Содержание
В. Д. Поленов «Палестина. Нагорная проповедь» (1890-1909)
В Нагорной проповеди Иисус, комментируя различные ветхозаветные предписания, обращается к проблеме клятвы и клятвопреступления. Обычай давать клятвы и обещания сохраняется и в наше время, однако отношение к нарушению обещания в современном обществе обычно бывает вполне толерантным, если только обещание не имеет форму письменного обязательства, нарушение которого одной из сторон влечет за собой правовые или финансовые последствия. Клятва именем Бога вышла из употребления в современном секулярном обществе, поскольку само упоминание имени Божия практически исчезло из публичной сферы. Лишь в некоторых странах, имеющих христианские корни, сохраняются такие формы клятвы, как присяга на Библии при вступлении в должность главы государства.
Если кто даст обет Господу, или поклянется клятвою, положив зарок на душу свою, то он не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его (Чис. 30:3).
Если дашь обет Господу Богу твоему, немедленно исполни его, ибо Господь Бог твой взыщет его с тебя, и на тебе будет грех; если же ты не дал обета, то не будет на тебе греха. Что вышло из уст твоих, соблюдай и исполняй так, как обещал ты Господу, Богу твоему… (Втор. 23:21–23).
Иисус в Нагорной проповеди не цитирует ни один из ветхозаветных текстов дословно, но суммирует их содержание в следующих словах:
Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет сло во ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5:33–37).
Прямых параллелей к этому тексту мы не находим ни в одном из Евангелий. Однако он почти дословно повторяется в Послании Иакова: Прежде же всего, братия мои, не клянитесь ни небом, ни землею, и никакою другою клят вою, но да будет у вас: «да, да» и «нет, нет», дабы вам не подпасть осуждению (Иак. 5:12)
Почему Иисус упоминает о клятвах небом, землей и своей головой? К Его времени обычай клясться Господом вышел из употребления, так как евреи перестали произносить имя Божие, дабы не нарушить вторую заповедь закона Моисеева: Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрас но, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произ носит имя Его напрасно (Исх. 20:7; ср.Втор. 5:11). Вместо слова «Господь» (Яхве, Иегова) евреи времен Иисуса употребляли эвфемизмы, например слово «небо» (отсюда выражения «Отец Небесный», «Царствие Небесное»). Согласно одной из интерпретаций второй заповеди закона Моисеева, эта заповедь была направлена против клятвы именем Божиим, а в расширительном смысле содержала запрет на всякие ложные или ненужные клятвы1Луц У. Нагорная проповедь. С. 215.
Споры о допустимости клятвы, о формах клятвы, о степени ответственности за клятвопреступление велись во времена Иисуса. Это очевидно из полемики Иисуса с фарисеями, которые считали недопустимым клясться храмом Иерусалимским или его жертвенником, но клялись золотом храма и тем, что на жертвеннике. Иисус жестко обличал их за лицемерие: по Его словам, клянущийся жертвенни ком клянется им и всем, что на нем; и клянущийся храмом клянется им и Живущим в нем; и клянущийся небом кля нется Престолом Божиим и Сидящим на нем (Мф. 23:15–22). Употребление подобного рода клятв Иисус считал одним из признаков лицемерия и беззакония при внешней, кажущейся праведности (Мф. 23:28). Слова Иисуса можно понять и в том смысле, что фарисеи считали недопустимым нарушение клятвы, если человек поклялся Иерусалимом или храмом; если же он поклялся жертвенником или даром, лежащим на жертвеннике, то такая клятва, с их точки зрения, имела менее обязывающий характер.
Обычай полностью воздерживаться от клятвы, к чему призывает Иисус в Нагорной проповеди, в Его времена существовал у ессеев. Иосиф Флавий пишет о членах этого движения: «Всякое произнесенное ими слово имеет больше веса, чем клятва, которая ими вовсе не употребляется, так как само произнесение ее они порицают больше, чем ее нарушение. Они считают потерянным человеком того, которому верят только тогда, когда он призывает имя Бога». При этом он указывает на обычай при вступлении в общину давать целую серию обетов:
…Прежде чем он начинает участвовать в общих трапезах, он дает своим собратьям страшную клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому — ни по собственному побуждению, ни по приказанию — не причинять зла, ненавидеть всегда несправедливых и защищать правых; затем что он должен хранить верность к каждому человеку и в особенности к правительству, так как всякая власть исходит от Бога. Дальше он должен клясться, что если он сам будет пользоваться властью, то никогда не будет превышать ее, не будет стремиться затмевать своих подчиненных ни одеждой, ни блеском украшений. Дальше он вменяет себе в обязанность говорить всегда правду и разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воровства и совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать пред сочленами; другим же, напротив, ничего не открывать, если даже пришлось бы умереть за это под пыткой. Наконец, догматы братства никому не представлять в другом виде, чем он их сам изучил, удержаться от разбоя и одинаково хранить и чтить книги секты и имена ангелов. Такими клятвами они обеспечивают себя со стороны новопоступающего члена2Иосиф Флавий. Иудейская война. 2, 8, 7. С. 960–961..
Эти обеты Флавий называет присягой: за их нарушение член общины исключался из нее3Там же. 2, 8, 8. С. 961.. Разграничение между клятвой и обетом проводили также раввины времен Иисуса: клятву человек давал в суде, подтверждая истинность своих показаний; обет приносился Богу и содержал заверение в том, что человек будет от чего-либо добровольно отказываться4Иисус и Евангелия: Словарь. Т. 1. С. 329..
Если в полемике с фарисеями Иисус делает акцент на обычае заменять имя Божие эвфемизмами, то в Нагорной проповеди Он говорит о недопустимости клятвы вообще, в частности клятвы теми предметами, над которыми человек не имеет власти. При этом Он перефразирует слова Господа из книги пророка Исаии: небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих (Ис. 66:1). Человек не должен клясться ни небом, ни землей, потому что они ему не принадлежат: их Творец и Хозяин — Бог.
