Мне на днях задали такой вопрос. И вправду, почему? Многим непонятно желание вступить в это странное сообщество, уйти от мира, жить в зачастую плохих бытовых условиях, в замкнутом мужском или женском коллективе, при кажущемся отсутствии житейских и бытовых радостей. Что ж. У меня есть своя версия, которая по крайней мере объясняет лично мне, почему в монахи пошел бы лично я.
Ну, во первых, как мне кажется, в монахи идут по нескольким глобальным причинам.
Содержание
- 1-я причина: неустроенность жизни
- 2-я причина: а вот потому что убедили
- 3-я причина: видение иного мира и отречение этого
- Зачем уходить из мира, если заповеди можно исполнять где угодно? Зачем отрекаться от радостей жизни? Почему в монашество уходят люди молодые и полные сил, которым еще жить и жить?
- Зачем уходят в монастырь?
- А как же родители?..
- Как уходят из мира?
- Кто может поступить в монастырь?
- Неужели монахи в самом деле счастливы?
1-я причина: неустроенность жизни
Такие люди идут в монахи (или трудники) от неустроенности его текущей жизни. Жена бросила, детей нет, жить негде, в миру себя не нашел + есть некий навык общения с церковью. И человек начинает «слоняться» по монастырям. Я недавно общался с одним мужчиной на эту тему, он говорит, что есть прямо такие вот профессиональные паломники от монастыря к монастырю.
Покушают, поработают, поживут недели две и дальше. Цель — прибиться к коллективу, поесть, поспать, интересно провести время, да и благодать человек ощущает. Он не готов бороться за стяжание личной благодати, но войти в общий фон, и так сказать, ощутить общую атмосферу места не прочь.
Некоторые уходят в монастырь, потому что недавно освободился из колонии, а на воле по сути и делать то нечего.
2-я причина: а вот потому что убедили
Это наиболее опасная причина. Зачастую архиерей, которому по той или иной причине надо привязать к себе молодого послушника, или наполнить епархию подконтрольным священством, охотно подстригает направо и налево, при этом включая всю мощь своего аппарата убеждения.
Молодой (или не очень молодой), но недавно пришедший к вере и потому еще горячий на эффекте новизны человек с удовольствием погружается в церковный антураж, млеет от церковных одежд, стихарей, клобуков с мантиями и зачастую вся эта церковно-блестящая аура оказывает влияние на решение человека. И хорошо, если человек все-таки Бога в душе имеет и взгляды у него более-менее в верном направлении, и такой монах рано или поздно в трудностях и бедах созреет до статуса настоящего подлинного глубокого монашества, в самом деле полного отречения от мира. Но иногда человек просто ломается, и тогда церковная среда порождает еще одну безмолвную трагедию, судьбу с неясными перспективами развития.
3-я причина: видение иного мира и отречение этого
Они изначально обладают способностью видеть иную реальность. Иная реальность, она прекрасна. Свобода, от которой захватывает дух, беспредельность, наполненность смыслом и самой жизнью.
И вот человек идет в монахи, именно потому, что видит там это…свободу…ведь у монаха послушание. Он не управляет своей жизнью. Он полностью доверяет свою волю настоятелю и Господу. В книге «Моя жизнь со старцем Иосифом» его послушник пишет следующее…
«Я был готов каждый день, каждый час уйти на небо…свобода была просто беспредельной. А чего мне было бояться?»
«Своей воли я не имел и исполнял послушание. Как я мог согрешить, если все делал только по благословению старца? Помыслы я открывал каждый вечер старцу. Ничего своего я не имел. Чего мне было страшиться? Я каждую секунду был готов к встрече с Господом».
Лично я мир вижу так. Вот есть нечто серое, унылое, осеннее, дождливое и мрачное, мир бессмысленных дел. Это наш текущий мир. Он куда то спешит, но куда — непонятно. Его цели не ясны, а методы противоречивы. Планете становится все хуже, людей все больше, а счастья все меньше. И если кто думает, что я просто не видел нормальной жизни — ошибаетесь. Все видел. И машины, и квартиры. Это все не более чем средства для быта, а не источник счастья.
А монастырь — я воспринимаю его как некий портал, как окно, сквозь которое видно ясное лазурное небо и золотые купола вечных храмов Царства Небесного. Это не просто образ. Он наполнен щемящей, тоскующей энергией, жаждой попасть туда. И из этого незримого окна веет поток такой прохлады, такого счастья, такого смысла.
Как будто ты — член тайного и древнего ордена с кучкой посвященных, у которых в руках есть техническое устройство, открывающее портал в мир сказки.
И поэтому тебе не интересно общаться с непосвещенными, их мир (при всем к ним почтении) такой узкий, такой маленький, такой боязливый, в то время как есть мир беспредельной свободы.
