Часто в сообщениях о катастрофах — будь то крушение самолета, страшное ДТП или стихийное бедствие — мы слышим, что с пострадавшими или родственниками погибших работают психологи МЧС. Эта фраза в конце телевизионного сюжета или новостной заметки будто призвана успокоить читателя, заверить, что те, кому нужна поддержка и помощь, в надежных руках специалистов. Мало кто в такие моменты задумывается, каково это — быть психологом МЧС: видеть слезы, страдания и пытаться помочь словом, разделяя боль потери с теми, кому это необходимо.
Новость по теме Смолянин стал очевидцем крушения самолета в Ростове-на-Дону
Ведущий специалист психологической службы ГУ МЧС по Смоленской области Евгений Ходыко за время своей службы работал на многих ЧС, в частности, с людьми, потерявшими своих близких в авиакатастрофе над Синаем, с близкими заводчиков, вместе с 19 собаками погибшими в страшном ДТП на трассе М1, с украинскими беженцами. О том, как помогают родным тех, по кому плачет целая страна, Евгений Ходыко рассказал SMOL.AIF.RU.
Содержание
«Слезы лучше апатии»
Олеся Томашова, SMOL.AIF.RU: Евгений, вы и ваши коллеги как-то готовитесь к работе с семьями погибших?
Евгений Ходыко: Любая ситуация индивидуальна, и заранее подготовиться к ней на 100% невозможно. Психологу МЧС, как, пожалуй, и любому сотруднику нашего ведомства, требуется действовать оперативно, здесь и сейчас, исходя из сложившихся обстоятельств. К кому-то из родственников погибших психологи подходят первыми, кто-то из семьи сам обращается с вопросом, за помощью. У каждого из окружения погибшего ведь свое горе и свои переживания: для одних этот человек был очень близок, другие с ним просто общались. Да и реакция людей на потерю бывает совершенно разной: от плача и истерики, то есть ярких эмоциональных проявлений, до апатии и отстраненности, когда человек словно бы пытается закрыться ото всех и вся и пережить горе в одиночку.
Причем, первый вариант даже лучше с точки зрения психологии, поскольку вслед за выплеском эмоций всегда следует эмоциональная разрядка. Если же долго «носить» переживания в себе, это может негативно сказаться на нервной системе, которой придется работать в максимальном напряжении. Что чревато истощением – психологическим и физическим. Ведь мозг, как известно, использует до 60% всех ресурсов организма, а в таких случаях происходит их перерасход.
Помочь осознать потерю — одна из целей психолога МЧС. Фото: Из личного архива/ Алексей Головщиков
— Наверняка родственники задаются вопросом, зачем близкий человек пошел, поехал, полетел, или сделал то, что привело к трагедии, и проговаривают эту мысль вслух, жалея, что нельзя повернуть время вспять?
— Да, это так. И это нормально – такова стандартная защитная реакция человека: он пытается найти виновных в трагедии, докопаться, как ему кажется, до ее причины, и постоянно думает о том, что было бы, если бы… Он как бы зацикливается и мысленно возвращается к стрессовой ситуации, проживая ее вновь и вновь. Но мы не в состоянии изменить прошлое. Поэтому психолог старается увести человека от таких мыслей, переключить его с глобальных проблем на решение сиюминутных задач. Чтобы шаг за шагом человек подходил к осознанию и принятию потери.
— А если человек потерял крышу над головой, скажем, в результате пожара, и лишился всего имущества, что психологи ему говорят?
— Что у него сохранилось куда более ценное и значимое – жизнь. Его и его близких. И мы переключаем внимание пострадавших именно на это. Мы говорим: главное – вы живы, все остальное можно накопить, ведь материальные ценности – приходящие.
В этом направлении мы, психологи МЧС, много работали в 2014 году – когда к нам прибывали беженцы из Украины. Людям, оставившим на Родине квартиры, дома, все накопленное за долгую жизнь, пришлось начинать все сначала, причем в чужой стране. Это очень непросто.
Мы не сообщаем человеку прямо: мол, помните, у вас есть семья и стоит подумать о ней. Нет. Он сам приходит к этому выводу. Необходимо его лишь направить на эту мысль
Ресурс для жизни
— Евгений, а когда вам самому первый раз довелось выехать на ЧС, помните? С кем пришлось общаться?
