Рыдали яростно, навзрыд
Одной единой страсти ради
На полустанке — инвалид
И Шостакович — в Ленинграде.
Александр Межиров
Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича имеет подзаголовок «Ленинградская». Но больше ей подходит название «Легендарная». И действительно история создания, история репетиций и история исполнения этого произведения стали практически легендами.
От замысла к воплощению
Считается, что замысел Седьмой симфонии возник у Шостаковича непосредственно сразу после нападения фашистов на СССР. Приведём и другие мнения.
Дирижёр Владимир Федосеев: » … Шостакович писал о войне. Но при чем тут война! Шостакович был гений, он не писал про войну, он писал про ужасы мира, о том, что нам грозит. «Тема нашествия» ведь была написана задолго до войны и совсем по другому поводу. Но он нашел характер, выразил предчувствие».
Композитор Леонид Десятников: » … с самой «темой нашествия» тоже не все окончательно ясно: высказывались соображения, что она была сочинена задолго до начала Великой Отечественной войны, и что Шостакович связывал эту музыку со сталинской государственной машиной и т. д.» Есть предположение, что «тема нашествия» построена на одной из любимых мелодий Сталина — лезгинке.
Некоторые идут ещё дальше, утверждая, что Седьмая симфония первоначально задумывалась композитором как симфония о Ленине, и только война помешала её написанию. Музыкальный же материал использовался Шостаковичем в новом произведении, хотя никаких реальных следов «сочинения о Ленине» в рукописном наследии Шостаковича не обнаружено.
Указывают на фактурную схожесть «темы нашествия» со знаменитым «Болеро» Мориса Равеля, а также возможную трансформацию мелодии Франца Легара из оперетты «Весёлая вдова» (ария графа Данило Also bitte, Njegus, ich bin hier … Da geh` ich zu Maxim).
Сам композитор писал: «Сочиняя тему нашествия, я думал о совсем другом враге человечества. Разумеется, я ненавидел фашизм. Но не только немецкий — ненавидел всякий фашизм».
Вернёмся к фактам. За июль — сентябрь 1941 года Шостакович написал четыре пятых своего нового сочинения. Завершение второй части симфонии в чистовой партитуре датировано 17-ым сентября. Время окончания партитуры третьей части обозначено также в чистовом автографе: 29 сентября.
Наиболее проблематична датировка начала работы над финалом. Известно, что в начале октября 1941 года Шостакович с семьёй был эвакуирован из осаждённого Ленинграда в Москву, а затем переехал в Куйбышев. Находясь в Москве, он сыграл готовые части симфонии в редакции газеты «Советское искусство» 11 октября группе музыкантов. «Даже беглое прослушивание симфонии в фортепианном исполнении автора позволяет говорить о ней, как о явлении громадного масштаба», — свидетельствовал один из участников встречи и отмечал …, что «Финала симфонии ещё нет.»
В октябре-ноябре 1941 года страна переживала самый тяжёлый момент борьбы с захватчиками. В этих условиях оптимистический финал, задуманный автором («В финале хочется сказать о прекрасной будущей жизни, когда враг будет разбит»), не ложился на бумагу. Художник Николай Соколов, живший в Куйбышеве по соседству с Шостаковичем, вспоминает: «Как-то я спросил Митю, почему он не кончает свою Седьмую. Он ответил: » … Не могу пока писать … Гибнет столько наших людей!» … Зато с какой энергией и радостью он засел за работу сразу же после известия о разгроме фашистов под Москвой! Очень быстро симфония была им закончена чуть ли не за две недели.» Контрнаступление советских войск под Москвой началось 6 декабря, а первые значительные успехи принесло 9 и 16 декабря (освобождение городов Елец и Калинин). Сопоставление этих дат и срока работы, указываемого Соколовым (две недели), с датой окончания симфонии, проставленной в чистовой партитуре (27 декабря 1941), позволяет с большой уверенностью отнести начало работы над финалом на середину декабря.
