20-22 февраля 2013 года
20-22 февраля 2013 года в рамках XIV Пафнутьевских Образовательных Чтений в Боровском историко-краеведческом музее состоялась Международная научно-практическая конференция «Церковное шитьё в современной жизни православного храма».
Перед началом конференции был отслужен молебен в Благовещенском кафедральном соборе. С приветственным словом к участникам конференции обратился настоятель собора о. Дмитрий Орлов. С научными докладами выступили искусствоведы В.Г. Пуцко, А.В. Силкин, Е.Ю. Катасонова, были показаны мастер-классы по церковной вышивке. На выставке были представлены работы мастерских и отдельных мастериц.
Организаторами Конференции выступили Министерство культуры Калужской области, Калужская епархия, Администрация Боровского района при участии наместника и братии Свято-Пафнутьева монастыря, Боровского историко-краеведческого музея.
В работе конференции приняли участие более 100 гостей из 26 городов России, Белоруссии и Украины. Приехали не только вышивальщицы, но и историки, искусствоведы, реставраторы по ткани, конструкторы-технологи церковных швейных изделий.
Известные, давно сложившиеся и успешно работающие мастерские поделились своим опытом, что с большим вниманием было встречено начинающими вышивальщицами. В течение трёх дней они обменивались мнениями по серьёзным вопросам развития современного церковного искусства, обсуждали актуальные вопросы дальнейшего развития церковного шитья.
Каждый из нас ежедневно так или иначе соприкасается с искусством, даже если творческая деятельность не является нашей профессией. Мы слушаем музыку, читаем книги, идем по улице на работу мимо скульптурных сооружений… Искусство «обитает» в музеях и украшает наш быт. Однако допустимо ли — и в какой мере — искусство в церкви? Каково его место в жизни христианина? Когда искусство становится по-настоящему значимым? Может ли оно указать на истину? Должен ли христианин сосредоточиться исключительно на строго «религиозных вещах» и забыть об искусстве и культуре? Эти вопросы волновали не одно поколение христиан по всему миру, ответить на них в своих трактатах пытались еще отцы церкви. Тем не менее, споры по этому поводу не утихают и по сей день. Размышляя о христианском понимании искусства, для начала стоит поговорить о роли искусства вообще.
Искусство во всем его многообразии является высшей формой художественного познания мира. Назначение искусства и культуры не исчерпывается утилитарно-прикладной функцией организации досуга, развлечений, общественных праздников. Уже в 45 году до н.э. в работе Цицерона «Тускуланские трактаты» слово «культура» употребляется в значении образования, развития, воспитания, «возделывания души».
Художественное познание, искусство действительно возделывает душу человека, помогая не просто «плыть по течению» в безграничном информационном потоке современности, но эмоционально откликаться на реалии действительности, видеть контекст происходящих событий, многогранно и многообразно воспринимать окружающий мир, отношения людей друг с другом и самого себя.
Созерцая картину, слушая музыкальное произведение, читая поэтические строки, человек «видит» изображенное художником как бы его (художника) глазами, а значит выходит за рамки своего мировосприятия, привычного и ограниченного собственным сознанием, памятью и опытом. Он «прислушивается» к себе, чтобы понять, какие чувства, переживания вызывает в нем увиденное, услышанное, прочитанное. Человек анализирует свои эмоции и учится размышлять, критически относиться к художественному объекту, соглашаясь или не соглашаясь с его посланием.
Соприкосновение с искусством развивает в человеке доброту, эмпатию, внимательное отношение к собеседнику и его мнению, умение вести диалог. Оно формирует интуитивно-образное мышление, творческое, новаторское отношение к действительности, инициативность, позитивный взгляд на мир, а эти качества помогают легче переносить испытания и находить выход в любых ситуациях. Занятия тем или иным видом искусства развивают наблюдательность, умение обращать внимание на детали; они учат терпению и доведению начатого дела до совершенства.
Способность переживать и передавать эстетическое содержание означает способность увлекаться и увлекать, то есть обладать определенной харизмой. Кроме того, опыт взаимодействия с искусством позволяет скорее и легче преодолевать социальную, религиозную, расовую, национальную и любую другую замкнутость. Все эти качества демонстрируют культуру личности, ее ценности, которые искусство передает из поколения в поколение как нормы эстетики и этические правила.