Нельзя клясться Иерусалимом, потому что он — «город великого Царя», то есть место, где Бог пребывает в Своем храме. Иисус называл Иерусалимский храм тем, что принадлежит Отцу Его (Лк. 2:49), домом Отца Своего (Ин. 2:16), домом Божиим (Мф. 12:4). Иерусалим считался святым городом (Мф. 4:5) именно потому, что в нем находился храм — место особого присутствия Божия (2 Цар. 7:5). Собственно «местом обитания» Бога является небо (3 Цар. 8:30, 39, 43, 49). Однако храм построен как жилище Бога, место Его вечного пребывания (3 Цар. 8:12), куда обращен взор Бога (3 Цар. 8:29) и куда люди простирают руки, чтобы Бог услышал их молитву (3 Цар. 8:38–39). Обычай в молитве обращаться в сторону Иерусалима был широко распространен во времена Иисуса; он и поныне сохраняется в ортодоксальном иудаизме.
Почему человек не может поклясться собственной головой, то есть своей жизнью или своим телом? Потому что он рождается, живет и умирает не по своей воле: хозяином его жизни, как и хозяином неба и земли, является Бог. Человек не властен над своим физическим устройством: он живет в том теле, которое получил от Бога. В этом смысл слов Иисуса о том, что человек не может изменить цвет волос или прибавить себе роста хотя бы на один локоть (Мф. 6:27). В наше время люди не только красят волосы, но и ложатся на хирургические операции, чтобы прибавить себе несколько сантиметров роста, изменить свою внешность, изменить пол. Представление о том, что человек является хозяином своей жизни и жизни своего потенциального потомства, приводит к широкому распространению самоубийств, эвтаназии, абортов. Для христиан, однако, слова Иисуса продолжают сохранять свою значимость, и учение Церкви о недопустимости подобных явлений исходит из того миропонимания, которое выражено Самим ее Основателем.
В святоотеческой традиции слова Иисуса о недопустимости клятв комментировались по-разному. Распространенной была точка зрения, согласно которой не следует давать клятвы потому, что это создает дополнительный риск клятвопреступления. По словам Григория Богослова, клятва воспрещена христианам по той причине, что нарушение клятвы или ложная клятва страшны и нетерпимы5Григорий Богослов. Слово 4, против Юлиана (PG 35, 661, 664). Рус. пер.: Т. 1. С. 106.. Иоанн Златоуст считает, что «клятвопреступление происходит от лукавого», является делом богопротивным, а клятва — «дело излишнее, без необходимости прибавляемое»6Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 17, 5 (PG 57, 261). Рус. пер.: Т. 7. Кн. 1. С. 199.. С другой стороны, Кирилл Александрийский считал, что Христос запрещает клясться только теми вещами, которые Он перечислил7Кирилл Александрийский. Толкование на Евангелие от Матфея, фрагмент. 63 (PG 72, 380–381; Критическое издание: MatthäusKommentare. Frag. 63). Рус. пер. в кн.: Библейские комментарии. Новый Завет. Т. 1а. С. 146.. При этом он ссылается на слова из Послания к Евреям: Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их (Евр. 6:16).
Запрет на клятву в христианской традиции не распространяется на те обеты или присягу, которые человек дает при принятии на себя определенного образа жизни или при вступлении в священные степени. В частности, принимая крещение, человек отрекается от сатаны и дает обещание быть верным Христу. При вступлении в брак мужчина и женщина дают обещание быть верными друг другу: это обещание произносится в храме, перед священником, в присутствии свидетелей. При принятии диаконской и священнической хиротонии произносится присяга перед крестом и Евангелием. При рукоположении во епископа присяга имеет вид подробного исповедания веры и содержит обещание соблюдать церковные каноны.
Монашеский постриг в православной традиции включает в себя торжественное произнесение нескольких обетов, сводящихся к трем основным: нестяжания, послушания и целомудрия (безбрачия). Обеты эти приносятся человеком добровольно, что является непременным условием действительности пострига. Поскольку обеты приносятся Богу, никакая земная власть, в том числе церковная, не может освободить человека от необходимости их соблюдать. Процедура низведения монаха в мирянское достоинство, практикуемая в некоторых Церквах, является не благословением Церкви на снятие монашества, а лишь констатацией нарушения монахом своих обетов с вытекающими отсюда каноническими последствиями, такими как лишение священного сана в случае если монах им обладал, недопущение бывшего монаха к венчанию в случае вступления его в брак.
Монашеские обеты в православной традиции не имеют срока действия. В некоторых монашеских орденах Католической Церкви вечным обетам предшествуют временные. Так, например, картезианцы после двух лет новициата дают временные обеты на три года, потом обновляют их еще на два года и лишь после этого дают вечные обеты, которые должны соблюдать всю оставшуюся жизнь. В протестантской и англиканской традициях монашество как таковое отсутствует.
Все эти примеры свидетельствуют о том, что христианская традиция восприняла четвертую антитезу из Нагорной проповеди не в смысле запрета на любые формы обещания или присяги и не в том смысле, что обещания не следует давать, чтобы их потом не нарушить (хотя последнее толкование, как мы видели, встречается у некоторых отцов Церкви). Есть жизненные ситуации или служения, которые требуют принятия на себя человеком определенных обязательств, свидетельством которых является обещание или присяга. Публичный характер такого обещания, произносимого в присутствии свидетелей, призван гарантировать выполнение человеком взятых на себя обязательств.
Митрополит Иларион (Алфеев). Иисус Христос. Жизнь и учение: Книга 2. Нагорная проповедь
Глава 4. Закон и пророки / Клятва и ложь
Глава 4. Закон и пророки / Клятва и ложь / «Не клянись вовсе»
Что такое обет
Обет — это обещание Богу или обещание, данное перед Богом. Человек может давать обет соблюдать строгий пост и молитву, обет совершать дела милосердия во имя Господне, обет освободиться от власти греха или пагубной страсти.
Перед Богом даются и другие обеты. Например, отказ от мирской жизни и посвящение себя служению Господу — монашеский обет или брачный обет — обещание верности мужу или жене.
Обеты в христианстве
В Библии есть слова о том, что человек не должен произносить клятвы.
«Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои.