Практически сразу же после окончания симфонии началось её разучивание с оркестром Большого театра под управлением Самуила Самосуда. Премьера симфонии состоялась 5 марта 1942 года.
«Секретное оружие» Ленинграда
Блокада Ленинграда — незабываемая страница в истории города, которая вызывает особое уважение к мужеству его жителей. Ещё живы свидетели блокады, приведшей к трагической гибели почти миллиона ленинградцев. На протяжении 900 дней и ночей город выдерживал осаду фашистских войск. Фашисты возлагали на взятие Ленинграда очень большие надежды. Захват Москвы предполагался уже после того, как падёт Ленинград. Сам же город должен был быть уничтожен. Враг окружил Ленинград со всех сторон. Целый год он душил его железной блокадой, осыпал бомбами и снарядами, умертвлял голодом и холодом. И стал готовиться к последнему штурму. Уже напечатаны были во вражеской типографии билеты на торжественный банкет в лучшей гостинице города — 9 августа 1942 года.
Но враг не знал, что несколько месяцев назад в осаждённом городе появилось новое «секретное оружие». Его доставили на военном самолёте с медикаментами, которые так нужны были больным и раненным. Это были четыре больших объёмистых тетради, исписанными нотами. Их с нетерпением ждали на аэродроме и увезли, как величайшую драгоценность. Это была Седьмая симфония Шостаковича!
Когда дирижёр Карл Ильич Элиасберг, высокий и худой человек, взял в руки заветные тетради и стал их просматривать, радость на его лице сменилась огорчением. Чтобы эта грандиозная музыка зазвучала по-настоящему нужно было 80 музыкантов! Только тогда мир услышит её и убедится, что город, в котором жива такая музыка, никогда не сдастся, и что народ, создающий такую музыку, непобедим. Но где взять такое количество музыкантов? Дирижёр горестно перебирал в памяти скрипачей, духовиков, ударников, которые погибли в снегах долгой и голодной зимы. И тогда по радио объявили о регистрации оставшихся в живых музыкантов. Дирижер, шатаясь от слабости, обходил госпитали в поисках музыкантов. Ударника Жаудата Айдарова он отыскал в мертвецкой, где и заметил, что пальцы музыканта слегка шевельнулись. «Да он же живой!» — воскликнул дирижер, и это мгновение было вторым рождением Жаудата. Без него исполнение Седьмой было бы невозможным — ведь он должен был выбивать барабанную дробь в «теме нашествия».
С фронта потянулись музыканты. Тромбонист пришел из пулеметной роты, из госпиталя сбежал альтист. Валторниста отрядил в оркестр зенитный полк, флейтиста привезли на санках — у него отнялись ноги. Трубач притопал в валенках, несмотря на весну: распухшие от голода ноги не влезали в другую обувь. Сам дирижер был похож на собственную тень.
Но на первую репетицию они все же собрались. Руки одних огрубели от оружия, у других тряслись от истощения, но все старались изо всех сил держать инструменты, словно от этого зависела их жизнь. Это была самая короткая в мире репетиция, продолжавшаяся всего пятнадцать минут, — на большее у них не было сил. Но эти пятнадцать минут они играли! И дирижер, старавшийся не упасть с пульта, понял, что они исполнят эту симфонию. У духовиков дрожали губы, смычки струнников были как чугунные, но музыка-то звучала! Пусть слабо, пусть нестройно, пусть фальшиво, но оркестр играл. Несмотря на то, что на время репетиций — два месяца — музыкантам увеличили продуктовый паек, несколько артистов не дожили до концерта.
И был назначен день концерта — 9 августа 1942 года. Но враг по-прежнему стоял под стенами города и собирал силы для последнего штурма. Вражеские орудия взяли прицел, приказ на вылет ждали сотни вражеских самолётов. И немецкие офицеры ещё раз взглянули на пригласительные билеты на банкет, который должен был состояться после падения осаждённого города, 9 августа.
