Содержание
Почему священники толстеют на самом деле
В этой статье расскажу о трёх причинах, почему священники толстеют. Здесь есть диетологи? 🙂
Это фотошлёп, не пугайтесь!
Причина первая
Образ жизни. Священник встаёт рано утром, есть нельзя. Пить тоже. Он едет на службу, служит. Причащается. После причастия на голодный желудок должен «потребить Дары», то есть съесть то, что осталось в Чаше после причащения людей. Хотя это уже Тело и Кровь Христовы, у них сохраняются свойства вина и хлеба.
По объёму это примерно стакан вина и 100 граммов дрожжевого хлеба. Чтобы замыть чашу, нужно несколько раз обдать её кипятком и это тоже выпить. По моим подсчётам получается примерно пол литра жидкости.
Дальше священник идёт на завтрак-обед. Желудок полный, а нужно кушать. Тем более следующий раз еда — только поздно вечером — дома.
После обеда кто-то едет по требам, кто-то может поспать. Чаще всего нужно идти крестить, отпевать, освящать. Приползает священник домой, и ужинает. ДО: очень голодный. ПОСЛЕ: объелся.
Итого: два раза за день после сильного голода плотно покушал. Конечно, есть священники, которые без машины — они много ходят или на велике. Есть, которые ну совсем не могут потолстеть, организм так устроен. Есть с сильной волей и стараются себя ограничивать в еде. Есть, кто служит не каждый день. Но не над всеми звёзды так удачно сходятся. В любой момент может нарушиться обмен веществ и всё.
Причина вторая
На днях была родительская суббота. Примерно такие продукты принесли и в наш храм. Давайте, не осуждая никого, разберём, что несёт священник домой, чтобы помянуть усопших.
Родительская суббота в небольшом храме
Конечно, бывает всякое. И мёд жертвуют на Медовый Спас, и яблоки на Яблочный. Бывают и фрукты, и овощи. Но чаще всего — это сладкое! Конфеты, пряники, печенье, вафли. Сладости — это 50% того, что приносят люди. Часто жертвую хлеб. Дальше идут крупы. Потом уже фрукты и какие-нибудь деликатесы.
Последнее время почти ничего домой не беру. Во-первых, продукты уходят на трапезу в воскресенье. Храм небольшой, приглашаем всех прихожан. Во-вторых, делюсь продуктами с теми, кто помогает на приходе В-третьих, мои дети уже стоят на учёте у гастроэнтеролога, который запретил им есть так много сладкого.
Видимо, прихожане рассуждают так:
Всё остальное принесут все остальные. А я порадую батюшку, принесу ему что-нибудь сладенькое, путь деток порадует!
Священник перед рукоположением давал клятву ничего не вымогать и «довольствоваться доброхотным подаянием прихожан». И я за всё благодарю! Но физически не могу съесть столько сладкого, вы меня простите!
Напишите в комментариях, стоит ли напечатать список продуктов, которые «более желательны» и список «менее желательных»? Или это некрасиво будет со стороны священника?
Третья причина
Эту причину дописываю благодаря комментариям. Действительно, в году 200 постных дней. Если вместо мясного и молочного человек ест картошку и мучное, часто толстеет.
Все священники — толстые, потому что много едят?>
…все священники — толстые, потому что много едят. И не случайно словосочетание «пузатый поп» бытует в народе с давних пор.
Чем шире обобщение, тем более оно неверно. Среди священников соотношение толстых и худых примерно такое же, как и среди всех прочих мужчин среднего и пожилого возраста.
…купола православных храмов покрыты толстым слоем золота. Какое-то бессмысленное расточительство — в угоду традиции крыть храмы драгоценным металлом, когда сегодня придумано множество материалов, похожих на золото, но куда менее дорогих.
Про толстый слой — неправда. Традиционно купола действительно золотят. Но используется для этого очень тонкая фольга толщиной всего 0,00001 мм. А еще сегодня вместо золота для покрытия куполов часто используется нержавеющая сталь с напылением нитрида титана.
…церковные каноны запрещают женщинам носить брюки. Однако во всем мире женщины давным-давно уже их носят, они стали традиционным предметом женского гардероба. И лишь православные, руководствуясь канонами тысячелетней давности, отказывают женщинам в праве носить эту удобную и практичную одежду.
О брюках ни в одном из церковных канонов нет ни слова. Есть строгий запрет на ношение одежды, традиционно принадлежащей другому полу. Но здесь речь идет не о собственно гардеробе, а о сексуальном позиционировании человека, который через определенные предметы одежды демонстрирует свою ориентацию. Именно об этом в Библии сказано: На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие (Втор 22:5).