— Конечно, помню. Я вместе со старшим психологом выезжал на попытку суицида. Мужчина, сидевший на крыше десятиэтажки, угрожал спрыгнуть вниз. Переговоры пришлось вести через окно в подъезде. Мы разговаривали около четырех часов и закончили общаться уже в сумерках. Очень хорошо помню, что мне сначала было сложно определить истинную причину поступка мужчины – он все время путался в своих рассказах. Оказалось, что на роковой шаг он решился после ссоры с супругой. Понимаете, работая с такими случаями, как и с другими нуждающимися в психологической помощи, мы помогаем человеку найти ресурс, иными словами, ответ на вопрос – для чего ему жить дальше. Это может быть семья, карьера, что-то еще. Для каждого — своя спасительная ниточка.
— Как узнать, что это именно тот самый ресурс, та самая ниточка?
— Необходимо слушать человека. То, что для него важно и значимо, обязательно будет доминирующей темой в его монологе. Причем мы не сообщаем человеку прямо: мол, помните, у вас есть семья и стоит подумать о ней. Нет. Он сам приходит к этому выводу. Необходимо его лишь направить на эту мысль.
Евгений буквально помогает родным погибших найти смысл жить дальше. Фото: АиФ/ Александр Губарев
— Умение слушать можно назвать главным в вашей работе?
— В большинстве случаев – да, достаточно выслушать, и, в определенные момент, где необходимо, вопросом направить разговор на другую тему, тем самым, говоря языком психологии, сгладить состояние, в котором человек находится, максимально его убрать. Психолог направляет мысли родных погибших на будущее, на поддержку других членов семьи. Ведь жизнь продолжается. На смену пережитому горю придут новые эмоции, другие ситуации, встречи, впечатления, таким образом, будут формироваться новые воспоминания, и чем больше их будет, тем процесс восстановления пройдет быстрее.
— А какой ресурс может быть у человека, который потерял свою семью, самых любимых и близких людей?
— В такой ситуации необходимо переключить внимание человека на тех, кто остался в живых, кто ему дорог или кому требуется помощь. Причем речь необязательно будет идти о ком-то из родственников. Множество людей, в том числе детей, также пережили подобную трагедию — потеряли близких и нуждаются в поддержке.
Психолог направляет мысли родных погибших на будущее, на поддержку других членов семьи. Ведь жизнь продолжается
Сочувствие и хладнокровие
— Психологи МЧС часто соприкасаются с чужим горем. Но сильные эмоции, наверняка, способны помешать работе. Есть ли у вас профессиональные секреты, помогающие избежать чрезмерного погружения в людские трагедии?
— Есть — мы работаем и сами с собой. Психолог, безусловно, по-человечески сочувствует людям, потерявшим близких, но он должен сохранять определенную степень хладнокровия. Поэтому мы подходим к ситуации с другой стороны, стараясь находиться как бы не в ней, а над ней. Это позволяет видеть те моменты, на которые нужно направить энергию и мысли человека, переживающего горе.
— В ликвидации ЧС всегда задействованы и ваши коллеги — спасатели или пожарные. Им требуется психологическая помощь?
— Бывают случаи, что и опытные сотрудники МЧС не выдерживают чрезмерной эмоциональной нагрузки: человек осознает, что эмоции его переполняют и он перешагнул определенный порог, за которым наступает эмоциональное выгорание. Оно может проявляться по-разному: сотрудник становится сух с коллегами и семьей, или наоборот – агрессивен и нервозен, а порой его начинают мучить фобии. И, понимая, что самостоятельно справиться с этим состоянием невозможно, человек обращается за помощью к психологу. Чтобы предугадать эти моменты, мы сами проводим диагностику персонала, чтобы выявить нуждающихся в психологической профилактике. Мы работаем с личным составом индивидуально и в группах – с помощью тренингов, консультирований.
Спасатели на месте катастрофы Boeing-737-800 в аэропорту Ростова-на-Дону. Фото: ГУ МЧС России по Ростовской области
— Новичков предупреждаете о том, что их ждет? О том, что работа спасателей сопряжена с сильными эмоциональными потрясениями?
— Безусловно, и не только мы, но и руководители подразделений, однако не все до конца осознают то, с чем придется столкнуться в реальности. Бывает, приходят физически очень крепкие мужчины, которые думают, что физическая подготовка позволит им легко справиться с эмоциональной нагрузкой. Но не всегда получается именно так.
