УДК 94:316.356.2 Ш-241
Шаповалова Янина Анатольевна
старший лаборант кафедры истории и культурологии Кубанского государственного университета
тел. (961) 501-21-82
ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИКОВ В ОТНОШЕНИИ СЕМЬИ В ПЕРВЫЕ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Аннотация:
Работа посвящена анализу института брака и семьи, провозглашаемого правительством большевиков. В частности, автором рассмотрены основные направлений относительно развития семьи при социализме, что в корне отличалось от семейной политики, царившей в дореволюционном обществе.
Ключевые слова: советская власть, институт семьи, брак, равенство, идеологическая установка, общество, женщины.
Особенности реализации государственной политики в отношении семьи были детерминированы множеством идеологических установок, значение которых было предельно велико в Советском Союзе, поскольку идеология постоянно превалировала над другими социальными институтами. Идеология обуславливала характер всех проводимых социально-экономических преобразований в обществе, в том числе и в отношении семьи. Прежде всего семейная политика основывалась на идеях классового и полового равенства и отрицании буржуазных форм брака и семьи, она была сосредоточена на регуляции брачно-семейных отношений работающих женщин, вопросах охраны и материальной поддержки материнства и детства.
Правительство большевиков, пришедшее к власти в октябре 1917 г., осудило семью как буржуазный институт и обещало освободить женщин от брака, считая его главным препятствием на пути к женской эмансипации. Ведущий большевистский специалист по вопросам феминизации А.М. Коллонтай в 1923 г. заявила, что советское правительство «снимет бремя материнства с женских плеч и переложит его на государство». Она также добавляла, что «семья в ее буржуазном понимании вымрет» .
Социальный институт семьи в России в послереволюционный период претерпел существенные изменения. Стали распространяться идеи женского равноправия, идеи понимания брака как любовного и товарищеского союза двух равных членов коммунистического общества, свободных и одинаково независимых. Женщина должна была стать не только финансово, но и духовно независимой.
Для достижения первой цели — экономической независимости — был принят ряд декретов. Так, вводился оплачиваемый отпуск по беременности, предоставлялись оплачиваемые перерывы для кормления младенцев, запрещался тяжелый физический труд в ранние и поздние сроки беременности; начали открываться детские ясли и сады. Также женщине предоставлялись свобода перемещения и возможность раздельного владения имуществом в браке.
Для решения второй задачи — психологического раскрепощения женщин — также принимались законодательные меры. Так, разрешались аборты и облегчалась процедура развода. Регистрация брака и рождения детей теперь становилась светской процедурой. Церковь же
— 105 —
отделялась от государства и переставала оказывать влияние не только на политику, но и на межличностные отношения. Внебрачные дети уравнивались в правах с детьми, рожденными в браке. Также правительство объявило о том, что забота о воспитании детей будет возложена на общество. В терминологии того времени «дети, произошедшие от сожительства, поступают в собственность республики» .
В течение первого послереволюционного десятилетия членами нового Советского правительства было предложено три различных направления развития отношения государства к семье во время переходного периода от социализма к коммунизму . Первое направление было самым радикальным и ратовало за полное разрушение семьи и ее замену коллективным воспитанием детей в государственных учреждениях. Ее сторонники утверждали, что отмирание семьи было оправдано марксистской идеологией. Второе направление поддерживалось теми, кто верил, что семья продолжит функционировать даже при социализме. Несмотря на различия в рассмотрении природы семьи, непосредственные цели сторонников второго направления были одинаковыми: проводить работу с родителями, чтобы помочь им воспитать здоровых и счастливых детей. Представители третьего направления предлагали использовать самих детей как агентов революции в отношении взрослых членов семьи, так что дети смогли бы жить дома без риска быть поглощенными прежним образом жизни.
