МОСКВА, 13 июня. /ТАСС/. Тысячную операцию по пересадке донорского сердца провели в Национальном медицинском исследовательском центре трансплантологии и искусственных органов им. В. И. Шумакова, сообщил журналистам в среду глава центра, главный внештатный трансплантолог Минздрава России Сергей Готье.
Отсчет пересадок ведется с 12 марта 1987 года, когда в стране была выполнена первая успешная пересадка сердца. Ее провел академик Валерий Шумаков. В 2013 году число трансплантаций за год уже превысило 100. По словам Готье, на данный момент ежегодно выполняется более 150 трансплантаций сердца.
«На днях состоялось знаменательное для нас событие — была выполнена тысячная трансплантация сердца», сказал Готье.
Юбилейным пациентом стал Леонид Кузнецов — 41-летний водитель автобуса из Костромы. Операция была проведена 6 июня. Тысячный пациент проходит курс реабилитации и в скором времени сможет вернуться к нормальной активности, если будет выполнять предписания врачей.
По словам Готье, развитие трансплантологии и донорства позволило нарастить темпы этого вида пересадки. От также отметил, что благодаря регулярности операций и уже накопленному опыту на данный момент практически сведены к минимуму противопоказания к операции, которые обычно описываются в учебниках, в частности полиорганная недостаточность.
«Это не значит, что мы все можем, но мы беремся за это, и мы не отказываем», — пояснил он. Всего за 2017 год в стране было проведено 1896 трансплантаций, из них 215 — детям. Половина от числа пересаженных детям органов — почки.
Ежегодно в стране выполняется около 250 операций по пересадке сердца в год. При этом, по словам Готье, для того, чтобы закрыть потребность в этом виде операций в стране необходимо выполнять не менее 1 тыс. ежегодных трансплантаций сердца. Он также добавил, что на данный момент пересадки сердца на регулярной основе делают центры в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Кемерове, Новосибирске, Краснодаре.
На фоне скандала с прекращением работы хирургов-трансплантологов Михаила Каабака и Надежды Бабенко в Национальном центре здоровья детей заведующий отделением трансплантации почки Российской детской клинической больницы (РДКБ) Алексей Валов рассказал «Ъ” о проблемах детской трансплантации и сотнях маленьких пациентов, которые остаются без лечения.
— Сколько сейчас проводится трансплантаций почки детям?
— Количество детских трансплантаций почки в России неуклонно снижается. До 2017 года проводили около 100 таких операций в год: в РНЦХ, в Институте трансплантологии и у нас в РДКБ. В 2017 пересадили 102 почки, в 2018-м — чуть более 80, за нынешний год — около 60.
— С чем это снижение связано?
— С тем, что у нас просто нет трупных почек. До 2017 года у РДКБ была своя бригада, осуществлявшая забор донорских органов в шести подмосковных городах: Одинцово, Пушкино, Люберцы, Серпухов, Чехов и Раменское. И органов нам вполне хватало. Сверх этого мы получали 10–12 почек в год от Московского координационного центра органного донорства. Но с 2018 года все органы в Московской области должны забираться хирургическим центром координации органного донорства и трансплантологии ГБУЗ МО МОНИКИ.
— Доноров ведь от этого меньше не становится?
— В МОНИКИ недостаточно бригад, они просто не справляются. В прошлом году мы нарушали приказ и продолжали свою работу в интересах наших пациентов. Но с этого года во все эти районные больницы стали звонить и говорить, что РДКБ там быть не должно, только МОНИКИ. Сейчас в Московской области только 5–7% донорских почек, которые можно было бы использовать для трансплантации, идут в дело. Остальное пропадает. Из-за того, что органов стало не хватать, нам сократили квоту с 40 до 30 трансплантаций в год.
— Мы говорим о почках. А куда деваются остальные донорские органы: сердце, печень?
— Для того чтобы забирать все органы, должна констатироваться смерть мозга. Мы работали по биологической смерти.
А при работе по биологической смерти можно брать только почки — они сохраняют свою работоспособность в течение двух часов после остановки сердца.
Сердце же можно брать только в операционной, только после констатации смерти мозга. Его надо законсервировать за считаные минуты, срок консервации очень маленький — шесть-восемь часов.
— А сколько на самом деле нужно детских трансплантаций почек?
