Содержание
Ушиб бедра при падении с самолета с высоты 800 метров
1012-й прыжок
Однажды ему приснился сон: будто у него, испытателя парашютных систем Петра Задирова, не раскрылся парашют, и будто летит он прямо на дорогу, и вот-вот разобьется. Вдруг внизу, на белой простыне летного поля, увидел он силуэт матери. Земля стремительно приближалась. Задиров начал обратный отсчет времени: пятнадцать секунд, десять, пять… Казалось, смерть неизбежна. Но мать сняла с плеч оренбургский платок и поймала в него сына!
Проснувшись, Задиров подивился на странный сон, да и только. На обдумывание времени не было — предстояло сдавать госкомиссии новую систему парашютов. Таких, как он, испытателей на всю страну насчитывалось тогда человек пятнадцать, профессию Петр Иванович выбрал крайне редкую и опасную. Прошло несколько часов прежде, чем он понял: сон-то был вещий…
Петр Задиров:
— 21 секунду, что я падал на землю, мысли были заняты одним — анализом, почему так происходит. Почему запутались стропы, не работают замки… Моя работа в том и состоит, чтобы найти причину неисправности. О смерти я в тот момент не думал. Когда сбросил основной парашют, и купол запаски начал раздуваться, было уже поздно. До земли оставалось не больше пятидесяти метров. Удар — и я в снежном саркофаге…
Спас его сугроб, который «намела» снегоуборочная машина, расчищавшая взлетную полосу в аэропорту. Когда парашютист уже почти соприкоснулся с землей, ему почудилось, будто чьи-то руки подхватили его и бережно опустили в рыхлый снег… «Скорая помощь» отвезла испытателя в больницу — для обследования. Через несколько дней в его истории болезни появилась запись: «Ушиб правого бедра при падении с самолета с высоты 800 метров…» Это случилось в 1981-м году, а день 12 февраля Задиров отмечает теперь как второй день рождения.
Петр Задиров:
— Я несколько раз пытался поступить в летное училище, но не смог. Помню, упрекал мать: «Что же твой Бог не помог мне? Я ведь так хочу летать!» А теперь понимаю, что мне готовили другую, гораздо более интересную судьбу. Предположим, стал бы я военным пилотом. Что тогда? Гарнизон в Архангельске, редкие вылеты в тесной кабине… Нет, Бог подарил мне совсем другой, красочный мир. И безграничное небо.
После рокового 1012-го прыжка Задиров не изменил профессии. Он прыгал множество раз — в пустынях Ферганы, на Эльбрусе, на Черноморском побережье, в тайге и в тундре… Но свою дальнейшую работу связал с тем, что знал особенно хорошо — доставка с помощью парашютов всего необходимого людям, работающим в самых экстремальных точках планеты.
В 1989 году по инициативе знаменитого полярника Артура Чилингарова в системе Госгидромета СССР появился центр авиапарашютных экспедиционных работ «Полюс». После развала Союза государственная компания превратилась в частную — ООО «Антекс-Полюс», которую и возглавил Петр Иванович. Филиалы холдинга имелись на трех ближайших к Антарктиде континентах — в Австралии, Африке, Южной Америке.
Это были, по словам летчиков, «базы подскока».
Новая профессия требовала новых знаний, и в сорокалетнем, далеко не студенческом, возрасте Задиров отправился учиться в Кейптаунский университет. Сброс грузов на дрейфующие СП-29 и СП-30, испытательная посадка самолета «Руслан» на снежную полосу в заполярной Якутии, жизнь на «Новолазаревской» и «Молодежной», нашей тогда антарктической «столице», доставка грузов на бреющем полете «ИЛ-76» на Полюс недоступности… Вот далеко не полный список его достижений.
Наша планета — очень маленькая. Кому, как не Задирову, знать это — он видел ее с высоты птичьего полета едва ли не чаще, чем стоя на твердой земле. Первый храм, который Петр Иванович построил в память о своей матери — на родине, в селе Новоникольское Оренбургской области — по отношению ко второму, антарктическому, стоит почти что вверх ногами… Но обо всем по порядку.
На освящение «маминого» храма в гости к Задирову приехал Валерий Лукин, известный полярник, глава многих арктических и антарктических станций. Тогда-то между ними и состоялся разговор, результатом которого стало то, во что поверить практически невозможно…
Валерий Лукин:
— Вечером после освящения мы сидели на лавочке перед родным домом Петра Ивановича, вспоминали Антарктиду, живых и погибших друзей, смотрели на новый храм, купола в ночном небе… И тут в голову пришла идея фантастическая, сумасшедшая и на первый взгляд неосуществимая — построить православный храм в Антарктиде!