Переломным моментом становится, как правило, уже первый выезд на серьезное происшествие с человеческими жертвами. Именно тогда к человеку приходит осмысление: то, что он привык видеть, совершенно не сходится с тем, что ему только что довелось пережить. И признается сам себе, что не готов к этому — пишет заявление об увольнении.
Такие кандидаты часто отсеиваются еще на этапе тестирования и профессиональной психодиагностике перед приемом на работу. Но некоторым на то, чтобы увидеть и прочувствовать, требуется время. Самый критичный с этой точки зрения период – первый месяц службы.
— Что вы советуете коллегам после пережитого стресса?
— Как правило, после работы на происшествиях с большим количеством погибших спасатели имеют возможность отдохнуть больше обычного, ведь восстановление психики тесно связано с физическим отдыхом. Все пережитое, включая критические моменты, откладывается в долговременную память во время сна. Чтобы пережитый стресс не отпечатался в памяти и потом постоянно не напоминал о себе, надо нагрузить себя позитивной информацией, то есть переключиться на другие эмоции. И чем больше будет таких эмоций со знаком «плюс», тем лучше. Именно они потом останутся в памяти.
То, о чём вы спрашиваете, вполне вероятно, это довольно частое последствие которое наступает от подобных чудовищных событий. В первые дни и не нужно преодолевать этот страх, против воли идти в тот же самый метрополитен или куда-то ещё. Важно понимать, что это нормальная реакция. Она становится защитной реакцией — максимального обеспечения безопасности. Это, так называемый, ритуал избегания. И если сейчас, после этой трагедии, кто-то из детей или взрослых не захочет идти в торговый центр, путь и не ходят. Потом, с течением какого-то времени, если эта реакция будет фиксироваться, если она будет существенно осложнять жизнь, можно её ступенчато преодолевать. Есть направление в психотерапии, называется когнитивно-поведенческая психотерапия, когда, в буквальном смысле, специалист, на его месте может оказаться и родственник, берёт за руку человека и говорит: «Мы сейчас чуть-чуть, совсем немножко, сделаем первый шаг по направлению к тому же метро, к тому же торговому центру. Мы зайдём на полминуты и вместе выйдем. Мы просто посмотрим, как оно, по ощущениям». И с каждым днём можно просто продлевать это время. Но всегда рядом в начале должен находиться другой человек. Давайте относиться к тревожным состояниям, страхам с уважением. Может быть человек, который никогда не оказывался в состоянии паники, во власти страхов, ему очень сложно понять. Многие родственники говорят: «Возьми себя в руки! Что ты капризничаешь?! Что за блажь? Делать тебе больше нечего!» Им очень сложно понять, ведь это бывают очень тяжёлые переживания. Особенно, когда они попадают на подготовленную почву, когда у человека в личности есть тревожно-мнительный радикал. Не нужно силой или обманным путём в эпицентр ситуации запихивать. Нужно ласково, с любовью, вместе шаг за шагом преодолевать. И так лучше всего заменять эту стратегию избегания.
Сотрудники Центра экстренной психологической помощи МЧС работали во всех крупных катастрофах, в которых гибли россияне
О тонкостях работы с человеком, проходящим через переживание гибели близкого человека, рассказывает Лидия Тимофеева, начальник отдела экстренного реагирования Центра экстренной психологической помощи МЧС России.
Потеря близкого: рубеж «до» и «после»
Лидия Тимофеева, начальник отдела экстренного реагирования Центра экстренной психологической помощи МЧС России. Фото: aleksey-pelevin.blogspot.ru
— Как выстраивается алгоритм помощи родственникам жертв катастроф? На каком этапе психологи МЧС включаются в работу?
— Основная задача, которую ставит перед собой психолог МЧС России — стабилизировать состояние человека, ведь в такой стрессовый момент родные пострадавших или сами пострадавшие впадают в острые переживания. Жизнь разламывается на «до» и «после», что делать дальше, неясно, ведь оказываешься в ситуации, в которой раньше никогда не был. Психолог является еще и помощником, который оказывает мощную информационную поддержку. Он рассказывает, что происходит, что ожидает человека в ближайшие дни, какая от него понадобится информация, куда, возможно, придется ехать, какие мероприятия придется пройти дальше. Получается, что психолог МЧС России оказывает не только психологическую помощь, но и в целом поддерживает человека и двигается с ним на протяжении этого острого периода, помогая его преодолевать.
