Содержание
Моя судьба. Воспоминания
Новая книга издательства Сретенского монастыря представляет собой расшифрованные видеозаписи воспоминаний епископа Василия, подготовленные Университетом Наталии Нестеровой в 1997–1999 годах. Владыка рассказывает о своей жизни, семье, известных людях. Среди них – святитель Иоанн (Максимович), митрополит Антоний (Храповицкий), митрополит Никодим (Ротов), митрополит Николай (Ярушевич) и многие другие. Воспоминания эти большей частью нигде не публиковались.
Василий (Родзянко), епископ. Моя судьба. Воспоминания / Сост. Д. В. Гливинского. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. — 416 с.
ОГЛАВЛЕНИЕ
- Предисловие
- Прабабушка и ее иконка
- В Никольском
- Предначертание священства
- История предков
- Николо-Урюпино
- Встреча с дедом
- Пажеский корпус
- Григорий Распутин
- Доклад императору
- Записи рассказов деда его невесткой
- Выстрел в Сараеве. Война
- Отречение царя
- Встречи с Керенским
- Семейный совет: куда ехать?
- Греция
- Травма колена
- На обеде у Гиги Йовановича
- Новая работа отца
- Первая исповедь
- Анна и Мария
- Гувернер Николай Семенович
- Экзекуции
- «Маленький русский историк»
- Гимназия
- Всезаграничный Собор РПЦЗ
- Михаил Максимович. Алтарничество
- Знакомство с митрополитом Антонием
- Литературный кружок
- Госпожа Шарлотта Бартоу
- Епископская хиротония Иоанна (Максимовича)
- Русская эмиграция
- Смерть деда
- Смерть Врангеля
- Смерть бабушки
- Борис Николаевич Хитрово и его дочери
- Первая любовь
- Обет монашества
- Уроки истории
- Люди гимназии
- Увлечение минералогией и радиотехникой
- Театральный кружок
- Сентябрь 1939 года. Война
- Конференция в Ковентри
- Доклад
- Музей естественных наук
- Контракт. Библиотека Британского музея
- Попытка уехать из Англии в США
- Возвращение в Белград
- Рукоположение в диаконский,
- а затем в священный сан
- Первая воскресная литургия
- Пасха
- Бойня 6 января 1942 года
- Поездка в Будапешт
- Митрополит Серафим (Ляде)
- Приезд сестры и ее семьи
- Галя
- Поездка в Карпатскую Русь
- Югославия становится социалистической
- Деревня Станишич
- Приход Пачир. Икона на стекле
- Я остаюсь в Сербии
- Встречи с советскими офицерами
- Арест
- В лагере
- Радиоперехваты
- Освобождение
- Верный сын Зарубежной Церкви
- Встреча с владыкой Николаем (Велимировичем)
- Счастливые годы в Англии
- Сотрудник Би-Би-Си
- Гости из России
- «Продолжайте делать ваше дело»
- Владыка Никодим (Ротов)
- Проповедь владыки Николая (Ярушевича)
- Преподобный Серафим Саровский
- Всемирный Совет Церквей и экуменическое движение
- Освальдкёрк
- Святой покровитель
- Чудо мироточения
- Болезнь жены: первые тревожные сигналы
- Аттестат зрелости
- Встречи в доме Хитрово
- В Париже
- Церковный раскол в Югославии
- Письмо
- Попытки примирения
- Патриарх Варнава
- Митрополит Антоний
- Школа владыки Антония: ученое монашество
- Юрий Павлович Граббе
- О единении Церквей
- Семья Струве
- Cтуденчество
- Маня Калюбаева
- Поездка на сербский Афон
- Как семья Калюбаевых оказалась в Югославии
- Знакомство с родителями Мани
- Женитьба. Приглашение профессора Н. М.Зёрнова
- В Англии
- Смерть матушки
- Забота, нисходящая с неба
- Письмо из Сан-Франциско
- Снова в Лондоне
- О царской семье
- «Аксиос»
- Виза
- Посвящение в епископа Вашингтонского
- И снова о визах
- В Москве
- Столетний юбилей мамы
- Перемены
- Крестик отца Алексия
- Панихида на дороге
- Село Горелец
Василий (Родзянко), епископ. Моя судьба. Воспоминания / Сост. Д. В. Гливинского. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. — 416 с.
Василий (Родзянко), епископ. Моя судьба. Воспоминания / Сост. Д. В. Гливинского. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. — 416 с.
Василий (Родзянко), епископ. Моя судьба. Воспоминания / Сост. Д. В. Гливинского. — М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2015. — 416 с.
ВАСИЛИЙ (РОДЗЯНКО)
Еп. Василий (Родзянко)
Василий (Родзянко) (1915 — 1999), епископ б. Сан-Францисский и Западно-Американский (Православная Церковь в Америке)
В миру Родзянко Владимир Михайлович, родился 22 мая 1915 года в родовом имении Отрада Екатеринославской губернии седьмым ребёнком в семье помещика Михаил Михайловича, выпускника Московского университета, который прилежно занимался хозяйством.
Его деду, председателю последней дореволюционной Государственной Думы Михаилу Родзянко, удалось узнать, что по решению революционного правительства «вся семья бывшего Председателя Государственной Думы до последнего внука» была приговорена к смертной казни. «Последним внуком» был Владимир. Вся семья вынуждена была покинуть родину в 1919 году. Владимир на всю жизнь запомнил те страшные годы, единственное светлое впечатление о тех днях связано с посещением храма. Маленького Владимира мама привела впервые в церковь в городе Анапа. Мальчику очень хотелось увидеть иконы, но кругом стояли взрослые люди и горячо молились. Ребёнок с горечью думал о том, что такие большие люди не могут понять, что ему, маленькому, ничего не видно. Владыка Василий вспоминал:
«Но, вдруг они всё поняли, и все встали на колени. Я увидел красивый иконостас, украшенный золотом, чудные иконы. Вдруг, что-то случилось, и все как один заплакали. Потом я понял, что это было прощание с Родиной. Многие из этих людей, так и не вернулись в Россию».
В 1920 году семья оказалась в Сербии, которая дала русским беженцам «Рай на земле», после ужасов, перенесенных во время революции, после чудовищных условий в трюме английского военного корабля, когда «на каждый метр приходилось по две-три семьи беженцев».
Детство шестилетнего Володи кончилось с появлением в доме гувернёра. Бывший белогвардейский офицер, тайно ненавидевший деда, вымещал всё зло на внуке, в дальнем сарае он ремнём избивал мальчика, ставил на колени на сухую кукурузу, ждал до тех пор, пока на его коленях не выступали капли крови.
Владыка Василий позже вспоминал: «Жизнь померкла для меня… У меня не было интереса к жизни».
В 1925 году поступил в 1-ю классическую Русско-сербскую гимназию в Белграде. Прислуживал в алтаре русской Троицкой церкви в Белграде. Здесь он познакомился с молодым иеромонахом Иоанном (Максимовичем), будущим святителем Сан-Францисским. Отец Иоанн, очень любивший детей, стал осторожно врачевать душевные раны Володи. Владыка вспоминал: «Он сумел показать мне иной мир, светлый, замечательный, тот рай, в котором мы были, и из которого были изгнаны. Для меня началась новая жизнь…»
Перед отъездом в Битольскую семинарию отец Иоанн представил Володю митрополиту Антонию (Храповицкому). Любовь отца Иоанна и митрополита Антония спасла измученного мальчика, благодаря им он выбрал свою жизненную стезю. В дальнейшем владыка в числе своих духовных учителей, помимо двух названных выдающихся иерархов, упоминал также преподобного Иустина (Поповича) и митрополита Антония Сурожского.
Владыка вспоминал:
«Моя мать незадолго до кончины сказала: — Прости меня, что я по недосмотру дала мучить тебя, когда ты был ребёнком. — Мама, это было по промыслу Божиему. Не будь того, что случилось со мной в детские году, не стал бы я тем, кем являюсь сейчас…»
Позже в одной из своих проповедей владыка Василий скажет:
«Любите друг друга. Кто знает, какая-то капля любви к ближнему, приведёт его не на левую, а на правую сторону… Любовь, какая бы она не была, может поставить нас на правую сторону, а не на левую на Страшном суде, когда будет окончательное разделение между добром и злом. Как бы не было трудно в этом мире…, если хотя бы маленькое зёрнышко любви чистой, жертвенной есть в сердце, значит ещё не всё потеряно, есть возможность спастись».
Однажды, после службы, Владимир провожал иеромонаха Иоанна. По дороге состоялся разговор, после которого мальчик принял решение посвятить всю свою жизнь служению Господу. Блаженный Иоанн тогда сказал Володе:
«Ты уже взрослый и многое понимаешь. Когда ты вырастешь совсем, ты должен стать священником, чтобы молиться о своём деде. Он был хороший, верующий человек, но обстоятельства сложились так, что он много вреда принёс России и Царскому семейству. Ты должен молиться всю жизнь, чтобы Господь его простил…»
Спустя много лет в 1998 году владыка Василий, будучи в Царском селе, в Федоровском соборе произнёс короткую проповедь:
«Мой дед хотел только блага для России, но как немощный человек он часто ошибался. Он ошибся, когда послал своих парламентариев к Государю с просьбой об отречении. Он не думал, что Государь отречется и за своего сына, а когда узнал это, горько заплакал, сказав: «Теперь уже ничего нельзя сделать. Теперь Россия погибла». Он стал невольным виновником той екатеринбургской трагедии. Это был невольный грех, но всё-таки грех. И вот сейчас в этом святом месте, я прошу прощения за своего деда и за себя перед Россией, перед её народом и перед царской семьёй, и как епископ властью, данной мне от Бога, прощаю и разрешаю его от невольного греха».