Храм в Антарктиде
В январе 1820 года Фаддей Беллинсгаузен записал в судовом журнале: «Явственно наблюдаются признаки суши»… Так скромно было отмечено одно из величайших географических открытий — открытие Антарктиды. С тех пор белый материк «пригрел» множество научных экспедиций. Когда-то здесь работало семь российских дрейфующих станций, сейчас — пять: «Восток» в геомагнитном полюсе недоступности (здесь была зафиксирована самая низкая на земле температура — 88,3 градуса по Цельсию), «Прогресс», «Новолазаревская», «Мирный» и «Беллинсгаузен». И хотя русские первооткрыватели всегда освящали новые места часовнями, с Антарктидой этого не случилось: научные экспедиции потянулись сюда только в советские времена…
Петр Задиров:
— За годы исследований здесь погибло 64 российских полярника, так что храм — не только восстановление исторической справедливости, но и дань погибшим. И еще. Сейчас Антарктида — ничья земля. Но в будущем ее предстоит осваивать, и копий будет сломано немало. Наш храм — своеобразный форпост России в Антарктиде.
К тому времени, когда фантастическая идея Задирова и Лукина начала свое шествие по инстанциям, вся территория Антарктики находилась под покровительством Папы Римского — благодаря католической часовне, появившейся на острове Кинг-Джордж десятью годами раньше. Капелла Санта Мария Риена де ла Пас стоит здесь, в чилийском поселке, с 1994-го. Архитектурный стиль Капеллы весьма характерен для этих мест: она просто сварена из нескольких металлических контейнеров.
Фонд «Храм в Антарктиде» появился в 2001-м году. На призыв отцов-основателей откликнулось несколько российских и зарубежных компаний. Художники из Палеха сделали иконостас, потомок Муравьева-Апостола из Женевы взялся отлить колокола. В 2002-м на горе Ирина над российской станцией «Беллинсгаузен» на месте будущего храма установили крест. Его привез в Антарктиду игумен Георгий, почти 40 лет назад работавший здесь, на шестом континенте (когда-то он был капитаном дальнего плавания). 25 января погибшие полярники были помянуты по всем правилам, впервые в Антарктиде отслужили Божественную литургию.
Прошло два года. Фонд «Храм в Антарктиде» собрал необходимые средства. Строительство началось на родине другого Петра Ивановича — Анисифорова, архитектора будущего храма. Его проект из множества представленных на конкурс выбрал Патриарх. В считанные дни из кедра и лиственницы на Алтае вырос храм в лучших традициях русского деревянного зодчества. Кедр и лиственница — не случайный выбор. На сваях из этих пород стоит Венеция, с годами они становятся прочнее металла. Только они могут выдержать запредельные антарктические ветры.
Храм разобрали, бревна пронумеровали, перевезли на машинах в Калининград и на судне «Академик Вавилов» доставили в Антарктиду. Два месяца строители и полярники вручную собирали храм — без единого гвоздя, совсем как в старину…
«Беллинсгаузен», как и другие станции, расположена в дополярных широтах, на острове Кинг-Джордж. Это своего рода «курорт», где температуры не запредельны. Среднегодовая — всего-то 4 градуса! Но зимой здесь сшибают с ног ураганные ветры. 50 метров в секунду — норма для Антарктиды. Поэтому защищать храм от дождя строителям пришлось не сверху, а сбоку: благодаря ветрам дожди здесь горизонтальные. Сам храм, как парус, держат натянутые внутри стальные цепи.
Олег Сахаров (начальник российской антарктической станции «Беллинсгаузен»):
— Зимовка трудная, полярная ночь длинная… Ребятам просто необходимо место, куда они могли бы зайти в любое время сбросить напряжение. А храм теплый! Бревна погладишь — чувствуется…
15 февраля 2004 года Епископ Феогност, наместник Троице-Сергиевой лавры освятил первый в Антарктиде православный храм — храм Святой Троицы. На следующий день начальник станции Олег Сахаров принял крещение. Теперь здесь постоянно — и зимой, и летом — будут служить монахи. Служить и… помогать полярникам в научной работе! Представители других конфессий никогда в Антарктиде не зимовали.