Зачастую бывает, что первый контакт с пострадавшей семьей происходит через телефон Горячей линии. Или сами родственники жертв звонят нам, или наши сотрудники обзванивают их.
— Насколько активно родные погибших в катастрофах пользуются такой возможностью, звонят вам?
— Каждый человек реагирует на сложную жизненную ситуацию по-своему. Когда мы сталкиваемся с обстоятельствами, которых мы ранее не знали, которые выходят за рамки привычно жизнь, то кто-то становится способным к активным действиям, а кто-то, напротив, впадает в апатию и не знает, что предпринять. Так же и здесь — одни активно сигнализируют о том, что им нужна помощь, звонят по всем телефонам. Другие замыкаются – на них мы выходим сами. С людьми, которым нужна помощь, мы можем встретиться и на месте трагедии, как правило, там родственники погибших оказываются довольно быстро. Если трагедия произошла с коллективом, работавшим вместе, то встреча может произойти в офисе или администрации компании, чьи сотрудники пострадали.
«Она гладила сына по голове и говорила с ним»
— Что можно посоветовать окружающим, близким тех, кто в катастрофе потерял своего родного человека? Как увидеть, почувствовать, что человеку нужна психологическая помощь?
— Конечно, помочь состыковаться с психологом – это хорошая поддержка. Но я бы хотела отметить, что родственники, друзья, коллеги – это подчас и есть те самые близкие люди, которые могут помочь в первую очередь. Методы допсихологической поддержки, как мы их называем, то есть та помощь, которую может оказать обычный челок, существуют, их могут применить люди, не имеющие специального образования. Наше ведомство сейчас активно развивает проект «Научись спасать жизнь!», который посвящен первой помощи и психологической поддержке. На нашем сайте есть пособия, которые посвящены как раз способам допсихологической помощи. Эти знания полезны для каждого, и ими может овладеть любой человек.
Ведь в первые минуты после трагедии рядом оказываются не специалисты, а те, с кем бок о бок мы живем каждый день. Наши друзья, а иногда и просто прохожие. Тот, кто рядом, может оказать неоценимую помощь человеку, мгновенно попавшему в ситуацию отчаяния и горя.
— Порой в ситуации катастрофы не сразу понятно, погиб или жив твой близкий. Но наконец приходится говорить с человеком о гибели его родных. Как строится такой разговор?
— Действительно, бывают в катастрофах ситуации, когда ведутся спасательные и поисковые работы, и родственники в неведении, живы ли их близкие. Они живут в эти моменты огромной надеждой. Ситуация ожидания безумно сложная. Ожидать такое страшное известие – очень тяжело. Ты за минуты проживаешь чувства от надежды до отчаяния. И вообще состояние неизвестности для человека одно из самых сложных.
Нельзя допустить, чтобы в такой ситуации человек упал в яму безнадежности, но категорически нельзя и вселять ложную надежду. И психологи, используя специальные техники, работают на поддержания внутренних психологических ресурсов человека, чтобы у него хотя бы хватало сил продержаться в течение этих спасательных работ, в ожидании информации о близком.
Если говорить о том, как сообщать о смерти близкого человека, то стоит заметить , что в России эта обязанность возложена на правоохранительные органы или врачей, мы не передаем эту информацию. Но мы находимся рядом с родственниками, когда они узнают об этом. Ведь это сильнейшее потрясение в жизни. Человеческая психика имеет свойство защищаться от потрясений, которые могут нас сломить. В первые минуты нужно дать человеку отреагировать так, как это свойственно именно ему. Выглядит это по-разному: кто-то кричит, кто-то рыдает, кто-то начинает бегать, кто-то молчит, впадая , в шок. Важно оценить угрозу этого состояния, понять, нужна ли какая-то дополнительная помощь.
— Что для вас самое тяжелое в таких ситуациях?
— Я больше всего сопереживаю родителям, которым сообщают о смерти детей. Особенно если это пожилые родители, у которых уже взрослые дети.
Невозможно представить ту боль, которую они переживают. Эмоции этих людей меня крайне задевают за живое. Все отражается в глазах и на лице, внешнее проявление этой боли уже становится неважно. Первые секунды после известия, что твоего ребенка нет в живых, — все в этом взгляде. Часто у людей в этот момент схоже выражение глаз.
