По миссионерски

on

Главная цель миссионера — обращать людей ко Господу Иисусу Христу, привлекая их в Его святую Православную Церковь. Но к этой задаче можно подходить по-разному, и от подхода во многом зависит успех или неуспех дела. Знакомя людей с христианством, нужно очень гибко подходить к каждому конкретному человеку, помня, что готовых рецептов в миссионерстве не бывает. Миссионеру всегда надо помнить слова святого апостола Павла: «Для иудеев я был как иудей, для эллинов как эллин, я стал всем для всех, чтобы привести к Господу хотя бы некоторых» (1 Кор. 9: 20-22). Приводя человека в Церковь, важно иметь в виду, что каждый человек, как бы он не жил, кем бы не был, ищет в жизни счастья и любви. Миссионеру надо помочь ему найти их в Боге.

Первый вопрос, с которым сталкивается миссионер — нужна ли миссионерская проповедь в России, «ведь мы и так православная страна». Это заблуждение. Россия – страна не православная. Ей еще только предстоит стать таковой. Скорее можно согласиться с горьким для нас утверждением протестантских миссионеров, которые заявляют, что Россия страна языческая и наше население нуждается в евангелизации, как какие-нибудь папуасы. Да, 70% наших сограждан крещеные. Но сколько их ходит в храм? Многие из тех, кто часто заходит в храм поставить свечку или купается на источнике в праздник Крещения, относятся к этому по-язычески, ожидая только исцелений, или каких-нибудь благ. Даже те христиане, кто искренне верят и постоянно бывают на службах (а таких людей очень мало), иногда в своих убеждениях отклоняются в серьезные ереси, даже не подозревая об этом.

Еще есть мнение, что миссия не нужна, потому что «кого надо, Господь Сам приведет в Церковь». Но это также заблуждение. Достаточно вспомнить слова величайшего миссионера – святого апостола Павла: «Как веровать , о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего?» (Рим. 10:14). Поэтому все мы должны быть миссионерами в меру своих сил, в первую очередь, для ближних своих. Но нельзя бездумно кидаться проповедовать, вынуждая людей шарахаться от верующего, как от какого-нибудь сектанта. Можно условно разделить людей на несколько категорий, к каждой из которых нужен особый миссионерский подход. Вот некоторые из них:

1. Атеисты по воспитанию. Это, в основном, взрослые или пожилые люди, выросшие в советское время и имеющие представления о вере, почерпнутые еще из школьных советских учебников, где вся логика аргументов строилась на фразе «Гагарин в космос летал, а Бога не видел». Есть и молодежь, которая унаследовала такие взгляды из семейного воспитания. Они не верят в мистику вообще, но реально произошедшее чудо, которое они не смогут отрицать, способно перевернуть их жизнь.

2. Средняя масса. Это обычные, воспитанные телевизором люди, которые читают журнал «НЛО», смотрят «исторические» передачи по РЕН-ТВ, мистический телеканал и т.д. Они верят в инопланетян, гороскопы, в фен-шуй и в то, что «что-то такое там есть», даже в то, что загробная жизнь возможна. Они с удовольствием послушают и о христианстве, но на скорое обращение рассчитывать, как правило, не приходится. Зато, на этих людей оказывает сильное впечатление личный пример верующего человека.

3. Потомственные иноверцы. Это люди, выросшие в семьях, исповедующих другие религии или относящихся к другой конфессии, которые обычно также мало знают о своей вере, как и наши крещеные «православные». Для них придерживаться семейной религиозной традиции важнее, чем искренний поиск веры. Эти люди часто инстинктивно отказываются от бесед, чувствуя, что миссионер может разрушить их хрупкую веру в свою религию, как правило, поддерживающуюся просто воспитанием.

4. Сектанты, или убежденные иноверцы. К этой же категории можно отнести и оккультистов, и людей, одинаково готовых практиковать любую религию. Эти люди с удовольствием вступают в споры, в надежде обратить миссионера в свою веру. Как правило, они хорошо подкованы в Священном Писании, знают кое-что из христианской истории, догматики. Сектанты часто специально обучены некоторым штампам, которыми легко побеждают в споре недостаточно подготовленных миссионеров. С ними можно качественно дискутировать, только если хорошо знаешь историю Церкви, текстологию Священного Писания, Библейскую критику, историю религий, религиоведение и сектоведение, литургику, философию, психологию и многое другое. Но для миссионера очень полезны такие беседы в качестве стимула к обучению.

Есть, конечно, и другие категории людей, а многие люди относятся сразу к нескольким категориям. Многое зависит от культурного уровня и образования человека, которые надо учитывать в беседах с ним и стараться говорить на привычном ему языке.

Какие же средства проповеди доступны миссионеру в наше время? Все возможные, и в первую очередь, современные средства: телевидение, интернет, музыка. Все люди сейчас смотрят телевизор, с интересом читают форумы и блоги в интернете. И на основе мнения каких-нибудь «писак», поднаторевших в раскрутке жареных тем, или высказываний новых «пророков» от блогосферы, они формируют свои собственные убеждения. Слово, усиленное средствами интернета и ТВ, — это мощное средство воздействия на сознание и мироощущение целых обществ. И для нас было бы ошибкой не использовать эти прекрасные возможности для проповеди.

Однако на этом пути есть одна проблема, все более остро встающая перед миссионером, да и перед христианином вообще. Эта вытеснение христианских тем с наиболее популярных интернетовских площадок общения. Также это касается печатных изданий, радио, телевидения. В чем суть проблемы? Приведу один пример. На одном студенческом радио было запланировано начать выпускать пятиминутные православные молодежные программы. Простые ответы на те вопросы, которые в основном интересуют молодежь. Но руководство радио отказало в такой программе, несмотря на предварительную договоренность. Как причину озвучили давление мусульманства. Нам было сказано: «Мы сейчас вам выделим пять минут в неделю, и тут же к нам придут мусульмане и потребуют себе такую же пятиминутку. И мы не сможем им отказать, потому что вам мы это разрешили». Такая же ситуация была в одной светской городской газете, в которой отказались печатать православные статьи, испугавшись, что к ним придут сектанты и потребуют предоставить им также место для проповеди. В интернет-журнале, в котором публикуются ответы на всевозможные вопросы, с удовольствием печатают ответы на вопросы, как обустроить комнату по фен-шуй и сколько денег надо класть под полотенце, когда крестишь ребенка в храме, но отказались публиковать ответ на вопрос, зачем человеку нужно креститься. И так во всем. Налицо тенденция вытеснения православных со своими темами на специализированные православные ресурсы и программы. Чем чревата эта ситуация? Да тем, что мы будем очень ограничены в проповеди. Если так пойдет далее, то очень скоро мы будем проповедовать только в своих православных форумах, телепередачах, журналах. Беда же в том, что православные каналы смотрят люди, уже обратившиеся. А те, кто нуждается в беседе миссионера, как раз на православные порталы не ходят. Поэтому, на мой взгляд, мы должны очень ценить пока еще существующую возможность проповедовать в таких светских местах, как сеть «ВКонтакте», «Одноклассники», телеканал «Дон-ТР», и во всех других светских форумах, где нам пока еще не затыкают рот.

В этом смысле очень полезно участвовать в комментариях к новостным записям в интернете. Здесь возможность для проповеди нам подбрасывают те самые люди, которые пытаются очернить Церковь, веру, Патриарха и т.д. Они сами выводят религиозную тему на обсуждение, привлекают множество людей «жареными» фактами, и в комментариях разворачивается оживленная дискуссия. Вот в рамках этой дискуссии миссионер и может «разгребать» завалы невежества нашего современного общества в религиозной сфере.

Особо надо сказать о проповеди с помощью современной музыки. Мне кажется, что это одно из немногих средств миссии, которое доходит прямо до сердца слушателей. Песню невозможно перегрузить догматическими тонкостями, в песне всегда затрагивается очень жизненная ситуация, близкая многим слушателям. И если эту ситуацию рассмотреть с евангельской точки зрения, да еще и выразить понятными словами, положенными на запоминающуюся мелодию, то результат будет очень ощутимый. Музыка – средство универсальное, воздействующее на всех людей. Одни любят один стиль, другие – другой. Но, наверное, нет человека, кто вообще бы не слушал хоть какую-нибудь музыку. Поэтому я приветствую появление, скажем, православного рэпа и рока. Это действенное средство проповеди для молодых. Православную песню пока еще можно свободно загрузить на популярный файловый сервер или в соц. сеть, и она донесет Христово учение до множества слушателей.

К таким же доходчивым средствам проповеди относятся и другие искусства — живопись, кино, танец, и т. д.

Но не надо забывать и о таком весьма простом средстве, как доверительная беседа. В жизни постоянно встречаются ситуации, когда в общем разговоре уместно вставить несколько слов, обращающих мысли аудитории к Богу, к вечной жизни, к добру, или, хотя бы, к нравственности. Тут важно тонко различать, кому и что можно сказать. Обычно, бывает достаточно одной фразы в разговоре, чтобы закинуть «якорь», который через какое-то время пробудит в душе человека в интерес к Православию. Например, при беседе в очереди к врачу, можно упомянуть о чудесной помощи освященного масла или помощи от чудотворной иконы, чтобы некоторые люди захотели узнать об этом больше. Самое главное, рассказывать о том, что действительно поразило самого миссионера, что зацепило его за душу, запомнилось навсегда. Тогда это ощущение чуда передастся и слушающим людям.