Искусство и культура позиционируют в качестве главной ценности человека как существо духовно-нравственное; утверждают человечное, а не просто потребительское отношение к другим людям, к природе; противостоят прагматичному стремлению к комфортности жизни, к удовлетворению все возрастающих потребностей в ущерб духовному развитию личности.
Очевидно, что все это свидетельствует о неоспоримой значимости искусства в жизни человека, в том числе человека верующего. Применительно же к практике религиозного познания крайне важно, что созерцание, восприятие произведений искусства и — тем более — собственно участие в творческом процессе помогают лучше понять Бога как Творца, Его сущность Создателя.
Кроме того, как пишет в своей работе «Актуальность прекрасного» немецкий философ ХХ века Х.-Г. Гадамер, «произведение искусства учит нас погружению в особого рода покой. Сущность восприятия времени в искусстве заключается в том, что мы учимся пребывать в покое. Каждое произведение искусства обладает своим собственным временем. Это касается не только искусств, наделенных временным измерением, — музыки, танца и речи. Посмотрим и на лишенные этого измерения искусства и вспомним, что и картины мы также «переживаем», «читаем», что и архитектурные памятники мы «обходим», «странствуем» по ним. Это тоже временные действия».
Искусство действительно погружает нас в особого рода покой, помогает на какое-то время «успокоиться от дел своих», подняться над суетой обыденности, которая захлестывает нас день за днем и уводит наш взор от небесных просторов, от горних высот, от Того, Кто есть смысл нашего существования. В этом, в частности, заключена важнейшая функция искусства в жизни христианина и церкви — помочь оторваться от земли и воспарить над звездами. Искусство словно позволяет нам соприкоснуться с вечностью. Однако оно никогда не сможет заменить собой саму встречу с вечным Богом. Евангелист Р. Боннке, используя в качестве примера музыку, заключает: «Музыка пробуждает в нас жажду чего-то далекого и великого, давая нам предчувствие этого, но не в состоянии исполнить его. Этой бесконечностью является сам Бог, и на что музыка только намекает, то мы получаем в Его полноте, принимая спасение через Иисуса Христа».
«У музыки лишь одна цель — чтить Бога и освежать душу», — эти слова, которые произнес однажды великий немецкий музыкант Иоганн Себастьян Бах и которые можно смело применить ко всем остальным видам искусства, по сути, отражают две ключевые заповеди Писания: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумение твоим, и всею крепостию твоею — вот первая заповедь! Вторая, подобная ей, — возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет » (Мк. 12:30-31).
Такова миссия искусства, его роль в современном обществе; таково предназначение христианина-творца. И несомненно, «нет произведения искусства более важного, чем сама жизнь христианина, ведь каждый христианин призван быть художником и творцом своей жизни. Пусть у него нет таланта писателя, композитора или певца, но у каждого человека есть дар творчества. Этот дар надо развивать и использовать в повседневной жизни. И в этом смысле жизнь христианина должна быть произведением искусства. Она должна нести правду и красоту в этот потерянный и отчаявшийся мир» (Френсис А. Шеффер).
Творите вместе с Господом!
Творения иконописца Зинона, ревнителя древних византийских традиций, известны всему христианскому миру. Иные возносят мастера аж до высот Андрея Рублева…
Встретиться с монахом непросто. Сам он не жалует журналистов, к тому же извечно в «трудах праведных» и в последние годы в основном за границей. Однако нам повезло: накануне Пасхи корреспондентов «Собеседника» мастер пригласил «на леса» –- под своды реставрируемого венского Свято-Николаевского собора, одного из крупнейших православных храмов Западной Европы.
«Мои иконы – для молитвы»
– Думаю, сегодня никому не надо доказывать, что Воскресение Христово полностью изменило весь ход истории, –- говорит монах-иконописец. –- Родилась новая реальность –- Церковь, из которой течет река воды живой и которая подает нам плод Христовой любви –- Евхаристию, таинство, когда верующие христиане под видом хлеба и вина вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа и через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом.