Вы себе просто представьте, что это такое — смотреть в глаза ангелу (а православные верят в существование ангелов и воспринимают их как своих небесных друзей, чистых как брильянт личностей, готовых на безраздельную любовь), и видеть там бессчетные миллионы лет его жизни, полное отсутствие страха, бесконечную свободу, любовь и беспредельную мудрость.
А ведь эти существа черпают энергию непосредственно у Господа. А ведь есть еще сам Господь, который сам как бездна, но в хорошем смысле, в котором все мысли и чувства просто тонут, и ты начинаешь на грани своего понимания видеть еще не рожденные будущие вселенные. И монах — тайный причастник этого мира, мира без страха и границ.
Наверное, монахам, истинным, настоящим, им — не интересно с нами, мирскими людьми. Они могут быть вежливы и любезны, но их цели, их пути настолько нереально далеки от наших, от земных, что мы ими воспринимаемся как странные тени в мире снов.
Да, монахи в монастырях убирают навоз, доят коров, сажают посадки, и ведут внешне вполне приземленную жизнь. Но те, кто видят иную реальность, ощущают и то, что монах внутри наполнен иной свободой, и его глаза отражают свет не этого солнца и ходит он под небом не этой планеты, он гражданин совсем иного Царства.
И это Царство прекрасно…И ему не будет конца.
Дмитрий Сиверс
Ново-Тихвинский женский монастырь и журнал «Славянка»
Зачем уходить из мира, если заповеди можно исполнять где угодно? Зачем отрекаться от радостей жизни? Почему в монашество уходят люди молодые и полные сил, которым еще жить и жить?
Обзор, подготовленный сестрами Екатеринбургского Ново-Тихвинского женского монастыря, отвечает на эти вопросы.
Преподобный Варсонофий Оптинский в своих записках вспоминает об одной благодатной казанской подвижнице, Евфросинии. Она родилась в богатой и знатной семье, имела блестящее образование и была удивительно хороша собой. Все прочили ей необыкновенный успех в свете. А она решила по-другому и стала инокиней. Как-то матушка Евфросиния рассказала преподобному Варсонофию о том, что побудило ее оставить мир: «Вот, думалось мне, явится Господь и спросит:
— Исполнила ли ты Мои заповеди?
— Но я была единственной дочерью богатых родителей.
— Да, но исполнила ли ты Мои заповеди?
— Но я окончила институт.
— Хорошо, но исполнила ли ты Мои заповеди?
— Но я была красавицей.
— Но исполнила ли ты Мои заповеди?
— …
Эти мысли постоянно тревожили меня, и я решила уйти в монастырь».
Наверное, родственникам матушки Евфросинии ее поступок показался необъяснимым. Действительно, тяга к монашеству большинству людей кажется странной. Зачем же уходят в монастырь?
Зачем уходят в монастырь?
Что думают о монахах современные люди? Да чего только не думают! Типичные представления таковы: если монахиня – молодая девушка, значит, ушла в монастырь от несчастной любви. А может, она просто «со странностями», не смогла вписаться в жизнь современного общества. Если это женщина средних лет – значит, опять же, не сложилась семейная жизнь или карьера. Если женщина в возрасте – значит, хочет на старости лет пожить спокойно, без забот о пропитании. Словом, в монаст
ырь, по общему мнению, идут люди слабые, не нашедшие себя в этой жизни. Когда эти взгляды высказываешь самим монахам или людям, близко знающим монашество, они только смеются. Но кто же, в самом деле, и зачем уходит в монастырь?
Схиигумен Авраам, духовник Ново-Тихвинского женского монастыря:
В обитель приходят самые разные люди – разных возрастов и социального положения. Много молодых, много интеллигентных людей. Что ведет их в монастырь? Желание покаяться, посвятить свою жизнь Богу, стремление к совершенствованию, стремление жить по святым отцам. Существует мнение, что в монастырь идут неудачники. Конечно, это мнение неправильно. В основном, в монастырь идут люди энергичные и решительные. И это не случайно – чтобы избрать монашеский образ жизни, необходимы, в первую очередь, решительность и мужество.
Галина Лебедева, заслуженная артистка России, преподаватель вокала в Ново-Тихвинском монастыре: Людям представляется, будто монастырь – это что-то вроде темницы, где все время плачут, поэтому уйти туда можно лишь от большого горя. Но это просто всеобщее заблуждение. Честно говоря, для меня самой было открытие, когда я увидела радостных и улыбающихся монахинь. Неверно и мнение о том, что в монастырь идут только люди несостоявшиеся, не могущие добиться в жизни успеха. Например, духовник нашей семьи, иеромонах Варсонофий (сейчас настоятель Валаамского подворья в Москве) до прихода в Церковь был человеком очень состоятельным. Он рассказывал, что в то время у него была такая зарплата, что он мог менять машину каждый месяц. Он имел, казалось бы, все. Но в зрелом возрасте ушел в звонари. Не оттого ведь, что он был неудачлив!