— Тысячи. В России проблемы с медицинской статистикой. Но если взять, к примеру, статистику США, там на 1 млн жителей приходится 10–12 детей в год, которым требуется заместительная терапия: трансплантация почки или диализ. Если пересчитать на наше население, то речь идет о 1,5 тыс. новых пациентов ежегодно.
— Что происходит с этими детьми сейчас?
— Они умирают только под флагом какого-нибудь другого заболевания.
От той же пневмонии, от отека легких, от сепсиса, а первопричиной могла быть почечная недостаточность. В какой-нибудь деревне, где нет нормального фельдшерского пункта, правильный диагноз просто некому поставить.
А если не оказать такому пациенту помощь в течение 10–15 дней, он просто умирает. Если ребенок попадает в специализированный стационар, областной, краевой, республиканский, там есть возможность оказать ему помощь. И то не факт, что выживет, но есть шанс. Но если он туда не попадает, то умрет точно. Легче похоронить такого ребенка, чем обеспечить его дорогостоящим постоянным лечением. Денег в нашем государстве на это нет.
Вообще, у нас нет программы по детской трансплантации. Мы предлагали такую программу еще с начала 2000-х годов. Предлагали, чтобы в каждом из федеральных округов было хотя бы одно отделение по детской пересадке. И это хоть как-то закрывало бы эту проблему. Но до сих пор ни одного такого отделения за пределами Москвы не открыли, даже в Санкт-Петербурге.
— Но маленьким детям и вы трансплантацию не делаете?
— Мы никогда не делали трансплантации детям младшего возраста и не рекомендовали своим пациентам, потому что взрослой почки в таком случае хватает на 8–10 лет. Потом возникает вторичная почечная недостаточность, нужна новая пересадка.
Если взрослый орган попадает в организм ребенка меньше 20 кг, он в течение года уменьшается в размере в два раза.
А через два года — в четыре раза. Организм просто не нуждается в такой большой почке, происходит нефросклероз, идет увядание органа. И потом, когда ребенок начинает расти и развиваться, этой почки уже не хватает. А если пересадить детскую почку, она будет расти и развиваться вместе с ним.
— Но детского донорства в России нет?
— Юридически уже два года оно есть, просто никто им не занимается. В 1992 году был принят приказ Минздрава о трансплантации, и в тот же день была подписана инструкция о констатации смерти мозга взрослых. А аналогичная инструкция для детей — только в 2017 году. То есть 25 лет никто не готов был взять на себя эту ответственность. Видимо, никто не хотел быть обвиненным в том, что «разрешил разбирать детей на органы». Сейчас процедура есть, но она сложная. На констатацию смерти мозга и на изъятие детских органов требуется согласие родителей.
— Что мешает это согласие получить?
— В Москве все пригодные для трансплантации детские органы концентрируются в Научно-исследовательском институте неотложной детской хирургии и травматологии, у Леонида Рошаля (президент исследовательского института.— «Ъ”). Там потенциальных доноров бывает 50–60 в год. Если бы на базе этого учреждения происходила констатация смерти мозга, можно было бы как-то вести диалог с родственниками. Но никто этим не занимается. Мы уже в течение многих месяцев ведем диалог с этим учреждением, однако там не хотят идти нам навстречу.
— Детские органы важны, потому что могут расти вместе с ребенком?
— Дело не только в этом. Если почку еще хоть как-то можем пересаживать от взрослого ребенку, то с сердцем так поступить нельзя. Дети, которым требуется пересадка сердца, по сути, обречены на смерть. Насколько я понимаю, есть десять квот в Минздраве для трансплантации сердца ребенку за рубежом. И это единственный шанс для таких детей, пока в России не заработает детское донорство.
Беседовал Никита Аронов
Самое важное в канале Коммерсантъ в Telegram
30 лет назад была проведена первая в СССР пересадка сердца. Как готовилась уникальная операция и как в СССР зарождалась трансплантология органов, вспоминает «Газета.Ru».
Ровно тридцать лет назад — 12 марта 1987 года — в СССР была сделана первая успешная пересадка сердца. Провел ее заслуженный хирург, академик Валерий Шумаков. Александра Шалькова — наша первая соотечественница, которой пересадили жизненно важный орган, после этого она прожила восемь с половиной лет. В 25 лет у девушки развилась дилатационная кардиомиопатия — болезнь, из-за которой расширяются все полости сердца и оно не в состоянии гонять кровь по организму.
