12 3 4 5 6 7 …149
Олег Васильевич Волков
Погружение во тьму
…Я поздно встал, и на дороге Застигнут ночью Рима был.
Ф. И. Тютчев. Цицерон.
И я взглянул, и вот, конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним…
Откровение св. Иоанна (гл. 6, стих, 8)
Ольге, дочери моей, посвящаю
Несколько вводных штрихов
(вместо предисловия)
…Голые выбеленные, стены. Голый квадрат окна. Глухая дверь, с глазком. С высокого потолка свисает яркая, никогда не гаснущая лампочка, В ее слепящем свете камера особенно пуста и стерильна; все жестко и четко. Даже складки одеяла на плоской постели словно одеревенели.
Этот свет — наваждение. Источник неосознанного беспокойства. От него нельзя отгородиться, отвлечься. Ходишь ли маятником с поворотами через пять шагов или, закружившись, сядешь на табурет, — глаза, уставшие от знакомых потеков краски на параше, трещинок штукатурки, щелей между половицами, от пересчитанных сто раз головок болтов в двери, помимо воли обращаются кверху, чтобы тут же, ослепленными, метнуться по углам. И даже после вечерней поверки, когда разрешается лежать и погружаешься в томительное ночное забытье, сквозь проносящиеся полувоспоминания-полугрезы ощущаешь себя в камере, не освобождаешься от гнетущей невозможности уйти, избавиться от этого бьющего в глаза света. Бездушного, неотвязного, проникающего всюду. Наполняющего бесконечной усталостью…
Эта оголенность предметов под постоянным сильным освещением рождает обостренные представления. Рассудок отбрасывает прочь затеняющие, смягчающие покровы, и на короткие мгновения прозреваешь все вокруг и свою судьбу безнадежно трезвыми очами. Это — же луч прожектора, каким пограничники вдруг вырвут из мрака темные береговые камни или вдавшуюся в море песчаную косу с обсевшими ее серокрылыми, захваченными врасплох морскими птицами.
Я помню, что именно в этой одиночке Архангельской тюрьмы, где меня продержали около года, в один из бесконечных часов бдения при неотступно сторожившей лампочке, стершей грани между днем и ночью, мне особенно беспощадно и обнаженно открылось, как велика и грозна окружающая нас «пылающая бездна…» Как неодолимы силы затопившего мир зла! И все попытки отгородиться от него заслонами веры и мифов о божественном начале жизни показались жалкими, несостоятельными.
Мысль, подобная беспощадному лучу, пробежала по картинам прожитых лет, наполненных воспоминаниями о жестоких гонениях и расправах. Нет, нет! Невозможен был бы такой их невозбранный разгул, такое выставление на позор и осмеяние нравственных основ жизни, руководи миром верховная благая сила. Каленым железом выжигаются из обихода понятия любви, сострадания, милосердия — а небеса не разверзлись…
* * *
В середине тридцатых годов, во время генеральных репетиций кровавых мистерий тридцать седьмого, я успел пройти через круги двух следствий и последующих отсидок в Соловецком лагере. Теперь, находясь на пороге третьего срока, я всем существом, кожей ощущал полную безнаказанность насилия. И если до этого внезапного озарения — или помрачения? — обрубившего крылья надежде, я со страстью, усиленной гонениями, прибегал к тайной утешной молитве, упрямо держался за веру отцов и бывал жертвенно настроен, то после него мне сделалось невозможным даже заставить себя перекреститься… И уже отторженными от меня вспоминались тайные службы, совершавшиеся в Соловецком лагере погибшим позже священником.
То был период, когда духовных лиц обряжали в лагерные бушлаты, насильно стригли и брили. За отправление любых треб их расстреливали. Для мирян, прибегнувших к помощи религии, введено было удлинение срока — пятилетний «довесок». И все же отец Иоанн, уже не прежний благообразный священник в рясе и с бородкой, а сутулый, немощный и униженный арестант в грязном, залатанном обмундировании, с безобразно укороченными волосами — его стригли и брили связанным, — изредка ухитрялся выбраться за зону: кто-то добывал ему пропуск через ворота монастырской ограды. И уходил в лес.
Там, на небольшой полянке, укрытой молодыми соснами, собиралась кучка верующих. Приносились хранившиеся с великой опаской у надежных и бесстрашных людей антиминс и потребная для службы утварь. Отец Иоанн надевал епитрахиль и фелонь, мятую и вытертую, и начинал вполголоса. Возгласил и тихое пение нашего робкого хора уносились к пустому северному небу; их поглощала обступившая мшарину чаща…
Страшно было попасть в засаду, мерещились выскакивающие из-за деревьев вохровцы — и мы стремились уйти всеми помыслами к горним заступникам. И, бывало, удавалось отрешиться от гнетущих забот. Тогда сердце полнилось благостным миром и в каждом человеке прозревался «брат во Христе». Отрадные, просветленные минуты! В любви и вере виделось оружие против раздирающей людей ненависти. И воскресали знакомые с детства легенды о первых веках христианства.