…Церковь учит, будто жениться без венчания — грех, а все невенчанные семейные пары на самом деле живут не в браке, а в блудном сожительстве. И дети, которые рождаются в таком сожительстве, являются незаконнорожденными. И вообще, невенчанный брак с точки зрения Церкви — мерзость перед Богом.
С точки зрения Церкви любой зарегистрированный обществом или государством брак — не грех, а исполнение благословения Божия. Венчание же — это церковное таинство, которое совершается лишь над вступающими в брак членами Церкви. В социальной концепции Русской Православной Церкви прямо говорится, что Церковь с уважением относится к гражданскому браку (не путать с сожительством), зарегистрированному в государственных органах.
…евреи распяли Христа, и вообще они — самый «антихристианский» народ на Земле.
Вообще-то Христа распяли римские воины. А вот отдали Его на распятие действительно еврейские первосвященники. Но евреями также были и все апостолы, и жены-мироносицы, и Пресвятая Богородица.
…свечи в храме — суеверие. Ведь Богу не нужны стеариновые палочки с фитилем внутри. И просить у Творца мира всяческих благ в обмен на продукцию свечного заводика могут только очень наивные и недалекие люди.
Свечи в храме — наш вклад в церковную жизнь. Раньше христиане приносили с собой хлеб, вино и елей, необходимые для богослужения. Теперь же хлеб, вино, масло для лампад, облачения для священников, украшения для храма и все прочие культовые принадлежности покупаются на те деньги, которые мы жертвуем храму.
А свеча — лишь видимый знак этой жертвы.
Многие люди в своем сознании годами сохраняют, и даже некоторым образом культивируют, совершенно карикатурный образ толстого, неповоротливого и всегда сопящего православного священника, избыточный вес которого является логическим продолжением и реализацией всех его страстей. Читая комментарии как в печатной прессе, так и в сети, может даже создаться устойчивое впечатление о том, что единственное, чем поп`ы занимаются в своей жизни, так это жрут и отбирают у бедных, охмуренных прихожанок деньги. Причем не просто отбирают. А именно вымогают их, для чего всех шантажируют адскими муками, а также пугают до смерти Страшным судом. Понятно же: не будет денег – не будет за что жрать. Законченный образ такого “служителя культа”, наверняка, выглядит не просто гадко, а отвратительно. И, безусловно, кажется, что лучше уж сидеть дома, смотреть телек и плевать семечки, чем, не дай Бог, пойти в храм, где такому бездуховному чудищу придется целовать ручки.
Что можно здесь сказать? Прежде всего то, что у людей есть удивительное свойство сохранять в памяти плохое о других, и максимально быстро забывать собственные глупости и зло, которое мы сами им причиняем. Вот попробуйте написать двадцать примеров того, как вас “кинул” лучший друг, и двадцать случаев, когда он вас выручал, жертвуя личными интересами. И знаете что? Большинство из нас первый список напишут с легкостью и даже с определенным наслаждением. А вот второй написать будет гораздо сложнее. Да-да! Конечно! Именно вы не такие как все, вы – исключение из правил.
Тот же самый пример – роль священников в нашей жизни. Мы почти не помним ничего доброго, что они для нас делают. По крайней мере, некоторые из них, или из нас. Зато наоборот: мы удивительно хорошо помним все пастырские осечки и грехи, точно в тетрисе – все хорошее уходит, а зло и негатив накапливается. Конечно, мы ожидаем от них особенного поведения, которое должно быть максимально безупречным. Все правильно. Беда лишь в том, что у нас самих всегда за пазухой две пары весов. Одними мы взвешиваем себя, а другими – всех остальных. В любом случае – мы всегда хитрим.
А теперь, собственно, о весе. Понятно, что вес человека зависит от множества самых разных факторов. Все они, в конечном результате, сводятся к одному: особенностям конкретного организма усваивать или перерабатывать определенное количество жиров, белков и углеводов за некий промежуток времени. Есть множество худых людей, которые принимают поразительное количество пищи, не набирая веса, а есть толстяки, которые едят существенно меньше, но при этом выглядят гораздо хуже и вызывают если не отвращение, так сочувствие.
Безусловно, любая профессия, т.е. привычный человеку уклад, “стиль” жизни, формируют его внешний вид и состояние здоровья. Что касается священнослужителей, то стоит особо подчеркнуть, что существующие церковные каноны все-таки делают главный акцент на духовном состоянии человека, при этом почти игнорируя физическое. По крайней мере, в наше с вами время.