«Как сейчас помню, это было в ночь с пятницы на субботу, — вспоминал академик Валерий Шумаков в одном из интервью «Огоньку». — Сделали операцию, перевели пациентку в реанимацию, она проснулась. А рано утром звонок из министерства: «Что у вас там делается?» Отвечаем, что все прошло нормально. Тут же приехал ответственный товарищ, зашел в палату, посмотрел на пациентку. Поворачивается и говорит: «Мне нужен телефон». Дали ему телефон, и он начал звонить в отдел науки ЦК КПСС. Закончив разговор, повернулся и сказал: «Руководство просило передать вам поздравление…»
«Первая операция по пересадке сердца, которую выполнил Валерий Иванович Шумаков, имеет, безусловно, историческое значение,
поскольку все аналогичные попытки до этого момента (их было несколько) закончились трагически», — вспоминал проведенную операцию хирург Лео Бокерия.
Однако СССР очень сильно отставал от мировой практики в трансплантологии, виной этому было законодательство и отсутствие донорских центров. Больше двух десятков лет Шумаков и его соратники добивались признания диагноза смерти головного мозга достаточным основанием для изъятия органов. По необъяснимым с точки зрения здравого смысла причинам эту концепцию сочли не соответствующей нормам социалистической морали. В результате возникла тупиковая для трансплантологии ситуация: печень, сердце и легкие необходимо изымать только у донора с работающим сердцем, а это сделать невозможно.
Только в 1987 году смерть начали констатировать по диагнозу «смерть мозга», и буквально через несколько месяцев Шумаков пересаживает первое сердце.
В мире первую подобную операцию провели на двадцать лет раньше. Хирург Кристиан Барнард в больнице Грооте-Схур в Кейптауне успешно пересадил сердце в 1967 году коммерсанту Луи Вашканскому от женщины, только что погибшей в автомобильной катастрофе около госпиталя. Правда, после пересадки Вашканский прожил всего 18 дней и скончался от развившей пневмонии и отторжения нового органа. Второй пациент прожил 19 месяцев, а к Кристиану Барнарду пришла мировая слава, в ЮАР в конце восьмидесятых он стал настолько популярен, что там стали продавать сувениры с изображением его рук.
Но всю свою жизнь южноафриканский хирург считал своим учителем советского ученого-экспериментатора Владимира Демихова, он называл его «отцом мировой трансплантологии» и приезжал к нему в Советский Союз дважды, а также звонил накануне операции, чтобы получить рекомендации.
Ведь именно Демихов в 1962 году осуществил первую в мире успешную пересадку сердца вместе с легкими собаке,
что стало мировой сенсацией и позволило впоследствии проводить подобные операции людям. Монография «Пересадка жизненно важных органов в эксперименте», изданная в 1960 году, сразу была переведена на несколько языков и издана в Берлине, Нью-Йорке и Мадриде. Свои эксперименты выдающийся ученый начал проводить еще в 1946 году, когда он пересадил второе сердце собаке, а через несколько лет провел эксперимент по пересадке печени.
Однако в СССР Демихов подвергался гонениям, ему долго не давали защитить диссертацию и проводить эксперименты. Также именно советским хирургом Сергеем Юдиным еще в 20-е годы прошлого столетия было доказано, что микробы попадают в кровь только через двадцать часов после смерти человека, он даже смог спасти пациента с серьезной кровопотерей, перелив ему кровь умершего. Эти эксперименты также доказали возможность пересадки органов от умерших.
«Что касается Александры Шальковой, то она могла бы жить и сегодня. Но Шура вышла замуж и однажды не приняла в срок положенную таблетку для подавления реакции отторжения. Ее погубила обычная неосторожность», — рассказывал Шумаков.
В современном мире операции по пересадке сердца считают рядовыми, по данным Международного общества трансплантации сердца и легких, их делают 3800 в год, а в России — около 150. «Это большая операция, но она не сложнее тех, которые сегодня делаются во многих клиниках. Отработана она до мельчайших деталей. Ведение послеоперационного периода очень хорошо известно. Известны осложнения», — говорит хирург Лео Бокерия.
Есть случаи, когда пациенты после пересадки живут более двадцати лет. Рекордсменом по продолжительности жизни стал американец Тони Хьюсман,
проживший после пересадки сердца 30 лет и умерший от рака кожи.
