится жертвой недобросовестных фирм по трудоустройству или криминальных структур. Вместе с тем, по данным МИД РФ, не менее 50% занятых в сфере «интимных услуг» соглашаются на это вполне осознанно и добровольно. Немалый размах получил и «экспорт невест».
4. Как ни парадоксально, но безвозвратная миграция из России носит во многом организованный характер. Это самоочевидно, когда речь идет о выезде евреев в Израиль через агентство «Сохнут» или же о репатриации этнических немцев, регулируемой министерством внутренних дел Германии. Но фактически аналогичным образом обстоит дело и с «утечкой молодых умов». Иностранные компании и разного рода фонды добились права отбирать кандидатов из числа студентов старших курсов ведущих вузов страны. По сути дела, сформировалась разветвленная сеть представительств иностранных университетов, НПО и корпораций, занятая вербовкой как лучшей студенческой молодежи, так и более зрелых специалистов. Их деятельность активно поддерживается заинтересованными государствами .
Организованный характер носит нелегальная эмиграция, в особенности «трафик женщин». В нее вовлечены не только преступные группировки, функционирующие как в России, так и за рубежом, где сложилась сеть посредников из бывших российских граждан, для которых это стало прибыльным бизнесом, но и коррумпированные сотрудники миграционных служб.
Широкое распространение получили изготовление и сбыт фальшивых документов. Не брезгуют заниматься организацией незаконного выезда из России даже консульские службы иностранных государств. Достоянием гласности в августе 2006 г. стало увольнение группы коррумпированных сотрудников французского посольства в Москве, с чьей помощью разрешение на въезд во Францию по подложным документам мог получить каждый, но не за официальную таксу в 35 евро, а за тысячу и более.
5. Заметным своеобразием отличается в России нелегальная эмиграция. «Практически через легальные структуры, – констатируют авторы книги «Женщина. Миграция. Государство», – идет в массовом порядке выезд на работу по визам, не разрешающим работу за рубежом, то есть нелегальный выезд» . Для лиц массовых профессий организация выездов по туристическим или гостевым визам — обычный путь латентной эмиграции. Но в России распространена и другая, так называемая поэтапная форма эмиграции, когда за рубеж, в основном на Запад, официально выезжают для временной работы или учебы представители высокотехнологичного и интеллектуального труда, некоторое время спустя оформляющие там вид на жительство, а затем и гражданство. Безвозвратный характер зачастую приобретает выезд по временным трудовым контрактам российских летчиков, авиационных механиков, моряков в африканские страны, где отсутствуют местные квалифицированные кадры. В последнее время в Анголе, Конго, Нигерии, Чаде стал формироваться рынок услуг российских охранных агентств. Подлинные размеры всех этих форм эмиграции остаются фактически неизвестными.
География и масштабы современной эмиграции
Реальная картина географических направлений и масштабов эмиграции из современной России существенно, а в чем-то и кардинально отличается от официальных показателей.
Начнем с Германии — страны, принявшей наибольшее число эмигрантов четвертой волны. Как следует из таблицы 1, официальные российские оценки численности выехавших на ПМЖ в ФРГ близки к германским оценкам численности одних только «аусзидлеров», как называют этнических немцев, прибывших из РФ. Всего же за 1992–2004 гг., по данным Росстата, в эту страну выехало 686 885 человек, тогда как, по данным МВД ФРГ, туда въехало 640 800 «аусзидлеров». Очевидно, что разница в 46 тыс. человек слишком мала, чтобы соответствовать числу всех остальных иммигрантов из РФ . По нашим расчетам, проведенным с учетом немецкой статистики, общий объем легальной иммиграции в ФРГ из РФ за этот период составил более 900 тыс. чел. (911 371), что превосходит цифру Росстата на 32,7 %.
Таблица 1. Эмиграция из России в Германию, 1992–2004 гг., человек Источники:
* – Оценки получены путем вычитания из общей численности этнических немцев, въехавших в ФРГ в 2003 и 2004 гг., 15 % тех, кто прибыл из третьих стран, помимо России и Казахстана. Оставшиеся 85 % поделены поровну между Россией и Казахстаном по аналогии с 2002 г.