– Вы, как художник, обладаете, по-видимому, каким-то особым взглядом на все эти вещи?
– Я не художник -– я иконописец.
– Есть разница?
– Огромная. То, что я создаю, предназначено не для простого созерцания, а для молитвы. В помощь и облегчение молитвенного соединения с Богом. Поэтому далеко не всегда совпадают взгляды на икону искусствоведа и человека молящегося: узко видеть в ней, скажем, один из видов народного творчества или памятник искусства. Икона являет! Известны случаи, когда во время молитвы перед иконой человек видел живым изображенного на ней. Например, преподобный Силуан Афонский увидел живого Христа на месте его иконы…
– Со всеми иконами возможны подобные чудеса?
– Боюсь, что нет. Посмотрите, что творится в наших храмах сегодня: люди молятся перед чем угодно, церкви наполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие из них и даже целые иконостасы написаны так, что только мешают молитве. Человек должен молиться благодаря иконе, а не вопреки, об этом почему-то порой забывается.
«Троица» не должна быть на конфетах»
– Любой ли художник может стать иконописцем? Что для этого требуется?
– Прежде всего – желание и способности. Но, как и всякому серьезному делу, церковному искусству нужно учиться. Долго, упорно, с полной самоотдачей. Лет пятнадцать потребуется, самое малое. Это если нет предварительной подготовки.
– Диплом художественного училища, как у вас, – плюс бесспорный?
– Минус! С мирским багажом еще дольше придется учиться. Надо избавиться от навыков светского искусства, они сильно мешают. Конечно, нужно изучить много древних икон, сейчас такая возможность есть. Это у древних иконописцев под рукой почти ничего не было, все писали по памяти. Творчество вне живого предания невозможно, а у нас живая традиция церковного искусства пресеклась. Большинство древних икон раскрыто сравнительно недавно. Поэтому сейчас нам приходится проходить тот же путь, которым следовали русские иконописцы после принятия Русью христианства. Образцами им служили византийские иконы, для нас сейчас образец –- всё древнерусское наследие.
– Но согласитесь, что искусство XII века воспринимается в XXI неоднозначно. Не опасаетесь, что современник чего-то все-таки недопоймет?
– Увы, даже многие священнослужители убеждены, что каноническая икона трудна для восприятия простым народом, и ныне в ограду церкви принимается практически все. Сейчас то, что пишется в Москве, например, –- это же чистое безобразие большей частью. Особенно, конечно, «хороша» всем известная продукция церковного комбината «Софрино»…
– Чем же?
– Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздо раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому, что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются.
– Техника пришла на помощь иконописцам -– это плохо?
– Техника много вреда принесла церковному искусству. Я заметил, что люди приходят в Третьяковскую галерею, скользят по бесценной «Троице» Андрея Рублева вполне равнодушным взглядом и ничего особого в ней не видят. Уж настолько примелькалась эта икона… «Спасибо» техническому прогрессу. И на марках почтовых, и на открытках, и даже на конфетных коробках –- повсюду тиражируется великое церковное творение. Грустно это…
– С другой стороны, далеко не каждый приход может позволить себе рукотворные иконы. Не редкость, когда где-то в глубинке люди вместо иконы используют цветную фотографию. Не от хорошей жизни, понятно, но что делать?
– Известный русский иконописец и богослов Леонид Александрович Успенский убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее по определению быть не может.
– У вас есть ученики?
– Нет.
«Деньги и святость -– разные вещи»
– Почему у вас нет учеников?
– Да как вам объяснить… Приходят ко мне так называемые ученики, в глазах лихорадочный блеск: хотят постичь тайны иконописи, да как можно быстрее. Для чего? Да чтобы тут же начать зарабатывать большие деньги. Такие покрутятся два-три месяца возле меня, уедут куда-то, потом глядишь –- у них уже самостоятельные заказы, а зарабатывают так, что мне и не снилось. Ко мне же дорогу забыли. Посмотрел я на это и однажды решил: всё, хватит! Не надо мне больше никаких учеников. Толку от таких все равно не будет.
– Есть противоречие между «большими деньгами» и творчеством иконописца? Сами-то как относитесь к деньгам?