А Я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя, ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным.
Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого.»
(От Матфея 5:33-37)
Человек не может клясться в чем-то, так как его жизнь и события, которые в ней происходят, зависят не только от него, но от воли Бога. Тем более, мы не можем клясться тем, что нам совершенно не принадлежит — жизнью и здоровьем близких.
«Я развожусь, но покажите обет, который я нарушаю»
Примеры клятв, правда, встречаются в Писании.
«Заклинаю вас Господом прочитать сие послание всем святым братиям.»
(1Фессалоникийцам 5:27)
Но — это пример того, как Господа можно призвать в свидетели в сложной ситуации, а не уверенность в том, что человек может ручаться за все, что происходит в его жизни или в жизни других людей.
Обет — это обещание, а значит, — твердое намерение. Мы осознаем, что не все зависит от нас, в то же время, обещаем сделать все от нас зависящее.
Обеты давали многие библейские персонажи:
- Обеты Иакова,
- Обеты Иеффая,
- Обеты Анны,
- Обеты Авессалома.
Какие бывают обеты?
Большинство упоминаний об обетах, данных Богу, существуют в Ветхом Завете. Но и в христианстве существуют разные обеты. Иисус не запрещал обеты, которые давались Богу свободно, от полноты сердца:
- Обет безбрачия — отказ от супружества. Его могут принимать не только монашествующие. По своей доброй воле человек может отказаться от супружества и посвятить себя другим делам милосердия и служению Богу;
- Брачный обет — брачный обет наоборот говорит о том, что супруги вместе будут стремиться к Господу. Муж и жена становятся единой плотью. Одна из целей брака — вместе возрастать в вере. Муж и жена должны хранить друг другу верность, защищать и заботиться друг о друге.
- Монашеские обеты — обеты о добровольном согласии отречься от мира.
- Обет молчания и другие аскетические обеты, которые часто давали святые в качестве жертвы в благодарность Богу.
- Крещальный обет — обет следовать за Христом, который дается во время Таинства Крещения.
Священник спрашивает крещаемого: «Отрекаешься ли ты от сатаны, и от всех дел его, и от всех ангелов (или: слуг) его, и от всего поклонения ему, и от всего великолепия его?»
Оглашаемый: Отрекаюсь!
Священник: «Сочетаешься ли ты со Христом?»
Оглашаемый: «Сочетаюсь!».
Вступление в брак — это обет на верность
Монашеские обеты
Св. Антоний Великий, услышав слова Христа в Евангелии: «Оставь все и следуй за Мною», действительно оставил все и удалился в пустыню. У него нашлось много последователей, которые хотели соблюдать обеты.
- Обет нестяжания;
- Обет целомудрия;
- Обет послушания.
Люди были готовы полностью отказаться от всего мирского или того, что представлялось им мирским. Таким образом клир разделился на две половины, одной из которых стали те, кто дал монашеские обеты.
Христианская жизнь вносила свои коррективы в жизнь монастырей, монашеские обеты со временем тоже обретали новые смыслы. Например, в современном последовании монашеского пострига из Большого Требника исчезли обеты относительно запрета на владение личным имуществом, поскольку с практической точки зрение какое-то личное имущество все же требуется. Но суть осталось той же — обет нестяжания означает, что личное обогащение не может быть приоритетом тех, кто ушел от мира.
Ученый секретарь СФИ, магистр богословия, профессор А.М. Копировский
«Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф 11:29-30) .
Как выучиться смирению Христа? – Принятием Его ига на свои плечи. Но чтобы нести это иго, «сладкое» в устах, но во чреве – горькое (Откр 10:9-10) достойно, нужны разные средства. В их числе – обеты.
Под словом «обет» обычно понимается данное Богу обещание какого-либо доброго дела, зависящего от свободной воли христианина (кого-то посетить, совершить паломничество, пожертвовать на что-то деньги и т.п.). Есть и обеты воздержания от дел сомнительных, а то и прямо греховных (например, воздержание человека, страдающего недугом пьянства, от употребления алкоголя и т.п.). Но бывают и обеты воздержания от вещей даже не просто дозволенных, но и благословленных Богом.
Слово «обет», «обеты» (ед. число – недер; множ. число – недарим;) много раз употребляется в Библии. Первый раз – в книге Бытия, в рассказе о праотце Иакове, когда он в надежде, что Бог сохранит его в пути, обещает Богу десятую часть всего, что Бог дал ему (Быт 28:20-22). Обещает свободно, сам, без «подсказок» и, тем более, требований со стороны Бога. В том же смысле слово «обет» употребляется при описании многих ветхозаветных событий (например, Иеффай дает обет в случае победы над врагами Израиля принести в жертву Богу то, что выйдет ему навстречу из ворот его дома – и исполняет его, несмотря на то, что первой к нему выходит собственная дочь (Суд 11:30-31), так же дает обет Анна, обещая отдать в дар (на служение) Богу своего сына Самуила (1 Цар 1:11) и др.). Известны и таинственные обеты назорейства – посвящения человеком Богу самого себя (правда, на время), что внешне выражалось в отказе от любого виноградного плода, в первую очередь – вина, от стрижки волос и прикосновения к мертвому телу, даже если это самый близкий родственник (Чис 6:2-8).
Принесение обетов в текстах Ветхого завета, безусловно, приветствуется. «Воздавайте обеты Господу, Богу вашему», говорится в Псалтири (Пс 75:12), и это не единственное место положительного отношения Писания к обетам. Однако большинством учителей Талмуда польза от принесения обетов была поставлена под сомнение, а то и прямо отвергалась. Так, толкуя выражение Экклесиаста: «Когда даешь обет Богу, то не медли исполнить его… Лучше тебе не обещать, нежели не исполнять обещанного» (5:3-4), рабби Меир полагал, что «лучше обоих (т.е. и дающего, и исполняющего – А.К.) тот, кто вообще не дает обета». Рабби Дими называл дающего обет грешником (Нед. 77б); высказывалось даже мнение, что в наказание дети дающего обет умрут молодыми (Шаб. 32б). Трактат Шулхан арух (ИД. 203:7) разрешает давать только обеты, имеющие целью избавление от дурных привычек. Видимо, часто проявлявшиеся на практике дерзость и самоуверенность, связанные с принятием на себя обетов, или наоборот, ужас и отчаяние при их невыполнении заставило этих учителей следовать здравому смыслу более чем слову Писания. С другой стороны (и, скорее всего, это было даже главным), обеты казались им в чем-то подобными «инвентаризации» («счислению») народа Божьего, опрометчиво проведенной царем Давидом (1 Пар 21:1-7), вели к установлению формальных, объективированных, опосредованных отношений человека с Богом.