** – Оценки, основанные на предположении неизменности превышения общей численности иммигрантов над численностью аусзидлеров (в среднем 42,2 % в 1992–1998 гг.).
Обратимся теперь к Израилю. Массовые выезды в эту страну имеют две бросающиеся в глаза особенности. В 1987–1990 гг. значительное число эмигрантов не доезжало до страны назначения: официальный выезд в Израиль служил тогда для многих лишь возможностью комфортно добраться до Вены или Рима, а потом, имея израильскую визу, получить вид на жительство практически в любой стране Западной Европы или Северной Америки . На втором этапе, после 1995 г., число въездов в Израиль, напротив, стало заметно превышать число выездов туда из РФ, и это превышение нарастало вплоть до 2002 г., отражая тенденцию к сокращению числа желающих официально оформлять выезд на ПМЖ.
В целом же за 1987–2004 гг. в Израиль легально выехали 288624 человека, но прибыли туда 311100 человек. Эта последняя цифра, похоже, наиболее близка к достоверной оценке.
Таблица 2. Эмиграция из России в Израиль 1987–2004 гг., человек
Годы | Численность выехавших в Израиль на ПМЖ | Численность иммигрантов прибывших из РФ | Отношение (2) ÷ (1) | Годы | Численность выехавших в Израиль на ПМЖ | Численность иммигрантов прибывших из РФ | Отношение (2) ÷ (1) |
(1) | (2) | (3) | (4) | (1) | (2) | (3) | (4) |
1987 | 3523 | 2072* | 0,59 | 1996 | 14298 | 16488 | 1,15 |
1988 | 8088 | 2166* | 0,27 | 1997 | 12873 | 15290 | 1,18 |
1989 | 21956 | 3821 | 0,17 | 1998 | 12778 | 14454 | 1,13 |
1990 | 61023 | 45522 | 0,75 | 1999 | 20026 | 31104 | 1,55 |
1991 | 38744 | 47267 | 1,22 | 2000 | 9407 | 18785 | 1,99 |
1992 | 21975 | 24786 | 1,13 | 2001 | 4835 | 10871 | 2,24 |
1993 | 20404 | 23082 | 1,13 | 2002 | 2764 | 6540 | 2,36 |
1994 | 16951 | 24612 | 1,45 | 2003 | 2048 | 4835 | 2,36 |
1995 | 15198 | 15707 | 1,03 | 2004 | 1733 | 3698 | 2,13 |
* В целом из СССР.
Более сложным делом является количественная оценка эмиграции в Соединенные Штаты, и связано это с многочисленными различиями в практике статистического учета: в США, например, предпочтение отдается регистрации по месту рождения, а не по стране последнего места жительства; применяются иные сроки учета прибытия иммигрантов (с 1 октября, т.е. с начала фискального, а не календарного года); получение статуса иммигранта осуществляется не сразу, а 1–3 года спустя; лица одной национальности, прибывшие из разных стран (в нашем случае из бывших союзных республик) учитываются службой иммиграции и натурализации США в общей статистике по лицам данной национальности. В результате, в число «русских» могут включаться русские, выехавшие не только из РФ. В то же время в число выехавших из РФ не попадают этнические евреи, украинцы, белорусы, армяне и т.д.
Таблица 3. Эмиграция из России в США, 1992–2004 гг., человек Источники: * – Оценки, исходя из стабильной квоты последних лет.
Приходится ограничиваться тем, что есть, а именно, статистическими данными по этническим русским. Но даже в этом случае данные по иммиграции в США превышают, причем существенно, цифры официальной российской статистики соответствующих выездов на ПМЖ. За 1992–2004 гг. в США из России прибыло 210 227 иммигрантов, тогда как по данным Росстата в эту страну эмигрировало всего 105 319 человек – чуть больше половины зарегистрированных в США иммигрантов только русской национальности.
В итоге по трем основным направлениям миграции из Российской Федерации в «дальнее зарубежье», а именно в Германию, Израиль и США, согласно российской статистике, в 1992–2004гг. проследовало 947 494 человек. Но это заметно меньше числа прибывших туда 1 432 798 человек, многие из которых покинули Россию на иных основаниях, нежели выезд на ПМЖ. Ситуацию можно описать иначе: более трети фактических эмигрантов сделало это на квазилегальных основаниях.
