Кирилл
Кирилл, молитвы об удачном замужестве или женитьбе есть в наших молитвословах, и, надеюсь, мы о них еще поговорим. Но сначала о том, почему мы чаще всего молимся чужими словами. Кирилл, все молитвы, а их очень много, имеют определенный и неслучайный внутренний строй, ритм, образную систему, и, пройдя через тысячелетия, они по-прежнему врачуют наши души. Причем фраза: «молитвы врачуют наши души» здесь не литературный штамп, не пустые слова — констатация реальности. Наша душа — самое главное, что есть в человеке, — требует не просто постоянного внимания к себе, но и врачевания, обновления, и жаль, что XXI век навязчиво помнит о теле, отдавая душу — эту созданную Богом, бессмертную, личную и разумно-свободную сущность — на откуп всем ветрам и соблазнам времени. Жаль, что о душе сейчас рассуждают эзотерики и прочие манипуляторы всех мастей, а бесценный опыт аскетики и богословия, формально сегодня всем доступный, — книги и творения богословов публикуются! — нами не освоен. И постоянно умащивая, лелея свои тела с их похотями, мы слишком мало печемся хотя бы об элементарной душевной гигиене, не говоря уж о здоровье и целостности этой самой важной составляющей человека. О том, как беречь свою душу, мы еще будем говорить, и не раз, а пока зафиксируем свое внимание на фразе «молитвы врачуют наши души».
Итак, все канонические, то есть подлинные, прошедшие проверку опытом святых отцов, молитвы имеют определенный строй, ритм, систему образов, и чаще всего они строятся по эталону, который дал сам Христос, то есть по молитве «Отче наш…». Молитва ведь не просто текст, это мост, ведущий ввысь, в мир горний, ключ, открывающий нам иное пространство, и если мы собираемся что-то сказать своими словами, то это еще не значит, что мы действительно обратимся к Богу, а не попадем в некое безличное «ничто». Поэтому очень важно, какими словами мы обращаемся к Господу, и церковнославянский язык в этом смысле уникален. Хотя бы потому, что тут фонд слов, смысл и значение которых выверены веками и поколениями. Причем эти слова неизменны, так же как неизменна суть духовных явлений, которые они обозначают. За каждым из этих слов стоит духовная реальность, и эта реальность не застывшая, не мертвая, просто она из вечности.
А теперь давайте посмотрим на русский язык. Какой смысл был у вполне безобидного предложения «Миша снял модель в клубе» двадцать лет назад? А какой сейчас? И таких примеров множество. Потому что русский язык постоянно меняется, и одно и то же слово в течение исторически небольшого отрезка времени приобретает новые смысловые оттенки, первоначальное искажается — русский язык условен. Но мы-то обращаемся в вечное.
А потом, Кирилл, надо помнить, что слова, которыми мы молимся, должны быть достойны Того, к Кому мы обращаемся. Тут нет места вульгаризмам. Но не только слова, наши чувства при обращении к Богу тоже должны быть выверены. У нас есть удивительный образец молитвы, отражающей суть того, как мы должны простраивать наши отношения с Богом. Это молитва последних Оптинских старцев. Она написана на русском языке, но как точно найдены слова, как она точна по своей духовной сути: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой…» — начинается она. Тут сконцентрирован колоссальный духовный опыт. «Да будет воля Твоя», — молимся мы, читая молитву «Отче наш», и посмотрите, как Господня молитва перекликается, близка молитве последних Оптинских старцев. Именно наша готовность услышать Божью волю — главное в молитве. А вот для того, чтобы мы смогли эту волю услышать, нужна как минимум тишина. «Ты же, когда молишься, — учит Иисус, — войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. Молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него».
И тут стоит задуматься, а зачем мы молимся, если Господь и так знает наши нужды? В богословии, Кирилл, человека часто сравнивают с сосудом, в который входит либо темень, делающая его греховным, либо свет. Так вот, мы молимся для того, чтобы Господь ниспослал нам Свою благодать, для того, чтобы мы заполнили храм своей души чистотой, святостью, светом. В этом и есть ответ Бога на наш молитвенный призыв. Но для того, чтобы эту благодать получить, нужен тот внутренний настрой, который бы дал Божьей воле действовать в нас. А если мы себя выстроили внутренне, духовно неправильно, то молитва может даже принести вред: в руководствах по молитвенной практике описываются такие случаи.
А теперь о том, что можно, а что нельзя просить у Бога. Во-первых, нельзя никому желать зла. А в широком смысле слова нельзя желать никому того, чего бы ты не пожелал бы себе. Иначе все равно это к тебе же и вернется. Нельзя молиться по принципу «ты мне — я тебе». Нельзя молиться так, на всякий случай. Вот, мол, я уже все попробовал, может быть, молитва подойдет. Конечно, особенно отчетливо наша молитва проявляется в минуты опасности, когда вопрос касается жизни и смерти или когда переживаешь за близких, но, находясь от них за тысячи километров, не можешь ничего сделать. На самом деле можно своей молитвой поддержать их, и в такие моменты Господь дает тебе эту горячую молитву. Такую молитву называют усердной.
