Содержание
- ЕГОР ЛЕТОВ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ, ИЛИ ОБ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МИКСЕРАХ
- «Северный поток – 2» достроят благодаря коронавирусу
- «Я там, а вы — здесь. Счастливо оставаться»
- О музыке и о себе
- О «Гражданской Обороне»
- О вере и надежде
- Об альбоме «Сто лет одиночества»
- Об анархии
- BSA-Records: городской сумасшедший и психиатр на побегушках
- Фашист, коммунист, пидарас…
- «Как это было? Да это как Бог, сошёл с икон!» Концерт Егора Летова в Витебске 15 лет назад
- Егор Летов, не ставший аэропортом
- Что доказал Егор Летов? Ко дню памяти творца
- 1. Слава в обход
- 2. Звук
- 3. Голос
- 4. Слова
- 5. Игра всерьёз
- Смысл текста песни Егора Летова «Государство»
ЕГОР ЛЕТОВ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ, ИЛИ ОБ ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ МИКСЕРАХ
Творчество Игоря Федоровича Летова, лидера панк-группы Гражданская Оборона, достаточно просто вписывать в различные идеологические контексты. Летов, как культурный феномен, спокойно запускается в различные миски миксеров, запатентованных различными идеологическими течениями: начиная от анархистов и заканчивая либералами с националистами.
Давая описание политического и Егора Летова, описание, котороебережет эти сложные и непростые взаимоотношения, самомудескриптору важно не превратиться в миксер. Как избежать этого превращения? Надо отсекать ненужные вопросы.
Лишним вопросом, как мне представляется, является попытка определить, вписать, причем навсегда вписать Летова в какое-то идеологическое поле, навесить ярлык. Поэтому если кто-то надеется вычитатьв данной статье какой-то вердикт, то, увы, огорчу: вердикта не будет.
В тесте о том, кто такой Летов нет правильного ответа. A — анархист, B — коммунист, N — национал-большевик. Правильного ответа нет. Летов вне теста.
Что же я предлагаю? Ответ: осмыслять Летова следует со стороны, «через пни-канавы кувырком», с определения понятия политического;политического в различных изводах качественных прилагательных: левый, правый и тому подобное.
Может быть это не совсем ясно звучит и кому-то покажется, что в данном заходе нет никакого ухода от венчиков миксера. Однако уход есть, потому что речь не о присвоении Летова какой-либо идеологией, — разговор идет о веере возможностей, которые лежат в онтологических определениях политического: в правом, левом и крайнеправом изводе.
Для начала попробуем разобраться с политическим. Что это?
При ответе на этот вопрос нас с вами, как и французского социолога Раймона Арона в книге «Демократия и тоталитаризм», будут интересовать два словечка «полиси» и «политикс».
Полиси — это политическое управление. Такова политологическая конвенция. Политикс — это не что иное как политическое. И тут у академического сообщества, изучающего политику, начинаются битвы, как сказал бы Бурдье, за власть номинации.
Как определить политическое? Классической, но своеобычной, работой о политическом является работа немецкого правоведа, праворадикального мыслителя Карла Шмитта «Понятие политического», вышедшая в 1927 году.
Политическое Шмитта — это право на убийство врага.
С политически определенным врагом не запрещено производить совместные дела, но в какой-то момент — вдруг откуда ни возьмись! — будет принято решение (так называемый принцип децизиционизма), и «друзья» в один прекрасный день могут начать игру на полное уничтожение «врагов». Еще вчера вы пили чай со своими врагами и просили денег взаймы, а сегодня вы поливаете их кипятком.
Про политику в народе говорят, что это грязное дело. Про политическое Шмитта можно сказать, что это наигрязнейшее дело, пахнущее трупами и кровью. Политическое Шмитта, если быть более (полит)корректными, мы можем отождествить с конфликтом. Однако данная точка зрения не может претендовать на истину. В той же Германии был такой промышленник, министр иностранных дел, Вальтер Ратенау. Он говорил, что партнерство — вот что такое политическое, а никакая не вражда. По иронии судьбы Карл Шмитт пережил денацификацию, прожил почти сто лет, а Ратенау был убит террористической националистической организацией «Консул» задолго до прихода Гитлер к власти.
Подход Шмитта к политическому абсолютно претит либералам, сторонникам выборов и конкуренции. Давайте на секунду задумаемся, что такое институт выборов в либеральных демократиях? Это пространство символической борьбы. Как и спорт, политика — субститут реальной войны. В символической войне в первую очередь гибнут имиджи, а не люди. Напомню, что Шмитт, как и другой радикал Жорж Сорель, терпеть не мог парламентаризм. Почему? Потому что никто не отвечает за слова. Все заняты игрой в слова, греко-римской борьбой словами.
Иной подход к политическому у французского философа левого толка Жака Рансьера. Политическое у него состоит из двух частей — полиции (или полисии, пресловутого полиси) и политики. По Рансьеру, полиция и политика друг с дружкой конфликтуют. Если очень упростить, то речь идет о противостоянии системы и внесистемности. Как говорит Рансьер, «политика — не искусство управлять сообществами, это форма человеческого действия, основанного на разногласии, исключении из правил, согласно которым осуществляется сплочение человеческих групп и руководство ими». Или более конкретно: «Политика не есть осуществление власти».
Так что же такое политическое? Тут у нас два варианта: либо мыслить жестко, как Шмитт (политическое есть различение друга и врага, где враг всегда потенциально может быть уничтожен), другой вариант — либеральный, политика как битва символов, значений, война словесами и так далее. И еще такой специфический вариант, который дает Рансьер — противостояние системы и внесистемности.
Удивительно, но каждый из подходов может быть применен к феномену Летова. Хочу обратить внимание читателя на то, что я пока говорю только о творчестве, а не об активизме Летова.
Если мыслить как Шмитт, то вполне можно избыточность военной тематики Летова вписать в политическое: «переключить на черно-белый режим и убивать, убивать, убивать».
Не будем при этом забывать, что у Летова существуют «Наши», которые:
Пели-напевали
Пели-напевали
Про свою удачу
Про твою беду.
Возможна и такая интерпретация творчества Летова: есть враги, те, кто не утерпел, а друзья — наши, или как на офицальном сайте Гражданской Обороны в сетевом интервью капслоком в одном из ответов Летов пишет: СВОИ. Так фундаментально: свои.
Что касается противостояния системы и внесистемности, даже антисистемности, то тут все очевидно. Почти все творчество Летова — это борьба с системой, причем в таком метафизическом смысле, что наверняка бы пришлось по душе такому левому теоретику, как Ален Бадью.
Говоря языком того же Бадью, Летов все время Единцу делит надвое, где Единица — это Система с большой буквы, а Двоица — это какая-то нестабильность, вечное движение.
Что касается либеральной трактовки, то вот тут-то мы и должны рассматривать Летова не только как художника, но и как активиста. Еще в советское время у Летова было интервью, где он критиковал какого-то анархиста, который говорил, что я что-нибудь сейчас взорву и назову это панком. На что Летов заметил, если ты это сделаешь, я тебя просто в ГБ сдам. Почему так? Одно из объяснений: Летов активист символического действия.
Не физическое насилие, не реальная война, а война метафизическая, вроде бы образная, но, возможно, более страшная, где царит ужас и моральный террор — символическая война.
То же самое можно наблюдать в постсоветский период, когда Летов был связан с НБП, РНЕ, анпиловцами. Весь его активизм был связан с пропагандой, если это так можно назвать. То есть это символическая политика.
В политическом плане — это поле символического интересно вот в каком смысле. Анатолий Корчинский озвучил идею, что мировоззрение «победа как поражение», хорошо представленное в творчестве Летова, не может стать идеологией. Я с этим не могу согласиться.
При опровержении тезиса о том, что «победа как поражение» не может стать идеологией, я буду микшировать феномен Летова и феномен НБП.
НБП — это Национал-большевистская партия, созданная Лимоновым, Дугиным и Тарасом Рабко. У Летова был партийный билет номер четыре. Понятно для чего его позвали в НБП, не только по идейным соображениям, но и чисто прагматическим: популярный человек, с кучей молодых боевых фанатов.
Так вот, посмотрим на НБП (ныне партия запрещена, но в сути своей сейчас это Другая Россия). НБП — партия радикального самопожертвования. Вспомним их лозунг «Да, смерть!» или культ Юкио Мисимы, который покончил собой, и многих других радикальных и эпатажных художников, политиков, творцов. Мало того, я бы даже сказал, что НБП — это партия неудачников, и тут же сделаю поправку: неудачников в лимоновском смысле.
Каков ранний лимоновский герой? Это неудачник, который все время падает, но встает, быть может, ползет и как-то пытается победить. Работает логика: даже если проиграл, то все равно победил. У Летова точно также. Только на последнем альбоме тема поражения как победы сменяется тотальной победой всего и всех:
Хватит веселиться, хватит горевать
Можно расходиться, можно забывать
Кто бы что ни сделал, кем бы кто не стал
Никто не проиграл.
Так или иначе, Летов, воюющий с реальностью побеждает в поражении, в трипе и в творчестве. Как он гордится своими альбомами! Обратим внимание на статью в «Лимонке», которая называется «Егор Летов: именно так все и было. Творческо-политическая автобиография». Это именно творческая автобиография, про политику там совсем мало.
Сравним Летова с Лимоновым. Лимонов терпит политические поражения, но у него тоже есть своего рода трип — это сексуальные победы и литературные победы: я пережил Бродского и Солженицына, я теперь единственный российский писатель и поэт. Я затащил в постель одну, другую, третью.
К теме самопожертвования вот что еще хочется добавить: революционная партия — это всегда партия самопожертвования. От большевиков до НСДАП, революция есть жертва. Однако в 90-е такая революционность население никак не могла вдохновить. Простому обывателю хотелось комфорта, стабильности, легких денег и так далее. В «Лимонке» за 93 год можно встретить такой ответ Летова на вопрос о политической ситуации: «Ситуация плачевная. Удручающее впечатление оставляют действия оппозиции, как центристского так и радикального толка. Население, похоже, впало в глубочайшую социально-политическую депрессию в самой патологической форме. Наш народ постигло какое-то стариковское бессилие, безропотное смирение, уныние, опустошение. И, видимо, это надолго. И речь идет не о месяцах и годах, но о тягостных десятилетиях».