Американскому миллиардеру Дэвиду Рокфеллеру за его жизнь было пересажено семь сердец, первое из которых он получил в 1976 году, когда попал в автокатастрофу, а последнее — в возрасте 101 года.
«Каждое новое сердце будто «вдыхает» жизнь в мое тело. Я чувствую себя более живым и энергичным», — делился после операции своими впечатлениями бизнесмен.
Трансплантология не стоит на месте, и в июне 2008 года была проведена первая в мире операция по пересадке человеческого органа, выращенного из стволовых клеток, — трахеи. Профессор Мартин Бирчалл, который участвовал в ее выращивании, говорит, что в течение двадцати лет по такой технологии люди научатся создавать практически все трансплантируемые органы.
Индийский трансплантолог доктор Балакришнан входит в десятку лучших хирургов мира. Последние два года операции по пересадке сердца российским детям делают именно в Индии – некоторые из них оплачиваются по квоте Минздрава, большинство – за счет благотворительных фондов. Всего на счету доктора Балакришнана больше 25 тысяч успешных операций на сердце (включая трансплантации), первой его маленькой пациентке уже 23 года, и она отлично себя чувствует.
Доктор Балакришнан на один день прилетал в Москву и рассказал Радио Свобода, как спасает российских детей, почему половину пациентов из бывшего СССР, которым требуется пересадка комплекса «сердце-легкие», отправляет назад и что необходимо для того, чтобы в России тоже развивалась детская трансплантология.
Каждый год в мире делают более трех тысяч операций по пересадке сердца в более чем 300 клиниках. В США трансплантация сердца ребенку стоит около 1 миллиона долларов, в европейских клиниках – около 500 тысяч евро, но детей из России обычно туда не берут из-за нехватки доноров для своих пациентов. В Индии при прочих равных трансплантация сердца обходится в 95 тысяч долларов, ожидание донора для взрослого в среднем составляет 3 месяца, для ребенка – менее полугода.
В России еще год назад были юридические препятствия на забор органов у детей (не было инструкции по констатации смерти мозга у детей, что не позволяло констатировать смерть мозга – это необходимый критерий для возможности забора органов. – РС). Но и после появления инструкции ситуация не изменилась – ни одной трансплантации сердца ребенку (которым нельзя пересадить «взрослое» сердце, потому что нужно именно маленькое, детское) еще не было.
– Я приехал, чтобы встретиться с чиновниками Министерства здравоохранения и пациентами, которых я уже прооперировал, и теми, которым только предстоит трансплантация. Скорее это был частный дружеский визит. У тех, кому я сделал трансплантацию, все хорошо, – говорит Радио Свобода мировая «звезда» трансплантологии доктор Комаракши Балакришнан.
Его рабочий день часто начинается еще до 6 утра, а заканчивается глубоко за полночь. Он может не поехать на встречу с министром или в последний момент не полететь на международный симпозиум, потому что появился орган для срочной операции. Ежегодно он спасает сотни пациентов со всего мира, в том числе из России и стран СНГ. Возвращаясь с трансплантации, он минимум полчаса играет на саксофоне – музыка его вторая страсть после хирургии.
Людмиле Пименовой из Оренбургской области доктор Балакришнан сделал трансплантацию сердца год назад.
– В каком состоянии к вам попадают дети, которые приезжают на трансплантацию из России и стран СНГ?
25–30 процентов детей, по мировой статистике, умирают, не дождавшись трансплантации
– Какие-то пациенты нормальные, какие-то очень-очень тяжелые. Часто бывает, что уже здесь, в госпитале, они приходят в очень плохое состояние, потому что их поздно отправили. Я понимаю, что все очень сложно, в том числе и логистически, послать пациента в чужую страну, но с этим надо что-то делать, потому что так происходит и со взрослыми пациентами, и с маленькими. Детская трансплантология отличается от взрослой размерами сердец. Средний взрослый весит 65–75 килограммов, и им требуется один размер сердца, у детей таких размеров много. Дети бывают от двух килограммов до 15, и соответственно, им нужно много размеров сердец, поэтому подобрать подходящего донора очень сложно. Не все, конечно, получают нужное им сердце, и умирают, не дождавшись трансплантации. Таких, по мировой статистике, порядка 25–30 процентов – из тех, кого поставили в лист ожидания.
– Каким образом можно улучшить эту ситуацию?