В деле молитвы очень важен навык, опыт — как говорят, «навыкнуть надо». У человека должны быть определенные обязательства по отношению к Богу: день надо начинать и заканчивать молитвой. Иногда надо принуждать себя молиться, ведь неслучайно считают, что лень и гордыня — матери всех пороков. Предстоять перед Господом трудно, и внутренний ритм, повторы молитвы помогают нам проникнуться той духовной реальностью, которая стоит за словами молитвы.
Часто наша самодостаточность и самонадеянность — чувства, помогающие нам в обыденной жизни, молитве как раз и мешают. Вот эти чувства надо оставлять по другую сторону двери, за дверью, о которой говорил Христос. К Богу надо приходить с ощущением того, что ты предстоишь перед лицом своего Отца. Вспомните, как начинается Господня молитва «Отче наш…». И вот это ощущение духовного сыновства, оно и неимоверно открывает тебя, и придает необычайные силы.
Богословы учат, что есть три пути в отношениях с Богом: путь раба, делающего что-то из страха, путь наемника, которым движет ожидание награды за свои усилия, и путь любящего сына. Путь сына — это путь безграничной любви, доверия и бесконечного желания быть перед лицом Бога. Человек, обладающий свободной волей, может оказаться в любой из этих ситуаций, более того, в процессе жизни и духовного развития мы можем проходить все эти ступени. Фактически речь идет о мотивации отношения человека к Богу, но вдумайтесь, насколько отношения сына к отцу полнее, глубже и тоньше, чем все остальные ситуации. В них есть место любви, доверию, готовности услышать волю Отца и исполнить ее, какой бы она ни была. Помните Евангельский эпизод, называемый «молением о чаше». Когда Иисус, зная, что Иуда уже предал Его, что стражники уже готовятся Его арестовать, что впереди неправедный суд, Крестные страдания и смерть, удалившись от Своих учеников, «пал на землю и молился до кровавого пота». Молился о том, чтобы, если возможно, миновала Его чаша сия: «Авва Отче! Все возможно Тебе! Пронеси чашу сию мимо Меня» — и дальше, это очень важно! — «но не чего я хочу, а чего Ты».
Перед началом дня
Молитва последних Оптинских старцев
Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступивший день.
Дай мне всецело предаться воле Твоей святой.
На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня.
Какие бы я ни получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя.
Во всех словах и делах руководи моими мыслями и чувствами.
Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая.
Господи, дай мне силу перенести утомление наступившего дня и все события в течение его.
Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать, благодарить Тебя за все и любить.
Аминь.
Все знают о том, что существуют архитекторы, проектирующие новые храмы, иконописцы, пишущие иконы, и мастера, которые льют колокола. При этом о людях, составляющих новые молитвы и церковные службы, говорят очень редко. И это не случайно.
Язык эпохи
О новых молитвах и богослужебных последованиях говорят очень редко. Если же речь о них и заходит, то обсуждение бывает похоже на известную сцену булгаковского «Театрального романа»:
«— Леонтий Сергеевич сам сочинил пьесу!
— А зачем? — тревожно спросила Настасья Ивановна.
— Как зачем?.. Гм… гм…
— Разве уж и пьес не стало? — ласково-укоризненно спросила Настасья Ивановна. — Какие хорошие пьесы есть. И сколько их!..
— Леонтий Леонтьевич современную пьесу сочинил!
Тут старушка встревожилась.
— Мы против властей не бунтуем, — сказала она».
И действительно, зачем нужны новые службы, если в приходской практике тексты существующих служб лишь сокращаются. Полуторачасовая литургия и двухчасовое всенощное бдение уже давно стали нормой. Если служить не сокращая, то на работу никто не успеет. Когда в 1912 году в Киевской духовной академии была отслужена «идеальная всенощная» — строго по уставу без пропусков и сокращений, — она продлилась около восьми часов. А тут еще какие-то новые тексты кто-то пишет.
На самом деле здесь все не так просто. Каждая эпоха говорит своим, только ей свойственным языком. И богатейшее наследие Козьмы Майумского, Андрея Критского, Иоанна Дамаскина, блаженной Кассии и других великих церковных песнотворцев не лишает наших современников права составлять новые богослужебные тексты, отражающие не только древнюю традицию, но и видение человека начала XXI века. К тому же в нашей жизни появляются новые реалии, освящение которых требует составления новых текстов. Еще в 50-годы ХХ века святитель Афанасий (Сахаров) составил молитву «О хотящих по воздуху путешествовать», так как гимнографы древности перспективу путешествий на самолете не предусмотрели. Составление новых служб стимулируется и новыми канонизациями. Ведь причисление к лику святых предполагает составление жития, написание иконы и составление службы.
