Содержание
- Новомученица Татьяна Гримблит: За помощь заключенным — расстрел
- «Всероссийская благотворительница»
- «Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю»
- «За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью»
- Мученица Татьяна Гримблит: За все всех благодарю
- ГРИМБЛИТ ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА
- Молитвословия
- Видео
- Использованные материалы
- Татьяна Гримблит: «Юность в одежде терновой»
- Чемодан. Тетрадь. Стихи
- Хлеб для заключенных
- Прихожанка Замоскворечья
- Фельдшер из Вишлага
- «Выпита чаша до дна»
- Стихи мученицы Татьяны Гримблит
Новомученица Татьяна Гримблит: За помощь заключенным — расстрел
23 сентября Русская Православная Церковь чтит память новомученицы Татианы (Гримблит). 75 лет назад, 23 сентября 1937 года Татьяна Николаевна Гримблит расстреляна на полигоне в Бутово.
Отвечая на вопросы о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: “Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и церковь”.
«Всероссийская благотворительница»
В середине 1920-х годов в ОГПУ была составлена характеристика на Татьяну Николаевну Гримблит. В ней сообщалось, что гражданка Гримблит «имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в Томской и Иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы».
Имя Татьяны Гримблит сегодня мало известно даже верующим. Однако в 1920-е-30-е годы о ней знали христиане по всей России. Сотрудники ОГПУ долгие годы силились «разгадать» феномен Татьяны Гримблит, и, в общем-то, безуспешно. Это и неудивительно – ведь то, что делала эта одинокая слабая женщина, вызывало недоумение даже у воцерковленных людей.
Татьяна Гримблит, лагерная фотография, Зырянский край.
Короткая жизнь Татьяны Гримблит не была насыщена внешними событиями. Слова-штампы вроде «выдающийся православный миссионер», или, как ее называет игумен Дамаскин (Орловский), «всероссийская благотворительница», на самом деле с трудом увязываются с ее биографией. Она не была монахиней, не принадлежала к интеллигентским или артистическим кругам. Нет сведений о каком-то особом духовном, мистическом опыте, которым она делилась с окружающими. Нельзя даже сказать, что она обладала каким-то особенным авторитетом среди верующих – почитателей, последователей, учеников у нее никогда не было. Не было, по всей видимости, и слишком близких друзей. В жизни ее не было ни ярких подвигов, ни зримой славы.
И все же, для гонимой Русской Церкви 20-х–30-х годов она стала зримым воплощением Евангелия. Всю свою сознательную жизнь она посвятила помощи заключенным. Просто носила передачи – изо дня в день, из года в год. Помогала зачастую совершенно незнакомым ей людям, не зная, верующие они или нет, и по какой статье осуждены. Тратила на это почти все, что зарабатывала сама, и побуждала делать то же других христиан. И в этом заключалось христианство Татьяны Николаевны. Настоящая любовь, которая, по слову апостола Павла, «не ищет своего» (1 Кор 13, 4).
«Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю»
Татьяна родилась в небогатой семье служащих в городе Томске в 1903 году. День рождения святой мученицы – 14 декабря – совпал с днем памяти святого Филарета Милостивого, известного своей любовью к несчастным и обездоленным. Любовь к Богу и Церкви Татьяне с детства привил ее родной дедушка, известный томский пастырь протоиерей Антонин Мисюров. Октябрьская революция застала ее 14-летней. Блеск и величие императорской, Синодальной Церкви на ее глазах превращались в пыль. Но гонения, казалось, только утверждали ее в желании следовать за Христом.
Гимназию она закончила в 1920 году. В том же году умер ее отец. Татьяна устроилась на работу воспитательницей в детскую колонию «Ключи». С тех пор и до конца своих дней она все время была рядом с заключенными и страждущими, не раз и сама побывала в заключении.
Почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удавалось собрать в храмах города Томска, она меняла на продукты и вещи и передавала их заключенным в Томскую тюрьму. При этом ей было не важно, каким людям она помогает, верующие они или нет, и по какой статье осуждены. Приходя в тюрьму, она спрашивала у администрации, кто из заключенных не получает продуктовых передач, – и тем передавала.
После окончания Гражданской войны Сибирь стала местом заключения и ссылок для «врагов революции», количество тюрем и лагерей в окрестностях Томска постоянно увеличивалось. Переживая народное горе как свое личное, Татьяна стала ездить в соседние города, чтобы помочь как можно большему числу нуждающихся узников.
Органы ОГПУ уже в начале 20-х годов установили за ней слежку. В 1923 году, когда Татьяна повезла передачи нуждающимся заключенным в тюрьму г. Иркутска, ее арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности. Видимо, не найдя «состава преступления», через 4 месяца ее отпустили. В 1925 году последовал новый арест – на этот раз отпустили через 7 дней. Несмотря на очевидную опасность своего положения, Татьяна и не думала прекратить помощь нуждающимся.
К этому времени она познакомилась со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири. Со многими из них она вела переписку, некоторых стала считать своими близкими людьми.
Постепенно Татьяна привлекала к своему делу все больше и больше людей. Одни давали ей деньги на передачи, другие доставляли посылки с оказией. Круг ее знакомств в церковной среде стал чрезвычайно широким, что не давало покоя секретному отделу ОГПУ. Вскоре Татьяна вместе с несколькими томскими священниками была арестована как одна из «вдохновителей тихоновского движения в губернии».
Материалы допросов от 6 мая 1925 года содержат часть имен, на которые Татьяна передавала деньги и вещи – епископ Варсонофий (Вихвелин), епископ Евфимий (Лапин), епископ Антоний (Быстров), епископ Иоанникий (Сперанский), епископ Агафангел (Преображенский), священники Попов и Копылов, Нарымская ссылка; епископ Виктор (Богоявленский), Иркутская тюрьма… Татьяна признала, что передавала посылки «заключенному духовенству, находящемуся в Томских домах заключения, и мирянам; вообще заключенным, не зная причин их заключения».
Татьяну спрашивали о соучастниках. Над протоколом допроса современнику приходится ломать голову.
– Обращались ли вы к духовенству с просьбой оказать содействие по сбору средств на заключенных и ссыльных? – спросил следователь.
– Да, обращалась, но получала с их стороны отказ, – ответила Татьяна.
– Кого вы знаете из лиц, производивших помимо вас сборы на заключенных и ссыльных?
– Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю.
Игумен Дамаскин (Орловский), составитель жития новомученицы Татьяны Гримблит, предполагает, что отвечая на вопросы следователя отрицательно, Татьяна «не желала впутывать в это дело никого из знакомого ей духовенства». Однако нельзя исключать и другой вариант: Татьяна ответила правду, и на деле она была не организатором «контрреволюционного движения», которое только и грезили «раскопать» следователи ОГПУ, а самоотверженной одиночкой. Поистине, в годы гонений в Русской Церкви свершались слова Господа о том, что «жатвы много, а делателей мало» (М 9, 37).
18 мая следствие было закончено и ОГПУ вынесло поразительно «говорящее» постановление, о том, что «дознанием не представляется возможность добыть необходимые материалы для гласного суда, но виновность все же установлена». Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну Гримблит в Зырянский край на три года.
Началось следование по этапу – месяц с лишним езды на поездах и пребывания в пересылочных тюрьмах. 1 июля 1926 года Татьяну привезли в г. Усть-Сысольск. Однако уже через две недели, 15 июля, место ссылки было изменено – на оставшийся срок Татьяну отправили в Казахстан.
И снова – поезда и «пересылки». В ссылках Татьяна писала стихи. Больше всего стихов, дошедших до нас, было написано в Зырянском крае:
Вычегда плещет о берег крутой,
Жадно смотрю на струи:
Быстро проходят далекой мечтой,
Кину им мысли мои.
Пусть унесутся на север волной,
Я же на юг улечу,
Чтобы не встретиться с думой лихой,
Путь ей слезой оплачу.
15 декабря вместе с другими заключенными Татьяна оказалась в Туркестане. Дальше произошло непонятное, – хотя, увы, привычное для тех лет событие. 19 декабря 1927 года Особое Совещание ОГПУУ постановило освободить Татьяну, предоставив ей право жить, где она пожелает. Однако о том, что она освобождена, сотрудники ОГПУ в Туркестане сообщили ей только 10 марта 1928 года.
16 марта Татьяна Николаевна выехала в Москву. По приезде она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый священник – архимандрит Гавриил (Игошкин) (отсидел три лагерных срока, в общей сложности 17, 5 лет; умер в 1959 году, в 2000 году канонизирован в сонме новомучеников и исповедников Российских). Татьяна стала постоянной прихожанкой храма Николы в Пыжах, стала там петь на клиросе. Она продолжала собирать передачи для узников и посещать тюрьмы, – теперь уже в окрестностях Москвы.
И снова – арест по тому же поводу. На допросе 17 апреля 1931 года Татьяна снова объясняет следователю, что никакой специальной церковной работы не ведет, что помогала всем заключенным, вовсе не интересуясь, церковные это люди или нет, и даже по политическим ли они осуждены статьям или по уголовным, что для нее было важно только то, что они нуждались и не имели того, кто бы им помогал. И снова заключение – на этот раз в Вишерском исправительно-трудовом лагере в Пермской области.
Здесь, в лагере, Татьяна изучила медицину и стала работать фельдшером. Она была счастлива – теперь у нее было больше возможностей послужить ближним. В 1932 году она была освобождена досрочно с запретом жить в двенадцати городах на оставшийся срок. Татьяна переехала в город Юрьев-Польский Владимирской области, а затем, после окончания срока в 1933 году, поселилась в городе Александрове Владимирской области и устроилась работать фельдшером в больнице. В 1936 году переехала в село Константиново Московской области и стала работать лаборанткой в Константиновской районной больнице.
