Содержание
Поэтика абсурда в петербургских повестях Н.В. Гоголя
Введение |
стр.2 |
|
Понятие абсурда в литературоведении |
стр.3 — 4 |
|
Повести петербургского цикла Н.В.Гоголя с точки зрения поэтики абсурда. |
стр.5 |
|
Повесть «Нос» как «чрезвычайно странная история». |
стр.5 — 7 |
|
«Шинель» — самая загадочная повесть петербургского цикла. |
стр.7 — 8 |
|
Повесть «Записки сумасшедшего» — «связь реального с нелепицами». |
стр.9 — 10 |
|
Заключение |
стр.11 |
|
Библиография |
стр.12 |
|
Приложения |
стр.13 — 21 |
|
Введение
Существует ли литература абсурда? На первый взгляд, на этот вопрос не так сложно ответить, ведь термин «абсурд» используется многими авторами и критиками с чрезвычайной легкостью, при этом, правда, не совсем понятно, какой смысл они в него вкладывают. В русской литературе бесспорно «абсурдным» автором считается Даниил Хармс, в зарубежной – в первую очередь представители так называемого «театра абсурда», само существование которого не раз подвергалось сомнению .
Можно предположить, что и творчество великого писателя Николая Васильевича Гоголя оказалось важным и оригинальным звеном в русской литературе данного направления. Оно уже более полутора столетий в центре внимания критиков и литературоведов, от В.Г. Белинского и Аполлона Григорьева до В.М. Марковича и Ю.В. Манна, потому что его произведения отличают глубина исследования русской жизни, страстные поиски путей ее преображения.
Реализм Гоголя соединяется с нереалистическими течениями, и больше всего это отразилось в цикле повестей, которые имеют условное название «петербургские повести».
«Абсурд был любимой музой Гоголя», — сказал В.В. Набоков.
Целью данной работы является изучение поэтики абсурда в петербургских повестях Н.В.Гоголя.
Исходя из поставленной цели, определяются следующие задачи:
-
Ознакомиться с литературой по выбранной теме.
-
Рассмотреть понятие абсурда в литературоведении.
-
Проанализировать повести из петербургского цикла с точки зрения поэтики абсурда.
-
Обобщить полученные результаты и сделать выводы.
Глава I. Понятие абсурда в литературоведении
Горит бессмыслицы звезда,
Она одна без дна.
Введенский
Абсурд (от лат. absurdus — нелепый) – бессмыслица, нелепость. Это мир наоборот, мир наизнанку, антимир. Истоки абсурда лежат в карнавальной культуре средневековья, одной из функций которой являлось узаконенное нарушение запрета. Европейский карнавал давал возможность человеку реализовать идею двумирности, то есть совершить перевертывание, оборотничество. Верх и низ менялись местами. В основе мира абсурда лежит сознательная игра с логикой, здравым смыслом .
Абсурд, по определению Т.Б.Любимовой, это — отсутствие единого прямого, схватываемого разумом смысла. Вместо действия – то есть линейных, следующих друг за другом событий, вместо «геометрии драмы» – сверкания, блики, отблески или, напротив, затемнения, провалы, перерывы, то есть как бы кривые и разбитые зеркала загадок и шарад. Отсюда и фарсовость, клоунада, «пресонажность», «кукольность», марионеточность – излюбленные качества искусства абсурда» .
Итак, абсурд в эстетическом смысле представляет собой художественный прием, способ осмысления художником окружающей его действительности и человека как главного субъекта и объекта новых отношений между вещами.
Тема «абсурдности бытия» не нова. В основе литературного явления, которое получило название абсурдизма, театра абсурда или просто абсурда, лежит мысль о бессмысленности бытия. Такая бессмысленность лишает всякой значимости любое человеческое существование как его целостности, так и в каждом отдельном проявлении – поступке, чувстве, устремлении. Как художественное течение абсурд – исключительно явление литературного порядка, чем он отличается от большинства сопредельных с ним явлений и течений художественной культуры XX., нашедших выражение в различных видах искусства – живописи, музыке, кино, скульптуре.
Идея абсурда сложилась в XX веке. Но определение появилось благодаря изданию книги английского исследователя М. Эсслина «Театр абсурда» (1961). Критики постоянно вращались в кругу абсурдистских идей, но они рассматривали только отдельные наблюдения и частные случаи. Эсслин предложил рассмотреть абсурд как особое художественное явление. Его книга была открытием, представив анализ, характеристику и целостное видение абсурда как литературного явления.
Заметим, что абсурд охватывает драму и прозу, оставляя почти без внимания поэзию.
Основой абсурда как литературного направления Эсслин называет миропонимание, смысловой фокус которого – идея тотальной абсурдности бытия, охватившая мир Запада после второй мировой войны. «Театр абсурда», по его мнению, «можно рассматривать как отражение взгляда, поистине, кажется, наиболее репрезентативного» для нашего времени. Определяющим в нем Эсслин считает «ощущение того, что несомненные истины и краеугольные понятия минувших веков были сметены, что подвергнутые проверке они были сочтены негодными и дискредитированы как дешевые и несколько ребяческие иллюзии» .
Само представление о бессмысленности бытия отнюдь не было открытием XX в. Мысль эта стара, как мир, и век от века притягивала к себе внимание – столько, сколько существует жизнь. Сопровождая человечество на протяжении истории, она содержится и в древнейших пластах литературы.
В определенном смысле драма абсурда опирается на художественные открытия новой драмы в конце XIX — начале XX в., в первую очередь Чехова, благодаря которым действие было преобразовано в преимущественно внутреннее. Переместившись из внешнего мира в пространство души, оно привело к взаимному перераспределению значимости его отдельных элементов (снижение роли сюжета, динамика, развития действия и т.д.). Однако поиски писателей — абсурдистов хотя и отталкивались от этих завоеваний новой драмы и аналогичных явлений в прозе, шли во многом в прямо противоположном направлении (отказ от психологизма, от идеи характера как сложного единства социально – исторических и специфических индивидуально – личностных черт и свойств и т.д).
По-новому осмысленное действие – главная несущая конструкция любого абсурдистского произведения, будь то в драме или в прозе. Представлением о действии как о развертывании картины определяются остальные черты поэтики абсурдизма. Оно естественно привело к полному устранению сюжета, фактически сведенного на нет, а также отказу от конфликта, развитие которого, собственно, и задает направленность сюжета.
Таким образом, теория абсурда появилась в XX веке. Мы считаем, что некие принципы поэтики абсурда выделялись и в XIX веке, в частности в творчестве Н.В. Гоголя. Попытаемся доказать, что его творчество частично развивало принципы поэтики абсурда. Одним из принципов является сочетание фантастики с реальностью в изображении окружающей жизни. Это мы и будем рассматривать в «петербургских повестях» писателя.