Есть страны, о реальных масштабах эмиграции в которые официальная статистика не дает даже примерного представления. По некоторым оценкам, «только в Польше уже проживают более 300 тыс. выходцев из стран–членов СНГ (в основном из России), выехавших на временную работу или по гостевой визе» . И в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, насколько интенсивно в 1990-е гг. осваивали польский рынок десятки, если не сотни тысяч российских «челноков». Однако, по данным Росстата, в 1997–2004 гг. на ПМЖ в Польшу выехало всего 1379 человек. Аналогичные парадоксы можно отметить в Венгрии, где, по оценке того же источника, живут и трудятся «десятки тысяч наших сограждан». Но Венгрия вообще не представлена в выездах на ПМЖ.
Еще более показательна ситуация с Великобританией. В официальной статистике выездов на ПМЖ эта страна занимает одно из последних мест – в 1997–2004 гг. туда ежегодно выезжало в среднем по 145 человек. Но в исследованиях, в публикациях СМИ и Интернете уже несколько лет назад можно было встретить совсем иные сведения: на Британских островах осело не менее 200 тыс. наших соотечественников (из них 100 тыс. — в Лондоне и его окрестностях). Затем цифра возросла до 400 тыс. По более поздним данным, уже 250 тыс. наших соотечественников владеют недвижимостью стоимостью 4,2 млрд. долл. в столице Соединенного Королевства, и это не считая тех, кто приобретал дома и квартиры стоимостью менее одного миллиона фунтов стерлингов .
В двух других европейских странах – в Греции и на Кипре – согласно экспертным оценкам, проживает свыше полумиллиона выходцев из бывшего СССР, основную долю которых составляют выходцы из России . Особого внимания заслуживает Кипр – один из мировых центров по отмыванию денег из РФ и бывших советских республик. Возникшая там диаспора формировалась по большей части за счет квазилегальных и нелегальных мигрантов, нередко с криминальным прошлым. Важную роль в массовом освоении Кипра «новыми русскими» сыграли российские риэлторские фирмы, уже в начале 1990-х годов добившиеся от местных властей благоприятных условий приобретения недвижимости и оформления в течение трех месяцев вида на жительство. Схожие условия для поселения были созданы на Мальте.
Еще одним примером разрыва между статистикой и реальностью может служить Эквадор. По данным, озвученным послом этой латиноамериканской страны в РФ, в Эквадоре постоянно проживает от 2 до 3 тыс. россиян, часть которых приезжает сюда на заработки и занимается торговлей бананами и цветами. Другая часть работает в трех русских компаниях, имеющих собственные плантации и занимающихся выращиванием бананов на экспорт. Русских здесь можно встретить также и в качестве профессоров и преподавателей местных университетов, они имеются даже среди профессиональных спортсменов . Но в публикациях Росстата Эквадор не фигурирует, поскольку для поездок в эту страну гражданам РФ не требуется виза.
Особый случай фактической миграции представляют Испания, а также Франция, где в 1990-е годы возникли колонии выходцев из России, основными жителями которых являются замужние женщины с детьми, чьи мужья продолжают вести свой бизнес в России. Те, кто приобрел там недвижимость, используют ее как круглогодичные дачи, лишь на самое холодное зимнее время перебираясь из прибрежных поселков в города. Поскольку, как правило, речь идет о семьях с детьми, которым стремятся дать западное воспитание и образование, и, следовательно, о длительных сроках пребывания, очевидно, что в данном случае можно говорить о фактических выездах на ПМЖ, не фиксируемых в качестве таковых ни российской, ни местной статистикой, поскольку мигранты этой категории имеют либо вид на жительство, либо многоразовые въездные визы. О масштабах явления можно судить по тому, что только в 1990-е годы в Испании было приобретено в собственность 16 тыс. объектов недвижимости общей стоимостью около 6 млрд. долларов, при росте количества сделок на 10-30% в год. Не все эти дома или квартиры немедленно используются в качестве собственного жилья — они могут сдаваться, чтобы окупить связанные с их приобретением расходы. Но в любом случае масштабы впечатляют .