Чудилась некая связь между этой вот горсткой затравленных, с верой и надеждой внимающих каждому слову отца Иоанна зэков и святыми и мучениками, порожденными гонениями. Может, и две тысячи лет назад апостолы, таким же слабым и простуженным голосом вселяли мужество и надежду в обреченных, напуганных ропотом толпы на скамьях цирка и ревом хищников в вивариях, каким сейчас так просто и душевно напутствует нас, подходящих к кресту, этот гонимый русский попик. Скромный, безвестный и великий…
Мы расходились по одному, чтобы не привлечь внимания.
Трехъярусные нары под гулкими сводами разоренного собора, забитые разношерстным людом, меченным страхом, готовым на все, чтобы выжить, со своими распрями, лютостью, руганью и убожеством, очень скоро поглощали видение обращенной в храм болотистой поляны, чистое, как сказание о православных святителях. Но о них не забывалось…
Ведь не обнищавшая церковь одолевала зло, а простые слова любви и прощения, евангельские заветы, отвечавшие, казалось, извечной тяге людей к добру и справедливости. Если и оспаривалось в разные времена право церкви на власть в мире и преследование инакомыслия, то никакие государственные установления, социальные реформы и теории никогда не посягали на изначальные христианские добродетели. Религия и духовенство отменялись и распинались евангельские истины оставались неколебимыми. Вот почему так ошеломляли и пугали открыто провозглашенные принципы пролетарской «морали», отвергавшие безотносительные понятия любви и добра.
Годы жизни: с 14.07.1891 по 03.07.1977
Советский писатель, драматург, переводчик.
Александр Мелентьевич Волков родился 14 июля 1891 года в Усть-Каменогорске в семье военного фельдфебеля и портнихи. Будущему писателю не было и четырех лет, когда отец научил его читать и с тех пор он стал заядлым читателем. В 6 лет Волкова приняли сразу во второй класс городского училища и в 12 лет он закончил его лучшим учеником. В конце I-й мировой войны, он сдает выпускные экзамены в Семипалатинской гимназии, а затем заканчивает Ярославский педагогический институт. В 1910 году, после подготовительного курса, поступил в Томский учительский институт, который окончил в 1910 году с правом преподавания в городских и высших начальных училищах. Александр Волков начал работать учителем в старинном алтайском городе Колывани, а затем в родном городе Усть-Каменогорске, в училище, где начинал свое образование. Там он самостоятельно освоил немецкий и французский языки.
Накануне революции Волков пробует перо. Его первые стихи «Ничто не радует меня», «Мечты» были напечатаны в 1917 году в газете «Сибирский свет». В 1917 — начале 1918 года он входит в состав Усть-Каменогорского совдепа и участвует в выпуске газеты «Друг народа». Волков, как и многие «старорежимные» интеллигенты, не сразу принял Октябрьскую революцию. Но неиссякаемая вера в светлое будущее захватывает его, и вместе со всеми он участвует в строительстве новой жизни, учит людей и учится сам. Он преподает на открывающихся в Усть-Каменогорске педагогических курсах, в педтехникуме. В это время пишет ряд пьес для детского театра. Его веселые комедии и пьесы «Орлиный клюв», «В глухом углу», «Деревенская школа», «Толя-пионер», «Цветок папоротника», «Домашняя учительница», «Товарищ из центра» («Современный ревизор») и «Торговый дом Шнеерзон и Ко» с большим успехом шли на сценах Усть-Каменогорска и Ярославля.
В 20-х годах Волков переезжает в Ярославль на должность директора школы. Параллельно с этим он экстерном сдает экзамены на физико-математический факультет педагогического института. В 1929 году Александр Волков переезжает в Москву, где работает заведующим учебной частью рабфака. К тому времени, когда он поступил в Московский государственный университет, он уже являлся сорокалетним женатым мужчиной, отцом двоих детей. Там, за семь месяцев, он одолел весь пятилетний курс математического факультета, после чего в течение двадцати лет являлся преподавателем высшей математики в Московском институте цветных металлов и золота. Там же он вел для студентов факультатив по литературе, продолжал пополнять свои знания по литературе, истории, географии, астрономии, активно занимался переводами.
Позднее, на пятом десятке Александр Мелентьевич всего за 7 месяцев блестяще заканчивает математический факультет Московского университета. А вскоре становится преподавателем высшей математики в одном из московских ВУЗов. И вот здесь происходит самый неожиданный поворот в жизни Александра Мелентьевича. Началось все с того, что он, большой знаток иностранных языков, решил изучить английский. И для практики попробовал переводить сказку американского писателя Фрэнка Баума «Мудрец из Страны ОЗ». Книжка ему понравилась. Он начал пересказывать ее двум сыновьям. При этом кое-что переделывая, кое-что добавляя. Девочку стали звать Элли. Тотошка, попав в Волшебную страну, заговорил. А Мудрец из Страны Оз обрел имя и титул — Великий и Ужасный Волшебник Гудвин… Появилось множество и других милых, забавных, иногда почти незаметных изменений. А когда перевод или, точнее, пересказ был закончен, то вдруг выяснилось, что это уже не совсем баумовский «Мудрец». Американская сказка превратилась просто в сказку. А ее герои заговорили по-русски так же непринужденно и весело, как за полстолетия до этого говорили по-английски.