Мне кажется, верна поговорка о том, что Господь забирает самых лучших. Вы, может быть, замечали, что среди монахов вообще много молодых и красивых людей? Я поначалу тоже недоумевала: зачем они ушли в монастырь, такие юные, такие прекрасные? А потом поняла: именно потому и ушли, что такие! У таких душа просит большего, чем может дать обычная мирская жизнь.
А как же родители?..
На Руси, да и во всем православном мире, существовала традиция отдавать детей в монахи, с тем, чтобы они были молитвенниками за весь род. Многие благочестивые родители готовили детей к иночеству с детства. Причем это было не только в крестьянских, но и в дворянских семьях. Например, известную подвижницу, игумению Арсению (Себрякову), которая была богатого и знатного рода, в монастырь привез отец. Впрочем, часты были и случаи, когда родители, даже верующие, не желали отпускать свое чадо в монастырь, мечтая видеть его преуспевающим в миру.
Галина Лебедева: У меня дочь – инокиня. Как это произошло? Когда я начинала работать в Ново-Тихвинском монастыре, то приезжала из Москвы через каждые два месяца на три недели. Однажды взяла с собой дочь, сказала ей: «Очень интересный монастырь, тебе понравится». И вот во вторую или третью поездку она сказала, что остается в монастыре. А через год мы с мужем переехали в Екатеринбург, и я устроилась в монастырь на постоянной основе.
Как мы общаемся с ней теперь? Я смотрю на нее и сердцем чувствую, что происходит. И она знает, что я это чувствую. Нам не нужно обсуждать это. Иногда мы говорим на отвлеченные духовные темы, не касаясь личностей. Такое общение выходит за рамки разговора матери и дочери. Мы говорим на равных, как две сестры во Христе, причем моя дочь сейчас понимает все глубже, чем я. Наверно, если бы я сама не работала в монастыре, мне было бы сложнее с ней общаться, потому что у меня были бы другие интересы.
Поначалу мне иногда бывало грустно оттого, что у меня не будет внуков. Но я, как любая мать, прежде всего, хочу, чтобы моему ребенку было хорошо. Я вижу, что в монастыре она счастлива.
Схимонахиня Августа: Что бы я сказала родителям, если их дочь просится в монастырь? Надо постараться посмотреть на это спокойно и благоразумно. Ведь если бы она, допустим, вышла замуж и уехала за границу, то к этому, скорее всего, отнеслись бы с легкостью. Протест против ухода в монастырь иногда бывает у людей просто от непонимания того, что такое монашество. Надо глубоко в это вникнуть, попытаться понять, что привлекло вашего ребенка к этому выбору. Родители глубоко мыслящие, пусть даже и невоцерковленные, постепенно понимают, что их ребенок ступил на этот путь по особому призванию.
Игумен Петр, настоятель Свято-Косьминской пустыни: Большинство родителей стараются воспитывать в детях возвышенные чувства долга и любви. И у некоторых взрослеющих детей душевная потребность в возвышенном и прекрасном достигает апогея – их уже не удовлетворяют идеалы земные, а влечет Небесное. Это часто случается даже в семьях нецерковных. И мне бывает искренне жаль родителей, которые не понимают, что именно те идеалы, которые им удалось вложить в сердце своего ребенка, и заставляют их послушное чадо решаться на такой шаг, как уход в монастырь. Но я уверен, что эта временная родительская скорбь обязательно претворится в радость.
Может быть, кто-то упрекнет детей, которые покидают родителей и уходят в монастырь, в неблагодарности. Но ведь благодарность может выражаться по-разному. Сыновний долг повзрослевших детей заключается в том, чтобы заботиться о своих родителях материально. А в чем выражается благодарность детей, принявших иночество? На самом деле их благодарность самая полная и настоящая: они молятся за родителей, помогают им войти Царствие Небесное. Что может быть больше?
Могу рассказать несколько интересных случаев из моей духовнической практики. Одна девушка (сейчас она уже инокиня) ушла в монастырь. Родители были категорически против, тянули ее домой. У нее из-за этого были очень сильные искушения, мучительная борьба с собой. Но ее душевное томление Господь вознаградил сторицей. Ее отец как-то приехал в обитель — а он был даже не то что малоцерковный, а даже неверующий — и что-то с ним произошло. Он настолько переменился, что принял крещение, хотя раньше и слышать об этом не хотел. Впоследствии к Церкви пришла вся семья этой девушки, жизнь ее родителей совершенно преобразилась. А в другом случае отец, проникнувшись примером дочери, ушедшей в монастырь, сам захотел служить Богу. Сейчас он уже иеродиакон.
Меня в свое время мама тоже очень не хотела отпускать в монахи, плакала. А спустя некоторое время Господь утешил и ее, и меня: они с отцом крестились и обвенчались. Мама потом даже радовалась, что я в обители, спрашивала у меня: «Можно, я всем буду говорить, что у меня сын монах?»