В текстах Нового завета слово «обет» вообще отсутствует (единственное исключение – Деян 18:18 и 21:23, но и там говорится об исполнении ап. Павлом и Тимофеем ветхозаветных обетов). Отчасти – по тем же причинам, которые высказывались и учителями Ветхого завета. Но главной причиной теперь было пришествие Мессии-Христа. Его жизнь, смерть и Воскресение сделали невозможной вообще никакую формализацию отношений с Богом – даже там, где Ветхий завет это не только допускал, но и считал благочестивым. «Сыны свободны», – говорит Христос Петру, когда тот пытается обязать Учителя всего лишь заплатить подать на храм (Мф 17:26). Поэтому не должен обязывать себя непременно сделать что-то ради Бога человек, «выкупленный» Кровью Христа, познавший Истину и потому – свободный (Ин 8:32). Такой обет будет даваться всегда для чего-то, т.е. людьми «не-довольными» и, значит, несвободными, даже если они по плоти «семя Авраама и не были рабами никому никогда» (Ин 8:33). Фактически он превращается в клятву.
Однозначно запрещая клятвы («А Я говорю вам – не клянись вовсе» в Мф 5:34), Христос, тем не менее, нигде не говорил, что он запрещает обеты, если они даются Богу свободно, от полноты сердца. Поэтому неудивительно, что в тексте книги Деяний апостолов мы находим тождественное понятию «обет» слово «обязательство». Оно относится к крещению. Когда тот же ап. Петр напоминает народу о прохождении древнего Израиля, спасающегося бегством от египтян, через Чермное море, он говорит о воде: «…которая и вас теперь спасает, как исполнение прообраза крещения, которое не есть удаление нечистоты плоти, но обязательство(в синодальном переводе – «обещание») доброй совести пред Богом, через воскресение Иисуса Христа» (1 Пет 3:21). Итак, само крещение, которое внешне есть погружение в воду, а внутренне, таинственно – в Дух Святой и огонь (Мф 3:11), становится также и обязательством иметь добрую совесть перед Богом. Отсюда – единственность такого обязательства.
Наиболее ярким примером исполнения этого обета был ап. Павел, который дерзновенно ответил обвинителям в отвержении им Закона: «Я по всей доброй совести прожил жизнь мою пред Богом до сего дня» (Деян 23:1). В Писании есть и другие сильные выражения, касающиеся совести: «порочная совесть» (Евр 10:22), «оскверненная совесть» (Тит 1:15), «прожженная совесть» (1 Тим 4:2), также характеризующие человека в целом. Им противостоят уже упомянутая «добрая совесть» (также 1 Пет 3:16 и мн. др.), а также «непорочная совесть» (Деян 24:16) и «чистая совесть» (1 Тим 3:9).
Что это значит конкретно? То, что апостол ничем иным, кроме исполнения заповедей Божиих, не занимался. У него это могло получаться очень и не очень хорошо, возможно, когда-то даже плохо, но совесть его была чиста. Потому что он ни в чем не отходил о Бога, ради Него совершая всякое свое дело, т.е., проще говоря, никаких «своих» дел у него просто не было. В этом ему вторит ап. Иоанн, говоря: «мы… заповеди Его соблюдаем и угодное пред Ним делаем» (1 Ин 3:22), и более того: «… каков Он, таковы и мы в этом мире» (1 Ин 4:17). Итак, повторим: все обеты крещения заключаются в обязательстве иметь пред Богом добрую совесть, а исполнение этого обязательства ведет человека к уподоблению Христу.
Многие, наверное, скажут, чуть-чуть перефразируя слова апостолов в начале их духовного пути: ну, если требования к крещеному таковы, то лучше и не креститься, или, как самое минимальное: ну, это было возможно только апостолам. Да, современные христиане обычно не дерзают даже смотреть на такую высоту. О.А. Седакова, выступая на нашей конференции «Свобода – дар Духа и призвание в церкви и обществе», вспомнила, как однажды в Иерусалиме писатель-иудей спросил ее: «Что вы празднуете в Пасху, какое освобождение?» – желая сравнить это с освобождением древнего Израиля от египетского рабства. «От смерти, – ответила я, недолго думая. – От греха. От мира сего». Он с интересом спросил меня: «Да? И вы теперь, в самом деле, уже не там?» (по-английски это звучит короче, и поэтому еще более убийственно-иронично: «Really? And you are outside now?») … мне осталось только вздохнуть» .
Но, в самом деле, разве можно обычному человеку брать на себя в крещении обет всегда иметь добрую совесть пред Богом? Ведь и в чине крещения нет таких слов
Священник спрашивает крещаемого: «Отрекаешься ли ты от сатаны, и от всех дел его, и от всех ангелов (или: слуг) его, и от всего поклонения ему, и от всего великолепия его?
… Оглашаемый: Отрекаюсь!»
… Священник: «Сочетаешься ли ты со Христом?
… Оглашаемый: Сочетаюсь!» .
