Содержание
Отец АрсенийТекст
© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2004
Предисловие
В последние годы появилось много воспоминаний о жизни политических заключенных во времена «культа личности».
Пишут ученые, военные, писатели, старые большевики, интеллигенты самых разных профессий, рабочие, колхозники. Пишут о своей жизни в лагерях и тюрьмах, о допросах, но никто еще не рассказал нам о миллионах верующих, погибших в этих лагерях, тюрьмах или переживших небывалые страдания на допросах.
Они страдали и умирали за свою веру, за то, что не отреклись от Бога и, умирая, славили Его, и Он не оставлял их.
«Положить печать на уста своя» – значит предать забвению страдания, муки, подвижнический труд и смерть этих мучеников, пострадавших Бога ради и нас, живущих на земле.
Не забыть, а рассказать должны мы об этих страдальцах, это наш долг перед Богом и людьми.
Лучшие люди Русской Православной Церкви погибли в это трудное время: иереи и епископы, старцы, монахи и просто глубоко верующие люди, в которых горел неугасимый огонь веры, по силе своей равный, а иногда и превосходящий силу веры древних христиан-мучеников.
В этих воспоминаниях предстает пред нами один, только один из многочисленных подвижников. А сколько было их, погибших за нас!
Двадцать веков копило человечество знания, христианство принесло Свет и Жизнь людям, но в двадцатом веке люди отобрали из арсенала знаний только зло и, помножив на достижения науки, доставили миллионам людей величайшие и длительнейшие страдания и мучительную смерть. Господь привел меня пройти малую часть лагерного пути с отцом Арсением, но и этого было достаточно, чтобы обрести веру, стать его духовным сыном, пойти путем его, понять и увидеть его глубочайшую любовь к Богу и людям, и познать – что такое настоящий христианин.
Прошлое не должно быть утеряно, на прошлом, как на фундаменте, утверждается новое, поэтому сообщить, что мне удалось узнать о жизненном пути о. Арсения, я посчитал своим долгом.
Для того чтобы собрать драгоценные сведения об о. Арсении, мне пришлось обратиться к памяти его духовных детей, письмам, когда-то написанным им друзьям и духовным детям, и воспоминаниям, написанным людьми, знавшими его.
Духовные дети о. Арсения были многочисленны, и там, где поселял его Господь, появлялись они вокруг него, был ли это город, где он, ученый-искусствовед, принял иерейство и организовал в полузабытом приходе общину, деревня, где он был в ссылке, затерянный в бескрайних лесах Севера маленький городок, или страшный лагерь «особого режима».
Интеллигенция, рабочие, крестьяне, уголовники, политические заключенные – старые большевики, работники органов, соприкасаясь с ним, становились его духовными детьми, друзьями, верующими и шли за ним. Да! Многие, узнав его, шли за ним.
Каждый, знавший о. Арсения, рассказывал мне, что он видел и знал о нем.
Встречаясь с о. Арсением, я старался узнать о его жизни, но, хотя он вел со мною много бесед, о себе рассказывал мало. Кое-что мне удалось записать еще при его жизни, и, давая ему на просмотр записки, я спрашивал: «Так ли это было?» и он всегда говорил мне: «Да, было», – но обязательно добавлял: «Господь всех нас водил по многим дорогам, и у каждого человека, если внимательно присмотреться к его жизни, есть много достойного внимания и описания. Моя жизнь, как и каждого живущего, всегда переплеталась или шла рядом с жизнью других людей. Много было всего, но все и всегда было от Господа».
Часто по нескольку раз он исправлял неточности в написанном. Для удобства изложения воспоминаний некоторые соБыт. сдвинуты мною во времени, переменены названия мест и имен почти всех участников, так как многие еще живы, а время переменчиво.
Труден был поиск, но в результате появились эти воспоминания, письма и записки, хотя и несовершенные по своему изложению, но воссоздавшие образ и жизнь о. Арсения.
Начиная свою работу, я не представлял вначале, какой соберу материал и объем книга, но теперь отчетливо вижу, что будет три части: «Лагерь» – первая часть, и Вы прочтете ее сейчас, вторая часть – «Путь», в которую войдут отдельные письма, воспоминания, рассказы людей, знавших и знающих о. Арсения. Вторая часть написана, но требует доработки, а для третьей части собран многочисленный материал, над которым надо еще много работать. Молю Господа помочь мне.
Было бы самонадеянным говорить: «Я написал, я собрал». Писали, собирали, посылали мне свои записки многие и многие десятки человек, знающие и любящие о. Арсения, и это им принадлежит написанное. Я лишь пытался, как и все, кого возрастил и поставил на путь веры о. Арсений, трудом своим отдать малую часть неоплатного долга человеку, спасшему меня и давшему мне новую жизнь.
Прочтя записки, помяните о здравии раба Божия Александра, и это будет мне великой наградой.
Часть первая
Лагерь
Лагерь
Темнота ночи и жестокий мороз сковывали все, кроме ветра. Ветер нес снежные заряды, которые, крутясь, разрывались в воздухе, превращались в облака мелкого колючего снега. Налетая на препятствия, ветер кидал клочья снега, подхватывал с земли новые и опять рвался куда-то вперед.
Иногда внезапно наступало затишье, и тогда среди темноты ночи высвечивалось на земле гигантское пятно света. В полосах света лежал город, раскинувшийся в низине. Бараки, бараки и бараки покрывали землю.
Вышки со стоящими на них прожекторами и часовыми уходили за горизонт. Струны колючей проволоки, натянутой между столбами, образовывали несколько заградительных рядов, между которыми лежали полосы ослепительного света от прожекторов.
Между первым и последним рядами колючей проволоки лениво бродили сторожевые собаки.
Лучи прожекторов срывались с некоторых вышек и бросались на землю, скользили по ней, взбирались на крыши бараков, снова падали на землю и опять бежали по территории лагеря, окруженного проволокой.
Лучи некоторых прожекторов обшаривали пространство за пределами лагеря и, обежав определенный сектор, возвращалась к рядам колючей проволоки, чтобы через несколько мгновений начать повторный бег.
Солдаты с автоматами, стоя на вышках, беспрерывно просматривали пространство между рядами проволочных заграждений. Затишье длилось недолго, ветер опять внезапно срывался, и все снова ревело, гудело, выло, колючий снег заволакивал яркое пятно света, и темнота охватывала долину.
Лагерь особого назначения еще спал, но вдруг раздался удар по висевшему рельсу, сперва один, у входа в лагерь, а затем под ударами зазвенели стальные рельсы в разных местах лагеря.
Прожекторы на вышках судорожно заметались, ворота лагеря открылись, и в зону стали въезжать один за другим крытые грузовики с «воспитателями», надзирателями, работниками по режиму и вольнонаемными.
Машины разъезжались по территории лагеря, останавливались у бараков, из грузовиков выскакивали люди и по четыре человека шли к бараку, обходили его со всех сторон, проверяли сохранность решеток на окнах, наличие замков на дверях, отсутствие подкопов стен или других признаков, свидетельствующих о побегах заключенных.
Осмотрев и убедившись, что ничего не повреждено, надзиратели отпирали двери бараков, и в это время прожекторы еще более судорожно продолжали метаться, а часовые внимательно оглядывали с вышек лагерь. Собаки между рядами проволоки начинали нервно обегать свой участок.
Лагерь особого назначения начинал свой трудовой день. Тысячи, десятки тысяч заключенных приступали к работе.
Темнота медленно светлела, наступал серый северный зимний рассвет, но ветер по-прежнему рвал снег, кидал его в воздух, выл и гудел, встречаясь с малейшим препятствием, и все дальше и дальше нес жесткий, колючий снег.
За пределами лагеря, невдалеке от него, горело несколько костров, пламя которых то вспыхивало, то затухало.
Костры горели и днем и ночью беспрерывно, отогревая мерзлую землю для братских могил, в которых хоронили умерших заключенных. Лагерь ежедневно посылал туда сотни и десятки своих жителей, отдавая этим дань установленному лагерному режиму.
Барак
Лагерь «особого режима» ожил. Хлопали двери бараков, заключенные выбегали на улицу для поверки, строились. Раздавались крики, ругань, кого-то били.
Холод, пронизывающий ветер и темнота сразу охватывали заключенных. Строясь побригадно в колонны, шли они на раздачу «пайки» и оттуда к месту работы.
Барак опустел, но запахи прелой одежды, человеческого пота, испражнений, карболки наполняли его.
Казалось, крики надзирателей, отзвуки потрясающей душу ругани, человеческих страданий, смрад уголовщины еще оставались в опустевшем бараке, и от этого становилось до отвратительности тоскливо среди голых скамей и коридора нар. Тепло, оставшееся в бараке, делало его жилым и смягчало чувство пустоты.
Двадцать семь градусов мороза и порывистый ветер были сегодня страшны не только ушедшим на работы заключенным, но и сопровождавшей их и тепло одетой охране.
Те, кто несколько минут тому назад покинули барак, выходили на улицу со страхом, их ждала работа, пугавшая каждого непонятностью требований, бессмысленной жестокостью и непреодолимыми трудностями, создаваемыми лагерным начальством.
Выполняемая заключенными работа была нужна, но все делалось так, чтобы труд стал невыносим. Все становилось трудным, мучительным и страшным в лагере «особого режима», все делалось для того, чтобы медленно привести людей к смерти. В лагерь направляли «врагов народа» и уголовников, преступления которых карались только смертью – расстрелом и заменялись им заключением в «особый», из которого выход был почти невозможен.
Отец Арсений, в прошлом Стрельцов Петр Андреевич, а сейчас «зек» – заключенный № 18376 – попал в этот лагерь полгода тому назад и за это время понял, как и все живущие здесь, что отсюда никогда не выйти.
На спине его телогрейки, шапке и рукавах был нашит лагерный номер – 18376, что делало его похожим, как и всех заключенных, на «человека-рекламу».
Ночь переходила в темный рассвет и короткий полутемный день, но сейчас фонари и прожекторы еще освещали лагерь.
Отец Арсений был постоянным барачным «дневальным», колол около барака дрова и носил их охапками к барачным печам.
«Господи! Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя грешного», беспрерывно повторял он, совершая свою работу.
Дрова были сырые и мерзлые, кололись плохо. Топора или колуна в «зону» не давали, поэтому он колол поленья деревянным клином, загоняемым в трещину другим поленом.
Тяжелое и мерзлое полено скользило и отскакивало в слабых руках о. Арсения и никак не могло попасть по торцу забиваемого клина. Работа шла медленно.
Неимоверная усталость, глубокое истощение, изнурительный режим лагерной жизни не давали возможности работать – все было тяжело и трудно. К приходу заключенных огромный барак должен быть натоплен, подметен и убран. Не успеешь – надзиратель направит в карцер, а заключенные изобьют.
Бить в лагере умели и били в основном политических. Начальство било для воспитания страха, а уголовники избивали «отводя душу», скопившаяся ненависть и жестокость выходили наружу. Били кого-нибудь каждый день, били умеючи, с удовольствием и радостью. Для уголовников это было развлечением.
«Господи! Помилуй мя грешного. Помоги мне. На Тя уповаю, Господи и Матерь Божия. Не оставьте меня, дайте силы», – молился о. Арсений и, изнемогая от усталости, охапку за охапкой переносил к печам дрова.
Пора было затапливать, печи совершенно остыли и не давали больше тепла. Разжигать печи было нелегко: дрова сырые, сухой растопки мало. Вчера о. Арсений набрал сухих щепок, положил в уголок около одной из печей, подумав: «Положу на сохранение сушняк, а завтра дрова быстро ими разожгу». Пошел сегодня за сушняком, а уголовная шпана взяла и назло облила водой.