Так, собираясь служить Литургию, священнослужители не могут вкушать пищи, даже чая, даже зеленого (с), с вечера предыдущего дня. То есть, уже один этот факт, с точки зрения диетологии и здравого смысла, откровенно ужасен. Человек может быть здоров, только когда кушает часто, но маленькими порциями. А теперь представьте себе, что любой священник не может есть часто по религиозным соображениям, и только 12 часов не ест (даже капельки воды) уже перед богослужением (например, если утром служба на 9:00, а последний ужин около 21.00)! Теперь добавьте к этому сами богослужения, которые часто оканчиваются частными требами и продолжаются не один час. Нет ничего необычного в том, что первый раз в день священнослужители кушают уже в то время, когда остальные обедают или ужинают. Конечно, никто из нас при этом не считает себя героем. Это вполне обычное дело. Безусловно, такой совершенно неправильный и даже в некоторых случаях опасный режим дня имеет свои последствия. Если человек не совсем здоров или имеет генетическую склонность к полноте, со временем это становится заметно и прихожанам.
Кроме этого, православный пост – это больше 200 дней в году. То есть, именно такой срок всякий порядочный и “верующий” священник не может употреблять более калорийную пищу, например, мясо, рыбу или молоко. Зато ему можно картофель и различные каши. Умножьте это все на 200 дней, и вы наверняка сами все поймете.
Конечно, в нашем мире живет огромное количество толстяков, и далеко не все они – служители церкви. Но наверняка стоит сказать и о том, что достаточное количество людей, в том числе и христиан, действительно слишком много едят и мало двигаются, толстея не из-за канонов, а из-за собственных страстей. Например, потому, что не умеют себя сдерживать и не имеют сил сопротивляться утонченным яствам и напиткам. Особенно, если поводов выпить и хорошо покушать (читайте праздников) очень много – чуть ли не каждый день.
В любом случае, очень правильно и по-христиански не осуждать человека, а пожалеть его. Тем более, понимая, что ожирение – это болезнь, в которой нет ничего смешного. Для верующего это не только физическая, телесная болезнь, но, в первую очередь, душевная и духовная. Вот почему даже самая коротенькая молитва за толстяка принесет гораздо больше самого искреннего и веселого смеха. Причем не только ему, но и вам лично. Спасибо за внимание.
Знайшли помилку – виділіть фрагмент та натисніть Ctrl+Enter. Якщо хочете допомогти проекту – натисніть це посилання.
Почему православные священники полные?
Люди, особенно невоцерковленные, часто задают вопрос: почему священники толстые?
Они всем приказывают поститься, а сами постоянно хватаются за ручку холодильника? Каковы причины полноты священнослужителей и обязательно ли это имеет общее с чревоугодием — рассказывает протоиерей Олег Стеняев.
Стоит только увидеть полного священника, как человека начинает крутить мысленно:
1) он много ест;
2) наверняка любит сладкое;
3) видать, часто ему булочки от прихожан перепадают;
4) может, и постов не соблюдает.
Зачем думать глубже, если можно просто осудить: Вишь, как откормился!.
О причинах полноты священнослужителей рассказывает протоиерей Олег Стеняев.
«В свое время один молодой человек мне сказал: Вот как не посмотрю на католического священника — стройный, худой, а православные — все какие-то тучные, полные.
Но с чем это связанно? Вот как это объясняет отец Олег: «У католических священников евхаристический пост — один час. Они с утра встают, кушают, потом евхаристический пост один час, и они служат. А православный — натощак встает, идет служить, после Причастия запивает вином, потом требы, потом — молебны, потом он приходит в церковный дом. У него не было завтрака, он усталый, кушает, и первое желание после еды — лечь отдохнуть немножко». Понятно, что это не проходит бесследно.
Но с расписанием дня батюшки, с точки зрения медицины, бывает и хуже. Представьте себе такой день из жизни того самого толстого священника. Проснулся утром, молитвенное правило, потом Литургия, дальше всевозможные молебны, заупокойные службы. Потом возможные крестины-венчания-похороны, кто-то еще подбежит попросит: «Батюшка, квартиру / машину освяти». А иногда бывает еще и вечерняя.
И этот священник перед службой соблюдал евхаристический пост, не завтракал, часто не обедал, под вечер еле-еле добрался домой, весь уставший, обессиленный.
Поэтому вечером, когда врачи советуют есть что-нибудь совсем легкое, батюшка трапезничает впервые за целый день. И не исключено, что в ход идут те самые булочки с панихиды. Понятно, что от такого графика обмен веществ замедляется, а все съеденное на ужин не усваивается и откладывается в килограммы.
Ясно, что этот священник толстый не потому, что он страдает от чревоугодия, а от того, что заботясь и молясь о других, ему попросту некогда думать о своем здоровье.
Медики предупреждают: ко всему этому могут добавиться и серьезные проблемы со здоровьем. Начиная от гастритов, всевозможных заболеваний желудка, поджелудочной, кишечника, и заканчивая сахарным диабетом и сердечно-сосудистыми болезнями.