И наконец, самая действенная и безотказная проповедь – пример собственной жизни. Можно быть уверенным, что поступок человека, который вызвал скорую замерзающему в лютый мороз пьяному человеку, а пока машина ехала, не побрезговал растирать ему руки и ноги своими руками, останется навсегда в сознании досужих зевак как пример истинного христианства. Особенно, если этот христианин перекрестится хотя бы один раз, чтобы засвидетельствовать свою веру.

Однако чисто рассудочный подход к делу миссии не приводит к успеху. Хочу привести пример неудачного миссионерства. Один подкованный в догматике человек присутствовал при умирании от рака молодого кришнаита. Кришнаит был сыном его друга. Парень этот был очень неплохих душевных качеств, искренне религиозный, терпеливый, умный, добрый. К тому же, он был крещеный еще в детстве. Но в своих религиозных поисках он заблудился, промахнулся мимо Церкви и попал в общину кришнаитов. И вот он умирал от рака. До его смерти оставалось еще сколько дней. И его отец пригласил своего богословски подкованного друга беседовать с ним, чтобы обратить сына к Церкви. С умирающим начались долгие беседы о догматических тонкостях двух учений, о спасении в Церкви, о религиозных традициях вообще. Но как ни бился этот богослов, молодой кришнаит не считал убедительными его слова. Тогда, как последний свой аргумент, богослов привел такой довод: «Ты же русский, а русские все православные. Это индусы могут быть кришнаитами, а ты будь как твои предки». Однако для этого молодого сектанта искренние религиозные убеждения оказались важнее, чем приверженность национальной или семейной традиции. И вот буквально на следующий день кришнаит умер, перед смертью категорически сделав выбор в пользу своих кришнаитских убеждений. После его смерти в дом пришли кришнаиты из его общины и провели над телом свой предпохоронный обряд.

Почему такое могло произойти, какая же ошибка была сделана проповедником? И я склоняюсь к выводу о том, что эта ошибка – отсутствие любви к тому человеку, которому проповедуешь. Основная ошибка в том, что мы, миссионерствуя, пытаемся «сражаться» с тем человеком, с которым дискутируем. Мы пытаемся победить его своими богословскими доводами, «запинать» его в дальний угол своими знаниями, наивно надеясь, что человек после этого радостно примет христианство и станет нашим единомышленником. Однако все наши богословские победы приводят только к тому, что человек, чувствуя себя униженным, только еще дальше отходит от Церкви, уже не на уровне сознания, а на уровне подсознания связывая ощущение собственной униженности и проигрыша с православным христианством. Мы всегда должны помнить, что в каждом человеке живет гордость, а особенно в тех, кто далек от Христова учения. Поэтому, одерживая над таким человеком интеллектуальную победу, мы ущемляем его гордость и самолюбие, и он инстинктивно отталкивает то, что принесло ему боль, а именно, как он считает, христианство и Православие. После этого при слове «Церковь» у человека появляется реакция отторжения, потому что он имел опыт унизительного проигрыша в споре с верующим.

В интернете, вступая в словесные перепалки с троллями, нападающими на Церковь, мне приходилось слышать такие упреки: «Все они – верующие — считают себя лучше нас. Они такие заносчивые, агрессивные, с ними общаться невозможно. Они белоручки, считают себя святыми, а мы, типа, грязные, грешные, плохие. А сами, вон что творят, — попы на мерседесах ездят и деньги зарабатывают, а считают себя лучше нас». Я считаю, что во многом такие упреки — последствия именно такого неумелого миссионерствования «от ума», а не от сердца. Это плоды умничания, которое несет в себе превосходство, осуждение того человека, с которым говоришь, восприятие его как врага, с которым надо бороться, а не как драгоценной для Господа заблудшей овцы. И ни в коем случае нельзя считать того, с кем говоришь, глупее себя! Такая надменность отталкивает человека от миссионера и заодно от Церкви и от Христа.

Поэтому какие бы не использовались средства для проповеди, надо всегда считать себя ниже того человека, с которым говоришь, и держать в уме слова одного святого: «Побеждай все любовью».

Еще один вопрос – должен ли миссионер быть подготовлен, иметь специальные знания? Я считаю, что обязательно надо учиться. Сама проповедь, общение, с сектантами, общение с агрессивными атеистами, с просто начитавшимися злобных антицерковных статей людьми вынуждают многое знать, чтобы отвечать им. Если же знаний не хватает, нужно постараться миролюбиво закончить спор, посоветовав обратиться за разъяснениями к более компетентному человеку.

В заключение хочу подчеркнуть, что миссионер – это не какой-то особый редкий образец, имеющийся в нашей Церкви. Каждому из нас доступно миссионерство на своем уровне — от серьезных богословских бесед до молчаливой проповеди с помощью крестного знамения. Миссионером должен быть любой православный христианин, просто надо быть всегда начеку, надо не упускать возможность рассказать о Христе и Церкви, если она представится. Но говорить перед неверующими или иноверцами надо кратко, кротко и со смирением, стараясь не насиловать свободную волю людей и не оскорблять их теперешних убеждений. Об этом нас предупредил в своем послании святой апостол Петр:» всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3:15). И снова хочу напомнить слова, как мне кажется, могущие стать девизом миссионера: «Побеждай все любовью».

Диана Овчаренко, руководитель медиацентра ДДС,

выпускающий редактор журнала «Семинарист»

(482) просмотров

Миссия – предназначение и смысл существования компании, причина ее существования. Миссия рассматривается в ряду таких понятий стратегического менеджмента как видение бизнеса, ключевая идеология бизнеса. Причем миссия называется составляющей как видения, так и идеологии компании.

Термин на английском языке: ‘mission statements’.

Любая успешная компания имеет сформулированную миссию и ключевые ценности, которые остаются неизменными, в то время как стратегии и задачи могут меняться. Причина существования организации, отражающая идеалистическую мотивацию людей в ведении этого бизнеса, в делании данной работы, и есть миссия.

Миссия предназначается для решения следующих основных задач:

  1. Представить в явном виде то, для чего существует компания, и установить базу для определения и обеспечения непротиворечивости ее целей.
  2. Определить, чем именно данная компания отличается от всех других компаний, действующих на том же рынке.
  3. Создать критерий для оценки необходимости выполнения всех действий, осуществляемых в компании.
  4. Согласовать интересы всех лиц, связанных с организацией (собственников, руководства, служащих, клиентов и др.).

Миссия и стратегия

Миссию нельзя путать с целями или бизнес-стратегиями. Можно достичь целей, но не выполнить миссию. Миссия сама по себе неизменна, но она способствует изменениям, в том числе в стратегии бизнеса, одновременно являясь частью стратегического планирования.

Миссия и видение

Миссия отличается от видения тем, что она сфокусировано, прежде всего, на клиентах компании, тогда как видение – это представление будущего компании вообще. Она выражает то, что хочет компания для своих потребителей и почему.

  • Видение – это наше представление о будущем, которое наступит, даже если нас там не будет.
  • Миссия – это наше место в том будущем, которое мы видим.

Метод формулирования

Миссия предполагает ответ на вопросы, какой хочет выглядеть компания перед клиентами, почему это важно. В идеальном случае миссия может заставить клиента начать идентифицировать себя с компанией.

Обычно миссия формулируется в двух вариантах. Ее короткий вариант представляет собой одно-два предложения, которые, по сути, являются брендовым слоганом компании, направленным на формирование имиджа организации в обществе. Второй вариант миссии гораздо шире, он предназначен для внутреннего пользования и должен подробно раскрывать все необходимые аспекты. Среди них обязательно отмечаются следующие:

  • Цель функционирования компании.
  • Область деятельности компании.
  • Философия компании.
  • Методы достижения поставленных целей.
  • Методы взаимодействия организации с обществом (социальная политика организации).

Формой выражения расширенного варианта миссии, как правило, является устав компании или другой аналогичный документ, в котором высшее руководство определяет цели деятельности компании и доводит их до сведения своих служащих.

Эмоциональная окраска текстов может носить спокойный характер в случае перечисления видов деятельности на определенном сегменте рынка или же призывающий, обещающий восторженный характер при использовании ярких запоминающихся образов. Миссия должна быть не только конечной во времени, но и положительно сформулированной, что бы было понятно, к чему идем, а не от чего уходим. Содержать ценности для системы более высокого порядка, например, того региона, в котором существует компания, или отрасли, или рынка в целом. Так же, нужно иметь измеримые критерии, по которым мы можем определить, что движемся в правильном направлении.

Один из подходов к формулированию миссии, описанный в вышецитируемой статье Николая Шпака для E-xecutive, предполагает разработку четырех основных аспектов миссии: рыночный, социальный, частный и качественный.

К рыночному аспекту относятся все декларации, связанные с терминами из области экономики, маркетинга и т. п. (продукция, стратегия, конкуренция, цели, рынки, формы работы). В большинстве случаев именно они составляют основную часть текста миссии.