Глава II. Повести петербургского цикла Н.В.Гоголя с точки зрения поэтики абсурда
В основе петербургских повестей лежит необыкновенная история, чрезвычайное происшествие. У человека пропал нос, у другого сняли новую шинель, приобрести которую он дерзновенно мечтал всю жизнь, третий воскресает в фигуре директора департамента, мечтающего об ордене.
Каждая повесть выражает одну из характерных особенностей поэтики абсурда Гоголя – сочетание фантастического происшествия и реально-бытовых подробностей в описании жизни чиновничьего Петербурга.
2.1 Повесть «Нос» как «чрезвычайно странная история».
Самой абсурдной из петербургских повестей Н.В.Гоголя, на наш взгляд, является повесть «Нос».
Для творчества Гоголя характерна особая черта – он никогда не придумывал сюжет для своих произведений, он за ними «охотился» или просил знакомых рассказать ему анекдот, такой подход к творчеству связан исключительно с личностью писателя.
Сюжет основан на совершенно нереальных событиях.
Ковалеву приснился странный сон, будто от него убежал нос. Нос начал жить своей самостоятельной жизнью. Получил высокую должность и свободно прогуливался по городу. От такого недоумения, Ковалев принял все приснившееся ему за действительность, за жизнь. Но он даже не понял, что благодаря такому положению, в какое он попал во время сновидения, раскрылась вся пустота его жизни, вся унизительность – состоять при собственном носе. Эта не значительная часть тела на самом деле имеет важнейшее значение в его жизни.
Событие – находка носа в печёном хлебе невероятное, но и вероятности своей оплошности исключить герой не может: «Черт его знает, как это сделалось… Пьян ли я вчера возвратился или нет, уж наверно сказать не могу» что равносильно признанию своей вины. Испорченность и глупость Ивана Яковлевича не реальность?
В жалкой душе Ковалева, в его мелкой, никому не нужной работе, в циничной жизненной позиции автор прозрел вероятность кризиса. Пытаясь раскрыть проблему Ковалева, писатель ставит проблему и дает нам возможность увидеть в сновидениях героя свои собственные сны, призывает к сознанию и критической оценки жизни и деятельности «майора» Ковалева.
«Глупая речь и тем более речь сумасшедшего алогичны, бессмысленны, но характеризуют субъект речи, и потому это реальный речевой акт метафорический характер носа, условное «как если бы: …» «снимаются» сущностью персонажей, глубокой их жизненностью.
«Слухи, молва – это коллективное «творчество», в котором сложно отличить правду от вымысла, и этот плод праздного воображения постоянно привлекал внимание писателя; в нем видел он замысловатый синтез правды и вымысла, весьма актуальный для его творчества, в центре которого феномен «фантастического» человека. Ведь слухи, даже самые невероятные, это детище человека, человека что ни на есть реального. Вот почему и фантастические приключения носа и его «посессора» майора Ковалева отражают реалии человеческого бытия» .
Все в этой повести кажется абсолютно достоверным. Все происходит «как в жизни». А. Григорьев называл «Нос» «оригинальнейшим и причудливейшим произведением, где все фантастично и вместе с тем все в высшей степени поэтическая правда» .
Повесть начинается в стиле точной протокольной записи: «Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие». Ровно через две недели, когда нос Ковалева был найден, — снова фраза в той же манере достоверной газетной хроники: «Это случилось уже апреля 7 числа». И хотя странности происшествия удивляются и цирюльник Иван Яковлевич, и чиновник газетной экспедиции, и даже сам Ковалев, никто из них не отрицает его реальности: чего, дескать, не случается на белом свете, бывает и такое!
Вся история с пропажей и возвращением носа рассказана Гоголем, как история совершенно бытовая. Ничего ирреального, сверхъестественного! Как если бы речь шла об эпизоде удивительном, но, в конце концов вполне возможном.
Фантастический сюжет рассказан Гоголем, как история абсолютно реальная. В этом соединении фантастики и реальности особенно интересен знаменитый эпизод в Казанском соборе. Ковалев встречает там свой собственный нос, который стоял в стороне и с выражением величайшей набожности предавался своим религиозным чувствам. Нос, судя по его мундиру и шляпе с плюмажем, оказался статским советником, т.е. чином старше Ковалева. Нос Ковалева зажил самостоятельной жизнью. Нетрудно представить себе, сколь велико было возмущение коллежского асессора. Но беда-то заключается в том, что Ковалев не может дать волю своему возмущению, ибо его собственный нос состоял в чине гораздо более высоком, чем он сам. Диалог коллежского асессора со своим носом точно имитирует разговор двух неравных по рангу чиновников: смиренно просительную интонацию речи Ковалева и самодовольно — начальственную фразеологию носа. И нет здесь ни малейшей пародии, диалог выдержан в совершенно реалистическом духе, он абсолютно правдоподобен.
Интересно, что в первоначальном варианте повести все случившееся с Ковалевым происходит во сне. Этот мотив сновидения проскальзывает уже в самом начале. Встав утром и обнаружив вместо носа «совершенно гладкое место», Ковалев испугался, ущипнув себя, чтобы узнать, не спит ли он. Это место почти в таком же виде сохранилось в окончательной редакции. Но вот в конце повести есть существенное разночтение между обеими редакциями. В черновом тексте читаем: «Впрочем все это, что ни описано здесь, виделось майору во сне». В окончательной редакции мотив сновидения устранен. Таким образом, писатель сознательно подчеркивает эффект «совместимости» фантастического происшествия и ненормальность царящих в мире человеческих отношений.
Абсурд «Носа» нисколько не мешает нам ощутить реалистическую картину жизни чиновничьего Петербурга.
2.2 «Шинель» — самая загадочная повесть петербургского цикла.
«Шинель – самая загадочная, на наш взгляд, повесть петербургского цикла Н.В.Гоголя. В ней так же, как и в повести «Нос», по словам В.М.Марковича, «реальность и фантастика переплетаются, их границы неразличимы».
Абсурд вырастает в повести писателя из повседневной действительности, казалось бы понятной, прозаичной и естественной. Но такой она только кажется. Сам город, где живут герои Н.В.Гоголя, в известной степени ненормален. Климат его губителен, и время течет не так, как везде. От первых морозов, заставивших Акакия Акакиевича задуматься о новой шинели, до получения ее проходит полгода. На дворе апрель-май, а между тем «начались уже довольно крепкие морозы, и, казалось, грозили еще более усилиться» Видимо, холод воспринимается как непреходящее состояние изображаемого мира. Холод ассоциируется с севером, а север в мифологическом сознании – царство мертвых. Ледяным холодом пронизаны и отношения между людьми, потому что определяющим является не любовь, не дружеские чувства, а место в Табели о рангах, чин. В этом ненормальном мире люди стремятся избавиться от души, мешающей им «встроиться» в бюрократическую систему, а вещи «очеловечиваются». Шинель делается Акакию Акакиевичу «приятной подругой жизни», согласившейся «проходить вместе жизненную дорогу». Именно шинель становится заглавной героиней повести, определяя перепетии сюжета, неся свою «вечную идею».
