ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2011 ТЕВЕТ 5771 – 1(225)
ЗАЧЕМ ЕВРЕЮ ПРАВОСЛАВИЕ
Борис Клин
Сколько именно русских евреев стали православными, сегодня никто не знает, но ведь и сколько в России православных, опять-таки точно неизвестно. Почему евреи оказались среди православных, как себя чувствуют в Церкви?
«Мне, как человеку еврейского происхождения, не хочется обсуждать взгляды отца Петра на еврейский вопрос и так называемое «иго иудейское”», – говорит в одном из интервью политолог N. Он человек православный. Вопрос ему задавали о деятельности православного священника, оказавшегося антисемитом, сталинистом, монархистом и ветераном Великой Отечественной войны. Итак, не хочется, неудобно. И не только ему.
Любой вопрос об антисемитизме в церковной среде для крещеных евреев весьма болезнен и неприятен. Надо отдать должное нынешнему руководству РПЦ, его никак не упрекнешь в антисемитизме. Это явление в церковной жизни существует на бытовом уровне и в высказываниях отдельных священников невысокого с точки зрения служебного положения звания. И самое противное для выкрестов то, что этот антисемитизм носит не религиозный, а зоологический, животный характер. То есть их ненавидят не за вероисповедание, это хоть и не политкорректно, но объяснимо: любая религия претендует на абсолютную истину и ни с кем ее не делит. Нет, ненавидят за происхождение, которое человек не выбирал и изменить не в состоянии. Почему среди части верующих усиливается антисемитизм, несмотря на усилия церковного начальства? Да ведь он часть традиции начала ХХ века, той самой традиции, ностальгию по которой обществу усиленно навязывают: «Конфетки-бараночки, гимназистки румяные, поручик Голицын, юнкер-р-ра!» и т. д. и т. п. А ведь следовало бы заглянуть, ну, скажем, в уставные документы черносотенцев, Союза русского народа или Союза Михаила Архангела. Эти партии, столь любезные последнему императору, готовы были принимать в свои ряды не только русских, украинцев и белорусов, но и любых других инородцев. А вот лиц иудейского вероисповедания и евреев вообще – даже крещеных – ни в коем случае! А кто же был среди членов этих замечательных партий? Протоиерей Иоанн Кронштадтский. Русской православной зарубежной церковью он был прославлен в лике святых в 1964 году, а РПЦ – в 1990-м. Справедливости ради замечу, что Иоанн Кронштадтский осудил кишиневский погром: «Русский народ, братья наши! Что вы делаете? Зачем вы сделались варварами – громилами и разбойниками людей, живущих в одном с вами отечестве, под сенью и властью одного русского царя и поставленных от него правителей? Зачем допустили пагубное самоуправство и кровавую разбойническую расправу с подобными вам людьми? Вы забыли свое христианское звание…» Среди «союзников» был и еще один православный святой – протоиерей Иоанн Восторгов. Он, правда, к еврейским погромам относился иначе и в «Воспоминаниях о февральской революции» писал: «»Здравомыслящие” градоправители упустили момент отвернуть русло революции и превратить грядущую трагедию в веселенький фарс жидовско-торгового погрома… Эх, и за что им деньги, чины и проч. дают!..» Замечу, что революция шла в столицах, а там торговлей заниматься могли лишь выкресты и немногочисленные евреи – купцы-миллионщики. Остальные жили в пределах черты оседлости. Очевидно, там, вдали от революционных бурь, и предлагал Восторгов «повеселиться» над беззащитными людьми.
Так почему же евреи идут в православие? С одной стороны, невежество. Плохое знание истории. С другой – слабое представление о традициях своего народа. По той же причине, по которой русские ищут истины в экзотических восточных учениях. «Прервана историческая традиция, четыре поколения выросли на духовных развалинах, и теперь проповедовать, просто апеллируя к традиции, генетической памяти, невозможно, нужны особые усилия». Угадайте, кто сказал? Патриарх Кирилл. Но к российским евреям сказанное относится не в меньшей, а даже в большей степени, чем к русским. Ведь у русских сохранялась великая литература, а она вся была пропитана православием, даже без уроков православной культуры. Сохранялись памятники архитектуры.
Наконец, в годы советской власти посещение православного храма было, конечно, с точки зрения власти проявлением фрондерства, но посещение синагоги воспринималось уже как покушение на измену Родине. Раввин Адольф Шаевич рассказывал мне, как его отказывались принимать учиться на раввина из-за того, что он был еврей, – вдруг захочет уехать в Израиль?!
Есть и языковая проблема – все-таки церковно-славянский проще, чем иврит. Православие куда как более доступно.