Социальный аспект обычно включает заявления, относящиеся к заботе об участниках бизнеса и различных категориях общества, к описанию корпоративной культуры, философии.

Частный аспект формируется владельцами компании и отражает различные формы личного успеха (успеха компании) с точки зрения владельцев. Обычно этот аспект находит свое выражение в видении компании («мы стремимся быть лучшими»), в упоминании заботы об акционерах или же не декларируется совсем, оставаясь невидимым для большинства субъектов рынка, так как нацелен на получение конкретной выгоды.

Качественный аспект миссии компании заключается в изменении условий, качества жизни общества, свойств социальной среды, причем речь о деньгах здесь не идет. И, по большому счету, для социума не столь важно, какое место занимает компания среди себе подобных. Главное, что она обеспечивает выполнение взятых на себя обязательств, удовлетворяя запросы потребителей с приемлемым качеством.

Это заготовка энциклопедической статьи по данной теме. Вы можете внести вклад в развитие проекта, улучшив и дополнив текст публикации в соответствии с правилами проекта. Руководство пользователя вы можете найти

  • По мнению экспертов, христианство без миссии невозможно по определению. Христос сказал: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына, и Святого Духа».
  • Миссия не должна быть агрессивной, принудительной. Это должно быть не изнасилование душ, а проповедь от сердца к сердцу.
  • Для того чтобы ребенок воспринял слова проповеди, они должны быть донесены до него авторитетно, но без принуждения. В общении отцов и детей нет места нудному морализаторству.
  • В современной России миссионерство явно не приветствуется: одной из первых жертв стали попавшие под запрет и преследуемые Свидетели Иеговы.

​

Яков Кротов: В нашей студии – протестантский лютеранский епископ Павел Бегичев и православный миссионер Дмитрий Пахомов.

Начнем с небольшого видеоинтервью с Николаем Сыровым, представителем еще одной из главных христианских конфессий – с римо-католическим журналистом, который ведет чудный подкаст о католической жизни и богословии при Храме Непорочного Зачатия в Москве. Вопрос: может ли Церковь быть не миссионерской?

Николай Сыров: Сегодня христианская миссия весьма проста. Моя миссия – это любовь к другому человеку, общение с ним. И в этом плане я не вижу особенного отличия между христианством и не христианством. К идее такой миссии можно довольно легко прийти, исходя из банальных политических и экономических соображений. Любить другого человека элементарно выгоднее в долгосрочной перспективе.

Как стартовала миссия Моисея? С ним заговорил пылающий и не сгорающий терновый куст. Для меня это идеальная метафора миссии, потому что сам по себе терновый куст – довольно никчемное растение, но он использовался для того, чтобы разжечь костер, то есть работал как зажигалка. И миссионер – это зажигалка. Он должен затянуть в свой костер побольше людей, желательно массово, а не по одиночке, он должен пригодиться другому человеку. И без такой миссии христианство – это терновый куст, который так и не загорелся, а из такого куста можно сделать только венец.

Без миссии Церковь не будет Церковью, это будет некий организм, который может мутировать, превратиться во что-то иное. И вот эта миссия на сегодняшний день, в XXI веке — это инструмент, с помощью которого, как ни парадоксально это может прозвучать, можно сохранить Церковь.

Яков Кротов: Была замечательная монография о византийском миссионерстве, и там подчеркивалось, что в Средние века не знали классического миссионерства. Были небольшие группы миссионеров, но, например, то, что князь Владимир решил крестить Русь, это не результат целенаправленной миссии, он добился этого шантажом и какими-то политическими требованиями. Так что миссионерство не всегда было характерно для Церкви. Возможно христианство без миссии?

Мы должны, как блудные дети, вернуться к Отцу, в этом смысл христианской миссии

​Дмитрий Пахомов: Невозможно по определению. Христос сказал: «Идите и научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына, и Святого Духа». И это призыв нашего основателя Церкви, которому мы все подчиняемся, мы берем и несем слово Божие от края до края земли. Но миссия не должна быть агрессивной, она не должна быть миссией принуждения. Это должно быть не изнасилование душ, а проповедь от сердца к сердцу, сердца должны воспылать любовью ко Христу, люди должны и понять на уровне разума, и почувствовать на уровне сердца, что без возвращения в лоно Отца Небесного ничего невозможно, что без этого наша жизнь не имеет никакого смысла. Мы должны, как блудные дети, вернуться к Отцу, в этом есть смысл христианской миссии.

Яков Кротов: Я не был на Синае, в монастыре святой Екатерины, где хранится неопалимый куст, но видел фотографии. И меня потрясло, что в той же комнате, где неопалимый куст, в уголке скромно стоит огнетушитель. (смеются) И слова из Евангелия, которые вы процитировали, Дмитрий Вячеславович, это же ведь, по общему мнению текстологов, приписка более позднего времени.

Павел Бегичев: Нет! Абсолютно во всех древних рукописях есть тринитарная формула.

Яков Кротов: Тогда у нас налицо некоторое противоречие, потому что внутри Евангелия Господь Иисус Христос упрекает фарисеев в том, что они обходят моря и земли в поисках тех, кого бы обратить и сделать фарисеями. Он считает, что это плохо. Неужели Господь Иисус – готтентот и разделяет мораль, что если у другого КГБ – это плохо, то у меня КГБ – это хорошо?

Дмитрий Пахомов: Вопрос в другом. Фарисеи, прежде всего, не утруждали себя тем, чтобы объезжать, они только обходили близлежащие страны. Храм в Александрии – это была точная копия храма иерусалимского, и в Александрии он просуществовал на несколько десятков лет дольше, чем сам иерусалимский, хотя с точки зрения тех же фарисеев это было противозаконно.

Можно сказать, что именно в тот момент зарождалось это представление о собственной исключительности. Христос же, давая завет своим апостолам, говорил им, что они должны идти и сеять жертвенную любовь, и христианская миссия – это миссия жертвы, миссия зерна, которое помещается в землю, само умирает, но дает жизнь большому дереву. Такие миссионеры, безусловно, есть: тот же отец Даниил Сысоев, который погиб как мученик. Он — как раз то зерно, которое взошло и помогло Церкви развиваться дальше. Он принес жертвенную любовь, принес себя в жертву во имя Церкви, во имя миссии.

Павел Бегичев: Мне кажется, что здесь принципиально отличается содержание проповеди. Если мы идем и говорим: «Вот есть мы, становитесь членами нашего клуба, клуба любителей толстых бородатых мужчин с крестами, клуба любителей немного заунывного, старомодного пения», – это одно дело. Другое дело, когда мы идем и, как говорил Христос, крестим во имя Отца, Сына и Святого Духа, и предлагаем жизнь вечную, спасая людей.

Яков Кротов: То есть фарисеи плохие, а мы хорошие?

Павел Бегичев: Нет, фарисеи зацикливают людей на себе, делают их своими последователями. Как только мы зацикливаем людей на своей персоне, мы превращаемся в тех же самых фарисеев. А как только мы смещаем объект поклонения с себя на Христа, мы превращаемся в нормальных миссионеров. Пример: отец Александр Мень. У меня никогда не возникало ощущения, что отец Александр сколачивал группу меневцев.

Павел Бегичев

А что касается сущности миссии, как-то мне пришла в голову очень интересная мысль: а зачем еще, собственно говоря, существует Церковь на земле? Ведь на небесах все, что мы делаем на земле, мы будем делать в сто раз лучше. Там будет более совершенная литургия, более совершенное пение, молитвенная жизнь, богопознание будет совершенно, кроме одного – кроме миссии. Мы не сможем на небесах миссионерствовать лучше, чем на земле.

Яков Кротов: Глядя на первобытную историю человечества, мы не видим там миссионерства. В то время, когда появляются письменные памятники (Бронзовый век, времена Гомера, Сократа, пророков), мир уже поделен между религиями: уже есть индуизм, какие-то китайские культы, греческое, римское язычество, уже есть религия Авраама, Моисея, и никто не миссионерствует. Религия и этнос совпадают: какой народ, такая и религия. Может быть, мы стремимся к этому, хотим опять вернуться в мир, который будет разделен: тут православие, тут католичество, тут лютеранство?

Дмитрий Пахомов: Ни в коем случае! То, что было до пришествия в мир Спасителя, это другая история, тогда и задача была другая – сохранить. Как однажды сказал протодиакон Андрей Кураев: «Ветхий Завет можно уподобить полю, на котором была взорвана ядерная бомба». Там остался маленький росточек редкого растения, который нужно было во что бы то ни стало сохранить, и чтобы его спасти, его окопали, огородили, поместили в лабораторные условия. И если уж рядом пыталась прорасти какая-то другая культура, поврежденная, зараженная радиацией, ее уничтожали. То же самое и Ветхий Завет: еврейский народ на тот момент – это была вот такая редкая культура, которую надо было сохранить, но когда в мир пришел Христос, когда Бог стал плотью, очеловечился, началась другая история. Это универсальная миссия по спасению всего человечества.