Поэтому борьба Летова и НБП в другом пространстве. В символическом, которое иногда трансформировалось в жуткую реальность в виде сломанных носов, рук, ног и посадок в тюрьму, если говорить конкретно о НБП, хотя и Летову тоже доставалось: вспомним запрет концерта в Латвии.
Летов в своих интервью часто ссылался на шаманизм. В шаманской культуре порой используются маски. Можем ли мы говорить о том, что игры Летова, если это были игры, игры с политикой — это маски, за которыми скрывается совершенно что-то иное, метафизическое, и человеческое, такое простое и слишком человеческое, а может быть и сверхчеловеческое? Кто знает.
Так или иначе, попытки миксеров перемолоть и взбить маски до пенки, возможно, успешны с точки зрения прагматики, пиара, привлечения сторонников к своим политическим организациям, но, наверное, они слишком поверхностны, чтобы выйти за пределы собственных догм.
Так или иначе, я не хочу поводить итог. Данная статья — это резкие мазки, за которыми остаются конкретные летовские переходы по анархизму, антисоветчине, коммунизму, экологизму и психоделизму. (Спасибо Наталье Чумаковой за напоминание о том, что последним выбором Летова была психоделическая партия, которую не следует путать с нынешними проектами пси-партий в соцсетях).
В заключение хочется сказать, правда, не словами Летова, а Константина Рябинова, участника Гражданской Обороны: «Вашему вниманию предлагается все выше изложенное, господа».
Доклад был прочитан на семинаре «Летов и политическое» 10 декабря 2014 года.
«Северный поток – 2» достроят благодаря коронавирусу
Ситуация с Омским аэропортом оставила странное послевкусие – иногда даже кажется, что вся затея с переименованием российских аэровокзалов была придумана ради того, чтобы имя поэта и революционера Егора Летова закрепилось в официально-публичном контексте. Как будто могучее подземное движение оказалось локализовано шумным, но не опасным (возможно, до времени) выбросом вулканической магмы на поверхность в определенной точке. Тем не менее, с этой субстанцией теперь предстоит жить.
В подобных акциях весьма непродуктивной мне кажется апелляция к мнению самого мертвого творца. Его отношение пытаются реконструировать («как бы Он воспринял»), и как раз в случае Летова реакция вполне предсказуема. В лучшем случае на инициативу поклонников Егор отозвался бы любимым словечком «гамазня» (означавшим бессмысленную бытовую суету), а вообще-то привычно проклял бы тотальный Попс, снова вышедший его сожрать и переварить. Или в очередной раз, пощечиной общественному вкусу, связал бы собственное имя с чем-то густо ненормативным, как в названии группы «Егор и о******евшие».
Все это нас ни разу не приблизило бы к пониманию его творческого и социального феномена.
Дискуссия вокруг названия омского аэропорта, конечно, эпизод, «потехе час», поскольку Егор продолжает свои труды и войны. Тем не менее, это важный сюжет посмертной жизни Летова. Позволяющий наконец зафиксировать ту огромную работу над умами, которую он произвел и производит.
Национальный опыт художественного сопротивления, который подчас эффективнее политического (споры и расхождения Летова с Лимоновым; эти не раз пересекавшиеся параллельные когда-нибудь снова сойдутся). Невероятный случай диалога с миром, когда поэт практически не выходит из комнаты, а мир под его воздействием неудержимо меняется.
Игорь Федорович Летов, при всем обилии рефлексий и огромном количестве материалов, вообще плохо осмыслен, а последний сюжет, хоть и ключевой для летовской мифологии, воспринимается в качестве курьеза, достойного Книги Гиннесса. Сидит безвылазно человек в комнате окраинной омской хрущевки, пишет свои песни и альбомы сугубо самопальным способом. Если и отлучается, то чаще в лес, чем на гастроли. Диктует мирозданию свои правила и претензии. Мироздание, может, до конца не понимает, но слышит и знает.
Крайне заманчиво представить домашнюю студию «ГрОб-Records» своеобразным образом России (а ведь были в девяностые–нулевые моменты, когда вечная, единая и неделимая Россия только там, быть может, и существовала), однако более продуктивной мне представляется другая аналогия.
Виктор Пелевин в 2016 году издал роман «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», уже через пару лет основательно забытый. Впрочем, сам автор, согласившись когда-то стать шестеренкой в механизме литературного календаря, сделал свои романы продуктом скоропортящимся. Тем не менее, именно в этом тексте заявлен сильный образ т. н. Принципа Портала: в 60-е годы XX века, сообщает нам Виктор Олегович, случилось Второе Пришествие. Якобы масоны, изолированные советской властью в ГУЛАГе на Новой Земле, достроили там Храм Соломона, и он оказался порталом между мирами.
«Если мы переведем эти представления на современный язык, у нас получится, что Храм – это некая материальная структура, делающая возможным земное проявление Божества. Своего рода, как говорят фантасты, портал между землей и Небом, искусство возведения которого было знакомо древним – и утрачено с развитием т. н. «прогресса». Все великие древние храмы служили такими Порталами. (…) Злая воля человека и в этот раз оказалась сильнее божественной любви. Но светлых вибраций, уже прошедших через Портал, было достаточно, чтобы неузнаваемо изменить нашу Землю и подарить нам шестидесятые, поколение цветов, новую музыку, искусство – и веру в то, что мы можем жить без мировых войн».
Любопытно, что упомянутый мной Эдуард Лимонов сказал о 60-х похожие вещи, но в терминах скорее политических, нежели эзотерических:
«Сейчас, вспоминая шестидесятые годы, вижу, что это была бодрая эпоха надежд, молодой энергии. И бодрость, такую весеннюю веселость шестидесятых не могла придушить даже советская власть. Начали молодежную мировую революцию в Китае, по призыву старого Мао хунвейбины повели «огонь по штабам» – ополчились против старых партийных кадров. Китайская молодежь торжествовала: это было видно молодежи всего мира на экранах телевизоров. Все обрадовались такому яростному примеру и бросились оспаривать власть стариков. Революцию 1968 года в Париже, восстание против русских в Праге начала молодежь. Запылали американские кампусы, в Беркли образовалось даже молодежное правительство из студентов. Бунты совпали с движением хиппи, с мировым успехом английской группы «Битлз».
В шестидесятые жить было весело, хотя молодежь и не пришла к власти, но успешно потрясла власть стариков. Сейчас, мысленно выискивая в толще времени другую такую эпоху, я не нахожу другой. Шестидесятые были беспрецедентны. Даже в СССР в Москве в 1965–1966 годах бушевали СМОГисты – члены Самого Молодого Общества Гениев» (Эссе «Весенняя веселость шестидесятых…» из книги «Апология чукчей»).
Так вот, мне кажется, что студия «ГрОб-Records» в омской хрущевке и была таким Порталом, возведенным Егором Летовым. Он, может быть, объективно промахнулся во времени (отсюда весь его мрак, звук, эсхатологизм), но ведь, с другой стороны, Игорь Федорович всегда убежденнейше полагал именно 60-е своей родиной, и для него они никогда не завершались.
Показательно, что все это происходит в России – и пелевинская мистическая конспирология, и летовский «русский прорыв». Мне (и не только) не раз приходилось говорить, что Егор Летов – по рок-н-ролльному гамбургскому счету – единственная наша рок-звезда мирового уровня. Он осознавал это и намеренно купировал себе западную карьеру еще в 1988–1989 гг.
Остается гадать, как бы она развивалась, впрочем, и гадания не тут не особо нужны: беспрецедентный драйв «Гражданской обороны», установка на любую композицию как потенциальный хит и хук, сам образ панк-героя из загадочной страны Сибирь – обеспечили бы нехилую раскрутку, стадионы, топы и клипы уж как минимум бы по всей обширной мировой панк-сцене, от Германии до Японии, включая индифферентные Штаты. Тусклых провалов, которые пережили выброшенные перестроечной волной и модой на советское на западные берега «Аквариум» и «Звуки Му», уж точно не случилось бы.
…Совсем в другую эпоху «Гражданская оборона» мощно отыграла и в Германии, и в Израиле, и в США (Восточное и Западное побережье, любимая Егором Калифорния), но это уже был факт личной биографии группы. Необязательный эпилог к сложившемуся творческому корпусу, к тому же – и что показательно – организовывались гастроли по «русской» линии. Ситуация, омского затворничества не отрицающая.
Здесь, на мой взгляд, принципиальный и актуальный на сегодня урок Егора Летова. Восходящий к идее особо почитаемого им Федора Достоевского о нашей «всемирной отзывчивости». Политическая изоляция государств бывает объективна, духовная изоляция художника – контрпродуктивна всегда. Летов, феноменально знавший западную музыку и хорошо тот мир представлявший, отказывается стать его частью ради не только своего, но и общего.
Когда он называл себя «советским националистом», мне представляется, имел в виду прежде всего принадлежность к уникальной человеческой общности, которая, при всех своих внутренних неурядицах и даже свинствах, имеет право и вдохновение демонстрировать прогрессивному миру ключевые ритмы и смыслы времени. Поверх границ и захваченных территорий.
А вот аналог революционный – Нестор Махно – тоже занимал почетное место на его иконостасе. А ведь и впрямь – батькина анархическая республика в Гуляй-поле с крестьянским самоуправлением и вольными советами – своеобразный портал, до сих пор востребованная в разных частях света лаборатория левых смыслов. Как и прообраз летовской студии: революционная практика Нестора Ивановича по манере и энергетике напоминала панк-альбомы, эхо которых звучало и в 1968-м по всему миру, и сегодня скрежещет во Франции, где закончил земной путь Нестор Иванович.
«В самом акте творчества (особенно в роке) есть, на мой взгляд, некое прометейство, этакая кража, захват, крамольное и бунтарское похищение у горнего мира небесного огня, знания, энергии, силы, света в подарок, в дар своим увечным, лишенным, убогим, обиженным, обделенным сородичам, болезным – тем, кому изувечено и извечно не положено. И Матросов, и Махно, воюющий единовременно на всех фронтах, и Высоцкий, и Шукшин, и Тарковский, вообще каждый истинно живой каждым своим честным, горьким и ликующим действием как бы затыкает собой некое чудовищное метафизическое дуло, хоть на пару мгновений. И тут не важно, чем придется платить, какой карой… главное, что амбразура пару секунд безмолвствовала. Главное, что вражеское орудие выведено из строя хоть на пару секунд. Значит, свои получили передышку» – из летовского интервью «Приятного аппетита», 1990 г.