— Бывают случаи, которые врезаются в память. В вашей практике есть такие истории?
— Помнится история молодого человека, которому не было еще и 20 лет, — у него погиб отец. Он служил всю жизнь, и сын решил пойти по стопам отца, пошел в вуз, чтобы потом посвятить жизнь военной службе на благо Родины. Папа был для него всю жизнь авторитетом, человеком, которого он очень любит, присутствие которого рядом очень важно. Когда он увидел своего отца погибшим, опознал его, меня поразило, как безутешно плакал этот крепкий молодой мужчина. Он увидел отца, который был всегда для него примером силы, в ситуации, когда уже ничего нельзя изменить. Когда мы вышли из зала опознаний, мы продолжали разговаривать. В итоге мы закончили беседу на том, что молодой человек нашел какую-то опору в своих мыслях – он понял, что будет продолжать жизнь во имя отца, продолжать его дело, нести его ценности. Будет жить по тем правилам, которым научил его отец. Я понимала, что этот мальчик будет чтить отца в своей памяти, этот образ любимого уважаемого человека он сможет сохранить и идти дальше по своему жизненному пути.
— Нередко бывает, что родственники боятся идти на опознание. Боятся собственного страха, своей реакции, неизвестности. Были в вашей практике такие случаи?
— Да, такие случаи бывают. Например, людей часто беспокоит мысль, что в их памяти останется не тот живой родной человек, которого они знали, а то, что они сейчас увидят. Это нормальное переживание. И важно, чтобы в этот момент рядом был психолог. Специалист помогает сконцентрироваться на другом. Не на конкретной картинке. На эмоциях, может быть, на каких-то важных воспоминаниях. И можно помочь человеку, переориентировать его, избавиться от этого страха – и все же помочь ему пройти эту трудную процедуру.
— Часто в моменты таких переживаний родственники выплескивают наружу свои чувства, делятся воспоминаниями о своих погибших родных с психологами. Запомнились ли вам такие рассказы?
— Практически каждый человек, теряющий родных в катастрофе, начинает делиться этими моментами своей жизни. Ведь воспоминания о своем близком – это один из способов попрощаться с ним. А психолог оказывается в этот момент очень близко. И мы почти от каждого выслушиваем такие истории. Их сотни… Кто-то вспоминает, как погибший был маленьким. Или – как они познакомились. Или – о каких-то важных эпизодах совместной жизни… О радостных событиях – о свадьбе, о рождении ребенка… Сейчас, например, вспомнилась мне история одной женщины. Она потеряла уже взрослую дочь. И она рассказывала мне о ней. Мне запомнилась ее фраза: «Какая у меня замечательная дочь! Ведь она ни разу в жизни меня не расстроила». Меня тогда удивила эта фраза. Я спрашивала ее о том, какая ее дочка была ребенком, подростком… и эта женщина вспоминала: «Знаете, даже когда дочь была в сложном подростковом возрасте, даже если звучали в ее словах какие-то грубые интонации, она отвернется, а потом через пару
минут повернется, обнимет и скажет: «Мамочка, у меня просто сегодня плохое настроение, прости»…
— Вы работали в том числе с родными погибших пассажиров египетского самолета. Что вы помните о тех днях?
— После известия об авиакатастрофе лайнера, вылетевшего из Египта, мы уже через пару часов вылетели из Москвы в Санкт-Петербург, ведь большинство пассажиров были оттуда. Мы работали там на протяжении всего «острого» периода.
Ситуация была настолько тяжелой и не укладывалась в голове – ну как это могло произойти?! – что родственники погибших с трудом справлялись со случившимся. Ужас ситуации и был в том, что все были шокированы тем, тем как внезапно и непредсказуемо это произошло. Ведь в самолете было много детей, много молодых людей, которые возвращались домой после отдыха. Такие потери для близких всегда самые страшные. Они невосполнимы. И всегда оставляют рубец, даже если родные потом восстановятся психологически.
Из той ситуации мне запомнилась мама одного молодого человека. Сложно даже теоретически представить, что переживает мать в момент опознания своего юного сына. В первые мгновения она закричала. А потом она очень долго стояла рядом и разговаривала с ним. Она гладила его по голове и рассказывала ему, своему мальчику, о нем: как он родился, как он рос, вспоминала какие-то моменты из их жизни… говорила ему, что никогда бы не могла представить, что такое может случиться, — что она будет вот так над ним стоять, а не наоборот. В тот момент это был ее способ пережить горе, справиться с этим.