Петр Задиров:
— Я там случайно услышал (и не от наших соотечественников), что храм — самое красивое место в Антарктиде. И это правда. Антарктида — временное пристанище, обычно здесь не строят фундаментально, на века. Наверное, у нас, у русских, по-другому все устроено…
Рай на земле
«На небе — рай, а на земле — Валдай», — сказал, основывая Иверский монастырь, патриарх Никон. Для Петра Задирова эти слова оказались пророческими. Впервые он узнал об этих местах, будучи на другом краю земли, в далекой Южно-Африканской республике, от… бывшего начальника отдела ЦК партии, курирующего борьбу национально-освободительного движения в ЮАР. Там под сенью экзотических деревьев состоялся разговор, после которого, едва вернувшись в Россию, Петр Иванович сразу же направился на озеро Ужин.
Петр Задиров:
— Я не собирался делать что-то серьезное, заниматься на Валдае бизнесом. Просто влюбился в этот край с первого взгляда и решил построить себе домик на берегу озера. Стал узнавать, какие есть возможности для этого, и выяснил, что продается… дом отдыха! Честно скажу, долго сомневался, прежде чем купить. Но, когда узнал, что бывшему хозяину нечем платить зарплату рабочим на заводе, решился. Получается, и себе угодил, и доброе дело сделал!
Так база отдыха «Северное сияние», расположенная поблизости от резиденции Владимира Путина, стала собственностью нашего героя, его вторым домом. Здесь Петр Иванович построил еще один храм, точную копию антарктического. И, хотя дом отдыха приносил стабильный доход в течение нескольких лет, Задиров решил до конца пройти некогда избранный им путь…
Точная копия храма вАнтарктиде
Сейчас он все здесь перестраивает. Очередной вояж по инстанциям подошел к концу, осталось самую малость — подготовить место для нового проекта. На месте «Северного сияния» Задиров решил обустроить православный лицей. Учебное заведение высочайшего уровня, цель которого — подготовка будущих чиновников. Настоящая академия при Президенте и при… Патриархе!
Петр Задиров:
— Духовность — это то, что необходимо нашим чиновникам, чего им особенно не хватает. Это корни дерева, а знания — его ствол. Конечно, знания важны, но без корней дерево в любом случае не сможет жить, погибнет. Поэтому каждый, переступивший порог будущего лицея, — не важно, ученик или преподаватель, — должен понимать, что здесь ему прежде всего предстоит жить по канонам Православия.
Топоры в «Северном сиянии» стучат целыми днями. Возводятся деревянные постройки, по периметру — массивный бревенчатый забор. Храм — последнее (и наверняка любимое!) детище Задирова ночами подсвечивается. Он стоит на высоком берегу Ужина и хорошо виден со всех сторон. К воде можно спуститься по деревянной лестнице. В окружении девственного леса храм смотрится так, будто стоял здесь всегда. Не так величественно, как его близнец посреди ледяной пустыни, но гораздо уютней и как-то по-домашнему. Во время полного штиля он будто раздваивается, отражаясь в чистейшей воде озера Ужин… Наверняка, именно этот вид подвиг Владимира Путина благословить новый проект бывшего испытателя парашютов.
— Да, места здесь волшебные. — говорит Задиров, и смотрит куда-то вдаль — туда, где за вековыми кронами прячется скромный православный крест. — Улучшить ничего нельзя, главное — не испортить то, что есть!
Испытатель парашютов Пётр Задиров: «В сугроб падать приятнее, чем на бетон»
Петя Задиров из села Новоникольское с детства мечтал о небе. Мама пыталась отговорить, боялась за сына. Но Петя упорно шёл к своей цели.
Сугроб-спаситель
— Я несколько раз поступал в лётное училище, — рассказывает Пётр Задиров. — Но так и не прошёл — врач забраковал из-за ерунды. Нервы тогда подвели! Но летать всё равно не расхотел. Однажды по радио услышал об ижевском аэроклубе. Взял карту России, нашёл на ней Ижевск, купил билет и поехал… Денег — в обрез, приходилось во всём себя ограничивать, подрабатывал грузчиком, а вечером бежал на занятия в аэроклуб. Сейчас у меня уже 3100 прыжков, но первый я помню до сих пор. Это было 22 января 1974 года. В тот день в Ижевске было жутко холодно. А ботинки у меня — «на рыбьем меху», молния сломана. Пока ждал своей очереди, отморозил пальцы ног. Инструктор глянул сперва на меня, потом на ботинки, покачал головой: «Они же у тебя в воздухе улетят! Попроси у кого-нибудь валенки». Я взял у друга валенки, а ему на время отдал свои ботинки. В самолёте пальцы стали отогреваться. Поэтому чувствовал не столько страх, сколько боль в ногах.
