Встарь, во время оно,
В сказочном краю
Пробирался конный
Степью по репью.
Он спешил на сечу,
А в степной пыли
Тёмный лес навстречу
Вырастал вдали.
Ныло ретиво́е,
На́ сердце скребло:
Бойся водопоя,
Подтяни седло.
Не послушал конный
И во весь опор
Залетел с разгону
На лесной бугор.
Повернул с кургана,
Въехал в суходол,
Миновал поляну,
Гору перешёл.
И забрёл в ложбину,
И лесной тропой
Вышел на звериный
След и водопой.
И глухой к призыву
И не вняв чутью,
Свёл коня с обрыва
Попоить к ручью.
У ручья пещера.
Пред пещерой брод.
Как бы пламя серы
Озаряло вход.
И в дыму багровом,
Застилавшем взор,
Отдалённым зовом
Огласился бор.
И тогда оврагом,
Вздрогнув, напрямик
Тронул конный шагом
На призывный крик.
И увидел конный,
И приник к копью,
Голову дракона,
Хвост и чешую.
Пламенем из зева
Рассевал он свет,
В три кольца вкруг девы
Обмотав хребет.
Туловище змея,
Как концом бича,
Поводило шеей
У её плеча.
Той страны обычай
Пленницу-красу
Отдавал в добычу
Чудищу в лесу.
Края населенье
Хижины свои
Выкупало пеней
Этой от змеи.
Змей обвил ей руку
И оплёл гортань,
Получив на муку
В жертву эту дань.
Посмотрел с мольбою
Bсадник в высь небес
И копьё для боя
Взял наперевес.
Сомкнутые веки.
Bыси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.
Конный в шлеме сбитом,
Сшибленный в бою.
Верный конь, копытом
Топчущий змею.
Конь и труп дракона
Рядом на песке.
В обмороке конный,
Дева в столбняке.
Светел свод полдневный,
Синева нежна.
Кто она? Царевна?
Дочь земли? Княжна?
То, в избытке счастья,
Слёзы в три ручья.
То душа во власти
Сна и забытья.
То возврат здоровья,
То недвижность жил
От потери крови
И упадка сил.
Но сердца их бьются.
То она, то он
Силятся очнуться
И впадают в сон.
Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.
Содержание
Иван Бунин
Иван Бунин
Алисафия
На песок у моря синего
Золотая верба клонится.
Алисафия за братьями
По песку морскому гонится.
– Что ж вы, братья, меня кинули?
Где же это в свете видано?
–Покорись, сестра: ты батюшкой
За морского Змея выдана.
– Воротитесь, братья милые!
Хоть еще раз попрощаемся!
– Не гонись, сестра: мы к мачехе
Поспешаем, ворочаемся.
Золотая верба по ветру
Во все стороны клонилася.
На сырой песок у берега
Алисафия садилася.
Вот и солнце опускается
В огневую зыбь помория,
Вот и видит Алисафия:
Белый конь несет Егория.
Он с коня слезает весело,
Отдает ей повод с плеткою:
– Дай уснуть мне, Алисафия,
Под твоей защитой кроткою.
Лег и спит, и дрогнет с холоду
Алисафия покорная.
Тяжелеет солнце рдяное,
Стала зыбь к закату черная.
Закипела она пеною,
Зашумела, закурчавилась:
– Встань, проснись, Егорий-батюшка!
Шуму на море прибавилось.
Поднялась волна и на берег
Шибко мчит глаза змеиные:
– Ой, проснись, – не медли, суженый,
Ни минуты ни единые!
Он не слышит, спит, покоится.
И заплакала, закрылася
Алисафия – и тяжкая
По щеке слеза скатилася.
И упала на Егория,
На лицо его, как олово.
И вскочил Егорий на ноги
И срубил он Змею голову.
Золотая верба, звездами
Отягченная, склоняется,
С нареченным Алисафия
В Божью церковь собирается.
1912
Николай Гумилев
Николай Гумилёв
Видение
Лежал истомленный на ложе болезни
(Что горше, что тягостней ложа болезни?),
И вдруг загорелись усталые очи,
Он видит, он слышит в священном восторге –
Выходят из мрака, выходят из ночи
Святой Пантелеймон и воин Георгий.
Вот речь начинает святой Пантелеймон
(Так сладко, когда говорит Пантелеймон)
– «Бессонны твои покрасневшие вежды,
Пылает и душит твое изголовье,
Но я прикоснусь к тебе краем одежды
И в жилы пролью золотое здоровье». –
И другу вослед выступает Георгий
(Как трубы победы, вещает Георгий)
– «От битв отрекаясь, ты жаждал спасенья,
Но сильного слезы пред Богом неправы,
И Бог не слыхал твоего отреченья,
Ты встанешь заутра, и встанешь для славы». –
И скрылись, как два исчезающих света
(Средь мрака ночного два яркие света),
Растущего дня надвигается шорох,
Вот солнце сверкнуло, и встал истомленный
С надменной улыбкой, с весельем во взорах
И с сердцем, открытым для жизни бездонной.