В 1933 году, окончив гимназию, поступил на богословский факультет Белградского университета, который окончил в 1937 году, а в 1938 году вступил в брак с Марией Кулюбаевой, дочерью священника.
В том же году приступил к работе над диссертацией в Оксфорде. В 1939 году в семье Родзянко родился первый ребёнок.
Священник с Сербии
В 1940 году рукоположен во священники митрополитом Анастасием (Грибановским), первоиерархом РПЦЗ.
Примечательно то, что отцу Владимиру выпала роль миротворца: он как посыльный принимал участие в переписке митрополита Антония с митрополитом Евлогием, в результате которой было краткосрочно возобновлено литургическое общение двух ветвей Русской Церкви в изгнании.
В 1941 году отец Владимир должен был стать настоятелем домовой церкви в гимназии, где преподавал Закон Божий, но началась война.
6 апреля, в канун Благовещения, отец Владимир служил свою первую литургию под бомбами в городе Новый Сад. Во время войны отец Владимир был настоятелем сельского прихода и секретарем Красного Креста. Множество людей обязаны ему спасением от ужасов войны.
В Сербии после войны на стёклах домов стали чудесно появляться иконы святых Кирилла и Мифодия, святых апостолов Петра и Павла, иконы Богоматери и Спасителя, отец Владимир служил молебны перед чудотворными образами. Титовские власти начали изымать и разбивать стекла, с чудотворными образами, жестоко преследовать тех, кто рассказывал о чудесно явленных для укрепления веры иконах.
В 1949 году отец Владимир был осуждён на восемь лет «за превышение дозволенной религиозной пропаганды)».
Владыка Василий рассказывал, что в лагерях заключенных, не выполнявших дневную норму, а за один день нужно было «сделать 700 черепиц», помещали в карцер — ледяной каменный мешок. Чтобы не замерзнуть, мученик за веру непрерывно совершал земные поклоны с Иисусовой молитвой, молился и о спасении матушки Марии с детьми. Матушка Мария, сразу после ареста мужа была уволена из школы как жена врага народа. Отец Владимир знал, что семья осталась без средств к существованию, и это больше всего беспокоило его. Однажды, измождённому отцу Владимиру, заснувшему на ледяном полу, во сне явился преподобный Серафим Саровский и успокоил: «Тебе не нужно беспокоиться и отчаиваться. Я позабочусь о твоей семье».
Когда отец Владимир проснулся, сразу почувствовал, что тревога оставила его. В тот же день его выпустили из карцера и перевели в другой лагерь, где ему пришлось прослушивать и переводить иностранные радиопередачи.
А через некоторое время он получил письмо из дома, в котором матушка писала, что удостоилась чудесного видения: во время молитвы ей так же явился преподобный Серафим (в тот же самый день, в который он явился и ему).
Жизнь матушки изменилась, к ней начали обращаться родители бывших учеников, просили преподавать уроки английского языка частным образом.
Наконец, благодаря вмешательству английских друзей и лично архиепископа Кентерберийского, отец Владимир был освобожден. В 1951 году он был выслан во Францию.
В Западной Европе
В 1953 году из Франции переехал в Великобританию. Будучи там священником Сербского Патриархата, отец Владимир в 1955 году начал вести на Би-би-си для слушателей в Советском Союзе и Восточной Европе религиозные радиопередачи, которые вскоре стали еженедельными. В радиопередачах транслировались и праздничные богослужения. Более двадцати лет он вел православные передачи для России по BBC.
С 1968 года возглавлял Братство св. Симеона и редактировал журнал «Aion».
Отец Владимир принимал предсмертную исповедь А. Ф. Керенского.
После смерти матушки Марии в 1978 году отец Владимир принял монашество с именем Василий.
Еп. Василий (Родзянко)
Епископ в США
12 января 1980 года был хиротонисан во епископа Вашингтонского, викария предстоятеля Православной Церкви в Америке. Хиротония состоялась в Николаевском соборе Вашингтона.
10 ноября того же года был назначен епископом Сан-Францисским и Западно-Американским.
В 1981 году посетил СССР, где был тепло встречен теми, кто уже много лет почитал его как православного проповедника.
25 апреля 1984 года ушел на покой.
Деятельность на покое
На покое владыка Василий возобновил передачи для России на волнах радиостанций «Голос Америки» и «Радио Ватикана». С 1991 года он получил возможность продолжить эту деятельность непосредственно в России, где во время своих частых приездов принимал активное участие в работе радиостанции «София» (работавшей тогда на волнах Радио I), а также провел серию телебесед на религиозные темы. Он также записывал в Америке радиобеседы, которые затем звучали в российском эфире.
Однажды в эти годы группа молодых протестантов, изучавших древние конфессии, попросили владыку Василия прочитать курс лекций по Православию. Через два года круг изучающих православие расширился до трёх тысяч, а спустя некоторое время все ученики стали православными.
Владыка Василий все свои силы и весь незаурядный духовный опыт отдавал служению Православию. Он являлся почетным настоятелем Никольского собора в Вашингтоне, почетным настоятелем храма Малого Вознесения на Никитской улице в Москве, а в свои последние годы — деканом богословско-философского факультета частного университета Натальи Нестеровой.
Еп. Василий (Родзянко)
По благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II владыка почти полгода жил в Троице-Сергиевой лавре, читая лекции и работая в библиотеке. В результате им была написана книга «Теория распада Вселенной и вера Отцов», изданная в 1996 году, предлагающая читателю актуальное в наши дни рассмотрение соотношения Православия и научного знания.
Последние годы владыка Василий тяжело болел.
Тяжело переживал бомбардировки Югославии силами НАТО; на вопрос как он относится к этому, отвечал: «Так, как если бы бомбили Москву и Россию». Как отмечал Владимир Щербинин, после начала бомбардировок он неожиданно сдал, слёг .
Однако за месяц до своей кончины он приехал в Россию, где в Фонде культуры зачитал свое духовное напутствие, в котором призвал россиян не отказываться от самого главного духовного богатства — веры Отцов. Он напомнил, что православие — религия всемирная, которая шире любых национальных пределов Православие совместимо только с любовью, но никак не с враждой и ненавистью .
Владимир Щербинин вспоминал:
«Он был всегда бодр, живо интересовался всем, что происходит в России. За две недели (до его кончины) во время телефонного разговора он сказал: «Ноги совсем не ходят… Служил литургию на Преображение, сидя, а в те моменты, когда сидеть нельзя, дьякона поддерживали меня. Милость Божия, что причастился». Тогда я вспомнил его слова, сказанные в один из приездов в Москву: «Пока могу стоять перед престолом, служить литургию — буду жить, а иначе жить незачем».
Скончался в ночь на 17 сентября 1999 года в Вашингтоне, от сердечного приступа. Отпевание совершил митрополит Американский Феодосий (Лазор) в сослужении трех архиереев в Свято-Николаевском кафедральном соборе в Вашингтоне. Была также отслужена панихида в Ново-Дивеевском монастыре Русской Зарубежной Церкви. Был похоронен в Лондоне рядом с супругой.
Воспоминания
Про владыку Василия говорили: «Он — священник от Бога».
Наместник одного из московских монастырей рассказывал, что в 1988 году он сопровождал епископа Василия на богословскую конференцию, на которой тот должен был выступить с докладом в присутствии патриарха, и других видных иерархов. Опаздывая к началу конференции, они торопливо спускались по лестнице жилого пятиэтажного дома. На одной из площадок они встретили пожилую женщину. Увидев человека в рясе, она попросила причастить умирающую в больнице сестру. Владыка Василий немедленно согласился. Когда его спутник возразил, напомнив, что они опаздывают, владыка ответил: «Что может быть важнее для священника, чем причастить умирающего?» Несмотря на то, что они опоздали на конференцию, он остался верен себе, его любовь к ближнему, стала примером не только для его спутника, но и для всех, узнавших об этом случае позже.
В конце 1980-х годов в одном из приходов Костромской епархии был организован летний советско-американский лагерь православной молодёжи. Американскую группу возглавил владыка Василий. По дороге в Горелец, в лесной глуши, на перекрёстке просёлочных дорог, машина в которой епископ ехал, остановилась. На обочине стоял грузовик, а посреди дороги, возле перевёрнутого мотоцикла, лежал погибший мужчина. Над ним стоял сын. Владыка подошёл, спросил, был ли отец верующим. Сын сказал, что отец в церковь не ходил, но всегда слушал религиозные программы из Лондона и говорил при этом, что Родзянко — единственный человек, которому он верил. Владыка перекрестился и сказал: «Этот священник, о котором говорил ваш отец, — это я». Сын был потрясен. А владыка прочитал отходную молитву, и сказал: «Промысел Божий привёл меня с другого конца света, именно в этот день и час, на этот перекрёсток, чтобы отдать дань тому, кто верил мне грешному. Давайте помолимся о его душе…» И над погибшим пропели панихиду.
Прот. Иоанн Свиридов:
«С епископом Василием я познакомился в 1988 году, когда он стал посещать Москву и живо интересовался переменами, происходящими в Церкви и в обществе. Его речь, осанка порой контрастировали с манерами, принятыми среди архиереев в советскую эпоху. Мятая и коротковатая ряса, клобук, покрытый не тонким шелком, а грубоватым сатином, слегка всклокоченная борода и ясные глаза. В нем можно было узнать не просто человека старой России и эмигранта, но русского интеллигента, посвятившего свою жизнь служению Церкви. Он много говорил, хотя писал мало. Его любили. И он сам любил людей. Он был человеком добрым и отзывчивым, чудаковатым и смиренным, достойным и святым».