Эти и подобные им неофициальные оценки – в случае их достоверности – основательно меняют наши представления как о масштабах, так и об основных географических направлениях четвертой волны эмиграции. И без того незыблемая позиция Германии в качестве основной страны приема выходцев из России еще более усилится, если к упомянутым выше 900 тыс. иммигрантов прибавить примерно 100 тыс. нелегалок, занятых проституцией. А вот вторую позицию Израиля могут оспаривать Великобритания, Польша, Кипр и, возможно, США, куда из России было вывезено порядка 50 тыс. детей и подростков и, кроме того (по данным министерства юстиции) прибыло (до 2004 г.) 75 тыс. девушек и женщин по визам невест. В свою очередь, Канада (51 тыс. выходцев из РФ на конец 2001 г.), которой обычно отдают четвертое место, должна опуститься на седьмое место и т.д.
Очевидно, что оценки размеров эмиграции по отдельным странам и в целом изменились бы еще больше, имейся возможность достоверно оценить размеры нелегальной эмиграции, в особенности «трафика женщин». По данным Л. Рыбаковского и С. Рязанцева , с рынком сексуальных услуг и развлечений только в странах Западной Европы связано порядка 300–400 тыс. российских женщин 18–24 лет, а это составляет не менее 4–5 % этой возрастной группы. Но Западная Европа не является единственным рынком подобного рода. Известно, что криминальные структуры вывозят женщин в страны Ближнего Востока (ОАЭ, Израиль и Турцию), страны Северо–Восточной Азии (Китай, Японию и Южную Корею), а также Северную Америку. К этим маршрутам следует добавить Таиланд и Южно-Африканскую Республику . Поэтому реальные цифры подобных нелегальных потоков и необратимых для России потерь генофонда могут быть существенно выше названных Л. Рыбаковским и С. Рязанцевым.
Кроме того, дискуссия о размерах эмиграции ведется в основном вокруг численности выехавших в «дальнее зарубежье», без учета «зарубежья ближнего». Между тем в постсоветские годы из России в страны СНГ выезжали не только представители титульных народов этих республик, но и русские, немцы, евреи и другие, причем не только в составе смешанных семей. И речь идет о значительных потоках: в 1992–2004 гг. на ПМЖ в «ближнее зарубежье» из России выехало 2 249 619 человек.
В итоге, привлекая, помимо отечественной, зарубежную статистику, а также оценки экспертов, можно выйти на ориентировочную цифру общего объема эмиграции из России — примерно 4,5–5 миллионов человек. Очевидно, что эта цифра нуждается в дальнейшем уточнении и изучении, в первую очередь с точки зрения повышения уровня достоверности ее отдельных составляющих. При этом нужно понимать: не отраженные в отечественной статистике реальные эмигранты могут по-прежнему числиться в составе населения РФ. Эти фактически «мертвые души» могут учитываться при разработке национальных проектов, в частности, того же проекта поддержания численности населения на уровне 140–142 млн. человек. Крайне важно установить также реальный половозрастной состав эмиграции, чтобы понять, насколько за исследуемый период сократился отечественный генофонд.
Первая волна эмиграции, охватившая около 2 млн. человек, справедливо оценивается как одна из демографических катастроф, пережитых Россией в ХХ веке. Но тогда получается, что за 1992–2004 гг. страна пережила как минимум две такие демографические катастрофы, понеся при этом тяжелейшие качественные потери.
«Утечка умов»: что мы теряем?
Имеющиеся оценки ущерба, нанесенного в 1992–2004 гг. эмиграцией, неполны, отличаются заметным разбросом, но все они фиксируют тенденцию к повышению потерь. Ущерб от «утечки умов» долгое время оценивался в 25–30 млрд. долларов в год, а численность ученых, уехавших за рубеж, в 30 тыс. человек, хотя вряд ли оба эти показателя могли оставаться неизменными. Расчеты с учетом затрат на подготовку научных и других кадров высшей квалификации, а также реального масштаба «утечки мозгов» показали, что уже в начале 1990-х гг. эти потери составляли «как минимум» 35–40 млрд. долл. . В последующем, уже по данным Комиссии по образованию Совета Европы, потери России из-за эмиграции ученых и специалистов достигли, с учетом упущенной выгоды, в среднем порядка 50–60 млрд. долл. в год . Суммарный же ущерб равняется 1 трлн. долларов .