1912
Георгий Победоносец
Идущие с песней в бой,
Без страха – в свинцовый дождь.
Вас Георгий ведет святой –
Крылатый и мудрый вождь.
Пылающий меч разит
Средь ужаса и огня.
И звонок топот копыт
Его снегового коня…
Он тоже песню поет –
В ней слава и торжество.
И те, кто в битве падет,
Услышат песню его.
Услышат в последний час
Громовый голос побед.
Зрачками тускнеющих глаз
Блеснет немеркнущий свет!
Анна Ахматова
Анна Ахматова
Колыбельная
Далеко в лесу огромном,
Возле синих рек,
Жил с детьми в избушке темной
Бедный дровосек.
Младший сын был ростом с пальчик, –
Как тебя унять,
Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,
Я дурная мать.
Долетают редко вести
К нашему крыльцу,
Подарили белый крестик
Твоему отцу.
Было горе, будет горе,
Горю нет конца,
Да хранит святой Егорий
Твоего отца.
1915
Михаил Кузмин
М.А. Кузмин. Ленинград. 1929
Святой Георгий
(кантата)
А. М. Кожебаткину
Пеной
Персеев конь
у плоских приморий
белеет, взмылясь…
Георгий!
Слепя, взлетает
облаком снежным,
окрылив Гермесов петаз
и медяные ноги,
Георгий!
Гаргарийских гор эхо
Адонийски вторит
серебра ударам,
чешуи победитель,
Георгий!
Мыться ли вышла царева дочь?
мыть ли белье, портомоя странная?
В небе янтарном вздыбилась ночь.
Загородь с моря плывет туманная.
Как же окованной мыть порты?
Цепи тягчат твое тело нежное…
В гулком безлюдьи морской черноты
плачет царевна, что чайка снежная.
– Прощай, отец родимый,
прощай, родная мать!
По зелени любимой
мне не дано гулять!
И облака на небе
не буду я следить:
мне выпал горький жребий
за город смерть вкусить.
Девичьего укора
не слышать никогда.
Вкушу, вторая Кора,
гранатова плода.
Рожденью Прозерпины
весною дан возврат,
а я, не знав кончины,
схожу в печальный ад!
Боги, во сне ли?
Мерзкий
выползок бездны на плоской мели,
мирней
свернувшейся рыбы
блестит в полумраке чешуйчатой глыбой
змей.
Сонная слюна
медленным ядом
синеет меж редких зубов.
Мягким, сетчатым задом
подымая бескостный хребет,
ползет,
словно оставаясь на месте,
к обреченной невесте.
Руки прикрыть не могут стыд,
стоит,
не в силах охать…
По гаду похоть,
не спеша, как обруч,
проталкивается от головы к хвосту.
Золотой разметался волос,
испуганный голос
по-девьи звенит в темноту:
– Ты думаешь: я – Пасифая,
любовница чудищ?
Я – простая
девушка, не знавшая мужьего ложа,
почти без имени,
даже не Андромеда!
Ну что же!
Жри меня,
жалкая в том победа!
Смерть разжалобить трудно,
царевна, даже Орфею,
а слова непонятны и чудны
змею,
как саранче паруса,
Напрасно твоя коса
золотом мреет,
розою щеки млеют,
и забыла гвоздика свои лепестки
на выгибе девьих уст,
гибель,
костный хруст,
пакостной мякоти чавканье
(ненавистный, думаешь, брак?),
сопенье, хрип и храп,
пенной вонь слюны,
зубов щелк,
и гибель, гибель, гибель
волочет тебе враг!
Вислое брюхо сосцато
поднялось…
– Ослепите, ослепите,
боги, меня!
Обратно возьмите
ужасный разум!
Где вы? где вы?
где ты, Персей?
Спите?
Не слышите бедной девы?!
Нагая, одна,
скована…
Разите разом,
топором,
как овна.
Скорей,
Зевс,
гром!!!
Пепели, пепели!
Как Семела,
пускай пылаю,
но не так,
подло,
беззащитно,
одиноко,
как скот,
дохну!!!
Мягко на грудь вскочила жаба,
лягушечьи-нежная гада лапа…
Пасти вихрь свистный
близкой спицей
колет ухо…
Молчит, нос отвернув
дальше от брюха.
– В вечернем небе широкая птица
реет, – верно, орел.
Между ног бесстыдно и склизко
пополз к спине хвост…
– О-о-о!!!
Богов нет!
Богинь нет!
(Камнем эхо – «нет!»).
Кто-нибудь, кто-нибудь!
Небо, море,
хлыньте, прикройте!
Горе!
Не дайте зверю!
Гад, гад, гад!
Проснитесь!
Слушай, орел,
свидетель единственный,
я верю (гибель – залогом),
верю:
спустится витязь
таинственный,
он же меня спасет.