Подошло время разжигать печи, запоздаешь не прогреется барак к приходу заключенных. Кинулся о. Арсений искать березовую кору или сухих щепок в дровах за бараком, а сам творит молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя грешного, – и добавляет: – Да будет воля Твоя».
Дрова за бараком перебрал и увидел, что ни коры, ни сушняка нет, как растапливать печи – не придумаешь.
Пока о. Арсений перебирал дрова, из соседнего барака вышел дневальный, старик, уголовник больших статей, жестокости непомерной. Говорили, что еще в старое время на всю Россию гремел. Дел за ним числилось такое множество, что даже забывать стал.
О своих делах не рассказывал, а за то малое, что следователь узнал, дали «вышку» – расстрел, да заменили «особым», что для старых уголовников иногда было хуже «вышки». Расстрел получил и сразу отмучился, а в «особом» смерть мучительная, медленная. Те, кто из «особого» случайно выходили, становились полными инвалидами, поэтому, попав сюда, люди ожесточались, и выливалось это ожесточение в том, что били политических и своих же уголовников насмерть.
Этот уголовник держал в строгости весь свой барак, и начальство его даже побаивалось. Случалось, мигнет ребятам – и готов несчастный случай, а там – веди следствие.
Звали старика «Серый», по виду ему можно было дать лет шестьдесят, внешне казался добродушным. Начинал говорить с людьми ласково, с шутками, а кончал руганью, издевательством, побоями.
Увидал, что о. Арсений несколько раз перебирал дрова, крикнул: «Чего, поп, ищешь?» – «Растопку приготовил с вечера, а ее водой для смеха залили, вот хожу и ищу сушняк. Дрова сырые, что делать – ума не приложу».
«Да, поп, без растопки тебе хана», – ответил Серый. «Народ, с работы придя, замерзнет, вот что плохо, да и меня изобьют», – проговорил о. Арсений.
«Идем, поп! Дам я тебе растопку», – и повел о. Арсения к своим дровам, а там сушняка целая поленница.
Мелькнула у о. Арсения мысль: шутку придумал Серый, знал он его характер и помощи от него не ждал. «Бери, о. Арсений, бери, сколько надо».
Стал о. Арсений собирать сушняк и думает: «Наберу, а он меня на потеху другим бить начнет и кричать: «Поп вор!», но тут же удивился, что назвал его Серый «отец Арсений». Прочел про себя молитву, крестное знамение мысленно положил и стал собирать сушняк. «Больше бери, о. Арсений! Больше!» Нагнулся Серый и сам стал собирать сушняк и понес охапку следом за о. Арсением в барак. Положили сушняк около печей, а о. Арсений поклонился Серому и сказал: «Спаси тебя Бог». Серый не ответил и вышел из барака. Отец Арсений разложил в печах растопку стоечкой, обложил дровами, поджег, и огонь быстро охватил поленья в первой печи, успевай только забрасывать дрова, носил их к печам, убирал барак, вытирал столы и опять, и опять носил дрова.
Время подходило к трем часам дня, печи раскалились, в бараке постепенно теплело, запахи от этого стали резче, но от тепла барак стал близким и уютным.
Несколько раз в барак заходил надзиратель, и, как всегда, первыми его словами была озлобленная матерная ругань и угрозы, а при одном заходе в барак увидел он на полу щепку ударил о. Арсения по голове, но не сильно. Ношение дров и беспрерывное подбрасывание их в печи совершенно обессилили о. Арсения, в голове шумело от слабости и усталости, сердце сбивалось, дыхания не хватало, ноги ослабли и с трудом держали худое и усталое тело. «Господи! Господи! Не остави меня», – шептал о. Арсений, сгибаясь под тяжестью носимых дров.
Больные
В бараке о. Арсений был не один, там оставались еще трое заключенных. Двое тяжело болели, а третий «филонил», нарочно повредив себе руку топором. Валяясь на нарах, он временами засыпал и, просыпаясь, кричал: «Топи, старый хрен, а то холодно. Слезу – в рыло дам», – и тут же опять сразу засыпал.
Другие двое лежали в тяжелом состоянии, в больницу их не взяли, все было переполнено. Часов в двенадцать зашел в барак фельдшер из вольнонаемных, посмотрел на больных и, не прикасаясь к ним, громко сказал, обращаясь к о. Арсению: «Дойдут скоро, мрут сейчас много. Холода». Говорил, не стесняясь, что двое лежащих слышат его. Да и почему ему было не говорить, все равно рано или поздно должны они были умереть в «особом».
Подойдя к третьему больному, повредившему себе руку и сейчас демонстративно стонавшему сказал: «Не играй придурка, завтра тебе на работу а «пересолишь» – за членовредительство в карцере отдохнешь».
В перерывах между рубкой дров, топкой печей и уборкой барака о. Арсений успевал подходить к двум тяжелобольным и, чем мог, помогать.
«Господи Иисусе Христе! Помоги им, исцели. Яви милость Твою. Дай дожить им до воли», – беспрерывно шептал он, поправляя грубый тюфяк или прикрывая больных. Время от времени давал воду и лекарство, которое фельдшер небрежно бросил больным. В «особом» основным лекарством считали аспирин, которым лечили от всех болезней.
Одному, наиболее тяжелому и физически слабому больному, о. Арсений дал кусок черного хлеба это была четверть его собственного дневного пайка.
Размочив хлеб в воде, он стал кормить больного, тот открыл глаза и с удивлением посмотрел на о. Арсения, оттолкнул его руку, но о. Арсений шепотом сказал: «Ешьте, ешьте себе с Богом». Больной, глотая хлеб, произнес со злобой: «Ну тебя с Богом! Чего тебе от меня надо? Чего лезешь? Думаешь, сдохну – что-нибудь от меня достанется? Нет у меня ничего, не крутись».
Отец Арсений ничего не ответил, заботливо закрыл его и, подойдя к другому больному, помог ему перевернуться на другой бок, а потом занялся делами барака.
Растопку, что дал Серый, хоронить не стал, а положил на виду, у одной из печей. Чего убирать-то, вчера убрал, а получилось плохо, а сегодня Бог помог.
Собрался было «нарубить» дров на завтра, вышел из барака, но потом решил, что все равно истопники других бараков растащат все до поверки. Печи накалились, и от них несло жаром. Отец Арсений радовался – придут люди с мороза, отогреются и отдохнут.
Во время этих размышлений вошел надзиратель, на вид ему можно было дать лет тридцать. Всегда веселый, улыбающийся, радостный, прозванный за это заключенными «Веселый».
«Ты что, поп, барак натопил, словно баню? В карцер захотел? Дрова народные для врагов народа переводишь. Я тебе, шаман, покажу», – и, засмеявшись, ударил о. Арсения наотмашь по лицу и, улыбаясь, вышел.
Вытирая кровь, о. Арсений повторял слова молитвы: «Господи, не остави меня грешного, помилуй».
Филонивший Федька сказал: «Ловко он, подлюга, тебя в морду двинул, с весельем, а за что – и сам не знает». Через час Веселый опять появился в бараке и, войдя, закричал: «Поверка, встать».
С нар соскочил Федька, а о. Арсений вытянулся с метлой, которой только что подметал барак.
«Кто еще в бараке?» – кричал надзиратель, хотя уже утром производил поверку и знал, кто оставался.
«Двое освобожденных, лежачих больных, и третий на выписке, ходячий».
Веселый пошел по коридору, образуемому нарами, и, увидев двух лежачих больных, понял, что встать они не могут, но для вида раскричался, однако, подойти побоялся – а вдруг зараза какая.
«Ты смотри, поп, чтобы порядок был, скоро позовут куда надо, там запоешь», – и, скверно ругаясь, вышел. День был на исходе, быстро темнело, и заключенные вот-вот должны были прийти с работы. Приходили обмерзшие, усталые, озлобленные, обессиленные и, добравшись до нар, почти в беспамятстве валились на них.
С приходом заключенных барак наполнился холодом, сыростью, злобной руганью, выкриками, угрозами.
Через полчаса после прихода водили на обед. Время обеда для многих заключенных было временем страдания. Уголовники отнимали все, что могли, и били при этом нещадно, те, кто был слаб и не мог постоять за себя, часто лишались еды.
Политических в бараке было значительно больше, чем уголовников, однако уголовники держали всех живущих в бараке, особенно политических, в жестоком режиме.
Ежедневно какая-то часть политических лишалась пайки, что являлось невыносимым страданием. Усталые, голодные, вечно продрогшие заключенные постоянно мечтали о еде как о чем-то единственно радостном в этой обстановке. Во время обеда люди отогревались и частично утоляли чувство голода.
Обед был жалким, порции ничтожны, продукты полу гнилые и почему-то часто пахли керосином.
И этот скудный обед, который не восстанавливал затраченных сил и был рассчитан на медленное истощение заключенных, мог быть отнят, ни один политический не был уверен, что сегодня он съест его.
Отец Арсений, попав в «особый», часто лишался обеда, но никогда на роптал. Останется без обеда, придет в барак, ляжет на нары и начинает молиться.
Вначале кружилась голова, знобило от холода и голода, сбивались мысли, но, прочтя вечерню, утреню, акафист Божией Матери, Николаю Угоднику и своему святому Арсению, помянув своих духовных детей, всех усопших, кого сохранила память, и так, бывало, всю ночь молясь, утром встает – и как будто силы есть, спал и сыт.
Духовных детей у о. Арсения было много и на воле, и в лагерях, и душа его болела за них. Раньше в простых лагерях получал иногда письма, а когда перевели в «особый», все кончилось.
В «особый» переводили опасных заключенных, переводили умирать без расстрела, от установленного режима.
Духовные дети о. Арсения считали, что он умер. Обращались в органы, а там ответ один: если перевели в лагерь «особого режима» – «не значится».
…Было темно, колонны заключенных одна за другой входили в зону и растекались по баракам. Бараки оживали. В бараке о. Арсения сегодня было жарко, ребята входили злые, усталые, но, входя в теплый барак, радовались и ругались больше для порядка. Отца Арсения не били и при обеде пайку не отняли, то ли случайно, то ли у других «шарашили».
Двум лежачим больным досталась от обеда только половина пайкового хлеба, да о. Арсений от себя кусок прогорклой трески спрятал за пазуху.
Придя в барак, о. Арсений стал кормить больных: нагрел воду с хвоей, добавил аспирин и обоих напоил. Хлеб и треску разделил пополам и дал каждому.
Дней через пять пошли больные на поправку, стало видно, что останутся живы, но лежали еще недвижны и шагу сделать не могли. Все это время о. Арсений урывками и ночами ухаживал за ними и делился частью своего пайка.
Что это за люди, о. Арсений не знал. Попали в барак больными с этапа, почти в беспамятстве, и поэтому никто их толком не знал. Заботы о. Арсения больные принимали холодно, но обойтись без него не могли, и, если бы не он, то давно бы им лежать в мерзлой земле. О себе не рассказывали, а о. Арсений и не спрашивал, по лагерным обычаям не полагалось, да и ни к чему это было. Сколько таких людей видел он по лагерям, не счесть. Бывало, выходит больного, расстанется и никогда больше не увидит. Да разве всех запомнишь!
Как-то от одного больного о. Арсений узнал, что зовут его Сазиков Иван Александрович. Молча подавая Сазикову еду или лекарство, о. Арсений молился по своему обыкновению, и губы его беззвучно двигались, шепча слова молитвы. Заметив это, Сазиков проговорил: «Молишься, папаша! Грехи замаливаешь и нам поэтому помогаешь. Бога боишься! а ты Его видел?»