– Никак. У меня всегда были деньги, потому что потребности небольшие. Многие мне попросту ничего не платили. Никаких гонораров я, как правило, не получаю. Сколько дают, столько беру. В монастыре и вовсе бесплатно писал, потому что жил там на всем готовом.
– И вам неважно, кто обращается: олигарх-нефтяник или полунищий приход с просьбой написать иконостас в храме?
– Ну, если я знаю, что люди бедные, то могу и просто так написать. Но вот приходят некоторые, просят сделать нечто достойное, а предлагают за работу копейки… Я соглашаюсь, а потом смотрю: ба, да у этого священника автомобиль-иномарка в несколько десятков тысяч долларов ценой!.. Вот и задумываешься над природой людской –- на что деньги жалеют, а на что нет. Машина лет через пять превратится в кучу негодного железа, а на иконостас –- это же на века! –- денег, получается, нет… Странно мне это.
– И как поступаете в таких случаях?
– Работаю. А как отказаться: найдут какого-нибудь мазилу, он храм испортит. Сплошь и рядом сегодня можно увидеть такое «творчество»: иконописью назвать нельзя, а выбрасывать на помойку ведь грешно… Материальная сторона в нашем деле не главное. А если ты к тому же иконописец… Времена всегда непростые. Нужно держать себя в рамках, законов Божьих не нарушать. Все, что надо, придет. Непременно.
В старинных городах Тамилнада все улицы сходятся к единому центру. Путешественник, захваченный людским потоком, чувствует приближение к чему-то важному: толпа становится все более тесной и шумной, торговля делается все оживленнее, на прилавках – яркие картинки с изображениями богов, виртуозно сложенные пирамиды из порошковых красок, всевозможные сладости, пестрые книжки с рассказами о святых местах и собраниями мантр и гимнов.
(фото: Торговля при храме)
В конце улицы виднеется высокое причудливое сооружение – широкая ступенчатая башня, сужающаяся кверху и похожая на гигантскую этажерку для скульптуры.
(фото: Гопурам)
Подойдя ближе и запрокинув голову, мы видим множество изображений богов и чудесных существ, как будто весь невообразимый пантеон индийской мифологии, живущий своей бурной, неистовой жизнью, внезапно застыл, превратившись в фигуры из глины и камня.
(фото: Гопурам вблизи)
(фото: Гопурам. Скульптура)
Это – гопурам, надвратная башня южноиндийского храма и одновременно наиболее монументальная его часть. Слово gopuram на санскрите означает «коровья крепость». Считается, что этот элемент храмовой архитектуры восходит к сторожевой башне пастушеского селения, с вершины которой можно было проследить движение стада и заметить приближающихся врагов. Типичный тамильский храм действительно напоминает крепость: он отделен от города высокой каменной стеной, часто украшенной поверху фигурками лежащих быков. Так огорожена прямоугольная территория храма, по четырем сторонам света отмеченная входами-гопурамами.
Такой тип храмовой архитектуры характерен для Южной Индии. Он сложился еще в эпоху раннего средневековья, во времена династии Чолов. Этот древний род в конце IX в. нанес поражение Паллавам и основал новую империю со столицей в Танджавуре. Наивысшего расцвета держава Чолов достигла в XI в., когда подчинила своей власти весь Тамилнад, часть Карнатаки и даже Ланку. Если придворная культурная Паллавов была привержена северной санскритской традиции, при дворе Чолов развивалась тамильская литература. Южная Индия начала утверждать и формулировать свою особую идентичность. Приобретала все большую значимость собственная сакральная география – в местах тамильского паломничества вырастали храмы.
(фото: В храме)
Тамильское слово «храм» – koyil – буквально означает «место царя», первоначально так назывался царский дворец. Сами названия храмов часто связаны с именами построивших их царей. Надо полагать, что устройство южноиндийского храма воспроизводит структуру дворца.