И вот как на иконе воскресения Христова изображается Христос, побеждающий смерть и протягивающий руки выходящим из гроба Адаму и Еве, это и есть смысл миссии Христа. И мы как миссионеры должны так же открывать гробы, наступать смертью на смерть, как поют старообрядцы, и во имя искупительной жертвы Христа, во имя его миссии быть свидетелями, и так же помогать людям совоскресать со Христом.

Павел Бегичев: Я бы не согласился. Не зря Ной, который 120 лет миссионерствовал, строя ковчег, назван проповедником правды в послании Петра, уже в Новом Завете.

Яков Кротов: А в чем тогда разница между проповедником и миссионером? Ведь Ной обращался с призывом забраться в ковчег к людям, которые разделяли его религиозные взгляды.

Павел Бегичев: Не думаю. Нам трудно представить весь спектр тогдашних религиозных взглядов. Пророки, пятикнижие, исторические книги пронизаны радостным миссионерским духом. Надо сказать, что народ израильский и даже его герои, такие как Самсон, часто проваливали свою миссию. У Самсона была конкретная миссия – побеждать филистимлян, и то он большую часть своей жизни балбесничал: то ворота утащит, то еще что-то.

Яков Кротов: Вот Авраам, отец веры, уходит из городка, где поселился его отец. Он миссионерствует? Я так понимаю, что нет. Он растит детей, его рабы разделяют его религиозные взгляды, потому что они рабы, им некуда деться…

Мы должны во имя искупительной жертвы Христа, во имя его миссии быть свидетелями и помогать людям совоскресать с Христом

​Дмитрий Пахомов: Задача Авраама была в том, чтобы спасти человечество и избранный народ, это уже было некое ограждение. Авраам – это попытка Господа Бога спасти человечество. Так же, как и Ной пытался миссионерствовать, но потом, как написано в Библии, «и раскаялся Бог, что сотворил человека, погубя его в потоках водных». И вот этот первородный грех возрос в Хаме, в Ханане, дальше пытались построить Вавилонскую башню… И вот как раз Авраам был вынужден по поручению Божьему спасать малое стадо от новых бесконечных попыток построить Вавилонскую башню и прогневить Бога. И он, безусловно, миссионерствовал тем, с кем вступал в общение. И даже во времена Авраама были праведный священник Мелхиседек, царь и священник в одном флаконе. Такие тоже были, но их было очень мало. И вот эти праведники, хранители истинной веры объединялись. И задача Авраама была как раз – собрать рассеянное по лицу земли, собрать верных, для того чтобы в дальнейшем их спасти.

Яков Кротов: У меня было ощущение, что у него одна задача – выжить любой ценой! Поэтому он врал фараону про свою жену, дал взятку. Но, как я понимаю, он воспитывал детей в вере.

Дмитрий Пахомов: Да, в этом и была его миссия.

Яков Кротов: По-моему, из всех способов проповеди веры религиозное воспитание в семье — самый рискованный.

Дмитрий Пахомов: И неблагодарный.

Павел Бегичев: Это рискованно, но это миссия. Это люди, которых дал тебе Бог. Я как отец несу ответственность за своих детей до момента, когда они сами принимают какие-то решения.

Яков Кротов: Тот же отец Александр Мень и его брат в 30-40-е, самые атеистические годы, когда любое миссионерство было под запретом, выросли благодаря своей матери и ее православным подругам. Но на один такой казус я могу привести миллионы случаев, когда семейное религиозное воспитание не только не помогло, а страшно повредило потому что ребенок со скукой выслушивал все это. И проблема не в том, что родители плохие, а в том, что родитель по отношению к ребенку находится в сложном для миссионера положении. Родитель властвует, а ребенок еще неполноценен, слаб, и в этих условиях мы можем говорить о Боге, открывать свое самое внутреннее, но это как сексуальное просвещение: до шести лет можно говорить, но ребенок просто ничего не поймет.

Дмитрий Пахомов: Отец Яков, зачем существует институт воспреемников, крестных?

Павел Бегичев: Крестный – это член Церкви, который обладает авторитетом, стоит как бы вне собственной семьи, и его задача – быть непререкаемым авторитетом, как бы независимым от родителей.

Яков Кротов: Непререкаемый авторитет – это и есть слабое место миссии, обращенной к ребенку? Не важно, учитель это в школе, крестный отец или родитель. Можно ли быть миссионером, обладая непререкаемостью?

Дмитрий Пахомов: Для того чтобы ребенок воспринял слова проповеди, они должны быть донесены до него авторитетно, но без принуждения. Это можно сделать. У меня был такой пример. В 2004 году меня попросили быть крестным у двухлетнего мальчика. В течение четырех лет я общался с этой семьей, а потом потерял контакт. Сейчас мама этого уже четырнадцатилетнего парня меня нашла, и выяснилось: то, что я говорил его матери и сестрам, упало в благодатную почву его сердца, и сейчас мальчик уже мечтает поступить в семинарию. Это фантастика! Он – верующий человек, он этим горит и хочет идти этим путем. Так что институт воспреемников – это правильный институт.

Павел Бегичев: В общении отцов и детей не должно быть нудного морализаторства. И просто невозможно исключить передачу веры из общения с детьми. Родители в любом случае что-то передают ребенку. Конечно, существуют разные методики донесения до детей религиозных истин, и они должны быть не скучными, не зубодробительными, не вызывающими позевывание и отвращение.

Яков Кротов: Методик много, верующих мало!

Павел Бегичев: Да. И детей-то воспитываем, на самом деле, не столько мы, сколько наш пример. Поэтому я всегда молился только так: Господи, я в этом вообще ничего не понимаю, дай мне только не навредить, а ты уж сам как-нибудь восполни все мои недостатки и в деле воспитания детей, и в деле построения семейных отношений. И Господь, видимо, сжаливается надо мной.

Яков Кротов: И все-таки вот два риска миссии по отношению к детям. Один риск – что ребенок откликнется и вырастет ханжой, который никогда не переживал сомнений в вере. А второй риск, что ребенок откликнется, и у него будут Дед Мороз, Санта Клаус и Бог.

Павел Бегичев: Как явления одного порядка.

Яков Кротов: И к 10-11 годам он эти явления…

Павел Бегичев: Задвинет в область сказочного.

Яков Кротов: Игрового. На Новый год ставят же фигурку Деда Мороза. Вы этого хотите?

Дмитрий Пахомов: Существуют разные точки зрения даже внутри Православной церкви. Есть известнейший профессор Московской духовной академии Алексей Осипов, который является противником крещения младенцев, он считает, что крещение нужно принимать в полусознательном возрасте, лет в семь-восемь.

Яков Кротов: Или после шестидесяти. А в IV веке все крестились перед смертью.

Дмитрий Пахомов

​Дмитрий Пахомов: Само по себе крещение, которое совершается над человеком, не должно восприниматься как дань традиции.

Павел Бегичев: Когда смешиваются Церковь и государство, когда государство пытается навязать свой закон, чтобы был порядок, это не совсем правильно.

Яков Кротов: Допустим, государства нет, есть Авраам и детки. Авраам и есть государство для своих детей. И ничем не лучше.

Дмитрий Пахомов: Лучше, потому что государство не имеет функции любви, оно имеет только функцию подчинения и порядка.

Яков Кротов: Классическая ситуация ненависти к миссионеру – сейчас идет массовый наезд спецслужб на Свидетелей Иеговы. Они – не первые жертвы, первые – мусульмане не одобренных течений. Вторая жертва, еще в начале 90-х — это римо-католики, когда выслали сразу десяток человек. Но на Свидетелей идет уже многолетний накат. Проблема в том, что абсолютное большинство людей не любят Свидетелей Иеговы: чего он звонят в мою дверь… «Разносчикам рекламы и Свидетелям Иеговы просьба не стучать» – есть такие объявления.

Павел Бегичев: Апостол Павел поэтому и говорил: «Со внешними обходитесь благоразумно». Есть две разных миссионерских методики, одна – методика кражи чужого времени, когда я хватаю вас за рукав и говорю: «Не хотите ли поговорить о Господе нашем Кришне?» – или еще о ком-то. Другая методика – это методика покупки времени, о чем говорил Николай Сыров в самом начале: это значит стать нужным, полезным человеком.

Дмитрий Пахомов: Вот два подхода к миссии в католическом мире относительно Китая. Есть подход отцов-иезуитов, которые совершали мессы в Китае, одеваясь в традиционные для него облачения, называя храмы храмами неба, но вкладывая в это глубокое христианское содержание. А другая была миссия отцов-францисканцев, которые говорили: «Нет, мы должны молиться только так, как в Риме, так кланяться, а сяк не кланяться. И предыдущий папа Римский поддерживал позицию иезуитов, и благодаря этой миссии император чуть не стал христианином. А благодаря сменившемуся папе и сменившемуся миссионерскому подходу, в Китае потом начались христианские погромы.

Самое страшное, когда человек пытается воспринимать свое миссионерское служение как работу

Миссия может быть двоякой, и мы должны понимать человека, исходить из его потребностей, становиться ему нужными, или же мы хватаем его и говорим: «Ты должен, такой нечестивец, стать благочестивым, а мы тебе объясним, как». Вот это неправильный подход. К сожалению, миссионерская деятельность уличного формата, «уличная миссия», когда дергали людей, кидали им листовки и прочее, — это неправильный подход, необходимо пользоваться другими методиками.