Пересмотрена и оценка численности уехавших ученых – говорится о 200–300 тысячах и более человек. В. Супян, давно занимающийся изучением этой проблемы, привел, со ссылкой на расчеты В. Калинушкина, председателя московской организации профсоюза работников Российской академии наук, еще более внушительную цифру: 500–800 тыс. эмигрировавших ученых .
«Утечка умов», будучи преимущественно безвозвратной, приводит к тому, что затраты государства на воспитание, обучение и повышение квалификации значительной части наиболее одаренной, творческой части нации, общества, остаются невозмещенными. Их несостоявшийся вклад в экономику, науку и образование, в социальное развитие страны, представляет собой колоссальную упущенную выгоду. Поскольку по большей части уезжают молодые поколения, это грозит утратой преемственности научных школ. Наконец, страна несет демографические потери, потери лучшего генофонда, которые в условиях переживаемого Россией острого демографического кризиса не так-то легко восполнить.
В общем и целом происходит физическая утрата наиболее ценной части человеческого капитала, сопровождаемая вычетом из национального продукта в виде его непроизведенной части. Начиная с 1992 г. из-за эмиграции высококвалифицированных кадров Россия каждые 5–7 лет теряла, в среднем, один годовой бюджет только за счет прямых потерь .
Решить проблему интеллектуальной и любой другой эмиграции невозможно без самого активного участия государства и гражданского общества. Для этого необходимы политическая воля и соответствующая характеру и масштабам явления государственная политика, осознание обществом значимости данной проблемы и ее последствий для будущего нации.
* * *
Четвертая волна эмиграции все еще имеет потенциал к продолжению. Казалось бы, в России сложилась устойчивая политическая обстановка, начался экономический рост, а из страны по–прежнему продолжается отток коренного населения. Более того, по некоторым прогнозам, численность эмигрантов, переехавших только в западные страны, может достичь к 2015г. 7–11 млн. человек .
Очевидно, что глубинные причины этого явления коренятся в социально–экономической и политической областях. В наиболее общей форме это проявляется в противоречии между Конституцией РФ, провозгласившей курс на социальное государство, и результатом радикально–либеральных реформ, между ожидавшимся, нередко подсознательно, социал–демократическим вариантом капитализма и возникшим в действительности «диким капитализмом» олигархического типа. Не принимая такую систему, причем не обязательно по идеологическим, а скорее по морально–этическим и другим соображениям, люди делают выбор в пользу более цивилизованного капитализма.
В числе других предпосылок продолжения эмиграции нельзя не упомянуть планы Западной Европы поправить собственную неблагоприятную демографическую ситуацию за счет привлечения населения с христианскими корнями из стран Восточной Европы и России. Скажется и эффект перемещения на Запад отечественных научных школ, которые будут неизбежно притягивать к себе молодые научные кадры. Далеко не ясны последствия присоединения России к Болонскому процессу.
В заключение отметим: в 2004 г. увидело свет первое фундаментальное исследование современной российской эмиграции «Великая миграция. Россия и русские после снятия железного занавеса», выполненное французской исследовательницей Анн де Тенги . Хотелось бы надеяться, что подобное скоро случится и в России. Четвертая волна эмиграции – ее причины, истоки, мотивации и еще имеющийся эмиграционный потенциал – нуждается в глубоком и тщательном изучении и требует самого серьезного отношения со стороны государства.
Примечания:
Рахманинова М. Никто точно не знает, сколько человек уехало из России (интервью) // Известия. – М., 2003. – 16 дек. – С. 11.
Жаренова О., Кечил Н., Пахомов Е. Интеллектуальная миграция россиян. Ближнее и дальнее зарубежье. – М., 2002. – 128 с.
Радзиховский Л. Эмиграция будущего // Еврейское слово. – М., 2004. – 4–10 авг. – С. 2–3. Обоснованность данной точки зрения подтверждает опыт Германии, в свое время лишившейся значительной части своих научных школ. Cтрану ежегодно покидают более 100 тыс. главным образом молодых специалистов, в том числе те, кто лишен в Германии возможности совершенствоваться в новейших отраслях знаний, таких как биофизика, биоинформатика, современная медицина и т.д.