«За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью»
В последние годы жизни Татьяна Николаевна открыла для себя Дивеево. Она стала часто приезжать в обитель преподобного Серафима, там служил ее духовный отец протоиерей Павел Перуанский. В одном из писем, написанном 5 сентября 1937 года архиепископу Аверкию (Кедрову), еще находившемуся в то время в ссылке в городе Бирске, беспокоясь о его судьбе, так как отовсюду стали приходить известия об арестах духовенства и мирян, она писала:
«Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно мне нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров. Прекрасно провела там месяц. Дивно хорошо. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота души которых и теперь передо мной. Крепко полюбила я те места, и всегда меня туда тянет. Вот уже третий год подряд бываю там, с каждым разом все дольше. Навсегда б я там осталась, да не было мне благословения на то…».
Вечером в тот день, когда Татьяна писала это письмо, она была арестована.
Сотрудники НКВД пришли ее арестовывать, когда она писала очередное письмо священнику в ссылку, остановив ее на полуслове. Уходя в тюрьму, она оставила записку подруге, чтобы та обо всем происшедшем уведомила ее мать. Сохраняя даже в эти минуты мир и спокойствие, Татьяна Николаевна писала:
«Ольга родная, прости! Прибери все. Получи белье от Дуни. Белье прибери в коробку, которая под кроватью. Постель и одежду зашей в мешки (мешка здесь два, но ты найди целые и чистые, в которых можно было бы все послать маме). Когда меня угонят отсюда, то только через десять дней пошли все маме, известив ее сначала о моем аресте письмом. Напишешь письмо, а потом через пару дней шли вещи. Деньги на пересылку у тебя будут. Деньги после десяти дней вслед за вещами отправить маме, она мне переводить будет и пересылать что надо. Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне: опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
Заместитель начальника Константиновского НКВД Смирницкий допросил в качестве свидетелей сослуживцев Татьяны по Константиновской районной больнице – врача, медсестру и бухгалтеров. Они показали:
«Мне известно, что Гримблит посетила больного, лежащего в госпитале, к которому Гримблит не имела никакого отношения по медицинскому обслуживанию. В результате на другое утро больной рассказал врачу, что ему всю ночь снились монастыри, монахи, подвалы и так далее. Этот факт наводит меня на мысль, что Гримблит вела с больными беседы на религиозные темы. На собрании сотрудников больницы по вопросу о подписке на вновь выпущенный заем Гримблит ни за, ни против в прениях не выступала, но при голосовании за подписку на заем не голосовала».
«Гримблит зимой 1937 года, сидя у тяжело больного в палате, в присутствии больных и медперсонала после его смерти встала и демонстративно его перекрестила. В разговорах, сравнивая положение в тюрьмах царского строя с настоящим, Гримблит говорила: “При советской власти можно встретить безобразных моментов не меньше, чем прежде”. Отвечая на вопросы о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: “Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и церковь”.
На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: “За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно”.
В 1936 году при обращении приехавшего одного из заключенных Дмитлага для ночевки Гримблит при встрече с ним спросила, по какой статье он сидит, и, получив ответ, что он сидит по 58 статье, с удовольствием уступила для ночлега свою комнату, заявив, что она для людей, сидящих по 58-ой статье, всегда готова чем угодно помочь. У Гримблит в период ее работы в больнице были случаи ухода с работы в церковь для совершения религиозных обрядов».
«Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения в разговоре со мной Гримблит сказала: “Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнешь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придет время, Господь покарает и за все спросит”. Мне также приходилась часто от Гримблит слышать слова: “Придет все же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие”. Кроме того, Гримблит использовала свое служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: “С Господом Богом”. И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты».
«Относительно воспитания детей в настоящее время Гримблит неоднократно говорила: “Что хорошего можно ожидать от теперешних детей в будущем, когда их родители сами не веруют и детям запрещают веровать”. И, упрекая родителей, говорила: “Как вы от Бога ни отворачиваетесь, рано или поздно Он за все спросит”. В 1936 году моя девятилетняя дочка рассказывала мне, что Гримблит ее выучила креститься, за что дала ей гостинцев».
После допросов свидетелей Смирницкий допросил Татьяну.
– Обвиняемая Гримблит, не состояли ли вы и не состоите ли в настоящее время в какой-либо религиозной секте, если состоите, то каковы ее цели?
– Ни в какой секте я не состояла и не состою.
– Обвиняемая Гримблит, из каких средств вы оказывали помощь заключенным и не являетесь ли вы членом какой-либо организации, ставящей своей задачей оказание им помощи, а также внедрение религии в массы?
– Я ни в какой организации никогда не состояла и не состою. Помощь заключенным и кому могу помочь я оказываю из своих заработанных средств. Внедрением религии в массы я никогда не занималась и не занимаюсь.
– Какова причина вашей помощи в большинстве случаев политзаключенным, а также причина ведения вами переписки исключительно с политзаключенными?
– Являясь религиозным человеком, я и помощь оказывала только заключенным религиозникам, с которыми встречалась на этапах и в заключении, и, выйдя на свободу, переписывалась с ними. С остальной же частью политзаключенных я никогда не имела никакой связи.
– Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа?
– Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религиозности я не скрывала.
– Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время службы в Константиновской больнице?
– Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы бы получше оделись и поели, чем посылать деньги кому-то», я отвечала: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок, а я предпочитаю поскромнее одеться, попроще поесть, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них».
После этих допросов Татьяна была помещена в тюрьму в городе Загорске. 13 сентября 1937 года следствие было закончено и составлено обвинительное заключение. 21 сентября перед отправкой обвинительного заключения на решение тройки сотрудник НКВД Идельсон вызвал Татьяну на допрос и, узнав, за что и когда она арестовывалась раньше, спросил:
– Вы обвиняетесь в антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной?
– Виновной себя не признаю. Антисоветской агитацией никогда не занималась.
– Вы также обвиняетесь в проведении вредительства, сознательном умертвлении больных в больнице села Константиново. Признаете себя виновной?
– Виновной себя не признаю, вредительской деятельностью никогда не занималась.
Прочитав протокол допроса, Татьяна подписалась под фразой, оканчивающей протокол: «Записано с моих слов верно, мной лично прочитано». 22 сентября тройка НКВД приговорила Татьяну к расстрелу. На следующий день она была отправлена в одну из московских тюрем, где перед казнью с нее была снята фотография для палача.
Татьяна Гримблит, тюремная фотография, 1937 год (перед расстрелом).
Татьяна Николаевна Гримблит была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. Постановлением Священного Синода от 17 июля 2002 года причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских.
Молодость, юность – в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.
(из стихотворения Татьяны Гримблит 1932 года).
Святая новомученица Татиана (Гримблит), икона Покровского храма Бутырской тюрьмы.
Житие святой новомученицы Татианы (Гримблит) см.:
Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 7. Тверь. 2002. С. 128-136
Фото – сайт Свято-Тихоновского института.
Мученица Татиана родилась 14 декабря 1903 года в городе Томске в семье служащего акцизного управления Николая Гримблита. Образование Татьяна получила в Томской гимназии, которую она окончила в 1920 году. В этом же году скончался ее отец, и она поступила работать воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Воспитанная в глубоко христианском духе, желая подвига и взыскуя совершенства в исполнении заповедей Господних, она, едва окончив школу, посвятила свою жизнь помощи ближним. В 1920 году завершилась на территории Сибири гражданская война и начались репрессии против народа, а вскоре и сама Сибирь с ее обширными пространствами стала местом заключения и ссылок. В это время благочестивая девица и ревностная христианка Татьяна постановила себе за правило почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удавалось собрать в храмах города Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в Томскую тюрьму. Приходя в тюрьму, она спрашивала у администрации, кто из заключенных не получает продуктовых передач, — и тем передавала.
Семья Гримблит (слева направо): Вера Антониновна (мать), Татьяна, Николай Иванович (отец), Георгий, Борис, София
В 1923 году Татьяна повезла передачи нуждающимся заключенным в тюрьму в город Иркутск. Здесь ее арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности, которая заключалась в благотворительности узникам, но через четыре месяца ее освободили. В 1925 году ОГПУ снова арестовало Татьяну Николаевну за помощь заключенным, но на этот раз ее освободили через семь дней. После освобождения она по-прежнему продолжала помогать заключенным. К этому времени она познакомилась со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири.
Ее активная благотворительная деятельность все более привлекала внимание сотрудников ОГПУ и все более раздражала безбожников. Они стали собирать сведения для ее ареста, которые в конце концов свелись к следующей характеристике подвижницы, ставшей со временем всероссийской благотворительницей: «Татьяна Николаевна Гримблит имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в Томской и Иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы».
6 мая 1925 года начальник секретного отделения ОГПУ допросил Татьяну Николаевну о том, помогала ли она сосланному духовенству и кому именно, а также через кого она пересылала посылки в другие города. Татьяна Николаевна ответила:
— С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиком отправляла в Нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною еще была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю. В Александровском централе я оказывала помощь священникам, в Иркутской тюрьме епископу Виктору (Богоявленскому), в Нарымской ссылке священникам Попову и Копылову, епископам Евфимию (Лапину), Антонию (Быстрову), Иоанникию (Сперанскому), Агафангелу (Преображенскому) и заключенному духовенству, находящемуся в Томских домах заключения, и мирянам; вообще заключенным, не зная причин их заключения.
— Обращались ли вы к духовенству с просьбой оказать содействие по сбору средств на заключенных и ссыльных? — спросил следователь.