Посмотрел о. Арсений на Сазикова и с удивлением произнес: «Как же не видел, Он здесь, посреди нас, и соединяет сейчас нас с Вами».
«Да что, ты, поп, говоришь, в этом бараке – и Бог!» – засмеялся Сазиков. Посмотрел о. Арсений на Сазикова и тихо сказал: «Да! Вижу Его присутствие, вижу, что душа ваша хоть и черна от греха и покрыта коростой злодеяний, но будет в ней место и свету. Придет для тебя, Серафим, свет, и святой твой, Серафим Саровский, тебя не оставит».
Исказилось лицо Сазикова, задрожал весь и с ненавистью прошептал: «Пришибу, поп, все равно пришибу. Знаешь много, только понять не могу – откуда?»
Отец Арсений повернулся и пошел, повторяя про себя: «Господи! Помилуй мя грешного». Время шло, работы надо было сделать много, и, совершая ее, читал о. Арсений акафисты, правила про себя, по памяти, вечерню, утреню, иерейское правило.
Второй больной, из репрессированных, стал постепенно поправляться. История его была самая обыкновенная, таких историй в лагере были тысячи, все одна на другую похожие.
Революцию Октябрьскую «делал», член партии с семнадцатого года, Ленина знал, армией командовал в 1920 г., в ЧК занимал большой пост, приговоры «тройки» утверждал, а последнее время в НКВД работал членом коллегии, а теперь и его послали умирать в лагерь особого назначения.
В бараке репрессированные разные были, одни за глупое слово умирали, большинство попало по ложным доносам, другие за веру, третьих – идейных коммунистов – кому-то надо было убрать, так как стояли им «поперек дороги».
Всем им, сюда попавшим, необходимо было рано или поздно умереть в «особом». Всем!
Был идейным и Авсеенков Александр Павлович. Как фамилию эту назвали, сразу вспомнил о. Арсений этого человека. Часто упоминалась эта фамилия в газетах, да и приговор о. Арсению утверждал Александр Павлович.
Когда постановление «тройки» о расстреле о. Арсения «за контрреволюционную деятельность» и о замене расстрела пятнадцатью годами «лагеря особого режима» зачитывали, фамилия эта запомнилась.
Авсеенков был уже не молод, с виду лет около сорока-пяти-десяти, но лагерная жизнь наложила на него тяжелый отпечаток, в лагере ему было труднее многих.
Голод, изнурительная работа, избиения, постоянная близость смерти – бледнели перед сознанием, что вчера еще он сам посылал сюда людей и искренно верил тогда, подписывая приговоры, на основании решения «тройки», что посланные в лагерь люди или приговоренные к расстрелу были действительно «враги народа».
Попав в лагерь и соприкоснувшись с заключенными, он отчетливо понял и осознал, что совершал дело страшное, чудовищное, послав на смерть множество невинных людей.
Не видя с высоты своей должности истинного положения вещей и событий, утерял правду, верил протоколам допросов, льстивым словам подчиненных, сухим директивам, а связь с живыми людьми и жизнью утерял.
Мучился безмерно, переживал, но ничего решить для себя Авсеенков не мог. Сознание духовной опустошенности и ущербности сжигало его. Был молчалив, добр, делился с людьми последним, уголовников и начальства не боялся.
В гневе был страшен, но головы не терял, за обижаемых вступался, за что и попадал часто в карцер.
Привязался Авсеенков к о. Арсению, полюбил его за доброту и отзывчивость. Бывало, часто говорил о. Арсению:
«Душа-человек Вы, о. Арсений (в бараке большинство заключенных звало о. Арсения – «отец Арсений»), – вижу это, но коммунист я, а Вы служитель культа, священник. Взгляды у нас разные. По идее я должен бороться с Вами, так сказать, идеологически».
Отец Арсений улыбнется и скажет:
«Э! Батенька! Чего захотели, бороться. Вот боролись, боролись, а лагерь-то Вас с Вашей идеологией взял да и поглотил, а моя вера Христова и там, на воле, была и здесь со мною.
Бог всюду один и всем людям помогает. Верю, что и Вам поможет!»
А как-то раз сказал: «Мы с Вами, Александр Павлович, старые знакомые. Господь нас давно вместе свел и встречу нам в лагере уготовил».
«Ну! Уж это Вы, о. Арсений, что-то путаете. Откуда я мог Вас знать?»
«Знали, Александр Павлович. В 1933 году, когда дела церковные круто решались, брата нашего – верующих – сотнями тысяч высылали, церквей видимо-невидимо позакрывали, так я тогда по Вашему ведомству первый раз проходил.
Первый приговор Вы мне утвердили в 1939 году, опять же по Вашей «епархии». Только одну работу в печать сдал, взяли меня по второму разу и сразу приговорили к расстрелу. Спасибо Вам, расстрел «особым» заменили. Вот так и живу по лагерям и ссылкам, все Вас дожидался, ну наконец и встретились.
Бога ради не подумайте, что я хочу упрекнуть Вас в чем-то, во всем воля Божия, и моя жизнь в общем океане жизни – капля воды, которую Вы и запомнить, естественно, в тысячном списке приговоренных не могли. Одному Господу все известно. Судьба людей в Его руках».
Старец Арсений (Стрельцов Пётр Андреевич)
(1894–1975)
Пётр Стрельцов родился в Москве в 1894 году. В 1911 году он окончил гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского Императорского Университета. В 1916 году Пётр успешно окончил университет.
Многочисленные исследования и монографии Пeтра по истории русской древней культуры были хорошо известны среди искусствоведов. В 1917 году Пётр, с шестнадцати лет мечтавший о монашестве, был принят послушником в Оптину Пустынь.
Из воспоминаний старца Арсения:
– Я прожил долгую жизнь, две трети которой окружали меня люди, несущие божественную радость и свет. Первой была моя мама Мария Александровна, человек одаренный, мудрый, проникнутый глубочайшей верой в Бога… Именно моя мать заложила в мою душу зерна веры, взрастила их, и я вошел в жизнь, стоя на твердом основании, с которого ничто не могло меня столкнуть. Я был третьим ребенком в семье… Мама, когда я родился, дала обещание Господу вложить в меня веру, правдивость и любовь к людям, и она воспитала меня так. В шестнадцать лет, увлекаясь древнерусским искусством, уже мечтал о монашестве. Потом была Оптина Пустынь… Два года прожил в Оптиной Пустыни под руководством старца о. Нектария и старца о. Анатолия.
В монастыре, находясь в послушании у старцев, нельзя иметь своей воли, а должно поступать так, как говорит духовный наставник, вне зависимости от того, нравится это или не нравится… Принятием воли старца послушник совершенствуется, отсекается от помыслов, грехов, живет волей старца, имеющего благодать от Господа, знающего его душу, знающего, что ему духовно необходимо для достижения монашеского совершенства… Были искушения, попускаемые Господом. Приходя к старцу, хотел все рассказать. Но он уже все знал. И по характеру твоего отношения к совершившемуся, определял уровень твоего духовного совершенства или падения, и поучал воспринимать случившееся с молитвой как волю Господню.
Твое мнение, полученное унижение, обида во внимание не принимались, принималась только смиренность перед Богом и понимание: ты настолько еще несовершенен, что происшедшее есть результат твоей греховности, и является справедливым. Старец в монастыре – твой отец, наставник, руководитель во всем, своей воли у тебя нет, есть полное отречение от твоего суетного “я”… По благословению о. Нектария и о. Анатолия в сане иеромонаха был послан служить “в мир”, в приходскую церковь… Не знаю, кто говорил обо мне Святейшему Патриарху Тихону, но меня пригласили к нему, он принял, разрешил служить в приходском храме, где настоятелем был протоиерей Павел. Патриарх минут десять говорил со мной, благословил и сказал пророческие слова о моем иерейском пути… Находясь в ссылках, лагерях, выводимый на расстрелы, избиваемый на допросах и почти умирающий на морозных этапах, верил словам великого святителя земли Русской – Патриарха Тихона, что исполнятся его предначертательные слова, и вновь приду к моим духовным детям. Верил дерзновенно, ибо это были слова Патриарха. (Специальное разрешение св. Патриарха Тихона понадобилось в связи с тем, что служение иеромонахов на приходах обычно не допускалось.)
Я, малоопытный иеромонах Арсений, пришел к настоятелю храма о. Павлу… Отец Павел сказал: “ Вот что, батенька, все, что монастырское, при тебе останется, но для службы в городе буду тебя переучивать. Не обижайся, образованием ты силен, но я служу иереем более тридцати пяти лет, все, что знаю, тебе передам”.
Знал ли о. Павел Господнее произволение? Был он арестован и в Архангельской области умер в ссылке от голода через шесть лет после этого разговора…
И вот я, иеромонах Арсений, ощутил духом, увидел два пути, разных, но ведущих к одной цели. И задумался, просил Господа указать, какой духовной дорогой идти, какую выбрать. Долго раздумывал, молился, умоляя Господа помочь сделать правильный выбор, поехал в Оптину пустынь получить совет от старцев. Прожил три дня, о. Анатолий выслушал и сказал:
“Благословляю! Милость Господа да будет с тобой. Дерзай!” Благословение старца Анатолия было для меня путеводной звездой. Моя мысль была в том, чтобы научить человека беспредельно верить в Бога и любить ближнего своего. Считал и считаю, что вера Христова зиждется на двух заповедях о любви ко Господу и ближним…
Встреча с архиепископом Иларионом была необыкновенным, чудесным проявлением милости Господа ко мне, незначительному священнику, начавшему служение в небольшом московском храме… Все, о чем думал и мечтал, дерзновенно высказал перед владыкой Иларионом. Внимательно выслушав меня, владыка Иларион стал так говорить со мной, словно он знал всю мою жизнь… Встал, повернулся к иконам и произнес: “Помолимся”. Прочел молитвы, сел, я остался стоять. “Вы хотите соединить два направления в одно: Оптинское и то, что живет в наших приходах, у вашего настоятеля о. Павла?” – “Да”, – ответил я. “Вы хотите вложить любовь ко Господу, как сказано в заповедях, и любовь к ближнему, как к самому себе, и этим создать в душе человека сопротивляемость грехам, гонениям, смущению, безбожию, падениям. Встреча наша произошла по произволению Божию и необходима для нас обоих. Я, епископ Иларион, благословляю Вас идти по избранному пути, соединив два пути в одном. О разговоре нашем доложу Святейшему Патриарху. Благословляю, идите избранной дорогой. Господь сохранит Вас во всех бедах и напастях”.
В жизни человека чудо не может быть случайным, оно определяется степенью его духовности, необходимостью влияния на его внутренний мир. Такое чудо подал мне Господь через владыку Илариона, и я пошел по этой дороге, постоянно помня полученное благословение.
Возвратившись в свой храм, я отслужил благодарственный молебен, все рассказал о. Павлу, и он сказал мне: “Если владыка Иларион благословил тебя, иди этим путем, Владыка – человек глубокой духовности. Мне, старику, переучиваться негоже, но тебе помогу”.
