Его короткая жизнь была нелегкой: в четыре года он потерял отца, который относился к династии графов, а все заботы в воспитании взяла на себя мать. За всю карьеру летчика он потерпел 15 аварий, был несколько раз серьезно травмирован, находясь на волосок от смерти. Однако, несмотря на все это, Экзюпери смог оставить свой след в истории не только как отличный летчик, но и как писатель, подаривший миру, например, «Маленького принца».
Антуан де Сент-Экзюпери родился во французском городе Лион у графа Жана-Марка Сент-Экзюпери, который был страховым инспектором, и его супруги Мари Буаэ де Фонколомб. Семья происходила из старинного рода перигорских дворян.
Молодой писатель. (Pinterest)
Сначала будущий писатель учился в Мансе, в иезуитском колледже Сент-Круа. После этого — в Швеции в Фрибурге в католическом пансионе. Окончил образование в Академии изящных искусств на отделении архитектуры. В октябре 1919 года записывается вольнослушателем в Национальную высшую школу изящных искусств на отделение архитектуры.
Поворотным в его судьбе стал 1921 год — тогда он был призван в армию во Франции. Сначала его определяют в рабочую команду при ремонтных мастерских, но вскоре ему удается сдать экзамен на гражданского лётчика.
В январе 1923 года с ним происходит первая авиакатастрофа, он получает черепно-мозговую травму. После Экзюпери переселился в Париж, где и предался писательским трудам. Однако на этом поприще он поначалу не имел успеха и был вынужден браться за любую работу: торговал автомобилями, был продавцом в книжном магазине.
Лишь в 1926 году Экзюпери нашёл своё призвание — стал пилотом компании «Аэропосталь», доставлявшей почту на северное побережье Африки.
Летчик. (Pinterest)
19 октября 1926 года его назначили начальником промежуточной станции Кап-Джуби, на самом краю Сахары. Здесь он пишет своё первое произведение — «Южный почтовый». В марте 1929 года Сент-Экзюпери вернулся во Францию, где поступил на высшие авиационные курсы морского флота в Бресте. Вскоре издательство Галлимара выпустило в свет роман «Южный почтовый», а Экзюпери уезжает в Южную Америку.
В 1930 году Сент-Экзюпери производят в кавалеры ордена Почётного Легиона за вклад в развитие гражданской авиации. В этом же году Сент-Экзюпери пишет «Ночной полёт» и знакомится со своей будущей женой Консуэло из Сальвадора.
Весной 1935 года Антуан стал корреспондентом газеты «Пари-Суар». Его отправили в командировку в СССР. После поездки Антуан написал и опубликовал очерк «Преступление и наказание перед лицом советского правосудия». Это произведение стало первой западной публикацией, в которой автор предпринял попытку осмыслить и понять строгий режим Сталина
В скором времени Сент-Экзюпери становится владельцем собственного самолёта С. 630 «Симун» и 29 декабря 1935 года предпринимает попытку поставить рекорд при перелёте Париж — Сайгон, но терпит аварию в Ливийской пустыне, едва избежав гибели.
Офицер. (Pinterest)
В январе 1938 года Экзюпери отправляется в Нью-Йорк. Здесь он переходит к работе над книгой «Планета людей». 15 февраля он начинает перелёт Нью-Йорк — Огненная Земля, но терпит тяжёлую аварию в Гватемале, после чего долго восстанавливает здоровье сначала в Нью-Йорке, а затем во Франции.
Во время Второй мировой войны Сент-Экзюпери сделал несколько боевых вылетов на самолете «Блок-174», выполняя задачи по аэрофоторазведке, и был представлен к награде «Военный крест». В июне 1941 года, уже после поражения Франции, он переехал к сестре в неоккупированную часть страны, а позже выехал в США. Жил в Нью-Йорке, где в числе прочего написал свою самую знаменитую книгу «Маленький принц».
31 июля 1944 года Сент-Экзюпери отправился с аэродрома Борго на острове Корсика в разведывательный полёт и не вернулся. Долгое время о его гибели ничего не было известно, и думали, что он разбился в Альпах. И только в 1998 году в море близ Марселя один рыбак обнаружил браслет.