Идеологическая позиция, что семья — это один из старых институтов, который должен быть разрушен и заменен другими социальными формами, имела много приверженцев среди членов коммунистической партии. В частности, Народный комиссар просвещения А.В. Луначарский указывал, что семьи создают неправильные типы людей, т.е. «не людей, которые сделают вклад в общественный коллектив, но людей, которые будут индивидуалистами» . А.М. Кол-лонтай также утверждала, что ребенок, воспитанный обществом, будет лучше подготовлен к новому образу жизни, чем ребенок, воспитанный в семье: «Человек, воспитанный в учреждениях республики рабочих, будет лучше приспособлен к жизни в рабочей коммуне, чем человек, чье детство прошло в закрытой среде эгоистичных семейных привычек» .
Несмотря на согласие между коммунистическими лидерами и ведущими педагогами в том, что семья должна быть уничтожена, все же в первое десятилетие после революции семье не нашлось подходящей замены. Система детских домов была неразвита и плохо организована, так что в действительности ребенку было лучше воспитываться дома. Это заставило большевиков сделать вывод, что Россия — страна общественного воспитания детей — на практике остается страной с семейным воспитанием и останется таковой еще много лет.
Сторонники уничтожения семьи признавали, что для того, чтобы добиться наилучшего воспитания детей в советском государстве, они должны работать с семьей, а не против нее. Идея просвещения семьи оставалась важной частью идеологии на протяжении первого послереволюционного десятилетия, но оказалось, что на практике имела незначительное влияние.
Идея общественного воспитания детей оказалась не более чем утопической. По данным официальной статистики, к 1927 г. в стране насчитывалось свыше полумиллиона детей, никогда не видевших своих отцов. Предсказания теоретиков о том, что социалистическое государство будет воспитывать их за общественный счет, не сбывались: экономически оно было способно прокормить не более 1% рожденных в «свободных браках» .
Кроме того, сторонники второго направления считали, что семья, так же как и другие социальные институты, будет вовлечена в воспитание детей. Они понимали, что в то время это было единственным выбором, и старались сделать как можно больше в этом направлении. А. М. Коллонтай, которая иногда занимала промежуточную позицию, в статье «Коммунизм и семья» писала, что «вопрос освобождения женщины от тягот материнства решится сам собой, поскольку пролетарское государство установит совершенно новый принцип: забота о подрастающем поколении превратится из заботы семьи в заботу государства. Материнство будет охраняться не только в интересах женщины, но прежде всего переходной на пути к социализму национальной экономики: необходимо спасти женщин от непродуктивной траты энергии, кото-
рая может быть эффективно использована в интересах коллектива. Необходимо защитить их здоровье, чтобы гарантировать трудовой республике приток здоровых рабочих в будущем» .
Третье направление в отношениях между семьей и детьми при социализме предполагало, что дети будут получать образование и воспитание в основном в советских учреждениях, таких, как школа, а затем приносить свои знания в семьи. Таким образом, родители учились бы у своих детей, посещающих социалистические учреждения.
Последняя идея была довольно амбициозной. Власти сначала должны были открыть соответствующие учреждения, обучить детей, а затем найти эффективный способ передачи полученных знаний от детей к взрослым. С одной стороны, такая идея казалась очень удачной, так как государство могло сконцентрировать свои усилия на детях, которые были надеждой на будущее и при этом имели необходимые навыки и знания, распространяемые среди старшего поколения. С другой стороны, нужно было начать создание таких учреждений, что требовало колоссальных затрат.
Первые советские декреты, касающиеся семьи, предлагали новые юридические определения семейной структуры, брачных и родительских отношений, сексуального поведения и положения женщины, которые значительно отличались от того, что существовали в дореволюционном российском обществе.
Несмотря на повышенный интерес, партия и правительство никогда не применяли радикальных мер в отношении семьи. Существование вышеуказанных трех направлений относительно развития семьи при социализме, показывает, что отмена семьи не была главной целью большевиков. Мысль о том, что семье не будет места в социалистическом государстве, была просто одной из теоретических точек зрения среди множества других.
Ссылки:
1. Коллонтай А.М. Положение женщин в эволюции хозяйства: Лекции, читанные в Университете имени Я.М. Свердлова. М. — Л., 1923.