С этого дня я начал служение в храме, руководствуясь принятым решением. Каждый день служил раннюю обедню, стараясь сделать все понятным и ясным для прихожан, вводя их как бы в круг участников службы. Отец Павел стал ко мне исповедников посылать. Организовал вечером беседы, поучения…
В начале 1921 г. о. Арсений стал вторым священником, а в конце 1921 г., после ареста отца Павла, стал настоятелем храма. За восемь лет служения он собрал в своем храме значительную общину, для которой стал любимым пастырем и духовником. В 1927 г. в конце декабря отец Арсений был первый раз арестован и выслан в Архангельскую область на два года. После окончания срока ссылки отец Арсений служил в подмосковном храме. В 1931 г. – был арестован вторично и сослан в Вологодскую область на пять лет. После освобождения старец Арсений получил разрешение жить в Вологодской, Архангельской и Владимирской областях, но служить в храмах было запрещено. Старец тайно окормлял свою духовную общину. В 1939 г. был арестован опять и сослан в Сибирь, затем – на Урал. Около года отец Арсений пробыл в ссылке в с. Троицкое Архангельской обл. В мае 1940 г. – был вновь арестован и заключен в Уральский лагерь. В марте 1941 г. его перевели в лагерь усиленного режима, а в 1942 г. – в лагерь особого режима, без права переписки.
Однажды в лагере старец Арсений вступился за студента Алексея, с которым намеривался расправиться уголовник. По доносу уголовника старец Арсений и Алексий были вынуждены провести двое суток без еды и воды в карцере.
Из воспоминаний о. Алексея:
– Пол, стены лежака были сплошь обиты листовым железом. Сама камера была шириной не более трёх четвертей метра, длиной два метра. Мороз на улице тридцать градусов. Ветер, дышать трудно… При таком морозе в этот карцер не посылали, при пяти-шести градусах, бывало, только на сутки. Живыми оставались лишь те, кто 24 часа прыгал на одном месте…
Привели в карцер, втолкнули. Упали оба, разбились, кто обо что…
Пробовал прыгать на одном месте, но это не согревало. Сопротивляться холоду было бессмысленно…
– Замёрзнем, о. Арсений… Что Вы молчите?
– Молюсь Богу, Алексей… одни мы с тобой, Алёша. Двое суток никто не придёт. Будем молиться. Первый раз допустил Господь молиться в лагере в полный голос. Будем молиться, а там воля Господня…
Отец Арсений замолк, и вдруг я услышал отчётливо слова и понял – это молитва… Бабка когда-то крестила. Семья неверующая… Я – комсомолец, студент. Какая могла быть здесь вера? Сквозь оцепенение, сознание наступающей смерти, боль от побоев и холода сперва смутно, но через несколько мгновений отчётливо стали доходить до меня слова:
– Господи Боже! Помилуй нас грешных. Многомилостиве и Всемилостиве Боже наш,
Господи Иисусе Христе, многие ради любве сшел и воплотился еси, яко да спасеши всех по неизреченной Твоей милости спаси и помилуй нас и отведи от лютые смерти, ибо веруем в Тя, яко Ты еси Бог наш и Создатель наш…
Молитва охватывала душу спокойствием, уводила от леденящего сердца страх…
Я стал повторять:
– Дано будет Отцом Моим Небесным, ибо, где двое или трое собраны во Имя Моё, там и я среди них…
Карцер раздвинулся, полоса лунного света исчезла, было светло, ярко горел свет, и о. Арсений, одетый в сверкающие белые одежды, воздев руки вверх, громко молился…
Я увидел, что ему помогали ещё два человека, и эти двое тоже были в сверкающих одеждах и горели необъяснимым белым светом… Было тепло, дышалось легко, ощущение радости жило в душе…
Били по дверному засову… Отец Арсений ещё молился. Двое в светлых одеждах благословили нас и медленно вышли. Ослепительный свет постепенно исчезал, наконец, карцер стал тёмным и по-прежнему холодным и мрачным.
Кто-то из лагерной администрации говорил за дверью:
– Это недопустимо, могут сообщить в Москву… Мороженные трупы – это не современно…
– Живы? – с удивлением спросил начальник лагеря.
– Как вы тут прожили двое суток? Выходи…
Войдя в камеру и внимательно осмотрев её, врач спросил:
– Чем согревались?
И о. Арсений ответил:
– Верой в Бога и молитвой.
– Фанатики. Быстро в барак, раздражённо крикнул кто-то…
Я слышал спор, возникший между пришедшими. Последняя фраза была: “Поразительно! Необычайный случай, они должны были прожить при таком морозе не более четырёх часов…
Барак встретил нас, как воскресших из мёртвых… Я после карцера переродился.
(После освобождения из лагеря Алёша посвятил себя служению Господу, а после смерти старца стал духовным отцом для его осиротевших духовных чад)
Из воспоминаний Даниила Матвеевича (геолога, попавшего в лагерь по ложному доносу):
– Три, четыре сосны свалили, стали валить пятую. Подпилили, подрубили всё как надо, определили, куда упадет, крикнули, чтобы отошли. Последний подпил и подруб сделали и ждем, когда упадет. Подул ветер, дерево стало падать не туда, куда рассчитывали, а на нас. Бросился в сторону и зацепился за старый пень, упал; вижу – придавит меня, а о. Арсений стоит, не бежит. Кричу: “Беги!” Мне-то уже конец… Понял, погибаю. Комель сосны взвился над моей головой. Отец Арсений, перекрестившись, толкнул его руками в сторону. Ветки сосны еще ломались от падения, но комель лежал в двух метрах от меня. Я встал верующим человеком, увидевшим чудо, настоящее чудо. Увидел Бога и без оглядки пошел за о. Арсением. И вспомнил до мельчайших подробностей то, чему учила мать. Так я обрел Бога. Чудо было настолько явным, что все, находившиеся около падения дерева, удивлялись, как мог человек оттолкнуть дерево весом в несколько тонн. Кто-то из зеков, помню, перекрестился.
Из воспоминаний старца Арсения:
– Лагерь физически был непосилен и страшен, но многочисленные встречи и исповеди заключенных открывали мне, иерею, неизмеримо высокую духовность людей…
Человека, приходившего с огромным горем, просившего молитв и духовной помощи, я принимал, молился с ним и воспринимал его горе, как свое, и вместе с ним переживал и страдал. Я как бы соединялся с ним в его страданиях, и если человек уходил после исповеди успокоенный, понявший, что во всем воля Господа, – я бывал духовно счастлив и после исповеди усердно молился об исповедниках…
Ранее я прочел много хороших духовных книг об исповеди… Это вошло в мою душу и сознание непреложной истиной, я руководствовался этим при общении со своими духовными детьми, а также заимствовал опыт иереев, стоявших в духовном отношении намного выше меня и обогащенных долгим служением в Церкви…
Весной 1958 г. старец Арсений был освобожден из лагеря особого режима. Последние семнадцать лет своей земной жизни, старец провел в г. Ростове Великом, он поселился у вдовы погибшего в лагере духовного сына Надежды Петровны. В её маленьком доме он тайно служил, окормлял своих духовных чад.
Из воспоминаний Анастасии Владимировны Корсаковой:
– Отец Арсений, положив руку на мою голову, сказал: “Анастасия Владимировна! Я не осуждаю. Мне Господь дал пройти пять ступеней духовного постижения жизненного пути. Первая ступень была постижением веры, дали мне это моя мать Мария Александровна и великие Оптинские старцы о. Нектарий и о. Анатолий, у них я научился молиться, любить людей. На вторую ступень дали мне подняться Патриарх Московский и всея России Тихон в краткой беседе и архиепископ Иларион (Троицкий). Третью ступень показал простой сельский священник о. Иларион – тезка архиепископа Илариона. Четвертой был лагерь особо строгого режима (мы называли его “смертным”), где общение с самыми разными лагерниками открывало и духовно прекрасные души людей, и самые страшные души, охваченные неизмеримой злобой, соединенные с темными силами. И пятая ступень – мое пастырское служение и общение с вами, моими духовными детьми. Это научило меня никогда не осуждать никого, ибо сказано в одной из молитв: “Несть человек, иже жив будет, и не согрешит”.
Помните, вся наша вера утверждается на любви к Богу, ко Пресвятой Богородице, на почитании святых, и это мы выражаем в постоянных молитвах, а также в безотказной любви к людям, в помощи им. Всем и всегда говорю евангельскими словами: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всем разумением твоим и ближнего своего, как самого себя.
Разве Вы одиноки? В Вашей квартире находятся иконы: Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы, Вашей святой Анастасии Узорешительницы, Ангела Хранителя, Архангела Михаила, вероятно, есть и другие. Если чувство тоски и одиночества охватит душу, подойдите и помолитесь, тогда темные силы исчезнут.
Каждый день читайте одну главу Евангелия. В четырех Евангелиях 89 глав, за год прочтете весь круг четыре раза. С малых лет я читаю Евангелие по одной главе в день, пятьдесят лет – иеромонах и почти ежедневно совершаю служение, и каждый раз нахожу в читаемой главе новое и богодухновенное. Будьте с людьми, помогайте им, кем бы они ни были – сослуживцы, знакомые, родные, – всем помогайте, и окружающие поймут, что такое христианин и придут к Церкви, к Богу”.
Повторю старую и много раз кем-то сказанную фразу: душа моя “навсегда легла в ладони” старца о. Арсения… Отец Арсений для людей был источником, из которого любовь изливалась неисчерпаемым потоком, и жаждущий мог подойти, зачерпнуть эту любовь горстью руки, выпить и передохнуть от жизненных тягот и грехов или, наполнив до краев взятый сосуд, унести его и пить дома, постепенно расходуя полученное.
Встречаясь с ним, всегда уходила от него напитанная любовью, с наставлениями, советами и помощью, но первая встреча с ним в 1971 году послужила основой моего духовного перерождения.
Из воспоминаний Киры Бахмат:
– Сколько людей за эти семнадцать лет перебывало у него – не счесть. Более половины приезжавших были бывшие “лагерники” и вновь пришедшие, приведенные кем-нибудь из бывших братьев и сестер или “лагерниками”.
Приходилось встречаться с замечательными людьми, полными такой внутренней духовности, что я чувствовала себя недостойной общения с ними. Вспоминаются: иеросхимонах Серафим, о. Евгений Богородский, о. Кирилл, монахини Иоанна и Евдокия, Александра Федоровна Берг, Елизавета Александровна, схимонахиня Ирина, иеромонах Филипп, о. Алексий. Каждая встреча с этими людьми всегда была радостью и наполняла душу духовным теплом…
В доме Надежды Петровны постоянно находилось не менее четырех-пяти человек, приезжавших на один-два дня, иногда в выходные дни приезжало до двенадцати человек. Отцу Арсению было необходимо переговорить с приехавшими, побеседовать, поисповедовать и причастить, а на это требовались время и силы. Он очень уставал, сердце часто сдавало, и он вынужден был ложиться на диван и принимать приехавших лежа… Уставший и больной батюшка вынужден был принимать даже ночью…
Расскажу теперь о поистине чудесном, что совершалось по молитвам о. Арсения. Внучка Марины Петровны – Таня, которой было двадцать пять лет, заболела: в области желудка и печени возникли боли. Ее положили на обследование, сделали рентген, гастроскопию и обнаружили опухоль. Решили делать операцию по удалению части желудка. Положили Таню в самую лучшую хирургическую клинику, разрезали брюшную полость и обнаружили огромную опухоль желудка, поражение поджелудочной железы и метастазы даже на печени. Операцию делать было бессмысленно, зашили брюшину и больной ничего не сказали. Все родные были в безысходном горе – оставалась трехлетняя дочка… Я и Марина поехали к о. Арсению, Таня была его духовной дочерью с 1959 года. Приехали и рассказали обо всем батюшке…
– Завтра поедем к ней, – сказал он…
Приехали прямо на квартиру к Марине, бабушке Тани. Таня лежала, постанывая от боли. Войдя в комнату, о. Арсений прочел несколько молитв, благословил Таню и, на удивление собравшихся, сказал: “Таня! Таня! Такая молодая и заболела раком, разрезали и зашили, Господь милостив, будем молиться о Его милости и помощи Пресвятой Богородицы”. Попросил зажечь перед иконами лампадки, надел подрясник, епитрахиль, опустился около кровати на колени, попросив нас выйти. Не выходил из комнаты четыре часа, исповедовал, соборовал и причастил Таню. Прожил три дня, каждый день по несколько часов молился около больной, потом – со всеми нами о здоровье Татьяны, на четвертый день уехал домой в Ростов.