Браслет Сент-Экзюпери, найденный рыбаком близ Марселя. (Pinterest)
В мае 2000 года ныряльщик Люк Ванрель заявил, что на 70-метровой глубине обнаружил обломки самолёта, возможно, принадлежавшего Сент-Экзюпери. Останки самолёта были рассеяны на полосе длиной в километр и шириной в 400 метров.
Памятник Антуану де Сент-Экзюпери в Тарфае. (Pinterest)
В 2008 году немецкий ветеран Люфтваффе 86-летний Хорст Рипперт заявил о том, что это именно он на своем истребителе «Мессершмитт Ме-109» сбил Антуана де Сент-Экзюпери. Согласно заявлениям Рипперта, признался он для того, чтобы очистить имя Сент-Экзюпери от обвинений в дезертирстве или самоубийстве. По его словам, он не стал бы стрелять, если бы знал, кто был за штурвалом самолета противника. Однако пилоты, служившие с Риппертом, выражают сомнение в правдивости его слов.
Сейчас поднятые обломки самолёта Экзюпери находятся в Музее авиации и космонавтики в Ле-Бурже.
Смерть маленького принца
«Мне все равно, если меня убьют на войне! Что останется от всего, что я любил? Я имею в виду не только людей, но и неповторимые интонации, традиции, некоторый духовный свет. Я имею в виду трапезу на провансальской ферме, но и Генделя. Наплевать мне, исчезнут ли некоторые вещи или нет. Не в вещах дело, а в их взаимосвязях. Культура невидима, потому что она выражается не в вещах, а в известной связи вещей между собой — такой, а не другой. У нас будут совершенные музыкальные инструменты, но кто напишет музыку? Наплевать мне, что меня убьют на войне! Наплевать, если я стану жертвой взрыва бешенства своего рода летающих торпед. Работа на них уже не имеет ничего общего с полетом, посреди рычажков и циферблатов они превращают пилота в некоего главного бухгалтера (полет — это известная система связей). Но если я выберусь живым из этой «необходимой и неблагодарной работенки», передо мной будет стоять лишь одна проблема: что можно, что надо сказать людям?..»
Внешне Антуан ничем не выдает своего душевного состояния и для окружающих остается все тем же Сент-Эксом.
Стояло знойное лето. Нагретые солнцем скалы полыхали жаром. Сухая хвоя скрипела под ногами. Сент-Экс был одет в летную форму американской армии. Носил он ее небрежно, всегда с открытом воротом, с нагрудными карманами, наполненными всякой всячиной: пачками сигарет, зажигалками, записными книжками. Рубашка иногда бывала у него порвана, помятые брюки стянуты широким солдатским поясом. Во второй половине дня, когда зной начинал спадать, Сент-Экс шел купаться или вместе с товарищами в небольшой лодке глушил рыбу динамитом. Вооружившись сачком, он забавлялся, как дитя, вытягивая из воды всплывавшую брюхом вверх рыбу.
Можно было подумать, что в это время Сент-Экзюпери был снова совершенно счастлив. Жизнь в своей эскадрилье, вновь обретенное боевое содружество, безусловно, давали ему большое удовлетворение. Он был то весел, то серьезен, шутил, пел или беседовал на темы, которые его интересовали; казалось, его полностью покинули заботы, от которых он так страдал в Алжире. Но болезненная душевная рана не затягивалась. Оставаясь один по вечерам, он чувствует ее жжение в груди. Даже в полете он не может забыть о ней.