Почему они не стреляли?
Великолепный белоколонный зал был полон и встретил появление дирижёра овацией. Дирижёр поднял палочку, и мгновенно наступила тишина. Долго ли она продлится? Или враг обрушит сейчас шквал огня, чтобы помешать нам? Но палочка пришла в движение — и в зал ворвалась неслыханная прежде музыка. Когда музыка кончилась и вновь наступила тишина, дирижёр подумал: «Почему они сегодня не стреляли?» Отзвучал последний аккорд, и в зале на несколько секунд повисла тишина. И вдруг все люди встали в едином порыве — по их щекам катились слезы радости и гордости, а ладони раскалились от грома аплодисментов. Из партера на сцену выбежала девочка и преподнесла дирижеру букет полевых цветов. Через десятилетия отысканная ленинградскими школьниками-следопытами Любовь Шнитникова расскажет, что она специально выращивала цветы для этого концерта.
Почему же фашисты не стреляли? Нет, стреляли, вернее, пытались стрелять. Они целились в белоколонный зал, они хотели расстрелять музыку. Но 14-й артиллерийский полк ленинградцев обрушил за час до концерта на фашистские батареи лавину огня, обеспечив семьдесят минут тишины, необходимой для исполнения симфонии. Ни один вражеский снаряд не упал рядом с филармонией, ни что не мешало музыке звучать над городом и над миром, и мир, услышав её, поверил: этот город не сдастся, этот народ непобедим!
Героическая симфония XX века
Рассмотрим собственно музыку Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Итак,
Первая часть написана в сонатной форме. Отклонением от классической сонатности является то, что вместо разработки идёт большой эпизод в виде вариаций («эпизод нашествия»), а после него вводится дополнительный фрагмент разработочного характера.
Начало части воплощает в себе образы мирной жизни. Главная партия звучит широко и мужественно и имеет черты песни-марша. Вслед за ней появляется лирическая побочная партия. На фоне мягкого секундового «покачивания» альтов и виолончелей звучит светлая, напоминающая песню мелодия скрипок, которая чередуется с прозрачными хоральными аккордами. Прекрасен конец экспозиции. Звучание оркестра будто растворяется в пространстве, мелодия флейты-пикколо и засурдиненной скрипки поднимается всё выше и замирает, истаивая на фоне тихо звучащего ми-мажорного аккорда.
Начинается новый раздел — потрясающая картина нашествия агрессивной разрушительной силы. В тишине как бы издалека доносится едва слышная дробь барабана. Устанавливается автоматический ритм, не прекращающийся на всём протяжении этого страшного эпизода. Сама «тема нашествия» — механистическая, симметричная, разделённая на ровные отрезки по 2 такта. Тема звучит сухо, колко, с пощёлкиваниями. Первые скрипки играют стаккато, вторые ударяют обратной стороной смычка по струнам, альты играют пиццикато.
Эпизод построен в форме вариаций на мелодически неизменную тему. Тема проходит 12 раз, обрастая всё новыми голосами, раскрывая все свои зловещие стороны.
В первой вариации бездушно, мёртво в низком регистре звучит флейта.
Во второй вариации к ней на расстоянии полутора октав присоединяется флейта-пикколо.
В третьей вариации возникает тупо звучащий диалог: каждую фразу гобоя копирует фагот октавой ниже.
С четвёртой по седьмую вариацию агрессивность в музыке нарастает. Появляются медные духовые инструменты. В шестой вариации тема излагается параллельными трезвучиями, нагло и самодовольно. Музыка приобретает всё более жестокий, «звериный» облик.
В восьмой вариации она достигает устрашающей звучности fortissimo. Восемь валторн прорезывают грохот и лязганье оркестра «первобытным рёвом».
В девятой вариации тема переходит к трубам и тромбонам, сопровождаясь мотивом стона.