В мире абсурда Гоголя может все измениться на свою противоположность. Так, кроткий титулярный советник становится грозным разбойником, а строгий генерал, приводящий в трепет подчиненных, сам дрожит от страха. Площадь, на которой ограбили Башмачкина, названа автором «бесконечной». Она одновременно и «пустыня, и «море». Но мир, где все непрерывно меняется, по сути своей неподвижен и в этой неподвижности вечен.
Скорбная повесть об украденной шинели, по словам Н.В. Гоголя, «неожиданно принимает фантастическое окончание». Привидение, в котором был узнан скончавшийся Акакий Акакиевич, сдирало со всех шинели, «не разбирая чина и звания».
Для передачи событий широко используется форма слухов, вводится особый тип сообщения от повествователя – сообщения о факте, якобы случившемся в действительности, но не имевшем законченного определенного результата. Особенно тонко обработано то место, где повествуется о нападении «мертвеца» на значительное лицо.
Замечательная особенность этого текста в том, что в нем опущен «утаен» глагол, выражающий «акт слушания». Значительное лицо не слышало реплику «мертвеца». Оно ее видело. Реплика была немой, она озвучена внутренним потрясенным чувством другого лица. Перед этим почти незаметно проведена психологическая мотивировка «встречи…». Сообщается о добрых задатках значительного лица, говорится о том впечатлении, какое произвела на него смерть Акакия Акакиевича. Благодаря этому, по словам Ю.В. Манна «фантастика искусственно придвинута к самой грани реального» .
В повести «Шинель» Н.В.Гоголь использует особую форму фантастики — алогизм в речи повествователя.
При этом явлении констатируются какие-то черты и качества персонажей, требующие при этом подтверждения, но утверждающие совсем другое. Мы можем рассмотреть это явление как элемент нефантастической фантастики. Итак, в одном департаменте служил один чиновник, чиновник нельзя сказать чтобы очень замечательный: низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным… Явление алогизма заключается во вполне логичном повествовании. Алогизм в «Шинели» также связан и с фамилией персонажа. Рассказывая о том, что фамилия Башмачкина «произошла от башмака» и что «каким образом произошла она от башмака, ничего этого не известно», повествователь добавляет: «И отец, и дед, и даже шурин и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах».
Таким образом, и в повести «Шинель» мы наблюдаем мир абсурда, сочетание реальности и фантастики.
2.3. Повесть «Записки сумасшедшего» — «связь реального с нелепицами».
В повести «Записки сумасшедшего» мы наблюдаем связь реального с нелепицами, несвязицами мышления психологически забавного человека.
«Сегодняшнего дня случилось необыкновенное приключение», — такова первая фраза «Записок сумасшедшего» . Фраза, которая сразу же предупреждает нас, читателей, что речь пойдет о событиях из ряда вон выходящих, необычных, исключительных.
И в самом деле: герой повести идет по Невскому проспекту, направляясь в департамент, и неожиданно слышит… разговор двух собачек. Ситуация совершенно неправдоподобная, абсурдная. Но фантастика эта вторгается в обыкновенную, обыденную жизнь и… становится ее неотъемлемой стороной.
Разумеется, поначалу беседа собак на человеческом языке воспринимается как нечто не только необычное, но и невероятное. Таково восприятие не только читателя, но и повествователя: «Эге! – сказал я сам себе, — да полно, не пьян ли я?» Только это, кажется, со мною редко случается»
Гоголь вводит в текст произведения одну из распространенных мотивировок, при помощи которых современные ему писатели объяснили вторжение фантастики в их повествование. Вводится не для того, чтобы «правдоподобно» мотивировать свое обращение к фантастике, а, наоборот, для того, чтобы отвергнуть такое объяснение.
Конечно, этот разговор удивляет его, но вскоре удивление проходит: «Ах ты ж, собачонка! Признаюсь, я очень удивился, услышав ее говорящею по-человечески. Но после, когда я сообразил все это хорошенько, то тогда же перестал удивляться. Действительно, на свете уже случилось множество подобных примеров. Говорят, в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что ученые уже три года стараются понять и еще до сих пор ничего не открыли. Я читал тоже в газетах о двух коровах, которые пришли в лавку и спросили себе фунт чаю».
Оба приведенные примера – явный абсурд.
Но о подобного рода нелепостях говорят как о реально случившемся.
Введя в повествование упоминание о двух совершенно фантастических происшествиях, о которых тем не менее «говорят», а подчас даже пишут в «газетах», как о чем-то достоверном, реально случившемся, Гоголь тем самым обосновывал правомерность избранного им литературного приема: если о таких нелепостях говорится как о реальных фактах, то почему же тогда не могут разговаривать собачонки? И не где-то в Англии, а здесь, В Петербурге, на Невском проспекте! В конце концов говорящие собачки – это даже нечто более правдоподобное, чем… говорящие рыбы!
Далее выясняется, что собачонки не только разговаривают, но и переписываются. Это обстоятельство еще более удивляет Поприщина, но и его он в общем-то принимает как должное: «Признаюсь, с недавнего времени я начинаю иногда слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видел и не слыхивал».
Поприщин обладает особенным, необычным видением действительности: он слышит и видит то, чего другие люди не слышат и не видят.
Гоголь одним из первых в русской литературе использовал прием, который позднее подхватил Л.Толстой. Суть его состоит в том, чтобы на явления, вещи, ситуации обычные и привычные взглянуть как бы заново, свежим, непредупрежденным взором. Вот тогда-то и становится ясной полнейшая противоестественность, ненормальность, абсурдность многого из того, что принято считать естественным и нормальным .
В данном случае свежим взором Гоголь взглянул на такое характерное для чиновно-иерархического общества явление, как погоня за орденами.
И сразу же стала очевидной никчемность, мелочность, нелепость этих тщеславных потуг. Воистину смешным оказывается человек, употребляющий множество сил и изворотливости ради того, чтобы заполучить «какую-то ленточку», у которой нет «решительно… никакого аромата».
Невоспитанная, простодушная собачонка и без всякого стеснения сравнивает директора департамента, «государственного человека» с… «странным догом», который останавливается иногда перед ее окном.. И этот дог оказывается… «целою головою выше» высокопоставленного лица.
Все приведенное рассуждение нелепо, алогично, фантастично.
Заключение
Целью данной работы явилось изучение понятия абсурда в литературоведении и рассмотрение повестей из петербургского цикла Н.В.Гоголя с точки зрения поэтики абсурда.
Исследование литературоведческих работ Ю. Манна, Д.Токарева, И.Д.Ермакова, В.Ермилова и других по данной проблеме позволило определить, что абсурд в творчестве Н.В.Гоголя затронут неодинаково: в рассмотренных нами петербургских повестях поэтика абсурда присутствует в большей степени.
В результате проделанной работы мы пришли к следующим выводам:
Во-первых, абсурд (от лат. аbsurdus- нелепый) – бессмыслица, нелепость. Это мир наоборот, мир наизнанку, антимир.