Уже выполнены пять заданий, разрешение на которые «в исключительном порядке» дано Сент-Эксу генералом Икерсом. Но Антуан настаивает на все новых и новых вылетах. И как ему отказать в этом? Он говорит молодым летчикам: «Вы можете подождать, а я от вас далеко отстал». Товарищи его начинают беспокоиться. Все понимают. «Лишиться такого человека куда серьезнее, чем лишиться летчика», — пишет Жан Леле, офицер оперативного отдела, в качестве такового распределяющий задания. Сент-Экс уже совершил восемь вылетов. «Восемь вылетов, — говорит ему его друг Шассэн, встретившись с ним 29 июля в Алжире, за сорок восемь часов до его последнего, девятого вылета. — Надо остановиться. За три месяца вы уже сделали столько же, сколько ваши молодые товарищи за год. Теперь-то вы уже имеете право говорить, поэтому вы не вправе так рисковать жизнью». На это Сент-Экзюпери отвечает: «Это невозможно. Теперь уже я пойду до конца. Я думаю, уже недолго. Я останусь с товарищами до конца». Говоря о своих вылетах и о риске, которому подвергается, он замечает: «Мне кажется, я отдаю себя целиком. Я чувствую себя здоровым плотником». С таким же ремесленником он сравнивал не только себя, но и Гийоме в «Земле людей». Однако останавливает наше внимание другое его высказывание, и, надо думать, оно в большей степени отвечает истинному состоянию духа Сент-Экзюпери. Когда Леле отказывает ему во внеочередном вылете, Антуан говорит ему: «Я нуждаюсь в этом. Я испытываю в этом одновременно физическую и душевную необходимость…» Он чувствует потребность в течение долгих часов оставаться в небе наедине с собой, со своими раздумьями. Чувствует потребность жить вне времени, почти застывшим, как мертвец, когда единственной связью с жизнью является равномерное ворчание моторов, биение сердца и глазок ингалятора, мигающий при каждом вздохе. Он как бы стремится вырваться из мира, в котором он столько. страдал, хочет забыться. Он как бы рискует жизнью, ища смерти. Невольно приходят на ум слова поэта: «А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой…»
Обеспокоенные товарищи, со своей стороны, ищут способа уберечь Сент-Экса. Особенно обеспокоен майор Гавуалль. Помимо чисто дружеских чувств, Гавуалль — командир эскадрильи, на нем вся ответственность. Он утешает себя мыслью, что принял необходимые меры — с 1 августа Сент-Экзюпери уже не сможет летать.
По существующему нерушимому правилу каждый летчик, поставленный в известность о дне и часе предполагаемой высадки во Франции, больше не имеет права летать. Правило это объясняется тем, что, попадись такой пилот в плен и подвергнись он пыткам, он мог бы дать чересчур важные сведения неприятелю. В согласии с американским генеральным штабом решено 1 августа поставить майора де Сент-Экзюпери в известность о деталях высадки и тем отрезать ему путь к дальнейшему выполнению боевых заданий.
Между тем вечером 30 июля 1944 года майор де Сент-Экзюпери, ничего не знающий о заговоре, задуманном против него, готовится к своему девятому вылету. Он опять должен пролететь над районом Аннеси и Гренобля.
В этот вечер летчики устраивали банкет, за которым должен был последовать бал. Были приглашены местные девушки, и танцы продолжались очень поздно в ресторане «Саблетт» в Бастиа. Сент-Экзюпери не танцевал, и молодые девушки почти не обратили на него внимания. После ужина по просьбе товарищей, окруживших его, он позабавил всех несколькими карточными фокусами, затем потихоньку удалился.
Сент-Экс вошел в свою комнату, закурил и разложил на столе карту. Аннеси-Гренобль-завтрашнее задание. Он уже не раз летал в этом районе. Антуан специально просил Леле посылать его в эти места, потому что неподалеку находился Сен-Морис и по дороге он пролетал над Агеем. Куря сигарету за сигаретой, он помечтал, как обычно, и, удостоверившись, что на завтра все приготовлено, спокойно лег спать.
* * *
На следующее утро, когда Сент-Экзюпери пришел на аэродром, солнце едва-едва выплывало из-за горизонта. Авиачасть 2/33 теперь располагалась у подножья рыжих гор, в двух шагах от Бастиа, на равнине, тянущейся вдоль побережья. На востоке глазу открывался безбрежный простор. В предутренней дымке, словно корабль, поднявшийся на поверхность из морских глубин, вырисовывался остров Эльба. Уже можно было предвидеть знойный день. В чистом воздухе разносился пронзительный стрекот цикад. Сент-Экс попросил капитана Леле дать ему последние инструкции. Подошедший майор Гавуалль пожал руку Сент-Экса и, болтая с ним, помог ему натянуть тяжелый, почти водолазный костюм, необходимый для полета на больших высотах.