В десятой и одиннадцатой вариациях напряжение в музыке достигает почти немыслимой силы. Но тут происходит фантастический по гениальности музыкальный переворот, не имеющий аналогов в мировой симфонической практике. Резко меняется тональность. Вступает дополнительная группа медных инструментов. Несколько нот партитуры останавливают тему нашествия, звучит противостоящая ей тема сопротивления. Начинается эпизод битвы, невероятнейший по напряжённости и насыщенности. В пронзительных душераздирающих диссонансах слышатся крики, стоны. Нечеловеческим усилием Шостакович ведёт развитие к главной кульминации первой части — реквиему — плачу о погибших.
Константин Васильев. Нашествие
Начинается реприза. Главная партия широко излагается всем оркестром в маршевом ритме траурного шествия. С трудом узнаётся в репризе побочная партия. Прерывисто-усталый монолог фагота в сопровождении спотыкающихся на каждом шагу аккордами аккомпанемента. Всё время меняется размер. Это, по словам Шостаковича — «личная скорбь», для которой «уже и слёз не осталось».
В коде первой части трижды возникают картины минувшего, после призывного сигнала валторн. Будто в дымке проходят в своём первоначальном облике главная и побочная темы. И в самом конце зловеще напоминает о себе тема нашествия.
Вторая часть — необычное скерцо. Лирическое, небыстрое. В нём всё настраивает на воспоминания о довоенной жизни. Музыка звучит как бы вполголоса, в ней слышатся то отзвуки какого-то танца, то трогательно-нежной песни. Неожиданно прорывается аллюзия на «Лунную сонату» Бетховена, звучащая несколько гротескно. Что это? Не воспоминания ли немецкого солдата, сидящего в окопах вокруг осаждённого Ленинграда?
Третья часть предстаёт как образ Ленинграда. Её музыка звучит как жизнеутверждающий гимн прекрасному городу. Величавые, торжественные аккорды чередуются в ней с выразительными «речитативами» солирующих скрипок. Третья часть без перерыва переходит в четвёртую.
Четвёртая часть — могучий финал — полон действенности, активности. Шостакович считал его, наряду с первой частью, основным в симфонии. Он говорил, что эта часть соответствует его «восприятию хода истории, который неизбежно должен привести к торжеству свободы и человечности».
В коде финала использованы 6 тромбонов, 6 труб, 8 валторн: на фоне могучего звучания всего оркестра они торжественно возглашают главную тему первой части. Само проведение напоминает колокольный перезвон.
При подготовке данного материала была использована следующая литература:
— Аверьянова О.И. Отечественная музыкальная литература ХХ века: Учебник для ДМШ.
— Пожидаев Г.А. Рассказы о музыке.
— Мархасёв Л.С. Любимые и другие.
На нашем сайте Седьмая симфония представлена в интерпретации Геннадия Рождественского.
Обсудить на Форуме
Symphony No. 7 (C-dur), Op. 60, «Leningrad»
Композитор Год создания 1941 Дата премьеры 05.03.1942 Жанр Страна СССР
- Тосканини. 7-я симфония Шостаковича →
- Подвиг Тосканини. 7-я симфония Шостаковича →
- Балет «Ленинградская симфония» →
История создания
Неизвестно когда именно, в конце 30-х или в 1940 году, но во всяком случае еще до начала Великой Отечественной войны Шостакович написал вариации на неизменную тему — пассакалью, сходную по замыслу с Болеро Равеля. Он показывал ее своим младшим коллегам и ученикам (с осени 1937 года Шостакович преподавал в Ленинградской консерватории композицию и оркестровку). Тема простая, как бы приплясывающая, развивалась на фоне сухого стука малого барабана и разрасталась до огромной мощи. Сначала она звучала безобидно, даже несколько фривольно, но вырастала в страшный символ подавления. Композитор отложил это сочинение, не исполнив и не опубликовав его.