Во-вторых, поэтика абсурда характерна для цикла петербургских повестей Н.В.Гоголя и особенно такой элемент ее, как смешение фантастики и реальности. Так, в повести «Нос», характеризуемой исследователями как «чрезвычайно странная история», события и персонажи по-своему абсурдны, однако вполне реальные. В повести «Шинель» в мире абсурда Гоголя все может измениться на свою противоположность, в «Записках сумасшедшего» мы наблюдаем связь реального с нелепицами, несвязицами мышления психологически забавного человека.
Таким образом, цель данной работы может считаться достигнутой, так как каждая из поставленных задач исследования была реализована.
Наша работа не претендует на исчерпывающее решение проблемы, а является попыткой исследовать одну из самых спорных неоднозначных черт поэтики Н.В.Гоголя, а именно поэтики абсурда. Данная тема является перспективной для дальнейшего обращения к ней с целью выявления особенностей поэтики абсурда в творчестве Гоголя в целом.
Библиография.
1. Афанасьев Э.С. О художественности Н.В. Гоголя «Нос»// Литература в школе, 2004 №4, С.13-14
2. Базилевский. А.Б. Художественный ориентиры зарубежной литературы XX века.// М. — ИМЛИ РАН — 2002 год.
3. Белик А.П. О своеобразии нравственно-эстетической позиции А.П. Чехова. Вопросы философии. – 1981. – №12. – С. 127 – 137
4. Бердников Г.П. Чехов в современном мире// Вопросы литературы. – 1980. – №1. – С. 65 – 97
5. Гоголь. Н.В. «Петербургские повести». Критика Бочаров. С. Хабаровск. Книжное Издательство. — 1984 год.– С. 36, 142, 60.
6. Емец. Д. Житийные традиции в повести Гоголя «Шинель». Толкования повести Н.В.Гоголя. (www.proza.ru)
7. Ермилов. В. Гений Гоголя. М. – «Советская Россия», 1559. –С.226-227,230,234,259.
8. Ермаков. И. Д. Психоанализ литературы Гоголя, Пушкина, Достоевского. — М. — 1999 год.
9. Манн Ю.В., Поэтика Гоголя. — М. Просвещение — 1996 год.
10. Николаев. Д.Сатира Гоголя. — «Художественная литература» — М.1984. – С. 220-223, 227
11. Саводника В.Ф. — «Собрание сочинений Апполона Григорьева», //вып. 6. — М., — 1915, — С. 37.
12. Токарев. Д.В.Курс на худшее. М. – 1985. — С. 7
Безносый | ||||||||||||
|
Безносый — персонаж-загадка, служитель тёмных сил, скрывающий своё истинное лицо за марлевой повязкой и являющийся Гоголю в его самых жутких видениях. Безносый как-то причастен к тайне рождения Гоголя — и это пока всё, что о нём известно. В произведениях Гоголя такого героя не встречается, но мотив мистически отсутствующего носа вероятно навеян гоголевской повестью «Нос».
Персонажа играет Анвар Либабов.
История Править
Впервые появляется в воспоминаниях Якима, которые появились у него после вопроса Гоголя, не было ли в детстве Николая чего-то странного. Слуга вспоминает, что отцу Гоголя встретился человек в цилиндре, у которого нос бы завязан марлевой повязкой. Безносый предложил ему сделку, в ходе которой сделать так, чтобы его дети не умирали при родах. Отец Николая соглашается.
Является Гоголю, когда тот наступает на черту круга в церкви.
Появляется во флэшбэке в конце серии Вий, где нам показывают родившегося мёртвым Гоголя и приход Безносого, который воскрешает младенца своей силой.
Безносый наконец предстаёт перед своим творением
Когда Гоголя хоронят, является тому и смеясь говорит, что отец того горит в адовом огне, и пока гореть будет, будет жить Гоголь. После добавляет «Живи, тёмный» и Гоголь просыпается от летаргического сна.
Внешний вид Править
У Безносого серые глаза, чёрные брови, возможно лысая голова и бледная кожа.
Он носит белую рубашку, чёрный галстук, штаны, туфли и пальто. Как ни странно имеющийся нос закрывает марлевая повязка. Также марлевые повязки присутствуют на кистях и пальцах его рук. Головным убором персонажу служит чёрный цилиндр.
Список появлений Править
1 сезон Править
- Глава третья. Заколдованное место (упоминание)
- Глава четвертая. Вий (упоминание)
- Глава пятая. Логово Всадника (упоминание)
Цитаты Править
Живи, тёмный!
Интересные факты Править
- Безносый схож с демоном Биллом Шифром из мультсериала Disney «Гравити Фолз».
Навигация по персонажам
Николай Гоголь | Яков Петрович Гуро | Тёмный Всадник / Лиза Данишевская | Оксана | Александр Бинх
Алексей Данишевский | Безносый | Яким | Тесак | Кузнец Вакула | Леопольд Бомгарт | Василина | Отец Варфоломей
Август Гофман | Чернозуб | Мария | Казимир Мазовецкий | Дьявол | Александр Пушкин | Михаил Лермонтов | Ведьма | Чорт | Захар | Петрусь | Девушка в мешке | Ковлейский | Иван Сомов | Приказчик за прилавком | Никифор | Лаврентьев | Тарасевич | Ганна | Попович | Хавронья | Солопий Черевик | Параська Черевик | Грицко | Богдана | Петро | Дарина | Фёдор | Корж | Басаврюк | Бажана | Отец Гоголя | Мать Гоголя | Лекарь | Ульяна | Хома Брут | Вий | Атаман Данила | Жених Марии | Старуха-отшельница | Тарас | Остап | Степан | Елена Аташинская | Родион Манилов | Сапожник |
Конь Всадника | Серко | Вороны | Лошадь Данишевского | Лошадь Лизы | Овцы Фёдора | Конь Басаврюка
Кто может стать присяжным и что для этого нужно — рассказали в Верховном суде республики.
Судья Верховного Суда Республики Башкортостан, председатель состава первой инстанции уголовной коллегии, член президиума, Ильдар Канбеков в беседе с «Комсомолкой» рассказал, какие изменения ждут судебную систему в ближайшее время, и каковы ожидания от введения института присяжных в районных судах республики.
— Для начала хотелось бы прояснить, кто же все-таки может стать присяжным заседателем и что для этого нужно?
— В соответствии с федеральным законодательством один раз в четыре года органами исполнительной власти составляются списки кандидатов в присяжные заседатели, и попасть туда может любой гражданин, если государственная автоматизированная система Российской Федерации «Выборы» из числа избирателей выберет его путем случайной выборки, — поясняет Ильдар Канбеков.
По словам судьи, не может стать присяжным лицо, которому на момент составления списков не исполнилось 25 лет, лицо, которое имеет непогашенные или неснятые судимости. Кроте того, в список не могут попасть лица, признанные судом недееспособными или ограниченные судом в дееспособности, а также состоящие на учете в наркологическом или психоневрологическом диспансере в связи с лечением от алкоголизма, наркомании, токсикомании, хронических и затяжных психических расстройств.