О проживании этапа горя
— Среди тех, кто теряет своих близких в катастрофах, есть и дети. Как работать с ними? Ведь непросто сказать ребенку о том, что его мамы и папы больше нет. Но не сказать тоже нельзя…
— Конечно, специалист учитывает возраст ребенка. От этого зависит, каким способом сообщить ему страшную новость. Если это совсем малыш, есть специальные игровые способы. Психолог также может помочь близким – бабушкам, дедушкам – в том, как сказать ребенку о гибели его родителей, родных. Но самое главное – сообщать однозначно надо. Когда семья переживает трагедию смерти близкого, а ребенку не говорят, то даже если он совсем маленький и не может говорить, он все равно чувствует. Понимает, что в семье что-то происходит. И он ощущает, что от него что-то скрывают. Скажем, папы дома нет, изо дня в день, а мама все время плачет. «Почему мама плачет? Наверное, это я что-то сделал не так», начинает думать он. Дети склонны брать вину на себя и это очень опасно. С другой стороны, семья переживает определенные эмоции, помогая друг другу пройти этот тяжелый путь. А ребенок в неведении – и он остается выключенным из этой ситуации, он словно за бортом. За пределами этих переживаний. Все поддерживают друг друга, а ребенок вынужден справляться со своими, неясными ему эмоциями самостоятельно. Поэтому мы обязательно советуем близким говорить детям правду.
С ребенком можно говорить честно, достаточно прямо. Ребенку нужно отвечать на вопросы, которые он будет задавать. Дети нуждаются часто в объяснении того, что же это значит.
И еще: то, как ребенок переживает горе, отличается от того, как это проходим мы, взрослые. Дети иначе проходят трагедии. Иногда кажется, что ребенок безразличен, он играет, смеется. Это
внешнее. Просто у ребенка часто меняется настроение. И периоды переживания у детей меняются чаще, чем у взрослого. Мы можем думать и переживать весь день, а ребенок может полчаса плакать, потом вдруг переключиться и играть с друзьями. Потом он вспомнит о своем горе и снова уйдет в него. И такие перемены чувств будут случаться.
Мы рекомендуем максимально включать ребенка в проживание горя всей семьей, не ограждать его. Это помогает ему. Можно попросить детей что-то делать, переключить их на практические дела. Нужно включать детей в траурные ритуалы, это тоже помогает им прожить потерю. Берите ребенка на похороны, берите ребенка на церковные обряды, если они приняты в этой семье. Это помогает детям понять, что происходит, и учит их сопереживать.
— Кстати, о чувстве вины. Не только дети, но и часто взрослые винят себя в гибели близких. Нормально ли такое чувство, и как с ним справляться?
— Такое чувство закономерно появляется в эти моменты. Нам всегда важна причина. Мы ищем виновного. Даже когда эта вина необъективна. «Если бы я не купил жене билет на этот рейс, она бы не разбилась!» — сам посыл понятен, но объективно в случившемся нет вины супруга. Но мы пытаемся принять вину за произошедшее на себя. Наши специалисты часто сталкиваются с такими ситуациями. Если вы видите, что это не просто перечисление вероятных причин, а уже навязчивая идея безутешного человека, накладывающая свой отпечаток на все его чувства и действия, нужно внимательно отнестись к такой ситуации. Человек может замыкаться, отказываться от привычных для него дел, вещей. Лучше обратиться к специалистам. Это опасное тупиковое чувство. Как правило, из такого тупика нет выхода без помощи психолога.
— Потеряв близкого человека, человек проживает горевание. А как правильно действовать окружающим, чтобы не обесценить это чувство потери? Ведь слова: «Ты еще молодая, выйдешь еще замуж, еще детей родишь», сказанные, казалось бы, из лучших побуждений, могут нанести большую травму. Как беречь чувства и правильно поддерживать человека в его горе?