Тюрюканова Е., Малышева М. Женщина. Миграция. Государство. – М., 2001. – 240 с.
Это подтверждается другими данными государственной статистики ФРГ: в период с 1992 по 1998 г. общая численность иммигрантов из России в Германию превышала число аусзидлеров в среднем на 42,2 %. Если предположить, что это превышение сохранялось до конца рассматриваемого периода (хотя, в принципе, оно должно было возрастать), тогда можно выйти на значения, превышающие 900 тыс. человек.
Видимо, неслучайно именно на 1987–1990 гг. приходится резкий всплеск въездов в США евреев со статусом беженца. В 1986 г. их было 698 человек; в 1987 г. – 3 989; в 1988 г. – 11 225; в 1989 г. – 38 395 и в 1990 г. – 32 714 человек (См. Нитобург Э. Евреи в Америке на исходе ХХ века. – М., 1996. – С. 127). Статус беженца практически гарантировал быстрое получение, по меньшей мере, вида на жительство.
Тенденции эмиграции из России. – Режим доступа: http: // Lib. prompter. ru/nov_str 112562.htm.
Хлебников А. Русские в Лондоне… // Аргументы и факты. – М., 2006. – 22–28 нояб. – С. 6.
Тюрюканова Е. Гендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ в Россию // Диаспоры. – М., 2005. – № 1. – С. 48–64.
Рыбаковский Л., Рязанцев С. Международная миграция в Российской Федерации: Научн. доклад. – М., 2005. – 53 с.
Отчет о выполнении положений Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин: Российская Федерация / НПО «Центрально-Европейск. и Евроазиат. Законодательная инициатива» (CEELI). – М., 2006. – 184 с.
Горелик Б. Российская иммиграция в Южную Африку: вчера и сегодня. — М., 2007. – 255 с.
Жаренова О., Кечил Н., Пахомов Е. Указ. соч.
Наумова Т. Научная эмиграция из России // Свободная мысль – XXI. – М., 2004. – № 3. – С. 120–130.
Кива А. Научимся ли мы жить своим умом // Россiя. – М., 2006. –
2–8 нояб. – С. 4.
Стрельцова Я. Миграционные процессы в России (конец 1990-х годов) // Россия и современный мир. – М., 2001. – № 4. – С. 160–169.
Супян В. «Утечка умов»: мировые и российские тенденции // Человек и труд. – М., 2003. – № 7. – С. 40–43.
В современной исторической науке сложилась общепринятая периодизация, включающая в себя дореволюционную, послереволюционную (после 1917 г.), именуемую «первой» волной; послевоенную, именуемую «второй» волной эмиграции; «третью» в рамках периода 1960- 1980-х гг.; и «четвертую» – современную (после 1991 г.) волну, совпадающую с постсоветским периодом истории нашей страны. Вместе с тем, ряд отечественных исследователей придерживаются иной точки зрения на проблему периодизации. В первую очередь, среди историков-американистов принято считать в качестве первой волны массовую дореволюционную эмиграцию за океан, преимущественно трудовую.
Русская эмиграция в XIX – начале XX в.
Потоки русских эмигрантов на протяжении XIX – XX вв. носят непостоянный, пульсирующий характер, и тесно связаны с особенностями политического и экономического развития России. Но, если в начале XIX в. эмигрировали отдельные личности, то уже с середины века мы можем наблюдать определенные закономерности. Наиболее значимыми компонентами дореволюционного миграционного потока из России во второй половине XIX-начале XX в., определившими лицо российского зарубежья дореволюционной эпохи, стала политическая, революционная эмиграция в Европу, складывающаяся вокруг университетских центров, трудовая миграция в США и национальная (с элементами религиозной) эмиграция. В 1870-1880-е годы российские эмигрантские центры сформировались в большинстве стран Западной Европы, США, Японии. Российские трудовые мигранты внесли свой вклад в колонизацию Нового света (США, Канада, Бразилия и Аргентина) и Дальнего Востока за пределами России (Китай). В 80-е гг. XIX в. к ним прибавились многочисленные представители национальной эмиграции из России: евреи, поляки, финны, литовцы, латыши, эстонцы. Достаточно многочисленная группа российской интеллигенции навсегда покинула родину после событий революции 1905 г. По сведениям официальной статистики в период с 1828 г. до начала Первой мировой войны количество россиян, покинувших империю, составило 4,5 миллиона человек.