Собственно, никаких конкретных обязательств крещаемый на себя как будто не берет. Однако это не так, поскольку само отречение здесь – фактически произнесение «отрицательного» обета или «зарока» (евр. – «`esar»). В отличие от ветхозаветных обетов, относящихся к отдельным человеческим грехам и порокам (напомним, такие обеты разрешали брать даже те законоучители, которые отвергали возможность других обетов), отрицание здесь произносится на «мир (мiр) сей», потому что он «лежит во власти лукавого (по синод. переводу: во зле лежит)» (1 Ин 5:19). А «положительная» часть обета (евр. – «n`eder») – сочетание со Христом – распространяет обязательство пожертвования на весь мир (уже не «мiр сей»). Он еще несовершенен, он «стонет и мучится родами доныне» (Рим 8:22), но зло над ним и в нем не властвует, этот мир во многом даже прекрасен. Однако отдать Богу нужно и его. Ведь крещальное погружение «во Христа» предполагает: крещеный становится с Ним одним целым, и ничего своего после этого иметь невозможно. Только тогда человек становится подлинно свободным – что и выражено так просто и последовательно в Первом послании Иоанна.
Итак, повторим: все обеты крещения заключаются в обязательстве иметь пред Богом добрую совесть, что означает умереть для мира греха и даже перестать быть просто «лучшей частью» мира вообще, исповедуя, что «наше гражданство уже теперь на небесах» (Флп 3:20).
Поэтому, в принципе, можно было бы ответить тому иудею, вопрошавшему о нашем освобождении – да, мы «outside», мы вне греха, проклятия и смерти. Правда, лишь когда имеем плоды наших обетов: любим не только любящих нас, но и безразличных, и врагов (Мф 5:44), и полагаем или даже только готовы полагать за них душу (т.е. жизнь) свою (Ин 15:13) с одной целью – чтобы они обратились ко Христу и вечной жизни.
Но даже в эпоху апостолов так было не всегда и не у всех (достаточно вспомнить Ананию и Сапфиру — Деян 5:1-11). Тем более – в последовавшую за ней эпоху «мужей апостольских», и еще более – в эпоху ранневизантийскую, на рубеже III-IV вв. В это время у многих членов церкви возникло твердое ощущение, что церковь все лучше устраивается в обществе, так сказать, врастает в землю. И, как следствие этого, от нее уходит полученная в крещении причастность Христу и рождающаяся от нее свобода.
Появилась острая необходимость подкрепить эту причастность новыми обетами, данными в формах культуры «греко-римского синтеза», включавшего и культуру Палестины, причем в формах наиболее жестких. Да и давали эти обеты теперь не все христиане, а только те, кто, как египетский юноша Антоний (будущий св. Антоний Великий), услышав слова Христа в евангелии: «Оставь все и следуй за Мною», обратил их к себе буквально. Даже слишком буквально, поскольку он практически отождествил «мир сей» и мир Божий. И потому ушел в пустыню, место «пустое» не только от культуры, но и от людей, став, таким образом, одним из первых «монахов» (от греч. «monos» – один).
Вскоре пустыня наполнилась ищущими такой же жизни, и поэтому дававшими такие, весьма радикальные – монашеские – обеты служения Христу. Обеты были конкретизированы наподобие «`esar» – «n`eder», «нет» – «да» Ветхого завета. Это были обеты «нестяжания», т.е. полного отсутствия личной собственности; «целомудрия», т.е. прежде всего – безбрачия; и, наконец, «послушания», понимаемого, прежде всего, как подчинение своей греховной воли старшему, более духовно опытному. Напомним, однако, что к отказу от личной собственности в евангелии призывались лишь те, кто был к ней слишком привязан, т.е. творил из нее кумира (см. притчу о богатом юноше – Мф 19:16-26). Безбрачие, которое не предполагалось ни в каких обетах Ветхого завета, в т.ч. назорейства – только воздержание от супружеских отношений на время и в исключительных случаях (см., напр., вопрос об этом царю Давиду и его спутникам перед вкушением храмового хлеба – 1 Цар 21:4-5.), в Новом завете считалось лучшим состоянием, чем брак (1 Кор 7:38), но никак не обязательным для спасения. Обет же послушания появился во многом в связи с механическим распространением на всех, желающих монашества, выражения ап. Павла «подражайте мне» (в синодальном переводе добавлено «как я Христу»), хотя оно было обращено лишь к тем, кого он сам лично «…родил во Христе Иисусе … через Евангелие» (1 Кор 4:15-16).
В результате произошло разделение церкви уже не только на клир и «мир» (окружающий мир кроме алтаря – «мир сей»), но также на «монахов» и «мирян» (мир кроме «пустыни» – «мир сей»). Окончательно это разделение оформилось почти одновременно со сложением знаменитой «симфонии» церкви и государства в VI-VII вв.
Приведем более полно перечень монашеских обетов. Вот вопросы, которые в течение многих веков задаются всякому принимающему монашество: «… по своей ли воле приступает он ко Господу? Согласен ли отречься от мира по заповеди Господней? Пребудет ли в монастыре и постничестве даже до последнего издыхания? Сохранит ли себя в девстве, целомудрии и благоговении даже до смерти? Сохранит ли до смерти послушание к настоятелю и ко всем во Христе братьям? Пребудет ли до смерти в нестяжании и вольной Христа ради нищете? Претерпит ли всякую скорбь и тесноту монашеского жития Царствия ради Небесного? На все эти вопросы постригаемый отвечает: «Ей, Богу содействующу, честный отче», – и таким образом дает иноческие обеты» (архиеп. Аверкий (Таушев)).
Только в ХХ веке в этой области произошла некоторая переоценка ценностей. Обеты «нестяжания» и «послушания» лучшими представителями монашества – напр., архимандритом (впоследствии – архиеп. и сщмч.) Иларионом (Троицким) – были отнесены к общехристианским основам жизни, что, следовательно, не предполагало принесения их в виде особого обета. «Монашеские обеты, – писал он в 1915 г., – будучи по своему моральному содержанию обетами общехристианскими, имеют значение, так сказать, субъективное. Они представляют сознательное повторение данных при крещении обетов. Монашеский обет при пострижении есть торжественно заявленная решимость серьезно отнестись к своему званию христианина» .