Но мы ведь не рентген, откуда нам видеть, что там внутри этого священнослужителя? Мы что, детективы, откуда нам знать, как проходит его жизнь? Зачем все это? Можно ведь просто, совсем не задумываясь, за лишние килограммы осудить полного священника. Это уже ведь почти общественная норма.
igumen_sergiy
ИГОРЬ ШАТРОВ: Наши блиц-интервью я решил начать с вопроса, который при желании можно отнести к разряду неприличных. Во всяком случае, воспитанные люди, как мне кажется, таких вопросов не задают. Но, прости Господи, я выступаю всего лишь транслятором, передатчиком тех вопросов, которые обсуждаются среди мирян. Вот недавно в одной популярной телепрограмме одного известного священника опять попрекнули его полнотой. Кого, как не отца Сергия, человека с достаточно большим весом, и спросить об этом, решил я. Итак, начнем.
В адрес священнослужителей часто звучат упреки в том, что у них лишний вес. Раз они такие, значит, страдают чревоугодием и уже по этой причине не имеют права нести мирянам слово Божье. Как вы объясните, почему у многих священников лишний вес?
ОТЕЦ СЕРГИЙ: Как известно, существуют профессиональные болезни. У священнослужителей это обусловлено особым образом жизни и соблюдением многочисленных постов. Как правило, это сердечно-сосудистые заболевания, сахарный диабет, варикоз, желудочные заболевания и т.д. Монашествующие обоих полов страдают болезнями репродуктивной системы. Среди священнослужителей не принято завтракать, а сразу обедать, вкушая пищу в полдень. Священник, совершающий Божественную Литургию, не имеет права ни есть, ни даже пить, начиная от полуночи до окончания Литургии, что бывает около полудни, почему другое название Литургии – Обедня. Посты, как правило, соблюдаются строго, а это 7 недель Великого поста весной, от 3 до 5 недель Петровского поста летом, 2 недели поста Успенского, 40 дней поста Рождественского. Постными днями являются также среда и пятница в течение всего года. Постами не вкушается так называемая скоромная пища, т.е. животного происхождения: мясо, молоко, яйца, а также продукты, в которые входят вышеназванные ингредиенты. Иногда в постные дни допустимо вкушение рыбы. Поскольку организм требует своего, отсутствие калорийной пищи восполняется большим количеством хлеба, выпечки, макарон, картошки, растительных жиров, что чаще всего вызывает склонность к полноте.
Священнослужители большей частью проводят свою жизнь, стоя на ногах перед Престолом, либо сидя. Физическим трудом занимаются немногие. Сидячий образ жизни с возрастом также располагает к полноте. Ходить же в фитнес-клубы, заниматься на тренажерах — не то, что грех, скорее — некогда, т.к. день и рабочая неделя священнослужителя не нормирована. Сельское духовенство до революции имело надел земли и большую часть своего дохода получало именно с него, т.е. священник с членами своей семьи сам своими руками обрабатывал ниву в свободное от Богослужений время. Поэтому до революции сельское духовенство отличалось стройностью и здоровьем. Оно составляло до 90% от общего числа духовенства. Ныне деревня разрушена, большинство приходов находится в городах. Очень часто, если приход и находится в деревне, священник живет в городе. Духовенства не хватает, поэтому есть практика окормления одним священником нескольких приходов, т.е. он по очереди объезжает свои приходы, порой на общественном транспорте.
В понятие поста также входит воздержание от супружеской жизни. Но в этой области правила Православной Церкви еще более строги. Супружеские отношения запрещаются не только постами, в ночь накануне постных дней среды и пятницы, но и в ночь накануне праздников, воскресных дней. А также накануне, в день Причастия Святых Христовых Таин и в последующую этому ночь, т.е. когда священнослужитель или диакон совершает Божественную Литургию, а это бывает несколько дней в неделю. Понятно, что воздержание от супружеской жизни оставляет неиспользованные калории, которые также как правило, располагают к полноте.
Что же касается меня – грешен: с детства люблю покушать. Только этой причиной объясняется моя полнота.
ИГОРЬ ШАТРОВ: Вывод, который сделал я для себя, получив этот ответ: священнический труд — это крест Господний, который еще не каждый и вынесет на себе, возможно, это наказание и за наши с вами грехи, грехи мирян. Ведь излишняя полнота — не в радость. Согласитесь?
Tags: Игорь Шатров, отец Сергий (Рыбко), полнота, пост, профессиональная болезнь
Доброго времени суток, пикабутяне. Начинал писать о своих увлечениях поповских, о полётах на дельтолётах, самолётах, паролётах, воздушных шарах; о замечательных лётчиках, конструкторах, инженерах, с которыми я знаком, но передумал.