Егор дал нам передышку, но сегодня растягивать ее дальше – дело, страшно неблагодарное по отношению не только к нему.
Раньше я называл свой идеал «Анархией»,
сейчас, думаю, что его лучше всего назвать «Коммунизмом»
Егор Летов
— А сколько стоит вон тот значок?
— Какой?
— Ну, во-о-он тот.
— Какой именно, их здесь много?
— Ну, тот, где буква «А»в букве «О».
Из подслушанного в одном рок-шопе разговора
«Если ты сможешь определить миф от человека,
То увидишь, где мы все скоро окажемся…»
«Иисус Христос Суперзвезда», 1971.
Не знаю, как вы, а лично я считаю, что можно разделить всех людей, независимо от расы, пола и возраста (начиная с осмысленного периода), на три категории. Первые это те, кто исправно платит, налоги и живет, не задумываясь, ходит ли на работу, грабит ли банки, а потом нежится на солнышке, выставив пузо. Таких большинство на нашей грешной земле. Вторая категория людей значительно меньше и состоит из тех, кто «слышал звон, но не знает, откуда же он». И, наконец, всегда существовал совсем небольшой контингент тех, кто явственно слышит колокол и к тому же знает, по ком он звонит. Егор Летов, несомненно, относится к последним.
Вряд ли даже среди его самых ярых противников (а таких сейчас немало) найдется хотя бы один, который станет отрицать, что Летов это творческая личность, которая находится в постоянных и мучительных поисках новых художественных форм выражения своих идей. Политические взгляды Егора накрепко связаны с тем, что он делает в музыке, и тоже видоизменяются и трансмутируют. Беда только в том, что его идеи, судя по всему, мало волнуют тех, кто нацепил на себя майку или значок с изображением символа анархии (буква «А» в букве «О»). Вот также, наверное, и Петр Алексеевич Кропоткин (кстати, что поразительно метро, названное в его честь, до сих пор не переименовано, а правителей и систем правленния сменилось уже ого-го сколько) с ошеломленным видом взирал во время своего приезда в революционный Питер на пьяную в жопу матросню, вопящую: «Да здравствует Анархия!» К сожалению, приходится констатировать, что в наше время идеи Анархии, в общем, и панк-рока, в частности, снивелированы до уровня жупела. А жупел, если вольно трактовать ленинское определение, это то, что «торчит, но уже не дрочит». Панк-стиль стал модой, и в одежде, и в атрибутике, стал своего рода нормой поведения молодежи. Свидетельство тому ошеломительная популярность американской группы НИРВАНА, в том числе и в нашей стране. Но мало кто за всей этой мишурой и хайпингом, сопровождавшими их взлет к славе, смог услышать, что же на самом деле хотел сказать своему поколению Курт Кобейн. Хочется надеяться, что Летова минует горькая доля сия.
Книга, что лежит перед вами, имеет своей целью восполнить пробел в образовании новоявленных «панк-рокеров» и тех, кто слабо подкован в дореволюционной теории мироустройства. Она построена в виде дайджеста из статей, появлявшихся в официальной и андеграудной прессе, расположенных в хронологическом порядке. В конце книги дается более-менее подробная дискография альбомов, в записи которых принимал участие Летов и его соратники по борьбе. Мы старались включить в это издание как можно больше материала, имеющего отношение к Егору и его главному проекту ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ, чтобы создать более-менее объективную картину. Здесь вы найдете статьи хвалебные, язвительные, повествовательного плана, пространные интервью и критические рецензии, но материал явно сенсационно-скандального толка мы старались по возможности исключить.
Главное место в этой книге, которая является первым опытом издания, посвященного деятельности и феномену ГО, все же занимают интервью, в которых Летов сам рассказывает о своей позиции. Прислушайтесь к его словам и постарайтесь если не принять, то хотя бы понять: «Имеющий глаза да увидит, имеющий голову да поймет».
Мы намеренно сделали книгу в простом и строгом оформлении (кому нравятся цветные картинки, пусть смотрит «Ровестик» или «Плейбой»), чтобы акцентировать ваше внимание на словах и мыслях. Думайте своей головой и делайте правильный выбор, а не то, боюсь, что главным лозунгом текущего момента по-прежнему останется.
«Я там, а вы — здесь. Счастливо оставаться»
Сегодня любая школота, лишь накануне узнавшая от больших ребят, откуда берутся дети, может завести в интернете блог, чтобы поделиться этим открытием со всем миром. В конце 1980-х социальных сетей не существовало, а результаты неожиданных озарений находили себе место на стенах подъездов, туалетов и на заборах. Кстати, вы заметили, что с развитием интернета стены общественных туалетов стали чище? Настенное творчество не подвергалось цензуре и хорошо подходило для массового выражения сильных чувств. В тех же случаях, когда жизненную позицию было невозможно выразить в трех буквах (или на трех аккордах), на помощь расстроенному мозгу приходил самиздат. Особенностью рок-самиздата была заветная искренность и дремучая субъективность.
«Лента.ру» и «КонтрКультУр’а» продолжают совместный проект, посвященный опытам креативного саморазрушения русского рока и бытописанию 1980-1990 годов. В этом выпуске мы публикуем фрагменты «латентного автоинтервью» поэта, музыканта и лидера «Гражданской обороны» Егора Летова и собственный рассказ о том, как была варварски погублена наиболее концептуальная часть легендарного альбома «Сто лет одиночества».
Предыстория следующая. В 1990 году Летов собрался издавать собственный журнал «Передонов». Ему было что сказать, но журналистам он, мягко говоря, не доверял, а потому решил сделать всю работу сам. Сам спросил — сам ответил. «Передонов» так света и не увидел, а автоинтервью мы извлекли из архива самиздата («КонтрКультУр’а» №3 за 1991 год).
Егор Летов (поэт, музыкант)
О музыке и о себе
Впервые с рок-н-роллом я столкнулся, когда мне было лет восемь, — это может мой братец подтвердить. Он тогда жил и учился в Новосибирске, в Академгородке, в ФМШ, кажется, и вот однажды он привез оттуда несколько пластинок — The Who «A Quick One», битловский «Револьвер» (американский) и Shocking Blue «Scorpio’s Dance» — с целью записывать их всем желающим по трояку и этим, стало быть, поправлять свое материальное положение. То есть цель была сугубо рациональной — рок он никогда не любил… Тогда он джаз еще не слушал — только классику – Моцарта, Бетховена и иже с ними.
Так вот. Когда я впервые услышал песню The Who (уж не помню, как она называется — третья на первой стороне; первые две не играли — кусочек пластины был отколот), я получил одно из самых убойных потрясений в своей жизни. Я просто о……..!!! (очень удивился). Я сразу для себя понял — вернее, что-то во мне внутри поняло, — вот оно, и в этом весь я, и это — для меня. Я всецело, по гроб обязан брату за то, что через него я так рано пришел в себя. Брат довольно долгое время записывал мне всевозможный рок — Beatles, Uriah Heep, Led Zeppelin, Pink Floyd, Nazareth, Iron Butterfly и многое другое — при этом ругательски ругал все это. Потом мне многое записывали омские знакомые брата, затем я и сам стал покупать и менять пластинки — и вот с тех пор я как бы junkie этого дела.
А что касается вкусов, то все происходило следующим образом: начал я с 60-х (Beatles, Creedence, Rolling Stones, Who, Country Joe & The Fish и пр.), затем лет с 12-ти с головой погрузился в «забой» (Sabbath, Led Zeppelin, Deep, Heep, Atomic Rooster, Nazareth). Лет в 16 я врубился в Van der Graaf, King Crimson, Gentle Giant, Yes и, особенно, в ранних и средних Genesis — в немалой степени из-за их текстов (я с детства, опять же благодаря брату, довольно неплохо знаю английский). Я до сих пор с удовольствием слушаю «Supper’s Ready», «Trespass», не говоря уже о «From Genesis to Revelation», который вообще один из моих наилюбимейших альбомов в роке.
И вот, лет в 18 я понял, что все эти симфо-роки, арт-роки и прочая «умь» — полное дерьмо по сравнению с самым наиничтожнейшим альбомом ну… допустим, Quicksilver Messenger Service или Jefferson Airplane. Таким образом я вернулся вновь в психоделические 60-е (Woodstock, первые Pink Floyd, Hendrix, Love, самый ранний Captain Beefheart и, особенно, Doors), тем более, я тогда был крайне «хиппически» настроен.
Затем, году в 82-м или в 83-м, мне совершенно случайно попалась запись «Never Mind the Bollocks…», и мне как-то нутром дико понравилось, хотя умом я понял, что это крайне противоречит — с музыкально-эстетической точки зрения — всему тому, что наполняло меня в эти годы. Этакое как бы раздвоение произошло. Я как раз тогда собрал «Посев». А затем я услышал Adam & The Ants «Kings of the Wild Frontier» и первый Specials. И я слушал весь вечер то одно, то другое, и тогда как-то вдруг, в один момент, понял всю эту музыку. Понял в смысле принял. И я вошел в нее. И я ходил тогда в шинели, в булавках, слушал регги, new wave, ska и Rock in Opposition. И вот тогда и возникла «Гражданская Оборона», когда я Кузю Уо встретил. Это была осень 84-го.