Прошло полтора месяца, Таня давно встала. Обследовали несколько раз – опухоли исчезли… Произошло Господне чудо по молитве о. Арсения, устремленной к Богу и Пресвятой Богородице. Большое, настоящее чудо.
Таких исцелений было много, приведу еще два примера. Муж Алевтины Кирилл Петрович, в прошлом заядлый курильщик, при прохождении на предприятии обязательной флюорографии узнал, что на левом легком обнаружена онкологическая опухоль. Вопрос об операции резко осложнялся: Кириллу Петровичу было 55 лет, сердце работало отвратительно, была аритмия, ишемическая болезнь сердца, и когда-то был мощный инфаркт. На консилиуме решили операцию не делать, вероятность смерти на операционном столе была стопроцентной. Кирилл Петрович все понял, но спокойно отнесся к случившемуся. Видя, что выздороветь ему невозможно, поехал к отцу Арсению на исповедь. Батюшка, увидев Кирилла Петровича, сказал: “Господь милостив, все обойдется, проживете у нас два дня, и будем молить Господа и Пресвятую Богородицу помиловать и исцелить вас”. Два дня все мы собирались и молились почти беспрерывно, о. Арсений и Кирилл молились даже ночью, конечно, батюшка исповедовал и соборовал Кирилла.
Явившись в диспансер на обследование онкологов, Кирилл удивил врачей тем, что опухоль рассосалась, объяснить происшедшее не смогли. Это было чудо, которое произошло по молитве праведника, понятное только верующим людям.
Третье исцеление произошло с дочерью Марии Федоровны – Евгенией, у нее к тридцати годам резко обострился диабет, никакие новейшие препараты не помогали, инсулин не снижал сахара в крови. Евгения начала быстро слепнуть, возрастала слабость. Врачи предрекали быструю смерть. Помню, собрались мы в комнате о. Арсения, и он попросил всех молиться о Евгении. Сам о. Арсений, встав на колени, молился со слезами на глазах и не вставал более трех часов. Плакал о. Арсений очень редко, а сейчас, читая молитвы, буквально заливался слезами и даже временами не мог произносить слов. В этот день приехал о. Андрей, он, также стоя на коленях, умолял Пресвятую Богородицу исцелить рабу Божию Евгению…
Прошло два месяца, зрение возвратилось, сахар в крови пришел в норму, Евгения полностью выздоровела и через два года родила совершенно здорового сына без каких-либо осложнений. Вымолил о. Арсений больную Евгению у Господа и Пресвятой Богородицы.
Многим десяткам, а может быть и сотням людей, пришедшим к о. Арсению после 1958 г., дал он веру, многих направил своей молитвой к Богу, к познанию Церкви. Сейчас старые члены общины двадцатых годов и те, кто пришел после 1958 г., встречаются, как самые родные люди, объединенные в одно целое наставлениями, поучениями и любовью о. Арсения. Он всех нас любил, мы все – его духовные дети. Батюшки теперь нет с нами, но в своих несчастьях и бедах мы спешим помочь друг другу, ибо этому учил он нас.
Каждый из нас, еще живущий на земле, просит молитв батюшки перед Господом и Пресвятой Богородицей. Вечная, вечная память тебе, наш старец и духовный отец иеромонах Арсений!
Упокой, Господи, душу старца Арсения, и его молитвами спаси нас!
Протоиерей Владимир Воробьев: Двадцать лет, как один день
Накануне 20-летнего юбилея ПСТГУ ректор университета протоиерей Владимир ВОРОБЬЕВ рассказал «НС» о том, как лекции в кинотеатрах положили начало университету, как по вдохновению им был написан тропарь св. патриарху Тихону, и существовал ли в действительности «отец Арсений».
Первый Ученый Совет Православного Свято-Тихоновского богословского института. Первый ряд, слева направо: священник Анатолий Фролов (ныне протоиерей), профессор Н.Е.Емельянов (1939-2010), протоиерей Аркадий Шатов (ныне епископ Смоленский и Вяземский Пантелеимон), протоиерей Владислав Свешников, протоиерей Владимир Воробьев, священник Глеб Каледа (1921-1994). Второй ряд, слева направо: священник Алексий Емельянов (ныне протоиерей), священник Николай Кречетов (ныне протоиерей), священник Валентин Асмус (ныне протоиерей), священник Александр Салтыков (ныне протоиерей), священник Димитрий Смирнов (ныне протоиерей), профессор А.Б. Ефимов, протоиерей Сергий Романов. Храм блгв. царевича Димитрия при Первой градской больнице, сентябрь 1992 года.
Богословие в кинотеатрах и клубах
История Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета началась с публичных лекций. Это получилось совершенно естественно. Когда в конце 1980-х началась перестройка и появилась свобода, группа молодых священников, духовно объединенных иеромонахом Павлом (Троицким) и протоиереем Всеволодом Шпиллером, видя, как приходившие к ним люди жаждут что-то узнать о Церкви, о православной вере, не могли не воспользоваться открывшимися возможностями. Отец Димитрий Смирнов как-то предложил провести лекторий из четырех лекций в кинотеатре около его дома. Мы (отец Аркадий Шатов, ныне епископ Пантелеимон, отец Александр Салтыков, отец Валентин Асмус и я) согласились, повесили объявления. Приходим. Кинотеатр набит людьми до отказа. Пришли не только наши духовные чада, но и многие неизвестные нам, прочитав объявление. Мы поделили между собой темы докладов, и каждый из нас выступал. А потом предлагали задавать вопросы. Вопросов было множество, горы записок. Отвечали по очереди. После некоторого перерыва повторили эти лекции в кинотеатре на Красной Пресне.
Потом Светлана Ивановна Горлевская, директор книжного магазина «Православное слово», предложила организовать лекции более серьезно, сделать годовой лекторий в большом помещении. Она договорилась с клубом железнодорожников на Комсомольской площади, в котором был большой зал. Здесь давки не было, но зал все равно был полон.
Мы написали программу для годового лектория. Лекции читали сами и приглашали новых докладчиков. Так продолжалось около двух лет. В конце года слушатели попросили сделать образовательные курсы с учебным процессом, экзаменами и заданиями.
День памяти протоиерея Всеволода Шпиллера в храме свт. Николая в Кузнецкой слободе, 2007 г. В центре, рядом с протоиереем Владимиром Воробьевым, настоятель храма святителя Николая в Клениках протоиерей Александр Куликов (1933-2009), служивший много лет вместе с отцом Всеволодом в Николо-Кузнецком Храме
Братство на задании
29 августа 1990 года мы решили создать Православное Братство во Имя Всемилостивого Спаса. Тогда открылось довольно много братств, и для контроля над этим процессом был учрежден «Союз православных братств».
На учредительном собрании отец Иоанн Экономцев был назначен председателем Союза православных братств. У него уже был разработан план – в союзе должно быть пятнадцать секций. Отец Иоанн предложил всем записываться, кто, куда хочет. Мы выбрали образование. Ближайшей нашей целью было открытие Катехизаторских курсов. Нужно было выбрать ректора, который бы занялся регистрацией и организацией занятий. Мы выбрали давно нам знакомого тайного священника отца Глеба Каледу.
Он был тайно рукоположен в 1972 году, но не мог легализоваться, потому что его документы вызывали сомнения в Патриархии. Мы решили выбрать его ректором наших курсов, чтобы таким образом он себя зарекомендовал. Отец Глеб быстро зарегистрировал курсы, нашел место для занятий, и в феврале 1991 года курсы стали действовать. На них были зачислены наши слушатели из лектория.
Новый ректор. Новый институт
Вскоре отец Иоанн Экономцев понял, что Союз православных братств – это не такое простое дело, как он предполагал, потому что братства были совершенно разные. Тогда он выделил два направления, которые развивались наиболее успешно: образовательное, и направление благотворительности (в это время как раз начала поступать гуманитарная помощь с Запада). Отец Иоанн предложил Патриарху Алексию создать два новых Синодальных отдела – религиозного образования и катехизации (ОРОИК) и отдел благотворительности. Отец Иоанн стал председателем ОРОИКа, который получил помещение в Высоко-Петровском монастыре. С собой он пригласил туда отца Глеба, который к этому времени уже был оценен и легализован.
Отец Глеб, видимо, уже тогда себя плохо чувствовал (болел). В мае 1991 года он попросил, чтобы его переизбрали. Собрался учебный совет, и выбрали ректором меня. Я не был, конечно, центральной фигурой, но я занимался этим с самого начала, и мне в работе помогали мои духовные чада.
Осенью мы начали следующий учебный год. После того, как прошел второй набор на курсы, слушатели стали просить об организации полного образования. Ученый совет проголосовал «за», и 12 марта 1992 года был зарегистрирован Православный Богословский институт.
Сложная дата и чудесный тропарь
Осенью было решено просить Святейшего Патриарха Алексия усвоить нашему институту имя св. Патриарха Тихона. Патриарх дал такое благословение, и наш Институт стал называться Свято-Тихоновским. Нужно было теперь выбрать Актовый день, связанный с памятью Патриарха Тихона. Но день его кончины приходится на Благовещение. Служить в этот день Патриарху Тихону нельзя, так как Благовещение более великий праздник. День канонизации святителя Тихона 9 октября совпадает с памятью св. апостола Иоанна Богослова. Мощи Патриарха Тихона тогда еще не были обретены, соответственно, даты обретения мощей не существовало. Мы нашли день 5 / 18 ноября, когда святитель Тихон был избран на патриаршество. Получили благословение Патриарха Алексия, назначили на эту дату Актовый день и стали совершать службу святителю Тихону. В это время меня попросили написать статью о Патриархе Тихоне для французского журнала «Вечное», и издатели журнала попросили меня приложить к статье стихиры и тропарь святителю. Тропарь был, но мне он не нравился, потому что он длинный и невыразительный, а стихир не было. А из Франции торопят посылать статью. Вечером после звонка из Парижа я сел за стол, взял ручку и написал тропарь и стихиры. Они как будто сами легли на бумагу без моего участия. Потом я пробовал еще писать, но так уже не получалось.
Самиздат выходит из тени
Институт быстро развивался, разные его подразделения возникали по необходимости. Так возникло и наше издательство.
В то время большая часть духовенства имела только семинарское образование. Мы тоже учились в семинарии, и понимали, что там образование находится на низком уровне. При советской власти поднять этот уровень было невозможно. Когда появилась церковная свобода, нужно было прежде всего организовать настоящее образование, потому что без образованных пастырей в наше время Церковь не может успешно проповедовать веру. Когда мы создавали институт, было совершенно очевидно, что он не станет полноценным учебным заведением, если в нем не будет науки, не будет научных исследований. Но когда появляется научная работа, становится необходимым публиковать ее результаты, чтобы они могли обсуждаться общественностью. Без этого наука не существует. Поэтому мы сразу начали думать об издании наших работ. Так появилось наше издательство.