— Через слезы выходит горе – и это правда. Мы плачущего человека не останавливаем. Это тот способ, которым он облегчает собственные страдания. Если вы рядом с горюющим человеком, самая лучшая рекомендация – быть искренним. Если вам тоже хочется плакать — надо плакать. Если внутри вас нет слез – не заставляйте себя плакать. Если вам хочется что-то сделать для друга или близкого, помочь ему какими-то делами, заботой – не стесняйтесь, делайте. Чем более честными мы являемся в своих эмоциях в этот момент, тем больше чувствует человек вашу поддержку. Ведь он переживает в эти дни чувство, что уже ничего нельзя изменить. Это очень страшное чувство. Лучше всего не навязывать человеку свои мысли и представления о том, как должно переживать этот период.
А практическая помощь в это время человеку очень нужна. Иногда просто сходить в магазин – самостоятельно или вместе с тем, кто переживает горе, помочь. Помочь приготовить обед. Убраться. Поговорить. Кажется, что это элементарные вещи. Но это так. Иногда надо просто молча побыть рядом, справиться с чувством одиночества.
— Считается, что у периода горевания есть сроки. Это так или не всегда?
— Да, специалисты выделяют такой срок. Конечно, это индивидуально. Но в целом некое принятие существующей ситуации, мысли, что жизнь изменилась, приходит примерно через год, потому что за год проходят все те памятные важные даты, которые люди проживали вместе. Дни рождения,
семейные праздники, периоды отпуска… человек учится переживать эти даты, дни без своего близкого.
Это не значит, что человек забывает своего дорогого человека. Конечно, нет. И через годы мы вспоминаем его. И нам становится грустно, и мы можем даже плакать, окунаясь в эти воспоминания. Но в течение года человек восстанавливается и научается жить иначе. Выстраивает иначе свой быт, может быть, рабочую жизнь, досуг. Если этого не произошло в течение года, тогда мы говорим, что , скорее всего, нужно обратиться к специалисту, который поможет перейти на иной уровень переживания.
Процесс переживания горя завершен, когда воспоминания о погибшем близком человеке вызывают чувства светлой грусти. То есть его не хватает, его помнят, но уже нет той острой обжигающей боли.
— В какой-то момент работа психолога МЧС с родственниками погибших заканчивается. Когда и по каким критериям принимается такое решение?
— Это очень важный момент, который со стороны может быть не всегда понятен. Наша работа – это экстренная помощь. Мы как «скорая медицинская помощь», которая приезжает срочно по вызову. А длительное лечение пациента уже в руках других врачей. Так же работаем и мы. Раньше нас очень тревожил вопрос, что мы приезжаем, какое-то время работаем с потерпевшими, а потом оставляем их. И вот уже четыре года действует межведомственный документ: Межведомственная инструкция «О порядке оказания экстренной психологической помощи пострадавшему населению в зонах чрезвычайных ситуаций и при пожарах» Теперь мы имеем возможность, уезжая из какого-то региона, передавать наших подопечных специалистам-психологам, которые работают в государственных учреждениях на этой территории, которые уже могут далее длительно помогать им. Это государственная бесплатная психологическая помощь.
Мы оставляем координаты наших коллег-психологов родственникам погибших, или даже часто лично знакомим их в процессе еще своей работы в первые дни катастрофы, чтобы наладить связь специалиста с потерпевшими.
А мы, уезжая, прощаемся с теми, с кем работали, кому помогали. Иногда это искреннее скромное «Спасибо!», иногда даже объятия, ведь мы становимся очень близки за это короткое время. Для меня это одни из самых важных моментов, и я понимаю, для чего мы работаем. Казалось бы, человек потерял близких и переживает сейчас самую страшную трагедию в своей жизни, — но он находит в себе силы для благодарности. Это для нас высшая оценка нашей работы.
— Вы выслушиваете множество историй, погружаетесь в мир страданий. Часто ли вы и ваши коллеги испытываете эмоциональное выгорание, удается ли с этим справляться?
— Конечно, мы тоже переживаем и устаем. Для восстановления существуют разные способы, у каждого они свои. Возвращаясь с командировок, с работы на местах катастроф, наши специалисты проходят обследование и при необходимости медико-психологическую реабилитацию.
Лично мне помогают две вещи. Понимание того, зачем и ради кого я это делаю. Есть такая фраза: «Если у человека есть «зачем» жить — он выдержит любое «как». И это значит, что понимая, для чего я работаю, можно выдержать и нагрузки, и сложности. И второй важный момент — коллектив, те коллеги, которые рядом. Эта профессиональная поддержка очень важна. Такие моменты сильно снижают риски выгорания.