Павел Бегичев: Да, и их много! Известна методика, когда доктор Дуайт Муди и знаменитый певец работали в паре. Человек с оперным голосом вставал посреди улицы и вдруг начинал петь, а голос был такой, что все невольно останавливались, слушали и рукоплескали. А потом выходил Муди и объяснял песню: она была христианского содержания. Вот это покупка времени. Никто никого не принуждал, люди могли остановиться или пойти дальше, но кто-то заинтересовывался и добровольно отдавал свое время. А как критиковали Уильяма Бута, основателя Армии спасения, за то, что он использовал духовой оркестр для благовестия перед проповедью и военную форму! А он говорил: «Если я приобрету для Христа на одного человека больше, стоя на голове и ногами ударяя в тарелки, я выучусь стоять на голове и ударять ногами в тарелки».

Яков Кротов: Если я буду рассказывать о Христе, матерясь, я из восьми миллиардов выбираю людей, которые матерятся и хотят продолжать материться, веруя. Если мы используем архаизмы, мы, во-первых, отсекаем детей, потому что их это отпугивает, и, во-вторых, подбираем людей, которые, условно говоря, хотят, чтобы в Церкви все было вверх ногами, чтобы Церковь была кластером необычного. Значит, этим текстом мы создаем барьер между Богом и людьми, а вовсе не объединяем.

Павел Бегичев: Не всегда так. Иногда наша необычность является притягивающим фактором. Вот вы ходите в церковной одежде и с крестом – это ведь проповедь. А Иоанн Креститель ходил в одежде из верблюжьего волоса, кожаном поясе и так далее. Я знал одного баптиста, который сам делал значки с библейскими цитатами, но всегда в конце ставил знак вопроса: «Бог есть любовь?» И я его спросил: «Почему тут знак вопроса?» – а он ответил: «А чтобы ты спросил».

Есть хорошее слово «интенция», миссионерская интенция. Сердце наполнено любовью, а не желанием приобрести потребности, не желанием отработать спонсорские деньги и потом написать миссионерский отчет. Я работал в палаточной миссии и знаю, как составляются отчеты в протестантском мире. По этим отчетам весь мир должен уже тридцать раз прийти ко Христу.

И на самом деле всегда видна эта разница – немного таких сумасшедших, не от мира сего, любящих людей, сквозь черты которых проступают черты Спасителя — в улыбке, в глазах. Вот когда я прочел «Сын человеческий» Александра Меня, еще будучи совершенно далеким от религии человеком, я был потрясен! Когда за человеком, за его словами и образом жизни проступает Христос, вот это настоящий миссионер! И вот тут совершенно не важно, обличен ли он родительской или еще какой-то властью, ты смотришь не на это, ты видишь любящее лицо Христа, видишь самого Господа. А бывает, что человек и властью облечен, и анекдоты он тебе рассказывает, и веселит тебя, а ты только зевнешь, перекрестишься и пойдешь прочь, потому что видно, что человек отрабатывает что-то свое – то ли деньги, то ли тщеславие чешет…

Дмитрий Пахомов: Самое страшное, когда человек пытается воспринимать свое миссионерское служение как работу. Это не работа, это, прежде всего, призвание. А в современной Русской Православной церкви времен патриарха Кирилла – отчеты, отчеты, отчеты… На каждом приходе есть штатная должность миссионера, катехизатора, молодежного работника, социального работника, но зачастую все превращается в банальные отчеты. На епархиальном и синодальном уровне смотрят не на реальные результаты, а на цифры в отчетах. Это смерть христианства!

Как говорил патриарх Алексий Первый Симанский, гонения – это тот утюг, который выжигает вшей с хитона Христова. Не дай бог, чтобы на Церковь опять были гонения, как в ХХ веке! Но такие отчетные системы как раз это и провоцируют.

Яков Кротов: Мне вспоминается резолюция святого митрополита Филарета Дроздова: он был цензором по должности, и ему прислали светскую литературу, где затрагивались церковные проблемы. И на книге, обличающей Французскую революцию, напротив фразы: «Сама свирепость якобинского террора способствовала процветанию святости мучеников», – митрополит Филарет написал на полях: «Много чести свирепости, мало чести святости».

Если говорить про отчетность, то патриархия – лишь отражение государственной жизни. Если бы не режим, в котором она существует, никто не стал бы это писать. А потом, разве это не разновидность идолопоклонства, которое есть в отношениях родителей и детей, епископа и прихожан, когда мы смотрим не на внутренность, а на параметры, на компетенции? В университет поступил, зарплата 80 тысяч – «пятерка», 40 тысяч – «четверка», 20 тысяч – «двойка». Так чем мы лучше? И зачем тогда миссионерствовать?

Вот идет спокойно человек, у него в голове – зарплата, семья, пенсия. Есть у него в голове истина? Нет, он думает не об этом. У него нет интенции быть обмиссионеренным. А тут мы со своей миссионерской интенцией. Бог миссионерствует, он обращается к тем, кто его ищет, или ко всем?

Павел Бегичев: Нет, «я открылся не искавшим меня» – это Христос беседует с самарянкой. У женщины была вполне конкретная задача – набрать воды. Христос говорит: «Я тебе дам воду живую», — в общем, водопровод проведу, не будешь сюда приходить черпать. Ну, и слово за слово вышли на место поклонения, на мессию, на жизнь вечную и так далее. И оставила она свой водонос, и пошла, и привела кучу народу, и уже «не по твоим словам веруем, а потому, что сами видели». Это и есть такое миссионерство, которое обращается сначала к потребностям человека, а потом через эти потребности вскрывает корень всех потребностей. Ведь все наши потребности от того, что мы фактически отсечены от Бога своим грехопадением, и нам бы нужно опять к нему привиться, возвратиться к нему блудным детям.

Яков Кротов: А вот представим себе, что мы в 1916 году, и все православные – православные, все лютеране – лютеране, все иудеи – иудеи, а арабы, татары – мусульмане. Вы представляете себе ситуацию, когда некому миссионерствовать? Вы к этому стремитесь?

Павел Бегичев: Нет, всегда есть кому миссионерствовать, потому что внешняя и формальная принадлежность к какой-либо религиозной организации вовсе не означает действительной веры и действительной связи человека с Богом. Всегда есть плевелы, всегда есть пшеница.

Дмитрий Пахомов: Мы верим, что христианство является истинной верой, и чтобы оно становилось достоянием всех и вся, Церковь и миссия не должна быть связана с политикой, она должна быть аполитична. Ведь любая попытка записать по умолчанию каждого в свою категорию – это как раз политическое вмешательство.

Яков Кротов: А если не политика, а просто всех крестили по доброй воле?

Дмитрий Пахомов: Крестить крестили, но не просвещали. Один мой знакомый, очень хороший священник, написал книгу «Мертвые души» о крещеных, но не просвещенных. К сожалению, мертвые души – это то, что нас сопровождало и сопровождает, и этот груз тянет нас всех ко дну. Но за эти мертвые души каждый член Церкви, который наделен словом и призван к миссии, ответит на Страшном суде.

Киевлянке Виолетте Марцинкевич 24 года. Для ХХІ века у нее очень странная профессия: она миссионер. В интервью для портала «Религия в Украине» она рассказала, как осуществила свою детскую мечту и как изменились её к отношения с Богом и окружающими.

— Виолетта, расскажите о себе и в чём заключается Ваше служение?

— Я езжу по разным странам и бесплатно преподаю в адвентистских школах, семинариях. По образованию я учитель младших классов и английского языка в младших классах. Преподаю английский деткам и взрослым. В Киеве живу очень редко.

— Это связано с поездками?

— Да. В церкви я уже 7 лет, 26 августа был мой духовный день рождения. Я из Международной киевской адвентистской общины (Киев-20). У нас служение проходит на двух языках: на английском и перевод на украинский или на русский. В этой церкви я много лет вела детское служение, а также лет 7 я перевожу служение. Это очень хорошая практика.

— Скажите, пожалуйста, откуда появилась мечта стать миссионером? Как всё начиналось?

— Когда мне было лет 11-12, я прочитала книгу Джой Адамсон «Рождённая свободной». Эта женщина уехала со своим мужем в Кению, и там они несли служение по защите животных. Я была в восторге от этой книги, начала мечтать, что хотела бы там побывать, увидеть это своими глазами: Кения – как это, что это, где это? Но это осталось мечтой. Я сама из достаточно небогатой семьи: оба родителя вышли на пенсию, когда мне было 6 лет. И кому-то рассказать о том, что девочка из семьи, где два пенсионера, мечтает поехать в Африку, – это звучит достаточно…

— Дерзко.

— Дерзко, да! Мягко назовём это «дерзко». Поэтому эта мечта была просто во мне, я ни с кем ею не делилась. А потом, служа в 20-й общине и переводя, я видела, как каждый год в нашу общину приезжают миссионеры, которые бесплатно преподают английский язык в Киеве. И так случалось каждый год. Я думала: раз они приезжают, почему бы мне не поехать куда-то? Потом мне в руки попал адвентистский журнал «Mission Post». Он выходит на английском языке, там есть истории миссионеров, которые куда-то поехали и послужили там, делая разнообразные вещи. Я прочитала его и загорелась желанием: а могу ли я тоже поехать? Я увидела в этом журнале, что есть адвентистский сайт www.adventistvolunteers.org, на котором позже зарегистрировалась и начала заполнять документы. Там нужно было получить много рекомендаций: от церкви, с работы, мой опыт, образование: всё очень подробно спрашивалось, уточнялось. И пока я всё это заполняла, думала: куда же я хочу поехать?