— Да, обращалась, но получала с их стороны отказ, — ответила Татьяна, не желая впутывать в это дело никого из знакомого ей духовенства.
— Кого вы знаете из лиц, производивших помимо вас сборы на заключенных и ссыльных?
— Лиц, производивших помимо меня сборы, не знаю.
На следующий день ОГПУ выписало ордер на ее арест, и она была заключена в Томское ОГПУ.
18 мая следствие было закончено и ОГПУ постановило: «Принимая во внимание, что дознанием не представляется возможность добыть необходимые материалы для гласного суда, но виновность… все же установлена, а посему дознание считать законченным и, согласно приказу ОГПУ за № 172, таковое направить в Особое Совещание при Коллегии ОГПУ для применения… внесудебного наказания — административной ссылки». Татьяна Николаевна вместе с некоторыми другими арестованными священниками рассматривалась как «вдохновительница тихоновского движения в губернии. С удалением их из губернии значительно поколеблются устои тихоновской организации». Документы дела были препровождены в ОГПУ в Москве, а после того, как здесь было принято решение о репрессиях против арестованных, 26 марта 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну Николаевну в Зырянский край на три года. 1 июля 1926 года Татьяна Николаевна по этапу была доставлена в Усть-Сысольск.
15 июля 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать Татьяну Николаевну этапом через всю страну в Казахстан на оставшийся срок. 15 декабря она прибыла в Туркестан. 19 декабря 1927 года Особое Совещание постановило освободить ее, предоставив ей право жить, где пожелает. О том, что она освобождена, сотрудники ОГПУ в Туркестане сообщили ей только 10 марта 1928 года, и 16 марта Татьяна Николаевна выехала в Москву. Она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый священник архимандрит Гавриил (Игошкин). Татьяна стала постоянной прихожанкой храма Николы в Пыжах, где она стала петь на клиросе. Вернувшись из заключения, она еще активней помогала оставшимся в ссылках и находящимся в тюрьмах заключенным, многих из которых она теперь знала лично. Посещения заключенных и помощь им стали ее подвигом и служением Христу. По выражению многих святителей, стяжавших впоследствии мученический венец, она стала для них новым Филаретом Милостивым. В подвиге милосердия и помощи, безотказности и широте этой помощи ей не было равных. В ее сердце, вместившем Христа, никому уже не было тесно.
Протоиерей Антонин Александрович Мисюров,
дедушка мученицы Татианы, оказавший сильное влияние
на ее религиозное воспитание. Служил в городе Томске
В начале тридцатых годов поднялась очередная волна безбожных гонений на Русскую Православную Церковь, когда были арестованы несколько десятков тысяч священнослужителей и мирян. Сотни их были арестованы и в Москве, и среди них 14 апреля 1931 года была арестована и Татьяна. Через несколько дней следователь допросил ее. Она рассказала, что действительно помогала ссыльным и заключенным, но только она, особенно вначале, помогала всем заключенным, вовсе не интересуясь, церковные это люди или нет, и даже по политическим ли они осуждены статьям или по уголовным, — для нее было важно только то, что они нуждались и не имели того, кто бы им помогал.
30 апреля 1931 года Особое Совещание приговорило Татьяну Гримблит к трем годам заключения в концлагере, и она была отправлена в Вишерский исправительно-трудовой лагерь в Пермской области. Здесь, в лагере, она изучила медицину и стала работать фельдшером, что как нельзя лучше соответствовало выбранному ею подвижническому пути — беззаветному служению ближним. В 1932 году она была освобождена с запретом жить в двенадцати городах на оставшийся срок. Местом жительства она избрала город Юрьев-Польский Владимирской области. После окончания срока в 1933 году Татьяна Николаевна поселилась в городе Александрове Владимирской области и устроилась работать фельдшером в больнице. В 1936 году она переехала в село Константиново Московской области и стала работать лаборанткой в Константиновской районной больнице.
Работая в больнице, и зачастую много больше, чем ей полагалось по ее обязанностям, она почти все свои средства, а также и те, что ей жертвовали для заключенных верующие люди, отдавала на помощь находящемуся в заключении духовенству и православным мирянам, ведя с ними активную переписку. В ее деятельности для всех страждущих была ощутима не только ее материальная поддержка, но и поддержка словом — в письмах, которые она посылала. Для некоторых она в иные периоды становилась единственным корреспондентом и помощником. Епископ Иоанн (Пашин) писал ей из лагеря: «Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, — был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию — своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас — Божий дар. Вы — по милости Божией — поняли, что высшее счастье здесь — на земле — это любить людей и помогать им. И Вы — слабенькая, бедненькая — с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается». Дай Господи Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни (прим.: имеется в виду арест — на условном языке переписки тех лет) и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь (прим.: имеется в виду пребывание в заключении), изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите… Работаете в лаборатории, в аптеке? Прекрасно. Вспоминайте святого великомученика Пантелеймона Целителя и его коробочку с лекарствами в руках (как на образах изображают) и о имени Господнем работайте, трудитесь во славу Божию. Всякое лекарство, рассыпаемое по порошкам, разливаемое по склянкам, да будет ограждено знамением Святого Креста. Слава Господу Богу!»
Архиепископ Аверкий (Кедров), находившийся в ссылке в городе Бирске в Башкирии, писал Татьяне Николаевне: «Получил Ваше закрытое письмо, а вслед за ним открытку. За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. Слава Богу — они по-прежнему полны бодрости и света, крепкой веры и твердого упования на промыслительную десницу Всевышнего. Слава Богу! Да никогда не иссякнет и не умалится в душе Вашей этот живоносный источник, который так облегчает здесь на земле восприятие жизненных невзгод, несчастий, ударов, неудач и разочарований. Не длинен еще пройденный путь Вашей благословенной от Господа жизни, а между тем сколько бурь пронеслось над Вашей главой. И не только над головой: как острое оружие они прошли и через Ваше сердце. Но не поколебали его и не сдвинули его с краеугольного камня — скалы, на которой оно покоится, — я разумею Христа Спасителя. Не погасили эти штормы в Вашем милом сердце ярко горящий и пламенеющий огонь веры святой. Слава Богу — радуюсь сему и преклоняюсь пред Вашим этим подвигом непоколебимой преданности Творцу, пред теми болезненными скорбями, испытаниями, страданиями нравственными, через которые лежал Ваш путь к этой победе в Вашей душе Христа над Велиаром, неба над землей, света над тьмой. Спаси Вас Христос и сохрани, помоги Вам и впредь неустрашимо и непоколебимо стоять на божественной страже своего святого святых…»
Больше всего из земных мест Татьяна Николаевна любила Дивеево, куда она приезжала часто и где служил ее духовный отец протоиерей Павел Перуанский. В одном из писем, написанном 5 сентября 1937 года архиепископу Аверкию (Кедрову), еще находившемуся в то время в ссылке в городе Бирске, беспокоясь о его судьбе, так как отовсюду стали приходить известия об арестах духовенства и мирян, она писала: «Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно мне нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров, Прекрасно провела там месяц. Дивно хорошо. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота души которых и теперь передо мной. Крепко полюбила я те места, и всегда меня туда тянет. Вот уже третий год подряд бываю там, с каждым разом все дольше. Навсегда б я там осталась, да не было мне благословения на то. А на поездку во время отпуска все благословили.
Откликайтесь, солнышко милое. А то я беспокоюсь, не случилось ли с Вами чего недоброго. Напомните мне географию. Далеко ли Бирск от Уфы? Пишите мне, я уже крепко соскучилась о Вас, родной мой».
Саровский монастырь. Фото XIX века
Вечером, в тот день, когда Татьяна писала это письмо, она была арестована. Сотрудники НКВД пришли ее арестовывать, когда она писала очередное письмо священнику в ссылку, остановив его на полуслове. Уходя в тюрьму, она оставила записку подруге, чтобы та обо всем происшедшем уведомила ее мать. Сохраняя даже в эти минуты мир и спокойствие, Татьяна Николаевна писала: «Ольга родная, прости! Прибери все. Получи белье от Дуни. Белье прибери в коробку, которая под кроватью. Постель и одежду зашей в мешки (мешка здесь два, но ты найди целые и чистые, в которых можно было бы все послать маме). Когда меня угонят отсюда, то только через десять дней пошли все маме, известив ее сначала о моем аресте письмом. Напишешь письмо, а потом через пару дней шли вещи. Деньги на пересылку у тебя будут. Деньги после десяти дней вслед за вещами отправить маме, она мне переводить будет и пересылать что надо. Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, — опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
Допрашивал Татьяну начальник Константиновского районного отделения НКВД Судаков.
— Обвиняемая Гримблит, при обыске у вас изъята переписка с указанием массы адресов. Какие вы имеете связи с указанными лицами и кто они по положению? — спросил он.
— Шесть человек, указанные в адресах, являются священнослужителями, и все они были в заключении и в этапах, а в данное время они находятся в заключении и в минусах. Связь у меня с ними есть лишь письмами. Остальные адреса моих родственников, работающих в Москве и в Александрове.
После допроса заместитель начальника Константиновского НКВД Смирницкий допросил в качестве свидетелей сослуживцев Татьяны по Константиновской районной больнице — врача, медсестру и бухгалтеров.
Они показали: «Мне известно, что Гримблит посетила больного, лежащего в госпитале, к которому Гримблит не имела никакого отношения по медицинскому обслуживанию. В результате на другое утро больной рассказал врачу, что ему всю ночь снились монастыри, монахи, подвалы и так далее. Этот факт наводит меня на мысль, что Гримблит вела с больными беседы на религиозные темы. На собрании сотрудников больницы по вопросу о подписке на вновь выпущенный заем Гримблит ни за, ни против в прениях не выступала, но при голосовании за подписку на заем не голосовала».