Труды
- «Теория распада Вселенной и вера Отцов», 1996.
- «Епископ Василий (Родзянко): Моя судьба», многосерийный автобиографический документальный фильм.
Литература
- Альфа и Омега, 2000, № 1(23).
См. также
Использованные материалы
- Биография на сайте «Русское Православие»
- Страница сайта Жизнь, проповеди, воспоминания… Епископ Василий (Родзянко):
- Биография владыки, составленная В. Щербининым:
По другим данным — в 1979 году, когда также скончался его внук Игорь. См.
Епископ Василий (Родзянко): спасение – в семье
Епископ Василий (Родзянко) (1915–1999) — выдающийся пастырь, человек необычайной доброты, кротости и истинной веры. Преданный не только России, из которой он был изгнан на продолжительное время, но и семье. Тема семьи пронизывает и его богословие.
20 лет назад ушел из жизни епископ Сан-Францисский и Западно-Американский Василий (в миру Владимир Родзянко, 22 мая 1915 – 17 сентября 1999).
«Семья была дружная, большая; несмотря на трудности, — она разрасталась: за десять лет… мать родила нас четверых (из восьми: старшие четверо родились до революции). Мать говорила, отвечая на вопросы: как это она решается “производить детей в такое время”?: “Бог даст детей, даст и на детей”, ее доверие Богу было непоколебимое, как и самая вера в Него… Она у нас, несомненно, была тем “патриархом”, который вел всю семью, несмотря на ее женственность; отец в ней всю жизнь души не чаял и сознательно следовал ее интуиции. На себя брал финансы и «логическое руководство», как он понимал его: кормило было его… Все это как-то уравновешивалось, и ладья плыла уверенно, несмотря на бури, порой страшные».
Так рассказывал о себе в одном из интервью уже в 1990-е епископ Сан-Францисский и Западноамериканский Василий (Родзянко). К тому времени уже давно «покойный епископ», как он сам говорил о себе.
Владимир Родзянко родился в 1915 году, уже после «осеннего листопада» 1914-го, которым, как думали немцы, австрийцы, французы, русские, должна была закончиться Первая мировая война, и за которым наступило такое время, перед которым померкли все средневековые представления об аде. Человечество устроило на земле такое, что фрески со сценами геенны огненной показались лубком. Первая мировая, Гражданская войны, эмиграция Родзянок в Сербию — таким получилось малолетнее детство. Жуткий предвкушением мировой бойни № 2 интербеллум — это юность и молодость в Белграде. Вторая мировая война и коммунистическая Югославия, которая «подарила» Владимиру два года лагерей, — переход к зрелости.
Будущий епископ на себе испытал, что такое социальный распад, что такое разъединение человечества, подобное природной стихии, неодолимой никакими усилиями. Да, на уровне политической декларации люди все больше заявляют о своем единстве, создавая политические надстройки вроде ООН над глобализирующейся экономикой. Но на уровне межчеловеческого контакта, на уровне живой души единства все меньше. Индивидуумы разобщены, погружены в себя, в свои интересы, в осуществление собственного значимого пути. На это работает массовая культура, об этом кричит культура высокая — от кинематографа до философии экзистенциализма. Для епископа Василия, имеющего в прошлом радостный опыт семейной жизни, очевидно, где искать естественное противоядие для яда социальной энтропии — в семье, конечно. В работах других богословов XX века со схожей судьбой, но чей опыт семейной жизни был более трагичным (владыка Иоанн (Шаховской) или даже отрицательным (архимандрит Киприан (Керн), мы не найдем такой яркой, даже страстной апологии семьи, как в сочинениях епископа Василия:
«Роль малой церкви та же, что и большой: восстановление разбитости. Мы — люди — ужасно как разбиты! Вся история человечества полна этого. Мы разбиваем друг друга и разбиваемся сами. В наше время и семьи — не исключение: как много разбитых семейств! Но даже само словосочетание “разбитое семейство” — внутреннее противоречие. Семья, по заданию, — цельность. И в хаосе окружающей разбитости: в войнах и революциях, крамолах и разбоях дружная семья — спасение! “Господь помогает выжить именно семье в критических ситуациях”, — пишут мне. Правильно! Да, точно так! Знаю это по опыту. Знаем и свою семью, знаем и многие другие семьи! У всех общий закон: “спайка — спасение”. Я уже дожил до правнука и могу смело сказать: три семьи — моих родителей, моя собственная, а теперь вот внуков — спаслись в невероятно трудных обстоятельствах только спайкой, и было это вопреки множествам испытаний и искушений. Но, конечно: “Господь помогает выжить”. Помогает в ответ на нашу веру и молитву!»
И еще:
«Семья должна быть сегодня главной целью всякого любящего свое отчество человека и, уж конечно, всякого христианина».
Семья – лекарство от личных невзгод, но что делать с хроническим несовершенством мира, с его растянувшимся на миллиарды лет умиранием. На закате дней владыка написал свою главную книгу — «Теория распада вселенной и вера отцов», в которой соединились два его увлечения: каппадокийское богословие и современное естествознание. Основная идея книги очень проста и фактически воспроизводит (что не так уж и мало) святоотеческую (восточно-православную) точку зрения на творение мира.
Есть две крайности. Первая заключается в том, что творение мира — это и есть начало истории, что описанное в первых главах Книги Бытия было когда-то в прошлом и что грехопадение — это историческое событие, хотя и радикально изменившее мироздание. Вторая точка зрения (ее придерживался, например, Ориген) говорит о двух творениях: сначала Бог сотворил мир без греха, а после и из-за греха прародителей Ему «пришлось» создавать второй мир, в котором мы с вами и живем сейчас (и который сгорит после Страшного суда).
С точки зрения епископа Василия (и большинства святых отцов), дело обстоит иначе. Бог творил мир один раз, но Адам и Ева, свободно выбравшие небытие вместо благобытия, и всему мирозданию «подарили» это стремление к небытию, которое невозможно уже прокрутить назад, поскольку мир стал внешним для человеческой воли, перестал подчиняться ей. Напротив, теперь распад, стремление к ничто, к смерти и самого человека заставляет страшиться смерти и потому грешить. В этом дивном новом мире есть энтропия, есть болезни (распад естества), есть вражда и конкуренция на биологическом (эволюция, сексуальное влечение) и социальном уровне (классовая борьба, например) и потому есть то, что мы называем историей. Как выглядело мироздание и человеческие взаимоотношения до грехопадения, судить невозможно, а точнее, можно предположить лишь апофатически: оно было лишено всех этих трупных пятен нашего мира. Мы даже не можем сказать, было ли в том мире время и пространство, поскольку они сами по себе являются принципами разъединения предмета, благодаря им мы воспринимаем предмет как сумму его частей и элементов.
Для епископа Василия очень важно было найти союзника в лице современной науки, подтверждающего, что нынешнее состояние мира — не должное, не изначальное, что есть какой-то иной мир, до которого можно «додуматься» не только богослову, но и такому строгому ученому, как Стивен Хокинг. Дело, впрочем, не только в интеллектуальном союзничестве, не только в совпадении мыслей, но и в совпадении чувств, ощущений богослова и ученого. Владыка Василий стремится найти у Хокинга тот же плач по мирозданию, по его медленной погибели, что слышится в его собственных текстах:
«Переводя язык вычислений на законы вселенной, мы видим у Хокинга, в его отношении ко второму закону термодинамики прямо-таки эмоциональную чувствительность к “неудаче” в космосе: энтропия — неуклонная потеря температуры во всей вселенной, означающая уход из порядка назад в хаос, распад всего в полный беспорядок! Проф. Хокинг с болью в сердце восклицает: почему? И остается без ответа: “Философы ответа не дают”… Ответ, однако, дают богословы: “Бог не виновник зла”».
Владыка Василий, впрочем, полагает, что аналогом богословского ответа для Хокинга стала концепция «мнимого времени» — более фундаментальной реальности, чем наше «реальное» время, для которой не существует ни границ, ни начальных и конечных состояний, а значит перехода от порядка к хаосу. Епископ считает, что Хокинг говорит, по сути, об утраченном рае, о первозданном состоянии мира. Вернуться в которое можно только одним путем.
В экклезиологии епископа Василия — а именно Церковь он считает таким инструментом восстановления единства — нет ничего «оригинального». Это вполне традиционное учение о Православной Церкви как о единственно подлинной Церкви, пребывание в которой только и дает спасение, поскольку только в ней совершается подлинная Евхаристия. Однако епископ делает акцент не на угрюмой исключительности, а на соединительной «функции», которая «высоко над жизненными и земными условиями в Церкви, в частности над нашими юрисдикциями, то есть той или иной поместной церкви, той или иной общины». Эта мысль заимствована владыкой Василием у его учителя и духовного отца — святителя Иоанна (Максимовича), который, сам будучи епископом Русской Зарубежной Церкви, благословил тогда еще священника Владимира Родзянко оставаться в юрисдикции Сербской Церкви и поминать за литургией Патриарха Московского. Но эта мысль соответствует общему мироощущению владыки Василия, его тяге к единству, его ужасу перед космическим и социальным распадом, его пониманию Церкви как реальности, изъятой из самоуничтожающегося мира и потому способной этот мир исцелить.
И как в начале жизненного пути отдельного индивидуума спасает семья, пребывание среди людей, которые считают своим долгом помогать этой маленькой единице и связаны взаимной заботой, так и в конце (не столько временном, сколько смысловом) человек, чтобы спастись, должен стать частью спасающей общности — Новой Семьи. Где никто не одинок, где все существуют друг для друга благодаря благодати, возвращающей человечество к первозданному единству.