2. Коллонтай А.М. Труд женщины в эволюции хозяйства. Изд. 2-е, перераб. М., 1928.
3. Луначарский А.В. О воспитании и образовании. М., 1976.
4. Харчев А.Г. Социалистическая революция и семья // Социс. 1994. № 6. С. 90-95.
5. Чёрных А.И. «Крылатый Эрос» и Промфинплан // Социс. 1993. № 8. С. 105-113.
Декрет об отмене частного владения женщинами
Декрет Саратовского Губернского Совета Народных Комиссаров об отмене частного владения женщинами
Законный бракъ, имевшiй место до последняго времени, несомненно являлся продуктомъ того соцiального неравенства, которое должно быть с корнемъ вырвано въ Советской Республике. До сихъ поръ законные браки служили серьезнымъ оружiемъ въ рукахъ буржуазiи в борьбе ея с пролетарiатомъ, благодаря только имъ все лучшiя экземпляры прекраснаго пола были собственностью буржуевъ имперiалистов и такою собственностью не могло не быть нарушено правильное продолженiе человеческаго рода. Поэтому Саратовскiй Губернскiй Советь Народныхъ Комиссаровъ съ одобренiя Исполнительного комитета Губернскаго Совета Рабочихъ, Солдатскихъ и Крестьянскихъ Депутатовъ постановилъ:
§ 1. Съ 1 января 1918 года отменяется право постояннаго владения женщинами, достигшими 17 л. и до 30 л.
Примечание: Возрастъ женщинъ определяется метрическими выписями, паспортомъ, а въ случае отсутствiя этихъ документовъ квартальными комитетами или старостами и по наружному виду и свидетельскими показанiями.
§ 2. Действiе настоящего декрета не распространяется на замужнихъ женщинъ, имеющихъ пятерыхъ или более детей.
§ 3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право въ неочередное пользование своей женой. Примечание: Въ случае противодействiя бывшаго мужа въ проведенiи сего декрета въ жизнь, онъ лишается права предоставляемого ему настоящей статьей.
§ 4. Все женщины, которыя подходять подъ настоящiй декреть, изъемаются изъ частного постояннаго владенiя и объявляются достоянiемъ всего трудового народа.
§ 5. Распределенiе заведыванiя отчужденныхь женщинъ предоставляетя Сов. Раб. Солд. и Крест. Депутатовъ Губернскому, Уезднымъ и Сельскимъ по принадлежности.
§ 7. Граждане мущины имеють право пользоваться женщиной не чаще четырехъ разъ за неделю и не более 3-хь часовъ при соблюденiи условiй указанныхъ ниже.
§ 8. Каждый членъ трудового народа обязан отчислять оть своего заработка 2% въ фондь народнаго поколения.
§ 9. Каждый мущина, желающй воспользоваться экземпляромъ народнаго достоянiя, должень представить оть рабоче-заводского комитета или профессiонального союза удостоверенiе о принадлежности своей къ трудовому классу.
§ 10. He принадлежащiе къ трудовому классу мущины прiобретаютъ право воспользоваться отчужденными женщинами при условiи ежемесячнаго взноса указанного въ § 8 в фондь 1000 руб.
§ 11. Все женщины, объявленныя настоящимъ декретомъ народнымъ достояниемъ, получають изъ фонда народнаго поколенiя вспомоществованiе въ размере 280 руб. въ месяцъ.
§ 12. Женщины забеременевшiе освобождаются оть своихь обязанностей прямыхъ и государственныхъ въ теченiе 4-хъ месяцев (3 месяца до и одинъ после родовь).
§ 13. Рождаемые младенцы по истеченiи месяца отдаются въ приють «Народные Ясли», где воспитываются и получають образованiе до 17-летняго возраста.
§ 14. При рождении двойни родительницы дается награда въ 200 руб.
§ 15. Виновные въ распространенiи венерическихъ болезней будутъ привлекаться къ законной ответственности по суду революцiоннаго времени.