Бытует мнение, что великие гимнографы жили в далеком прошлом, а сегодня возможны лишь эпигонские подражания. Это убеждение не создает благоприятного климата для творчества. Развитие богослужебной поэзии не осознается как литературный процесс. Критиков, размышляющих о том, как должен развиваться этот литературный жанр, в природе не существует. Хотя попытки изменить эту ситуацию предпринимаются. В интернете, например, существует ЖЖ «Уставщик» (http://ustavschik.livejournal.com), где размещено собрание самых разнообразных, в том числе и неопубликованных, богослужебных текстов. А с 2009 года проводятся конференции «Современная православная гимнография», целью которых является объединение создателей, редакторов и исследователей богослужебных текстов.
Архаика или модернизация?
В связи с новыми службами естественно встает вопрос о том, на какой вариант языка должны ориентироваться их составители. В спорах о языке современного богослужения высказывалась мысль, что уже имеющиеся богослужебные тексты следует сохранить в том виде, как они есть, а вот новые можно писать по-русски. Действительно, при создании новой традиции и воспевании современного опыта святости пользоваться современным языком вроде бы естественно. Новые, не переведенные с церковнославянского русские тексты не будут производить впечатления нарочитого упрощения и стилистического снижения, что неизбежно при переводе. Однако более или менее серьезных опытов составления на русском языке новых служб не было.
Как это ни странно, в новосоставленных службах нередко встречаются сложные архаические конструкции, которые активно использовались во времена Кирилла и Мефодия, но впоследствии постепенно вышли из употребления и были заменены на более простые и понятные. Такая архаизация объясняется тем, что среди составителей и редакторов новых служб много филологов, которые студентами слишком хорошо изучили старославянский язык и теперь пытаются вставлять в богослужебные тексты те грамматические конструкции, на которых их когда-то срезали на экзаменах.
Однако большая часть текстов написана на упрощенном варианте церковнославянского языка — так, как писали церковные службы в XVIII-XIX веках. Здесь строго выдержаны грамматические правила, но порядок слов приближен к принятому в русском языке, нет малопонятных архаизмов и почти не используются слова, вызывающие затруднения у нашего современника.
Обобщение или унификация?
Большая часть современных церковных служб посвящена святым, жившим в XX веке, то есть почти нашим современникам. Это позволяет авторам включать в богослужебные тексты отсылки к событиям совсем недавнего прошлого, а то и цитаты из исторических документов. Так, например, в стихирах патриарху Тихону активно используются отрывки из посланий святителя. Приведем лишь один пример: «Взываю к вам, архипастырие и пастырие, — вещал еси святе Тихоне, Патриарше наш. — Сыны мои и дщери во Христе, спешите с проповедию покаяния, противостаньте врагом Церкви силою веры нашея. Зовем вы на страдания вместе с собою словами святаго апостола: Кто ны разлучит от любве Божия». Эта стихира составлена из фрагментов двух патриарших посланий 1918 года — послания об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви Православной («Взываю ко всем вам, архипастыри, пастыри, сыны мои и дщери о Христе: спешите с проповедью покаяния, с призывом к прекращению братоубийственных распрей и разрушения, с призывом к миру, тишине, к труду, любви и единению») и патриаршего послания по поводу Брестского мира («Станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей…»).
Службы написаны далеко не всем святым, канонизированным в последние десятилетия. Поэтому до поры до времени им служат по общей минее, то есть используют универсальные службы мученику, исповеднику и т. д. Непригодность этих текстов для прославления святых нового времени очевидна. Ситуация гонений времен первых веков христианства слишком сильно отличается от того, что происходило во времена большевитских преследований. Именно поэтому для мучеников и исповедников XX века были написаны новые общие службы. Если дореволюционная Общая минея содержит службы по чинам святости (преподобному, мученику, Христа ради юродивому и т. д.), которые по необходимости являются максимально общими, то в новых общих службах возможна известная конкретика, привязывающая текст ко времени (первые три четверти XX века) и месту (большевистская Россия).
Авторам новых текстов приходится давать на церковнославянском языке имена тем реалиям, которые в службах, написанных раньше, не встречались. Например, хорошо известно, что помещения закрытых храмов очень часто использовали в качестве клубов. И в церковных службах говорится, что «безумнии богоборцы… храмы Божия в скверныя и позорищная места обратиша». К слову сказать, с необходимостью найти образы для обозначения реалий сталкиваются не только создатели служб, но и иконописцы. На иконе «Собор новомучеников и исповедников Российских» мы видим мучителей, головы которых украшают буденновки, в руках они держат винтовки со штыками и пистолеты.
Произойдет ли настоящее возрождение литургической поэзии, займет ли она свое место среди других жанров словесного творчества? Увеличится ли число ценителей русской гимнографии? Сейчас на этот вопрос нельзя ответить. Но можно вспомнить, что еще в середине XIX века на иконописцев смотрели как на ремесленников-эпигонов, а уже в XX веке стало можно говорить о заметном развитии языка иконы. Хотелось бы, чтобы XXI век стал веком нового открытия православной гимнографии.
Александр КРАВЕЦКИЙ
Версия для печати
Тэги: Язык богослужения Молитва