За веселой болтовней Гавуалль пытался скрыть свою глубокую тревогу. Накануне в полдень он вылетал на задание. Над горами разразилась гроза.
Пролетая на морем, Гавуалль заметил, что небо над Францией тоже заволокло тучами, и он повернул, чтобы возвратиться на базу. Милях в двадцати от берегов Корсики в воздухе засеребрился фюзеляж самолета. Гавуалль узнал машину своего приятеля американского летчика Мередита. Они полетели крылом к крылу до того момента, когда надо было начинать спуск. Помахав приятелю крыльями и выждав, чтобы тот ответил на его приветствие, Мередит начал пикировать в сторону аэродрома Эрбалунга, расположенного рядом с Борго. Гавуалль в этот день чувствовал себя неважно и, чтобы не перенапрягать сердце, медленно пошел на посадку. Две минуты спустя он услышал призывы о помощи и пулеметные очереди. Несмотря на отсутствие на «Лайтнинге» даже носового пулемета, Гавуалль поспешил на выручку товарища, но успел услышать только: «Иду на таран;» — и заметить на морской глади крыло разбитого самолета. Уже навстречу подымались дружественные истребители. Но ни «Фокке-Вульфов», ни «Мессершмиттов» нигде не было и в помине. Вот именно то, что он не заметил ни одного вражеского истребителя, больше всего и волновало Гавуалля. А ведь Сент-Экс тем более по своему физическому состоянию не мог одновременно наблюдать за землей и за небом и вряд ли мог бы выпрыгнуть с парашютом. Бывший подчиненный Сент-Экзюпери, а теперь его начальник, Гавуалль очень любил своего старого боевого товарища. Еще три дня назад Антуан стал крестным отцом его новорожденного сына.
С помощью Гавуалля Сент-Экс с трудом втиснул свое большое тело в маленькую кабину. Влезать в нее каждый раз было для него мучением сопровождавшимся гримасами и тяжелыми вздохами Но как только он устраивался на своем месте к нему возвращалась улыбка.
— Будь осторожен, — шепчет Гавуалль, — «Фокке-Вульфы» становятся все агрессивнее.
— Да, ты, должно быть, пережил ужасные минуты. Удвою предосторожности. Эти «Фокке-Вульфы» совсем обнаглели! — с улыбкой отвечает Антуан.
Сент-Экзюпери в последний раз помахал товарищам рукой, двигатели заворчали, взревели — и самолет взмыл ввысь.
«Если меня собьют, я ни о чем не буду сожалеть, Будущее термитное гнездо наводит на меня ужас, и я ненавижу их доблесть роботов. Я был создан чтобы быть садовником…» — писал Сент-Экзюпери в одном из своих последних писем.
12 часов 50 минут. Гавуалль, Леле, летчики и механики эскадрильи по одному собираются группой на летное поле.
Около 13 часов ожидается возвращение Сент-Экса.
13 часов. Среди собравшихся слышатся шутливые возгласы:
— Он сбился с пути!
— Заснул за штурвалом!
— Он дочитывает какой-нибудь детектив!
Люди пытаются за зубоскальством скрыть нарастающее беспокойство.
13 часов 30 минут.
— Свяжитесь с американским контрольным постом, — командует Гавуалль.
13 часов 35 минут.
— Алло, командир! Американцы у аппарата… У них нет никаких сведений.
— Скажите им, пусть вызовут нас, как только что-нибудь узнают.
Кучка людей на летном поле все растет, возрастает и беспокойство.
13 часов 50 минут. «Боже правый, не может быть!..»
14 часов.
— Попробуйте засечь немецкие станции!
14 часов 30 минут. «У него было горючего на шесть часов…»
Почти в то же время смертью храбрых пал в Веркоре старый друг Сент-Экзюпери Жан Прево (он же капитан Годервилль). За месяц до того, 29 июня, Антуану исполнилось 44 года.
«Маленький принц умер. Да здравствует маленький принц!»