Пришла такая мысль. Как-то в комментариях под моей писаниной меня укорили в том, что, мол, это на приходе ты командир и начальник, там тебя и слушать будут и в «рот заглядывать», а тут, уж извиняй, ты никто, обычный «юзер», посетитель данного ресурса и всё. Не помню подробностей.
Но ведь действительно, а кто я такой? Ну да, поп, ну да, на приходе некоторые иногда изредка прислушиваются к моим скудным советам. И действительно я привык. Привык к тому, что меня мало кто трогает, особенно народ. В основном всем… ну не наплевать, нет, как-то просто чисто по человечески уважают. Всё. Не спорят, не выясняют ничего, не ищут. Бывает конечно, но очень редко и очень мало. И я привык отвечать так же скудно и просто. А тут и на «ты» (как я позже выяснил — это норма), и матерком загнуть не скупятся, и всё в подробностях давай, и много-много всего прочего.
Хм, а ведь это как раз то, что нужно современному попу. Я, в принципе, давно ещё это заметил, когда при отсутствии средств к существованию, будучи уже в сане, работал на грузоперевозках на бывшем своём китайском грузовичке. Народ, кто вне Церкви, хотя и называют себя христианами, но живут отдельно от Неё («Я в храм хожу часто, только как не приду, вечно «Христос воскресе» поют»), часто хотят знать больше, чем рядовые прихожане. Даже вопросы, хоть и своеобразно, но глубокие задают.
Уверен, что полезно священнику общаться с такими людьми: видишь их боль, видишь их неведение или резкое отрицание того, что ты считаешь истиной; изредка даже видишь радость, но такую, обгрызанную, дырявую, но радость, называемую счастьем.
Вот и место, не Пикабу, а именно сам контингент, где применить себя, как священника. Смирить своё «высокое положение на приходе» на «никто.»
Как-то в одном фильме документальном о бывших священниках (смотрел, кажись, на Ютьюбе) запомнился мне такой момент: бывший поп рассуждал, что сейчас с ним не благосклонны, а вот, мол, посмотрел бы я на вас, зайди я к вам в рясе. А ведь да, лично я стараюсь всегда быть «при параде», почти всегда на мне ряса, крест, скуфья (шапка такая крестообразная), и ходят вокруг многие с блаженными лицами, улыбаются. Даже раз, я не специально, но нарушив слегка скоростной режим, обрызгал человека грязной водой из под колёс. Не заметил, луж ведь не было, а что вода в небольшой колее, не подумал. Остановился за поворотом, а он, открыв резко дверь, и, замахнувшись, хотел мне в репу съездить, но увидев кто перед ним, сказал только «будьте аккуратней на дороге». Может, съездил бы, да наука бы была.
Доблестные гаишники тоже часто попов отпускают, суеверие что ли у них, священников не трогать, не знаю. Даже когда прошу наказать по всей строгости, отказываются почему-то (не все — и это хорошо).
Да, всё же священнику нужно быть с народом, с верующим, не верующим, с инакомыслящим, с инаковерующим. Естественно не подстраиваться, но быть снисходительным к немощам. Так заповедал Христос. Любить.
Чем питается батюшка
В прошлом году в Великий Пост с дурным постоянством повторялась одна и та же история.
Супермаркет, продуктовый отдел. Мой супруг катит продуктовую тележку, которая радостно размахивает руками-ногами сидящих в ней детей, рядом переваливаюсь я с огромным девятимесячным пузом. И встречные покупатели считают своим долгом заглянуть – не бросить взгляд, а именно склониться или вытянуть шею – к нам в тележку с тем, чтобы далее испустить вздох, ухмыльнуться или открытым текстом напевно протянуть: «О, неплохо поститесь, батюшка!». Что-то в том же стиле пару раз не постеснялись высказать даже кассиры. В тележке, разумеется, горы молочных продуктов и мясной фарш.
Муж, нехотя вылезший из подрясника для поездки за покупками и перетаскивания пакетов, удивляется: «Ну почему бы им не подумать, что я бородатый байкер? Или эпатажный художник, а?». Да уж, действительно. Эта мысль, конечно, веселит, но осадок остается.
В нынешний Пост ничего не изменилось, разве что у меня нет пуза, а из продуктовой тележки видно на две руки больше. Но они, детские руки, по-прежнему не мешают общественности недоумевать по поводу наличия в тележке молока. Иногда я пытаюсь избавить окружающих от недоумений и самостоятельно добежать до ближайшего магазина за «молочкой», но супруг, увидев в дверях, как я играю в мешочницу, приходит в ужас: «Ты из-за человекоугодия хочешь здоровья лишиться? Кому нужно поглумиться, тот и к брюкве в моей авоське придерется. Под всех не подстроишься!»