Как уходят из мира?
История поступления в монастырь — это история призвания человека Богом к особому жизненному пути. Такие повествования трогают за душу. И что интересно, в них всегда есть что-то общее. Читаешь ли историю двухсотлетней давности или произошедшую лишь недавно – всегда видишь какое-то особое действие Промысла Божия над человеком, решившимся отречься от мира.
Монахиня Д.: В 1996 году я приехала в Екатеринбург из Тюмени учиться в Архитектурной академии. Мой отец, беспокоясь, как я буду одна в чужом городе, посоветовал мне ходить на могилку настоятельницы Ново-Тихвинского монастыря схиигумении Магдалины и просить помощи, так как он слышал, что она была человеком святой жизни. Я исполнила этот совет, хотя не сразу нашла могилу. В институте у меня всё складывалось успешно, но, видимо, по молитвам матушки Магдалины, появилась непреодолимая тяга к монашеской жизни. Через несколько месяцев учебы я оставила мир, поступила в Ново-Тихвинский женский монастырь, а в 1999 году ко мне присоединилась младшая сестра.
Послушница З.: Желание уйти в монастырь появилось у меня в 16 лет. Мама, узнав об этом, повезла меня на остров Залит к отцу Николаю Гурьянову, надеясь, что он не благословит. Он же, напротив, благословил меня крестом, и, стукнув им по лбу, сказал, что я попаду в монастырь. А потом еще мой духовник как-то назвал меня другим именем. Я ему говорю: «Батюшка, меня не так зовут!» А он мне в ответ: «Значит, в иночестве будешь…». Это произошло в том же году и еще больше укрепило меня в вере в то, что рано или поздно я попаду в монастырь. Но мама была категорически против этого. И обстоятельства в семье были такие, что я не могла ее бросить с маленьким ребенком.
Когда мне было 18 лет, я решила съездить на недельку-другую в Оптину пустынь. И оказалась в поезде на соседнем месте с девушкой, которая тоже ехала в Оптину. Сейчас она — инокиня Ново-Тихвинского монастыря. Тогда мы поразились тому, что со всего поезда мы (обе паломницы!) попали на соседние места. Потом мы какое-то время общались. После нескольких моих переездов с квартиры на квартиру ее координаты потерялись.
В 2005 году при очередном переезде они нашлись. Я позвонила ей, и от ее мамы узнала, что она уже несколько лет в монастыре, что она меня разыскивала, но не нашла. Дождавшись летних каникул, я поехала в Ново-Тихвинский монастырь. И через неделю поняла, что хочу здесь остаться навсегда, так как с первых дней почувствовала духовную пользу. Вот — я ждала 11 лет, когда Господь устроит так, что мой уход из мира станет возможным. Последние два года жить в миру мне было просто скучно, хотя внешне все обстояло хорошо — общительная, благополучная девушка, заканчивает вуз… Но себя не обманешь. Сейчас мне даже страшно подумать о жизни вне монастыря, без духовного окормления, которое я здесь получаю.
Инокиня И.: В обитель я пришла, можно сказать, неожиданно для самой себя. Мы с подругой приехали в монастырь как паломницы, в основном только из любопытства. Многое оказалось совсем не таким, как представлялось раньше, многое было непривычно. Я видела, как молятся сестры на богослужениях, как общаются они друг с другом на послушаниях – и это меня потрясало. Я обнаружила, что жизнь может быть совсем другой, что у сестер она – самая радостная, насыщенная, счастливая. Мирские радости – искусство, общение с друзьями, увлечения, путешествия, земная любовь – все это прекрасно и имеет право быть. Но без Бога это лишь пена морская – нахлынула, и нет ее. А если ты живешь для Бога и, живешь с Богом, то все остальное, в общем-то, уже не обязательно… И вскоре я поняла, что останусь здесь, что я нашла себя.
Схимонахиня Августа: Ново-Тихвинский монастырь получил свое начало в 1994 году. Именно в этом году, в августе месяце я сюда пришла. До этого я была знакома с духовником обители, отцом Авраамом. В первый раз я увидела его в Верхотурье, когда он говорил проповедь для сестер Покровского монастыря. Меня эта проповедь потрясла. Хотя раньше я слышала выступления гениальных людей, профессоров, но там было просто красноречие, знание своего дела, а здесь что-то коснулось сердца. Батюшкины слова проникли до глубины души. Стала к нему ездить.
Мне тогда было 57 лет, и батюшка говорил: «Ты в монастырь, наверно, в таком возрасте не пойдешь?» Он боялся ошибиться, не знал, смогу ли я выдержать монашескую жизнь. Поэтому он мне велел ехать на остров Залив к отцу Николаю Гурьянову за благословением. Я туда съездила, как на крыльях слетала. Отец Николай мне сказал: «Иди, деточка, в монастырь». И я пошла.