Надгробным словом самого автора о себе звучит послесловие бессмертной сказки:
«А теперь прошло уже шесть лет… Я никогда до сих пор не рассказывал эту историю. Товарищи, встретившие меня, были рады увидеть меня живым. Я был не весел, но говорил им: «Это усталость…»
Теперь я немного утешился. Правду сказать, не совсем. Но я хорошо знаю, что он вернулся на свою планету — на заре я не нашел его тела. Тело это было не особенно тяжелое… И я люблю по ночам слушать звезды. Словно пятьсот миллионов бубенчиков…
Но вот удивительное дело: ведь намордник, который я нарисовал для маленького принца… я забыл приделать к нему ремешок! Он не мог надеть его барашку. И я спрашиваю себя: «Что же произошло на его планете? А что, если барашек все же съел розу?..»
Подчас я думаю: «Иногда бываешь рассеян — и этого довольно! Забыл он раз вечером про стеклянные колпак или барашек бесшумно вышел ночью…» И тогда все бубенчики обращаются в слезы!..
Взгляните на небо! Спросите себя: съел или не съел барашек розу? И вы заметите, как все меняется…
И никогда ни один взрослый не поймет, почему это имеет такое значение!
Это для меня самый грустный пейзаж на свете. Пейзаж этот тот же, что на предыдущей странице, но чтобы хорошо показать вам, я нарисовал его еще раз. Это здесь появился на Земле маленький принц и затем исчез.
Хорошенько присмотритесь к этому пейзажу, чтобы безошибочно узнать его, если вам когда-нибудь придется путешествовать по Африке, в пустыне. И если вам случится проезжать здесь, умоляю, не торопитесь, постойте немного прямо под звездой! И если к вам подойдет ребенок, если он станет смеяться, если у него будут золотистые волосы, если он не ответит на вопросы, вы сразу догадаетесь, кто он. И тогда — будьте так добры! — развейте мою печаль, поскорей сообщите мне, что он вернулся…»
Леон Верт, к которому обращены эти строки, находился в то время в оккупированной Франции. Когда после четырех лет потаенной жизни, нравственных мучений, страха и лишений он возвращается в освобожденный Париж, в свою квартиру на улице Ассас, — уже несколько дней, как его друга нет в живых. Он отдал свою жизнь за освобождение заложника, всех заложников.
«Нет, — говорил Верт, — он не мог выкинуть такую штуку…»
До самых последних дней своей жизни, в декабре 1955 года, Верт сохранил преданность исчезнувшему другу и ревностно оберегал его память. Им написаны под названием «Такой, каким я его знал» проникновенные страницы о Сент-Экзюпери, у которого «возвышенное неотделимо от повседневного и естественного».
Когда хоронили Леона Верта, единственным другом Сент-Экса, присутствовавшим на этих похоронах, был Жан Люка. И в то время как, потрескивая в печи крематория, пламя пожирало покинутую душой — в существование которой он не верил — старческую плоть, Жан Люка размышлял о всеми забытом Верте, почти никому не известном Верте — о Леоне Верте, которому досталась в дар от того, кто столько принес людям, наилучшая доля — дружба.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
де Сент-Экзюпери Антуан (1900- 1944 гг.)
Французский писатель и профессиональный летчик. Родился во французском городе Лионе, в семье провинциального дворянина (графа). В возрасте четырех лет потерял отца. Воспитанием маленького Антуана занималась мать.
Экзюпери окончил школу иезуитов в Монтрё, учился в католическом пансионе в Швейцарии, а в 1917 г. году поступил в парижскую Школу изящных искусств на факультет архитектуры. Поворотным в его судьбе стал 1921 г., когда он был призван в армию и попал на курсы пилотов. Год спустя Экзюпери получил удостоверение пилота и переселился в Париж, где и обратился к писательским трудам, пока безуспешным.
Лишь в 1925 г. Экзюпери нашел свое призвание —стал пилотом компании «Аэ-ропосталь», доставлявшей почту на северное побережье Африки. Через два года его назначили начальником аэропорта в Кап-Джуби, на самом краю Сахары. В 1929 г. Экзюпери возглавил отделение своей авиакомпании в Буэнос-Айресе. В 1930 г. получил литературную премию «Фемина» — за роман «Ночной полет». Главные книги Сент-Экзюпери выросли из его опыта летчика.