22 июня 1941 года его жизнь, как и жизнь всех людей в нашей стране, резко изменилась. Началась война, прежние планы оказались перечеркнутыми. Все стали работать на нужды фронта. Шостакович вместе со всеми рыл окопы, дежурил во время воздушных тревог. Делал аранжировки для концертных бригад, отправлявшихся в действующие части. Естественно, роялей на передовых не было, и он перекладывал аккомпанементы для небольших ансамблей, делал другую необходимую, как ему казалось, работу. Но как всегда у этого уникального музыканта-публициста — как было с детства, когда в музыке передавались сиюминутные впечатления бурных революционных лет, — стал созревать крупный симфонический замысел, посвященный непосредственно происходящему. Он начал писать Седьмую симфонию. Летом была закончена первая часть. Ее он успел показать самому близкому другу И. Соллертинскому, который 22 августа уезжал в Новосибирск вместе с филармонией, художественным руководителем которой был многие годы. В сентябре, уже в блокированном Ленинграде, композитор создал вторую часть, показал ее коллегам. Начал работу над третьей частью.
1 октября по специальному распоряжению властей его вместе с женой и двумя детьми самолетом переправили в Москву. Оттуда, через полмесяца поездом он отправился дальше на восток. Первоначально планировалось ехать на Урал, но Шостакович решил остановиться в Куйбышеве (так в те годы называлась Самара). Здесь базировался Большой театр, было много знакомых, которые на первое время приняли композитора с семьей к себе, но очень быстро руководство города выделило ему комнату, а в начале декабря — двухкомнатную квартиру. В нее поставили рояль, переданный на время местной музыкальной школой. Можно было продолжать работу.
В отличие от первых трех частей, созданных буквально на одномды хании, работа над финалом продвигалась медленно. Было тоскливо, тревожно на душе. Мать с сестрой остались в осажденном Ленинграде, переживавшем самые страшные, голодные и холодные дни. Боль за них не оставляла ни на минуту. Плохо было и без Соллертинского. Композитор привык к тому, что друг всегда рядом, что с ним можно делиться самыми сокровенными мыслями — а это в те времена всеобщего доносительства становилось самой большой ценностью. Шостакович часто писал ему. Сообщал буквально обо всем, что можно было доверить цензурируемой почте. В частности, о том, что финал «не пишется». Не удивительно, что последняя часть долго не получалась. Шостакович понимал, что в симфонии, посвященной событиям войны, все ожидали торжественного победного апофеоза с хором, праздника грядущей победы. Но для этого не было пока никаких оснований, а он писал так, как подсказывало сердце. Не случайно позднее распространилось мнение, что финал по значимости уступает первой части, что силы зла оказались воплощенными значительно сильнее, чем противостоящее им гуманистическое начало.
27 декабря 1941 года Седьмая симфония была закончена. Конечно, Шостаковичу хотелось, чтобы ее исполнил любимый оркестр — оркестр Ленинградской филармонии под управлением Мравинского. Но он был далеко, в Новосибирске, а власти настаивали на срочной премьере: исполнению симфонии, которую композитор назвал Ленинградской и посвятил подвигу родного города, придавалось политическое значение. Премьера состоялась в Куйбышеве 5 марта 1942 года. Играл оркестр Большого театра под управлением Самуила Самосуда.
Очень любопытно, что написал о симфонии «официальный писатель» того времени Алексей Толстой: «Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке. Постараемся (хотя бы отчасти) проникнуть в путь музыкального мышления Шостаковича — в грозные темные ночи Ленинграда, под грохот разрывов, в зареве пожаров, оно привело его к написанию этого откровенного произведения. <…> Седьмая симфония возникла из совести русского народа, принявшего без колебания смертный бой с черными силами. Написанная в Ленинграде, она выросла до размеров большого мирового искусства, понятного на всех широтах и меридианах, потому что она рассказывает правду о человеке в небывалую годину его бедствий и испытаний. Симфония прозрачна в своей огромной сложности, она и сурова, и по-мужски лирична, и вся летит в будущее, раскрывающееся за рубежом победы человека над зверем.