Молюсь тебе, неведомый,
зову тебя, незнаемый,
спаси меня, трисолнечный,
моря белого белый конник!!!
Аллилуйя, аллилуйя,
помилуй мя.
Глаза завела,
замерла
предсмертно и горько.
Жилы – что струны.
Вдруг
остановился ползучий холод
– откраснела за мысом зорька.
Смерть?
Снова алеет твердь…
(Сердце, как молот,
кузнечным мехом:
тук!)
разгорается свет
сверху, не с горизонта,
сильней, скоро брызнет
смехом.
Свету навстречу встает другая пена понта…
Жизни…
отлетавшей жизни вестник?
Герой моленый?
Змей, деву оставив, пыхает на небо…
Смотрят оба,
как из мокрого гроба.
Серебряной тучей
трубчатый хвост
закрывает янтарное небо
(золотые павлины!),
наверху раскинулись задние ноги,
внизу копья длинная искра…
быстро,
кометой,
пущенной с небесной горы,
алмазной лавиной…
шесть ног,
грива,
хвост, шлем,
отрочий лик,
одежды складки
с шумом голубино-сладким
прядают, прядают!..
Четыре копыта прямо врылись в песок.
Всадник встал в стременах, юн и высок.
На месте пустом,
на небесное глядя тело
(веря, не верит,
не веря, верит),
пророчески руки раскинув крестом,
онемела.
Ржанье – бою труба!
Золотой облак
закрывает глаза,
иногда разверзаясь молнией,
уши наполнены
свистом, хрипом,
сопеньем диким,
ржаньем, бряцаньем,
лязгом.
Тромбово, тромбово
тарабанит копытом конь
Тра-ра
комкает, комкает
узорной узды узел…
Тра-ра!
Стрел
лет
глаз
взгляд.
Радугой реет радостный рай.
Трубит ангел в рожок тра-рай!
И вот,
словно вдребезги разбили
все цепочки, подвески, звезды,
стеклянные, золотые, медные,
на рясном кадиле,
последний треск,
треснула бездна,
лопнуло небо,
и ящер
отвалился, шатаясь,
и набок лег спокойно,
как мирно почивший пращур.
– Не светлый ли облак тебя принес?
– Меня прислал Господь Христос.
Послал Христос, тебя любя.
– Неужели Христос прекрасней тебя?
– Всего на свете прекрасней Христос,
И Божий цвет – душистее роз.
– Там я – твоя Гайя, где ты – мой Гай,
В твой сокровенный пойду я рай!
– Там ты – моя Гайя, где я – твой Гай,
В мой сокровенный вниди рай!
– Глаза твои, милый, – солнца мечи,
Святой науке меня учи!
– Верной вере откройся, ухо,
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
– Верной вере открыто ухо
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
– Чистые души – Господу дань.
Царевна сладчайшая, невестой встань!
– Бедная дева верой слаба,
Вечно буду тебе раба!
Светлое трисолнечного света зерцало,
Ты, в котором благодать промерцала,
Белый Георгий!
Чудищ морских вечный победитель,
Пленников бедных освободитель,
Белый Георгий!
Сладчайший Георгий,
Победительнейший Георгий,
Краснейший Георгий,
Слава тебе!
Троице Святой слава,
Богородице Непорочной слава,
Святому Георгию слава
И царевне присновспоминаемой слава!
1917
Марина Цветаева
Марина Цветаева
Московский герб: герой пронзает гада
Московский герб: герой пронзает гада.
Дракон в крови. Герой в луче. – Так надо.
Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!
Верни нам вольность, Воин, им – живот.
Страж роковой Москвы – сойди с ворот!
И докажи – народу и дракону –
Что спят мужи – сражаются иконы.
1918
Георгий
1
Ресницы, ресницы,
Склоненные ниц.
Стыдливостию ресниц
Затменные – солнца в венце стрел!
– Сколь грозен и сколь ясен! –
И плащ его – был – красен,
И конь его – был – бел.
Смущается Всадник,
Гордится конь.
На дохлого гада
Белейший конь
Взирает вполоборота.
В пол-окна широкого
Вслед копью
В пасть красную – дико раздув ноздрю –
Раскосостью огнеокой.
Смущается Всадник,
Снисходит конь.
Издохшего гада
Дрянную кровь
– Янтарную – легким скоком
Минует, – янтарная кровь течет.
Взнесенным копытом застыв – с высот
Лебединого поворота.
Безропотен Всадник,
А конь брезглив.
Гремучего гада
Копьем пронзив –
Сколь скромен и сколь томен!
В ветрах – высокo – седлецо твое,
Речной осокой – копьецо твое
Вот-вот запоет в восковых перстах
У розовых уст
Под прикрытием стрел
Ресничных,
Вспоет, вскличет.
– О страшная тяжесть
Свершенных дел!
И плащ его красен,
И конь его бел.
Любезного Всадника,
Конь, блюди!
У нежного Всадника
Боль в груди.