И с тех пор я все эти годы пережевывал множайшие массы новой музыки – и punk, и post-punk, и trash, и industrial, и hardcore, и… чего я только не слушал, и вдруг однажды словно вздрогнул и проснулся. Ибо вдруг в некий ослепительный момент осознал, что все это звуковое нагромождение 80-х — даже наилучшие образцы (Joy Division, например, или Scars) — кучка кала по сравнению с теми же Love, Doors, MC5, Stooges, Screamin’ Jay Hawkins’ом, Troggs, Hendrix’ом, Barrett’ом… да с теми же Shocking Blue! Все это — и панк 80-х, и шумовая сцена, и Birthday Party, PIL всяческие – все это ненастоящее. За всем этим, кроме распухших амбиций и умственно-технических вывертов, нету ничего. Это все — кукольное, по большому счету, хотя и были (да и всегда есть) исключения — Dead Kennedys, к примеру, или Dressed Up Animals. А тогда, в 60-е, особенно в Штатах (Англия все-таки страна по территории тщедушная, а это немало, на самом деле, означает), — любая самая дерьмовая команда, типа St.John Green или Crome Syrcus — каждой нотой доказывала, что все не зря.
Послушаешь, и так и хочется сказать что-нибудь типа: «Это — так». А главное, что даже формально (о содержании и энергии я просто молчу!) все, что натужно и пыхтя выскребали по сусекам Ники Кейвы, Сюкси, Лайдоны, Смиты, Страммеры и им подобные, — все это с говном содержится и в Velvet Underground, и в 13th Floor Elevators, и в Seeds, и у Kim’а Fowley, и в техасских гаражниках, и в детройтских. Да в том же Бо Диддли! Вот таким манером я как бы все время возвращаюсь все к тому же — в ту же точку — но обретя каждый раз новый, более широкий взгляд на то, что покидал на время.
О «Гражданской Обороне»
Мне кажется, что мы («Гражданская Оборона») — группа конца 60-х. По духу. По идее, которая в нас. Для меня 60-е — Родина. И дух, и иллюзии, и надежда. Может, это потому, что я так рано начал… натурально с детства. Но я очень хорошо и близко понимаю тех, кому сейчас за 30, — тех, кто тоже был сведен, выбит из ума навсегда рок-н-роллом и всем, что его сопровождало в те годы… И мне кажется, как раз они-то и понимают или способны по-настоящему понять наши песенки. Во всяком случае, представители именно этого поколения из Академгородка Новосибирска первыми приняли то, что мы стали делать в 1984-1987 гг. В Академгородке до сих пор что-то такое из тех времен все еще ощущается — что-то правильное… настоящее. Родное.
У нас ведь все это происходило в 80-е, формально опоздав на два десятка лет, но по сущности, может быть, имело и более крутые масштабы, как у нас все обычно и происходит… Я не жалею! Мне, наоборот, повезло. Мне грех жаловаться. Рок — это последние искорки этакого вселенского кострища — которое либо само выгорело дотла, либо его потушили — из высших соображений.
О вере и надежде
Каждый раз, как закончу очередную какую-нибудь вещь — альбом ли, песню ли… — кажется, все. Дальше некуда. И ничего. И каждый раз вновь, по прошествии времени, напрягаешься, и прешь, и прешь… Вот Тарковский в одном интервью говорил о том, что ему больше остальных-прочих близки люди, осознающие свою ответственность и имеющие надежду. Может быть, это и есть — надежда. Она и вытягивает каждый раз, заставляя вновь «шаг за шагом наутек». А иногда мне кажется, что самое сильное и настоящее — если отказаться и от надежды. Вот тогда-то, может быть, все и начнется!.. И все-таки, не знаю — слабость это или сила — надежда. Дело в том, что я всю жизнь верил — верил — в то, что я делал. Я не понимаю, как без веры и надежды можно что-либо вообще делать — хотя бы и гвозди забивать! Все, что не имеет в себе этой веры, — не имеет и силы и являет собой, стало быть, то, что и являет (а ныне так повсеместно), — стебалово.
Да. Так вот. Пока я верил, что то, что я делаю, свернет на фиг весь этот миропорядок, — я и пел, и писал, и выступал. А теперь вышла ситуация из-под контроля. Проехали! вижу я, что никому это на … (фиг) не нужно. Теперь, во всяком случае. Это как развлечение стало для них для всех. Этакий цирк. А развлекать кого бы то ни было я вот че-то не хочу. Вот не возникает у меня почему-то этого весомого желания. Пусть этим Пригов и Ко занимаются. И Мамонов. Бердяев, судя по всему, прав оказался — действительно, настал катакомбный период для носителей, хранителей культуры. Все превратилось в слизь и грязь. Стало быть, надо уходить отселе пока не поздно — незачем свои святыни на всеобщее осмеяние выставлять.
Об альбоме «Сто лет одиночества»
Хотел я, по правде сказать, записать напоследок альбом… о любви. Давно хотел. И назвать его «Сто лет одиночества». Это очень красиво и здорово. В этом очень много любви — «Сто лет одиночества».
Об анархии
Анархия — это такое мироустройство, которое лишь на одного. Двое — это уже слишком, безобразно много. И, судя по всему… все кругом испокон печально доказывают то, что и на одного-то — это уже слишком жирно.
Вот, собственно, и все, кроме… самого главного из всего, что хотелось выразить. Пусть не сложится мнение, что, мол, я сдался, сломался, и… я никогда не смогу себе это позволить — так как лидер группы «Гражданская оборона» никогда не проигрывает — он этого себе не позволяет и не имеет такого права. Это как в «Handsworth Revolution» Steel Pulse — нас уничтожают, нас мочат, нас попирают, но все, что я есть, это — «Вавилон падает!». И так оно и есть. Он падает наглядно. И скоро окончательно ……… (упадет) — и то, что происходит сейчас, это история про Содом и Гоморру! А насчет духа, — так он ведь всегда и везде, ничего ему не сделается, если где-то и убывает, то где-то прибавляется, и я знаю, что оно есть, и там все наши — и художник Пурыгин, и скульптор Сидур, и режиссер Параджанов. И я там, а вы — здесь. Счастливо оставаться.
(29.XII.1990. Омск)
Петр Каменченко («Лента.ру», очевидец, соучастник)
BSA-Records: городской сумасшедший и психиатр на побегушках
В начале 1990-х Саша Олейник, известный в системе как Сталкер, решил издавать музыку на только входящих тогда в обиход компакт-дисках (CD). И не абы какую, а отечественный рок, на который был уже немалый спрос. В рок-тусовке того времени Сталкер был весьма заметным персонажем. В Центре Стаса Намина он числился «директором пролетарского джаза» (так было записано в трудовой книжке), писал тексты для «Бригады С», Жанны Агузаровой и некоторых других исполнителей, постоянно носился с дикими проектами и слыл городским сумасшедшим.
Сталкер зарегистрировал издательство BSA-Records, куда и пригласил меня мастером на все руки с широкими полномочиями. Психиатр на побегушках — а в то время я еще продолжал трудиться по основной специальности — был ему необходим.
В родном отечестве — на Уральском заводе — CD делали в то время исключительно убогие, да еще и крали по установившемуся обычаю третью часть тиража. В связи с этим Сталкер решил производить русский рок за границей. А конкретно на Sony-DADC в австрийском городе Зальцбурге. Растаможивались CD при посредничестве и особой заинтересованности Московской патриархии, как спиртное, сигареты и еще много чего, что РПЦ помогала в то время растаможивать хорошим людям.
Одним из наших заказчиков стал «ГрОб-рекордз» Егора Летова, захотевший издать дискографию «ГО» на CD. Как, о чем и с кем конкретно договаривался Сталкер, я так и не понял, но в какой-то момент в офисе BSA-Records, расположенном в техническом помещении Госстандарта на Ленинском проспекте, появился директор Летова — человек с жуликоватыми манерами и соответствующей им фамилией. Позже Женя Грехов сбежит от Летова с кассой «Русского марша».
Грехов вывалил из авоськи кучу пленок (DAT). На расспросы: что это и что с этим делать — директор предложил разбираться нам и исчез навсегда. Сам Летов устранился от процесса еще раньше и на призывы не отвечал.
Мне предстояло разобраться с пленками: рассортировать их по альбомам, сделать ремастеринг, согнать на новый DAT и отправить все в производство на Sony DADC.
Поклонником Летова я не был и репертуар «Гражданской Обороны» представлял себе лишь в самых общих чертах. На пленках же оказалась какая-то каша, трек-листы не соответствовали записям, одни и те же песни повторялись по несколько раз в разных вариантах с кучей «грязи» и цифрового мусора. «Мастерили» на студии в ныне покойной гостинице «Россия». Чтобы попасть в 80-минутный формат (максимальное время для CD), я выбросил повторы, что-то подрезал, что-то сократил, убрал слюни у Летова изо рта…
Альбом «Сто лет одиночества» заканчивался несколькими минутами цифрового шума, треска, шуршания и прочих звуков, не поддающихся идентификации.
— А с этим мусором, что делать будем, — задал вопрос инженер звукозаписи, крутивший ручки.
— Давай тут фейд-аут сделаем, уведем звук секунд за пять, — принял я вполне очевидное решение. — «Сто лет одиночества», звук затихает, тишина… Красиво получится. И в 80 минут уложимся.
Так и сделали. Альбом вышел в диджипаке, неплохо продавался. Даже получил «Золотого волчка» — приз за лучшее оформление CD 1994 года, присуждавшийся тогда компанией «Триарий». Я же занялся следующим проектом.
Фашист, коммунист, пидарас…
И вот однажды ночью у меня зазвонил телефон.
— Алло, Петр? Это Егор Летов, — нормальный голос в трубке.
— Да. Здравствуйте, Егор.
— Как твоя фамилия? — теперь голос звучал хрипло и зловеще.
— Каменченко…
— …… морда, фашист, коммунист, пидарас…, — голос сорвался на высокочастотный визг.
— А в чем, собственно дело?
— Это вы «Сто лет одиночества» ремастировали? — спокойно, даже с некоторым сочувствием поинтересовался Летов.
— Да.
— Тварь, падла, фашист, коммунист, пидарас…, у меня здесь тысяча боевиков, сейчас мы к тебе придем, будем резать, убивать, вешать на столбах, с живого кожу сдерем…, — Летов вопил в истерике минут пять.
— Да что случилось-то? — удалось мне вставить в паузе вопрос.
— Сука, тварь, фашист…
Постепенно выяснилось, что тот самый «цифровой мусор», что я так безжалостно изничтожил, был важным концептуальным решением и нес главную смысловую функцию всего альбома. Егор собирал его несколько лет (в это я не поверил!) с разных пленок, и в его понимании «Сто лет одиночества» должны были заканчиваться двумя-тремя минутами именно такого треска и писка…
Вот так, по неразумению и разгильдяйству, был уничтожен шедевр.