…Скрипки рассказывают о безбурном счастьице, — в нем таится беда, оно еще слепое и ограниченное, как у той птички, что «ходит весело по тропинке бедствий»… В этом благополучии из темной глубины неразрешенных противоречий возникает тема войны — короткая, сухая, четкая, похожая на стальной крючок. Оговариваемся, человек Седьмой симфонии — это некто типичный, обобщенный и некто — любимый автором. Национален в симфонии сам Шостакович, национальна его русская рассвирепевшая совесть, обрушившая седьмое небо симфонии на головы разрушителей.
Тема войны возникает отдаленно и вначале похожа на какую-то простенькую и жутковатую пляску, на приплясывание ученых крыс под дудку крысолова. Как усиливающийся ветер, эта тема начинает колыхать оркестр, она овладевает им, вырастает, крепнет. Крысолов, со своими железными крысами, поднимается из-за холма… Это движется война. Она торжествует в литаврах и барабанах, воплем боли и отчаяния отвечают скрипки. И вам, стиснувшему пальцами дубовые перила, кажется: неужели, неужели уже все смято и растерзано? В оркестре — смятение, хаос.
Нет. Человек сильнее стихии. Струнные инструменты начинают бороться. Гармония скрипок и человеческие голоса фаготов, могущественнее грохота ослиной кожи, натянутой на барабаны. Отчаянным биением сердца вы помогаете торжеству гармонии. И скрипки гармонизируют хаос войны, заставляют замолкнуть ее пещерный рев.
Проклятого крысолова больше нет, он унесен в черную пропасть времени. Слышен только раздумчивый и суровый — после стольких потерь и бедствий — человеческий голос фагота. Возврата нет к безбурному счастьицу. Перед умудренным в страданиях взором человека — пройденный путь, где он ищет оправдания жизни.
За красоту мира льется кровь. Красота — это не забава, не услада и не праздничные одежды, красота — это пересоздание и устроение дикой природы руками и гением человека. Симфония как будто прикасается легким дуновением к великому наследию человеческого пути, и оно оживает.
Средняя (третья — Л. М.) часть симфонии — это ренессанс, возрождение красоты из праха и пепла. Как будто перед глазами нового Данте силой сурового и лирического раздумья вызваны тени великого искусства, великого добра.
Заключительная часть симфонии летит в будущее. Перед слушателями… раскрывается величественный мир идей и страстей. Ради этого стоит жить и стоит бороться. Не о счастьице, но о счастье теперь рассказывает могущественная тема человека. Вот — вы подхвачены светом, вы словно в вихре его… И снова покачиваетесь на лазурных волнах океана будущего. С возрастающим напряжением вы ожидаете… завершения огромного музыкального переживания. Вас подхватывают скрипки, вам нечем дышать, как на горных высотах, и вместе с гармонической бурей оркестра, в немыслимом напряжении вы устремляетесь в прорыв, в будущее, к голубым городам высшего устроения…» («Правда», 1942, 16 февраля).
После куйбышевской премьеры симфонии прошли в Москве и Новосибирске (под управлением Мравинского), но самая замечательная, поистине героическая состоялась под управлением Карла Элиасберга в осажденном Ленинграде. Чтобы исполнить монументальную симфонию с огромным составом оркестра, музыкантов отзывали из военных частей. Некоторых перед началом репетиций пришлось положить в больницу — подкормить, подлечить, поскольку все простые жители города стали дистрофиками. В день исполнения симфонии — 9 августа 1942 года — все артиллерийские силы осажденного города были брошены на подавление огневых точек врага: ничто не должно было помешать знаменательной премьере.