Ресницами жемчуг нижет…
Святая иконка – лицо твое,
Закатным лучом – копьецо твое
Из длинных перстов брызжет.
Иль луч пурпуровый
Косит копьем?
Иль красная туча
Взмелась плащом?
За красною тучею –
Белый дом.
Там впустят
Вдвоем
С конем.
Склоняется Всадник,
Дыбится конь.
Всё слабже вокруг копьеца ладонь.
Вот-вот не снесет Победы!
– Колеблется – никнет – и вслед копью
В янтарную лужу – вослед копью
Скользнувшему.
– Басенный взмах
Стрел…
Плащ красен, конь бел.
2
О тяжесть удачи!
Обида Победы!
Георгий, ты плачешь,
Ты красною девой
Бледнеешь над делом
Своих двух
Внезапно-чужих
Рук.
Конь брезгует Гадом,
Ты брезгуешь гласом
Победным. – Тяжелым смарагдовым маслом
Стекает кровища.
Дракон спит.
На всю свою жизнь
Сыт.
Взлетевшею гривой
Затменное солнце.
Стыдливости детской
С гордынею конской
Союз.
Из седла –
В небеса –
Куст.
Брезгливая грусть
Уст.
Конь брезгует Гадом,
Ты брезгуешь даром
Царевым, – ее подвенечным пожаром.
Церковкою ладанной:
Строг – скуп –
В безжалостный
Рев
Труб.
Трубите! Трубите!
Уж слушать недолго.
Уж нежный тростник победительный – долу.
Дотрубленный долу
Поник. – Смолк.
И облачный – ввысь! –
Столб.
Клонитесь, клонитесь,
Послушные травы!
Зардевшийся под оплеухою славы –
Бледнеет. – Домой, трубачи! – Спит.
До судной трубы –
Сыт.
3
Синие версты
И зарева горние!
Победоносного
Славьте – Георгия!
Славьте, жемчужные
Грозди полуночи,
Дивного мужа,
Пречистого юношу:
Огненный плащ его,
Посвист копья его,
Кровокипящего
Славьте – коня его!
* * *
Зычные мачты
И слободы орлие!
Громокипящего
Славьте – Георгия!
Солнцеподобного
В силе и в кротости.
Доблесть из доблестей,
Роскошь из роскошей:
Башенный рост его,
Посвист копья его,
Молниехвостого
Славьте – коня его!
Львиные ветры
И глыбы соборные!
Великолепного
Славьте – Георгия!
Змея пронзившего,
Смерть победившего,
В дом Госпожи своей
Конным – вступившего!
Зычный разгон его,
Посвист копья его,
Преображенного
Славьте – коня его!
* * *
Льстивые ивы
И травы поклонные,
Вольнолюбивого,
Узорешенного
Юношу – славьте,
Юношу – плачьте…
Вот он, что розан
Райский – на травке:
Розовый рот свой
На две половиночки –
Победоносец,
Победы не вынесший.
4
Из облаков кивающие перья.
Как передать твое высокомерье,
– Георгий! – Ставленник небесных сил!
Как передать закрепощенный пыл
Зрачка, и трезвенной ноздри раздутой
На всём скаку обузданную смуту.
Перед любезнейшею из красот
Как передать – с архангельских высот
Седла – копья – содеянного дела
И девственности гневной – эти стрелы
Ресничные – эбеновой масти –
Разящие: – Мы не одной кости!
Божественную ведомость закончив,
Как передать, Георгий, сколь уклончив
– Чуть что земли не тронувший едва –
Поклон, – и сколь пронзительно-крива
Щель, заледеневающая сразу:
– О, не благодарите! – По приказу.
5
С архангельской высоты седла
Евангельские творить дела.
Река сгорает, верста смугла.
– О даль! Даль! Даль!
В пронзающей прямизне ресниц
Пожарищем налетать на птиц.
Копыта! Крылья! Сплелись! Свились!
О высь! Высь! Высь!
В заоблачье исчезать как снасть!
Двуочие разевать как пасть!
И не опомнившись – мертвым пасть:
О страсть! – Страсть! – Страсть!
6
А девы – не надо.
По вольному хладу,
По синему следу
Один я поеду.
Как был до победы:
Сиротский и вдовый.
По вольному следу
Воды родниковой.
От славы, от гною
Доспехи отмою.
Во славу Твою
Коня напою.
Храни, Голубица,
От града – посевы,
Девицу – от гада,
Героя – от девы.
7
О всеми ветрами
Колеблемый лотос!
Георгия – робость,
Георгия – кротость…
Очей непомерных
– Широких и влажных –
Суровая – детская – смертная важность.
Так смертная мука
Глядит из тряпья.
И вся непомерная
Тяжесть копья.
Не тот – высочайший,
С усмешкою гордой:
Кротчайший Георгий,
Тишайший Георгий,
Горчайший – свеча моих бдений – Георгий,
Кротчайший – с глазами оленя – Георгий!
(Трепещущей своре
Простивший олень).