— А как работает эта система распределения миссионеров?

— Эта служба называется Adventist Volunteers Service. Любой адвентист может заполнить документы на этом сайте и поехать, куда душа желает. Но как вы думаете, когда я увидела в списке стран Кению, куда ещё я могла поехать? Там нужен был преподаватель младших классов, и я поняла: всё, это моё! Я продолжала заполнять все необходимые документы и молиться.

— Что нужно, чтобы стать миссионером? Им может быть каждый желающий или есть какие-то условия? Кто такой миссионер?

— У людей сложилось мнение, что миссионер – это человек, который стоит на углу улицы и проповедует. Абсолютно нет. Миссионером может быть каждый желающий человек, который может и хочет послужить. То есть то, что вы делаете в своей родной стране: вы преподаватель, доктор, инженер, конструктор, дизайнер, технолог, продавец, – что бы вы ни делали здесь, то же самое вы можете делать в другой стране, но бесплатно. Это может быть служение. Если у вас есть высшее образование и какие-то навыки – отлично. Даже если нет – например, я знаю, что в АДРА нужны просто помощники «принести-подать», просто люди, которые могут и хотят выделить год своей жизни и послужить этим, своей добротой, своими силами. Строить церкви, больницы.

— А какой срок служения?

— Есть разные сроки. Можно поехать на 2-3 недели, на несколько месяцев, на год, на 5 лет. Каждый выбирает, на какой срок он может ехать. Можно поехать одному, с друзьями, всей семьей. Я знаю людей, которые приезжали в Африку даже с полугодовалым ребёнком.

— Какими качествами должен обладать миссионер?

— Нужно быть готовым послужить. Кроме навыка, умения, таланта, которые у вас есть, очень многое зависит от дружелюбия, принятия, теплоты.

— Итак, Африка. Где проходило Ваше служение?

— Я была в Кении, это Восточная Африка. Преподавала в Maxwell Adventist Academy (Адвентистская школа Максвелла). Максвелл – человек, который пожертвовал деньги на строительство этой школы. У меня были детки с 3 по 8 классы. В основном, это дети миссионеров, но были и просто дети из разных стран: у меня были многонациональные классы. Это малокомплектная школа, я преподавала нескольким классам одновременно, английский, чтение, рисование, физкультуру, биологию, физику, мировую историю, – все это на английском языке.

— Были какие-то методические материалы?

— Методических материалов не было, только учебники. В адвентистской школе были учебники. Когда были рождественские каникулы, я приехала в другую школу, которая находилась в детском доме. Там было уже сложнее: этот район и дети еще беднее, там была одна книга на всех, и то только у учителя.

— Вы работали в Кении целый год?

— 10 месяцев.

— Была ли у Вас ещё какая-то внеклассная работа, служение?

— Я очень люблю театр, я училась ставить христианские пьесы: прошла обучение. И я организовала там театр. Мы ставили представления духовного характера, чтобы привлечь не только людей из церкви, но и приглашать наших друзей, знакомых вне церкви. Я это делала со своими детками, как в младшей школе, так и в старшей школе.

— Где Вы обучались театральному мастерству?

— На ХМЛе – есть такая организация, она называется «Христианские молодежные лагеря». Там участвуют люди из разных церквей, не только адвентисты.

— Расскажите, пожалуйста, о людях. Что больше всего в них тронуло Ваше сердце?

— Люди очень дружелюбные. Я приезжаю в страну, не зная никого. У меня было уже 2 опыта, 2 поездки – каждая по 10 месяцев. Я приезжаю и не знаю никого, не знаю языка, мало знаю о культуре (какие-то общие представления). А уезжаю оттуда как своя, как родная, как чья-то дочь, племянница, хороший друг. Я знаю, что в любой момент могу приехать, и меня примут с распростёртыми объятьями. И это здорово. Люди очень открытые. Это очень помогает, потому что иногда здесь, в Украине, человек приходит в общину, отсидит служение и уйдёт: и тебя не знают, и ты никого не знаешь. Вот такое там невозможно. Это то, что я практикую в Киеве, когда сюда приезжаю.

— Есть ли какие-то опыты, запомнившиеся больше всего?

— Люди в Кении очень бедные. Не все дети кушают каждый день. Некоторые в семьях едят раз в 2-3 дня или раз в день. Не хватает еды, не хватает одежды: может быть одна одежда на каждый день и одна на субботу, чтобы в церковь прийти. Из старых шин делается обувь. Никакой техники, самые элементарные игрушки. В основном, дети играют со старыми покрышками, с камушками. Например, детишки подбрасывают камушки – один ловит камушек одной рукой, потом подбрасывают два – тоже ловит, три – и пока не проиграет, а потом заново. Играют в «резиночки», во что-то очень простое. Пища тоже очень простая, ничего особенного. Но, вы знаете, я нигде не встречала столько счастливых людей, просто довольных жизнью. У них всё «слава Богу», они такие радостные, – это нечто. Я бываю в других странах, где у каждой девушки в гардеробе по 10 платьев или по 30 юбок, всяких кофточек немеряно и шкафы ломятся; когда ребята меняют мобильный телефон каждые полгода, потому что он уже считается немодным, не отвечает требованиям времени. И всё равно жалуются, как всё плохо, и как «где-то там» всё намного лучше.

— Люди умеют быть радостными и благодарными за то, что у них есть.

— Да, это то, что я там увидела, что повлияло на меня.

— Чему Вас научила эта поездка?

— Простоте. Во всём. Вот я сейчас уезжаю на год, и беру с собой 2 юбки: одну черную – зимнюю, другую белую – летнюю, одно платье на субботу и одно для какого-то торжества (свадьба, начало и конец учебного года). И что вы думаете? Каждую субботу я в чём-то другом, и мне никто ни разу не сказал, что я плохо выгляжу. Наоборот: я получаю комплименты о том, как всё здорово. Простота в одежде, в общении, в еде. Принятие людей такими, какие они есть, вне зависимости от их культурной принадлежности, расовой и так далее. Простота перемещения, жизни. Например, если я останавливаюсь у кого-то на ночь, и передо мной извиняются: «Ой, простите, что придётся спать на полу: больше негде», – великолепно! У вас есть пол, матрас, у вас есть крыша, и она даже не течёт – это уже шикарно.

Эта простота распространилась даже дальше. Я поняла, что мне не нужно так много вещей, как раньше казалось. Мой мобильный телефон достаточно хорош: можно позвонить и написать смс. В принципе, что ещё нужно? Я заметила, что эта простота перекинулась ещё дальше. Например, летом, когда все изнывают от жары и жалуются, как всё ужасно, какое жгучее солнце, мне почему-то не так уж и жарко. Зимой мне не так уж и холодно. Это довольство тем, что есть. И того, что есть, достаточно. То есть, возможно, у меня нет всего того, что мне хотелось бы иметь, но сегодня я знаю, что у меня есть всё, что мне нужно.

— Изменились ли твои представления об Африке во время поездки и после неё?

— Я много читала о Кении, поэтому, в принципе, имела представление, что и как. Мне очень понравилось, что в Кении много адвентистских церквей.

— Сколько в Африке адвентистов?

— Только в столице Кении, Найроби, которая по населению меньше Киева, 254 церкви.

— А население?

— Чуть больше 3 миллионов.

— Население примерно такое же, как в Киеве, а церквей в 10 раз больше.

— Да, я поняла причину: эти люди настолько бедны, что им нечего терять. У людей,живущих в богатых странах и городах, как, например, в Киеве, всё есть. У нас есть работа, телевизор, слежение за модой, последними новинками, новости, газеты, журналы, – это всё отнимает наше время и внимание. И церковь нам не нужна, нам Бог не нужен. Зачем нам Бог, если у нас есть, где жить, что кушать, мы шикарно одеты, у нас есть развлечения? Зачем нам Бог, в принципе? А у них этого нет, и они понимают, что им Бог нужен.

— Изменились ли Ваши представления о себе после этой поездки?

— Я поменялась, причем настолько, что некоторым со мной некомфортно общаться.

— В чем это заключается?

— О моде со мной не поговоришь: у меня 2 юбки, – уже не интересно. О последнем мобильном телефоне тоже не поговоришь, о косметике мне не интересно. О каком-нибудь фешенебельном курорте – это тоже от меня далеко: зачем тратить за 10 дней деньги, на которые, например, в Кении, семья может прожить целый год? Мне уже не понятно.

— Вы рады этим переменам?

— Да. Отсеялись люди, которые были ненастоящими, поглощенные блеском этого мира. Возможно, они считают меня странной. Ну что же, я лучше буду странной и свободной. Мне нравится думать об учениках Христа: их тоже считали странными. Но они же были учениками Христа. Поэтому я лучше буду Его ученицей. Ну, подумаешь, «с особенностями».