Источник: Арх. УФСБ Орловской области, дело №15554-П
Велидов А. «Декрет» о национализации женщин
В первых числах марта 1918 года в Саратове у здания биржи на Верхнем базаре, где помещался клуб анархистов, собралась разъяренная толпа. Преобладали в ней женщины.
Они неистово колотили в закрытую дверь, требовали пустить их в помещение. Со всех сторон неслись негодующие крики: «Ироды!», «Хулиганы! Креста на них нет!», «Народное достояние! Ишь, что выдумали, бесстыжие!». Толпа взломала дверь и, сокрушая все на своем пути, устремилась в клуб. Находившиеся там анархисты еле успели убежать через черный ход.
Что же так взволновало жителей Саратова? Причиной их возмущения послужил расклеенный на домах и заборах «Декрет об отмене частного владения женщинами», изданный якобы «Свободной ассоциацией анархистов г. Саратова»… По поводу этого документа в историографии гражданской войны нет единой точки зрения. Одни советские историки категорически отрицают его существование, другие обходят вопрос молчанием или упоминают лишь вскользь. Что же было на самом деле?
В начале марта 1918 года в газете «Известия Саратовского Совета» появилось сообщение о том, что группа бандитов разграбила чайную Михаила Уварова и убила ее хозяина. Вскоре, 15 марта, газета опубликовала заметку, в которой говорилось, что расправа над Уваровым осуществлена не бандитами, а отрядом анархистов в количестве 20 человек, которому было поручено произвести обыск в чайной и арестовать ее владельца. Члены отряда «по собственному почину» убили Уварова, сочтя «опасным и бесполезным» держать в тюрьме члена «Союза русского народа» и ярого контрреволюционера. В газете отмечалось также, что анархисты выпустили по этому поводу специальную прокламацию. Они заявили, что убийство Уварова — это «акт мести и справедливого протеста» за разгром анархистского клуба и за издание от имени анархистов пасквильного, сексистского и порнографического «Декрета о социализации женщин». «Декрет», о котором идет речь, — он был датирован 28 февраля 1918 года — по форме напоминал другие декреты Советской власти. Он включал в себя преамбулу и 19 параграфов. В преамбуле излагались мотивы издания документа: вследствие социального неравенства и законных браков «все лучшие экземпляры прекрасного пола» находятся в собственности буржуазии, чем нарушается «правильное продолжение человеческого рода». Согласно «декрету», с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет (кроме имеющих более пяти детей) изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». «Декрет» определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться саратовским клубом анархистов. Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного Совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене; в случае противодействия его лишали права на пользование женщиной.
Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 9 процентов, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», — 100 рублей в месяц, что составляло от 2 до 40 процентов среднемесячной заработной платы рабочего. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого выплачивались вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 рублей, пособие забеременевшим, содержание на родившихся у них детей (их предполагалось воспитывать до 17 лет в приютах «Народные ясли»), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье. «Декрет об отмене частного владения женщинами» был фальшивкой, сфабрикованной владельцем саратовской чайной Михаилом Уваровым. Какую цель преследовал Уваров, сочиняя свой «декрет»? Хотел ли он высмеять нигилизм анархистов в вопросах семьи и брака или же сознательно пытался восстановить против них широкие слои населения? К сожалению, это выяснить уже невозможно.
Убийством Уварова, однако, история с «декретом» не закончилась. Напротив, oна только начиналась. С необычайной быстротой пасквиль стал распространяться по стране. Весной 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как курьезный документ с целью повеселить читателей; другие — с целью дискредитировать анархистов, а через них — Советскую власть (анархисты участвовали тогда вместе с большевиками в работе Советов). Публикации такого рода вызвали широкий общественный резонанс. Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст «декрета» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край». 18 апреля Вятский губисполком постановил закрыть газету, а всех лиц, причастных к этой публикации, предать суду революционного трибунала. В тот же день вопрос обсуждался на губернском съезде Советов. Представители всех партий, стоявших на советской платформе, — большевики, левые эсеры, максималисты, анархисты — резко осудили публикацию пасквиля, посчитали, что она имеет своей целью натравить темные, несознательные массы населения против Советской власти. Вместе с тем съезд Советов отменил решение губисполкома о закрытии газеты, признав его преждевременным и чересчур суровым, обязал губисполком сделать предупреждение редактору.