– Которому пробил
Георгиев день.
О лотос мой!
Лебедь мой!
Лебедь! Олень мой!
Ты – все мои бденья
И все сновиденья!
Пасхальный тропарь мой!
Последний алтын мой!
Ты, больше, чем Царь мой,
И больше, чем сын мой!
Лазурное око мое –
В вышину!
Ты, блудную снова
Вознесший жену.
– Так слушай же!..
8
Не лавром, а терном
На царство венчанный,
В седле – а крылатый!
Вкруг узкого стана
На бархате черном
Мальтийское злато.
Нетленные иглы
Терновые – Богу
И Другу присяга.
Высокий загиб
Лебединый, а с боку
Мальтийская шпага.
Мальтийского Ордена
Рыцарь – Георгий,
Меж спящими – бдящий.
Мальтийского Ордена
Рыцарь – Георгий,
На жен не глядящий…
9
Странноприимница высоких душ,
. . . . . . . . . . . . . . .
Тебя пою – пергаментная сушь
Высокодышащей земли Орфея.
Земля высокомерная! – Ступню
Отталкивающая как ладонью,
Когда ж опять на грудь твою ступлю
Заносчивой пятою амазоньей –
Сестра высокомерная! Шагов
Не помнящая . . . . . . . .
Земля, земля Героев и Богов,
Амфитеатр моего Восхода!
1921
Арсений Несмелов
Арсений Несмелов
В ломбарде
В ломбарде старого ростовщика,
Нажившего почет и миллионы,
Оповестили стуком молотка
Момент открытия аукциона.
Чего здесь нет! Чего рука нужды
Не собрала на этих полках пыльных,
От генеральской Анненской звезды
До риз икон и крестиков крестильных.
Былая жизнь, увы, осуждена
В осколках быта, потерявших имя…
Поблескивают тускло ордена,
И в запыленной связке их – Владимир.
Дворянства знак. Рукой ростовщика
Он брошен на лоток аукциона,
Кусок металла в два золотника,
Тень прошлого и тема фельетона.
Потрескалась багряная эмаль –
След времени, его непостоянство.
Твоих отличий никому не жаль,
Бездарное, последнее дворянство.
Но как среди купеческих судов
Надменен тонкий очерк миноносца –
Среди тупых чиновничьих крестов
Белеет грозный крест Победоносца.
Святой Георгий – белая эмаль,
Простой рисунок… Вспоминаешь кручи
Фортов, бросавших огненную сталь,
Бетон, звеневший в вихре пуль певучих,
И юношу, поднявшего клинок
Над пропастью бетонного колодца,
И белый – окровавленный платок
На сабле коменданта – враг сдается!
Георгий, он – в руках ростовщика!
Но не залить зарю лавиной мрака,
Не осквернит негодная рука
Его неоскверняемого знака.
Пусть пошлости неодолимый клёв
Швыряет нас в трясучий жизни кузов, –
Твой знак носил прекрасный Гумилёв,
И первым кавалером был Кутузов!
Ты гордость юных – доблесть и мятеж,
Ты гимн победы под удары пушек.
Среди тупых чиновничьих утех
Ты – браунинг, забытый меж игрушек.
Не алчность, робость чувствую в глазах
Тех, кто к тебе протягивает руки,
И ухожу… И сердце всё в слезах
От злобы, одиночества и муки.
1928
Елена Чудинова
Елена Чудинова
Георгий – Москве
О твоем золотом перезвоне
Не придется в земле вспоминать,
Я служил твоей красной короне,
Я вступил в твою белую рать.
Присягнувший единожды рыцарь,
Защитить тебя был я готов,
Я любил тебя, Диво-Царица,
Я стерег твоих вещих орлов.
Не придется, во сне не приснится,
Я бродил по твоей мостовой,
Книжно бредил, ловил твои лица
В Александровском Саде весной.
Алым пламенем пасти дохнули,
Дальше в землю спускаться тропе,
Но качаясь с винтовочной пулей,
Как я понял, что падал – в гербе.
Взглядом в небо – орлы улетели.
Твой ли голос шепнул мне, скорбя:
«Мой Георгий, мой мальчик в шинели,
Засыпай, я оплачу тебя!»
Крепко спит твой единственный рыцарь,
Под землею – не слышен твой стон.
В златокупольных бусах Царица,
Мне простишь ли – змеиный полон?
Не ищите вы гербы
Под осинкой как грибы!
Их найдем мы на монетах
И на гербовых конвертах,
И на гербовой бумаге,
На печати и на флаге!
Крупина С.
*****
Прежде — символом страны
Были молот, звезда, серп,
Но сейчас устранены —
Символ стал — двуглавый герб.
Талызин Владимир
*****
На герб посмотрим: здесь орел,
Да не простой – двуглавый,
Символизирует страну –
Могучий, величавый.
В Европе с Азией страна
Раскинулась широко —
Меж океанов и морей,
От запада к востоку.