— Изменились ли Ваши отношения с Богом, Ваше представление о Нём?

— Да, я стала намного ближе к Богу. В месте, где никого не знаешь, ты новый человек, есть только Один, Кому можно доверять, на Кого можно положиться, и это здорово. На самом деле, так всегда было, но в ворохе друзей, знакомых, коллег кажется, что Он не так уж и важен. А на самом деле это Тот Единственный, Который может восполнить все нужды, ответить, услышать, простить. Было много молитв, слёз, каких-то непониманий, недоразумений, испытаний. Это приблизило меня к Нему. Я вышла из комфортной зоны, когда уехала отсюда, и это приблизило меня к Богу. Выход из комфортной зоны всегда приближает к Богу. Когда рядом есть кресло, телевизор, блеск этого мира, то реакция будет: «Ой, раздавать газеты?! Ой, прийти в пятницу на вечернее служение?! Ой, какой кошмар, ну зачем? Лучше я дома посижу». А когда нет этого комфорта: «Раздавать газеты? Здорово, пошли! Опять? Обязательно! А во сколько? Ой, нет, давай раньше, чтобы мы не опоздали». Вот это отношение – это классно. Я такое люблю.

— Это определённый вызов и себе: довериться Богу, и сделать этот шаг.

— Да! Я поняла, что, став миссионером, я по-настоящему стала доверять Ему, понимать, что Он – Властелин мира, Он руководит всем, – абсолютно не я.

— Что для Вас было самым важным в этой поездке?

— Быть солью, быть светом. Потому что то, что я делала (казалось бы: я просто там преподаю), точно так же, как тут, но это не так.

— Что Вы считаете самым важным в миссионерском служении?

— Быть открытым, принимать людей, быть готовым подружиться с людьми, выслушать, помолиться за них. Это очень ценится.

— Вы вели дневник, в котором записывали свои размышления, молитвы?

— У меня есть личный блог – электронный дневник, я записывала там свои опыты, размышления, тревоги. Так было удобнее, потому что его не нужно перевозить с собой в бумажном варианте (у меня был лимит багажа), таким образом, он остался со мной, и всегда со мной, куда бы я ни поехала. В нём есть мои опыты, разочарования, тревоги, испытания.

— Что ещё Вам запомнилось в этой миссионерской поездке?

— Я хочу рассказать о служениях. Например, я заметила, что в Украине в субботу после служения большинство людей что делает? Спят. Может быть, я сейчас кого-то обижу, но разве суббота для сна? Это же обидно. Это всё равно, что прийти на пир и сказать: «Ой, извините, я так устал, я посплю, вздремну чуть-чуть, а вы продолжайте, продолжайте, я присоединюсь потом».

А в Кении было не так. Суббота у нас была для служения. Пообедав в субботу, мы собирались вместе со студентами и преподавателями, и что-то делали. В той школе было большое благословение: колодец с водой. В Кении серьёзная нужда в питьевой воде. Её можно только купить за деньги. В местных речках вода очень грязная, со всякими бактериями, болезнями: пить её не реально. В Кении нет четырёх сезонов: есть сухой сезон и дождливый. Когда не сезон дождей, воды в речках вообще нет, даже той грязной, которую нереально пить, её вообще нет, даже для животных. И что мы делали? Мы заранее набирали воду в резервуар – большой пластмассовый бидон, и отвозили в сёла, где особенная нужда в воде. Мы контактировали с адвентистскими пасторами и спрашивали, в каком селе нужна вода. Некоторые сёла расположены настолько далеко от рек, что даже в дождливый сезон у них нехватка воды. Женщина с утра встаёт, берёт с собой пластмассовые бидоны, идёт полдня на речку, набирает воды, и вторую половину дня возвращается домой. Сколько она может унести? И потом она думает, что делать с принесённой водой: то ли кушать готовить, то ли пить, то ли умыться, то ли стирать, то ли животным дать. Поэтому нужда в воде есть постоянно. Также есть нужда в одежде, в еде. Опять же, в субботу после обеда мы раздавали еду и одежду. Еда – это, в основном, рис, фасоль: каждому по килограмму риса и фасоли, соль.

— Кто спонсировал раздачу еды и продуктов?

— Я точно не знаю: скорее всего, церковь. Мы были просто рабочей силой, волонтёрами. Они покупали рис и фасоль мешками по 100 кг. В какой-то из вечеров мы фасовали это, взвешивали по килограмму, чтобы везде было одинаково, и потом эти пакетики раздавали людям. Также в этот пакет мы клали соль (меньше килограмма) и кусочек маргарина, чтобы у людей были какие-то жиры в рационе.

— Какому количеству людей вы помогали продуктами?

— Приезжали в село и всем раздавали.

— А в селе уже есть адвентисты или совершается служение?

— В глухих сёлах мы помогали не только адвентистам, а всем. Адвентистский пастор организовывал это. Возможно, там есть несколько людей, заинтересованных в церкви, но это не важно. То же самое, если мы в село привозим воду, то, соответственно, все видят, что приехала машина, и что вокруг толпа людей. И все начинают сбегаться из соседних сёл. Дети бегут в соседние сёла и рассказывают, что есть бесплатная вода, приходите и возьмите. Возле школы был кран, где все желающие могли приехать и взять воды. Это очень большое служение в Африке возле адвентистских школ: создавать возможность, чтобы люди могли приехать и бесплатно взять воду. Это помощь глухим сёлам, матерям-одиночкам, детским домам, разнообразные проекты. Это не только материальная, физическая помощь, но и чисто моральная помощь: мы приезжали со студентами и пели с детками песни, играли с ними на площадке.

— Они понимают английский?

-Некоторые – да, некоторые – нет. Кения – это бывшая колония, поэтому они учат английский. Когда играешь с ребёнком, тебе не обязательно понимать его язык.

— Общение на языке сердца.

— Да, именно.

— Как Вы проводили своё свободное время, если оно у Вас было?

— В Кении его было очень мало. Из-за того, что сократили финансирование, все миссионеры выполняли две работы. С ура до обеда я преподавала в младших классах, а после обеда до 9 вечера я помогала старшеклассникам в выполнении их домашних заданий. Целый день я что-то делала.

— Что ещё Вас впечатлило в Кении?

— Во всём мире: в Украине, во Франции, в Америке, в Кении все стремятся приехать в столицу, потому что слышат, что там большие зарплаты. В Кении то же самое. Люди приезжают в столицу – Найроби, но она не может обеспечить рабочими местами миллионы населения всей страны. И получается, что работают только единицы, а все остальные остаются без работы. И где они оказываются? В трущобах. Эти трущобы вторые по величине после трущоб в Дели (в Индии). Там живёт около миллиона человек. Что такое трущобы? Там нет воды, туалетов, антисанитарные условия. Если вы смотрели фильм «Миллионер из трущоб», вы имеете примерное представление, что это такое. Это 10 человек, живущих на 8 квадратных метрах, причем эти трущобы не бесплатные. Там есть помесячная аренда: чтобы прожить в этих трущобах месяц, нужно заплатить 100 долларов. То есть где-то нужно взять эти деньги. Если работы нет, это вынуждает людей воровать, обманывать, – преступность повышенная. Поэтому говорят, что туристам там небезопасно быть: могут украсть фотоаппарат, мобильный. Но это не говорит о том, что люди плохие. Абсолютно нет. Это безвыходная ситуация, когда у тебя семья с 5 детьми, и что-то нужно кушать. Поэтому я к этому отношусь по-другому, чем просто окрестить их ворами, и всё.

— Церковь совершает какое-то служение для этих людей?

— Да. У нашей школы есть контакт с кем-то из трущоб. Если зайти туда белому человеку – живым не выйти. Ценно всё, одежда: разденут догола, потому что нижнее бельё – тоже ценность, и живым не выпустят, потому что это чревато последствиями. Поэтому мы не могли ни сами туда пойти, ни студентов отправить. Но у нас был контакт с человеком, который живёт там, и он выводил женщин, матерей-одиночек на безопасную территорию, и мы им давали еду, одежду, и так далее. Мы проводили с ними служение, но это было на нейтральной территории, тогда это было безопасно и для нас, и для студентов.

— Кроме продуктов, воды и одежды вы предоставляли им какую-то литературу, или они не умеют читать?

— Очень много безграмотных. Другой момент – язык. В Кении где-то 9 основных племён, у каждого племени свой язык. Есть общий, государственный – суахили, который учат в школе. Но люди, у которых нет средств на еду, и которые из какого-то глухого села, его не знают. Литература рассчитана на людей, у которых есть какое-то образование, которые могут читать и писать, – выпускается литература на суахили, а также на английском. Но в трущобах мы её не раздаём: нет смысла.

— Вашей второй миссионерской поездкой была Сербия. Почему эта страна? Если с Африкой понятно: это зов сердца, то что было с Сербией?

— Вы знаете, здесь всё очень банально. Я решила поехать в Сербию просто потому, что туда дешевле всего доехать. В поездку в Кению я вложила все свои сбережения, всё, что было накоплено за много лет. Всё это было вложено, чтобы купить авиабилеты.

— Сколько они стоили?