Жизнь мне сохранить удалось, позже я несколько раз встречался с Егором, но об этой истории и нашем ночном разговоре никто уже не вспоминал.
Сегодня все издания BSA-Records считаются коллекционной редкостью.
(23.XII. 2017. Москва)
«Как это было? Да это как Бог, сошёл с икон!» Концерт Егора Летова в Витебске 15 лет назад
что нам рассказали очевидцы
Сегодняшний день считается началом существования группы «Гражданская оборона». Немногим позже, 19 февраля 2008 года, умер Егор Летов — советский и российский рок-музыкант, лидер группы «Гражданская оборона». В нашем городе было и остаётся немало поклонников творчества действительно культовой личности своего поколения.
Егор Летов. Фото gr-oborona.ru
Интересный факт, Егор Летов приезжал в Витебск 2 мая 2003 года в известный клуб «Сова», который когда-то находился в здании, где сейчас располагается торговый центр «Беларусь». Клуб был культовым местом — там проходили бардовские встречи и концерты неформальных групп, вечера экспериментальной инструментальной музыки.
Кирилл Снежань, один из участников концерта, делится воспоминаниями:
До конца не верили, что Такой человек доедет до нашей провинции… Не верили даже тогда, когда в зал начали запускать зрителей. К нам до этого ездили «ласковые маи», то есть двойники и шарлатаны. Были такие подозрения и на этот раз.
Но они развеялись, когда на сцену клуба вышла Наталья. Вот тогда мы действительно поверили, что да — это они. Двойник Егора ещё мог бы быть, но не везли же двойника Натальи и остальных! Как это было? Да это как Бог, сошёл с икон! Сам Летов, которого любили и слушали десять лет — тут. Это не передать словами.
После двух песен сказал что-то о уважении к Беларуси. Больше ничего не говорил. После концерта Егор не вышел, как его ни звали и ни просили. Но зато совершил благородный жест: попросил технический персонал (или охрану) собрать у всех бумажки, блокноты и принести в гримёрку. Расписавшись, отдал таким же образом обратно. После концерта ждали у второго входа. Наверное, чтоб пообщаться, «поручкаться», да и вообще увидеть вблизи… Однако прошли они быстро, и так же стремительно сели в микроавтобус, даже не посмотрев в сторону толпы. Успел заметить,что Егор был в шапке (хотя было начало мая) и в очках…
На одном из концертов группы Гражданская оборона Фото gr-oborona.ru
Как к творчеству и личности Летова относятся современные музыканты? Мы спросили у участников музыкальных групп.
Николай Кривко гитарист группы «Крипа» и «Гидропоника» в Витебске:
У Летова я слушал всё очень долго и очень много, а ещё Янку Дягилеву! Я предпочитаю сибирский рок питерскому… До сих пор слушаю и пою их песни. В определённом смысле, для меня Летов и Дягилева являются творческими вдохновителями. Через друзей был знаком с человеком, который организовывал концерт Летова в «Сове». По его словам, Летов вёл себя очень скромно, то есть без «понтов».
«Cad Goddeu», Юрий Козак, ударник фолк-рок группы из Бреста:
Егор Летов — культовая личность для музыкантов разных стилей. Особенно привлекают его глубокие тексты, которые, иногда, с первого раза тяжело понять… О чем бы он не пел, что бы не играл — делал это искренне. С идеей. Этого зачастую не хватает современным музыкантам. А особенный «гаражный» звук добавлял атмосферы.
Гитарист Никита Вяжевич:
К творчеству Летова я приобщился только около года назад. Я решил послушать их песни, так как музыка и текста сильно отличались от большинства. Начал с самых известных песен. В них я увидел аллегорические образы, отсылку на Советский Союз девяностых годов. Так как я увлекаюсь историей, меня это особо заинтересовало. Отсылка на тогдашних лидеров, перестройку — это зашифрованный образ, который ещё нужно было разгадать. Я считаю, что к его музыке ещё нужно придти. Есть у него такие песни, которые трогают до глубины души. Но ещё раз повторюсь — не сразу. Как мне кажется, Летов был такой человек, который хотел что бы его песни поняли не все! Он работал со своей аудиторией. Его музыка была необходима и естественна для того времени.
«Зима близко», – сурово провозглашает нам Эддард Старк, герой популярного фэнтези-сериала «Игра престолов», подразумевая наступление времен, полных холода и потерь. И ничто так не убеждает нас в его правоте, как чреда смертей рок-музыкантов, отметившая темное время года. В последний месяц уходящей зимы мы вспоминали тех, кто оставил рок-сцену, но навсегда останется в нашей памяти.
А про то, что для витебской молодежи становится довольно-таки проблематичным послушать старый добрый рок и о том, как дорожает рок-музыка в Витебске, мы уже рассказывали.
Егор Летов, не ставший аэропортом
Недавно я узнал, что из кандидатов на имя Омского аэропорта выпал Егор Летов. Как водится, одни за, другие — против. Мне кажется, что я знаю, что бы сказал сам Егор, узнав об этом конкурсе. «С чего это вдруг? Вы вспомнили обо мне только потому, что я умер?» — посмеялся бы он. И был бы прав. Кто любит творчество Егора Летова, — тот и так не забудет его песни. А кому все равно, — тот не поймет.
К образу Летова сложно приплюсовать что-то материальное. Это из какой-то другой вселенной. Он жил как-то мимо всего этого.
О Летове писать невозможно. Все что ни скажешь, будет слабее его песен, его острых, как бритва, кровоточащих образов. Сам Летов всегда находился снаружи всех этих слов, штампов, эмблем, измерений. Может быть поэтому он попал точнее, чем кто-либо, в самую середку моей души. Каким-то непонятным образом он ухитрялся делать меня смелым, счастливым и свободным. Ну и конечно, на рубеже 80-х — 90-х его творчество было куда больше, чем просто песни на злобу дня.
Мое знакомство с его песнями началось в 1989-м.
На вокзале небольшого провинциального городка, где я жил, стал появляться какой-то парень с серьгой в ухе, который полуподпольно продавал кассеты с лотка. Я жадно всматривался в незнакомые названия: «ДК», «КОТ», «Умер», «Янка», «Инструкция по выживанию», «ХЗ».
Они мне ничего не говорили, но то, что их нельзя было услышать по ТВ, уже являлось определенным знаком качества. И я покупал их наугад. А потом нарвался на «Гражданскую Оборону».
В этом месте нужна обширная сноска на полях. О том времени, а точнее — о его атмосфере. Что не расскажут учебники истории и не покажут данные статистики.
Потому что о Летове вообще невозможно говорить вне контекста той эпохи, вне времени и места.
«Гражданская оборона», как и панк в целом, — это, в общем, не про Москву. Панку душно среди малых и больших архитектурных форм: они настраивают на оптимистический лад, скрывая изнанку действительности.
Панк — это порождение унылых промзон, обнесенных километровыми бетонными заборами с колючей проволокой. Это — про гигантские стройки, химпромы, коксохимы и моногорода. Про ГРЭС и ТЭЦ, Томски-7 и Свердловски-45, припавшие сверху пылью, копотью, снегом и линялыми советскими лозунгами.
И, конечно, про людей, живущих посреди всего этого индустриального сокровища. Молодых людей позднего СССР, не видящих перспектив, переставших верить в официальный коммунизм, и не имевших никакой иной веры. Людей, испытывающих хроническую нехватку не только в свежем воздухе, но и в живом, искреннем, честном слове.
В стоптанных ботинках
Годы и окурки.
В стиранных карманах
Паспорта и пальцы.
Провинциальный совок был уныл, и ужасен своей безысходностью. Я оговорюсь, что для меня совок — это не государство Советский Союз с его бесплатной медициной, Гагариным и Победой. Для меня совок — это общество, потерявшее Бога. И — оттого — пораженное пофигизмом и (самое страшное) считающее это нормой. Этот совок, в общем, остался до сих пор в виде бесчеловечности и наплевательства в духе: «макарошки стоят везде одинаково». Как когда-то звучало «Я вас в Афганистан не посылал». Сейчас подобное вызывает живой негативный отклик, а тогда в замороженном обществе только-только появлялись первые признаки пробуждения.
В общем, для меня совок — это не государство, это состояние души. Мне кажется, что Советский Союз, куда более нравственный на излете своей жизни, чем капиталистические страны, развалился именно от этого пофигизма.
Помню, как я первый раз включил «Гражданскую Оборону». И с первых звуков, с первых мурашек понял, что каждая песня, каждая строка — про меня. Из динамиков рвалось наружу задавленное условностями, затаенное, замученное, — всё то, что висело в воздухе. Всё, что я чувствовал, но не мог выразить. В один момент в моем сознании осыпалась тогдашняя, насквозь фальшивая, натужная действительность.
Новейшее средство для очистки духовок
От задохнувшихся по собственной воле
Новейшее средство для очистки верёвок
От скверного запаха немытых шей
Я будто выпал из Матрицы, отправился в свободное плавание, получил какую-то новую систему координат. Это не были песни в прямом смысле слова. Это было откровение о том, что свобода и искренность побеждают лживый пластмассовый мир. Свидетельством этому была простая аудиокассета, которую кто-то бесстрашно записал, а еще раньше кто-то спел. Меня будто приняли в подполье, в тайную ячейку, где собрались люди, которым честность дороже жизни.
Позже я узнал, что музыка, которая мне нравится, называется панком, и от этого испытал некоторый шок. Наглые дебилы с ирокезами на башке, как правило «фашиствующие молодчики», — это всё, что я знал об этом странном движении из советской прессы.
В магазине «Мелодия» винил с панк-роком отсутствовал как класс. Скудную информацию приходилось добывать по крупицам. Постепенно удалось узнать, что панки презирают смерть и моральные устои, плюют на общественное мнение, пьют воду из луж, носят булавки, а свои ирокезы ставят непременно на блевотине. Что из этого правда, а что — нагромождение слухов, выяснить было невозможно. К тому же вся эта атрибутика западного панка не очень вязалась с теми смыслами, которые открывались мне в новой музыке.