Вот и взирает птица-царь
В две стороны внимательно:
В порядке ль все, не шел чтоб враг,
Следит он обязательно.
В руках держава, скипетр есть,
Над главами – короны.
И всадник на коне верхом,
И змей, копьем сраженный.
*****
Чтоб отразить России широту
От Балтики до Сахалина.
Гербу вручили силу, красоту
Двуглавого орла —
Степного исполина.
Александров А.
*****
У России величавый
На гербе орёл двуглавый,
Чтоб на запад и восток
Он смотреть бы сразу мог.
Сильный, мудрый он и гордый.
Он – России дух свободный.
Степанов В.
*****
Различным образом державы
Свои украсили гербы.
Вот леопард, орел двуглавый
И лев, встающий на дыбы.
Таков обычай был старинный, —
Чтоб с государственных гербов
Грозил соседям лик звериный
Оскалом всех своих зубов.
То хищный зверь, то птица злая,
Подобье потеряв свое,
Сжимают в лапах, угрожая,
Разящий меч или копье.
Где львов от века не бывало,
С гербов свирепо смотрят львы
Или орлы, которым мало
Одной орлиной головы!
Но не орел, не лев, не львица
Собой украсили наш герб,
А золотой венок пшеницы,
Могучий молот, острый серп.
Мы не грозим другим народам,
Но бережем просторный дом,
Где место есть под небосводом
Всему, живущему трудом.
Не будет недругом расколот
Союз народов никогда.
Неразделимы серп и молот,
Земля, и колос, и звезда!
Самуил Маршак
*****
Есть у нашей любимой Отчизны,
У России, — начну я рассказ, —
Символы, отражение жизни
Тех, кто жил задолго до нас.
Это герб, овеянный славой:
Золотой орел на щите
И копьем пораженный лукавый –
Нет врагов у России нигде!
Это флаг, победа с которым
Неизменно всегда была.
Это гимн, где каждое слово
Помнят люди. Любима страна!
А откуда пошли они,
Вековой истории знаки?
Началось все для русской земли
Как приплыли княжить варяги.
Но двузубец варягов забыли,
И до грозного князя Ивана
Птицы, львы на печатях были
И святые, коль князь христианин.
Вот двуглавый орел появился,
Стал гербом он русской земли,
Крылья поднял, вооружился,
Три короны власть обрели.
При Великом Петре почернел орел,
Стало поле вокруг золотое.
При Павле мальтийский крест обрел –
Не осталось надолго такое.
«С нами Бог», — так девиз гласил,
Два архангела щит держали.
Гордо стоял с мечом Михаил,
Того, кто с крестом, Гавриилом звали.
Но был свергнут он вместе с царем,
И на долгие годы забыли
Гордый символ России. Орел…
Серп и молот его заменили.
Был огромный Советский Союз,
Объединивший когда-то народы.
Их сплотила великая Русь,
Но как быстро промчались годы.
И теперь уже, в наши дни,
Вновь вернулся орел золотой.
Три короны, две головы –
Герб России нашей родной.
…Как огонь, на ветру трепетали
Православные русские стяги.
С верой в победу в бой люди вступали –
Так начиналась история флага.
Флаг во многом подобен гербу был:
Та же птица расправила крылья,
Тот же цвет орла окружил,
И Петра триколор не забыли.
Возвратился он в годы войны,
Как свободной России знамя.
И шевроны – из лент сплетены –
Форму Белых украсили армий.
А потом – Союза алый флаг,
Серп, звезда и молот золотые.
И вот вновь трепещет старый стяг,
Разноцветные три полосы простые.
Гимн России, гордость в нем народа, —
Самая торжественная песнь.
Появился он с двухтысячного года,
Слава государству, честь.
Итак, рассказ окончен мой,
Пролетели пред нами года.
Каждый символ с особой судьбой,
Будем помнить мы всегда.
Ведь история, память народная, —
Это то, что должны все знать.
Восславим Отечество наше свободное,
Сделаем все, чтоб могло оно процветать!
Фефелова Ирина
СОБИРАТЕЛЬ ЗЕМЕЛЬ РУССКИХ
СВЯТОЙ СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
© Виолетта Баша, еженедельник «Моя семья»
В 1380 году увидел князь Дмитрий несметное войско хана Мамая. И дрогнула его душа, хоть и помнил слова Преподобного Сергия: «Ты победишь и в свое отечество с великой честью вернешься”. Тут гонец от старца прискакал и молвил: «Смело вступай в бой, обязательно поможет тебе Бог”. Немало русских воинов полегло, но пришла победа, ставшая прологом будущего величия России.
Сергий Радонежский родился в 1314 году, когда родина изнемогала под игом Орды. Жил скромно в трудах и молитве, но сделал столько, что нет на Руси более почитаемого святого. Его роль в объединении земель русских бесценна. Сергий Радонежский был канонизирован в 1452 году как печальник, молитвенник и защитник Святой Руси. И по сей день у его мощей совершаются чудеса, а однажды паломники видели, как явился сам Сергий и благословил их.