«Вся суть заключается в том, что Божественная любовь не знает ничего отдельного, ничего такого, что не вместе, не знает и не хочет знать, потому что это не есть жизнь. Творец создал себе детей и из ангелов, и из людей именно для того, чтобы они были вместе, как в нашей жизни семья».
Подписывайтесь на канал Предание.ру в Telegram, чтобы не пропускать интересные новости и статьи!
Присоединяйтесь к нам на канале Яндекс.Дзен!
Автор статьи: Тимур Щукин
Публицист, патролог, философ.
-
«Моя судьба» – это исповедь епископа Василия (Родзянко), жизнь которого охватывает практически весь ХХ век с его потрясениями и войнами. Внук последнего председателя Государственной Думы предреволюционной России, владыка в 4 года был вывезен в эмиграцию, в Югославию. Его воспитателями и учителями были митрополит Антоний Храповицкий, глава Зарубежного Синода, а также ныне причисленные к лику святых святитель Иоанн Максимович (Шанхайский и Сан-Францисский), сербские подвижники – святитель Николай Велимирович и архимандрит Иустин Попович. Во время учебы в русско-сербской гимназии, владыка Василий занимался в литературном кружке, был лично знаком с писателями Куприным, Мережковским, Чириковым и другими. Во время войны владыка Василий, будучи священником, участвовал в сербском сопротивлении, а после войны два года провел в коммунистических титовских лагерях. 26 лет вел религиозные передачи на Би-Би-Си для Советского Союза. Скончался 17 сентября 1999 года в Вашингтоне, будучи епископом Американской Афтокефальной церкви.
Обо всех этих событиях епископ Василий, рассказывает сам, размышляя о Промысле Божием в жизни человека и судьбе России, повергших человечество в ХХ веке в пучину войн, революций, жестокости.
И лишь в последнем, 11-м фильме, который снимался у гроба владыки в Вашингтоне, о нем вспоминают те, кто его хорошо знал и любил. В сериале использованы многочисленные фотодокументы из личного архива епископа Василия, огромное количество кинохроники из жизни ХХ века. В фильме много эпизодов, снятых во время путешествий владыки Василия по памятным местам, связанных с его служением и жизнью его семьи: это Москва, Санкт-Петербург, Париж, Лондон, Царское Село, Валаамский монастырь.
Воспоминания личного секретаря епископа Василия (Родзянко)
У женщины были серьёзные проблемы: её муж после развода хотел отсудить детей, лишить ее материнских прав. И у супруга были большие шансы. Прихожанка почти что отчаялась, все юридические способы, попытки договориться с отцом детей не увенчались успехом. Я ещё тогда подумала: хорошо бы познакомиться с этим владыкой. А оказалось, что речь идёт о владыке Василии (Родзянко), который умер 1999 году. Прихожанка по совету знакомых пошла на могилу владыки с молитвой и просьбой о помощи.
С тех пор я много раз слышала от людей о владыке Василии, о его сильных молитвах, о том, как он нёс православие в США, как помогал верующим, как люди из католических, протестантских или вообще атеистических семей приходили к православной вере.
Моя дочка Даша давно была знакома с Мэрилин Суизи, которая была секретарём епископа Василия Родзянко.
Интересно было не только узнать у Мэрилин о владыке, но и её личная история, её путь, путь американки из католической семьи к православию заслуживают внимания.
Мэрилин – открытая, отзывчивая, утончённая женщина, любезно пригласила нас с Дашей к себе домой на чашку чая. Кстати, её дом находится недалеко от посольства РФ.
Гостеприимная хозяйка показала нам длинные чётки владыки Василия, она их бережно хранит и говорит, что молится по ним, но по несколько сотен молитв у неё не получается. Она показала нам замечательный портрет Владыки, молочник, который он привёз из Лондона и который «служил» многие годы в алтаре, владыка разливал им горячую воду. Все эти и другие замечательные предметы пойдут в музей-часовню Владыки Василия.
– Когда я с Вами познакомилась, была уверена, что у Вас русские корни. Но ошиблась. Как Россия вошла в Вашу жизнь?
– Это случилось в 1958 году, когда я училась в Манхэтенском католическом женском колледже в Нью-Йорке, надо было выбрать четыре дополнительные дисциплины. Первые три я выбрала легко, а последняя вызвала вопрос. И тут как будто осенило – Россия! Это решение изменило всю мою жизнь.
Моя преподавательница русского языка – одна их тех, о которых никогда не забывают. Это выдающаяся личность – Ольга Константиновна Воронова (бывшая фрейлина государыни императрицы, дочь действительного статского советника, егермейстера двора Его императорского величества графа Константина Петровича Клейнмихеля и Екатерины Николаевны Богдановой – дочери Курского губернского предводителя дворянства). Правда сама Воронова никогда нам этого не рассказывала. Мы, юные студентки, сами нашли информацию. В Ольге Константиновне сочеталась удивительная комбинация качеств, которая присуща представителям старой аристократии: сдержанность и доброта, блестящий ум и простота, благородная простота. Она прекрасно говорила по-английски и по-французски. Она рассказывала нам много о дореволюционной России, о царской семье, какой она была, какими настоящими христианами царь и его домочадцы были, как она с мужем спаслась благодаря доброте и отзывчивости простых русских людей. Она познакомила нас с Россией, культурой, традициями. Захотелось больше и больше узнавать о России, царской семье.
Я даже назвала своих детей в честь царских страстотерпцев (это было ещё до канонизации, но я верила, что так будет). Когда рассказывала маленькому сыну Николаю, в честь кого он назван, ребёнок задумался и спросил: «Мама, значит, я буду Николаем Третьим?»
– А когда Вы лично познакомились с Россией?
– Летом после первого курса я и мои три подруги-однокурсницы, решили провести лето в Европе и нашли тур на три недели в СССР. Я пришла домой и радостно сообщила родителям: «Как было бы хорошо отправиться туда!» Но моя мама резко сказала: «Нет, ни в коем случае, она не может ехать туда, это опасно, это Советский Союз!»
Я так переживала. Мои подруги могли поехать в тур, а я – нет. И я решила, что должна что-то предпринять, что-то придумать. Я из колледжа позвонила папе на работу в Чикаго и рассказал ему о Вороновой, о её характере и в конце телефонной «презентации» спросила отца, могу ли я поехать? Было несколько секунд молчания, а потом: «Хорошо, дорогая». Это было незабываемое путешествие.
– Путешествие часто бывает связывают с приключениями…
– Родители подруги, которые были католиками, сказали нам, чтобы мы обязательно встретились в Москве с католическим пастором. Мы, конечно, послушались родителей. И вот отец Луис Дион открывает нам дверь, приглашает нас войти, потом в гостиной включает классическую музыку на всю громкость и говорит: «А вот теперь можно и поговорить». Это было жарким июлем, Дион угостил нас ледяным лимонадом и сказал, почти дословно помню: «Есть такое место в Москве, которое вы должны обязательно увидеть, – город Загорск, Троице-Сергиева лавра».
Отец Луис всё подробно рассказал: где купить билеты, как доехать до вокзала, как найти электричку. Мы с подругами – представьте, лет по 18-19, в таком возрасте всё кажется легким – конечно, не сомневались, что сможем добраться до Троице-Сергиевой лавры. Но только мы сели в электричку, стало понятно: есть шанс проехать свою остановку. Судите сами. Кондуктора нет, остановки не более одной минуты, объявляют их быстро, двери открылись и закрылись, перед глазами всё мелькает… Что делать? Я подсела к дружелюбным бабушкам и объяснила ситуацию. «Ничего не бойтесь, я вам скажу!» – успокоила симпатичная пожилая попутчица. Через некоторое время она подходит и говорит: «Через две остановки Загорск!» Потом: «Вот Загорск, сейчас выходите!»
Мы с подругами вышли, на пустынной платформе стоит один-единственный человек – молодой офицер. Он внимательно посмотрел на нас, взглядом задержался на нашей обуви. Она «выдала» нас – было понятно, что мы иностранки. Но улыбнулся. Мы решили рискнуть и спросили, как нам добраться до монастыря. Получив все инструкции, двинулись дальше. Это опять было промыслом, потому что нас не спросили о документах: мы же имели право находиться в Москве, а для посещения Загорска нужно было дополнительное разрешение.
Мы шли по улицам и вспоминали Тургенева. Улицы, дороги без бордюров, тишина, спокойствие – как будто картинки из книг русского писателя. Нам встретился студент, его мы тоже спросили, как добраться до Лавры. Молодой человек прямо довёл нас до входа на территорию Лавры. Я его спросила, не хочет ли он присоединиться и посмотреть с нами храмы. Наш провожатый смутился и твёрдо сказал: «Нет». Я не обиделась, конечно, потому что понимала его и ситуацию в стране.
«Я должна стать православной»
И наконец, мы в Лавре. Красивейшие храмы, умиротворение. Мы замерли и не знали, в какой храм зайти в первую очередь. И решили: надо идти в старейший – Свято-Троицкий собор. Я очень живо и ярко помню тот момент, когда мы зашли внутрь. Помню, как будто это было вчера. И неудивительно: мы очутились в другом мире. Нет суеты, красота, умиротворение. В храме были только мы и иеромонах, который читал акафист преп. Сергию. Я ещё не была крещёной в православии, почти ничего не знала о святом Сергии, но обстановка, красивейшие молитвы, иконы произвели впечатление. И как сейчас помню, промелькнула мысль: если у меня будет возможность помочь верующим в России, обязательно помогу, но и я должна стать православной.
– После поездки у Вас ещё больший интерес появился к России?