— 6400 гривен. И я очень благодарна всем людям, которые пожертвовали деньги, чтобы их приобрести, потому что всех моих сбережений не хватило, чтобы покрыть стоимость. После Кении я приехала просто начинать жизнь с нуля, искать работу. У меня не было достаточно времени, чтобы заработать много денег с расчётом, чтобы жить в Киеве и откладывать на поездку. Поэтому я выбрала страну, которая находится ближе всего к Украине, и в которую добраться дешевле, чем в Африку, Азию, Южную Америку.

— По условиям программы проезд оплачивает миссионер?

— Да, сам миссионер или он ищет спонсора. В моём случае спонсором выступали друзья, знакомые, люди в церкви. Собирали кто сколько может, всем миром.

— Куда Вы отправились в Сербии?

— В Сербии был уже другой опыт: я преподавала будущим пасторам. Это Адвентистская семинария в Белграде, столице Сербии. Им нужен был преподаватель английского. Этим я и занималась 10 месяцев. Семинария похожа на наш Украинский гуманитарный институт. Там учатся 4 года, получают степень бакалавра и идут на служение. У меня были студенты из Сербии, Македонии, Боснии, – страны бывшей Югославии.

— Сколько у Вас было студентов?

— Это маленькая семинария, всего около 20 студентов. Их поделили на группы в зависимости от уровня их знаний, и я преподавала маленьким группкам английский. Моим студентам было от 17 до 31 года.

— Что ещё входило в Ваши обязанности?

— Кроме этого – ничего. Но я нашла себе много занятий: я люблю служить, поэтому я сама нахожу себе обязанности. Я пела в двух хорах, так же организовала англоязычный студенческий театр (это была дополнительная практика языка для студентов), дополнительные встречи, молитвенные встречи.

— Вы вели молитвенные встречи? Из чего они состояли?

— Да, вела. Мы делились опытами, что-то читали из произведений Елены Уайт (на сербском и на английском, потому что у них разный уровень английского, и им было сложно сразу же понимать её книги в оригинале без адаптации).

— Расскажите, пожалуйста, о людях этой страны.

— Люди… Я приехала, не зная ни одного сербского слова, ни одного человека. Первые два месяца было очень сложно, потому что мало кто говорит на английском, а я говорила только на нём. Мне сложно было найти друзей: не было человека, с которым я могла бы близко пообщаться. Но после 2 месяцев я освоилась и поняла, что сербская культура очень близка к украинской: они открытые, дружелюбные, гостеприимные. Я была у многих в гостях, многие студенты приглашали меня к себе домой. Мне было очень приятно знакомиться с родителями, дедушками и бабушками своих студентов. Это было тоже служение для меня и для них. Одно из моих служений – это ободрение.

— Очень интересно, что это за служение?

— Да, оно такое необычное, не все способны это делать. Я знаю, что у меня есть талант ободрять. Кажется: ну, что такое ободрять? Это же не хлеб и не масло – не жизненная необходимость. Но на самом деле очень многие люди не уверены в себе, и поэтому мало чего могут достичь. И всё, что им нужно – это кто-то, кто поверит и скажет: «А по-моему, отличная идея! Дерзай!». Очень многие студенты приходили ко мне именно за ободрением, за поддержкой. Я обожаю так служить.

— Расскажите, пожалуйста, о своих опытах в Сербии.

— Наверное, вы ожидаете услышать, что я крестила сотни человек, или что-нибудь в этом роде. Абсолютно нет. Вы знаете, это похоже на опыт Илии: была буря, сильный ветер, просто ветер, а в итоге Бог оказался в тихом веянии ветра.

— Но было что-то особое, что открыл Вам Бог?

— Что мы все братья. Куда бы я ни приезжала, меня всегда были рады видеть. Я приезжала в церковь – меня приглашали рассказывать миссионерские вести, поделиться своими опытами, проповедовать. Я не раз проповедовала в Сербии. В бывшей Югославии женщины могут проповедовать. Они не могут крестить и венчать, но проповедовать – да. Есть женщины, которые выучились на богословском факультете: у меня было достаточное количество девушек, учившихся на теологии. Также проповедуют женщины с высшим образованием, преподаватели, жёны пасторов. Вот что рассказывал один пастор: мы едем с женой в какую-то общину, я в субботу утром проповедую, она ведёт служение, а вечером – наоборот. Я не раз там проповедовала. Подготовка проповеди занимала время, потому что я не профессионал.

— О чём были Ваши проповеди, какие самые любимые темы?

— Самые любимые – как Бог коснулся моего сердца, как Он меня учит. Я люблю делиться своими ошибками, чтобы показать, как Бог поднимает и меняет. Делюсь своими опытами, тем, чему научилась от других людей, общаясь с ними. Я не теолог, не могу объяснить значение слов Библии на языке оригинала, какой-то библейский контекст. Но я могу поделиться тем, как Бог работает в моей жизни, как это бывает каждый день.

— Чему Вас научила эта поездка? Если Африка научила Вас простоте, то чему – Сербия?

— Готовности. Готовности послужить.

— Открытости?

— Да. Я прихожу куда-то и ещё не знаю, чем я могу послужить этим людям, но я готова. И когда меня просят: «Вы могли бы проповедовать сегодня? Вы могли бы послужить здесь? Вы могли бы посетить этих пожилых людей?» – Отвечаю: «Да! С удовольствием!». Когда я заранее готова послужить и молюсь о том, чтобы Бог послал мне того, кому я могу послужить, то меня не застает врасплох просьба: «Ой, ну, извините, я не готова, я не знаю, я подумаю». А вот эта готовность. В запасе у меня всегда были несколько опытов, несколько миссионерских историй: я заранее готовила, чтобы как только что-то нужно, я была готова это сделать.

— Вам нравится служить?

— Да, мне очень нравится. Я люблю отвечать Богу «Да!».

— Что дальше? Какие у Вас планы? Вы не останавливаетесь в служении?

— Я не останавливаюсь. Я подала документы, чтобы снова поехать как миссионер. Сейчас я молюсь о Его воле, чтобы я поехала именно туда, где буду нужнее всего. Я также молюсь о том, чтобы Он усмотрел место, финансовые возможности, чтобы мне туда добраться. Посмотрим, что из этого получится.

— Что Вам дает такая жизнь в служении?

— Особую близость к Богу.

— А почему так мало людей хотят быть миссионерами?

— Это не комфортно. Кому нравится жить в простоте, иметь минимальное количество одежды, денег? Работая так, я не зарабатываю ничего. Нам нравится хвастаться: у меня зарплата столько-то тысяч гривен, мой мобильный телефон такой-то марки, а вчера я была там-то, этим летом мы поехали туда-то. Когда я приезжаю туда, у меня есть еда, жильё и небольшая стипендия. Например, в Сербии стипендия была 50 евро. Этого хватало на мыло, шампунь, на то, чтобы пойти в какой-то музей, на проезд по городу, на самое основное.

— Что можно сделать, чтобы заинтересовать молодёжь миссионерским служением, выйти из этой зоны комфорта? Что должно произойти?

— Вернуться к себе. Есть люди, которых можно назвать настоящими. Они не прельщены блеском этого мира. Таким людям проще стать миссионерами. А те, которые привязаны к этому блеску…

— Блестят?

— Блестят. С другой стороны, много отговорок: «У меня семья, дети». – Можно поехать с семьей и детьми. «У меня работа». – А что, разве Бог не может найти другую работу для вас три месяца спустя или год? «У меня внуки». – А что, внуки без вас не проживут несколько месяцев? «Я уже старенький». – Никогда не поздно. По-моему, на это служение принимают до 99 лет. Если Вам меньше чем 99 – у Вас есть шанс!

— А как вдохновить тех людей, кто хочет стать миссионером, но робеет?

— Нет ничего плохого, когда есть страх и робость. Шаг за шагом мы становимся всё ближе и ближе к Богу. В моём случае Африка была комфортна. Может, Вам стоит начать где-то поближе. Я верю в одну вещь, – которая меня подвигла быть миссионером. Иисус жил в Назарете. А давайте вспомним, сколько чудес Он сделал в Своем родном городе, когда пришёл туда в разгар Своего служения? Сколько? 10? 30? 50? 100? Ни одного. Я изучала Елену Уайт, она пишет, что вокруг Назарета были целые сёла, города, где не было слышно ни одного вопля больного. То есть вокруг Назарета не было ни одного больного, одержимого, хромого человека. А в Своём городе Он не совершил ни одного чуда. И в Евангелии звучит эта фраза: «никто не пророк в своём отечестве». Я поняла, что преподавать я могу в любой стране мира, но нигде я не могла послужить в такой мере, в таком объёме, как вдалеке от родного дома. А здесь я не пророк. Может быть, это тоже поможет сделать первый шаг.

— Что Вы считаете самым важным в жизни?

— Надо любить людей. Мы попадём в Царство Небесное не потому, что знаем все 28 доктрин слово в слово, и не потому, что мы каждую субботу в 9-45 уже в церкви, и не потому, что ни разу не заснули на проповеди, и не потому, что никогда не ели определённых продуктов или ели то, что нужно. А потому, что мы любим Бога очень сильно, и потому, что любим ближнего очень сильно. Для меня это важно.