В конце апреля — первой половине мая на почве разрухи и нехватки продовольствия сильно обострилась обстановка в стране. Во многих городах происходили волнения рабочих и служащих, «голодные» бунты. Публикация в газетах «декрета» о национализации женщин еще более усиливала политическую напряженность. Советское государство стало принимать более жестокие меры по отношению к газетам, публиковавшим «декрет». Однако процесс распространения «декрета» вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты. Так, «декрет», распространявшийся во Владимире, вводил национализацию женщин с 18-летнего возраста: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчины в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги…»
Кое-где на местах, в глухих деревнях чересчур ретивые и невежественные должностные лица принимали фальшивый «декрет» за подлинный и в пылу «революционного» усердия готовы были осуществлять его. Реакция официальных властей была резко отрицательной. В феврале 1919 года В. И. Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова, Рахимовой на комбед деревни Медяны Чимбелевской волости, Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла». Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить все население. Телеграфируйте исполнение» (В. И. Ленин и ВЧК, 1987. с. 121 — 122). Выполняя распоряжение председателя Совнаркома, Симбирская губчека провела расследование по жалобе. Было установлено, что национализация женщин в Медянах не вводилась, о чем председатель ЧК телеграфировал 10 марта 1919 года Ленину. Через две недели председатель Симбирского губисполкома Гимов в телеграмме на имя Ленина подтвердил сообщение губчека и дополнительно доложил, что «Кумысников и Байманов проживают в Петрограде, личность Рахимовой в Медянах никому не известна» (там же, с. 122).
В годы гражданской войны «Декрет об отмене частного владения женщинами» взяли на вооружение белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации против Советской власти. (Любопытная деталь — при аресте в январе 1920 года Колчака у него в кармане мундира обнаружили текст этого «декрета»!). Миф о введении большевиками национализации женщин распространялся противниками нового строя и позже. Его отголоски мы встречаем в период коллективизации, когда ходили слухи о том, что крестьяне, вступающие в колхоз, «будут спать под одним общим одеялом».
«Декрет об отмене частного владения женщинами» получил широкую известность и за рубежом. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков — разрушителей семьи и брака, сторонников национализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели верили этим домыслам. В феврале-марте 1919 года в «овермэнской» комиссии сената США во время слушания о положении дел в России произошел примечательный диалог между членом комиссии сенатором Кингом и прибывшим из Советской России американцем Саймонсом:
Кинг: Мне пришлось видеть оригинальный русский текст и перевод на английский язык некоторых советских декретов. Они фактически уничтожают брак и вводят так называемую свободную любовь. Известно ли вам что-нибудь по этому поводу?
Саймонс: Их программу вы найдете в Коммунистическом манифесте Маркса и Энгельса. До нашего отъезда из Петрограда они, если верить отчетам газет, уже установили весьма определенное положение, регулирующее так называемую социализацию женщин.
Кинг: Итак, говоря прямо, большевистские красноармейцы и самцы-большевики похищают, насилуют и растлевают женщин сколько хотят?
Саймонс: Конечно, они это делают.
Диалог полностью вошел в официальный отчет сенатской комиссии, опубликованный в 1919 году.
Свыше семидесяти лет прошло с того времени, когда владелец чайной в Саратове Михаил Уваров предпринял оказавшуюся для него роковой попытку дискредитировать анархистов. Давно улеглись страсти вокруг придуманного им «декрета». Ныне никто уже не верит в досужие вымыслы о национализации большевиками женщин. «Декрет об отмене частного владения женщинами» является теперь не более чем историческим курьезом.
1990
Статья опубликована в газете «Московские новости». № 8. 1990 г.
Обратно в раздел история