Однако остается вопрос: почему нельзя отнестись серьезно к этому званию уже при крещении? Ведь таким образом косвенно утверждается невозможность исполнения обетов крещения иначе как в монашестве! Ответа на этот вопрос архим. Иларион не дает. Более того, в его подходе видно отношение к монашеским обетам все-таки не совсем в новозаветном духе. Во-первых, он воспринимает их не как радостную жертву от полноты веры и любви, а как суровую необходимость. «…Иной и без повторения обетов, без пострижения лучше нас. Ведь здоровый и без лекарств бывает крепче больного. А больному лекарство нужно. Обеты – лекарство» (Там же.). Во-вторых, он называет основным отличием этих обетов от общехристианских лишь существование у монахов особой дисциплины и строго определенных правил поведения. «При пострижении монах приемлет и с любовью лобызает все иноческого жития уставы и правила, от святых отцов составленные» (Там же.).
Впрочем, христианская жизнь вносила в эти уставы и правила свои коррективы. Так, интересным вариантом монашеских обетов стали обеты рыцарских орденов. Изначально чисто монашеские (бедность-послушание-безбрачие), они служили для подготовки к личному воинскому подвигу. Подвиг же имел целью для рыцаря не столько «показать себя», сколько обеспечить общую победу над иноверцами (напр., освободить Иерусалим). Но в XIV в. в ордене «Страстей Господних» Филиппа де Мезьера обязательное безбрачие было заменено требованием целомудренной жизни супругов. Затем в этом же ордене был введен неизвестный ранее в рыцарстве обет «summa perfectio», т.е. высшего совершенства, имевший, прежде всего, духовный характер . Экзотические и эксцентричные частные обеты, вроде обязательства выпивать перед вступлением в бой три чаши винной похлебки во славу Святой Троицы и т.п., или широко известный обычай вызывать любого на бой ради дамы своего сердца (справедливо осмеянный, например, в «Дон Кихоте»), были в рыцарстве распространенными, но, все-таки, неглавными.
Современная же практика принятия монашеских обетов обогащается все новыми и новыми формами. Так, в одном из ЖЖ недавно было помещено описание приходского пострига (фактически, монашества в миру, что является, в некотором смысле, противоречием в терминах), и попутно излагались интересные размышления о его чине и содержании. Вот они: «Монашеские обеты, которые полагается произносить согласно нынешнему Большому Требнику, подвергнуты там сильной редакции по сравнению с дореволюционной практикой. Так, например, в современном последовании монашеского пострига из Большого Требника совершенно отсутствуют какие-либо обеты относительно запрета на владение личным имуществом. Это вполне разумно, т.к. все современные монахи, так или иначе, владеют собственным имуществом, а времена строгого общежительного устава, по которому нельзя было владеть даже малейшей собственностью, давно уже ушли в прошлое. Мы пошли далее по этому же пути (автор текста принадлежит к РПЦЗ – А.К.) и убрали из последования монашества те обеты, которые относятся исключительно к монастырской жизни (обет никогда не покидать монастырь и обет слушаться настоятеля). Поскольку у нас нет монастыря и настоятеля, то давать подобные обеты совершенно бессмысленно» (Дмитрий Шабанов – logothet).
Поскольку таких случаев множество – от массовых тайных постригов в миру как средства сохранения веры и церкви в эпоху господства воинствующего атеизма в СССР до «приходского монашества» как обыденного явления (имеются в виду не только духовенство, но и алтарницы), можно уверенно сказать, что грань между монахами и ревностными мирянами становится все более тонкой, а формула «даже плохой монах лучше хорошего мирянина», можно надеяться, скоро окончательно уйдет в прошлое.
Итак, появляется нечто необычное: монашество без обетов нестяжания и послушания? Да! Архим. Иларион неслучайно единственным собственно монашеским обетом называет безбрачие. И хотя он сам – вдохновенный апологет монашества, для него безбрачие, в соответствии с позицией ап. Павла (см. выше, 1 Кор 7:38), есть лишь лучшая возможность послужить Богу: «… при равном желании угождать Богу у безбрачного больше благоприятных условий для осуществления своего доброго желания, нежели у женатого. Но искать в словах апостола учение о моральном превосходстве безбрачия сравнительно с браком, по моему мнению (не моему, впрочем, только), было бы ошибкой» (Там же.).
Но ограничивать безбрачие только монашеством нет оснований. Сам Христос, до Него – Иоанн Предтеча, а после Него – ап. Павел, являя (последние, понятно, свою меру) образцы целомудренного служения Богу и людям, не были «монахами», т.к. они не искали единения с Богом через жизнь в уединении, молитве и посте по детально прописанному уставу. Их «обеты безбрачия» вряд ли были как-то вербализованы, поскольку естественно проистекали из любви к Богу и ревности по доме Его (Пс 68: 10; Ин 2: 17). А это значит – из желания как можно лучше исполнить служение, к которому они (опять же понятно, что пророк и апостол – относительно, а Христос – абсолютно), были призваны.
Брачные обеты
В древней церкви заключение брака происходило через благословение будущих супругов епископом в присутствии общины и затем – через причастие от одной Чаши. Никаких специальных клятв муж и жена друг другу не давали, поскольку они уже дали «обязательство доброй совести» Христу. Из такого обязательства верность друг другу следовала сама собой, являясь следствием применения обетов крещения к новой жизненной ситуации.
Однако чин венчания, установленный для всех членов церкви как обязательный значительно позже, не ранее XIII в., представляет из себя отдельную от Евхаристии торжественную церемонию. И хотя основным содержанием его молитв и чтений является единство веры вступающих в брак и необходимость для них совместного служения Христу и Церкви, акцент в нем во многом оказался перенесен с «небесного» на «земное». Например, чтение Апостола во время венчания говорит о единстве мужа и жены по образу Христа и Церкви. В конце чтения звучат слова о том, что ТАК (как Христос – Церковь) муж должен любить свою жену, а жена должна бояться своего мужа (Еф 5:18, 20-33). Эта фраза в чине венчания (в т.ч. и потому, что она произносится громче предыдущего текста) предстает как отдельная обетная формула, почти заклинание, а слово «ТАК» вообще проходит мимо слуха. Новозаветный смысл этого текста при таком прочтении практически не воспринимается. Более того, в молитве 2-й главенство мужа и повиновение жены мужу упоминается вообще без ссылки на отношения Христа и Церкви . Неслучайно и то, что почти во всех молитвах звучит прошение, прежде всего, о мирной изобильной жизни и чадородии новобрачных , но ничего не говорится об их церковном служении.