— К участию в рассмотрении судом конкретного уголовного дела в качестве присяжных заседателей не допускаются также лица, подозреваемые или обвиняемые в совершении преступлений, лица, не владеющие языком, на котором ведется судопроизводство, а также лица, имеющие физические или психические недостатки, препятствующие полноценному участию в рассмотрении судом уголовного дела, — поясняет судья.
Согласно закону из списков кандидатов в присяжные заседатели исключается еще ряд категорий граждан, среди которых: пожилые люди, достигшие возраста 65 лет, граждане, избранные на государственные должности или выборные должности в органах местного самоуправления, судьи, прокуроры, адвокаты, должностные лица правоохранительных органов – во время службы и в течение 5 лет после нее, военнослужащие, священнослужители.
На основании этих списков кандидатов в присяжные заседатели, имеющихся соответственно в каждом суде, перед началом рассмотрения конкретного уголовного дела компьютер также путем случайной выборки отбирает кандидатов, которые приглашаются в суд для участия в формировании коллегии присяжных заседателей. И уже в судебном заседании из этих кандидатов отбирается коллегия.
— Многие спрашивают, а могут ли профессиональные служащие, юристы быть присяжными? Нет, не могут. Этот запрет распространяется, как я уже практически перечислил, на судей, прокуроров, следователей, аттестованных сотрудников полиции, адвокатов, нотариусов, судебных приставов и даже частных детективов, — подчеркивает Ильдар Канбеков.
По словам судьи, самостоятельно подать заявление и стать присяжным не выйдет – система автоматизирована и устроена так, чтобы кандидат в присяжные выбирался случайно.
ЧТО ИЗМЕНИТСЯ?
— С 1 июня 2018 года в уголовном судопроизводстве произошли серьезные изменения: в районных судах появился суд присяжных. Ранее дела с участием присяжных заседателей в Башкирии рассматривались лишь в Верховном Суде республики. Каковы ожидания от грядущих перемен у судей?
— Да, с 1 июня 2018 года районные, межрайонные, городские суды начнут рассматривать уголовные дела с присяжными заседателями. Списки кандидатов в присяжные заседатели уже имеются во всех судах. Суд присяжных – дело для судов районного звена новое. Но мы к этому серьезно подготовились. Судьи, которые будут рассматривать уголовные дела с присяжными заседателями, и сотрудники аппаратов судов прошли у нас в Верховном Суде стажировку, мы поделились с ними своим опытом рассмотрения таких дел. Это был курс теоретических и практических занятий, изучение судебной практики, деловые игры, составление процессуальных документов.
По его словам, гораздо большие проблемы могут ждать суды в связи с тем, что места, где будут рассматриваться уголовные дела с присяжными заседателями, зачастую это небольшие сельские районы, малые города, где жители хорошо знают друг друга, а многие и вообще состоят в родстве.
— Отобрать коллегию в такой ситуации будет крайне непросто. Чтобы справедливость вердикта присяжных ни у кого не вызвала никаких сомнений, должна быть полная уверенность в объективности и беспристрастности каждого присяжного заседателя, вошедшего в коллегию.
В противном случае приговор суда может вызвать недовольство людей, напряженность в обществе – в отдельно взятом районе, особенно учитывая, что это будут дела о преступлениях, которые сами по себе обязательно вызовут значительный резонанс на местах, – убийства, избиения, повлекшие смерть. Поэтому к отбору коллегии надо будет подходить всегда очень ответственно – как судьям и сторонам судебного процесса, так и кандидатам в присяжные заседатели, которых пригласят в суд и будут опрашивать, в том числе о возможном родстве, знакомстве с участниками процесса, подсудимым, потерпевшим, — говорит Ильдар Канбеков. — Нужно объяснить людям, что участие в суде присяжных – это гражданский долг, а процедура отбора коллегии – очень важная и ответственная часть судебного процесса.
— Таким образом, быть готовыми к суду присяжных должны не только судьи, адвокаты и прокуроры, но и само население городов и районов, — подчеркнул судья.
А ЕСЛИ БЫТЬ ПРИСЯЖНЫМ НЕ ХОЧЕШЬ?
— В некоторых странах мира избрание гражданина в число присяжных заседателей является «священной обязанностью», от которой невозможно отказаться. Более того, за невыполнение гражданского долга налагаются серьезные штрафы. А как обстоят дела у нас? Не будут ли жители Башкирии ущемляться в правах из-за того, что попали в список кандидатов, но участвовать в процессе отказываются?
— Кандидаты в присяжные заседатели, которые еще не попали в коллегию присяжных, не могут быть наказаны, об этом речи не идет. Те из них, кто в результате отбора попал в коллегию присяжных заседателей и принял присягу, обязан являться на каждое судебное заседание. Нельзя неделю ходить на процесс, потом один день пропустить и снова начать ходить на судебные заседания. Если присяжный заседатель откажется являться на процесс без уважительной причины, он может быть подвергнут судом денежному взысканию в размере до 2,5 тысячи рублей. Однако на практике такое случается крайне редко, — пояснил Ильдар Канбеков.
КАК ЧАСТО ПРОСЯТ О СУДЕ ПРИСЯЖНЫХ?
— Как часто подсудимые в Башкирии просят о суде присяжных?
— Просить о суде присяжных вправе только лично обвиняемый. Много или мало уголовных дел будет рассматриваться судом присяжных, напрямую будет зависеть от волеизъявления обвиняемых. Можно предположить, что решение обвиняемого – просить или нет о суде присяжных – будет связано с тем, какие результаты рассмотрения подобных дел будут к моменту принятия обвиняемым этого решения. Если вердикты будут чаще обвинительными, вряд ли это будет способствовать увеличению количества ходатайств о суде присяжных, и наоборот.
За 15 лет рассмотрения уголовных дел судом присяжных в Верховном Суде Республики Башкортостан количество дел, рассматриваемых с участием присяжных заседателей за 1 год, разнилось существенно – от 1 до 11. В последнее время судом присяжных рассматривается немного дел, — поясняет судья.
КАКОВЫ ОЖИДАНИЯ?
— Что ожидает Верховный Суд республики от введения суда присяжных в судах районного звена? Насколько эффективным он может стать?
— В первую очередь, мы надеемся, что не будет какого-то всплеска судебных ошибок в связи с введением этой новой формы судопроизводства. Она действительно новая, присяжные заседатели – это совсем не те народные заседатели, которые были у нас когда-то.
Был народный суд, народный судья и сам, было время, избирался населением. И народных заседателей избирали коллективы предприятий, заводов и фабрик, колхозов. Народный судья рассматривал все дела с двумя народными заседателями и вместе они выносили судебные решения и приговоры. Присяжные заседатели выносят вердикт самостоятельно, без участия профессионального судьи и без его какого бы то ни было вмешательства. Отсюда и некоторые различия и в самой процедуре судопроизводства. Однако они не столь критичны, а судьи достаточно подготовлены, — говорит Ильдар Канбеков.