Чаще всего в супермаркет муж вообще ездит один, со списком, чтобы не тащить туда детей в разгар всевозможных гриппов. Но составляя список, я все равно не могу отделаться от жалости к нему и Церкви, о которой многие желают судить по тому факту, что батюшка в Пост «ест» «Агушу». Пытаюсь во время прогулки проехать с детьми через рынок и загрузить «скандальными» продуктами багажник коляски: «Я ничего сама не тащила, в багажнике – не тяжело». Сын в коляске, конечно, просыпается и на обратном пути возмущенно орет…
Мне бы очень хотелось, чтобы описанная проблема была только моей – моей мнительностью и привычкой надумывать. Но — увы. Не так давно произошла история: в одно епархиальное управление поступила анонимная жалоба на священника, который «ходит в пост по злачным местам». Священник тот долго вспоминал, в каком таком злачном месте он успел оказаться. Вспомнил: водил в кафе накормить обедом беременную жену. «Не давайте повода ищущим повода»? Но многим священникам все-таки сложно ради сей благородной цели отпускать жену одну таскать продуктовые авоськи или ходить полдня голодной, невзирая на состояние здоровья.
Хотелось бы себя успокоить, что привычка шарить взглядом по тележкам характерна для узкой социальной группы и жестко привязана к культурному уровню. Однако наиболее едкие замечания отпускают как раз-таки люди, на вид весьма культурные и респектабельные. Детская радость «Аг-га, постнички, вот мы вас и раскусили!» — бьет ключом и у людей пожилых. Это, конечно, объяснимо: человеку, никогда не постившемуся, пост как форма воздержания кажется чем-то немыслимо сложным, и ему трудно поверить, что у священника, действительно, есть искушения и личные грехи, но пищевое воздержание для него – слишком мелкая тема, чтобы ей на полном серьезе искушаться.
И как быть? Отправляться в магазин с транспарантом: «Да, мы не садисты и не постим малолетних детей!»? Или: «Дорогие во Христе братия! Шарить по карманам и заглядывать в тележки – некультурно»? И в чем больший грех: слишком много думать: «Ах, что они все подумают?» — или невольно «соблазнять малых сих», готовых по любому поводу рисовать в воображении батюшку, сладострастно впивающегося зубами в тайно купленную куриную ногу? В конце концов, действительно жаль давать кому-то повод для соблазнов. Остается лишь надеяться, что те покупатели, которым хватает такта, заглянув в тележку, хотя бы не высказывать едкие комментарии (а таких тоже немало), просто искренне интересуются, чем же и им питаться в пост…
Автор текста и иллюстрации Елена Фетисова
Пастырь добрый полагает
жизнь свою за овец
(Ин. 10, 11)
Какая громадная общественная величина — хороший священник, такой священник, которым дорожит народ, как он дорожил отцом Иоанном Кронштадтским и тянулся к нему потому, что пастырь сам преследовал своей заботой, своей любовью души людские. «Сердце мое расширилось для вас» — эти великолепные и сильные слова Апостола (см: 2 Кор. 6, 11) приложимы ко всякому настоящему священнику — всякому, который не тщетно носит это имя.
Как необъятно назначение — стоять при человеке, при живой душе, в самые важные минуты существования. Человек родился из небытия — и священник погружает его в воду «во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Взрослый человек основывает семью с избранной девушкой — и вот опять: «Обручается раб Божий Иоанн рабе Божией Анне во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Священник владеет словами, которые он один имеет право произносить и которые обладают великою тайною силою: произнесет их — и совершится за Литургией страшное чудо пресуществления, и в Чаше, куда было влито вино, закипит Христова Кровь; не произнесет — и ничего не совершится.
Перед священником раскрыты все страшные тайны дел человеческих. И в исповеди он видит жизнь не такою, какою она кажется даже осведомленным людям, давно уже не строящим себе относительно ее никаких иллюзий, а какая она есть в действительности, в беспощадном и совершенном своем обнажении.
Известный петроградский священник, большой работник на ниве народной трезвости, рано умерший отец Александр Васильевич Рождественский рассказывал мне о впечатлении первой принятой им исповеди на первой неделе Великого поста: «В этих коротких признаниях, произносимых отрывистыми фразами, я наслушался таких ужасов о том, что люди делают втайне, что я еле верил этим признаниям. В голове у меня мутилось. Я еле держался на ногах, а когда пришел домой, я бросился, не раздеваясь, на кровать, закрыл глаза, зажал уши руками и долго громко стонал. Вся моя душа болела невыразимо перед этими обнаженными, сочащимися язвами жизни… Господи, до чего проедена насквозь грехом человеческая природа!»