– После женского колледжа я подала документы и успешно была зачислена в Гарвардский университет по программе магистратуры по изучению Советского Союза, конечно, русского языка и литературы. Это тоже было чудо, во многом поступление было связано с тем, что Ольга Воронова написала мне отличную характеристику-рекомендацию. Первое, что меня поразило в Гарварде – это разница между преподавателем русского языка в Нью-Йорке Ольгой Вороновой и преподавателем Гарварда. Последняя была из Советского Союза, а Воронова – вы уже знаете её историю и происхождение. Это разные манеры, разная речь, разный русский язык. Зато в Гарварде преподавал профессор Георгий Флоровский. Мне повезло, потому что это был его последний год, и после нас он вышел на пенсию. Конечно, мне запомнились его семинары, они были фантастическими, Лев Толстой, «Война и мир», русская классика.
Когда в 1965 году я встретила будущего мужа – Роберта Суизи, рассказала ему о Вороновой, о её влиянии на меня. Позже он нашёл книгу О. Вороновой «Переворот», нашёл её адрес и написал ей письмо (тогда мобильных, интернета и электронной почты не было) и попросил сделать дарственную надпись для меня. У него получилось, и Роберт подарил мне эту книгу на 25-летие.
– А с Ольгой Константиновой Вы больше не встречались?
– Воронова и её муж уехали в Нью-Йорк и поселились недалеко от Джорданвильского монастыря. Муж Вороновой умер и похоронен у монастыря, Ольга, овдовев, уехала с дочкой и её семьей в Австралию. А два-три года назад я получила письмо по и-мейлу от внучки Ольги! Как она узнала моё имя, вообще о моём существовании? Я же не единственная студентка Вороновой. Контакты, мой адрес она нашла через Свято-Николаевский собор. Мы с ней переписываемся. Александра, так её зовут, собирала информацию, материалы о жизни своей бабушки в США. Также она попросила меня написать мемуары о Вороновой.
– Вы с мужем переехали в столицу США. Можно сказать, православная жизнь началась здесь?
– В Вашингтоне я познакомилась с Владимиром Сергеевичем Толстым. Мы говорили о России, царской семье, верующих. В. Толстой пригласил меня вступить в Комитет защиты гонимых православных христиан в СССР, а я сразу же согласилась. Я же в Лавре пообещала самой себе помогать православным в России. Председателем комитета был протоиерей Виктор Потапов, а я помогала, переводила материалы, организовывала встречи, готовила статьи для публикации в защиту преследуемых. Мы освещали в печатных изданиях случаи гонений на верующих, собирали и посылали деньги, писали протесты в Советское посольство, делали всё, чтобы мировая общественность знала о гонениях на верующих в СССР.
Также я стала ходить на вечерние субботние службы в Свято-Николаевский собор. И однажды опять столкнулась с В. Толстым. Он попросил меня стать крёстной матерью его приёмному сыну Николаю. Я объяснила, что не могу, так как сама не православная. На что Владимир Сергеевич сказал: «Значит, пришло время стать православной!»
Бывает так, что человек готов креститься, принять православие, но нужен какой-то толчок, нужно, чтобы кто-то подтолкнул к этому. Видимо, для меня предложение В. Толстого стало тем важным толчком. Я уверенно сказала: «Да, я хочу перейти в православие!» Я обратилась к Марии Потаповой (матушке Виктора Потапова), чтобы она стала моей крёстной.
Матушка Мария была активным членом комитета, она была единственной православной женщиной, которую я знала в то время. Матушка не только согласилась, но и представила меня своему родному дяде – епископу Василию (Родзянко). Он был недавно посвящён в епископы в Свято-Николаевском соборе.
– Какое Ваше первое впечатление от владыки?
– О владыке часто говорят: вот настоящий русский епископ. Красивый, высокий, с бородой. Добрый, деликатный, очень образованный.
Владыка Родзянко пришёл на ужин к нам домой, познакомился с мужем Робертом и спросил его напрямую: «Есть ли у вас возражения против перехода Мэрилин в православие?»
А мой муж, преданный католик, почти без заминки ответил: «Нет, Ваше преосвященство, потому что я знаю, насколько в её жизни важно православие, Россия».
Я перешла в православие. Владыка снова пришёл к нам в гости на ужин, посмотрел на нас с Робертом и сказал: «Вы как икона воссоединения западной и восточной Церкви». Я стала православной в 1981 году и почти сразу стала секретарём владыки до самой его смерти.
«Как будто крещение нашего дома!»
– А родители?
– Мои родители тоже с пониманием отнеслись. Более того, они сами перешли в православие. Как-то во время своей очередной поездки к родителям во Флориду я предложила им освятить их дом – позвать православного священника. Родители не возражали. Как раз в это время владыка Василий тоже был во Флориде, я позвала его, и они вместе с отцом Майклом рисовали крестики на стенах, читали молитвы, ставили свечи. Потом был праздничный ужин, а мой отец, на которого освящение дома произвело большое впечатление, чуть ли не слезами на глазах сказал: «Как будто крещение нашего дома!»
А через месяц у него случился сильнейший инфаркт. И мы понимали, что он уже из больницы не выйдет. Уверена, что опять был Божий промысл: освящение дома подготовило отца перейти в православие. В больнице я спросила его, можно ли позвать отца Майкла, который с владыкой Василием освящал наш дом.
Отец согласился! Он исповедовался, перешёл в православие и причастился. А через несколько дней после умер. Причём отошел ко Господу очень мирно. Я была рядом и видела, что в последние секунды жизни он присел на кровати, смотрел перед собой так, как будто кого-то увидел – и глаза его засияли, он улыбнулся! А потом тихо вздохнул, лёг на кровать и как будто заснул.
После смерти папы мама хотела, чтобы его отпевали в Вашингтоне. Она знала, что переедет туда, чтобы жить рядом со мной. И владыка Василий отпел моего отца в Свято-Николаевском соборе. Мой муж Роберт был на отпевании и после церемонии сказал, что после смерти хотел бы такую же панихиду и отпевание.
– Владыка после перестройки часто ездил в Россию, и Вы его сопровождали. Не расскажете об этих поездках?
– Первая поездка была в 1987 году на Рождество. С одним молодым монахом затронули тему 1000-летия Крещения Руси, и он сказал, что скоро в стране будет как бы новое крещение – возрождение веры, возвращение людей в лоно Церкви. И я понимаю, что так и произошло. Я много путешествовала с владыкой Василием по России и наблюдала: в храмах больших и маленьких, в главные праздники и обычные воскресные дни всегда много верующих. И среди молящихся – много молодых лиц, что очень радует.
А поездка 88 года выпадала на 17 июля, грустная дата – расстрел царской семьи. И у нас с владыкой такой диалог состоялся в самолёте:
Я: Владыка, ведь мы будем в России 17 числа.
Вл: Да-а…
Я: Надо панихиду отслужить.
Вл.: Нет, мы не можем. (Хоть и горбачёвские были времена, всё равно советские)
И, тем не менее, панихида была! И вот как всё получилось. Мы поселились в «Космосе», и к нам пришёл Гоша Шевкунов, будущий митрополит Тихон, со словами: «Владыка Василий, 17 июля! Мы ничего не можем, а Вы – другое дело!»
Выход был найдет. В Старо-Симоновом монастыре была панихида по двум известным героям Куликовой битвы, монахам Александру Пересвету и Родиону Ослябе. И мы ещё к этой панихиде добавили панихиду по царской семье. В делегации Родзянко были верующие из хора Свято-Николаевского собора. Мы пропели воинам Куликова и тут же без перерыва – царской семье. А до этого в храме между двумя саркофагами воинов-монахов Куликова натянули белую ленту, на которой золотыми буквами вышиты имена царских страстотерпцев. После службы москвичи быстро сняли ленту и отдали Владыке, сказав, что они хранить у себя не могут. Владыка увёз её с собой, и лента тоже будет находиться в часовне-музее вл. Василия.
Владыка был свидетелем путча 1991 года. Как раз Владыка был на службе в одном из храмов Кремля, это был праздник Преображения Господня, когда началась попытка переворота. И он, и его сопровождающие не пострадали. Владыка ничего не комментировал по этому поводу, он только молился.
– Узнавали ли владыку Василия в России, всё-таки он вёл такие передачи, был известным белым эмигрантом?
– Разные истории происходили. Однажды Владыка служил в одном из московских храмов, одна из верующих спрашивает: «Это чей голос? Такой знакомый голос, я его где-то слышала». Я ей объяснила, что это владыка Василий Родзянко. Она обрадовалась, потому что была постоянной слушательницей его передач на Би-Би-Си о Боге, о вере. Женщина попросила после службы сфотографироваться вместе с владыкой на память. Владыка Василий всегда был открытым человеком и никогда в таких вещах не отказывал.
Однажды мы были приглашены митрополитом Тихоном (Шевкуновым) в мастерскую известного православного скульптора В.Клыкова, что в центре Москвы – на Большой Ордынке. Напротив неё – Марфа-Мариинская обитель (правда, в то время ещё её только восстанавливали). Мы решили прогуляться рядом с ней. Навстречу нам шла молодая мама и катила детскую коляску. Владыка поздоровался с незнакомкой и спросил, как зовут ребёнка. «Елизавета», – сказала женщина.
Это было удивительно! Мы спросили молодую москвичку, понимает ли она значимость имени своей дочки. Оказалось, что назвали так дочку случайно. И место прогулки тоже было выбрано совершенно случайно. Мы рассказали ей, чьё имя носит девочка – основательницы этой обители, которой является великая княгиня Елисавета Феодоровна. Ее мать Алиса была дочерью королевы Англии Виктории, а отец Теодор Людвиг IV – Великим герцогом Гессенским. Елисавета вышла замуж за дядю будущего императора Николая II – Великого князя Сергея Александровича Романова.