Романы «Южный почтовый» и «Ночной полет» — это видение мира глазами летчика и острое чувство солидарности людей, которые делят опасность. «Земля людей» состоит из драматичных эпизодов, портретов летчиков и философских размышлений. В1935 г. побывал в качестве корреспондента в Москве. Корреспондентом отправился и на войну в Испании. В 1939 г. получает две литературные премии «Гран-При дю Роман Французской Академии» и «Национальную книжную премию США» за роман «Ветер, песок и звезды». В том же году награжден Военным Крестом Французской Республики. С первых дней Второй Мировой войны сражался с нацистами, но не прекращал писать. К этому периоду относится глубоко личное произведение «Военный летчик». Сент-Экзюпери принадлежит также сказка «Маленький принц», которую он сам иллюстрировал.
31 июля 1944 г. писатель отправился с аэродрома на острове Сардиния в разведывательный полет — и не вернулся.
Долгое время о его гибели не было ничего известно. И только в 1998 г. в море близ Марселя один рыбак обнаружил браслет. На нем было несколько надписей: имя жены летчика и адрес издательства, в котором выходили книги Сент-Экзюпери. В мае 2000 г. ныряльщик Люк Ванрель заявил, что на 70-метровой глубине обнаружил обломки самолета, возможно, принадлежавшего Сент-Экзюпери. Специалисты подняли обломки, и выяснилось, что бортовой серийный номер соответствует самолету, которым управлял Экзюпери.
В марте 2008 года 88-и летний ветеран «Люфтваффе” Хорст Риппер признал, что именно он сбил самолет знаменитого писателя.
В честь Экзюпери назван аэропорт в Лионе и астероид.
Близкие темы Комментарии
- Мусенко Денис 5 Май 2019 в 21:09
зайчик, вы понимаете что тут обрезаны все не нужные моменты, а все события из его жизни собрано в этой странице?
- Мудрец 10 Май 2017 в 22:49
Я полностью согласна с (И.Аэр). И спасибо людям которые сделали такую замечательную страничку,я всегда как ищу биографию писателей и т.п. захожу на этот сайт. Разработчики(легче так называть вас) вы молодцы и хорошо стараетесь. Мне нравится! Не чего, что есть маленькие помарочки,все ошибаются и… всё же сайт класс. Мне очень помогает! Удачи вам в будущем!!!
- д.Зайчик 5 Май 2016 в 23:09
Гость инна по сравнению с биографией в «Википедии” эта слишком короткая да и если переписываешь нужно выбирать главное а не всё подряд
- И. Аэр 17 Декабрь 2015 в 23:33
Правильнее: «Антуан де Сент – Экзюпери”. К тому же, «де” ставится между именем и фамилией.
- гость- инна 17 Май 2014 в 20:58
Ещё называется короткая биография Устала переписывать
12 3 4 5 6 7 …27
Антуан де Сент-Экзюпери
–
Военный летчик
Майору Алиасу, всем моим товарищам по авиагруппе дальней разведки 2/33; и прежде всего штурману капитану Моро и штурманам лейтенантам Азамбру и Дютертру, вместе с которыми во время войны 1939–1940 годов я поочередно вылетал на боевые задания и которым до конца жизни я остаюсь верным другом
Это, конечно, сон. Я в коллеже. Мне пятнадцать лет. Я усердно решаю задачу по геометрии. Облокотившись на черную парту, я старательно орудую циркулем, линейкой, транспортиром. Я сосредоточен и спокоен. Рядом перешептываются товарищи. Кто-то выводит столбики цифр на классной доске. Менее прилежные играют в карты. Время от времени я глубже погружаюсь в свой сон и поглядываю в окно. На солнце тихонько колышется зеленая ветка. Я долго смотрю на нее. Я рассеянный ученик… Я радуюсь этому солнцу и упиваюсь запахами детства: запахом парты, мела, классной доски. Как хорошо, что я могу укрыться в этом надежно защищенном детстве! Я знаю: сперва детство, школа, товарищи, потом приходит день экзаменов. Ты получаешь диплом. И с замиранием сердца переступаешь порог, за которым становишься мужчиной. Отныне ты тверже ступаешь по земле. Ты начинаешь свой жизненный путь. Ты уже делаешь первые шаги. Наконец ты проверишь свое оружие на настоящих противниках. Линейка, угольник, циркуль – с их помощью ты будешь строить мир или побеждать врагов. Конец забавам!