«Гримблит зимой 1937 года, сидя у тяжело больного в палате, в присутствии больных и медперсонала после его смерти встала и демонстративно его перекрестила. В разговорах, сравнивая положение в тюрьмах царского строя с настоящим, Гримблит говорила: «При советской власти можно встретить безобразных моментов не меньше, чем прежде». Отвечая на вопросы о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: «Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и церковь». На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно». В 1936 году при обращении приехавшего одного из заключенных Дмитлага для ночевки Гримблит при встрече с ним спросила, по какой статье он сидит, и, получив ответ, что он сидит по 58-й статье, с удовольствием уступила для ночлега свою комнату, заявив, что она для людей, сидящих по 58-й статье, всегда готова чем угодно помочь. У Гримблит в период ее работы в больнице были случаи ухода с работы в церковь для совершения религиозных обрядов».
«Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения в разговоре со мной Гримблит сказала: «Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнешь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придет время, Господь покарает и за все спросит». Мне также приходилось часто от Гримблит слышать слова: «Придет все же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие». Кроме того, Гримблит использовала свое служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты».
Слева направо: Борис, Татьяна, Георгий и София Гримблит
«Относительно воспитания детей в настоящее время Гримблит неоднократно говорила: «Что хорошего можно ожидать от теперешних детей в будущем, когда их родители сами не веруют и детям запрещают веровать». И, упрекая родителей, говорила: «Как вы от Бога ни отворачиваетесь, рано или поздно Он за все спросит». В 1936 году моя девятилетняя дочка рассказывала мне, что Гримблит ее выучила креститься, за что дала ей гостинцев».
После допросов свидетелей заместитель начальника НКВД Константиновского района допросил Татьяну.
— Обвиняемая Гримблит, не состояли ли вы и не состоите ли в настоящее время в какой-либо религиозной секте; если состоите, то каковы ее цели?
— Ни в какой секте я не состояла и не состою.
— Обвиняемая Гримблит, из каких средств вы оказывали помощь заключенным и не являетесь ли вы членом какой-либо организации, ставящей своей задачей оказание им помощи, а также внедрение религии в массы?
— Я ни в какой организации никогда не состояла и не состою. Помощь заключенным и кому могу помочь я оказываю из своих заработанных средств. Внедрением религии в массы я никогда не занималась и не занимаюсь.
— Какова причина вашей помощи в большинстве случаев политзаключенным, а также причина ведения вами переписки исключительно с политзаключенными?
— Являясь религиозным человеком, я и помощь оказывала только заключенным религиозникам, с которыми встречалась на этапах и в заключении, и, выйдя на свободу, переписывалась с ними. С остальной же частью политзаключенных я никогда не имела никакой связи.
— Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа?
— Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религиозности я не скрывала.
— Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время службы в Константиновской больнице?
— Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы бы получше оделись и поели, чем посылать деньги кому-то», я отвечала: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок, а я предпочитаю поскромнее одеться, попроще поесть, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них».
Татьяна Николаевна Гримблит.
Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год
После этих допросов Татьяна была помещена в тюрьму в городе Загорске. 13 сентября 1937 года следствие было закончено и составлено обвинительное заключение. 21 сентября перед отправкой обвинительного заключения на решение тройки сотрудник НКВД Идельсон вызвал Татьяну на допрос и, узнав, за что и когда она арестовывалась раньше, спросил:
— Вы обвиняетесь в антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной?
— Виновной себя не признаю. Антисоветской агитацией никогда не занималась.
— Вы также обвиняетесь в проведении вредительства, сознательном умертвлении больных в больнице села Константинове. Признаете себя виновной?
— Виновной себя не признаю, вредительской деятельностью никогда не занималась.
Прочитав протокол допроса, Татьяна подписалась под фразой, оканчивающей протокол: «Записано с моих слов верно, мной лично прочитано».
22 сентября тройка НКВД приговорила Татьяну к расстрелу. На следующий день она была отправлена в одну из Московских тюрем, где перед казнью с нее была снята фотография для палача. Татьяна Николаевна Гримблит была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Память мученицы Татианы совершается 10/23 сентября, а так же в день памяти Собора Новомучеников и Исповедников Российских ХХ века.
Составитель жития игумен Дамаскин (Орловский)
Архив УФСБ РФ по Томской обл. Арх. № 11803-П.
ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-1086.
ГАРФ. Ф. 10035, д. П-78635.
Память мученицы Татианы совершается 23 сентября, а так же в день памяти Собора Новомучеников и Исповедников Российских ХХ века.
Мученица Татиана родилась 14 декабря 1903 года в городе Томске в семье служащего акцизного управления Николая Гримблита
Семья Гримблит (слева направо): Вера Антониновна (мать), Татьяна, Николай Иванович (отец), Георгий, Борис, София
Образование Татьяна получила в Томской гимназии, которую она окончила в 1920 году. В этом же году скончался ее отец, и она поступила работать воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Воспитанная в глубоко христианском духе, желая подвига и, взыскуя совершенства в исполнении заповедей Господних, она, едва окончив школу, посвятила свою жизнь помощи ближним. В 1920 году завершилась на территории Сибири гражданская война, и начались репрессии против народа, а вскоре и сама Сибирь с ее обширными пространствами стала местом заключения и ссылок. В это время благочестивая девица и ревностная христианка Татьяна постановила себе за правило почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удавалось собрать в храмах города Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в Томскую тюрьму. Приходя в тюрьму, она спрашивала у администрации, кто из заключенных не получает продуктовых передач, – и тем передавала.
В 1923 году Татьяна повезла передачи нуждающимся заключенным в тюрьму в город Иркутск. Здесь ее арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности, которая заключалась в благотворительности узникам, но через четыре месяца ее освободили. В 1925 году ОГПУ снова арестовало Татьяну Николаевну за помощь заключенным, но на этот раз ее освободили через семь дней. После освобождения она по-прежнему продолжала помогать заключенным. К этому времени она познакомилась со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири. На допросах Татьяна Николаевна рассказывала о том, что помогала сосланному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской и в Нарымском крае.
ОГПУ выписало ордер на ее арест, и она была арестована вновь. После окончания следствия Татьяна Николаевна была выслана в Зырянский край на три года. В 1927 году Особое Совещание постановило освободить ее, предоставив ей право жить, где пожелает. Она переехала в Москву и поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый священник архимандрит Гавриил (Игошкин). Татьяна стала постоянной прихожанкой храма Николы в Пыжах, где она стала петь на клиросе. Вернувшись из заключения, она еще активней помогала оставшимся в ссылках и находящимся в тюрьмах заключенным, многих из которых она теперь знала лично. Посещения заключенных и помощь им стали ее подвигом и служением Христу. В подвиге милосердия и помощи, безотказности и широте этой помощи ей не было равных. В ее сердце, вместившем Христа, никому уже не было тесно.
В начале тридцатых годов поднялась очередная волна безбожных гонений на Русскую Православную Церковь, когда были арестованы несколько десятков тысяч священнослужителей и мирян. Сотни их были арестованы и в Москве, и среди них 14 апреля 1931 года была арестована и Татьяна. Ее приговорили к трем годам заключения в концлагере, и она была отправлена в Вишерский исправительно-трудовой лагерь в Пермской области. Здесь, в лагере, она изучила медицину и стала работать фельдшером. В 1932 году она была освобождена и переехала на жительство в город Юрьев-Польский Владимирской области, а затем, в 1936 году — в село Константиново Московской области и стала работать лаборанткой в Константиновской районной больнице.
Работая в больнице, и зачастую много больше, чем ей полагалось по ее обязанностям, она почти все свои средства, а также и те, что ей жертвовали для заключенных верующие люди, отдавала на помощь находящемуся в заключении духовенству и православным мирянам, ведя с ними активную переписку.
В 1937 году Татьяна Николаевна была арестована. Отвечая на вопросы следователя о том, почему она ведет скудную жизнь, Гримблит говорила: «Вы тратите деньги на вино и кино, а я на помощь заключенным и церковь». На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно».
В качестве свидетелей были допрошены сослуживцы Татьяны по Константиновской районной больнице. Из их показаний : «Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения в разговоре со мной Гримблит сказала: «Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнешь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придет время, Господь покарает и за все спросит». Мне также приходилось часто от Гримблит слышать слова: «Придет все же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие». Кроме того, Гримблит использовала свое служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты».
Татьяна Николаевна Гримблит. Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год
После этих допросов Татьяна была помещена в тюрьму в городе Загорске. 22 сентября 1937 года «тройка» НКВД приговорила Татьяну к расстрелу. На следующий день она была отправлена в одну из Московских тюрем, где перед казнью с нее была снята фотография для палача. Татьяна Николаевна Гримблит была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Мученица Татьяна Гримблит: За все всех благодарю
Есть красота природы – далекое отражение деяния Творца, воспринимаемая человеком как образ и подобие Божиe. Есть красота искусства, создаваемая из богоданных подручных средств. Но есть то, что на земле превыше всего – красота души человеческой.
И украсить свою душу – труд, требующий наибольшего мастерства и искусства. Тот, кто смог быть подмастерьем у Бога в украшении и совершенствовании своей души, тот, можно сказать, достиг совершенства во всех искусствах и все их постиг.