– Первое: нужно иметь четкие критерии, чтобы посылать этих детей раньше на трансплантацию. Иногда заболевания сердца очень быстро прогрессируют, поэтому так важны регулярные обследования. Существуют параметры крови, которые нам могут сказать об агрессивности кардиомиопатии, и их тоже можно мониторить. Донорское сердце в Индии можно ждать по-разному: кому-то находится подходящее через неделю, кому-то через девять месяцев – недавно индийская девочка столько свое сердце ждала. А трехлетний Витя Наймушкин из Красноярска ждал сердце всего десять дней, ему, конечно, просто очень повезло, что так быстро все произошло. Операция прошла успешно.
– В России еще в 2014 году разработан новый законопроект, который определяет порядок изъятия и трансплантации органов, предусматривает создание федерального реестра доноров органов, а также вводит перечни органов, разрешенных к посмертному и прижизненному донорству. В Минздраве, который инициировал изменения в законодательстве, недавно заявили, что россияне не готовы к эмоциональному виду донорства – то есть неродственному донорству, при котором можно пожертвовать почку или часть печени адресно любому человеку. И это, конечно, существенным образом снижает шансы тех, кому требуется трансплантация. В Индии, насколько я знаю, к эмоциональному донорству тоже не сразу к этому пришли. Что же делать нам?
Если правильно все объяснять, то люди видят логику в таких действиях
– Я не уверен, что российское общество чем-то отличается от любого другого. И вопрос донорства – это прежде всего вопрос образования. Потерять ребенка всегда тяжело. Наша программа растет, потому что количество детских донорских органов увеличивается. В 2010 году в Индии был случай, когда в семье врачей погиб ребенок. И они передали его органы для трансплантации, чтобы он продолжил жить в девяти других людях. Эта история очень широко освещалась в прессе, и это оказало очень большой эффект на общество. Ведь если врачи отдают органы своего ребенка, значит, это хорошо и правильно. И в России тоже об этом нужно больше говорить. Ведь те, кто умерли, уже умерли, и их все равно не вернешь назад. То же и с погибшим ребенком. И тут важно разговаривать прежде всего с семьей, уговаривать их. Мы тоже очень чувствительны к этим вопросам, но если правильно все объяснять, то люди видят логику в таких действиях: даже если ты умер, ты продолжишь жить в девяти других людях, если отдашь свои органы на трансплантацию.
Доктор Балакришнан делает трансплантации сердца детям из России и стран СНГ
Недавно я делал трансплантацию пациенту из Казахстана. Его донором оказался 12-летний мальчик, который еще при жизни сказал отцу, что если он умрет, то хочет, чтобы его органы передали на трансплантацию. Тогда отец сильно разозлился на него: «Зачем ты вообще говоришь о смерти?» Через несколько месяцев было серьезное ДТП, в котором этот ребенок погиб. И отец вспомнил о том разговоре. Он уважал волю сына и поэтому отдал его органы на трансплантацию.
Мальчик сказал папе с мамой, что он желает, если с ним что-то случится, стать донором и отдать свои органы другим людям. У родителей был шок
Недавно была аналогичная история в другом нашем госпитале в Ченнае. В Индии жила девочка 7 лет, у которой болело сердце, и ей нужна была трансплантация. А в Австралии жил 7-летний мальчик, его родители были родом из Индии. Обычный здоровый жизнерадостный ребенок. В австралийской школе в первом классе у него было занятие по трансплантологии, где малышам рассказали о важности трансплантации, о том, что есть люди, которые нуждаются в пересадке органа, и о том, как важно быть донором, если тебе уже эти органы не нужны. Этот урок оказал глубокое влияние на мальчика. Мама ребенка к тому моменту уже была зарегистрирована как потенциальный донор, и в ее водительские права уже была внесена соответствующая запись. А папа ребенка – нет. Так этот мальчик настоял, чтобы отец тоже зарегистрировался как потенциальный донор, и проследил, что в его водительские права также была внесена запись. И сам мальчик сказал однажды за ужином папе с мамой, что желает, если с ним что-то случится, стать донором и отдать свои органы другим людям. У родителей был шок, мягко говоря.