Я отпустил волосы, раздобыл очки-пятаки, купил плащ, шляпу и берцы. На спине у меня красовалась сделанная из толстой стальной проволоки полуметровая булавка. Однажды
соседка-управдом, простая и прямая женщина, сказала, что за матерную песню о Ленине (которую она регулярно слышит за стенкой) меня ждет тюрьма. Но она была слишком правильной, чтобы доносить на соседа.
Позднее на меня все-таки завели уголовное дело за надругательство над советским флагом. У нас на флэту, который разгромили менты, он использовался как скатерть, на серпе с молотом было написано мое имя. Следователь вызывал меня на допрос, но писал грустно и тяжело, пряча глаза, стыдясь своей работы. Он был рабом системы, а я, молодой и бесстрашный, смеялся ему в лицо, откровенно говоря всё, что думаю о стране и власти.
Страх уже ушел из страны. Все старое таяло, как весенний лед, все страшное стало смешным. Вокруг посмеивались все, без сожаления пиная впавшую в маразм державу, будто надоевшую мачеху.
Мы купили гитары, образовали группу. Казалось, что достаточно взять пару точных аккордов, и страна, как стены древнего Иерихона, осыплется от резонанса честных песен. Так и случилось. Мое уголовное дело закрыли в связи с преждевременной смертью государства.
Сейчас кажется, что панк в каком-то смысле нивелировался, исчез за ненадобностью. Теперь со сцены можно нести любую чушь, и это уже мало кого трогает.
Опасные когда-то егоровы песни стали многим непонятны. Ну и слава Богу. Ведь не в панке дело. Настоящий панк — это просто реакция здорового человека на болезнь общества. Поэтому бойтесь времени, когда появятся панки.
А тогда их было много. И страна, огромная своими бедами и победами, рухнула, похоронив под собою сотни тысяч людей. Начались локальные войны, все покатилось под откос. Многие борцы с системой забрались наверх, и почивали на лаврах. Летов, правда, на ТВ так и не появился. Он оставался идеалистом, ухитряясь оставаться в подполье при любом государственном устройстве. Он чувствовал эту фальшь мейнстрима, ловко переметнувшегося из советской идеологии в демократы, а потом и в патриоты-государственники. Он умел не оставлять следов на снегу.
Никто не хочет всех спасти, и быть за то распятым,
Но каждый любит погрустить о всяком непонятном.
С тех пор прошла уйма лет, сменилась целая эпоха. Летова не стало, но от его песен у меня навсегда осталось послевкусие несломленного системой человеческого достоинства. Звучит это сейчас пафосно, может даже чересчур либерально, но, увы: в жизни нашей страны были времена, когда ценность этой простой вещи была очевидна.
Панк заставляет человека думать независимо, иметь свое, неповторимое, непохожее ни от кого мышление. К слову, с тех самых пор я не переношу любую идеологию.
Идеология так или иначе форматирует мозг: в ее понятные шаблоны нельзя прописать любовь, искренность, человечность. Идеология, в центре которой стоит коммунизм, капитализм и даже патриотизм, но нет Христа, рано или поздно выродится, превратится в идол. В «бешеный принтер», в свою противоположность, из которой уйдет живое наполнение. Это как веселящее вино, которое поначалу дает силы, но его действие неизбежно оканчивается похмельем. Христос же оживотворяет любую идеологию, заставляя человека быть человечным в любой эпохе и при любом политическом строе.
И это — главное отличие христианской веры от идеологии панка (и вообще от любой идеологии).
Панк-рок, развивая критичность мышления, не находит в себе ресурсов выйти за рамки этой самой критики. «Мир во зле лежит» — здесь заканчивается панк, и видимо поэтому он (как идеология) стоит всегда рядом со смертью.
Преодоление этого невеселого библейского тезиса видится либо через смерть, либо через предательство (конформизм). Хорошо, если человеку удалось осмыслить эту смысловую ловушку и преодолеть ее. Например, умерев для мира.
Неслучайно многие американские панки стали православными монахами, братьями по вере отца Серафима (Роуза). В США есть даже целый журнал, «Death to the world», издаваемый монахами, бывшими панками: http://deathtotheworld.com.
Я благодарен Летову за то, что он помог мне оформить мою ненависть к тому, что мне дорого. И благодарен Богу за то, что панк остался для меня средством самопознания, а не смыслом жизни. Но мне по-прежнему непонятно, причем тут аэропорт?
Что доказал Егор Летов? Ко дню памяти творца
Лично для меня Летов — не панк, не «вечный революционер», не икона «андеграунда». Прежде всего, он Настоящий Творец — всё, что он делал и ценил в этой жизни, было Творчеством — Творчеством вне всяких рамок, условностей и представлений — Творчеством живым, развивающимся, деятельным.
Иной подход к Летову не даст понять, почему он с оголтелой легкостью менял свои политические и эстетические пристрастия. Ведь как Творец он оставался верен себе, а точнее — тому животворному и животрепещущему роднику, из которого появляется НОВОЕ.
Летов создал немало творческих прецедентов. О них мы и поговорим ниже.
1. Слава в обход
Во-первых, он доказал, что можно работать и добиваться внушающих результатов в любой обстановке, любыми средствами и не изменять себе в главном. Стать всенародно известным, не имея нормальной аппаратуры, условий для записи и финансовых средств, находясь вне сферы каких бы то ни было СМИ. Даже в 1998 году, когда я вёл на одном из Киевских FM-радио цикл передач про Летова, это казалось маленькой революцией.
Правда, чтобы достичь столь впечатляющих результатов, Егору пришлось положить на алтарь творчества всю свою жизнь без остатка — провести большую ее часть в бегах и скитаниях по чужим квартирам. Более-менее нормальный образ жизни (женился, купил квартиру, оборудовал студию звукозаписи) Летов стал вести лишь на пороге XXI века, но прожил так, как известно, недолго. По парадоксальному стечению обстоятельств в конце жизни на него обратили внимание и СМИ — альбом «Долгая Счастливая Жизнь» попал в раскрутку «Нашего радио». Фото: Источник
2. Звук
Это сейчас панк-рок — явление привычное и банальное. А в начале 1980-х все подпольные советские рокеры мечтали записаться получше и почище. Летов поступил более оригинально, чем его собратья, а именно: следуя афоризму О. Уайльда, превратил недостаток в достоинство.
Так называемое «поносное» звучание ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ надолго стало фирменным знаком группы, позволяющим угадать ее «с первых трех нот». Чудовищно «грязный» саунд целиком искупался лихостью, отчаянностью и вдохновенностью исполнения. Это был редчайший пример того, как содержание и драйв оправдывает любую, даже самую примитивную, форму. Мало того — дилетантская, но искренняя форма приобрела здесь самостоятельную эстетическую ценность.
Впрочем, успех столь ужасающего звучания поневоле оказал и дурное влияние на отечественных панков. Дибров как-то разумно подметил, что невольная вина Гребенщикова была в том, что он распространил среди молодых рок-групп мнение, что писать непонятно — это круто. Егор Летов и его сибирская компания, по моему мнению, сделали подобной аксиомой для панк-рока «абывсеравнокакое» звучание. Стало считаться, что достаточно проорать под расстроенную гитару несколько матерных слов — и это можно считать панком. Но ведь Летов на своем примере как раз показывал обратное — важно не КАК ты играешь, а ЗАЧЕМ.
Уже в 1990 году он поражает привыкшую к «рёву» толпу поклонников, почти «камерным» звучанием альбома «Прыг-Скок», спустя три года «психоделическим» альбомом «Сто Лет Одиночества», а еще спустя три года прямо-таки советски-героическим звуком альбома «Солнцеворот». Егор представлял собой ту редкую разновидность творцов, которые способны не сидеть в удачно найденной нише (как в анекдоте про акына, нашедшего «свою струну»), а постоянно удивлять слушателя. И хотя последние записи ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ были не столь «революционны», финальный диск «Зачем снятся сны» оказался весьма убедительной и показательной квинтэссенцией всего наработанного ранее. Обложка альбома Гражданской Обороны «Зачем снятся сны?», 2007 г.
Фото:
3. Голос
Но самой характерной звуковой составляющей ГО, безусловно, является тембр голоса и манера пения самого Летова. Этот по-настоящему «мужской» потусторонний голос, напоминающий то рев загнанного зверя, то завывание ветра в печной трубе, прорывается как бы откуда-то изнутри, из самых дремучих глубин человеческого «динамика».
Кажется, исполни Летов таким голосом «В лесу родилась елочка», и даже эта легкомысленная песенка обрастет новыми интонациями, измерениями и смыслами. Наиболее ярко эта особенность Летовского исполнения проявилась в двух почти «зеркальных» проектах — альбоме «Звездопад» (где Летов исполнил чужие песни советского периода) и «Трибьюте» (где другие рокеры перепели творения Егора). Если в «Трибьюте» подавляющее большинство песен потеряло всяческий дух, то в «Звездопаде» даже изначально «эстрадные» вещи («На дальней станции сойду», «Ветер северный», «Солнце взойдет») зазвучали по-особенному — глубже, что ли.
4. Слова
Убедить постороннего человека, любящего высокую поэзию, в том, что творчество Егора Летова эта самая поэзия и есть — занятие не из легких. Первые же случайно услышанные куски (особенно из раннего творчества) способны вызвать у такого любителя настоящий шок — настолько тексты песен ГО эпатажны и причудливы. Что же, Летов потратил немало усилий, чтобы сделать «неудобным» для «мирного жителя» не только звук, но и слова. Избранная в начале Егором «панковская идея» ничего иного и не предполагала. Фото: Источник
Однако из этого совершенно не следует, что песни ГО были простым издевательством над слушателем подзаборного недоучки-хулигана. Летов, как мало кто из рокеров, отличался поистине «всеядностью» в плане потребления разнообразных культурных ценностей. В плане аллюзий и цитирований песни ГО уступают разве что песням эрудита БГ.
«Человек, который хочет создать нечто оригинальное, просто обязан быть начитанным и наслушанным, чтобы не изобретать велосипед», — приблизительно так высказывался сам Егор, в доме которого стояли несколько постоянно работающих телевизоров, а подавляющее большинство денег тратилось на книги и диски. Да и само создание группы Летов объяснял теорией «переполненного стакана», когда информационная перенасыщенность толкает человека на творческую переработку накопленного.