Таким человеком, украсившим свою душу Божественными добродетелями, была мученица Татьяна (Гримблит). Перед красотой ее души склоняли головы и маститые архиереи, и старцы-подвижники, и юные мученики. Ее душа, как чистый родник, отражала океан Божественной благодати, проливая воды милосердия на скорбящих и страждущих. Не было человека, которому она отказала бы в помощи – посылкой, письмом или передачей в тюрьму. Ее письма читали и перечитывали святители-исповедники, лучшие люди нашего Отечества, сами ставшие ныне прославленным украшением Церкви Христовой; один из них писал: «Горячо благодарю Вас за Ваше прекрасное, воодушевленное письмо… оно возвышенно и поучительно и может поспорить за первенство с лучшими страницами из дневника отца Иоанна Кронштадтского. Под этим письмом с радостью поставили бы свои подписи великое множество преподобных и праведных жен и мужей, мучениц и мучеников. Да пребудет с Вами навсегда эта благодать Святого Духа, так гармонично и сладкогласно настроившая струны чистой и прекрасной Вашей души…» Эти ее письма, к сожалению, не сохранились, но сохранилось кое-что из стихов, которые Татьяна писала, даже находясь в заключении, куда она неоднократно попадала за дела милосердия (в 1923-м, в 1925-м, в 1927-м и в 1931-м годах). Находясь в узах, она написала о Боге: «Я Тебя и умирая, мой Господь, благословлю, Ты мне дал блаженство рая, радость подарил Твою. Я спокойна – что мне надо? Ничего я не ищу, и Тебе, моя Отрада, дней остаток посвящу. Я любви Твоей не стою и завета не храню, только всей моей душою на кресте Тебя люблю. Вечно бы в груди носила красоту Твою с мольбой – помоги, чтоб и могила не закрыла образ Твой».
Гримблит Татьяна Николаевна. Тюремная фотография. Зырянский край. 1928 год
Мученица Татьяна родилась в 1903 году в Томске, в 17 лет она окончила Мариинскую гимназию, это был 1920 год, когда страна вступила в полосу решительных и кровавых перемен. Татьяна была внучкой всеми уважаемого в городе протоиерея, оказавшего большое и благотворное влияние на любимую внучку; о нем она за три года до своей мученической кончины писала: «И все же никогда не забывала в молитве грешной Богу поминать: как в детстве и теперь тепло сияли мне веры луч и истины печать. Той Истины, которой ты неложным, всегда был честным, преданным слугой, среди страданий и забот тревожных, я, робкая, стремилась за тобой. Теперь же – верю я – ты служишь Богу… в горнем мире… и выведешь на верную дорогу… и скажешь в радости, вкусив покоя… Владыко, защити ее, покрой Своей любовью, дай крест с восторгом до конца нести!»
ГРИМБЛИТ ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА
Татьяна Николаевна Гримблит. Москва. Тюрьма НКВД. 1937 год (fond.ru)
Гримблит Татьяна Николаевна (1903 — 1937), мученица
Память 10 сентября, в Соборах новомучеников и исповедников Церкви Русской, Бутовских новомучеников и в Московских святых
Родилась 1 декабря 1903 года в Томске в глубоко верующей православной семье служащего акцизного управления Николая Гримблита. День её рождения совпал с днем памяти святого Филарета Милостивого, известного своей любовью к несчастным и обездоленным. Любовь к Богу и Церкви Татьяне с детства привил ее родной дедушка, уважаемый томичами протоиерей Антонин Александрович Мисюров.
В 1920 году окончила местную гимназию. В том же году скончался её отец, и она поступила работать воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Желая подвига и взыскуя совершенства в исполнении заповедей Господних, Татьяна посвятила свою жизнь помощи ближним.
В 1920 году завершилась гражданская война на территории Сибири и начались репрессии против народа, а вскоре и сама Сибирь со всеми её обширными пространствами стала местом заключения и ссылок. В это время благочестивая девица и ревностная христианка Татьяна поставила себе за правило почти все зарабатываемые средства, а также то, что ей удалось собрать в храмах Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в местную тюрьму. Приходя туда, она узнавала у администрации, кто из заключённых не получает продуктовых посылок, и тем передавала.
В 1923 году Татьяна повезла передачи заключённым в Иркутск. Здесь её арестовали, предъявив обвинение в контрреволюционной деятельности, которая заключалась в благотворительности узникам, но через четыре месяца освободили.
Активная благотворительная деятельность святой всё более привлекала внимание ОГПУ и раздражала безбожников. Они стали собирать сведения для её ареста: «Татьяна Николаевна Гримблит имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в томской и иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах (т.е. подчинённых патриарху Тихону) имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы».
6 мая 1925 года на допросе Татьяна ответила:
– С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным. Средства мной собирались по церквям и городу как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались по почте и с попутчиками, то есть с оказией. – Обращались ли вы к духовенству с просьбой оказать содействие по сбору средств на заключенных и ссыльных? – спросил следователь. – Да, обращалась, но получала с их стороны отказ, – ответила Татьяна, не желая никого впутывать в это дело.
Уже на следующий день была заключена в томскую тюрьму, но в этот раз её освободили через семь дней. И она по-прежнему продолжала своё служение ближним.
В 1926 году она была снова арестованна в Томске. Обвинялась в том, что «среди прихожан собирала деньги, продукты и пр. и передавала в то время заключенным Томской тюрьмы». Была осуждена Особым Совещанием при ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР к трём годам ссылки в Зырянском крае (Коми).
1 июля 1926 года по этапу была доставлена в Усть-Сысольск (Сыктывкар). Затем из Усть-Сысольска ее переправили в далекое село Руч Усть-Куломского района, расположенное на высоком берегу Вычегды. Тогда в Усть-Куломском районе уже находилось много ссыльных архиереев и священнослужителей-тихоновцев. Есть сведения, что в отдаленном Усть-Куломском районе среди ссыльных архиереев и мирян тихоновцев была организована некая группа людей, боровшаяся за чистоту православия. Состояла ли в этой группе Татьяна Николаевна, неизвестно. Возможно, состояла, поскольку особым совещанием при коллегии ОГПУ для окончания срока ссылки она была выслана из Зырянского края через всю страну в Казахстан. Отбывать последние два года ссылки Татьана прибыла в Туркестан 15 декабря 1927 года. Освобождена была досрочно, но только в марте 1928 года смогла выехать в Москву.
В Москве она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый архимандрит Гавриил (Игошкин). Стала его постоянной прихожанкой, пела на клиросе, трудилась при храме. Ещё активней помогала заключённым, многих из которых теперь знала лично. По выражению ряда святителей, стяжавших впоследствии мученический венец, она стала для них новым Филаретом Милостивым.
В начале тридцатых годов поднялась очередная волна безбожных гонений, были арестованы десятки тысяч священнослужителей и мирян. 14 апреля 1931 года была заключена и Татьяна. Содержалась в Бутырской тюрьме.
30 апреля 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ по ст. 58-10 УК РСФСР приговорило её к трём годам заключения за «систематическую антисоветскую агитацию», «активную а/с деятельность, выражающаяся в организации нелегальных «сестричеств» и «братств», оказание помощи ссыльному духовенству». На следствии показала, что несколько раз посылала деньги ссыльным, с которыми была в Зырянском крае. В конце протокола допроса потребовала написать, что когда она приносила передачи в Томскую тюрьму, то она не спрашивала, являются ли они церковниками или просто политическими. Как говорилось во время следствия, собиралась принимать тайно монашество, но неизвестно приняла или нет. Проходила по групповому делу «Алексинского Ф.Н. и др. Москва. 1931г.» По следственному делу 1931 г. в документах проходила под фамилией Гринблит, которая была неправильно записана следователем. Находилась в исправительно-трудовом лагере в Пермской области, г. Усолье, Вишлаг ОГПУ. Здесь она изучила медицину и стала работать фельдшером.
После окончания срока в 1933 году поселилась в городе Александрове и устроилась фельдшером в больнице.
Из-за трудностей с жильем в 1935 году переехала в подмосковное село Константиново под г. Загорском, где работала лаборанткой в местной больнице. Трудясь в клинике, подчас много больше, чем полагалось по обязанностям, почти все свои средства, а также и те, что ей жертвовали верующие, отдавала на помощь заключённому духовенству и православным мирянам, ведя с ними активную переписку. Для некоторых она порой становилась единственным корреспондентом и помощником.
Архиепископ Аверкий (Кедров) из ссылки писал Татьяне Николаевне:
«Получил Ваше закрытое письмо, а вслед за ним открытку. За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. Слава Богу, они по-прежнему полны бодрости и света, крепкой веры и твёрдого упования на промыслительную десницу Всевышнего. Слава Богу! Да никогда не иссякнет и не умалится в душе Вашей этот живоносный источник, который так облегчает здесь на земле восприятие жизненных невзгод, несчастий, ударов, неудач и разочарований. Не длинен ещё пройденный путь Вашей благословенной от Господа жизни, а между тем сколько бурь пронеслось над Вашей главой. И не только над головой: как острое оружие они прошли и через Ваше сердце. Но не поколебали его и не сдвинули его с краеугольного камня – скалы, на которой оно покоится, – я разумею Христа Спасителя».
Епископ Иоанн (Пашин) писал ей из лагеря:
«Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, — был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию — своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас — Божий дар. Вы — по милости Божией — поняли, что высшее счастье здесь — это любить людей и помогать им. И Вы, слабенькая, бедненькая — с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается». Дай, Господи, Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь (имеется в виду арест и заключение), изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите…»
Татьяна помогала арестованным священнослужителям и другим заключенным. Она раздавала крестики, призывала исповедоваться. Написала массу писем к арестованным священнослужителям, с которыми познакомилась в лагерях, ссылках и на этапе. Среди этих заключенных были священнослужители: о.Алексей Ливанов (1-е отделение НКВД, ссылка), о.Николай Абрамович Федоряев (ДВК, Магадан, 9-е отделение НКВД, ссылка), о.Григорий Петрович Скворцов (ДВК, ссылка), диакон Петр Петрович Усов (Московская о., ст.Усово, ссылка), архиерей Петр (Кедров) (Северный край, г.Каргополь, ссылка) архиерей Иван Дмитриевич Пашин (Горьковская о., Ветлаг). При аресте у Татьяны Гримблит нашли 57 писем к ней с благодарностью за присланные деньги и посылки.