Самуил Яковлевич Маршак, познакомившись с рукописью «Волшебника», а потом и с переводчиком, настоятельно посоветовал ему заняться литературой профессионально. Волков прислушался к совету. «Волшебник» был издан в 1939 году.
Невероятный успех цикла Волкова, сделавший автора современным классиком детской литературы, во многом задержал «проникновение» на отечественный рынок оригинальных произведений Ф. Баума; тем не менее, за исключением первой повести, цикл Волкова представляет собой плод его самостоятельной фантазии.
Помимо произведений для детей Волков является автором других работ. Большой популярностью пользовались в стране исторические произведения Александра Мелентьевича — «Два брата», «Зодчие», «Скитания», «Царьградская пленница», сборник «След за кормой», посвященный истории мореплавания, первобытным временам, гибели Атлантиды и открытию Америки викингами.
Кроме этого Александр Волков опубликовал несколько научно-популярных книг о природе, рыбной ловле, истории науки. Самая популярная из них — «Земля и небо» (1957), вводящая детей в мир географии и астрономии, выдержала многократные переиздания.
Волков занимался переводами Жюля Верна («Необыкновенные приключения экспедиции Барсака» и «Дунайский лоцман»), его перу принадлежат фантастические повести «Приключение двух друзей в стране прошлого» (1963, памфлет), «Путешественники в третье тысячелетие» (1960), рассказы и очерки «Путешествие Пети Иванова на внеземную станцию», «В горах Алтая», «Лапатинский залив», «На реке Буже», «Родимое пятно», «Удачный день», «У костра», повесть «И кровью обагрилась Лена» (1975, не опубликовано?), и многие другие произведения.
Писатель умер 3 июля 1977 года в Москве.
Интересные факты из жизни
В детстве в доме отца книг было немного, и с 8 лет Саша стал мастерски переплетать соседские книги, имея при этом возможность их прочитать.
Еще в детстве прочел Майн Рида, Жюля Верна и Диккенса; из русских писателей любил А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, И. С. Никитина.
Библиография
Цикл Волшебник Изумрудного города
В основе первой книги лежала книга американского детского писателя Лаймена Фрэнка Баума Удивительный Волшебник из Страны Оз.
Волшебник Изумрудного города (1939)
Урфин Джюс и его деревянные солдаты (1963)
Семь подземных королей (1964)
Огненный бог марранов (1968)
Жёлтый туман (1970)
Тайна заброшенного замка (1975, опубликована в 1982)
Повести
Два брата (1938—1961)
Чудесный шар (Первый воздухоплаватель) (1940)
Бойцы-невидимки (1942)
Самолёты на войне (1946)
След за кормой (1960)
Путешественники в третье тысячелетие (1960)
Приключения двух друзей в стране прошлого (1963)
Царьградская пленница (1969)
И кровью обагрилась Лена (1975)
Рассказы и очерки
Путешествие Пети Иванова на внеземную станцию
В горах Алтая
Лапатинский залив
На реке Буже
Родимое пятно
Удачный день
У костра
Романы
Зодчие (1954)
Скитания (1963)
Научно-популярные книги
Как ловить рыбу удочкой. Записки рыболова (1953)
Земля и небо (1972)
В поисках правды (1980)
Стихи
Ничто не радует меня (1917)
Мечты (1917)
Красная Армия
Баллада о советском летчике
Разведчики
Юные партизаны
Родина
Песни
Походная комсомольская
Песня тимуровцев
Пьесы для детского театра
Орлиный клюв
В глухом углу
Деревенская школа
Толя-пионер
Цветок папоротника
Домашняя учительница
Товарищ из центра (Современный ревизор)
Торговый дом Шнеерзон и Ко
Радиопьесы (1941—1943)
Вожатый уходит на фронт
Тимуровцы
Патриоты
Глухой ночью
Фуфайка
Исторические очерки
Математика в военном деле
Славные страницы по истории русской артиллерии
Переводы
Жюль Верн, Дунайский лоцман
Жюль Верн, Необычайные приключения экспедиции Барсака
Экранизации произведений, театральные постановки
Волшебник Изумрудного города:
1974 — Кукольный мультфильм (10 серий), снятый по мотивам сказок Волкова «Волшебник Изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и «Семь подземных королей».
1994 — Фильм режисера Арсенова. В фильме звездный состав актеров: Невинный и Невинный младший, Павлов, Варлей, Щербаков, Кабо, Носик.