Что касается эффективности суда присяжных, то такой вопрос не стоит. Другое дело – как часто будут отменяться приговоры суда присяжных.
— Вердикт нельзя обжаловать по существу, говорить о невиновности осужденного присяжными, или виновности оправданного. Поэтому вердикт суда присяжных обжалуется и отменяется, как правило, только по процессуальным основаниям, если по делу было допущено нарушение процедуры, нарушение состязательности сторон, ущемление чьих-либо прав. Например, в присутствии присяжных заседателей нельзя исследовать правовые и процессуальные вопросы, в том числе вопрос о допустимости доказательств. Очень часто подсудимые и их адвокаты строят защиту на том, что доводят до сведения присяжных информацию о недопустимости исследуемых доказательств, порочат доказательства обвинения, что прямо запрещено законом. Такие действия могут оказать влияние на присяжных заседателей и на принятый ими вердикт, и если оправдательный вердикт будет получен такой ценой, то весьма высока вероятность его отмены и повторного рассмотрения дела другим составом коллегии присяжных. Это следует понимать, — подводит итог судья.
Абсурд — это понятие интеллектуальной традиции, которое выражает оборотную сторону смысла, его превращённую форму (контрсмысл) или его отсутствие (бессмысленность). Чаще всего понятие абсурда применяется по отношению к какому-либо высказыванию, феномену, явлению, ситуации, деятельности или поведению. По-видимому, первоначально это понятие фиксировало ситуации рассогласованности в речи и деятельности, а затем перешло в математику и логику и стало обозначать рассогласованность (расхождение) каких-либо рассуждений (действий) с результатами, выводами. Постепенно происходит развёртывание различных пониманий смысла и соответственно разных трактовок абсурда: от трактовки абсурда как беспредметного слова и высказывания, не имеющего референта, к пониманию абсурда как нарушения законов логики и, наконец, к интерпретации абсурда как того, что невозможно помыслить, что лежит за границами понимания и объективно-идеального мира смыслов, выявленного в человеческих дискурсах и в принципе возможного. Расширение поля смыслов ведёт к переосмыслению абсурда, к очерчиванию его новых границ. Ввиду некоторой расплывчатости или относительности значения термина «абсурд», оно допускает широкую многозначность, что приводит к его широкому применению в разных контекстах. В целом, попытка дать категориальное определение абсурда невыполнима и сама по себе абсурдна, поскольку абсурд парадоксален и не улавливается в пространстве ни рационального мышления (здравого смысла), ни понятий рассудка, ни идей разума. В таком контексте понятие абсурда часто использовалось для критики претензий рационального разума, бессильного перед непостижимостью мира (см. Мир), которую можно постичь лишь через художественное сознание. В повседневной жизни понятием «абсурд» обычно принято обозначать утрату субъектом действия его смысла. При условии недостаточности инструментария и информации для адекватной оценки ситуации и принятия сбалансированного решения, как «абсурдную» оценивают саму ситуацию.
В логике (см. Логика) под абсурдом принято понимать противоречивое выражение, в котором что-либо утверждается и отрицается одновременно. В этом смысле абсурд нередко отождествляется с антиномиями (см. Антиномия) и парадоксами (см. Парадокс). Абсурдным считается также выражение, которое внешне не является противоречивым, но из которого при этом может быть выведено противоречие. Такого рода сведéние к абсурду при помощи правил умозаключений (reductio ad absurdum) в традиционной логике предполагает доказательство внутренней противоречивости утверждения. Таким образом, абсурд входит в саму структуру логических процедур доказательства, поскольку косвенное доказательство, или доказательство от противного, не может быть осуществлено без обращения к абсурду. Однако в логике и гносеологии проблема абсурдности выражений и абсурда как возможных пределов смысла, как столкновения смысла и бессмыслицы, в целом разработана слабо.
Исторически проблема абсурда стала рассматриваться, прежде всего, при разграничении истинных и ложных рассуждений, которое было столь важно для практики риторического и судебного дискурсов Античности. Для античной философии материальный феноменальный мир текуч, изменчив, как изменчивы мнения о нём, однако он умопостигаем, поскольку в нём можно выявить инвариантные структуры (эйдосы, числа, формы, атомы). Логика осмысленного рассуждения — логика, подчиняющаяся законам тождества и непротиворечия. Абсурд связан с «беспредметными именами», то есть словами, не соотносящимися с реальным предметом, с нарушением законов логики, с логическими ошибками, с неоправданным смешением категорий или с их подменой, даже с логически правильным рассуждением, если оно строится на неверных или ограниченных посылках. Таким образом, для античной философии абсурд — это симптом и предвестник ложности рассуждения: истинность — воплощение смысла, а ложность — бессмыслицы.
Античная мысль широко использовала обращение к абсурду как к контрсмыслу в доказательстве от противного. При этом истинность и ложность приобретали у досократиков онтологический смысл, будучи соотнесены с бытием и не-бытием. Элеаты, подчёркивавшие значение принципа непротиворечия (максима Антисфена: «невозможно противоречить»), считали, что предмет допускает лишь одно определение, противоречивые суждения о нём в принципе немыслимы и беспредметные высказывания — это абсурд. Но обсуждение проблемы абсурда не ограничилось лишь этой формой абсурда. Софисты, занимаясь прежде всего риторической практикой, стремились выявить противоречия в рассуждениях, допускали равнозначность истинных и ложных суждений. Отрицая значимость принципа непротиворечия, они проводили мысль о том, что одно и то же рассуждение может быть и истинным, и ложным. Софистика имела дело прежде всего с риторическим дискурсом, хотя и логический дискурс обязан софистам разработкой процедуры косвенного (апогогического) доказательства, основанного на приведении к абсурду. В этом доказательстве положение A доказывается опровержением противоположного (не-А) с помощью вывода из него невозможного, абсурдного следствия. Столкновение с абсурдом оказывается свидетельством истинности доказываемого, исходного положения. Здесь уже абсурд — это контрсмысл, включаемый в саму ткань косвенного доказательства. В зарождении и утверждении апогогического доказательства и редукции к абсурду в качестве научного метода большое значение имело расширение дискурсивной практики, включение в неё тех форм, которые развивались вне науки и ранее не включались в сферу философского анализа: доказательство от противного и сведéние к абсурду широко использовались в судебной практике (см., например: Лисий. Речи. — М., 1933, с. 34–35) и риторике софистов и скептиков.