Больше всего из земных мест Татьяна Николаевна любила Дивеево, куда приезжала часто. Там служил её духовный отец протоиерей Павел Перуанский. При аресте сотрудники НКВД застали святую за очередным письмом к священнику в ссылку. Уходя в тюрьму, она оставила записку подруге, чтобы та обо всём происшедшем уведомила мать. «Ольга, родная, прости! Прибери все…» — далее следует перечень наказов, которые необходимо сделать. Заканчивается записка такими словами: «Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, — опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
6 сентября 1937 года была арестована.
После допроса мученицы в качестве свидетелей вызвали сослуживцев – врача, медсестру и бухгалтеров. Вот одно из показаний:
«Мне известно, что Гримблит посетила больного, лежащего в госпитале, к которому Гримблит не имела никого отношения по медицинскому обслуживанию. В результате на другое утро больной рассказал врачу, что ему всю ночь снились монастыри, монахи, подвалы и так далее. Этот факт наводит меня на мысль, что Гримблит вела с больным беседы на религиозные темы». На вопрос о нательном кресте мученица неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно». «Мне известно, что Гримблит очень религиозный человек, ставившая религию выше всего. В день Преображения Гримблит в разговоре со мной сказала: «Теперь стал не народ, а просто подобно скоту. Помню, как было раньше, когда я училась в гимназии. Сходишь в церковь, отдохнёшь, и работа спорится лучше, а теперь нет никакого различия, но придёт время, Господь покарает и за всё спросит». Мне также приходилось часто от Гримблит слышать слова: «Придёт всё же время, когда тот, кто не верует, будет после каяться и пострадает за это, как страдаем в данное время мы, верующие». Кроме того, Гримблит использовала своё служебное положение для внедрения религиозных чувств среди стационарных больных. Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И одновременно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты». «Относительно воспитания детей в настоящее время Гримблит неоднократно говорила: «Что хорошего можно ожидать от теперешних детей в будущем, когда их родители сами не веруют и детям запрещают веровать». И, упрекая родителей, говорила: «Как вы от Бога ни отворачиваетесь, рано или поздно Он за всё спросит».
Новомученица Татиана (Гримблит). Икона
Из допроса Татьяны Николаевны Гримблит:
— Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время служения в Константиновской больнице? — Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок», я предпочитаю поскромнее одеваться, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них. — Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа? — Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религии я не скрывала…
После допросов Татьяна была помещена в тюрьму в Загорске. Ей были предъявлены абсурдные обвинения в антисоветской агитации и сознательном умерщвлении больных.
6 сентября 1937 года Тройка НКВД по Московской обл. приговорила Татьяну по ст.58-10 УК РСФСР к расстрелу за «антисоветскую агитацию, помощь заключенным, религиозные разговоры».
23 сентября 1937 года была расстреляна и погребена в безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой, там, где были расстреляны тысячи и тысячи безвинных жертв богоборческой советской власти.
Причислена к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода 17 июля 2002 года для общецерковного почитания.
Молитвословия
Тропарь, глас 3
Мироносицам женам в добродетелех подражающи,/ в темницах и узах сущим усердно послужила еси/ и, образ евангельскаго милосердия нам показавши,/ за Христа мученическую смерть прияла еси,/ Татиано преславная./ Ныне, престолу Божию предстоящи,/ моли спастися душам нашим.
Кондак, глас 2
Слово Божие сердцем твоим восприемши,/ миру распялася еси,/ святая мученице Татиано,/ и, в служении страждущим Богу угодивши,/ плод добродетелей обилен пожала еси./ Сего ради буди нам ходатаица/ и умоли Создателя всех,/ бесплодие сердец наших исцелити,/ да принесем Ему плоды покаяния,/ любовь, милосердие и смирение.
Видео
Документальный фильм «Всё отдать… Святая мученица Татиана Гримблит.»
Использованные материалы
- БД ПСТГУ Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века:
- Дамаскин (Орловский), игум., Житие:
- Страница сайта Котельниковского Казанского храма:
Татьяна Гримблит: «Юность в одежде терновой»
В это воскресенье, 9 февраля, мы празднуем Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской. Их очень много, а знаем мы о них очень мало. Сегодня мы хотим рассказать об одной из сонма пострадавших за веру — новомученице Татиане Гримблит. С семнадцати лет, в самые страшные годы репрессий она оказывала помощь заключенным — носила и рассылала им передачи, писала письма, помогала сохранить веру. На допросе она говорила о своем нательном кресте: «Пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно». Об этом в книге «Святые в истории. Жития святых. XX век» рассказывает Ольга Клюкина.
Чемодан. Тетрадь. Стихи
Весной 1928 года Татьяна Гримблит возвращалась из своей первой ссылки — ее арестовали, причислив к «вдохновителям тихоновского движения в Томской губернии». Путь из Средней Азии в Москву был долгим, с пересадками, но уже великое счастье, что не в арестантском поезде.
Цвели степи — за окнами вагона проплывали острова желтых и красных тюльпанов, низкорослых степных ирисов, белых анемонов. Иногда поезд останавливался прямо в степи, пропуская встречные составы, и в вагон врывались ароматы весеннего разнотравья. В поезде ехало много бывших ссыльных переселенцев — их узнавали по молчанию и какому-то изумленному выражению на лицах, с которым они слушали словоохотливых соседей. Пока они были в лагерях, все эти люди жили обычной жизнью…
У Татьяны в чемодане лежала тетрадь со стихами, верная ее спутница в тюрьмах и лагерях. Девушка с детства писала стихи, просто так, для себя, и теперь в поезде, чтобы не принимать участия в разговорах, достала и стала листать свою тетрадку. Даже в ранних, еще гимназических стихах нет никаких романтических вздохов и мечтаний о прекрасных принцах — она всегда мысленно обращалась к Христу.
«Я молю, пошли мне силы, чтоб служила до могилы Одному Тебе». Внизу дата — 1920. В этом году Татьяна окончила Томскую Мариинскую гимназию. Считается, что в шестнадцать лет человек прощается с детством, но Татьяна уже была взрослой. Наверное, ее детство закончилось со смертью дедушки, протоиерея, законоучителя в Мариинской гимназии, который не дожил до 1917 года, когда во всех томских гимназиях отменили преподавание Закона Божия. А потом стали разорять и закрывать храмы, сажать в тюрьмы и расстреливать священников на печально известной Каштачной горе. Одну мостовую в центре города большевики нарочно выложили иконами из разграбленных храмов и смотрели, кто из прохожих не хотел на них наступать — значит, из верующих, тайные «контрреволюционные элементы»…
Хлеб для заключенных
В 1920 году от тифа умер отец Татьяны, служащий Томского акцизного управления Николай Иванович Гримблит, поэтому сразу после окончания гимназии она устроилась на работу воспитательницей в детскую колонию «Ключи». Мать, братья Георгий и Борис, сестра София — вся семья тогда жила впроголодь, но тем, кто без вины томился в тюрьмах, было еще хуже.
На свою зарплату Татьяна покупала хлеб или еще что-то для заключенных, а потом стала по воскресеньям собирать в томских церквях пожертвования для узников. Прихожане давали охотно — кто деньги, кто продукты, кто теплые вещи, а она все это относила в тюрьмы. Иногда просто спрашивала в администрации, кто из заключенных давно не получает посылок с воли — тем и передавала…
Мать не одобряла ее посещения тюрем — она ведь была дочерью известного томского протоиерея Антонина Александровича Мисюрова, уже одного этого было достаточно для ареста. Татьяну тоже несколько раз арестовывали и все допытывались, передавала ли она посылки Томскому епископу Виктору и его «сообщникам». Один раз ее продержали в тюрьме четыре месяца, в другой раз отпустили через несколько дней.
6 мая 1925 года ее арестовали и привели на допрос в Томское ОГПУ, где она дала следующие показания: «С 1920 года я оказывала материальную помощь ссыльному духовенству и вообще ссыльным, находящимся в Александровском централе, Иркутской тюрьме и Томской, и в Нарымском крае. Средства мной собирались по церквям и городу, как в денежной форме, так и вещами и продуктами. Деньги и вещи посылались мной по почте и с попутчиками, то есть с оказией. С попутчиками отправляла в Нарымскую ссылку посылку весом около двух пудов на имя епископа Варсонофия (Вихвелина). Фамилию попутчика я не знаю. Перед Рождеством мною еще была послана посылка на то же имя, фамилию попутчика тоже не знаю».
По делу Татьяны Гримблит вынесли решение с путаной формулировкой: «Принимая во внимание, что дознанием не представляется возможность добыть необходимые материалы для гласного суда, но виновность… все же установлена», приговорив к ссылке на три года.
Татьяна Гримблит. Тюремная фотография. Зырянский край, 1928 г.
Отправили сначала в Усть-Сысольск (ныне город Сыктывкар Республики Коми), оттуда — на поселение в село Руч Усть-Куломского района, а через год неожиданно изменили место ссылки и с большой партией заключенных повезли отбывать оставшийся срок в Туркестан. О том, что в начале 1928 года вышло постановление об освобождении гражданки Гримблит Татьяны Николаевны по амнистии с предоставлением права выбора места жительства, ей сообщили лишь спустя два месяца — документы долго были в пути.