Мама маленькой Лизы выслушала всё, а потом тихо спросила меня, показывая на владыку: кто это?
Я объяснила. И собеседница посмотрела на него и с восхищением сказала: «Посмотрите на его лицо, как будто он с Ангелами, как будто вокруг него Ангелы!»
В одну из поездок владыка направлялся на интервью по поводу своей книги «Моя судьба». По дороге увидел печальный инцидент: в результате ДТП погиб пожилой человек. Над умершим склонился его сын. Владыка спросил у молодого человека, был ли его отец православным. Мужчина поведал невероятную историю: «Да, мой отец был православным верующим, и у него есть духовный отец. Только он не из России, живёт за границей, ведёт передачи по радио и зовут его владыка Василий». Когда владыка услышал такие слова, он чуть ли не замер и тихо сказал: «Владыка Василий Родзянко – это я! И мы проведём отпевание и панихиду». Настолько эта история его поразила.
– 20 лет прошло со дня кончины владыки Василия…
– 17 сентября я должна была везти владыку на церемонию принятия гражданства США. Заехала за ним утром, постучалась, а никто не открывает. Через какое-то время я уже испугалась, открыла дверь своим ключом (у меня он был всегда, порой привозила какие-то вещи домой к владыке, что-то забирала). Владыка Василий лежит на полу без дыхания и пульса. Я сразу позвонила матушке Марии Потаповой. Мы вызвали полицию, медиков. Специалисты констатировали смерть от инсульта.
На третий день после кончины владыки я готовила завтрак мужу и вдруг поднимаю глаза и вижу владыку Василия. Он стоял и улыбался мне, спокойный, красивый. Это было максимум минуту, но после видения стало настолько легко, я поняла, что владыка с нами, он молится за нас, видит нас. И не обижается, не сердится.
Такие люди, как владыка Василий, несли православие, веру в Бога, любовь к людям, к ним тянутся люди.
9/22 мая, мы праздновали не только память великого угодника Божия Николая, но и 100-летие со дня рождения замечательного архипастыря и проповедника — епископа Василия (Родзянко). К этой дате издательство Сретенского монастыря выпустило книгу воспоминаний Владыки «Моя судьба», отрывок из которой мы и предлагаем своим читателям.
Епископ Василий (Родзянко) у могилы княгини Марии Голицыной
Прабабушка и ее иконка
Как и у всех людей, у меня были предки. Как известно, в этот мир никто не приходит без них. Я хочу рассказать про мою прабабушку, которую я никогда не видел и которая меня тоже не видела, но которая тем не менее задолго до моего рождения дала мне имя. Через много-много лет, сравнительно недавно, я пришел к ней на могилу и совершил там панихиду. И хочу начать воспоминания именно с нее.
А дело было так.
Когда я родился, а это случилось в 1915 году в вешний Николин день, в мае месяце, по новому календарю 22 мая, 9-го — по старому, то мои родственники думали, что, конечно, меня назовут Николаем. Тем более что у меня и прадедушка был Николай, и дядя был Николай, и вообще в семье были Николаи. Но пришел отец и говорит: «Нет, ему уже дано имя. Девятнадцать лет тому назад. И даже иконка есть. На ней написано его имя — Владимир».
Владимир Родзянко. 1919 г.
Как же это произошло? Ну, вообще-то говоря, очень просто. Был у меня дядя, родной брат моего отца. И когда он родился, его крестили. На крестины пришла бабушка, княгиня Мария Голицына, которая жила в Николо-Урюпине, или Никольском, неподалеку от Москвы, рядом с Ильинским и Архангельским. Там было их родовое поместье. Там она, потеряв мужа, моего прадедушку, жила одна. Она пришла на крестины брата моего отца, Владимира Родзянко. Имя ему дали заранее. Все решили, что он будет крещен так. Была серебряная иконка Спасителя, на которой было написано: «Благословение бабушки княгини Марии Голицыной Владимиру Родзянко. 1896 год». Вот чем объясняется, что мне сейчас, согласно этой иконке, должен быть сто один год. Но на самом деле часть этого времени принадлежит не мне, а моему дяде. Как же так получилось?
Ребенка крестили, но он заболел и умер. Тогда бабушка принесла эту иконку моему отцу, который тогда был еще мальчиком. Он был старше умершего, но все же мальчик. Она дала ему эту иконку и говорит: «Когда у тебя родится первый сын, назови его Владимиром и дай ему эту иконку — подарок от меня». Когда я родился, на крестинах все ожидали, что я буду Николаем, но отец сказал «нет» и, рассказав эту историю, передал иконку мне.
Прошло много-много лет, я успел состариться, поседеть, стать епископом и получить панагию. «Панагия» по-гречески значит «Всесвятая». Это иконка Пресвятой Богородицы. Каждому епископу, когда его рукополагают, дают такую иконку. Эту иконку всегда носят на груди, потому что Пресвятая Богородица помогает, мы верим, епископу в его очень трудной задаче быть не только отцом, но иногда даже в некотором смысле и матерью для своей, иногда очень многолюдной, епархии. Кстати, моя епархия была — вы не поверите — полтора миллиона квадратных миль, а в квадратных километрах это число еще больше. Весь тихоокеанский берег — от Канады до Мексики. И одиннадцать штатов на территории Американского материка, вплоть до Колорадо, до гор, которые там называются Партишн, между двумя частями всего Американского континента, включая и Гавайские острова в Тихом океане. Вот такая территория была. Моя резиденция находилась в Сан-Франциско. Иногда приходилось мне посещать далекие места: и Лос-Анджелес, и Сан-Диего, и Финикс, и Колорадо, и Колорадо-Спрингс, и многие другие. И когда люди спрашивали: «А где сейчас владыка?», то нередко получали ответ: «Как всегда, в облаках». Я всегда возил с собой панагию. Одной из панагий была та самая иконка, которую я получил при крещении. Правда, это иконка не Божией Матери, а Спасителя.
Прошло много лет. Оказалось возможным приехать в Россию, а раньше не пускали. А тут после неудавшегося путча, да и за несколько лет до того я оказался в России.
Епископ Василий (Родзянко) в Никольском
И первый раз приехал в то самое подмосковное имение, где родился мой отец. Его мать, дочь той самой княгини Марии Голицыной, княжна Анна Николаевна Голицына, тоже родилась и выросла в Никольском. Она очень это Никольское любила, всегда проводила там лето, даже после того как вышла замуж за моего деда, последнего Председателя дореволюционной Государственной Думы, еще царской, Михаила Владимировича Родзянко, который, кстати сказать, был родом с Украины. Я тоже родился на Украине и никогда не был в Никольском до того момента, о котором рассказываю. Это было несколько лет назад. Когда мы приехали туда, я увидел красивый храм московского архитектурного стиля с кокошниками. Очень симпатичный храм. Единственный храм такой архитектуры во всей Московской области. В Москве есть, конечно, такие храмы, но в Московской области он единственный. И построен он был во второй половине XVII века, в 1664 году. Тогда еще Архангельское и Никольское были общим поместьем всех Голицыных. Но они продали своим родственникам Юсуповым часть имения, и эту часть назвали по храму, который построили Юсуповы в честь святых Архангелов, — Архангельское. А неподалеку было еще одно имение, которое принадлежало великому князю Сергею Александровичу и его супруге княгине Елизавете Федоровне, теперь канонизированной святой преподобномученице Елизавете, которая, как вы знаете, пострадала от безбожников, приняв лютую кончину. Это была замечательная женщина. Они были соседями, часто встречались друг с другом. И там каждое лето проводила моя бабушка, мать моего отца. Там он и родился.
В Никольском
Никольская церковь в селе Николо-Урюпине – уникальная жемчужина архитектуры ХVII в.
Когда мы приехали туда, то прежде всего зашли в церковь. Там было много людей, которые работали, делали что-то. Храм был не действующий, его только-только начали восстанавливать, а в самом Никольском располагалась военная база. Рабочие увидели нас и спрашивают, кто мы такие. Когда я рассказал, они мне говорят: «О, знаете, вы вовремя приехали, мы два часа назад поставили крест на купол. А купол восстановили два месяца назад. Мы, — говорят, — восстанавливаем этот храм, потому что нам сообщили, что здесь, у стены храма, находятся могилы родственников фельдмаршала Кутузова». Это действительно так: его родственники Хитрово и наши родственники там похоронены.
На первой могиле, к которой подошел владыка Василий, он увидел надпись: «Княгиня Мария Голицына, урожденная Сумарокова»
Они говорят: «Вы пойдите посмотрите, там еще и другие могилы есть. Может, кого-нибудь из своих найдете». Ну, я пошел. И на первой могиле, к которой я подошел, увидел надпись: «Княгиня Мария Голицына, урожденная Сумарокова». Дальняя то ли внучка, то ли правнучка известного поэта и писателя Сумарокова.
Это именно она за девятнадцать лет до моего рождения дала мне свое благословение и иконку, а я через семьдесят с лишним лет после ее кончины пришел на ее могилу. Видите, как бывает иногда в жизни человеческой. Конечно, это было по Промыслу Божиему. И вероятно, если бы ей тогда сказали, что эта маленькая иконка, которую она передала сначала внуку, а потом правнуку, спустя много лет окажется архиерейской панагией, она, вероятно, не поверила бы, что такое может случиться. Но вот случилось. А случилось, конечно, не без Промысла. Потому что, не будь революции, не будь всего того, что случилось, не будь нашего беженства, я, наверное, не стал бы не только епископом, но и священником. Был бы скорее всего офицером или где-нибудь в земстве работал, как мой дедушка, — кто знает! Но Промысл Божий привел меня на этот путь и показал мне, что все в жизни человеческой удивительно промыслительно связано. И связь эта, как мы теперь видим, началась тысячелетия назад и восходит к общим предкам. Так что интересно иногда узнать немножко о себе как о потомке своих предков.