Игумен Петр: Я знаю одну монахиню с удивительной судьбой. До своего ухода в монастырь она не ходила в храм и вообще мало интересовалась вопросами религии. Была известным концертмейстером, многие музыканты и оперные артисты мечтали работать вместе с ней. Священным идеалом для нее была музыка, которой она посвятила всю свою жизнь. И когда она пришла в храм и встретилась со священником, то речь (конечно, не случайно) пошла о служении высшим ценностям. Она только познакомилась с христианством — и ее душа сразу распалилась желанием чего-то большего, чем обыденная жизнь в миру. И уже через месяц эта женщина была в обители.
А вот другой пример. Молодая девушка у себя на работе, в офисе услышала, как кто-то, совершенно отвлеченно, сказал: «Вот бы увидеть человека, который ради Бога оставил все!» Эти слова запали ей в душу. Она долго не могла их забыть, думала об этом. А потом в один прекрасный день поняла, что хочет именно так и поступить — ради Бога оставить все.
Кто может поступить в монастырь?
Когда люди, в особенности юные, приходят к Богу, у них часто возникает стремление к монашеству. Радость человека, который обрел сокровище веры, столь велика, горение его сердца столь сильно, что он желает совершенно переменить свою жизнь. Конечно, это прекрасно, однако человек должен отдавать себе отчет, на что он решается. Уходить в монастырь, не понимая зачем, — это чревато тяжелыми разочарованиями. Выбор монашеского пути — выбор достойный и высокий, но очень ответственный. Кто может и кто не может поступить в монастырь? Что дает человеку пребывание в монашестве?
Игумения Домника, настоятельница Ново-Тихвинского монастыря: Каким бы путем ни вел Господь, Он приводит человека в монастырь через осознание высоты этого пути, его спасительности, через желание жить ради Бога, служить Ему одному, через внутреннюю потребность сугубого покаяния. Игумения Магдалина (Досманова), руководившая нашей обителью перед ее закрытием в 1918 году, говорила так: «Я принимаю не тех, кто не может жить с людьми, а тех, кто не может жить без Бога».
Если говорить о препятствиях, то, прежде всего, не может поступить в монастырь человек, связанный семейными узами и имеющий маленьких детей. Иногда преградой на пути к монашеской жизни бывает и преклонный возраст, когда телесные немощи и укоренившиеся привычки мешают полностью изменить свою жизнь. Но если этих препятствий нет, если человек имеет твердое намерение отречься от мира, безусловно, ничто не может ему помешать поступить в обитель. Нужно также помнить, что в монастырь не уходят от несчастной любви или жизненных неудач. Монах – это человек, который оставил все ради жизни по Евангелию, ради спасения души в вечности и любви к Богу.
Каждая пришедшая сначала некоторое время проживает в монастыре в качестве паломницы (от нескольких дней до нескольких месяцев, в зависимости от внутренней готовности к монашеской жизни). После этого она еще около года проводит жизнь в обители — уже не как паломница, а как сестра, полностью включаясь в жизнь сестринства — и лишь потом становится послушницей.
Столь длительный срок испытания необходим для того, чтобы у нее было время присмотреться к укладу жизни в монастыре, проверить свое желание оставить мир. Время испытания может быть увеличено или сокращено по тщательном рассуждении настоятельницы и совете ее с духовником и старшими сестрами монастыря.
Тем, кто чувствует в себе влечение к иноческой жизни, я бы посоветовала почитать духовную литературу о монашестве, например, «Приношение современному монашеству» святителя Игнатия (Брянчанинова).
Схиигумен Авраам: Кому я не советовал бы идти в монастырь? Тому, кто думает, что монастырь – это место, где он спасется от трудностей, спрячется от своих неудач. Монашество – это, конечно, беспечальный образ жизни, в том смысле, что избавляет нас от мирских забот, от суеты. Но в то же самое время это гораздо более трудный крест, чем семейная жизнь. Вообще, нужно сказать, что и монашество, и семейная жизнь – это крестоношение.
Если человек уходит в монастырь только по той причине, что не хочет нести семейный крест, то он разочаруется. Взвалив на себя крест монашеский, он получит не меньшие трудности.
Для всех ли монашество? Монашество – для всех, кто его желает. Но всё же это путь немногих, и нужно тщательно осмотреться и хорошо подумать, готов ли ты к этому. Потому что, сделав выбор, ты должен сохранить его в течение всей своей жизни и, по словам Спасителя, не оглядываться назад, подобно жене Лотовой.
Игумен Петр: Желание стать монахом — это прежде всего отклик человеческого сердца на призыв Христа следовать за Ним без оглядки, ничего не оставлять для себя, вплоть до своей жизни. Отдаваясь в послушание Богу, человек уже не отвечает за завтрашний день. Завтрашний день сам устраивается для него Господом, ясно видящим потребности его сердца. Отсюда и происходит величайшая жизненная гармония в подлинном монашестве, так услаждающая душу инока.