16 марта 1928 года Татьяна купила билет на пассажирский поезд в Москву. Наконец-то она была на свободе. Цветущие степи напоминали прекрасный сон, и под стук колес в тетради появлялись строки нового стихотворения «Весна»:
…О, не будите меня,
Хочу я уснуть.
Весна, дай мне света, огня, —
Согрей Ты мой путь!
Прихожанка Замоскворечья
Татьяна Гримблит решила не возвращаться в Томск, чтобы не подвергать опасности родных. После освобождения она поселилась в Москве, в Замоскворечье на Озерковской набережной, неподалеку от храма Святителя Николая в Пыжах, где служил ее знакомый священник архимандрит Гавриил (Игошкин). Она стала прихожанкой и певчей в этом храме и влилась в общину, которая собралась вокруг отца Гавриила.
Верующие в Москве держались вместе, дружными приходами при тех храмах, которые еще не были закрыты, как на островах среди бушующего моря. Повсюду на всех столбах и в витринах висели карикатуры на священников и плакаты: «Долой церковные праздники!», «Бога нет!», «Борьба против религии — борьба за социализм!», «Царство церквей — царство цепей», «Религия — яд, береги ребят». Храмы разрушали или использовали под производственные цеха, склады и клубы, многие монастыри были приспособлены под тюрьмы и колонии. Только в одном 1929 году, по статистике, в стране было закрыто тысяча сто девятнадцать храмов, священнослужители и активные прихожане подверглись аресту, многие были расстреляны.
В апреле 1931 года настоятель храма Святителя Николая в Пыжах архимандрит Гавриил (Игошкин) и певчая храма Татьяна Гримблит были арестованы и заключены в Бутырскую тюрьму. Татьяну обвиняли в том, что она помогала заключенным в тюрьмах и находилась «в заговоре» со ссыльным духовенством.
«Мы, христиане, и в особенности священнослужители, были беззащитны, судили нас, как хотели, предъявляли чудовищные обвинения в нелепых преступлениях. Искать справедливости, доказывать свою невиновность, добиваться защиты было делом немыслимым, — пишет архимандрит Гавриил (Игошкин) в своей книге „О загробной жизни“. — Мы могли только страдать и терпеть. Сами допросы были ничем иным, как изощренными пытками и издевательствами над личностью допрашиваемого и необузданным кощунством над Богом и всем святым, что дорого сердцу верующего христианина».
За «активную антисоветскую деятельность, выражающуюся в организации нелегальных „сестричеств“ и „братств“, оказание помощи ссыльному духовенству» Татьяну Николаевну Гримблит приговорили к трем годам исправительно-трудовых работ и отправили в Вишерский исправительно-трудовой лагерь в Пермской области (г. Усолье).
Фельдшер из Вишлага
В начале 30-х годов этот лагерь, так называемый Вишлаг, был объектом первой пятилетки — здесь ударными темпами строился и вскоре заработал первый на Северном Урале целлюлозно-бумажный комбинат. Необходимый для производства бумаги и картона лес валили заключенные: к 1932 году «население» Вишерского лагеря насчитывало более десяти тысяч человек.
В Вишерском исправительно-трудовом лагере Татьяна Гримблит работала фельдшером, изучала медицину. Ее освободили досрочно, в 1932 году, с запретом на оставшийся срок жить в двенадцати крупных городах. Но Татьяне было хорошо и в маленьких. Сначала она поселилась в городке Юрьев-Польский Владимирской области, а в 1933 году после окончания срока переехала в Александров Владимирской области, где работала фельдшером в больнице. Через два года девушка перебралась в Московскую область, в село Константиново под Сергиевым Посадом и устроилась лаборанткой в Константиновскую районную больницу.
«Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него, — писал ей из лагеря епископ Иоанн (Пашин). — Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, — был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию — своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас — Божий дар. Вы — по милости Божией — поняли, что высшее счастье здесь — на земле — это любить людей и помогать им. И Вы — слабенькая, бедненькая — с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: „Сила Моя в немощи совершается“. Дай Господи Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь, изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите».
В письме многое зашифровано: под словом «болезнь» подразумевается арест, «тяжелая болезнь» — пребывание в ссылке.
«Выпита чаша до дна»
5 сентября 1937 года Татьяна Гримблит писала архиепископу Аверкию (Кедрову) в ссылку:
«Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров. Прекрасно провела там месяц. Дивно хорошо. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота души которых и теперь передо мной. Крепко полюбила я те места, и всегда меня туда тянет. Вот уже третий год подряд бываю там. С каждым разом все дольше. Навсегда б я там осталась, да не было мне благословения на то. А на поездку во время отпуска все благословили. Откликайтесь, солнышко мое. А то я беспокоюсь, не случилось ли с Вами чего недоброго. Напомните мне географию. Далеко ли Бирск от Уфы? Пишите мне, я уже крепко соскучилась о Вас, родной мой».
При аресте у Татьяны Гримблит изъяли пятьдесят семь писем с благодарностью за присланные деньги и посылки, некоторые из них были от ссыльных священников.
«Получил Ваше закрытое письмо, а вслед за ним открытку, — писал ей сосланный в Башкирию епископ Аверкий (Кедров). — За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. Слава Богу — они по-прежнему полны бодрости и света, крепкой веры и твердого упования на промыслительную десницу Всевышнего. Слава Богу! Да никогда не иссякнет и не умалится в душе Вашей этот живоносный источник, который облегчает здесь на земле восприятие жизненных невзгод, несчастий, ударов, неудач и разочарований. Не длинен еще пройденный путь Вашей благословенной от Господа жизни, а между тем сколько бурь пронеслось над Вашей главой. И не только над главой: как острое оружие они прошли и через Ваше сердце. Но не поколебали его и не сдвинули его с краеугольного камня — скалы, на которой оно покоится, — я разумею Христа Спасителя. Не погасили эти штормы в Вашем милом сердце ярко горящий и пламенеющий огонь веры святой. Слава Богу — радуюсь сему и преклоняюсь пред Вашим этим подвигом непоколебимой преданности Творцу».
Тройка НКВД приговорила Татьяну Николаевну Гримблит к расстрелу. 23 сентября 1937 года Татьяна Гримблит была расстреляна на Бутовском полигоне и погребена в безвестной общей могиле. Ей было тридцать три года — возраст Христа.
Молодость, юность — в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.
Храм во имя новомученицы Татианы Гримблит. Богашёво, Томская область
Татьяна Гримблит причислена к лику святых новомучеников и исповедников Российских постановлением Священного Синода от 17 июля 2002 года.
Из книги «Святые в истории. Жития святых. XX век» Ольги Клюкиной. М.: Никея, 2017. Публикуется с сокращениями
Стихи мученицы Татьяны Гримблит
У Креста
Не отвержи мене от лица Твоего…»
Умоляю, мой Бог справедливый:
Успокой мое сердце: не жду ничего
Я от жизни земной, прихотливой.
Мне не радость сулит эта жизнь на земле,
Я решила идти за Тобой,
И в награду за то, что служу Красоте,
Мир покроет меня клеветой.
Но во имя Твое все готова терпеть,
Пусть я только лишь горе найду.
За Тебя, мой Господь, я хочу умереть,
За Тебя на страданья пойду.
Мир не понял меня, и над скорбью святой,
Что в своей затаила груди,
Посмеется шутя и, смеясь над Тобой,
Приготовит мне крест впереди.
Но готова служить всей душою Тебе,
Пусть враги мне родные мои;
Утиши мою скорбь, мир усталой душе
Посылай в наши тяжкие дни.
Пусть осудят меня, и не будет друзей,
Я с Тобою останусь одна, —
Только будь неразлучен с душою моей,
Помоги выпить чашу до дна.
Я отраду нашла у Креста Твоего,
И уж в мире от мира ушла,
Мой душевный покой отдала за Него,
Много слез в тишине пролила
Не слезами, а кровью я раны Твои,
Мой Спаситель, готова омыть.
Я хочу, чтоб скорее настали те дни.
Мне бы жизнь за Тебя положить.
1922 год
Всенощная
«Слава Тебе, показавшему Свет…»
Возглас святой в алтаре, —
Этим словам, так любимым, в ответ
Дрогнуло сердце во мне.
Молча, с молитвой, встаю на колени
Я пред Распятьем святым,
Быстро скользят по лицу Его тени,
Кажется мне Он живым.
Кажется мне, что уста дорогие
Вымолвить слово хотят
Или закрытые очи святые
В душу с укором глядят.
Совесть сурово укор повторила,
Глаз не могу я поднять,
Страсти земные тревожные всплыли,
Душу пустить не хотят.
«Боже мой, Боже, все сердце с Тобою!
Славу Тебе не пою,
Сжалься, молю я, над грешной душою,
Видишь Ты, слезы я лью.
Слезы те, Боже, — раскаянья слезы:
Душу мою исцели,
Ночью пошли Ты ей светлые грезы,
Мир в мое сердце всели».
1921 год
Доля
О душа, не скорби, не боли!
Знаю горькую долю мою;
Сердце, жажду свою утоли
В тех слезах, что я тайно пролью.
Не услышит никто, никогда
Наболевшего стона души,
Буду плакать я только тогда,
Когда ночь. Не заметят в тиши,
Как я Богу молюсь и скорблю,
Призывая напрасно друзей:
Далеко те, кого я люблю,
И не знают печали моей.
Пусть не знают — им легче теперь,
Не увидят решеток они,
И железом обитая дверь
Не закроет веселья огни.
Солнце шлет им горячий привет,
И весна рассыпает цветы, —
Для меня же той радости нет,
Угасают надежды, мечты.
Меня мрачные стены гнетут,
Одиночество душу томит,
По ночам мысли спать не дают,
Сердце бьется в груди и болит.