Никто из будущих супругов от своего лица о любви и верности по образу Христа и Церкви также не говорит. Каждый высказывает лишь «доброе и свободное желание и твердое намерение взять себе в жены (мужья) ту (того), кого он (она) «здесь пред собою видит», т.е. с кем стоит перед аналоем . А поскольку в качестве обета эти слова все же недостаточно выразительны, может происходить усиление «обетности» за счет местного литургического творчества, чему мне пришлось быть свидетелем в середине 1970-х гг. во Львове. Там во время венчания священник подводил каждого из молодых к аналою, требовал положить руку на евангелие (как во время присяги в дореволюционном суде) и говорил: «Повторяй за мной!» Далее следовал очень выразительный, с ярким национальным колоритом, текст:
«Я, Богдан (жених повторяет), бэру соби (повтор) тэбэ, Люба (повтор), и буду вэрэн тэбэ (повтор) аж до смэрти! (повтор)».
То же, с соответствующим изменением имени, говорит вслед за ним супруга.
Это означает, что брачные обеты из таинственных легко могут стать рациональными, почти юридическими. В этом случае они в большой степени уподобляют заключение христианского брака вступлению в некую организацию, состоящую, в данном случае, из двух человек. Формула светской присяги – «перед лицом своих товарищей» – здесь, пожалуй, была бы нелишней. Но этими «товарищами» чаще всего, как известно, являются светские друзья и родственники жениха и невесты, а отнюдь не церковная община, знающая их как христиан. Поэтому то, что древние возгласы «Христос венчает!» и «Христос присутствует!» (Там же. С. 111-112) в современном чине венчания опускаются, в подобных случаях, как ни печально, приходится признать оправданным.
И все же есть основание надеяться, что осмысление брачных обетов в контексте закона, а цели брака, в основном, как деторождения постепенно переместится к восприятию их в контексте явления в браке единства Христа и Церкви, в содержании же чина будет сделан больший акцент на освящении и воцерковлении взаимной любви супругов .
В заключение хотелось бы сказать, что пока мы остаемся во плоти, а «мир сей» лежит во зле, возможность принесения обетов Богу и ближнему как в узком, так и в широком смысле, продолжает существовать. Но становится все более очевидным, что эти обеты могут быть плодотворны лишь на основании правильного понимания обетов крещения. Когда все обеты, особенно связанные с браком или безбрачием, будут восприниматься лишь в качестве конкретизации крещальных, но не как независимая от них система запретов и обязательств, не придется больше искать и путей «законного» отказа от них (вроде талмудической формулы-заклинания «ты освобождаешься, ты освобождаешься» или нашей епитимьи), а к дающим их не придется применять печальные строки Е. Баратынского:
«…Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть,
Всевидящей судьбе».
1 – Здесь и далее – перевод Нового завета под ред. еп. Кассиана (Безобразова).
2 – Свобода – дар Духа и призвание в церкви и обществе // Материалы международной научно-богословской конференции. Москва, 16-17 августа 2006 г. М., 2009. С. 29.
3 – «Православное богослужение в переводе с греческого и церковнославянского языков». Книга. 4. М., 2008. С. 37, 38.
5 – См.: Й. Хейзинга. «Рыцарские ордена».
6 – «Православное богослужение в переводе с греческого и церковнославянского языков». Книга 5. М., 2008. С. 107.
Брачный обет отражает это обязательство душ, которые связывают себя обетом верности: «…быть с тобой и хранить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас». Именно это полное духовное и кармическое единство описал Иисус, когда сказал «и будут два одною плотью».
Если бы брак был только физическим соединением, то развод, когда он случается, не был бы настолько эмоционально опустошающим. Развод — это хирургическая операция по разделению двоих, которые стали одним; и все битвы по поводу того, что кому принадлежит и кому достанутся дети, в действительности сосредоточены вокруг мучительного процесса переоценки и отделения себя от другого «я».
Принять брачный обет означает, что, взяв друг друга «в законные жены» или «в законные мужья», мы будем вместе встречать все, что может произойти в жизни и карме супруга. Поскольку в день свадьбы ни будущее, ни подсознательное не известны, а обет выглядит таким «окончательным», он является самым серьезным и далеко идущим контрактом, который мы когда-либо подписываем в своей жизни. Вот почему св. Павел предупреждал нас не впрягаться в ярмо неравного брака с мыслящими иначе и рекомендовал обдумать, «что общего у света со тьмою?» (2 Кор. 6:14) в межличностных отношениях.
Если вы вступаете в брак с человеком, который имеет меньшие достижения на духовном пути или более тяжелую карму, чем ваша, то как только медовый месяц закончится, вы почувствуете тяжесть. Вы почувствуете, что взяли на себя карму другого человека и что этот человек выиграл от этого договора, так как он или она получили весь ваш свет, талант или деньги. Но вы, возможно, хотите именно этого, потому что сильно любите и хотите отдать часть себя этому человеку, точнее, Богу в нем.
Это может быть правильным решением. Возможно, вашей кармой предопределено, что вы должны отдать жизнь за этого старого друга, который однажды спас вас от гибели или полной безысходности. Это может быть правильным решением, даже если позднее оно окажется ошибочным или худшим из всех возможных вариантов. Вы приняли это решение, потому что вам нужно было его принять — потому что ваша душа испытывала потребность решиться.
Возможно, вам просто нужно было узнать все «как» и «зачем», все те факторы, которые определяют процесс принятия решений в вашей собственной психике, или столкнуться с одной из сторон вашего партнера, которая в действительности является и вашей стороной и должна быть полностью отработана и преодолена. Возможно, это была некая сторона вас самих, существование которой вы не были готовы принять, пока не оказались вынуждены столкнуться с ней в личности другого.
Не расстраивайтесь, когда обнаружите подобные вещи. Все это— часть Замысла. Бог любит вас и хочет, чтобы вы вернулись Домой, в Его сердце целостными — психологически, духовно и кармически. Он дает вам возможность пройти через различные переживания и встречи, чтобы оторвать вас от всего ненастоящего, дабы вы могли полюбить Его превыше всего и увидеть лик Христа, улыбающийся вам за образом того, кого вы любите.