Я знаю, обычно школьника не пугает встреча с жизнью. Ему не сидится на месте. Муки, опасности, разочарования – все, чем полна жизнь взрослого, школьнику нипочем. Но я странный школьник. Я счастлив тем, что я школьник, и не слишком тороплюсь вступать в жизнь… Приходит Дютертр. Я подзываю его.
– Садись, я покажу тебе фокус…
И я страшно доволен, когда вытаскиваю из колоды задуманного им пикового туза.
Дютертр сидит против меня на такой же черной парте и болтает ногами. Он смеется. Я скромно улыбаюсь. Подходит Пенико и кладет руку мне на плечо.
– Ну что, дружище?
Сколько во всем этом нежности!
Надзиратель (а надзиратель ли это?..) открывает дверь и вызывает двух товарищей. Они бросают линейки, циркули, поднимаются и выходят. Мы провожаем их взглядом. Со школой для них покончено. Их бросают в жизнь. Теперь пригодятся их знания. Теперь они, как взрослые, смогут проверить свои расчеты на противнике. Странная школа, откуда учеников выпускают поодиночке. И без торжественных проводов. Эти двое даже не взглянули на нас. А ведь судьба, возможно, закинет их далеко-далеко. На край света! Когда после школы жизнь разбрасывает людей, могут ли они поручиться, что свидятся вновь?
А мы, те, что остаемся еще в мирном уюте теплицы, мы опускаем головы…
– Послушай, Дютертр, сегодня вечером…
Но дверь отворяется снова. И я слышу словно приговор:
– Капитана де Сент-Экзюпери и лейтенанта Дютертра – к майору!
Прощай, школа. Начинается жизнь.
– Ты знал, что наша очередь?
– Пенико уже летал сегодня утром.
Если нас вызывают, значит, мы летим на задание – это ясно. Конец мая, отступление, разгром. В жертву приносят экипажи, словно стаканом воды пытаются затушить лесной пожар. Где уж думать о потерях, когда все идет прахом. На всю Францию нас осталось пятьдесят экипажей дальней разведки. Пятьдесят экипажей по три человека, из них двадцать три – в нашей авиагруппе 2/33. За три недели из двадцати трех экипажей мы потеряли семнадцать. Мы растаяли, как свеча. Вчера я сказал лейтенанту Гавуалю:
– Разберемся после войны.
И лейтенант Гавуаль мне ответил:
– Уж не рассчитываете ли вы, господин капитан, остаться в живых? Гавуаль не шутил. Мы прекрасно понимаем, что нет иного выхода, как бросить нас в пекло, даже если это и бесполезно. Нас пятьдесят на всю Францию. На наших плечах держится вся стратегия французской армии! Пылает огромный лес, и есть несколько стаканов воды, которыми можно пожертвовать, чтобы затушить пожар, – ясно, что ими пожертвуют.
И это правильно. Разве кто-нибудь жалуется? Разве мы не отвечаем неизменно: «Слушаюсь, господин майор. Так точно, господин майор. Благодарю вас, господин майор. Ясно, господин майор»? Но теперь, в последние месяцы войны, над всем преобладает одно ощущение. Ощущение нелепости. Все трещит. Все рушится. Все без исключения – даже смерть кажется нелепой. Она бессмысленна в этой неразберихе…
Входим к майору Алиасу. (Он и поныне командует в Тунисе той же авиагруппой 2/33.)
– Здравствуйте, Сент-Экс. Здравствуйте, Дютертр. Садитесь.
Мы садимся. Майор разворачивает карту и обращается к посыльному.
– Дайте сюда метеосводку.
Он постукивает карандашом по столу. Я смотрю на него. Он осунулся. Он не спал ночь. Он мотался взад и вперед на машине в поисках ускользающего, как призрак, штаба – штаба дивизии, штаба корпуса… Он пытался бороться со складами снабжения, которые не обеспечивали его запасными частями. По дороге он застревал в непроходимых заторах. Он организовал также нашу последнюю передислокацию и размещение на новой базе – мы то и дело меняем аэродромы, словно горемыки, преследуемые непреклонным судебным исполнителем. До сих пор Алиасу всегда удавалось спасти свои самолеты, грузовики и десять тонн военного имущества. Но мы понимаем: силы его на исходе, нервы уже не выдерживают.