Совсем иное дело — жизнь в миру. Там человек, как правило, движим исключительно собственными интересами. Он полагается только на собственную волю и собственные силы, и, естественно, уже сам и отвечает за последствия своих действий. От этой надежды только на себя жизнь человека становится похожей на игру в рулетку.
Человек часто находится в ожидании чего-то враждебного, к нему то и дело подступают чувства одиночества, тревоги, страха. Этим и объясняется непреодолимая потребность современного человека держаться за малейшие утешения в жизни. Жизнь с Богом и для Бога совершенно устраняет из души это смятение. А в полной мере такая жизнь возможна именно в монашестве.
Неужели монахи в самом деле счастливы?
Крест иночества многим кажется слишком тяжелым. На монахов часто смотрят с каким-то соболезнованием, как на узников: их жизнь кажется совершенно безрадостной. Но так ли это?
Игумения Домника: Один из преподобных Оптинских старцев сказал: «Монашеская жизнь трудная – это всем известно, а что она самая высокая, самая чистая, самая прекрасная и даже самая легкая, что говорю легкая – неизъяснимо привлекающая, сладостнейшая, отрадная, светлая, радостию вечною сияющая, – это малым известно».
Почему монашество так отрадно? Потому что монахи стараются жить по заповедям Евангелия. А жить по Евангелию – значит уже здесь, в этой земной жизни, жить во Христе. Конечно, и в миру христиане стараются вести добродетельный образ жизни, но в монастыре для этого созданы наиболее благоприятные условия. Смиряться, быть кротким и снисходительным, предпочитать молитву любому развлечению – мир часто воспринимает все это как юродство. И человек, который исполняет эти добродетели, постоянно чувствует себя «белой вороной».
А в монастыре можно все это делать без всякого страха и оглядки на человеческое мнение, свободно и смело, более того – с радостью. Если сказать просто: принимая монашество, человек теряет мирские пристрастия, эти оковы души, и приобретает свободу духа, свободу жить евангельской жизнью и потому находит счастье.
Схимонахиня Августа: Цель всякого православного христианина – преобразить свою душу, очистить ее от страстных увлечений и навыков. В монастыре он именно этим и занимается. Конечно, это не безболезненно. Но постепенно, когда человек видит в себе изменения – пусть и очень маленькие! – этот путь становится для него все легче и легче. Постепенно у него как бы просветляется ум и сердце, он трудится над своей душой осмысленно, видит результаты и от этого чувствует огромную радость.
Игумен Петр: Что такое счастье? Это момент, когда сердце человека преисполнено величайшей благодарностью к самой жизни. В такие минуты человек испытывает сильнейшее убеждение, что именно для такой жизни он родился и ничего другого ему не надо. Все естество человека, кажется, в этот момент пронизано жизненной насыщенностью. Если заглянуть в сердце даже новоначальной послушницы, то можно увидеть, что именно такими чувствами оно и наполняется.
Трудно объяснить постороннему наблюдателю кажущиеся противоречия монастырской жизни. Человек плачет — а плач радостный. Терпит трудности — а они приносят душе утешение. Черный подрясник с апостольником у многих вызывает ужас — а у самой девушки-послушницы этот монашеский наряд порождает щемящее чувство сердечного, духовного восторга. «Вся слава дщере царевы внутрь…» В сердце человека что-то происходит — порой даже непонятное для него самого, таинственное и неизъяснимо прекрасное.
…Что же такое монашество? Приведем еще один замечательный эпизод из воспоминаний преподобного Варсонофия Оптинского: «У батюшки отца Амвросия был в миру друг, очень не сочувствующий монахам. Когда отец Амвросий поступил в монастырь, тот написал ему: «Объясни, что такое монашество, только, пожалуйста, попроще, без всяких текстов, я их терпеть не могу». На это отец Амвросий ответил: «Монашество есть блаженство».
Действительно, та духовная радость, которую дает монашество еще в этой жизни, так велика, что за одну минуту ее можно забыть все скорби житейские, и мирские, и монашеские». Наверное, точнее не скажешь.
— Диана, сколько лет тебя знаю, не замечала в тебе набожности, никогда не слышала от тебя разговоров на эту тему. Для меня это — «вдруг». Что-то случилось?
— Ничего не случилось, и совсем не вдруг. Мне было 13 лет, когда бабушка открыла передо мной огромную книгу. Это была Библия — дореволюционное издание с медными застежками, с иллюстрациями Доре, переложенными папиросной бумагой. Она сказала: «За эту книгу в голодный год мне давали два мешка картошки. Я отказалась». Я спросила, как же ее читать, если в ней написано не по-русски. Она сказала, что это русский, но церковнославянский язык. Надо читать. Сначала будет трудно, а потом все поймешь.