И белоколонный зал филармонии был полон. Бледные, истощенные ленинградцы заполнили его, чтобы услышать музыку, посвященную им. Динамики разносили ее по всему городу.
Общественность всего мира восприняла исполнение Седьмой как событие огромной важности. Вскоре из-за рубежа стали поступать просьбы выслать партитуру. Между крупнейшими оркестрами западного полушария разгорелось соперничество за право первого исполнения симфонии. Выбор Шостаковича пал на Тосканини. Через мир, охваченный огнем войны, полетел самолет с драгоценными микропленками, и 19 июля 1942 года Седьмая симфония была исполнена в Нью-Йорке. Началось ее победное шествие по земному шару.
Музыка
Первая часть начинается в ясном светлом до мажоре широкой, распевной мелодией эпического характера, с ярко выраженным русским национальным колоритом. Она развивается, растет, наполняется все большей мощью. Побочная партия также песенна. Она напоминает мягкую спокойную колыбельную. Заключение экспозиции звучит умиротворенно. Все дышит спокойствием мирной жизни. Но вот откуда-то издалека раздается дробь барабана, а потом появляется и мелодия: примитивная, похожая на банальные куплеты шансонетки — олицетворение обыденности и пошлости. Это начинается «эпизод нашествия» (таким образом, форма первой части — сонатная с эпизодом вместо разработки). Поначалу звучание кажется безобидным. Однако тема повторяется одиннадцать раз, все более усиливаясь. Она не изменяется мелодически, только уплотняется фактура, присоединяются все новые инструменты, потом тема излагается не одноголосно, а аккордовыми комплексами. И в результате она вырастает в колоссальное чудовище — скрежещущую машину уничтожения, которая кажется, сотрет все живое. Но начинается противодействие. После мощной кульминации реприза наступает омраченной, в сгущенно минорных красках. Особенно выразительна мелодия побочной партии, сделавшаяся тоскливой, одинокой. Слышно выразительнейшее соло фагота. Это больше не колыбельная, а скорее плач, прерываемый мучительными спазмами. Лишь в коде впервые главная партия звучит в мажоре, утверждая наконец столь трудно доставшееся преодоление сил зла.
Вторая часть — скерцо — выдержано в мягких, камерных тонах. Первая тема, излагаемая струнными, соединяет в себе светлую печаль и улыбку, чуть приметный юмор и самоуглубленность. Гобой выразительно исполняет вторую тему — романсовую, протяженную. Затем вступают другие духовые инструменты. Темы чередуются в сложной трехчастности, создавая образ привлекательный и светлый, в котором многие критики усматривают музыкальную картину Ленинграда прозрачными белыми ночами. Лишь в среднем разделе скерцо появляются иные, жесткие черты, рождается карикатурный, искаженный образ, исполненный лихорадочного возбуждения. Реприза скерцо звучит приглушенно и печально.
Третья часть — величавое и проникновенное адажио. Оно открывается хоральным вступлением, звучащим словно реквием по погибшим. За ним следует патетическое высказывание скрипок. Вторая тема близка скрипичной, но тембр флейты и более песенный характер передают, по словам самого композитора, «упоение жизнью, преклонение перед природой». Средний эпизод части отличается бурным драматизмом, романтической напряженностью. Его можно воспринимать как воспоминание о прошедшем, реакцию на трагические события первой части, обостренные впечатлением непреходящей красоты во второй. Реприза начинается речитативом скрипок, еще раз звучит хорал, и все истаивает в таинственно рокочущих ударах тамтама, шелестящем тремоло литавр. Начинается переход к последней части.
В начале финала — то же еле слышное тремоло литавр, тихое звучание скрипок с сурдинами, приглушенные сигналы. Происходит постепенное, медленное собирание сил. В сумеречной мгле зарождается главная тема, полная неукротимой энергии. Ее развертывание колоссально по масштабам. Это образ борьбы, народного гнева. Его сменяет эпизод в ритме сарабанды — печальный и величественный, как память о павших. А затем начинается неуклонное восхождение к торжеству заключения симфонии, где главная тема первой части, как символ мира и грядущей победы, звучит ослепительно у труб и тромбонов.