В итоге в словах Егора Летова поразительно перемешивались и элементы эпатажа (матерщина, физиологичность, практически, исчезнувшие в 1990-х), и политическая плакатность, и исковерканные в стиле футуристов словечки и обороты, и парадоксальный прихотливый «поток сознания». Вот хотя бы отрывок текста из ранней песни «Попс», где есть почти все составляющие:
«Под каблуками хрустит сверчок, / Враги народа бредут в ночи, / Под нашими ногами земли клочок / Стремительно тает под напором мочи / Какая попсня! / Вырубите нах!!!»
Постепенно абсурдно-наивные и эпатажно-декларативные стихи становились всё сочнее, глубже и отточеннее, пока где-то к середине 1990-х не обрели черты зрелой и оригинальной поэзии. Фото: Источник
5. Игра всерьёз
Меня всегда удивляло умение Летова сочетать оголтелость и одержимость с некоей отстраненностью. Одна часть Егора искренне и откровенно вживалась в роль, а вторая с хладнокровностью ученого-мизантропа наблюдала за первой и контролировала ее. Поэтому ужасающий поток сознания, прихотливые образы, невозможные метафоры не распадались на жалкие лоскутки, а сливались в один цельный посыл.
Конструктор и испытатель, сценарист и актер в одном лице — вот важная особенность, без которой творчество Летова нельзя понять адекватно. Именно поэтому одни считали Егора увлекающимся и отвязным беспредельщиком, а другие — хитрым и расчетливым планировщиком.
Из интервью с Е. Летовым:
— Получается все твои радикальные перемены — просто смена игрушек?
— В каком-то смысле да. Но звучит это очень цинично. А к игрушкам я никогда цинично не относился.
Летов — это тот самый «бунтующий человек» Камю, поющий гимн свободе — не той, которая с застывшим лицом держит такой же застывший факел, а той, которая есть животрепещущее пламя, не дающее косному миру скатиться в пучину энтропии — тепловой смерти.
Свобода — не «жги-гуляй», не богиня, и уж тем более не Бог, это — принцип, метод действия, развитие, НАСТОЯЩАЯ жизнь — прекрасная и безграничная. И если ты Творец, то главное — как можно естественнее и искреннее отображать те или иные стороны бытия. И здесь безразлично, «правый» ты или «левый», «панк» или «хиппи» — главное, «поймать за хвост» вот это настоящее, а настоящее, по Летову, всегда прекрасно, будь это даже самое черное отчаяние.
Е. Летов:
Я не настолько нищий
Чтобы быть всегда лишь самим собой
И меня непременно повсюду
Несметное множество…
Когда на сайте ГО обсуждался проект памятника Летову, я предлагал совместить на черном камне тушканчика с обложки альбома «Прыг-Скок» с цитатой из Г. Сковороды — «Мир ловил его, да не поймал». Но, наверное, это было бы слишком патетично…
Памятник на могиле Егора Летова, сентябрь 2010 г.
Фото: Hairovich, ru.wikipedia.org
Что еще почитать по теме?
Что мы знаем о самых знаменитых песнях Егора Летова? Часть 1
«Я всегда буду против», или Чем прославился Егор Летов?
Стоит ли смотреть первый документальный фильм о Егоре Летове «Здорово и вечно»?
Теги: таланты, музыканты, рок-музыка, память, Егор Летов, творец
Смысл текста песни Егора Летова «Государство»
Егор Летов — настоящий гений перестроечной ушедшей эпохи. Несмотря на «выдержку» текстов его песен, они остаются актуальными и в наше время. Весьма ярким примером для обоснования данного суждения служит композиция «Государство», являющаяся «атомом» альбома «Всё идёт по плану».
Эта песня открывает слушателю абсурдность и жестокость бытия. С первых строк Летов говорит о недосягаемости и иллюзорности свободы. Она ограничена «ржавым бункером», а дверь «заколочена крестом». Эти сравнения подтверждаются отечественными реалиями: мы вечно с кем-то воюем, даже когда враг не штурмует наши города. Властям необходима эта атмосфера не проходящей войны, иначе люди будут задаваться вопросами, почему так плохо живут. Чтобы сместить акцент с внешней политики, завязанной на воровстве и блате, правительство активно разрабатывает новый конфликт, дабы смаковать его по телевидению. Это и есть ржавый бункер – символ вечного осадного положения, игра в которое уже давно устарела, поэтому на нем появилась ржавчина. Дверь оттуда заколочена крестом – это символ… вы и сами знаете, чего, ведь живете в стране, где права неверующих гарантируются меньше, чем иные. Абстрагируясь от очевидного значения, которое лучше не упоминать, вспомним древнейший вариант: крест – символ мученичества. Каждый обитатель этого бункера – мученик по умолчанию.
Основополагающую роль в тексте играет фраза: «Сладкий пряник засох давно». Она отсылает нас к древнерусской поговорке о «кнуте и прянике». Он засох, следовательно, осталась плеть. Данное явление отражает сущность нашего государства, как советского, так и нынешнего. Граждане вынуждены жить под гнётом в вечном страхе, безнадежности и безмолвии.
Отличительной чертой песен ГРоБ служит олицетворение власти исключительно через военных. Люди для нее — это лишь расходный материал, биомасса, пушечное мясо, что сполна подтверждается многочисленными историческими фактами:
Сапогом моего народа
Старшина тормозит говно…
Лирическому герою приходится жить в тени подвала, наблюдая за ужасом происходящего хаоса и произвола. Он выстраивает вокруг себя некую спасительную антиутопию, призывая народ «убить в себе государство». Оно всепоглощающе как у Гоббса или Макиавелли, поэтому не стоит идти на него с вилами и топорами. Главное – истребить в себе раболепство перед властью, лицемерный компромисс с нею. Не идти у него на поводу, ненавидя иллюзорного врага и сражаясь с мельницами, а искать собственный путь, по возможности игнорируя то, что происходит вне по-настоящему свободного внутреннего мира.
Помойное ведро — это символ панк-культуры. В тексте же это символ неугодных, место, куда попадают «отбросы общества», а наряду с ними и протестная молодёжь.
Герой Летова осознаёт своё бессилие перед страшным, громадным и обезображенным механизмом Государства. Он лишь пылинка, безмолвная тень против него:
Заранее обречённые на полный провал…
Но не всё так плачевно. Лирический герой говорит нам о том, что лишь вместе мы можем противостоять этому лживому и гнилому механизму, разрушающему страну и общество. Его призывы тогда были услышаны, народ «убил в себе государство».
«Полная яма врагов народа» — оппозиция, с которой расправляется режим. Лирический герой бережно укрывает их «сухим листом», ведь братским могилам никто счета не ведет, да и закопаны они на скорую руку. К примеру, многие жилые дома в окрестностях ГУЛАГА стоят на костях, и их жители, вороша сухую листву, не раз находили безымянные останки.
В финале песни Летов воинственно и настойчиво призывает людей, ещё не принявших духовную, нравственную, очищающую революцию, всё же пойти за ним и «убить в себе государство».
Анастасия Некрасова
Егора Летова не стало в 2008 году.
Но он жив, как Виктор Цой.
Даже если вы фанатеете от шлягеров Бабкиной и обновленного Киркорова, недооценить вклад Летова в культуру сложно.
Его песни до сих пор продолжают звучать в современных фильмах: «Живой» Велединского, «Антикиллер» Кончаловского, «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Ханта и так далее.
Гражданская Оборона — Про дурачка («Живой»).
Его именем всерьез собирались назвать аэропорт в Омске. Увы, не вышло, голосование подвело, зато владелец частного аэродрома в Омской области присвоил взлетной полосе имя Егора.
Ему хотели поставить памятник в Новосибирске.
Егора Летова не стало 11 лет назад. Но он жив, как Виктор ЦойФото: GLOBAL LOOK PRESS
Его самую заезженную песню «Все идет по плану» спели пионеры трип-хопа, легендарная группа Massive Attack. Да, им подсказали, но ткнули пальчиком именно в Летова.
Massive Attack — Все идет по плану (live in Manchester).На концерте в Манчестере бристольские музыканты Massive Attack спели песню Егора Летова Все идет по плану . 4.07.13
Рэперы — группа 25/17, их проект «Лед 9», Гнойный, Типси Тип — тоже жонглируют кусками песен «Гражданской обороны». Даже сам Face недавно открыл для себя творчество Летова.
Его футболки новомодные дизайнеры лепят, чтобы продать по много тысяч рублей. Ведь их купят.
Последний концерт Летова показывали в кино. За деньги.
СИЯНИЕ ОБРУШИТСЯ ВНИЗ. .Последний концерт Гражданской обороны
Наберите в поиске имя Чейз Винтерс, и увидите, как черный парень из Бруклина без акцента поет песни Егора.
Все идет по плану: афроамериканец, поющий песню Егора Летова, стал звездой Сети.Бруклинский музыкант Chase Winters познакомился в Нью-Йорке с выходцами из России, проникся русской культурой и выучил русский язык
Омский симфонический оркестр исполняет его хиты.
СимфоОборона (HD). Без лишнего трёпа..Трибьют группы «Гражданская оборона» в память о лидере и основателе группы — Егоре Летове в исполнении Омского симфонического оркестра
В этом году в РГГУ прошла первая защита диссертации по Летову. Рано смеяться, Нобелевку по литературе в 2017 году дали Бобу Дилану, кто не помнит.
Захар Прилепин недавно сказал, что в решении по Крыму и Донбассу президент России Владимир Путин поступил в стиле Егора.
До нас только сейчас начали долетать осколки этого омского метеорита. Спустя 11 лет после его смерти.
НАЗЛО, ПОПЕРЕК
А ведь каких-то пятнадцать лет назад Летова считали маргинальным певцом околесицы, проповедником анархии. Предводителем люмпенов и птушников, отбросом общества. «Егор Летов — король туалетов», смеялись в школе старшеклассники, врубая в плеере модных Prodigy.
Так что изменилось с тех пор?
Благодаря уникальному стилю и звериной энергии Летов стал могучим народным героем. Фото: личный архив Федора Летова
И почему Летова сравнивают даже с Владимиром Путиным.