А через несколько месяцев этот мальчик летел из Австралии в Индию, чтобы проведать бабушку, и в самолете у него проявилась дремавшая патология сосудов головного мозга. Самолет экстренно посадили в Бангалоре, ребенка доставили в больницу, но сделать уже ничего было нельзя, у мальчика констатировали смерть мозга. И родители вспомнили тот разговор, когда их сын сказал, что хочет быть донором, и объявили его волю докторам. Сразу же были оповещены региональный и зональный донорские регистры, и стало понятно, что в листе ожидания в госпитале Фортис Мулунд (Мумбай) есть девочка, которая ждет именно такое сердце. А еще есть другой ребенок, которому очень сильно нужна печень.
В листе ожидания была девочка, которая ждала именно такое сердце. И другой ребенок, которому очень сильно нужна печень
Погибшего мальчика обследовали уже как донора, и стало понятно, что сердце его здорово, а печень – не в идеальном состоянии, и врачи сомневались, стоит ли ее использовать. Мама мальчика очень переживала, что воля ее ребенка не исполнится, и просила сделать все возможное, чтобы помочь другому ребенку. И тогда врачи специальной инфузионной терапией стали приводить в порядок печень погибшего мальчика и смогли сделать ее пригодной для трансплантации… Так что, как видите, рассказывать о трансплантологии можно и, наверное, даже нужно уже с первого класса.
– С 2016 года в России законодательно разрешена трансплантация детских органов, но, по данным главного внештатного специалиста Минздрава РФ по трансплантологии Сергея Готье, ни одной операции не было, потому что врачи не констатировали ни одного случая смерти мозга. И причина медленного развития неродственного донорства для детей, по его мнению, связана с недопониманием ситуации детскими реаниматологами, недостаточной информированностью и обучением в России.
Россия начала отправлять своих детей на трансплантацию органов в Индию, но только всех ведь не отправишь. И вашей стране нужно самим учиться делать такие трансплантации
– Понимаете, это очень хорошо, что Россия начала отправлять своих детей на неродственную трансплантацию органов в Индию, но только всех ведь не отправишь. И вашей стране нужно самим учиться делать такие трансплантации. Очень важно, чтобы и некоммерческие организации обязательно говорили о таких проблемах и делали эту тему более чувствительной в обществе. Мне очень сложно сказать, почему в России не развивается детская трансплантология, потому что я здесь не живу. Но наверняка это зависит от доноров – и конкретно речь идет о пересадке сердца. Потому что если взять трансплантацию печени, то эта проблема не настолько актуальна, поскольку печень можно взять у взрослого. Даже легкие для маленького ребенка вы можете взять у взрослого, отрезав долю и вписав в грудную клетку. А сердце – нет. Сердце нужно только такого же размера, которое есть в груди у ребенка. Еще сложно пересаживать детские почки, особенно детям, которые весят меньше 10 килограммов, но и эти операции успешно делают в Дели, поскольку есть специальная программа и специалисты.
– Как часто приезжают к вам врачи из России на стажировку?
– За все время к нам приезжал один хирург из России, врачи из Украины и Казахстана на тренинги и обучение приезжают гораздо чаще.
– В какую сторону, по вашему мнению, будет дальше развиваться трансплантология?
– Результаты трансплантации сейчас намного лучше, чем были 15 лет назад. Но остается главная проблема – толерантность иммунной системы к чужим органам. Тело должно принять его. Очень много проводится исследований на тему, как это сделать, в том числе и о том, чтобы вместе с трансплантацией органа делать трансплантацию костного мозга, чтобы избавиться от иммунного конфликта. Сейчас 30 процентов пациентов живут больше 30 лет после трансплантации. И 70 процентов, у которых все не очень хорошо, как раз проблемы из-за иммунологических причин.
Вика Иванова из Иркутска вместе с мамой Юлией, через год после трансплантации сердца в Фортис Малар (Ченнай) на контрольном обследовании
Второй важный момент, как сделать так, чтобы донорский орган мог существовать как можно дольше, как его сохранить. До сих пор окно для трансплантации сердца составляет четыре часа – то есть столько оно может жить вне тела. Но довольно часто так бывает, что донорское сердце есть, но доставить его за это время просто невозможно, и орган оказывается бесполезен. И если у нас будет механизм сохранения органов на большее время, то тогда вы можете сделать hla-типирование, чтобы идеально подобрать орган реципиенту.
Появятся технологии, благодаря которым органы можно будет сохранять от шести месяцев до года и пересылать между странами
Если вы нашли абсолютно идеального пациента, то, разумеется, результаты будут лучше. Думаю, в ближайшее время изобретут технологии, благодаря которым органы можно будет сохранять от шести месяцев до года. И если это произойдет, то тогда подходящие органы можно будет пересылать между странами, а сами органы будут храниться в специальных донорских банках.