(фото: Южноиндийский храм похож на город)
Самые знаменитые храмы занимают очень большую территорию. Вишнуитский храм Шрирангам представляет собой целый город: войдя в пределы внешних стен, вы вновь видите перед собой гопурам, через который дорога ведет внутрь следующего огороженного стеной пространства – и так повторяется семь раз! Конечно, если вы не индиец, вам не удастся пройти все ворота и посетить главное святилище. Сакральный центр индусского храма называется garbhagṛha «дом зародыша». Обычно это небольшое темное помещение с одним входом, внутри которого находится изображение божества. Индус приходит в храм не для того, чтобы молиться, а чтобы созерцать своего бога, такая форма его почитания именуется darśan «лицезрение».
Однако огромные южные храмы были не только местом поклонения – они служили главным средоточием всей культурной жизни, здесь звучала музыка, исполнялись танцы, поэты читали свои религиозные стихи и гимны, проходили диспуты ученых брахманов, обучали учеников. Для всего этого были предназначены просторные открытые помещения, часто заполненные множеством колонн. Такие строения носят название maṇḍapa.
(видео: Паломники отдыхают в мандапе)
Пожалуй, именно здесь храмовая скульптура представлена во всем своем великолепии. Каждую колонну можно долго рассматривать, изумляясь прихотливости орнамента и пытаясь разгадать мифологические сюжеты на изображениях. Мандапа расположены в широком храмовом дворе, там же находятся малые святилища (небольшие храмы со своей гарбхагрихой) и водоем – прямоугольный искусственный пруд с каменными ступенями для спуска к воде (омовения – важнейший обряд, совершаемый ради ритуальной чистоты в индуизме). Двор, как правило, окружен галереей, на стенах которой нередко можно увидеть старую живопись. Чтобы понимать изображенные храмовыми художниками сюжеты, нужно не только хорошо знать санскритский эпос – «Махабхарату» и «Рамаяну», но и разбираться в сложной мифологии тамильского индуизма.
(фото: Вимана – крылатая колесница богов. Живопись на стенах храма)
Поскольку в индуизме существует два основных направления – шиваизм и вишнуизм, то и тамильские храмы могут принадлежать к одному из них. В гарбхагрихе шиваитского храма, как правило, находится лингам. Этот каменный столб – фаллический символ, обозначающий присутствие Шивы.
(фото: Почитаемые лингамы в тамильском храме)
В Тамилнаде популярен миф о том, как два великих бога – Брахма и Вишну – вознамерились оспорить безграничное могущество Шивы. Тогда Шива принял облик гигантского лингама. Брахма превратился в гуся и устремился вверх, чтобы достичь его вершины. Вишну принял облик кабана и начал рыть землю, надеясь увидеть основание лингама. Однако несмотря на все их усилия ни один из двух богов не смог достичь своей цели. Лингам оказался бесконечным, как сам космос.
(фото: Брахма и Вишну у лингама. Скульптурное оформление храма)
Каноническое изображение лингама представляет его стоящим в середине продолговатого каменного основания. Это – йони, символ женского начала. В святилище своего храма шиваит благоговейно созерцает соединение непостижимого абсолюта и женской энергии. В этом для адептов шиваизма – источник возникновения и причина гибели мира.
Перед входом в шиваитский храм обязательно помещена каменная фигура лежащего быка. Это – Нанди, vāhana Шивы, т.е. его верховое животное. Как и лингам, Нанди воплощает мужское начало. Предполагают, что первоначально Нанди был зооморфным образом самого божества, представлявшим его неистовую мощь.
(фото: Бык Нанди у входа в гарбхагриху)
Если же у входа в храм вы увидите крылатую мужскую фигуру с клювом вместо носа, то перед вами место поклонения вишнуитов. Вахана Вишну – это царь птиц Гаруда. В «Махабхарате» содержится рассказ о том, как Гаруда попал в рабство к змеям, похитил для них у богов напиток бессмертия – амриту, но не дал змеям ее вкусить. С тех пор владыка птиц враждует со змеями. У этого мифа очень глубокие корни в индоевропейской архаике, его отголоски обнаруживаются в преданиях разных народов.
В наши дни все, кто интересуется индуизмом, непременно совершают хотя бы одно путешествие по Тамилнаду. Здесь находятся крупнейшие храмовые комплексы Индии. Их можно увидеть в Канчипураме, Танджавуре, Мадурае и других городах. Однако живой индуизм пронизывает все сферы жизни Южной Индии.