Большая часть молодых издательств, которых тогда было много, занялись переизданием дореволюционных книг, а мы решили, что этого мало и нужно издавать новые книги, те, которые были написаны в советское время и существовали в самиздате. У меня была целая библиотека таких книг. В частности, в нашей общине была появившаяся в 1975 году в самиздате книга «Отец Арсений», которая произвела на всех очень сильное впечатление. Сначала в журнале «Молодая гвардия» была издана первая часть этой книги. У нас был экземпляр, в котором были три части повести, и мы решили их издать отдельной книгой.
Отец Арсений
Вскоре после этого к нам в институт пришел Владимир Владимирович Быков, который был причастен к изданию этой книги еще в самиздате. Но он был воспитан в строгой конспирации, и назвать имена отказался. Он сказал, что все события книги совершенно реальны, что отец Арсений – это реальное лицо, и что его покойная жена исповедовалась у отца Арсения, и сам он видел отца Арсения двенадцать раз. Только имя отца Арсения, очень созвучное настоящему, в книге изменено. Он также нас заверил, что вскоре мы сами все поймем и узнаем, и что все нам откроется.
Затем у нас стал работать Владимир Александрович Гончаров, который пришел в Церковь благодаря книге «отец Арсений». Он решил во что бы то ни стало найти отца Арсения, т.е. выяснить, кто это такой. В течение многих лет он методически занимался поисками. У него был необходимый опыт. Владимир Александрович расследовал каждую главу, и по всем главам книги он нашел прототипы людей, которые там описаны. Он нашел их настоящие имена и фамилии, обстоятельства, нашел описанные там места, дома, лагеря. Эти обстоятельства были изменены, иногда больше, иногда меньше (в предисловии так и написано, что «изменены названия и имена»).
Сначала мы были уверены, что найдем отца Арсения, но в результате долгих поисков у нас создалась уверенность, что отец Арсений – это все-таки собирательный образ, который состоит из двух или трех людей. Но для нас было важно, что все эти события не придуманы, что все чудеса реально были, а книга была создана путем совмещения рассказов о двух или трех людях. Во многих рассказах сам «отец Арсений» никак не участвует. Просто было благословение собирать чудесные истории и рассказы, и все это записывать, а поданы они были так, как будто их рассказывали «на вечерах у о. Арсения».
Освящение кенотафа иеромонаха Арсения на кладбище Ростова Великого. В центре протоиерей Владимир Воробьев. Памятник был установлен по инициативе Веры Бутеневой, переводчицы книги «Отец Арсений» на английский язык. Проект памятного знака — сотрудник факультета Церковных художеств ПСТГУ Ариадны Вороновой
Попутчик из прошлого
Первые три части мы издали быстро, только немножко подредактировали. Потом мы просили Владимира Владимировича, который когда-то нам говорил, что есть еще много неизданных рассказов, найти эти рассказы и отдать нам, чтобы мы напечатали полный вариант. Он сказал, что ему надо их собрать среди духовных чад отца Арсения. Он их принес, и мы издали совершенно новые четвертую и пятую части. Мне пришлось их редактировать целиком, даже литературно, так как было очевидно, что они написаны старыми людьми из последних сил. Например, одни и те же фразы повторялись по несколько раз, трудно было в некоторых местах проследить логику автора.
Мне запомнилось одно свидетельство, связанное с главой книги, которая называется «Отъезд». В ней говорится о том, как отец Арсений возвращался после освобождения из лагеря и ехал в плацкартном вагоне в поезде. Вдруг он услышал, как молодая пара, вошедшая в вагон на остановке, разговаривает с проводницей. «Осторожней, здесь из лагеря, как бы не обворовали»,- сказала проводница. Молодой женский голос ответил: «Как их только выпускают! Расстреливать надо». Отец Арсений открыл глаза и увидел, что напротив него устраивается молодая пара. После издания книги, я вдруг получил письмо из Петербурга. Неизвестная мне старушка пишет: «В вашей книге «Отец Арсений» есть глава «Отъезд». Там описан такой случай (она цитирует). Так вот молодая жена из той пары – это я». Естественно, мы сразу поехали в Петербург, стали ее расспрашивать. И она подробно рассказала, как это было: «Услышав наш разговор, этот человек сел на койке и руками закрыл голову. Он был большого роста, и у него была большая голова. Мы поняли, что он все слышал, и нам стало очень стыдно. Муж спросил, как его зовут, – он сказал: Арсений. Лицо у него было замечательное. Муж попытался с ним разговориться, а потом попросил выйти с ним в тамбур. Там он дал Арсению денег и попросил у него прощения. Вскоре Арсений вышел из поезда».
Фото: сайт ПСТГУ (www.pstgu.ru)
Психология / Саморазвитие
Отец Арсений — православный святой
«Единственное, что может направить нас
к благородным мыслям и поступкам,
— это пример великих и нравственно чистых личностей»
Альберт Эйнштейн
«Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов» (Тал.. 6:2)
Любовь к Богу и ее проявление в виде любви к ближнему своему была основой жизни этой личности. В монашестве ему дали имя Арсений, что значит «мужественный». Его наставники знали, кому они дают имя.
В этой статье мы кратко представим вам путь духовного постижения мудрого православного старца отца Арсения (в миру — Петр Андреевич Стрельцов, известный искусствовед, годы жизни 1894-1975). Для полноты восприятия личности о. Арсения мы приводим воспоминания его духовных детей и людей, кому посчастливилось соприкоснуться с ним в жизни.
Начало
Петр был третьим ребенком в семье. Брат умер в два года, сестра — в четыре, и его мать, женщина высокой духовности и нравственности, когда он родился, дала обещание Богу вложить в него веру, правдивость и любовь к людям. Она считала себя ответственной перед Ним, ибо Он вручил ей человеческую душу.
По воспоминаниям о. Арсения: «Я, как все другие дети, играл, шалил, резвился, иногда и дрался, но мое внутреннее «я» было полностью проникнуто верой… Именно моя мать заложила в мою душу зерна веры, взрастила их, и я вошел в жизнь, стоя на твердом основании, с которого ничто не могло меня столкнуть».
Заложенные с детства качества характера помогают Петру блестяще учиться и досрочно, с золотой медалью, окончить классическую гимназию, а позже и университет, и тоже досрочно. Помимо учебы он интересуется древнерусским искусством. Со временем этот интерес усиливается и приводит к глубокому изучению православия. В 1916 году в его жизни происходит духовный перелом. Он все больше времени проводит в храмах и ищет духовника, отвечающего его внутреннему миру. Один известный московский священник советует ему поехать в Оптину пустынь, в которую очень трудно попасть под руководство старцев, но его принимают под наставление сразу двух старцев: о. Нектария и о. Анатолия. Духовное совершенствование в монастыре проходит непросто…
По воспоминаниям о. Арсения: «Старец в монастыре — твой отец, наставник, руководитель во всем, своей воли у тебя нет, есть полное отречение от твоего суетного «я». Не надо думать, что взаимоотношения с окружающими были безоблачными в монастыре. Приходя к старцу, раздавленный и угнетенный, хотел все рассказать, но он уже знал, да, все знал и по характеру твоего отношения к совершившемуся определял уровень твоего духовного совершенства или падения и поучал воспринимать случившееся с молитвой как волю Господню».
Два года продолжается духовное совершенствование в Оптиной пустыни, и в 1919 году, получив новое имя, уже иеромонах Арсений по благословению старцев начинает новый этап в своей жизни — служение в миру. Получив разрешение служить в московском приходском храме, он через некоторое время видит различия в духовной жизни в монастыре и в городском храме и остро ощущает два направления — Оптинского и того, что живет в то время в церковных приходских храмах, но ведущих к одной цели. Объединить их в одно и вложить в души людей любовь к Богу и любовь к ближнему своему как к самому себе — именно в этом иеромонах Арсений видит свое предназначение. И путь, который он выбирает, — это путь духовного наставника. Чтобы осуществить этот замысел в то время, требуется разрешение церковных иерархов. По воле случая происходит судьбоносная встреча с епископом Илларионом — приближенным Святейшего Патриарха, а позже и с самим Патриархом Тихоном, от которого он получает благословение идти избранным путем.
После благословения Патриарха иеромонах Арсений создает духовную общину при церкви, где он поначалу служит третьим священником. В 20-х годах ХХ века советская власть начинает активную борьбу с верующими и Церковью. Арестовывают настоятеля храма, и о. Арсений принимает руководство храмом на себя. Широкий кругозор и многогранность его личности привлекают в общину людей высокоинтеллектуальных и образованных, в основном интеллигенцию и учащихся ВУЗов, членов христианских студенческих кружков, людей из так называемых тогда «бывших». Всех о. Арсений учит главным ценностям, к которым стремится сам — Любви к Богу, которая проявляется в жизни как любовь к ближнему своему.
Преподобный Нектарий (Тихонов), старец Оптиной пустыни (1853 г-1205. 1928 г.)
Из воспоминаний: «…в общине были дворяне, богатые промышленники, купцы, даже князья из высшего общества со звонкими фамилиями, известными всему миру, их дети, но никто и никогда не выставлял превосходства своего происхождения, все были равны и могли выделяться только степенью духовного воспитания, послушания, углубленностью в молитву, добротой и любовью».
С 1928 года для о. Арсения и его духовной общины начинается время испытаний. В стране нарастают аресты священников и прихожан, ссылки, лагеря, массовое закрытие храмов и полная неуверенность каждого в завтрашнем дне. В конце декабря 1927 года, под самое Рождество Христово, о. Арсения арестовывают и высылают в Архангельскую область. После окончания ссылки он поселяется в ста километрах от Москвы в небольшом городке и изредка служит в сохранившейся церкви. Это дает возможность духовным детям приезжать к нему, но у всех чувство, что это временно: репрессии возрастают, усилия властей направлены на уничтожение Церкви, на полное истребление духовенства, осквернение и разрушение храмов.
В 1931 году — снова арест и вторая ссылка, на этот раз в Вологодскую область. В 1939 году — арест и кратковременные высылки в Сибирь, на Урал и потом — годовая ссылка в Архангельскую область. В конце 1940 года о. Арсений был заключен в «особый» лагерь, который называли «смертным» — мало кому удавалось выжить в таких условиях.
Лагерь
Даже в условиях жестокости и близости смерти в любой момент главным для о. Арсения продолжает оставаться Любовь к Богу. Благодаря этому он не просто выжил в лагере, а сумел обрести еще большую духовную силу, которую отдавал в помощь окружающим, наполняя их жизни верой в Бога, добротой и спокойствием.
Из воспоминаний: «Держался он одной молитвой. Знающим его казалось временами, что живет он не в лагере, а где-то далеко-далеко, в каком-то особом, одному ему известном, светлом мире. Бывало, работает, губы беззвучно шепчут слова молитвы, Святые Имена, и вдруг он радостно и как-то по-особенному светло улыбнется и станет каким-то озаренным, и чувствуется, что сразу прибавится в нем сила и бодрость. Но никогда это внутренне углубленное его состояние не мешало ему видеть трудности окружающих его людей и стремиться помочь им».
Люди верующие, общаясь с ним, видели, что душа о. Арсения как бы вечно пребывала на молитвенном служении в храме Божием, вечно стремилась раствориться в стремлении творить добро.
Оказывая помощь человеку, о. Арсений не размышлял, кто этот человек и как он отнесется к его помощи. Сначала заключенные думали, что он заискивает, ждет благодарности, потом стали называть его «блаженненьким», но постепенно большинство стало понимать его. Изменилось отношение к о. Арсению в бараке. Интеллигенция увидела в нем ученого, совместившего веру и знания. Бывшие коммунисты по поведению о. Арсения по-другому стали рассматривать веру и верующего, и многим из них верующий уже не казался «мракобесом».