Я давно человек воцерковленный, два года в Охе вела занятия в воскресной школе, в Южно-Сахалинске, правда, в церкви не работала, но меня священники знали, в редакции я готовила материалы на православные темы. Мысль уйти в монастырскую жизнь возникла давно. Когда на Сахалин приезжал митрополит Сергий, работающий в аппарате патриарха, у меня состоялась с ним беседа. Мне было сказано, чтобы я молилась, причащалась. Ко мне присматривались, за мной наблюдали. Договорились, что как только церковь сочтет нужным, я оставлю работу и уйду в монастырь.
— Но на Сахалине нет монастырей…
— Монастырь обязательно будет, а первая ступень — послушание, уход из светской жизни, его я проходила в епархии. Вторая ступень — рясофор, третья — постриг, когда даешь монастырский обет. От послушания до пострига может пройти длительное время.
В монастырь идут не потому, что в жизни что-то не удовлетворяет, а идут спасать свою душу. Спасаться и молиться. Другой цели нет. Если есть другая — ты там просто не выдержишь. Это тяжелое служение. И вот однажды владыка мне позвонил и сказал, чтобы готовилась прийти на послушание. Он дал мне полгода, чтобы завершить мирские дела: подготовить близких, передать газету в хорошем состоянии, без долгов.
— Как отнеслись родные и коллеги к твоему решению?
— Сначала резко отрицательно: «Зачем нужно себя хоронить?». Я их убедила, что уход в монастырь это не смерть. Монастырь — это жизнь, правда, своя, отличная от мирской. Насыщенная, очень интересная. Внутренняя.
— И какое же послушание тебе дали?
— Мое послушание заключалось в работе на кухне. Надо было кормить священников и строительную бригаду — в здании управления епархией шел ремонт. Я чистила овощи, мыла посуду, пол.
— Это могла сделать и любая неграмотная бабка, принявшая послушание … Зачем для этого иметь сложный духовный мир, образование, профессиональный опыт? Тебе не кажется, что тебя могли бы лучше использовать?
— Любой человек, приходящий в монастырь на послушание, начинает с самой черной, грязной работы.
— Проверяется на смирение?
— Он должен отрешиться от всех мирских привычек, стереотипов, в том числе и приобрести смирение. Когда-то, еще в Охе, мой коллега, узнав, что я хожу в церковь и веду занятия в воскресной школе, спросил, почему я не ухожу в монастырь. Мол, ты такая инициативная, ты бы там сделала большую карьеру. Так вот, инициатива в монастыре не только не поощряется, она запрещена. Ты должен делать, что тебе сказано и ни на йоту больше. У Серафима Саровского был такой случай. Он дал сестрам послушание привезти из леса два бревна. Они два бревна погрузили и решили, что телега выдержит три. Положили три. Лошадь прошла половину пути и остановилась как вкопанная. И стояла, пока не убрали лишнее. Серафим Саровский их потом отругал за то, что они нарушили послушание.
Решивший жить в монастыре полностью должен отречься от своей воли и исполнять только волю Божию, а это означает делать то, что тебе велит наставник.
— Как у тебя складывался день?
Без мирских страстей ты не становишься бесчувственной, их заменяют эмоции совершенно другого уровня. Ты продолжаешь любить, но это другая любовь.
— Когда новоначальный монах приходит в монастырь, его ограничивают в посещении служб и количестве молитв. Духовная жизнь — сложная вещь, и расти духовно можно только очень постепенно. Есть монастырская поговорка: если монах полез на небо, хватайте его за рясу и тащите на землю. Мне разрешено было читать утренние и вечерние молитвы, в субботу ходить на всенощное бдение, в воскресенье на литургию. Через некоторое время добавили читать каждый день псалтырь по одной кафизме (кафизма — это несколько псалмов).
Я вставала рано, молилась, потом шла на кухню, ставила воду горячую, приходила повар, мы готовили завтрак, потом мыли посуду, готовили обед на тридцать человек. Самую обычную еду — борщ, рыбу, морепродукты. Но монастырская еда получается очень вкусной — ведь ее готовят с молитвой… Потом опять мыла посуду, пол на кухне и в кладовой. Затем молилась и шла в келью. Это вполне уютная комнатка с диваном, шифоньером, столом, на котором лежат духовные книги — Библия и молитвослов.
Работа занимала все время, у послушниц не допускается никакой праздности. Беседовала с батюшками я только коротко и по делу, например, если не шла молитва.
Вначале было очень трудно. Я никогда столько физически не работала. Безумно уставала. Приходила в келью, с трудом читала вечернее правило, падала и вырубалась.
— Хотелось все бросить?
— Никогда. Я много читала о монашестве и хорошо знала, что меня ждет. Я просила Бога только о том, чтобы он дал мне силы крепко держать швабру в руках и не упасть. И действительно, прошло какое-то время, и послушание стало даваться легче и легче. Эта швабра, вначале такая тяжелая, стала как балерина в руках порхать. А вот преодолеть изолированность оказалось труднее.