– Ну, так вот…
Он все стучит и стучит по столу, не глядя на нас.
– Дело очень скверное…
Он пожимает плечами.
– Скверное задание. Но в штабе настаивают… Упорно настаивают… Я возражал, но они настаивают… Вот так-то.
Мы с Дютертром смотрим в окно – небо ясное. Я слышу, как кудахчут куры: командный пункт помещается на ферме, а отдел разведки – в школе. Лето, зреющие плоды, прибавляющие в весе цыплята, колосящиеся хлеба – все это вполне уживается во мне с мыслью о близкой смерти. По-моему, покой этого лета никак не противоречит смерти, и в сладости окружающего я не вижу ни малейшей иронии. Но у меня мелькает смутная мысль: «Лето какое-то ненормальное… Лето попало в аварию». Я видел брошенные молотилки. Брошенные комбайны. В придорожных канавах – разбитые и брошенные автомобили. Брошенные деревни. В одной опустевшей деревне из колонки все еще лилась вода. Чистая вода, стоившая человеку стольких забот, растекалась грязной лужей. Передо мной возникает вдруг нелепый образ: мне чудятся испорченные часы. Будто испорчены все часы. Часы деревенских церквей. Вокзальные часы. Каминные часы в покинутых домах. И в витрине сбежавшего часовщика – целое кладбище мертвых часов. Война… никто больше не заводит часов. Никто не убирает свеклу. Никто не чинит вагонов. И вода, предназначенная для утоления жажды или для стирки праздничных кружевных нарядов крестьянок, лужей растекается по церковной площади. И летом приходится умирать…
Я словно заболел. И врач только что сказал мне: «Дело очень скверное…» Значит, надо подумать о завещании, о тех, кто остается. Словом, мы с Дютертром поняли, что задание – безнадежное.
– Учитывая обстановку, – заключает майор, – с риском считаться не приходится…
Ну конечно. «Не приходится». И никто тут не виноват. Ни мы – в том, что приуныли. Ни майор – в том, что ему не по себе. Ни штаб – в том, что он отдает приказы. Майор мрачнеет, потому что эти приказы бессмысленны. Мы тоже это знаем, но это известно и штабу. Он отдает приказы, потому что надо отдавать приказы. Во время войны штабу положено отдавать приказы. Их доставляют прекрасные всадники или, что более современно, мотоциклисты. Там, где царили хаос и отчаяние, один из таких прекрасных всадников соскакивает с взмыленного коня. Словно звезда волхвов, он указывает будущее. Он приносит Истину. И приказы вновь ставят все на свое место.
Такова схема войны. Так ее изображают на лубочных картинках. И каждый изо всех сил старается, чтобы война была похожа на войну. Ревностно, с усердием. Каждый стремится соблюдать все правила игры. Тогда, быть может, эта война соблаговолит походить на войну.
И только ради того, чтобы она походила на войну, бесцельно обрекают на гибель экипажи самолетов. Никто не хочет признать, что эта война ни на что не похожа, что все в ней бессмысленно, что она не укладывается ни в какую схему, что люди с серьезным видом все еще дергают за ниточки, которые уже оторвались от марионеток. Штабы с полной убежденностью рассылают приказы, которые никуда не дойдут. От нас требуют сведений, которые невозможно добыть. Авиация не может взять на себя задачу растолковывать штабам, что творится на войне. По данным авиационной разведки можно лишь проверить предположения штабов. Но никаких предположений больше не существует. А от полусотни летных экипажей фактически требуют, чтобы они придали этой войне некий порядок или систему, которых нет и в помине. К нам обращаются, словно к какому-то племени гадалок. Я гляжу на Дютертра, моего штурмана-гадалку. Вчера он спорил с полковником из дивизии: «Да как же я засеку вам позиции, если буду лететь в десяти метрах от земли со скоростью пятьсот тридцать километров в час?» – «Позвольте, но вы же увидите, откуда по вас начнут бить! Раз бьют, значит, позиции немецкие».