После окончания института меня познакомили с испытателями. Они-то и пригласили меня в закрытый институт, который работал на космос и передовые технологии. Там мы испытывали парашюты и для десантников, и для космонавтов. Наверное, можно сказать, что все мои прыжки были удачными, раз я сейчас с вами. Но случались, конечно, и нештатные ситуации. 1012-й прыжок, во время которого у меня не раскрылся парашют, слава богу, уже не снится в страшных снах. А тогда я падал и думал, что это конец. Но подо мной каким-то чудом оказался сугроб — он тянулся узкой полоской вдоль взлётной полосы, был достаточно крепким и высоким. Так что мне невероятно повезло — я упал именно в сугроб, а не на голую землю аэродрома.
А от нескольких моих коллег удача отвернулась. До того как начали летать первые космонавты, испытывались разные системы их приземления и спасения. В том числе отделение от спускаемого аппарата и приземление на парашютах. Испытывались парашюты, которые могли открываться на очень больших высотах. Как-то двое наших испытателей прыгали с воздушного шара с высоты 25 км. Один должен был пролетать в свободном падении до 1 км до земли, а другой — сразу же открыть парашют. Первый приземлился удачно. А второй зацепился при отделении, произошла разгерметизация скафандра… Закипела кровь, парашют открылся, но испытатель погиб.
А однажды я всю Тверь оставил без электричества. Тогда испытывали парашютные системы для пожарных лесавиаохраны. Раньше в таких случаях прыгали на круглых парашютах, а тут нам дали новый — парашют-крыло. Для приземления надо было найти полянку в лесу. Я с высоты усмотрел просеку, начал на неё моститься. Но это же не гладкий аэродром — здесь из-под снега торчат поваленные деревья, пни. Было как-то не по себе. Но ещё больше не по себе стало, когда я понял, что через эту просеку проходит высоковольтка. Пока я рассматривал место, услышал электрическое жужжание и истошный крик моих друзей внизу: «Провода!» Получилось так, что моя голова чуть-чуть не долетела до них, а парашют перелетел. Я нанизался на эти провода, они начали прогибаться под моей тяжестью и тянуть меня к земле. Я понимал, что, если сейчас коснусь ногой снега, от меня ничего не останется. Но, слава богу, парашют размотался, и я ещё метр пролетел вниз. Радость спасения прочувствовать не успел — провод тут же отскочил и ударил по соседнему. Мне показалось, что вспышка и жуткий грохот были похожи на атомный взрыв, никак не меньше. На подстанции полетели предохранители, и Тверь осталась без света.
Без веры нельзя!
Ещё в начале моей деятельности как испытателя наш институт получил телеграмму от Института Арктики и Антарктики с просьбой помочь полярникам в Северном Ледовитом океане: там раскололась льдина, топливо и продовольствие оказались на одной её части, люди — на другой. А температура на улице минус 40°С. Надо было срочно доставить продовольствие полярникам. На самолёте, конечно, быстро привезти можно, но сесть нельзя — полосы нет. Мы же сделали удачные сбросы с помощью десантной технологии. А через несколько лет Чилингаров, зампред Госкомгидромета, предложил создать специальную авиакомпанию и заниматься подобными вещами. Начали работать в Африке, в Судане, и Антарктиде, получили заказы от ООН. Я стал зарабатывать неплохие деньги. И вот тогда у меня возник вопрос, что бы интересное можно на эти доходы сделать. В первую очередь вспомнил о том, как в детстве меня мама по ночам водила на молитвы к местным бабушкам. Они в своё время отсидели на Соловках за веру, а потом поддерживали этот огонёк веры в нашей деревне, крестили и отпевали. Мама меня брала на эти тайные молитвы, где бабушки читали Евангелие, Псалтырь. В детстве я не очень понимал значение этих вечерних посиделок, но с возрастом осознал, почему нашей стране столько всего досталось за последние 70 лет. Это было своеобразное воздаяние — за этих бабушек, за их обиды, слёзы, за то, что ломали людей, лишили их веры, за то, что жили без веры. А без веры — значит без совести. Но ведь без совести жить нельзя! Мне показалось, что если я и могу сделать что-то полезное для людей, то это вернуть то, что разрушили когда-то. Мне захотелось построить им храм. Эти легендарные бабушки ещё живы, им уже под 90, они ходят в эту церковь, и я радуюсь и вместе с ними молюсь.