— Журналист привык быть среди людей, привык общаться, справляться с огромным потоком информации, и вдруг — четыре стены…
— Не хватало движения. Хотелось просто выскочить на улицу и куда-то бежать, быть среди людей. Это была не моя обязанность, но я ее выпросила — ходить за хлебом. Всего-то полквартала до киоска, в котором покупала десять буханок. Я испытывала удовольствие просто оттого, что шла по улице с этим хлебом. Удовольствие оттого, что я в толпе, сливаюсь с ней. Но вот прошло время. Я шла по этой же многолюдной улице с тем же хлебом, но испытывала совсем другие ощущения. Суета воспринималась мной отстраненно, я к ней уже не имела отношения. Я чувствовала покой. Когда мы приходим с работы и говорим: «Ох, мне бы покоя!» и ложимся на диван… это внешний покой. А я говорю о внутреннем покое — состоянии, когда начинают уходить страсти.
— Идя за хлебом, не притормаживала ли ты возле газетного киоска? Чтобы взять свою газету в руки, посмотреть, что же твои бывшие подчиненные без тебя наворочали?
— Нет. Газеты я читала в обязательном порядке, но это были православные издания. Полгода не слушала радио, не смотрела телевизор.
— Какие люди окружали тебя в этот период?
— Они, на мой взгляд, много интереснее светских людей, образованы и очень много работают. Я поняла, что труд священнослужителя — тяжелейшая работа. Не буду называть имена… Вот пример, у батюшки сильнейший радикулит, он испытывает страшные боли, но стоит на службе, как свечечка. Мало того, после службы и кирпичи таскает, помогая на ремонте. Он для меня пример, как преодолевать боль. Глубоко его уважаю, ценю каждое его слово. Учусь у него веселости, оптимизму.
Не надо воспринимать православных людей, как существ со скорбными физиономиями. Существует стереотип, что когда идешь в церковь, надо принять вид сокрушенный, убогий… Это не так. Православие — это радостная религия. Когда стоишь на литургии, приходит такая огромная радость.
— Почему ты вернулась?
— В моей семье произошла ситуация, с которой, как я поняла, мои близкие без меня бы не справились. Срочно потребовалась моя финансовая и моральная помощь. Я переговорила с владыкой Даниилом, он меня благословил вернуться.
— Как встретили твое возвращение в редакционном коллективе?
— Хорошо. Я вернулась на должность корреспондента, мне очертили темы — дети-сироты, общественные организации, православие…
— По общему мнению, ты вернулась другим человеком. Изменилась даже внешне: перестала модно одеваться, пользоваться макияжем и как бы это выразиться… ушла в тень.
— Некоторое время я ходила в монастырской одежде — черной юбке, черной кофте и черном платке, расстраивая дочь и поражая коллег. Но мне действительно было трудно с ней расстаться — я чувствовала в ней себя совершенно комфортно. И все-таки в длинной юбке до пят тяжело залезать в микроавтобусы, да и не хотелось привлекать к себе внимание, я вернулась к мирской одежде. А вот желание украшать себя совсем пропало.
Я избавилась и от многих других привязанностей, даже по отношению к любимым ранее книгам. Сейчас любую вещь могу спокойно отложить в сторону.
Когда я не была воцерковленным человеком, мне казалось, бесстрастие — это плохо. Позитивно — переживать, кого-то любить, бороться за справедливость. «Прав лишь горящий, презревший покой… » Пришлось пройти длинный путь, пока я не поняла выражение, встречающееся в молитвах — «бесстрастная страсть».
Без мирских страстей ты не становишься бесчувственной, их заменяют эмоции совершенно другого уровня. Ты продолжаешь любить, но это другая любовь. Раньше, беспокоясь о своем ребенке, я нервничала, даже паниковала. Сейчас понимаю, что любила ревнивым и нездоровым чувством, что так нельзя, на все воля Божия, даже на несчастье. И надо эту волю Божью принять и молиться вместе со своим ребенком, чтобы Господь дал возможность выйти из тяжелой ситуации.
Я благодарна судьбе за то, что она дала мне в эти полгода работы в епархии.
— Ты вернешься в монастырь?
— На все воля Божия, окончательно с этой мыслью я не рассталась.
— Недавно один очень известный в области предприниматель сказал мне, что вера — удел слабых. Его ничуть не поколебали первые пришедшие мне на язык фамилии — Александра Солженицына и Никиты Михалкова — людей, которых слабыми никак не назовешь…
— По мирским меркам слабые люди бывают намного сильнее духовно самых «накачанных». В Библии сказано, что сила в немощи совершается. И я знаю многих, кто с Божией помощью преодолел тяжкие испытания с достоинством, не пачкая себя ложью, не впадая в отчаяние, не преступая нравственного закона.