«Первая» волна.
Революционные события 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война привели к появлению большого числа беженцев из России. Точных данных о численности покинувших тогда родину не существует. Традиционно (с 1920–х годов) считалось, что в эмиграции находилось около 2 млн. наших соотечественников. Следует отметить, что массовый отток эмигрантов шел до середины 1920-х годов, затем он прекратился. Географически эта эмиграция из России была, прежде всего, направлена в страны Западной Европы. Основными центрами русской эмиграции первой волны стали Париж, Берлин, Прага, Белград, София. Значительная часть эмигрантов оседала также в Харбине. В США изобретатели и ученые И.И. Сикорский, В.Н. Ипатьев и другие смогли реализовать свои выдающиеся таланты. «Русским подарком Америке» называли изобретателя телевидения В.К. Зворыкина. Эмиграция первой волны представляет собой уникальное явление, поскольку большая часть эмигрантов (85-90 %) не вернулась впоследствии в Россию и не интегрировалась в общество страны проживания. Отдельно стоит сказать об известной акции советского правительства 1922 года: два знаменитых «философских парохода” доставили из Петрограда в Германию (Штеттин) около 50 выдающихся российских гуманитариев (вместе с членами их семей — примерно 115 человек). После декрета РСФСР 1921 г. о лишении их гражданства, подтвержденного и дополненного в 1924 г., дверь в Россию для них была навсегда закрыта. Но большинство из них были уверены в скором возвращении на родину и стремились сохранить язык, культуру, традиции, бытовой уклад. Интеллигенция составляла не более трети потока, но именно она составила славу Русского Зарубежья. Послереволюционная эмиграция претендовала достаточно успешно на роль главного носителя образа России в мире, идеологическое и культурное противостояние российского зарубежья и СССР в течении многих десятилетий обеспечивало такое восприятие эмиграции значительной частью российского зарубежного и иностранного сообщества.
Кроме Белой эмиграции, на первое пореволюционное десятилетие пришлись также фрагменты этнической (и, одновременно, религиозной) эмиграции — еврейской (около 100 000, почти все в Палестину) и немецкой (порядка 20-25 тысяч человек), а самый массовый вид эмиграции — трудовой, столь характерный для России до Первой мировой войны, после 1917 г. был прекращен.
«Вторая» волна.
Совершенно иной по сравнению с послереволюционной эмиграцией социальный срез представляли собой вынужденные эмигранты из СССР эпохи Второй мировой войны. Это жители Советского Союза и аннексированных территорий, которые в результате Второй мировой войны по тем или иным причинам покинули Советский Союз. Среди них были военнопленные, коллаборанты. Для того чтобы избежать насильственной репатриации и получить статус беженца, некоторые советские граждане меняли документы и фамилии, скрывая свое происхождение. В совокупности, общая численность советских граждан, находящихся за пределами СССР, составила около 7 миллионов человек. Их судьба решалась на Ялтинской конференции 1945 г., и по требованию Советского Союза они должны были вернуться на родину. На протяжении нескольких лет большие группы перемещенных лиц жили в специальных лагерях в американской, британской и французской зонах оккупации; в большинстве случаев их отправляли обратно в СССР. Более того, союзники передавали советской стороне бывших россиян, оказавшихся на противоположной стороне фронта (как, например, несколько тысяч казаков в Лиенце в 1945 г., оказавшихся в английской зоне оккупации). В СССР их репрессировали.
Не менее 300 тысяч перемещенных лиц так и не вернулись на родину. Основная часть тех, кто избежал возвращения в Советский Союз, или бежал от советских войск из Восточной и Юго-Восточной Европы, отправилась в Соединенные Штаты и в Латинскую Америку. Большое количество ученых уехали именно в США — им помогал, в частности, знаменитый Толстовский фонд, созданный Александрой Львовной Толстой. А многие из тех, кого международные власти относили к категории коллаборантов, уехали в Латинскую Америку. Менталитет этих людей в массе своей значительно отличался от русских эмигрантов «первой» волны, в основном они опасались репрессий. С одной стороны произошло определенное сближение между ними, но слияния в единое целое так и не произошло.