Апогогическое доказательство, возникшее у элеатов и Платона, ставшее у софистов способом доказательства чего угодно, не без сопротивления было включено в состав нормальных процедур доказательства. Тем не менее, именно потому, что оно всегда сталкивается с абсурдом, с невозможным, вводит в структуру рассуждения абсурд, оно оценивалось ниже, чем прямое доказательство. Аристотель, хотя и признает значение косвенного доказательства, всё же приоритет отдаёт прямому доказательству. Скептики использовали косвенное доказательство и сведéние к абсурду в целях доказательства невозможности ни обоснования, ни существования научного знания. Тем не менее, редукция к абсурду и доказательство от противного вошли в состав научных методов доказательства. Евклид широко использовал метод косвенного доказательства и сведéние к абсурду. Существует (согласно Д. Д. Мордухай-Болтовскому) три типа апогогических доказательств у Евклида и соответственно три рода абсурда, связанные с противоречием:
- с уже признанной аксиомой или уже доказанным положением;
- с условием теоремы;
- со сделанным предположением.
Неявно косвенное доказательство предполагает применение принципа исключённого третьего. Доказательство от противного и редукция к абсурду сыграли большую роль в утверждении методов исчерпывания (Архимед, Евдокс).
В средневековой философии абсурдность, противоречивость и парадоксальность рациональных рассуждений преодолевались актом веры (в этом смысле наибольшую известность приобрёл приписываемый Тертуллиану афоризм: «Верую, потому что абсурдно», хотя вера для него изначальна и не связана с выходом из парадокса). Человеческое познание, если оно не основано на откровении и авторитете, всегда правдоподобно, условно и модально. Человеческое рассуждение может привести и приводит к абсурду и противоречивым высказываниям, но усилия человеческого ума не тщетны, а весьма значимы, поскольку очерчивают и расширяют область познанного и познаваемого. Вера — это акт, преодолевающий ограниченность и противоречивость человеческого ума, но она нуждается в рациональном дискурсе и предполагает его. Вера сама парадоксальна, поскольку предполагает существование квазипредметности символа, имеющего двоякую направленность на сакральное и одновременно на мирское, обращается к мифологемам (событиям, существующим вне времени и не локализуемым в пространстве — распятие, преображение и другие).
Ансельм Кентерберийский, обсуждая вопрос о том, как можно рассуждать о неизречённом, обращает внимание на то, что человеческое познание, использующее чувственные знаки, существует в трёх формах:
- обозначение именем, которое воспринимается чувственным образом;
- представление об имени, существующее внутри нас нечувственным образом;
- созерцание вещи при посредстве телесного образа, создаваемого воображением, или через понимание смысла, её всеобщей сущности.
Уже в том, что используются косвенные обозначения «через иное», «через какое-нибудь подобие или образ» (Ансельм Кентерберийский. Сочинения. — М., 1995, с. 119), заключена возможность заблуждения и невозможного противоречия, которое обнаруживается в рассуждении и сталкивается с необъяснимой, непроницаемой, непостижимой тайной (Ансельм Кентерберийский. Сочинения. — М., 1995, с. 51, 109). Ансельм различает собственное и косвенное значение слова, не отождествляя референт со значением слова: референт относится к объекту речи, референтное значение — к речи. Поэтому название вещи для него тождественно слову, употреблённому в речи.
Пётр Абеляр, проводя различие между чувственным образом вещи и понятием о ней, видит в понятии деятельность души, результат акта понимания. Рассудок создаёт вымышленную, воображаемую реальность, но нельзя уподоблять понятие чувственному образу вещи. По Абеляру, существуют три вида значений:
- интеллектуальное, конституируемое умом;
- воображаемое, созданное воображением;
- реальное, которое играет решающую роль в различении содержательных и пустых понятий.
В споре об универсалиях, противоборстве реализма, номинализма и концептуализма по-разному трактовалась область смысла и соответственно бессмысленного. При обсуждении смысла предложения Абеляр обращает внимание на то, что его значение не может быть выражено некоей внешней вещью и мыслительным актом, а представляет собой статус некоей квазивещи — объективированного представления, данного в речи и соотносимого с реальным, возможным и невозможным положением вещей.
В новоевропейской философии приоритет отдавался рациональному дискурсу и его регулятивам. Абсурд выносился за границы интеллекта и объяснялся деятельностью фантазии. С этим связано разграничение Р. Декартом и Б. Спинозой воображения и интеллекта. Интеллект создаёт абсурдные, но осмысленные выражения, не соотносимые с предметами. Свет разума проникает повсюду, не оставляя места для всего неясного, тёмного, смутного. Поскольку среди процедур доказательства приоритет отдавался прямому доказательству, сведéние к абсурду и доказательство от противного оцениваются весьма низко. Так, А. Арно и П. Николь, противопоставляя доказательства через начала вещи и через какую-либо нелепость, считают, что сведéние к абсурду и косвенные доказательства «могут убедить ум, но отнюдь не просвещают его». «Мы не утверждаем, что подобные доказательства надо отвергнуть», но они представляют собой «скорее разъяснение, чем новое доказательство», разъяснение существования вещи, а не объяснение его причин (Арно Α., Николь П. Логика, или искусство мыслить. — М., 1997, с. 266). В философии французского и немецкого романтизма в противовес панлогизму И. Г. Фихте и Г. В. Ф. Гегеля, попытавшихся включить противоречие, ранее оценивавшееся как абсурд, в структуру спекулятивно-диалектического умозаключения, вводилось иррациональное начало, неподвластное разуму (учение о сигнатурах и иероглифичности бытия в «магическом идеализме» Новалиса, мысли Ф. В. Й. фон Шеллинга о «тёмном основании», коренящемся в бессознательности бога и души, в мифе, о «безосновном», о «бездне» неразличённости и исчезновении всех противоположностей как первоначале всего сущего).
В логике и гносеологии второй половины XIX — начала XX века (X. Зигварт, Дж. Ст. Милль) обсуждается проблема «предметности» и «беспредметности» логических актов, причём проводится различие между абсурдом как отсутствием значения и абсурдом как беспредметностью. По Зигварту, абсурдные выражения (например, «круглый квадрат») не имеют смысла и не соотносятся с какими-либо предметами, это не понятия, а лишь слова, которые подлежат устранению из науки. Однако вместе с этими словами из научного знания элиминируются не только собственно абсурдные выражения, но и опосредованно абсурдные, полученные с помощью процедуры косвенного доказательства. Милль проводит различие между соозначающими и не-соозначающими (именами собственными) словами: первые имеют значение, вторые — нет, но имеют референт. Ф. Брентано и А. Мейнонг проводят различие между объектами и чистыми предметами, с которыми имеют дело первичные акты переживания — представление, мышление, чувство и желание. Г. Фреге проводит различие между значением и смыслом. Таким образом, логическая структура смысла дифференцируется — проводятся тонкие дистинкции между уровнями предметности, с которыми соотносятся осмысленные высказывания, вычленяются и различные уровни смысла. Э. Гуссерль в «Логических исследованиях», обсуждая проблему осмысленных и бессмысленных выражений, принимает различение идеальной предметности и предметов, с которым соотносится знак, но исходит из интенциональности актов, придающих значение выражению, и проводит дальнейшее различение между самим выражением, интенцией значения и осуществлением полноты значения. Обычно истоки абсурда и бессмысленности выражений объяснялись образами фантазии, соединённой с интеллектом. Подобное объяснение для Гуссерля неприемлемо, поскольку для него акт понимания смысла осуществляется без созерцания. Бессмысленность, нелепость, абсурдность выражений связываются с объективно несовместимым.