И вот, накидывая на голову человека епитрахиль,— над всеми этими ужасами жизни, над людьми, которые тайно кого-нибудь убили, над детьми, живущими по-брачному со своими родителями, над опомнившимися богохульниками, клятвопреступниками, над всеми, грешившими по естеству и против естества,— священник имеет право произнести великие разрешительные слова: «ПРОЩАЮ И РАЗРЕШАЮ».
Вы только подумайте: умирает человек, и вторым зрением, которое является у умирающих, уже видит неизбежную и несомненную вечность. Какое томление, какое позднее раскаяние и какой страх! И в эти минуты, когда все вокруг испытывают ужас и смятение, спокоен и уверен один священник, с силою данных ему таинственных чудотворных слов. Опять звучит над столько раз прощенным и столько раз согрешившим человеком новое «прощаю и разрешаю» — и груз грехов летит бесследно в бездну, исчезает навсегда. И пусть говорят: «Что за лицемеры эти церковные христиане: каются и грешат, грешат и каются…». Да, грешат, потому что они люди, слабые люди, но никогда грехом не насладятся вполне; грешат — и в те же минуты покаянно вопиют к Богу, чувствуя, что созданы для высшего и лучшего, чем грех. И не ставят греха своего в закон.
В скорбный час отпевания, пред тем как близкие подойдут ко гробу «воздать последнее целование», прислушивались ли вы к этому новому торжественному всесовершенному разрешению души и полному зачеркиванию всех решительно долгов? И разве не значительны своею страшною властию и своими таинственными словами священники? И пусть некоторые из них относятся механически к своим обязанностям, но даже из целого их ряда блеснет вдруг яркой звездочкой убежденный человек и замолит, и разрешит, и пожалеет не только людей своего прихода, но и тех, о ком он никогда и не слыхал при жизни, людей, которых некому жалеть, людей, всеми отброшенных и презренных, и пожалеет их, и устроит их души.
В Москве среди верующих ходит такой рассказ из филаретовых времен. Был в одном приходе, где-то у Девичьего поля, «пьяненький» священник. Человек добрый, сердечный, но очень уж пьяненький, так что прихожане просили Митрополита избавить их от него. Просителями были люди, хорошо известные Митрополиту. Делать было нечего, определение об отстранении священника было составлено и уже положено Митрополитом на стол для подписи.
Ночью Митрополиту снился трижды один и тот же странный сон. (Митрополит придавал значение снам, и за несколько времени до его смерти ему снился отец его, произнесший: «Береги девятнадцатое число»,— Митрополит и умер девятнадцатого ноября). Он видел себя окруженным множеством несчастных, изнуренных людей, из которых некоторые имели вид кто удавленников, кто утопленников; все эти люди, наступая на него, громко кричали: «Оставь нам священника, он нам нужен!».
Рано утром Митрополит послал за тем священником и стал допытываться у него насчет его жизни. Тот сразу покаялся в своей слабости, о своей жизни отозвался, что у него в жизни нет ничего хорошего, и только после долгих уговоров Митрополита открыл ему, что имел обыкновение молиться о всех покойниках, о которых узнает, особенно же о людях, погибших несчастною смертью под рукою убийц, об утонувших и о наложивших на себя руки.
Митрополит, большой мистик, заключил из этого рассказа, что священник нужен всем этим людям, и рассказал ему свой сон. Все это произвело на священника такое влияние, что он совершенно расстался с вином и стал примерным батюшкой.
Пройдите когда-нибудь в подземный храм-усыпальницу Петербургского Иоанновского монастыря на Карповке, к могиле отца Иоанна Кронштадтского. Нет такой минуты, чтобы вы не нашли там людей, стоящих на коленях пред громадным надгробием белого мрамора и что-то шепчущих. Это все те же люди, которые при его жизни, когда он ездил по Петрограду из дома в дом и по всей России из города в город, бежали к нему, требуя молиться о себе, и он ради них хватался за ризу Христа, Которого воочию пред собою видел, и не выпускал ее из рук, пока не бывал услышан. И идут к нему, теснятся, потому что он был открыт для всех одинаково — и для человека, которого он знал десятки лет, и для того, кто, издалека приехав, подходил к нему на минуту — в первый и последний раз в своей жизни.
Да, такой священник, до которого всякому есть дело и которому до всех есть дело, такой священник есть большой, громадный человек, и его приход разрастается из одной церкви во весь город и из этого города порою во много разных городов и во всю страну.