Православие.ru
епископ Василий (Родзянко)
Епископ Василий (в миру — Владимир Михайлович Родзянко) родился 22 мая 1915 года в родовом имении Отрада Екатеринославской губернии. Его дед был председателем Государственной Думы перед революцией. В 1920 году семья эмигрировала в Югославию.
Владимир Родзянко закончил сербско-русскую классическую гимназию в Белграде и богословский факультет университета. Его учителями и наставниками были великие подвижники ХХ века — святитель Иоанн (Максимович), архимандрит Иустин (Попович), митрополит Николай (Велемирович), а так же глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий).
В 1938 году вступил в брак с дочерью русского священника Марией Кулюбаевой, а через год был рукоположен во священника Сербской Православной Церкви.
Во время Второй мировой войны участвовал в сербском сопротивлении, а в 1949 году был осужден на восемь лет титовским судом «за превышение дозволенной религиозной пропаганды».
Отсидел в лагерях два года, после чего был выслан из Сербии.
С 1952 года в течение 26 лет вел религиозные передачи по Би-Би-Си на Россию.
В 1978 году овдовел и через несколько месяцев после пострижения в монахи был рукоположен во епископа Вашингтонского. В течение четырех лет управлял Сан-Францисской епархией, после чего был отправлен на покой за непримиримую борьбу с обновленчеством.
Первый раз после изгнания приехал в Россию в 1981 году. После 1986 года приезжал на Родину по несколько раз в год, подолгу жил в Троице-Сергиевой лавре, читал лекции по апологетике в духовной академии, написал книгу «Теория распада вселенной и вера отцов».
Скончался в Вашингтоне в ночь на 17 Сентября 1999 года.
Ещё две недели назад мы говорили с владыкой по телефону. Он был, как всегда, бодр, живо интересовался всем, что происходит в России, переживал из-за взрывов в Москве и войны в Дагестане, сожалел, что не может приехать сюда сейчас.
«Ноги совсем не ходят, — говорил владыка. — Служил литургию на Преображение сидя, а в те моменты, когда сидеть нельзя, дьякона поддерживали под руки. Милость Божия, что причастился…»
Тогда я вспомнил его слова, сказанные в один из приездов в Москву: «Пока могу стоять перед престолом, служить литургию — буду жить, а иначе жить незачем». В этом была его суть: служить Богу, служить людям, служить России, которую он любил беззаветно. «ту любовь он унаследовал от родителей, от деда, от владыки Иоанна (Максимовича).
Всегда доброжелательный, готовый откликнуться на любую просьбу, владыка привлекал к себе людей всюду, где бы он ни был, — в России, Югославии, Америке. Мало кто знает, что в последние годы он обратил в Православие более трёх тысяч человек. А было это так.
Однажды обратилась к владыке группа молодых людей. Они были протестанты и занимались изучением древних конфессий: Эфиопской Церкви, Григорианской, Коптской и других. Они попросили владыку прочитать курс лекций по Православию. Владыка Василий согласился, его семинары стали постоянными; они привлекали все большее количество людей. Слушатели владыки посетили Россию, побывали в Греции, в Иерусалиме, на Афоне.
Через два года круг изучающих Православие расширился до трёх тысяч человек, и в один прекрасный момент они обратились к владыке с просьбой, чтобы он присоединил их к Православию. И так было не единожды.
Особенно много людей обращалось к Богу, слушая проповеди Би-Би-Си. Вспоминается такой случай.
В конце 80-х годов в одном из приходов Костромской епархии был организован летний советско-американский лагерь православной молодежи. Группу американцев возглавил владыка Василий.
По дороге в Горелец (именно так называлось место, куда они ехали), в лесной глуши, на перекрестке проселочных дорог они увидели страшную картину. На обочине стоял грузовик, а посреди дороги, возле перевернувшегося мотоцикла, лежал мужчина, только что погибший в результате аварии. Над ним стоял его сын, который сломал руку, но остался жив.
Владыка подошёл к нему узнать, что же произошло. Выслушав рассказ сына, он спросил, был ли его отец верующим. Сын сказал, что отец в церковь не ходил, но всегда слушал религиозные программы из Лондона и говорил при этом, что отец Владимир Родзянко — единственный человек, которому он верит в жизни.
Владыка перекрестился и сказал: «Тот священник, о котором говорил ваш отец, — это я».
Сын был потрясен. А владыка опустился перед погибшим на колени, отдал последнее целование, прочитал отходную молитву и сказал: «Промысел Божий привел меня с другого конца света, именно в этот день и час, в этот лес, на этот перекресток, чтобы отдать последний долг тому, кто верил мне, грешному. Давайте помолимся о его душе…» . И над погибшим провели панихиду…
Таких историй в жизни владыки было множество. Он говорил, что это совпадения, но не случайность; и при этом приводил слова митрополита Антония (Храповицкого): Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются».
Он всю жизнь верил в Промысел Божий, часто говорил о нем, приводил примеры из своей жизни.
В два года он вместе со всеми домочадцами Михаила Родзянко, его деда, был приговорён Лениным к смертной казни. Им пришлось покинуть Родину. Они плыли в трюме английского военного корабля, где на каждый квадратный метр приходилось по две-три семьи беженцев. «то плавание запомнилось Володе Родзянко как сущий ад, как и карантин в Салониках, как и путешествие на волах через разрушенную войной Сербию. Адом называл владыка и то, что было с ним в шесть лет, когда его гувернер, русский офицер, ненавидевший деда — Михаила Родзянко, вымещал все зло на его внуке, бил ежедневно его ремнем по пятьдесят ударов и больше, а потом еще ставил его на кукурузу до тех пор, пока на его коленях не выступали капли крови.
Владыка вспоминал об этом безо всякого осуждения. Он говорил: «Промысел Божий показал мне с самого начала, что значит ад, для того чтобы потом ясно почувствовать через отца Иоанна, через его любовь, доброту, что есть другой мир — светлый, чистый, райский; и этот мир есть храм Божий.
Не будь того, что случилось со мною в детские годы, не стал бы я тем, кем являюсь сейчас…».
Уже в двенадцать лет Володя Родзянко дал себе слово, что будет служителем Божиим, и не отступал от этого слова ни на шаг до самого конца.
Можно вспомнить ещё, как он восемнадцатилетним юношей примирил раскол, произошедший в Русской Зарубежной Церкви между митрополитом Антонием (Храповицким), с одной стороны, и митрополитами Евлогием и Платоном — с другой. «тот раскол был настолько серьезным, что две части одной Церкви объявили друг друга еретиками и разорвали евхаристическое общение.
Володя Родзянко, приехав в Париж к родственникам, пошёл с ними в храм и вдруг осознал, что он пришёл к раскольникам, с которыми, может быть, и молиться-то нельзя. Он не мог этого вынести и, вернувшись в Белград, умолил митрополита Антония написать письмо митрополиту Евлогию и примириться с ним. Путь примирения был непростым. Только что закончивший гимназию юноша стал курьером между Парижем и Белградом, он горячо убеждал всех, что раскол — это ненормально; ненормально, когда даже родственники оказались как бы во враждующих лагерях и не могут молиться вместе.
Его поддержали отец Савва Струве, епископ Камчатский Нестор, его принимал у себя Патриарх Сербский Варнава, который скорбел о возникшем расколе в братской церкви. Он подробно расспрашивал юношу о настроении парижской части русской эмиграции, пытался со своей стороны повлиять на русских иерархов в Югославии. В конце концов митрополиты Антоний и Евлогий встретились в Сремских Карловцах, прочитали друг над другом разрешительные молитвы, отслужили вместе благодарственный молебен. Митрополит Антоний говорил позже, что юноша Владимир Родзянко оказался мудрее двух седобородых старцев.
Владыка Василий никогда не был в юрисдикции Зарубежного Синода Русский Церкви только потому, чти не был согласен с непримиримой позицией зарубежников в отношении Московской Патриархии. «В основе всякого раскола — человеческие страсти и немощи; в расколе нет истины, а потому мы все должны покаяться перед Богом и друг перед другом. Бог только там. где есть единство? — это его слова.
Он был очень счастлив, что мог служить Божественную литургию на своей Родине.
«Дайте нам от елея вашего!» — часто восклицал он в том или ином храме, монастыре. Он искренне считал, что Россия омылась мученической кровью в ХХ веке, что её ожидает возрождение духовное, что он, человек, проживший всю жизнь на Западе, приезжает сюда учится, набраться крепости духовной. «Здесь каждая бабушка, которая сохранила веру за все эти страшные годы, — мученица», — говорил он.
При этом владыка и сам прошёл через лагеря.
В Сербии после войны во многих и домах являлись чудотворные иконы на стёклах. Как будто кто-то невидимый наносил тонкую прорись или гравировку на поверхность стекла. Это были ясно различимые прориси икон: святых Килилла и Мефодия, святых апостолов Петра и Павла, икон Богоматери и Спасителя. Титовские власти жестоко преследовали тех, кто вслух говорил об этих чудотворных образах, а сами стекла изымали и разбивали.
Отец Владимир Родзянко служил молебны перед чудотворными образами, невзирая запреты властей. За это его и судили. Дали восемь лет концлагерей.