Сегодня еврейской литературы на русском языке мало, книги дороги, а подарочный формат крайне неудобен. Миссионерской деятельности – под ней я понимаю активный призыв к религиозной жизни, религиозному мировоззрению – сегодня нет. Например, о книге раввина Якова Ньюснера «Рабби беседует с Иисусом» (выполненный в популярной форме сравнительный анализ иудаизма и христианства) я случайно узнал из книги Папы Римского Бенедикта XVI. Но у меня, в силу профессии журналиста, интерес специфический. Не думаю, что какой-нибудь еврей-инженер купит книгу понтифика.
Но речь ведь не только о технических проблемах. Более серьезный вопрос – это актуализация религиозного послания. В Русской православной церкви ее служители постоянно стремятся дать ответы на запросы сегодняшнего дня – политические, экономические, общественные. И это, естественно, привлекает людей. Еврейских проповедников не слышно и не видно. Такое ощущение, что они сами уже спрятались в интеллектуальном гетто и ждут, когда остальные туда придут. Да придут ли?
Нам хорошо знаком оборот «еврейский вопрос». Кто только его не решал в страшном двадцатом веке, от большевиков («евреи у нас есть, а вопроса нет») до нацистов в Ванзее. Но сейчас речь пойдет о еврейских вопросах, как форме национального самосознания.
Выступая перед учеными Новосибирского Академгородка, раввин А. Штензальц сказал, что в арабском языке семьдесят слов служат названием льва и более ста — верблюда, у эскимосов десятки слов для обозначения снега, а в Талмуде — десятки слов, которые передают различные оттенки понятия «вопрос». Одно слово означает «легкий вопрос», другое — «сложный», есть особое слово для вопроса, порожденного противоречием двух понятий, и свое — для вопроса, вызванного несоответствием текста законам логики.
Из лексики арабского языка легко заключить, что арабы живут в месте, где много верблюдов, а из языка эскимосов — что они обитают в снегах. Так где же жили те, кто создавал Талмуд? Вероятно, в мире, где вопросов гораздо больше, чем ответов, где вопросы являются основой существования. Это странно, мы привыкли считать, что религия отвечает на все вопросы — и заданные, и не заданные. Религия знает, а не сомневается, вещает, а не вопрошает.
Философы науки говорят, что время от времени она нуждается в пересмотре исходных позиций. Для того, чтобы открыть новое поле исследований, необходимо задаться новыми вопросами. Если вопросы кардинально не обновляются, наука начинает топтаться на месте. Кто-то так подытожил современные тенденции в развитии науки: «Мы знаем все больше и больше о все меньшем и меньшем, так что в конце концов обретем полное знание ни о чем».
В определенном смысле можно сказать, что теория относительности Эйнштейна родилась потому, что природа наделила ее автора хорошей головой, но не дала ему прагматичного здравого смысла. Будь Эйнштейн практичнее, он не стал бы задавать те наивные вопросы, которые задал. Он обладал способностью задавать «детские» вопросы, ответы на которые известны каждому и которые никто из взрослых уже давно не задает.
В талмудической литературе существует идиома ипха мистабра. Ее значение приблизительно таково: «всматриваясь в предмет исследования, я прихожу к выводу, что его, в сущности, следует перевернуть с головы на ноги, ибо вопрос на самом деле является ответом, а ответ — вопросом».
Люди, ничего не знающие об иудаизме часто говорят нам: «Вам, верующим, хорошо, у вас на все есть ответ». Трудно сказать что-либо более ошибочное об иудаизме. Скорее уж у нас на все есть вопрос.
И в этом ремесле — задавать вопросы — нет нам равных. И нет для нас табу. Седой раввин, проведший над Талмудом полвека, просыпается с вопросом: правильно ли я живу? И не важно, что ученики его учеников уже раввинствуют по всему миру. Он задает вопросы снова и снова, а если остаются одни ответы — дело его плохо.
А табу нет и в самом деле: можно сомневаться в правоте Всевышнего, можно даже вызвать Его на суд Торы.
Можно и нужно задавать вопросы. Они — живая вода души, они, тот материал, из которого строится наше знание и наша вера.
А как же то, что имя нашему народу: мааминим бней мааминим (верующие, сыны верующих)? Нет здесь никакого противоречия: верующий и бездумно всему верящий — не только не одно и то же, но, скорее, антонимы. Наша вера не статична и безмолвна, как «святая простота» в иных религиях. Наша вера построена на вечной еврейской готовности начать снова, продумать заново, спросить по-новому.
Месяц Элул, последний перед Рош-Ашана, особое время тшувы, раскаяния — хорошее время для новых вопросов, еврейских вопросов, наивных и даже, кажется, неуместных. И хотя тшува означает ответ, путь к ней лежит через вопросы.