Как-то знакомые полярники приехали поздравить меня с Новым годом и с постройкой храма. Зашёл разговор о том, что они тоже заслуживают своего храма. Ведь русские открыли Антарктиду, больше всего сделали для исследований этого материка и только русские похоронены на той земле. Сходили к ныне покойному святейшему патриарху Алексию II на благословение. Он дал добро. Собранный храм целый год сперва простоял на Алтае — не на чем было его перевезти. Тут я узнал, что в Антарктиду готовится пойти научное судно «Академик Вавилов» Института океанологии. Главный академик — человек верующий — сразу согласился помочь.
А сейчас мой самый главный проект — создание православного лицея на Валдае. Очень хочется сделать для России прототип Царскосельского лицея, где будут готовить кадры для управления государством на основе духовных ценностей. Не религиозных, а именно духовных. Верующий человек знает, что за всё когда-то придётся ответить. А неверующий считает, что жизнь даётся раз и от неё надо взять всё. А если взять всё не получается? Тогда можно отнять. А если не отдают? То убить. Поэтому подобный лицей очень важен. Приведу пример. У меня есть знакомый батюшка. В советские времена, в 1960-е годы, он служил на флоте моряком. Однажды к нему подошёл начальник порта, достаёт свёрток и говорит: «Отдай этот пакет нашим людям в Англии. Только тебе доверяю, потому что ты верующий». И он был прав. Такие люди в большинстве своём государство не подведут.
И Хьюз, само собой, действительно принимал непосредственное участие в проектировке, строительстве и испытании сразу нескольких моделей самолетов (Constellation, H-4 Hercules, XF-11), которые на то время были одними из наиболее передовых. Впрочем, Говард в принципе занимался только новаторскими, прорывными вещами, аналогов которым ранее не существовало. Он также установил несколько мировых авиационных рекордов и стал одним из разработчиков автопилота, убирающегося шасси, устройств радионавигации.
Конечно же, обсессивно-компульсивное расстройство Мартин Скорсезе также не выдумал. Это заболевание, сопровождавшееся нелюдимостью, замкнутостью и необщительностью, возможно, привлекало к себе настолько большее внимание современников скорее из-за того, что очень резко контрастировало с поведением Говарда Хьюза в молодости. Его экстравагантность, его громкие романы со знаменитостями, его взрывной характер были притчей во языцех, пока на все это не легла тяжелая тень болезни.
Создание «Ангелов ада»
Первый важный сюжетный акцент в «Авиаторе» — это время, когда беззаботный, воодушевленный и абсолютно уверенный в своем успехе Говард Хьюз снимает фильм под названием «Ангелы ада». Стоит отметить, что картина стоила 4 миллиона долларов, и по тем временам эта сумма была просто невероятной. До тех пор никто и никогда не тратил такие бешеные деньги на какой-либо кинопроект. Но Говард хотел, чтобы фильм о пилотах был снят максимально реалистично, и не боялся провала.
Пожалуй, это удивляет в нем больше всего. Большинство из нас многократно просчитывает все риски, прежде чем взяться за какое-то дело, боится провала и не решается на что-то глобальное. Конечно, тут стоит принять во внимание тот факт, что Хьюз унаследовал большую часть акции нефтяной компании «Hughes Tool Co», благодаря чему привык распоряжаться деньгами гораздо спокойнее, чем обычные люди. Но все же подобные расходы могли стать губительными даже для него.
Мартин Скорсезе и, конечно же, Леонардо Ди Каприо, глубоко вжившийся в образ Говарда Хьюза, делают акцент на уникальности, неординарности личности этого человека. Он не распыляется на все подряд, прожигая родительские деньги – он крайне ответственно подходит ко всему, чем занимается. Он не позволяет страху неудач завладеть им и повлиять на конечный результат – он бесстрашно бросается прямо в метафорическое пекло. И, наконец, его абсолютно не волнует, делал ли что-то подобное кто-то до него – он поступает так, как считает нужным, и общественное мнение не может сломить его волю.