Слово punk — в переводе c англ. «гнилое», «никчемное», «чепуха» или «молокосос» — пришло из Англии, где группа Sex Pistols (а потом и Ramones в США) родила новую социально-музыкальную религию. Культуру, подстрекающую делать все НЕПРАВИЛЬНО, назло и поперек. Волна панк-хаоса накрыла Европу и США, но в нашей стране с движением все сложно. Есть масса записных апологетов, играющих «панк» по западным лекалам. Очень громко, грязно и гитарно, почти как дворняги в мультике «Ну, погоди!». Чаще всего тексты их песен максимально тупейшие: «Куда б мы не шли — всегда идем навстречу/Тем, кто выбрал путь противоположный». И в такой парадигме.
Некоторые всерьез считают панком группу «Тараканы!» или «Наив», загорелый лидер которой Чача (Александр Иванов) живет в солнечной Санта-Барбаре, штат Калифорния. Некоторые считают, что панки должны уметь пить мочу из кроссовка (это не метафора, так в 80-90-е «посвящали» в панки). Строго говоря, панк — это не всегда стиль музыки. Философия жизни, взгляды и идея — скорее так.
Егор Летов. Интервью для программы «Решето». 2000 год. Без монтажа..Интервью берёт Владимир Бакун
Именно поэтому русский панк явил именно Егор Летов. Чрезвычайно юродивый и внемейнстримный музыкант, отрицавший успех, амбиции и прочую тленную ересь (звал это все словом «гамазня»), он занимался жизнетворчеством, создавал собственный смысл бытия и язык — и только в этом видел соль. Его панк, или как многие считают панк-рок, был живейшим примером неофольклора революционного толка. Он выламывал скорлупу инерции изнутри, точнее из нутра, из глубины сибирских руд (даром, что родился в Омске). При этом панковский драйв, расхристанность и шаманизм Летов изящно замешал с поэтикой обэриутов, евангельскими мотивами и блаженностью, ведь сам был сугубо тихим человеком. Интеллигентным хиппи. Ничего деструктивного, как может показаться, в его песнях не было. Напротив, он преодолевал подлость и пошлость, злую волю и людское бесчеловечие.
Летов — один из немногих русских музыкантов, кому удалось изобрести поэтический язык (в этом ряду Курехин и Башлачев), не стянуть его. Он мастерил откровения. Литературоведы отмечают его умение строить песни с помощью поэтики формул, то есть брать некие тезы, и нанизывать их одна на другую, почти как в клипе. Такой слоеный пирог иногда выглядит абсурдно, зачастую состоит из оксюморонов, но тем прекрасен и уникален. Будучи многосоставным, он все же целостен:
«География подлости
Орфография ненависти
Апология невежества
Мифология оптимизма
Законы гаубицы благонравия
Знатное пиршество благоразумия».
Егор Летов — Русское поле экспериментов .(концерт в Ленинграде, 1994)
Великолепие и гармония разнородности. Масса микросюжетов на одном полотне, как у Босха или Брейгеля. Очень сложно найти фабулу в его песнях: мы встретились, все было хорошо 2 сентября, а вот 3 сентября уже нет. Такое не про Егора. Он низводил и культуру, и сюжеты до формул.
Благодаря уникальному стилю и звериной энергии Летов стал могучим народным героем, будто Стенька Разин или Ермак. При этом никаких красочных шоу или перфомансов никогда не давал. Дядечка в толстых очках и с засаленными волосами просто садился на стул и, не поднимаясь, два часа играл на акустической гитаре, глядя вниз в одну точку. Энергия, что исходила от этого омского крестьянина панка, раздвигала рамки допустимого. Люди натурально обращались в оборотней. Во время концертов Летова в ДК и вокруг царил истовый хаос: угоняли трамваи, катались на крышах автомобилей, зал бился в синхронных оргазмических конвульсиях. Он не был Чарльзом Мэнсоном, который кодировал людей на беспредел. Это было экстатическое народное безумие от густого тока Егора, его нестандартной музыки и аномальных текстов. При этом сам Летов с пониманием относился к фанатам.
— Игорь (настоящее имя Летова) называл их «завертками» (самокрутка), — объяснил «КП» Сергей Летов, брат музыканта. — В определенной степени о них он заботился: когда я импровизировал на саксофоне, а не играл устоявшиеся проигрыши, то Игорь замечал мне, что слушатели ждут другого, знакомого, нехорошо их «обламывать». А я ему отвечал, что приглашать меня играть с «Гражданской обороной» — это и значит их «обламывать» и расстраивать.
Сергей Летов о брате.
«УБЕЙ В СЕБЕ ГОСУДАРСТВО!»
Его творчество было сугубо идейным, но совсем не идеологическим, как многие считают. Не был Летов антисоветчиком, нет тому доказательств. Более того, Летов называл себя советским националистом, а развал СССР оценил так: «Было ощущение, будто нас всех на…(обманули)». Он вообще не сутяжничал. И не наделял надменно государство морально-нравственными функциями, не требовал, как Дудь с армией блогеров, оберегать себя, признаваться в утаенном, каяться за фатальные ошибки или заслужить прощение. Он просто пел «убей в себе государство» — и до конца непонятно, это ирония, насмешка над демшизой, разбушевавшейся в окаянные для страны дни («лакейская демократическая мразь» по определению Летова), или искренний призыв попрощаться с иллюзиями. Но уж явно не месть «кровавому совку» за принудительную психушку, где его обкалывали нейролептиками. Как настоящий левак (именно он стоял у истоков НБП*, тогда еще постмодернистского арт-проекта, с Лимоновым — и с ним ж плечо к плечо на митингах) Егор не требовал и не ждал от государства ничего. Его отец, советский офицер Федор Летов, был ветераном ВОВ, так что воспитал сына во вполне понятных, вменяемых антипотребительских традициях.
Дугин, Лимонов, Летов 1994г..
И, конечно, первый русский панк Летов был глубоко религиозен (часто цитирует Апокалипсис Иоанна Богослова и другие фрагменты Евангелия). А как иначе? Ведь первым панком в истории человечества был Христос. Тот, кто пошел против всех. Против истории. И даже успешно оспорил смерть. Религия и система ценностей, предложенная Христом, перечеркнула все, что было до этого. Летов не возводил храмов, как Андрей Малахов, но нутряным образом исповедовал христианство, а в последних трех альбомах («Долгая счастливая жизнь», «Реанимация» и «Зачем снятся сны?») и вовсе неприкрыто проповедовал.
Егора Летова похоронили рядом с матерью. Фото: commons.wikimedia.org
Неумение спекулировать, юродивость, отрешенность, прометейство, виртуозная поэтичность языка и детское мышление бурчащего подростка даже в весьма взрослом возрасте. Вот что отличает Летова почти ото всех, кто когда-либо работал со словом. И уж точно от современных поэтов лайка и репоста — Шнурова, Слепакова и прочих Дудей. Он не стремился быть утром в газете, угодить, предугадать или «продать» аудитории то, что ей нравится кушать. Летов генерировал смыслы, новояз, оригинальную эстетику, смешивая в кучу антитезы, аллюзии и религиозные постулаты, перекидывая мостик в настоящее от Борхеса, Леонида Андреева, футуристов и Сартра. Так человек без образования стал социокультурным феноменом. Он выворачивал наизнанку пошлость и стереотипы. Делал это совершенно не натужно, «словно нипочем». Парадоксально, но при всей глубине и новаторстве, этот сибиряк оставался родным для всей поганой молодежи с окраин страны. Ибо он был глубже, чем почва. Его рокот раздавался из самого организма, естества человеческого.
Его заскорузло любили.
По нему освинело горевали.
P.S. И да, самое главное: пластмассовый мир и правда победил.
Макет оказался сильней.
Гражданская Оборона — Моя Оборона (концерт 2007).Фрагмент фильма-концерта «Зачем Снятся Сны» (p) 2007 У-Студия, 2+2=5
* запрещенная в России партия
СКАЗАНО
— Мне представляется, что Игорь имел огромное значение для поколения 1980-2010, — считает саксофонист Сергей Летов, родной брат Егора. — Он стал окном в мир высокой культуры для очень и очень многих. Для тех, кто не знает, кто такой Рембо и Борхес. Для ребят из рабочих посёлков провинциальных городов он вместе с тем был своим. И в то же время он большой поэт! Один из самых выдающихся поэтов русского языка. В нашем роке, вообще в молодежной субкультуре, никого равного по яркости поэтического высказывания нет. При этом я сам не поклонник творчества «Гражданской обороны». Что касается политической окраски, Игорь в 2000-х находился под сильным влиянием своей жены, Наталии Чумаковой, и все увлечения прежней жизни постепенно оставил: Баркашов, НБП, Анпилов и коммунисты — все стали ему безразличны. Поэтому поддержал бы он сегодня ДНР? Не знаю. В конце 90-х Игорь говорил, что не понимает, зачем нужны разные государства — Украина и Россия, когда народ один. Резко высказывался о фашизме — «вонь». Я знаю, что он очень менялся на протяжении своей жизни. Он же художник с большой буквы.
ЛИТЕРАТУРОВЕД
— Каждый гениальный художник создает свой язык, — пояснил «КП» доктор филологических наук Юрий Доманский, профессор кафедры теоретической и исторической поэтики ИФИ РГГУ. — Летов один из тех, кто совершил это, как и Пушкин, Высоцкий, Блок, Есенин, Бродский и другие. Он не стал заложником ни одной литературной традиции. В основе поэтического языка Летова лежат формулы — небольшие фразы, которые при монтаже создают уникальную художественную систему. Особенность не только в способе создания такого текста, но в смыслах, возникающих на стыках между формулами. Это могут быть как формулы, из которых состоят куплеты, так и формулы, фигурирующие в припеве. Они повторяются. На первый взгляд они кажутся набором бессмысленных фраз или слов, но при вдумчивом слушании и вчитывании рождают глубокие и многогранные смысловые подтексты. Крайности не просто сталкиваются, а достигают определенного словесного синтеза — он и рождает самобытный литературный мир. Такое под силу только гениальным поэтам. Летов создал собственную художественную действительность.