Верующие видели в нем иерея или старца, достигшего духовного совершенства. Многие находили спокойствие и в какой-то мере примирялись с жизнью в лагере, наблюдая жизнь о. Арсения.
Уголовники защищали о. Арсения и относились к нему уважительно — по-своему, прибегали к его духовной помощи. Он не избегал и не сторонился их, как другие заключенные. Самое главное — о. Арсений никого не боялся.
Следование своему долгу, смирение перед Высшей волей и одновременно бесстрашие наделяли о. Арсения особой внутренней силой, которую чувствовали на себе все окружающие. Складывалось ощущение, что сам Бог защищает его и подчиняет пространство своей воле. Особенно это проявлялось в критических ситуациях, когда наиболее ярко проявлялись качества характера о. Арсения.
Спокойствие
В барак с очередным этапом пришли люди, настолько голодные и изможденные, что все решили: до утра доживут единицы. О. Арсений не мог этого допустить и, подойдя к тем, от кого зависело в большей мере происходящее в бараке — «серьезным», спокойно сказал, что нужно накормить прибывших и уложить спать на лежаки, которые находились у печей.
Преподобный Анатолий (Потапов), старец Оптиной пустыни (15. 02. 1855г.-12. 08. 1922 г.)
Не все согласились с этим. Но тихо и спокойно произнесенные им слова: «Давайте быстрее», — подействовали. «Серьезные» молча поднялись и пошли перекладывать людей, первыми достали и положили на стол то, что у них было из еды. В результате люди были спасены. Очевидцев поразила сосредоточенность и спокойствие о. Арсения, когда он это сказал, — сказал людям, у которых, казалось, ничего не было за душой, а выполнять стали, словно приказ получили.
Вера
Однажды, вступившись за прибывшего молодого парнишку, он выбил нож из рук уголовника Карего и просто оттолкнул его. Карий упал и сильно разбил лицо о тумбочку. Свои расценили это как проявление смелости и не тронули о. Арсения. Однако обозлившийся уголовник донес лагерному начальству о том, что была якобы драка между о. Арсением и спасенным. Наказание для обоих было равно смерти — заключение в тридцатиградусный мороз в карцер, обитый голым железом. Прошло двое суток — о. Арсений и Алексей, так звали спасенного, были живы и не просто живы — их тела были теплыми, что казалось невероятным. Алексей стал свидетелем чуда: пребывая все это время в каком-то ином измерении благодаря горячей молитве о. Арсения, он был спасен вместе со своим будущим духовным отцом. О. Арсений стал для Алексея «путеводной звездой», примером в жизни, и, когда закончился его срок в лагере, он посвятил свою жизнь Богу, став православным священником.
Бесстрашие
При конвоировании из одного лагеря в другой о. Арсений не побоялся выйти из строя под риском расстрела на месте и помочь подняться обессилевшему и замерзающему заключенному, который упал и не мог больше идти. Пораженные таким отношением человека к собственной жизни, конвоиры не только не расстреляли о. Арсения, а проявили со своей стороны участие в спасении замерзающего. Они достали спирт из фляги и влили внутрь терявшему последние силы заключенному, что вернуло его к жизни.
Сострадание
Вор-рецидивист Серый, которого боялся весь барак, смертельно заболел и озлобился на мир из-за сильных болей и скорой смерти. О. Арсений стал за ним ухаживать, проявляя глубокое сострадание к его душе, и молиться за него. Серый поначалу подозревал о. Арсения в корыстных побуждениях, но вскоре увидел его истинные намерения облегчить его страдания. Внутренний свет и доброта, исходившие от о. Арсения, понемногу наполняли душу Серого, растворяя жестокость и злобу. Он чувствовал, как боли покидают тело, когда о. Арсений находится рядом. Серый, не веривший в Бога всю сознательную жизнь, изменился и перед смертью попросил у о. Арсения отпущения грехов.
В окружавшей унылой и гнетущей действительности о. Арсений стремился внести спокойствие в жизнь каждого, с кем встречался, и облегчить страдания. В любой ситуации, видя Бога за всем происходящим, он помогал ближнему молитвой за него и конкретными делами, часто требующими самопожертвования. Отказываясь от собственных нужд ради блага и спасения ближнего, кто бы он ни был, отдавая последнее, он не ожидал в ответ благодарности.
Даже надзиратели и начальство лагеря чувствовали на себе его духовную силу, внутреннее спокойствие и бескорыстие. Долгих 18 лет находился в «особом» о. Арсений. Люди, которые проживали в такой обстановке больше 2-3 лет, уже считались «долгожителями».
Несколько раз за время заключения его выводили на расстрел, который, казалось, был неминуем, но всегда в последнюю минуту по разным причинам возвращали в барак. Видимо, Бог хранил его для будущих дел. Прошло много времени, пока в стране наступили изменения, позволившие освободить людей, пострадавших за свою веру.
Старец
В 1958 году, после освобождения из лагеря, о. Арсений поселился в Ростове Великом в Ярославской области. Первые месяцы он жил уединенно, но скоро отправил несколько писем своим духовным детям, с которыми не было связи 18 лет, и никто из них не знал, жив ли о. Арсений. После этого духовная семья вновь стала собираться. В Ростов приезжали старые и новые духовные дети со всех уголков Советского Союза, все, кто так нуждался в его духовном опыте. Это были абсолютно разные люди — как по социальному положению, так и по возрасту.
Из воспоминаний: «Кого только ни приходилось встречать в доме, где он жил: убеленного сединами академика, отставного генерала, члена-корреспондента, колхозника, докторов медицины или других наук, рабочего, известного психиатра, бывшего партийного работника, воров в законе, порвавших с преступным миром под влиянием о. Арсения, и даже работников органов и разведки, ранее находившихся в лагерях, а сейчас восстановленных в своих правах и ставших верующими. Иногда внезапно на один день приезжали правящие владыки, одетые в гражданскую одежду, а владыки, находившиеся на покое, жили неделями».
Оптина, пустынь. XIX век
По подсчетам его духовных детей, каждый год к о. Арсению приезжало около 350-380 человек.
Его жизнь ежедневно была наполнена служением на благо других. Вставал о. Арсений в 6 утра, ложился в 12 ночи. Каждый день совершал богослужение, исповедовал и беседовал с приезжающими. Разницы между большими и малыми делами, грехами, помыслами, с которыми шли к нему, о. Арсений не делал, он все внимательно выслушивал и давал советы. Помощь людям в любой форме была основой его жизни. По первому зову он ехал куда угодно, лишь бы помочь, отдавая все, что имел. Куда бы он ни ехал или ни шел, он всегда молился.
Он стал для всех старцем, как бы живущим в скиту, к которому приезжали получить совет, наставление, сложить груз грехов, тяготивших душу, очиститься, чтобы потом вернуться в мир и постепенно расходовать полученную благодать, затем снова приехать для очищения.
Из воспоминаний: «Простым сказанным словом он сразу давал понять, что уже понял пришедшего, понял, зачем он пришел, проник в его духовный мир, знает тревоги, беды и охватившее его духовное смятение. Пришедший мгновенно сближался с ним, не стесняясь и не боясь открывал свою сокровенную греховную тайну. Слово было соединено с сердечной молитвой к Богу и любовью к пришедшему».
Он стремился быть информированным в разных сферах жизни, потому что считал, что его ответы на вопросы студентов, рабочих, профессоров должны быть понятны им, а слова «вера», «Бог» не должны для них звучать как анахронизм или полуответ.
Многие удивлялись феноменальной памяти о. Арсения. Бывало, человек исповедовался у него десять-пятнадцать лет тому назад и, конечно, полностью забывал, что тогда говорил, а о. Арсений вдруг вспоминал большой отрывок из той исповеди. Это одновременно пугало и удивляло исповедующегося.
Пустых разговоров, «перемывания костей», осуждения любого человека и особенно священнослужителей о. Арсений не переносил, также как и недоброжелательности, сплетен и ссор между своими духовными детьми, старался примирить их и выяснить причину конфликта.
Все, кто встречался с о. Арсением, неизбежно подмечали его особую прозорливость. Сам же он не любил, когда об этом говорили, и считал эту способность приобретенной благодаря своему духовному общению. Он вообще не любил, когда говорили о его заслугах, но что действительно доставляло ему радость — так это слушать, как другие пришли к Богу.
Благодаря его молитвам происходили чудесные исцеления тяжелобольных, которым медицина не могла уже ничем помочь. Иногда для спасения приходилось срочно уезжать в другой город и молиться у постели больного по несколько часов кряду несколько раз в день, а иногда и несколько дней. Но он забывал о себе всегда, когда требовалась его помощь, а требовалась она постоянно.
О наставлениях
О чем же говорил о. Арсений с людьми, которые к нему обращались за помощью и советом? Прежде всего, о необходимости отказа от собственного «я», о всепрощении, о любви к Богу и служению ближнему своему. Но главное — что он говорил, соизмеряя способность человека услышать его, проникая в его истинную суть. Он обращался к душе человека. О. Арсений не был многословен, старался в сжатой, но четко обрисованной форме передать свою мысль. О чем бы и с кем бы он ни говорил, он был доброжелателен, человек всегда чувствовал внутреннюю доброту и тепло сказанных слов.
Из воспоминаний
«Будьте с людьми, помогайте им, кем бы они ни были — сослуживцы, знакомые, родные, — всем помогайте, и окружающие поймут, что такое христианин и придут к Церкви, к Богу».
«Почему вам всем трудно? Каждый видит только себя и ни на одно мгновение не хочет встать на позицию другого».
«Он вошел в мое внутреннее «я», мой духовный мир и читал скопившиеся во мне за долгие годы наслоения. Я слушал и видел себя, видел бездну совершенных ошибок, не исправленных и пропитавших все мое существо. Он говорил о людях, с которыми не сложилось взаимопонимание, называл их имена, показывал их взгляд на сложившуюся обстановку, говорил от имени этих людей, словно зная их…
Если бы я, психиатр, знал психику и духовный мир больного подобно о. Арсению, то думаю, большинство моих больных давно бы выздоровели. Но чтобы стать человеком, подобным о. Арсению, нужна постоянная молитва, устремленная к Богу, и всепоглощающая любовь — соединение этих двух начал создает подвижника, молитвенника, старца». Это последнее воспоминание дает представление о том, насколько глубоко мог познать внутренний мир человека о. Арсений и исцелить душу, показав ему самого себя.
Даже в то время, когда он тяжело болел сам и ему оставалось жить совсем немного, несмотря на многочисленные заботы окружающих его, о. Арсений не думал о себе, а следовал избранному пути: молился за других, исповедовал, наставлял. Он помогал людям именно так, как сказано в Евангелии, неся тяготы человеческие, исполняя Закон Христов.
Таким остался в воспоминаниях людей мудрый православный старец о. Арсений — в служении Богу, отдавая свою жизнь на благо других.
Эта статья написана благодаря воспоминаниям духовных детей о. Арсения. Впоследствии на основе этих воспоминаний была издана книга об этой великой личности и душе — «Отец Арсений», которую мы вам рекомендуем прочитать.
Илья Лисин
При подготовке использовались материалы из книги «Отец Арсений», издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2009; ООО «Издательство «Отчий дом», 2009.