Эту потребность в принятии решения можно понять через аналогию. Именно так чувствует себя устрица, когда в ее раковину попадает крошечная песчинка, и она вынуждена все время укрывать эту песчинку, потому что последняя является источником беспокойства, она— раздражитель для мира устрицы. Поскольку устрица нуждается в принятии решения, она делает из песчинки жемчужину.
Вот такова и карма. Она раздражает. И мы хотим сгладить ее, хотим ее исправить.
Итак, если говорить о кармическом браке или взаимоотношениях, в которых вы находитесь, то вы никогда не сможете выбраться из них, никогда не сможете освободиться от них, пока не исполните каждую йоту и черту закона — закона кармы, который требует от человека высочайшего выражения любви как необходимого условия для его свободы. Если вы не сбалансируете полностью и окончательно то, что есть между вами, то вам придется снова прийти в воплощение и вступать в определенные взаимоотношения с этим человеком, пусть это даже партнерство по бизнесу.
Примеры употребления слова обет в литературе.
И аббатисса специально следит за тем, чтобы эта женщина обязательно смогла присутствовать на ежегодной мессе, которую заказала еще до того, как дала обет.
И не было случая, чтобы австралиец когда-нибудь погрешил против этого обета или изменил своему приемному брату в минуту опасности.
Взбешенный и напуганный появлением близнецов, в которых он увидел претендентов на престол, Амулий приказал бросить новорожденных в воды Тибра, а мать их за нарушение обета зарыть в землю.
Потом народ и ареопаг поклялись общей клятвой исполнять их, а каждый из новоизбранных архонтов впредь приносил на площади особенный обет в том, что если он чем-нибудь преступит эти законы, то посвятит в Дельфы золотую человеческую статую в свой рост.
Город Легионов обладал и двумя выдающимися церквами, из которых одну, воздвигнутую во имя Юлия-мученика, премного украшала находившаяся при ней обитель для девушек, отданных по обету Господу, а другая, сооруженная во имя сподвижника Юлия святого Аарона и содержавшаяся на средства монастырей, вмещала в себе третье архиепископство британского государства.
Паскуал Перес, белец, произнесший обеты в ордене иеронимитов, родившийся в деревне близ города Сан-Фелипе-де-Хатива, двадцати семи лет от роду, был арестован и отведен в тюрьму святого трибунала.
Любя свой край, великий и прекрасный, Душой не чая обрести победу, От принца он, на риск идя бесстрашно, Принес кастильцу верности обеты.
Напротив, если бы меня в один прекрасный день поставили перед военным судом и перед выбором: либо дать себя умертвить, либо предать тайну Братства,—о, с какой пламенной радостью запечатлел бы я однажды данный обет своею смертью!
По контрасту с некоторыми фигурами нашего Братства, при всей высоте своих достоинств и верности своему обету все же являвшими в себе нечто нарочитое, нечто чудаческое, торжественное или причудливое, этот слуга Лео поражал несравненной простотой и естественностью, краснощеким здоровьем и дружелюбной непритязательностью.
Мне припомнилось прежде всего, что по кольцу на равном расстоянии друг от друга вставлены четыре камня и что устав Братства и обет каждого его члена повелевают хотя бы единожды в день медленно поворачивать кольцо на пальце и при взгляде на каждый из четырех камней сосредоточивать свою мысль на одном из четырех кардинальных предписаний обета.
А то прибивались к разбойным ватагам бродников и тогда вскоре начинали с дубинами выходить на торговые пути, без милости резать и грабить проезжих гостей торговых, убивать пасущийся скот, зорить, не разбираючи, редкие поселения татар-землепашцев и русичей, одичав до того, что и человечиной не брезговали уже в черные для себя дни, пили, приучая себя к жестокости, крови, по страшной примете разбойничьей обязательно убивали, выходя на дело, первого встречного, будь то хоть купец, хоть странник убогий или даже старуха странница, бредущая к киевским святыням ради взятого на себя духовного обета.
Минувших зол воспоминанье Уже есть благо для сердец, — Из рук отчаянной Свободы Прияв властительский венец С обетом умирить народы И воцарить с собой Закон, Сын хитрой лжи, Наполеон, Призрак величия, героя, Под лаврами дух низкий кроя, Воссел на трон — людей карать И землю претворять в могилу, Слезами, кровью утучнять, В закон одну поставить силу, Не славой, клятвою побед Наполнить устрашенный свет.
Ад, акаша, алкоголизм, Ангел, антивещество, антигравитация, антифотон, астения, астрология, атом, Армагеддон, аура, аутогенная тренировка, белая горячка, бессонница, бесстрастие, Бог, божественное, божественный путь, Буддизм, буддхи, будущее, будущее Вселенной, будущее Солнечной системы, вакуум, Великий обет, вещество, виртуальный, влияние на судьбу, внеземная цивилизация, Вселенная, всемирный потоп, воплощение, время, Высший Разум, Высшие Знания, галактика, геологические периоды, Гермес Трисмегист, гиперон, гипноз, головной мозг, гороскоп, гравитационные волны, гравитация, гуна, Дао, двойник, деперсонализация, дефект массы, демон, Дзэн-буддизм, добро зло, ДНК, Древние Знания, дрейф материков, Дух, душа, дхьяна, дьявол, Единая Теория Поля, жизнь, заболевания психики, зарождение жизни, звезда, земная жизнь, знание будущего, знания, зомби, зомбирование, изменение судьбы, измененные состояния сознания, измерение вещества, Изумрудная Скрижаль, иммунная система, инстинкт, интеллект, интуиция, искривление света, ис
Сыскав нетрудный обет, он мог бы рассчитывать на вспомоществование в лютой нужде.
Отрекшийся от обетов капуцин со скандальным прошлым был до такой степени привержен двум страстя — деньгам и женщинам — что, по мнению Делоне, только природная трусость удерживала его в рамках приличий.
Источник: библиотека Максима Мошкова