Простые истины
Каким был этот человек, более шести веков почитаемый на Руси, как никто другой? В летописях говорится, что имел нрав смиренный, был милостивым, добрым, целомудренным, любил нищих и странников. О его отношении к людям сказано: «Одинаково любил всех, всем добро творил, ко всем любовь имел”. Любить ближнего, помогать слабому – простые истины? Много ли в наше время доброты и сострадания?
Трижды прокричавший в утробе матери
Преподобный Сергий родился в 1314 году в семье богатого и почитаемого боярина Кирилла, обладавшего большим имением неподалеку от Ростова Великого, и его жены Марии. Еще до его рождения свершилось чудо. Однажды Мария вошла в церковь. Когда приступили к чтению Евангелия, младенец прокричал в утробе матери. Перед тем, как прозвучала херувимская песнь, младенец прокричал второй раз. Когда иерей возгласил: «Внемлем святая святых!” – младенец в третий раз закричал.
На сороковой день после рождения родители принесли ребенка в церковь. Иерей окрестил его Варфоломеем. Родители рассказали, как их сын в церкви три раза прокричал. Иерей ответил: «Радуйтесь, будет ребенок сосуд избранный Бога, обитель и слуга Святой Троицы”.
И свершилось чудо
Братья Варфоломея Стефан и Петр быстро выучили грамоту, а Варфоломею она не давалась. Он молился: «Господи! Вразуми меня”. Как-то отец послал мальчика искать скот в поле, тот неожиданно увидел молящегося под дубом старца. Старец спросил: «Что хочешь, чадо?”. Варфоломей сказал: «Учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Святой Отче, помолись, чтобы смог я научиться”. Старец ответил: «О грамоте, чадо, не скорби: с сего дня дарует тебе Господь знание”. Вернувшись, Варфоломей увидел, что знает грамоту.
Состоятельный боярин Кирилл из-за даней Орде к концу жизни обнищал. Когда княжение Ростовское отошло к Москве, Кирилл переселился в Радонеж под покровительство московского князя. Стефан и Петр женились, а Варфоломей захотел стать иноком. После смерти жены Стефан ушел в монастырь Покрова пресвятой Богородицы в Хотькове. Придя к нему, Варфоломей уговорил брата пойти искать пустынное место. Похоронив родителей в Покровском монастыре, братья удалились в леса, окружавшие Радонеж, и в 15 километрах от него нашли место для обители. Помолившись, они начали рубить лес и носить бревна. Соорудили келью. На холме, омываемом речкой Кончурой, построили церковь и освятили ее во имя святой Троицы. Не выдержав лишений, Стефан ушел в Москву, в монастырь Святого Богоявления, а Варфоломей вскоре был пострижен с именем Сергий.
Косолапый попрошайка
В глухой чаще один медведь завел привычку приходить к Преподобному. Сергий, сочувствуя оголодавшему, клал кусок хлеба на пень. Иногда хлеба не хватало, и косолапый, не найдя его, долго слонялся около хижины. Если у монаха была лишь маленькая корочка, он делил ее на двоих. Бывало Сергий отдавал последний кусок истощавшему зверю. Несмотря на лишения, Сергий благодарил Бога, и Господь послал ему помощников: святого стали навещать монахи. Известно, что первых отшельников было не более двенадцати. Каждый построил келью и стал жить, подражая блаженному. Сам святой четыре кельи построил, дрова из леса носил и, наколов, разносил по кельям, хлеб пек, обувь и одежду шил, воду в ведрах в гору носил и каждому у кельи ставил. Жизнь здесь была суровой: посты, жажда, бдение. Одежду носили бедную. Главным условием были чистота душевная, молчание, смирение и всеобъемлющая любовь. История сохранила несколько имен: старец Василий Сухой с верховьев Дубны, монах Иаков Якута, дьякон Анисим. Когда кельи были ограждены тыном, у ворот поставили привратника, а вокруг церкви развели огород.
Игумен обители милосердия
Сергий менее всего хотел становиться руководителем, но монахи умоляли, чтобы он стал игуменом и Сергий возглавил обитель. Игумен Сергий трудился больше всех. После вечерни обходил кельи, зная, что у кого на душе. Если слышал, что кто-то молится или работает, за тех радовался. Если слышал смех – стучал в окно и отходил. Праздные беседы прекращались. Утром приходил на церковное пение раньше всех, на службе никогда к стене не прислонялся. Монастырь увеличивался, люди издалека шли к Сергию.
Лет через пятнадцать, во времена князя Ивана Великого, начали появляться вблизи монастыря села. Монахи никогда у мирян ничего не просили, но люди приносили кто что мог. Сергий раздавал все беднякам. Те, кто нуждались, получали приют, одежду, еду. Завещая поддерживать традицию, Сергий говорил: «Если эту заповедь будете хранить, и после ухода моего из жизни этой обитель моя весьма разрастется, и долгие годы нерушимой будет стоять”. Эта традиция и по сей день соблюдается.