И третье – это донорство на основании клинической смерти. Сложность в вашей стране с детской трансплантацией в том числе и в том, что констатация смерти мозга у детей затруднена. Ее вообще очень сложно диагностировать, особенно 6-месячному ребенку. Вот если сердце остановилось, то ребенок определенно умер.
Но до недавнего времени критерием для забора органов была как раз констатация смерти мозга. Сейчас введено еще одно понятие dcd-донорства, что означает донорство по общей смерти, то есть по остановке сердца. Тут важно понимать, что тело умирает неодномоментно, разные ткани умирают в разные сроки, легкие, например, можно забрать спустя два часа после смерти.
– В последнее время все чащу вижу на сайтах благотворительных фондов сборы на детей, которым нужно пересаживать комплекс «сердце-легкие». Много ли к вам сейчас прилетает таких пациентов из России и бывшего СССР?
– Трансплантацию комплексов в мире проводят теперь очень редко. И у нынешних врачей опыта по пересадке комплекса меньше, чем было 15 лет назад. Главным показанием для пересадки комплекса «сердце-легкие» являются врожденные пороки сердца и первичная легочная гипертензия. А сейчас для легочной гипертензии появилось много новых очень хороших препаратов, и тем пациентам, которым раньше пересаживали комплексы, сейчас нужны только легкие или вообще их можно довольно долгое время «вести» на медикаментах.
Половину пациентов, прилетевших с постсоветского пространства на трансплантацию комплекса, пришлось отправить назад
В настоящее время большинство пороков сердца диагностируются очень рано, их можно сразу прооперировать, и пациент проживет долгую и довольно качественную жизнь. А раньше эти пороки сердца диагностировали поздно и они уже были довольно серьезными. И поэтому количество пациентов, которым необходима трансплантация комплекса, теперь намного меньше, чем раньше.
В прошлом году примерно половину пациентов, которые прилетели с постсоветского пространства на трансплантацию комплекса и уже оплаченных Минздравами своих стран, пришлось отправить назад. Мы дали им новые препараты, которые почему-то не зарегистрированы на территории бывшего СССР, и состояние пациентов значительно улучшилось. Мы наблюдали за ними несколько месяцев и в итоге отправили их домой без трансплантации, но с пачкой лекарств. Эти новые препараты кардинальным образом изменили систему легочного давления, но врачи в России то ли плохо знают про такие препараты, то ли поздно их назначают.
– Что вы думаете о трансплантации людям органов от животных? Насколько перспективно это направление?
В ближайшее время будут бурно развиваться стволовые клетки, из которых можно выращивать необходимые органы
– Трансплантация органов от свиней сейчас активно изучается, уже выращиваются генно-инженерные свиньи. И когда-нибудь это, конечно, случится. Но в ближайшее время будет бурно развиваться еще одно направление – стволовые клетки, из которых можно выращивать необходимые органы. Сейчас очень много разработок по этой теме, и лет через десять или раньше эта технология точно будет.
Параллельно компании работают над развитием механических искусственных сердец, они уже обеспечивают пятилетнюю выживаемость пациентам. Искусственное сердце будет и дальше развиваться и уменьшаться в размерах. Самая большая проблема сейчас – это кабель, который выходит из тела и подсоединен к батарее. Хотя уже есть технология, когда энергию можно передавать без кабеля. Как только батарея станет размером с коробок спичек и ее, как и сердце, можно будет поместить внутрь организма, это будет серьезный прорыв (сейчас человек с искусственным сердцем должен ходить с большой сумкой, в которой находится батарея. – РС). В ближайшие три года такое сердце точно появится на рынке.
А вот с искусственными сердцами для детей вряд ли что-то получится. Для взрослых эта тема уже очень хорошо развита, а у малышей, в силу их очень маленького размера, искусственных сердец нет. Взрослым вы можете сделать универсальный размер, а дети будут расти, и получается, что им нужен насос, который будет расти вместе с ребенком, или менять его по мере роста, что невозможно.
– Вы помните первую трансплантацию, которую сделали ребенку?
– Да, конечно, она была в 1999 году. Никаких особых ощущений не было, обычная операция, только само сердце очень маленькое.