О душа, не скорби, не боли,
Знаю горькую долю мою.
Сердце, жажду свою утоли
В тех слезах, что я тайно пролью.
1923 год
Надежда
О надежда, луч небесный,
Чаще душу согревай,
Освещай мне в клетке тесной
Жизнь и силы подавай,
Что б боролась терпеливо,
До победного конца,
Пусть иду я сиротливо
И не жду себе венца.
Мой венец — насмешки, злоба.
Пусть смеются надо мной!
Буду я служить до гроба
Правде, Истине святой.
1923 год
Желание
Пусть, Боже, недолго мне жить,
Но эти последние годы
Хочу я Тебе посвятить.
В минуту душевной невзгоды
Тебе я молюсь, у Креста
Душевные черпая силы.
И верую, что не мечта
В служенье Тебе до могилы
Надеяться правду найти.
Пусть зло надо мною смеется
На этом суровом пути, —
Слезы не первые льются:
Зло надо добром победить.
Любовь — это правда святая.
Дай силы врагов полюбить,
Завет Твой святой исполняя.
1923 год
Тишина
Вижу тихий вечер
Летнею порой.
Веет теплый ветер
Мягко надо мной.
Шелестят березы,
Шепчутся листы
Про былые грезы,
Сладкие мечты.
Звездочки сияют
Тихо и тепло,
Душу мне ласкают,
В сердце так легко.
Далеко сомненья,
Далеко печаль,
Светлые виденья,
Золотая даль.
Думы полны мира,
Как закат весной,
Радостная лира,
В сердце песни пой!
Сердце, сохрани же,
Мир тот и тогда,
Когда будут ближе
Горе и нужда.
И в страданьях, в муке
Душу согревай,
Дорогие звуки
Тихо напевай.
1926 год
Вечер
Далеко за рекой кто-то песню поет,
В этой песне тоска и печаль,
А задумчивый ветер ту песню несет
В серебристую, светлую даль.
Редко рыба всплеснется в вечерней тиши;
Пахнет свежестью, сеном с лугов,
И, в воде отражаясь, плывут камыши,
Наклонились цветы с берегов.
Показался и месяца рог золотой,
Огоньки заискрились в струях,
Потянулся туман белоснежной мечтой,
Бор шумит на прибрежных холмах.
Словно замерло все: уж давно замолчал
Одинокий певец за рекой,
Лишь ручей, по камням пробегая, журчал,
Находя у залива покой.
В эту ясную ночь хорошо и тепло,
Даже ветер покорно притих.
Небо смотрится в чистое речки стекло
Отраженьем созвездий своих.
1926 год
У Покрова
Не могу передать Твоих щедрых даров
Ни на деле, ни словом простым, —
Ты прими меня, Матерь, под дивный Покров,
Будь защитой пред Сыном Твоим.
Знаю, полон любви, милосердия Он,
Да молитвы-то нет у меня;
Не Его — человеческий вижу закон:
Мир стоит полный ласки, огня.
Вижу: ложь разукрасилась в пестрый наряд,
Запрещенный Твой плод золотит,
Чтобы сладок он был, — а внутри его яд,
Злою мухой всю жизнь отравит.
Нет дороги добру, состраданью, любви,
Искаженные лица кругом,
Справедливость и правда по горло в крови,
Эта кровь и на сердце моем.
Я не буду рассказывать много тревог, —
Ты сама в этом мире жила,
И он дал Тебе скорби вкусить, сколько мог,
Сколько мог, он принес Тебе зла.
Знаешь все: как я сердцем на Бога взгляну,
Мир стоит предо мною стеной,
Он прекрасен, высок и закрыл сатану,
Он смеется над думой больной.
Клевета не страшна, не насмешка люта,
Не разлука страданьем томит,
А сознанье, что в сердце моем налита
Та же злоба, что в мире лежит.
Через край ты пропитана скорбью, земля.
Отойди поскорей, отойди!
О, Святейшая Матерь, молись за меня,
Волю Сына во мне затверди.
1929 год
Дай
Не содеянное мною
Очи видели Твои,
Так покрой же глубиною
Нескончаемой любви
Против воли, что таится
Далеко на дне души.
Дай мне радостно молиться,
Все сомненья потуши.
Если видишь, что устанет
Сердце скорбь переносить,
Посмеется жизнь, обманет
И лукаво воскресит
Пережитые желанья,
На другой поманит путь,
Помоги нести страданья,
У Твоих ног отдохнуть.
Пусть вся молодость промчится:
Что пройдет, не повторить, —
Лишь бы мне везде молиться
И всегда Тебя любить.
Ты желание целуешь,
И, намеренье любя,
Верю, мир душе даруешь, —
Дай же мне любить Тебя.
Памяти мученицы Татианы (ГРИМБЛИТ)
Игумен Дамаскин (Орловский)
23 сентября Русская Православная Церковь празднует память мученицы Татианы (Гримблит). Есть красота природы – далекое отражение деяния Творца, воспринимаемая человеком как образ и подобие Божиe. Есть красота искусства, создаваемая из богоданных подручных средств. Но есть то, что на земле превыше всего – красота души человеческой.
И украсить свою душу – труд, требующий наибольшего мастерства и искусства. Тот, кто смог быть подмастерьем у Бога в украшении и совершенствовании своей души, тот, можно сказать, достиг совершенства во всех искусствах и все их постиг. Таким человеком, украсившим свою душу Божественными добродетелями, была мученица Татьяна (Гримблит). Перед красотой ее души склоняли головы и маститые архиереи, и старцы-подвижники, и юные мученики. Ее душа, как чистый родник, отражала океан Божественной благодати, проливая воды милосердия на скорбящих и страждущих. Не было человека, которому она отказала бы в помощи – посылкой, письмом или передачей в тюрьму. Ее письма читали и перечитывали святители-исповедники, лучшие люди нашего Отечества, сами ставшие ныне прославленным украшением Церкви Христовой; один из них писал: «Горячо благодарю Вас за Ваше прекрасное, воодушевленное письмо… оно возвышенно и поучительно и может поспорить за первенство с лучшими страницами из дневника отца Иоанна Кронштадтского. Под этим письмом с радостью поставили бы свои подписи великое множество преподобных и праведных жен и мужей, мучениц и мучеников. Да пребудет с Вами навсегда эта благодать Святого Духа, так гармонично и сладкогласно настроившая струны чистой и прекрасной Вашей души…» Эти ее письма, к сожалению, не сохранились, но сохранилось кое-что из стихов, которые Татьяна писала, даже находясь в заключении, куда она неоднократно попадала за дела милосердия (в 1923-м, в 1925-м, в 1927-м и в 1931-м годах). Находясь в узах, она написала о Боге: «Я Тебя и умирая, мой Господь, благословлю, Ты мне дал блаженство рая, радость подарил Твою. Я спокойна – что мне надо? Ничего я не ищу, и Тебе, моя Отрада, дней остаток посвящу. Я любви Твоей не стою и завета не храню, только всей моей душою на кресте Тебя люблю. Вечно бы в груди носила красоту Твою с мольбой – помоги, чтоб и могила не закрыла образ Твой».
Мученица Татьяна родилась в 1903 году в Томске, в 17 лет она окончила Мариинскую гимназию, это был 1920 год, когда страна вступила в полосу решительных и кровавых перемен. Татьяна была внучкой всеми уважаемого в городе протоиерея, оказавшего большое и благотворное влияние на любимую внучку; о нем она за три года до своей мученической кончины писала: «И все же никогда не забывала в молитве грешной Богу поминать: как в детстве и теперь тепло сияли мне веры луч и истины печать. Той Истины, которой ты неложным, всегда был честным, преданным слугой, среди страданий и забот тревожных, я, робкая, стремилась за тобой. Теперь же – верю я – ты служишь Богу… в горнем мире… и выведешь на верную дорогу… и скажешь в радости, вкусив покоя… Владыко, защити ее, покрой Своей любовью, дай крест с восторгом до конца нести!»
5 сентября 1937 года сотрудники НКВД в последний раз арестовали Татьяну в городе Александрове Владимирской области, где она тогда жила. Собираясь в тюрьму, она написала родным: «За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, – опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».
Татьяну обвинили в том, что она опекала в госпитале больных, включая тех, к кому по своим служебным обязанностям не имела отношения, в том, что когда один из больных скончался, она, не смущаясь присутствием других больных и медицинского персонала, осенила его крестным знамением, что, невзирая на работу, она посещала храм в дни церковных праздников, что, находясь на дежурстве, выдачу лекарств сопровождала словами: «с Господом Богом» и одновременно крестила больных, а тяжелобольным надевала на шею крестики. На допросе следователь спросил, правда ли, что сослуживцы упрекали ее в том, что она ведет слишком скудную жизнь. Татьяна ответила, что действительно, люди, «жалея меня, говорили: «Вы бы получше оделись и поели, чем посылать деньги кому-то», я отвечала: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок, а я предпочитаю поскромнее одеться, попроще поесть, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них»».
22 сентября 1937 года тройка НКВД приговорила Татьяну к расстрелу. Мужественная исповедница, всемерная помощница в узах находящимся девица Татьяна была расстреляна группой палачей на Бутовском полигоне 23 сентября 1937 года. Сбылись и радость и надежда: увенчанная мукой крестной, в последний миг мучений смертных душа ко Господу спешит. Татьяне было тогда 33 года.
Полный текст жития мученицы Татианы (Гримблит) опубликован в книгах: «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Книга 7». Тверь, 2002.
Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том I. Тверь, 2005.
Мученица Татиана (Гримблит). Стихотворения. М., 2006.