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О ЖИЗНИ ОТЦА АРСЕНИЯ
Отец Арсений родился в Москве в 1894 г. В 1911 г. окончил гимназию и поступил на историко-филологический факультет Московского Императорского Университета. В 1916 г. окончил университет, болел эндокардитом более восьми месяцев. В это время он написал свои первые работы по искусству – древнему русскому зодчеству. В начале 1917 г. после периода духовных исканий он уехал в Оптину пустынь, где был послушником двух старцев – Анатолия и Нектария. Здесь совершился его монашеский постриг, затем он был рукоположен в иеромонаха. В 1919 г. отец Арсений по благословению старцев вернулся в Москву и был определен третьим священником в один из Московских храмов. Для этого понадобилось специальное разрешение св. Патриарха Тихона, т.к. служение иеромонахов на приходах обычно не допускалось. В начале 1921 г. о. Арсений стал вторым священником, а в конце 1921 г., когда настоятель храма отец Павел был переведен и вскоре арестован, настоятелем стал отец Арсений. За восемь лет служения он собрал в своем храме значительную общину, для которой стал любимым пастырем и духовником. В 1927 г. в конце декабря отец Арсений был первый раз арестован и выслан в Архангельскую область на два года. После окончания срока ссылки отец Арсений служил в подмосковном храме (за пределами стокилометровой зоны). В 1931 г. – опять был арестован и сослан в Вологодскую область на пять лет. Теперь отец Арсений получил разрешение жить в Вологодской, Архангельской и Владимирской областях. Служить в храме было нельзя, служил дома. Несколько раз тайно приезжал в Москву, встречался с владыкой Афанасием (Сахаровым), просил его рукоположить нескольких своих духовных чад в священный сан, на что получил согласие владыки Афанасия. Тайно окормлял свою духовную общину. Затем – третий арест в 1939 г., новая ссылка в Сибирь, потом – на Урал. Около года отец Арсений пробыл в ссылке в с. Троицкое Архангельской обл. В мае 1940 г. – был вновь арестован и заключен в Уральский лагерь. В марте 1941 г. переведен в лагерь усиленного режима, переписка и приезды духовных чад почти прекратились, а в 1942 г. – в лагерь особого режима, где переписка и посещения окончательно были запрещены. Только весной 1958 г. отец Арсений был освобожден из лагеря особого режима и поселился в г. Ростове Великом у Надежды Петровны. Скончался отец Арсений в 1975 г. и был погребен на кладбище г. Ростова. На могиле его был положен гранитный камень с надписью:
Отец Арсений
Потом этот камень исчез; в каком состоянии и где находится могила, теперь неизвестно, т. к. все, кто ухаживал за нею, уже скончались.
Текст приводится по изданию:
Отец Арсений. Под редакций протоиерея Владимира Воробьева. Издание четвертое, дополненное. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000. – 784 с.; илл.
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
Книга «Отец Арсений» — история истинного исповедника
Много написано о годах репрессий, но мало мы знаем о том, как в лагерях, на этапах и допросах жили и выживали, а часто, к несчастью, и погибали люди глубокой веры. «Не забыть, а рассказать должны мы об этих страдальцах, это наш долг перед Богом и людьми», — сказано в предисловии к книге «Отец Арсений». В ней как раз и рассказано о жизни одного такого страдальца, истинного исповедника и Учителя.
Книга представляет собой сборник воспоминаний, писем и рассказов духовных чад отца Арсения о его жизненном пути, случаях из его жизни и служения, их встречах с ним и об их собственной жизни. В некоторых главах отец Арсений не участвует, а истории поданы так, будто их с благословения подвижника собирали, а потом рассказывали «на вечерах у отца Арсения».
До сих пор остается загадкой, кем на самом деле был отец Арсений. Некоторые считали, что это был реальный человек, только звали его иначе. В предисловии к книге сказано: «для удобства изложения воспоминаний некоторые события сдвинуты во времени, переменены названия мест и имен почти всех участников». Проводились поиски, были установлены настоящие имена и фамилии людей, описанных в книге, найдены дома, лагеря и места, где происходили события. Однако установить личность отца Арсения не удалось, и укоренилось мнение, что это образ собирательный, а прототипами послужили несколько человек.
Книга подвергалась и критике за недостаточную документальность, за недостоверность. Говорили и о том, что это выдумка, фальшивка. Но, то, что книга создана путем совмещения рассказов о двух или трех людях, не означает, что события в ней вымышлены. Все это действительно происходило, все описанные чудеса совершались на самом деле, и рассказано о них было реальными людьми.
Сама по себе книга «Отец Арсений» является настоящим историческим документом еще и потому, что была создана и издана еще в 1975 году в самиздате и распространялась подпольно. Только в 1993 году книга вышла в издательстве при Православном Свято-Тихоновском университете. С тех пор она не раз переиздавалась, была переведена на английский и греческий языки. Можно сказать, что книга «Отец Арсений» — это настоящий православный бестселлер.
Это не только историческое свидетельство о жизни подвижников в тяжелый период нашей истории, но и пример для верующих. Когда во время жизненных трудностей и неурядиц хочется сдаться и все бросить, стоит вспомнить, через какие испытания проходили такие люди, как отец Арсений: «страдали и умирали они за Веру свою, не отрекались от Бога и, умирая, не оставили Его, и Он не оставлял их».
Сборник: Отец Арсений
1234567…309 religion_orthodoxy religion_christianity religion_rel nonf_biography prose Сборник Отец Арсений
«Отец Арсений» – это сборник литературно обработанных свидетельств очевидцев о жизни современного исповедника – их духовного отца, а также их рассказы о своей жизни. Первые издания распространились по всей России и за ее пределами и сделали книгу «Отец Арсений» одной из самых любимых в православном мире. Книга переведена и издана на английском и греческом языках. Она явила образ святого, внутренне тождественный православной святости всех времен, но имеющего неповторимые черты подвижника нового времени. В новом издании впервые печатается пятая часть «Возлюби ближнего своего», переданная издателям после выхода в свет предыдущих изданий.
ru ru Игорь Грушин FictionBook Editor Release 2.6.4 06 января 2006 г. http://www.pravbeseda.ru/library/ C9B71794-98A8-4248-9DD6-15274AC8F867 2.1
v.2.1 — исправления /Maximus/.
Отец Арсений. Под редакций протоиерея Владимира Воробьева. Издание четвертое, дополненное. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000. – 784 с.; илл. Вычитка : Игорь Грушин
Посвящается памяти новых мучеников и исповедников российских
«Друг друга тяготы носите,
и тако исполните закон Христов»
(Гал. 6; 2)
Можно умереть,
но остаться жить для людей,
и можно остаться жить,
но быть погибшим.
ОТЕЦ АРСЕНИЙ
«Отец Арсений» – это сборник литературно обработанных свидетельств очевидцев о жизни современного исповедника – их духовного отца, а также их рассказы о своей жизни. Первые издания распространились по всей России и за ее пределами и сделали книгу «Отец Арсений» одной из самых любимых в православном мире. Книга переведена и издана на английском и греческом языках. Она явила образ святого, внутренне тождественный православной святости всех времен, но имеющего неповторимые черты подвижника нового времени. В новом издании впервые печатается пятая часть «Возлюби ближнего своего», переданная издателям после выхода в свет предыдущих изданий.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ
После первого издания книги «Отец Арсений» прошло семь лет. За это время она неоднократно переиздавалась на русском языке, три раза – на греческом, на английском, готовятся издания и на других языках. Ее благотворное влияние на души наших современников огромно, многие благодаря этой книге обрели христианскую веру.
Но нашлись и скептики, заявившие даже в печати, что книга «Отец Арсений» – роман, главный герой которого является собирательным образом, а рассказы, из которых он состоит, – художественный вымысел. Эти попущенные Промыслом Божиим сомнения побудили человека, лично знавшего отца Арсения, Владимира Владимировича Быкова, написать свои воспоминания, помещенные в настоящем издании в качестве Послесловия.
Отец Арсений в последние годы жизни постоянно благословлял своих духовных чад записывать рассказы приезжавших к нему и свои собственные воспоминания, повествующие о том, как Бог помог обрести веру и пройти жизненный путь. Старец высказывал уверенность в том, что со временем эти записи помогут другим людям найти Бога, и выражал желание, чтобы будущий сборник был назван «Путь к вере». С таким названием была напечатана четвертая часть в третьем издании книги, выпущенном в 1998 г. Материалы четвертой части были собраны и переданы в Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт В. В. Быковым. Но Владимир Владимирович сообщил, что есть еще воспоминания, которые авторы или их потомки пока что не давали для опубликования. В ответ на наши усиленные просьбы Владимир Владимирович снова стал настойчиво уговаривать владельцев драгоценных рукописей передать их для нового издания. Так появилась пятая часть книги, названная нами «Возлюби ближнего своего». Она содержит шестнадцать неизданных прежде рассказов духовных детей отца Арсения, его солагерников и его собственных. В них находится много новых сведений о жизни о. Арсения, появляются подлинные имена близких к нему людей (А. Ф. Батурина, А. Ф. Берг, Юрий и Кира Бахмат и др.). Впервые издаваемые тексты сообщают нам о поездках отца Арсения к епископу Афанасию (Сахарову), о его связи с протоиереем Сергием Орловым (в тайном постриге – иеромонах Серафим), с протоиереем Александром Толгским, протоиереем Всеволодом Шпиллером. Оказывается, целый ряд хорошо известных нам людей, теперь уже почивших, близко знали отца Арсения и тайно общались с ним (Д. И. Мелихов, Т. Н. Каменева, Л. А. Дилигенская и др.). Нас не должна удивлять такая искусная и строгая конспирация – в новых воспоминаниях рассказывается, как жила духовная община отца Арсения в годы гонений и в последний период его жизни в Ростове Великом, как училась беречь свою тайну. Эта тайна и теперь еще не полностью открылась – мы не знаем подлинного мирского имени отца Арсения, не нашли названия храма, где он служил в Москве. Но мы благодарим Бога за благодатный дар приобщения к великому пастырскому подвигу замечательного старца и дивного чудотворца, столь близкого к нам по времени.
Лови Книгу .ру
Предисловие к четвертому изданию
После первого издания книги Отец Арсений прошло семь лет. За это время она неоднократно переиздавалась на русском языке, три раза на греческом, на английском, готовятся издания и на других языках. Ее благотворное влияние на души наших современников огромно, многие благодаря этой книге обрели христианскую веру.
Но нашлись и скептики, заявившие даже в печати, что книга Отец Арсений роман, главный герой которого является собирательным образом, а рассказы, из которых он состоит, художественный вымысел. Эти попущенные Промыслом Божиим сомнения побудили человека, лично знавшего отца Арсения, Владимира Владимировича Быкова, написать свои воспоминания, помещенные в настоящем издании в качестве Послесловия.
Отец Арсений в последние годы жизни постоянно благословлял своих духовных чад записывать рассказы приезжавших к нему и свои собственные воспоминания, повествующие о том, как Бог помог обрести веру и пройти жизненный путь. Старец высказывал уверенность в том, что со временем эти записи помогут другим людям найти Бога, и выражал желание, чтобы будущий сборник был назван Путь к вере. С таким названием была напечатана четвертая часть в третьем издании книги, выпущенном в 1998 г. Материалы четвертой части были собраны и переданы в Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт В. В. Быковым. Но Владимир Владимирович сообщил, что есть еще воспоминания, которые авторы или их потомки пока что не давали для опубликования. В ответ на наши усиленные просьбы Владимир Владимирович снова стал настойчиво уговаривать владельцев драгоценных рукописей передать их для нового издания. Так появилась пятая часть книги, названная нами Возлюби ближнего своего. Она содержит шестнадцать неизданных прежде рассказов духовных детей отца Арсения, его солагерников и его