Л. Михеева
«… когда в знак начала
дирижерская палочка поднялась,
над краем передним, как гром, величаво
другая симфония началась —
симфония наших гвардейских пушек,
чтоб враг по городу бить не стал,
чтоб город Седьмую симфонию слушал. …
И в зале — шквал,
И по фронту — шквал. …
А когда разошлись по квартирам люди,
полны высоких и гордых чувств,
бойцы опустили стволы орудий,
защитив от обстрела площадь Искусств».
Николай Савков
9 августа 1942 г. в зале Ленинградской филармонии состоялось исполнение Седьмой симфонии Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.
В первые недели Великой отечественной войны, которую Шостакович встретил в своём родном городе — Ленинграде, он начал писать Седьмую симфонию, ставшую одним из важнейших его произведений. Композитор работал с необычайным усердием и творческим подъёмом, хотя писать симфонию получалось урывками. Вместе с другими ленинградцами Дмитрий Дмитриевич участвовал в обороне города: работал на строительстве противотанковых укреплений, был бойцом противопожарной команды, по ночам дежурил на чердаках и крышах домов, тушил зажигательные бомбы. К середине сентября Шостакович закончил две части симфонии, а 29 сентября завершил третью часть.
В середине октября 1941 г. из блокированного города он вместе с двумя малолетними детьми был эвакуирован в Куйбышев, где и продолжил работу над симфонией. В декабре была написана финальная часть, и началась подготовка к постановке. Премьера Седьмой симфонии состоялась 5 марта 1942 г. в Куйбышеве, на сцене Театра оперы и балета, в исполнении оркестра Большого театра под управлением С. А. Самосуда. 29 марта 1942 г. симфония была исполнена в Москве.
Инициатором и организатором исполнения Седьмой симфонии в осаждённом Ленинграде был главный дирижёр Большого симфонического Оркестра Ленинградского радиокомитета К. И. Элиасберг. В июле специальным самолётом партитура была доставлена в Ленинград, начались репетиции. Для исполнения симфонии требовался усиленный состав оркестра, поэтому была проделана большая работа по розыску уцелевших музыкантов в самом Ленинграде и на ближайшей передовой.
9 августа 1942 г. в переполненном зале Ленинградской филармонии состоялось исполнение Седьмой симфонии. 80 мин., пока звучала музыка, орудия врага безмолвствовали: артиллеристы, защищавшие город, получили приказ командующего Ленинградским фронтом Л. А. Говорова — во что бы то ни стало подавлять огонь немецких орудий. Операция огневого подавления вражеских батарей называлась «Шквал». Во время исполнения симфония транслировалась по радио, а также по громкоговорителям городской сети. Её слышали не только жители города, но и осаждавшие Ленинград немецкие войска. Новое произведение Шостаковича потрясло слушателей, вселило уверенность и придало силы защитникам города.
Позднее запись симфонии осуществили многие выдающиеся дирижёры, как в СССР, так и за рубежом. На музыку 1-й части симфонии был поставлен балет «Ленинградская симфония», получивший широкую известность.
Седьмая («Ленинградская») симфония Д. Д. Шостаковича по праву является не только одним из важнейших художественных произведений отечественной культуры XX в., но и музыкальным символом блокады Ленинграда.
См. также в Президентской библиотеке:
День воинской славы России — День снятия блокады Ленинграда // День в истории. 27 января 1944 г.;
Оборона и блокада Ленинграда // Память о Великой Победе: коллекция;
Прорыв блокады Ленинграда // День в истории. 18 января 1943 г.;
Начала свою работу водная трасса «Дороги жизни» // День в истории. 12 сентября 1941 г.