«Третья» волна.
Третья волна российской эмиграции пришлась на эпоху «Холодной войны». Диссидентское движение и холодная война стали причиной того, что многие люди добровольно покидали страну, хотя всё довольно сильно ограничивалось властями. В общей сложности эта волна вовлекла более 500 тысяч человек. Ее этнический состав формировали не только евреи и немцы, которых было большинство, но и представители других народов, имеющих собственную государственность (греки, поляки, финны, испанцы). Также среди них были те, кто бежал из Советского Союза во время командировок или турпоездок или был принудительно выслан из страны, т.н. «невозвращенцы». Именно так бежали: выдающийся солист балета М. Барышников, и хоккеист А. Могильный. Особо следует выделить подписание СССР Хельсинкского акта в 1975 г. Именно с этого момента у граждан Советского Союза появились правовые основания покинуть страну, обосновывая это не семейными или этническими мотивами. В отличие от эмигрантов первой и второй волн, представители третьей выезжали на законных основаниях, не являлись преступниками в глазах советского государства и могли переписываться и перезваниваться с родными и друзьями. Однако неукоснительно соблюдался принцип: человек, добровольно покинувший СССР, впоследствии не мог приехать даже на похороны самых близких родственников. Важным стимулом для многих советских граждан, уезжавших в США в 1970-1990-е годы, стал миф о «великой американской мечте». В массовой культуре за такой эмиграцией закрепилось ироничное название «колбасной», но были и в ней и представители интеллигенции. Среди наиболее ярких ее представителей — И. Бродский, В Аксенов, Н. Коржавин, А. Синявский, Б. Парамонов, Ф. Горенштейн, В. Максимов, А. Зиновьев, В. Некрасов, С. Давлатов. Кроме того, в третью волну эмиграции вошли видные диссиденты того времени, прежде всего, А.И. Солженицын. Деятели третьей волны много сил и времени уделяли тому, чтобы через издательства, альманахи, журналы, которыми они руководили, выражать различные, не имевшие права на выражение в СССР, точки зрения на прошлое, настоящее и будущее России.
«Четвертая» волна.
Последний, четвертый этап эмиграции связывается с политикой «Перестройки» в СССР и вступлением в 1986 г. в силу новых правил выезда, существенно упрощающих процедуру эмиграции (Постановление Совмина СССР от 28.08.1986 № 1064), а также принятием закона «О порядке выезда из СССР и въезда в СССР граждан СССР», вступившего в силу 1 января 1993 г. В отличие от всех трех предыдущих эмиграций четвертая не имела (и не имеет) никаких внутренних ограничений со стороны советского, а впоследствии — российского правительства. За период с 1990 по 2000 г. только из России выехало примерно 1,1 млн человек, из них не только представители разных этнических групп, но и русского населения. Этот миграционный поток имел четкую географическую составляющую: от 90 до 95% всех мигрантов направлялись в Германию, Израиль и США. Такое направление задавалось наличием щедрых репатриационных программ в первых двух странах и программ по приему беженцев и ученых из бывшего СССР в последней. В отличие от советского периода, люди больше не сжигали за собой мосты. Многих вообще можно называть эмигрантами с натяжкой, поскольку они планируют вернуться или живут «на два дома». Другой особенностью последней эмиграции является отсутствие каких-либо заметных попыток с ее стороны к политической деятельности в отношении страны исхода, в отличие от предыдущих волн.
Во второй половине 1990-начале 2000-х годов наблюдался процесс реэмиграции в Российскую Федерацию ученых и специалистов, покинувших родину ранее.
В 2000-х годах начался новый этап истории российской эмиграции. В настоящее время это преимущественно экономическая эмиграция, которая подчиняется общемировым тенденциям и регулируется законами тех стран, которые принимают мигрантов. Политическая составляющая особенной роли уже не играет. В общей сложности число эмигрантов из России с 2003 по настоящее время превысило 500 тысяч человек.