В логике и гносеологии XX века, в частности в программе верификационизма (см. Верификационизм), проводилось различие между объектным языком и метаязыком, между протокольными и бессмысленными предложениями (к последним относились суждения метафизики), вводился критерий проверяемости для определения осмысленности высказываний. Цель программы верификационизма — элиминировать из языка науки бессмысленные высказывания, построить искусственный однозначный язык, лишённый бессмысленных выражений. Эту радикальную программу осуществить не удалось. В естественном языке возможны абсурдные, бессмысленные сочетания слов, что свидетельствует об его несовершенстве с логической точки зрения. В последующем (прежде всего в аналитике естественного языка у Л. Витгенштейна) значение выражения было отождествлено с его употреблением в языке. Причём различалось строгое и нестрогое (метафизическое) употребление выражений, проводился анализ интенсиональных и экстенсиональных контекстов. В научном познании абсурд связывается с различными типами парадоксов. Критика К. Поппером верификационизма разрушила прежние логико-гносеологические дистинкции и задала в программе фальсификационизма новый ориентир в демаркации между имеющими смысл и бессмысленными высказываниями.
В современной постмодернистской философии осознаётся, что абсурд нельзя отождествить ни с беспредметностью, ни с ложностью высказывания, что разграничение смысла и нонсенса невозможно обосновать с помощью различения истины и лжи, наоборот, истинность предположения «измеряется именно смыслом, ложность же связана с воплощённой бессмыслицей» (Делёз Ж. Различие и повторение. — М., 1998, с. 192). Ж. Делёз, обсуждая проблему абсурда, возникающую в логике, проводит различие между двумя фигурами нонсенса и соответственно между двумя формами абсурда. Невозможные объекты (квадратный круг, материал без протяжённости) не принадлежат ни к реальному, ни к возможному бытию, а относятся к сверх-существующему, где не действует принцип непротиворечия (Делёз Ж. Логика смысла. — М., 1998, с. 58, 100). Для Делёза абсурд, бессмыслица является «как бы секретом смысла», а механизм абсурда — высшей целью смысла. Тем самым более фундаментальными структурами по сравнению с истиной и ложностью оказываются смысл и бессмыслица.
Поворот логики и гносеологии к проблеме осмысленности выражений, к трактовке абсурда как способа прояснения смысла связан с отказом от прежних оппозиций (таких, как «язык-мышление», «слово-понятие», «знак-значение») и с введением новых, более дифференцированных оппозиций (таких, как денотат и значение, значение и смысл, язык и речь, экстенсиональный и интенсиональный контексты, концепт и понятие), различных уровней предметности — от интенционального значения до идеальной предметности. При всех постоянно усложняющихся процедурах выявления смысла проблема абсурда рассматривалась логиками лишь в контексте осмысленности высказываний (нередко сужающегося до анализа его предметных референтов и трактовки абсурда как беспредметности), но не в качестве потаённого механизма, позволяющего понять, что же такое смысл В XX веке стало ясно, что логико-гносеологический аспект абсурда — это важный (поскольку на нём основываются все процедуры доказательства от противного и сведéния к абсурду, используемые в математике и в научном знании), но далеко не единственный аспект проблематики абсурда. Сфера дискурса, обращающегося к абсурду, существенно расширилась: появились не только новые формы речевого дискурса (прежде всего практика психоаналитической терапии, осуществляющейся в диалоге «врач — пациент»), но и новые формы художественных практик, непосредственно обращавшихся к абсурду как к своему регулятиву. После беспредметной живописи возникли сюрреалистическое искусство (С. Дали, Р. Магритт и другие), театр абсурда, поэзия абсурда, абсурдистское кино, абсурдистская литература (творчество А. Бретона, Ф. Кафки, Г. Броха, А. Камю, С. Беккета, Э. Ионеско и других). Абсурдистская художественная практика в противовес эстетическим канонам рационализма (от картезианского классицизма до натуралистического реализма) с самого начала отвергла средства логики (такие, как абстрактные понятия), считая их чем-то искусственным, не принимала соотносимость слова даже с образом и интенциональным смыслом, отрицала взаимоинтенциональность диалога, превращая его в соединение внутренне замкнутых монологов; обращалась к символизму теургии и мистериям гностицизма, осуществляла «инсталляцию» обычной вещи в необычные контексты, позволяющую обнаружить новые, неожиданные горизонты смысла и увидеть за этим абсурдным на первый взгляд контекстом смысл самой вещи. Те формы философствования, которые развивались ещё в XIX веке и подчёркивали иррациональность жизни, её изначальную стихийность, бессознательность и неподвластность рациональности (С. Кьеркегор, Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, Э. фон Гартман), оказались востребованными в XX веке.
В философии XX века абсурдность жизни трактуется как онтологический факт. Абсурд стал характеристикой бытия, а не просто некоторых форм суждений и высказываний. Перенос проблемы абсурда из логико-гносеологической плоскости в плоскость онтологии был осуществлён Л. Шестовым, А. Бергсоном, Г. Зиммелем, Т. Лессингом, а осмыслен как абсурд прежде всего А. Камю. В «Мифе о Сизифе» (носящем подзаголовок «Эссе об абсурде») Камю исходит из абсурдности существования, которая отнюдь не требует того, чтобы от неё бежали — к надежде или к самоубийству. Абсурд обнаруживает себя в скуке, в ощущении человеком чуждости мира, в отвращении, тревоге, потерянности, в анонимном существовании, в чувстве отчаяния. Камю подчёркивает, что абсурд — единственная данность (Камю А. Бунтующий человек. — М., 1990, с. 40), что мир иррационален, а бунт против него столь же абсурден. Констатируя абсурдность и вместе с тем величие удела человека, Камю подчёркивает, что необходимо следовать не логике, а голосу совести, что уже осознание абсурдности жизни есть шаг на пути к построению собственного смысла. Если в «Мифе о Сизифе» Камю делал акцент на абсурдности бытия, то в «Бунтующем человеке» выявляет противоречивость абсурда, который ведёт к отказу от выбора ценностей (жизнь же самоценна и заключается в непрерывном выборе ценностей), к молчанию, поскольку речь «вносит связность в бессвязность», к тупику. Акцент смещается на бунт, который «порождается осознанием увиденной бессмысленности, осознанием непонятного и несправедливого удела человеческого» (Камю А. Бунтующий человек. — М., 1990, с. 124–126). М. Хайдеггер, желая подчеркнуть неподвластность человеческого существования разуму, называет экзистенциалами априорные структуры существования, такие, как забота, страх, бытие-в-мире, настроенность и другие. По К. Ясперсу, подчёркивавшему трагический разлад человека и мира, абсурд обнаруживается в пограничных ситуациях.