Работы в лагере были очень тяжелыми: за один день нужно било сделать 700 черепиц, а в случае невыполнения нормы заключали в карцер — холодный каменный мешок. Владыка Василий происходил из дворянского рода.С одной стороны его предками были князья Голицыны, Юсуповы, а с другой, материнской — бароны Мейндорфы (отец Иоанн Мейндорф — его двоюродный брат). Он не привык и физическому труду, и всроке его ладони были стерты до костей. Его часто помещали в карцер , где он, чтобы не замерзнуть, непрерывно совершал земные поклоны с Иисусовой молитвой. Когда он уставал, то на некоторое время забывался сном на ледяном полу, а потом, восстав от сна, продолжал бить поклоны.
Больше, чем собственное плачевное положение, его беспокоило судьба матушки Марии, которая осталась с двумя малыми детьми без всяких средств к существованию. Матушка Мария преподавала в школе английский язык и после ареста мужа была уволена как жена врага народа.
Отец Владимир усердно молился Господу, чтобы он позаботился о жене и детях. И вот однажды в карцере, когда он после поклонов лег на пол и забылся зыбким сном, к нему явился дивный старец. Отец Владимир узнал его. Это был преподобный Серафим Саровский. Он был таким, как изображают его на иконах. Преподобный коснулся рукой головы узника и сказал явственно: «Тебе не нужно беспокоится и отчаиваться. Я позабочусь о твоей семье».
Отец Владимир проснулся немедленно, но в карцере уже никого не было. Его душу в тот же час совершенно покинули тревога и отчаяние. Как он сам рассказывал позже, его охватило чувство, подобное тому, какое бывает после пасхальной литургии.
В тот же день его выпустили из карцера, и вскоре перевели в другой лагерь, где он как человек, знающий иностранные языки, должен был прослушивать иностранные радиопередачи и переводить их.
А через некоторое время пришло письмо от матушки, что к ней в такой-то день приходил Серафим и утешал.
Отец Владимир понял сразу, какой это был Серафим. И день, в который преподобный приходил к матушке, совпадал с тем днем, в который он являлся ему.
Жизнь матушки изменилась. К ней пришли родители её бывших учеников и попросили преподавать английский язык частным образом. Она стала зарабатывать денег значительно больше, чем это было раньше, когда она работала в школе.
А родом матушка Мария была из города Курска. Она пела в церковном хоре храма, который построили родители преподобного Серафима Саровского…
Владыка Василий был священником от Бога. Есть художники от Бога, есть музыканты от Бога, а он был такой священник. Незадолго перед смертью он рассказал нам, почему он выбрал священнический путь.
Ему было двенадцать лет. Обычно после службы в русской Троицкой церкви в Белграде дети, прислуживавшие в алтаре, все вместе провожали до дома отца Иоанна Максимовича, который рассказывал им много из духовной жизни, расспрашивал их про дела.
Однажды Володя Родзянко провожал своего духовника один. И тут отец Иоанн внимательно посмотрев на отрока, сказал ему: «Ты уже взрослый и многое понимаешь. Когда ты вырастешь совсем, ты должен стать священником, чтобы молиться о своем деде. Он был хороший, верующий человек, но обстоятельства сложились так, что он много вреда принес России и Царскому семейству. Ты должен молиться всю жизнь, чтобы Господь его простил…»
Владыка всю жизнь как бы чувствовал вину за деда перед Россией. Он рассказывал о последних годах жизни Михаила Родзянко, о том, как он переживал за Россию, как на его рабочем столе все время стояла фотография Императора. Бывший председатель Государственной Думы часто молча сидел перед нею и молился.
Будучи в Царском Селе, в Федоровском соборе, владыка Василий ясно выразил то, что его тяготило всю жизнь. Эта проповедь, наверное запомнилась всем, кто ее слышал. Она очень короткая, так что ее можно привести полностью.
«Мой дед хотел только блага для России, но как немощный человек он часто ошибался. Он ошибся, когда послал своих парламентариев к Государю с просьбой об отречении. Он не думал, что Государь отречется за себя и за своего сына, а когда узнал это, то горько заплакал, сказав: «Теперь уже ничего нельзя сделать. Теперь Россия погибла». Он стал невольным виновником той екатеринбургской трагедии. Это был невольный грех, но все-аки грех. И вот сейчас, в этом святом месте, я прошу прощения за своего деда и за себя перед Россией, перед ее народом и перед Царской семьей, и как епископ властью, данной мне от Бога, прощаю и разрешаю его от этого невольного греха.» Эти слова владыка произнес за год до своей кончины…
Да, он был священник от Бога. Наместник одного из московских монастырей рассказывал, как в 1988 году он сопровождал владыку Василия на очень важную богословскую конференцию, посвященную тысячелетию Крещения Руси. На этой конференции, владыка должен был делать доклад в Присутствии Патриарха, многих видных иерархов и богословов. Он уже опаздывал к началу заседания, быстро спускались по лестнице обычной московской пятиэтажки. На одной из площадок им повстречалась пожилая женщина. Увидев человека в рясе, она расплакалась и рассказала о том, что ее сестра умирает в больнице, что хорошо бы ее причастить, не мог бы батюшка сделать это… «Конечно!» — немедленно ответил владыка и спросил у спутника, где здесь ближайший храм, чтобы взять запасные Дары.
Спутник, и без того нервничавший, стал объяснять терпеливо, что они опаздывают на важное мероприятие, на котором будет Партиарх, что причастить больную может любой приходской священник… Владыка посмотрел на спутника таким взглядом, что ему стало не по себе. «Что может быть важнее для священника, чем причастить умирающего?»
Конечно, они опоздали на конференцию, и владыка не смог прочитать свой доклад. Но он совершил главное: он не только причастил умирающую, но и ясно показал будущему пастырю то, что является главным в жизни священника: Евхаристия — вот стержень его жизни.
Свою первую литургию он совершил вдвоем с матушкой под взрывами гитлеровских бомб. По Промыслу Божию его первая служба состоялась в день, когда Германия начала бомбить сербские города. Его первая Пасха после рукоположения совершалась в глубоком подполье в городе Нови Сад, который находился под венгерской оккупацией. Незадолго до этого венгерские националисты расстреляли в городе 26 православных священников. Отец Владимир Родзянко чудом избежал смерти, и через несколько дней, в доме с занавешенными окнами, который битком был забит народом, он возглашал пасхальное «Христос воскресе!»
Два с половиной года мы работали с владыкой Василием над фильмом «Моя судьба». В каждый свой приезд сюда он рассказывал нам о своей жизни. Иногда это рассказы больше походили на исповедь. Он открывал перед нами и перед зрителями свою душу, не приукрашивая, не скрывая самых сложных, самых трагических сторон своей фантастической судьбы. Иногда он говорил: «Может, напрасно я говорю так откровенно, может быть, это станет соблазном для людей? — А потом решительно отметал сомнения: — Пусть будет так, как было, иначе люди почувствуют неискренность, фальшь».
В один год он потерял свою матушку Марию и внука Игоря. Матушка умерла от инсульта в те дни, когда в Англии врачи объявили забастовку, а через несколько месяцев на мотоцикле разбился его внук.
Для владыки начались трудные дни. Он возвращался в опустевший дом, и отчаянье, пустота охватывали его душу. Однажды он открыл шкафчик, где стояла сербская водка ракия, выпил немного, потом еще. Стало легче. Со временем он привык к ракии. Конечно он продолжал служить в сербской церкви в Лондоне, делал религиозные передачи для Би-Би-Си. Для всех окружающих он оставался прежним отцом Владимиром, но что-то изменилось в нем, и он не представлял себе, как можно жить нормально без спиртного.
Однажды пришла к нему прихожанка его церкви и, сильно волнуясь, рассказала ему, что во сне к ней явилась матушка Мария. Одета она была очень бедно, в руке ее была корзинка, в которой лежала бутылка ракии. Она открыла бутылку и сказала прихожанке: «Выпей, это очень хорошая, крепкая ракия!» Прихожанка не посмела ослушаться матушки, которую уважала. Ракия оказалась такой крепкой, невыносимо горькой, что женщина не могла скрыть своего недоумения. «Не удивляйся, — сказала матушка — Я тоже ее не любила, а теперь муж меня приучил к ней…» И, уходя, произнесла: «Обязательно позвони моему мужу, скажи, что я приходила…»
Отец Владимир принял это как знамение свыше. После этого разговора привычка к спиртному исчезла навсегда. «Почему я, епископ, рассказываю об этом откровенно? Я хочу сказать тем, кто остался в этой жизни безутешен и пристрастился к вину, что ушедшие от нас близкие — живы. Они страдают от наших грехов и падений, они заботятся о нас и молятся о нас…»
Владыка Василий умер от сердечного приступа.
Мы были свидетелями, как он неожиданно сдал, слег. Это совпало с началом бомбардировок Югославии. «Как Вы относитесь к этому?» — спрашивали мы его. «Так, как если бы бомбили Москву и Россию.»
Русский человек, нашедший свою вторую родину в Сербии, изгнанный из нее; гражданин королевства Великобритании и в течении 20 лет епископ Американской Автокефальной церкви — человек мира, как бы назвали его мирские люди, он всегда был на своей земле. Он всюду сеял семена просвещения, добра, любви. И нужно было услышать голос американки Мэрилин, которая сообщила о кончине своего духовного отца. Это был голос отчаяния, одиночества, оставленности. Это почувствовали все, кто хоть немного знал владыку Василия.
Его похоронили в Америке, но его душа равнозначно принадлежит всем странам, где он когда-либо жил.
Когда ближайший помощник владыки Василия Дмитрий Гливинский уезжал в Америку на похороны, у меня невольно вырвалось: «Передай поклон владыке». Тут же опомнился и подумал: последний поклон.
Последний поклон. В. Щербинин