Случай с крестьянином
Как-то пришел в монастырь один крестьянин. Стал спрашивать, где ему увидеть старца. Монахи ответили, что Преподобный копает в огороде. Крестьянин на огороде увидел человека в бедной одежде и рассказал ему, что шел издалека, чтобы встретиться со старцем, а, видать, так и уйдет без благословения. Старец отвечал, что отсюда никто не уходит без утешения. Крестьянин продолжал просить у монахов встречи со старцем. Те указали ему на «нищего” со словами: «Вот тот, кого ты хочешь видеть”. Крестьянин решил, что над ним смеются. Монахи хотели прогнать крестьянина за то, что он не поклонился старцу, но Сергий не разрешил, поклонился ему до земли, по-христиански поцеловал и благословил, не называя себя. Позднее, когда к Сергию приехал князь и заговорил со старцем, крестьянин узнал «нищего”.
Собиратель земель русских
Много бед принесла народу вражда князей. Второе столетие страна страдала от набегов татар. Вместо того чтобы объединиться, удельные князья шли войной друг на друга. В Библии сказано: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими”. Враг Москвы, рязанский князь Олег собирался выступить против московского князя Дмитрия, когда узнал, что уважаемый им старец Сергий благословил московское воинство. А когда угодник пришел в Рязань, прошагав сотни верст, грозный Олег не мог устоять против кротких слов старца и заключил с Димитрием мир.
Куликово поле
В 1380 году ордынский князь Мамай собрал огромное войско для набега на Русь. Народ охватила паника. Великий князь Дмитрий, веривший в пророческую силу старца, спросил его, идти ли ему против Мамая. Святой благословил его: «Иди против безбожных, и если Бог поможет тебе, ты победишь и невредимым в свое отечество с великой честью вернешься”. Дмитрий обещал: «Если мне Бог поможет, отче, поставлю монастырь в честь пречистой Богоматери”. Вдохновленный, Дмитрий выступил против Мамая. Из-за горизонта на Куликово поле надвигались несметные полчища. Князь остановился в сомнении, предчувствуя гибель своих воинов. Многих охватил страх. Никогда прежде Русь не одолевала столь сильного врага. В тот момент, когда дрогнуло сердце Дмитрия, на поле брани появился гонец с посланием от святого: «Без сомнения смело вступай в бой, нисколько не устрашаясь. Обязательно поможет тебе Бог”. Дмитрий почувствовал решимость и молвил: «Боже великий, сотворивший небо и землю! Помощником мне будь в битве с противниками святого твоего имени”. Многие пали в том бою, но пришла победа. Дмитрий пришел к Сергию с благодарностью и внес большой вклад в монастырь. Все время сражения простоял старец в молитве, а потом поименно поминал убитых.
Свет неугасимый
25 сентября 1392 года светлая душа Сергия вознеслась к Богу, чтобы золотой строкой остаться в истории России. В одном из пророчеств Преподобный предсказал, что обитель будет сожжена, но восстановлена из пепла. Так и случилось. Во время нашествия татарского хана Едигея на Москву в 1408-м году Троицкая обитель была сожжена, однако игумен Никон, возглавивший ее после смерти святого, восстановил монастырь. В трех верстах от Ростова Ярославской области на берегу Ишны, на месте имения боярина Кирилла и Марии расположен Троицко-Варницкий монастырь. Четвертая часть всех русских монастырей связана с именем Сергия Радонежского, основана им или его учениками.
Километрах в 70-ти от Москвы есть светлое в своей не сиюминутной тишине место – Сергиев Посад. Троице-Сергиевский мужской монастырь имеет статус Лавры и является резиденцией Патриарха Всея Руси. В Троицком соборе Лавры находятся Святые Мощи основателя монастыря Сергия Радонежского. И по сей день творятся здесь чудеса. Как-то больную падучей девочку приложили – сразу болезнь с нее спала. Ходить не могла, а тут сама спустилась по ступенькам. У одной женщины сильно болели ноги. Врачи сказали, что болезнь неизлечима, а у мощей она исцелилась и пошла. Подобных исцелений множество. Рассказывают, что монахи меняют тапочки Преподобному – изнашиваются они, потому что святой ходит по Лавре. Поговаривают, что Преподобный Сергий иногда сам благословляет пришедших. Известно о чудотворной силе иконы Святой Живоначальной Троицы Андрея Рублева в Троицком соборе, которая способна исполнить все просьбы, однако, помысли должны быть чисты. Одна девушка рассказывала, что молилась перед этой иконой о суженом, и вскоре вышла замуж на семинариста.
Километрах в тридцати отсюда бьют три чудотворных ключа. По легенде ударил Сергий посохом о землю и забили родники. Больные в них исцеляются. Не ищите указатель – его нет. Да и не нужен он. Не зарастает к ним тропа народная.
Муз. фон — Отец Роман, «Русь называют Святой»