Мне пришлось на днях слышать восторженный рассказ одного серьезного и авторитетного человека, крупного общественного деятеля, вместе с тем человека глубоко верующего, любящего Церковь. «Если бы вы знали,— сказал он,— какое необычное впечатление произвел на меня в Н. (и он назвал большой русский порт) тамошний портовый священник… Бы знаете, что я ездил туда на освящение новых кораблей, молебен служил портовый священник отец Иона». «Постойте,— прервал я рассказчика,— я о нем уже давно слыхал: он возится с подонками общества, ходит по ночлежкам. Мне уже лет десять назад люди из этого города говорили о нем как об очень замечательном священнике». «А если бы вы знали, как он служит!.. Кто из нас не отстаивал молебен в глубочайшем равнодушии, еле крестясь? Священники говорят слова, которых и не чувствуют, которые их и не интересуют, и мы поэтому тоже ничего не чувствуем. Надо вам сказать, что этого священника я заметил в первый раз, когда присутствовал в Н. на панихиде по одному из наших капитанов. Голос у него небольшой, но выразительный, а задушевность службы прямо поразительная. Так и чувствуешь, что этот человек видит Живого Бога, пред Ним предстоит. Во время нашего молебна у меня на глазах были слезы, и слезы были на глазах некоторых моих соседей, среди которых были и католики, и лютеране.
Вы знаете, что он делает? Когда подымается на море буря, он зовет причетника, чтобы открыть церковь, и молится на коленях Богу о плавающих на море».
«В нашем обществе,— вставил я,— при дальних и опасных рейсах по очень неспокойным морям почти не бывает несчастий; может быть, ради его молитв? Может быть, когда буря начинается ночью, он даже ночью встает и идет в Церковь, и на коленях промолится иногда целую ночь… Есть очень сильные по выразительности картины французских художников из жизни нормандских рыбаков. На берегу, о который яростно бьют волны, рыбачки молятся пред статуей Мадонны о спасении дорогих людей. А тут картина еще более захватывающая: яростные морские волны, на берегу — одинокая портовая церковь, в темноте — священник, вопиющий к Богу об избавлении от гибели незнакомых ему, плывущих в эти часы по бурному морю людей».
«Вы понимаете,— продолжал мой собеседник,— его жизнь, его взгляды отражаются в его внешности, интонации голоса. И как он на все смотрит просто! Когда я узнал об этих его ночных молитвах, я высказал ему мое радостное изумление. И мне показалось, что ему было бы приятнее, если бы никто о них ничего не знал. И с какой скромностью ответил он мне: «Ведь это моя паства, как же мне не молиться за них!».
А его воздействие на чернь порта, на это бесшабашное пьянствующее и драчливое население! Вы знаете, какое громадное значение для человека имеет то, чтобы у него была хоть одна какая-нибудь святыня за душой — что-нибудь светлое, во что он верит, чему поклоняется. Вот для них такой святыней является отец Иона. У них лица расцветают, когда они произносят его имя. И это потому, что среди всех людей, которые смотрят на них, как на диких зверей,— он один верит в искру Божию, теплящуюся под внешним и внутренним безобразием, и эту искру в них чтит. И они это чувствуют.
Нет… Вы не можете себе представить, до какой степени я счастлив, что узнал о таком человеке. А какие удивительные дела совершаются по его молитвам!»
Возможно ли в наши дни быть подобным священником? Да, возможно, и даже нужно, разве теперь меньше потребности в молитвенниках? Наоборот. Истомившийся народ ищет их. Но чем ярче горит в темноте ночи светильник, тем больше летят на него насекомые: для сердечного пастыря, жалеющего народ, умножаются опасности и скорби до предела.
«Ты что, братец, не служишь?» — спрашивает священника его друг по семинарии. «Да вот, видишь,— отвечает печально батюшка,— не возлюбил настоятель, говорит: “Ты уж очень горячо взялся, отдохни немного…”».
А как украшается жизнь такими священниками! Как поучительно для других горение их душ, их настроенность! Золото очищается в огне, пастырский крест светлеет, сияет в трудностях. А с какой благодарностью и восторгом будет вспоминать их имена история! И как печется о них Господь!
Молодая девушка горит желанием подвига. «Замуж? Да что вы! Если уж так судил Бог, то только за священника»,— и она готова быть там, где труднее путь, тяжелее долг, благороднее цель. Да, нужны теперь добрые священники, очень нужны, и они есть; нужны и верные им спутницы, и их немало у Матери Церкви Православной.
Что есть священник? — Великий труженик, подвижник. А добрый, сердечный священник — отец всех (1 Кор. 4, 15). Живая личность как абсолютная ценность — таковой она может считаться только при наличии веры и бессмертия. Священник-отец стоит за эту живую личность, он ее спасает, и в этом его счастье вечное. Аминь.
Архимандрит Тихон (Агриков)
Свт. Филарет (Дроздов) (1782–1867), митрополит Московский и Коломенский (Ред.).