Осознанно, не в момент нервного срыва, а в целях «воспитания» родитель может бить своего ребёнка в случае отсутствия у него эмпатии, способности напрямую воспринимать чувства другого человека, сопереживать ему.
Людмила Петрановская
Если родитель эмпатично воспринимает ребенка, он просто не сможет осознанно и планомерно причинять ему боль, психологическую ли, физическую. Он может сорваться, в раздражении шлёпнуть, больно дернуть и даже ударить в ситуации опасности для жизни – сможет. Но у него не получится заранее решить, а потом взять ремень и «воспитывать». Потому что когда ребенку больно и страшно, родитель чувствует напрямую и сразу, всем существом.
Отказ родителя от эмпатии (а порка невозможна без такого отказа) с очень большой вероятностью приводит к неэмпатичности ребенка, к тому, что он, например, став постарше, может уйти гулять на ночь, а потом искренне удивится, чего это все так переполошились.
То есть, вынуждая ребенка испытывать боль и страх, – чувства сильные и грубые, мы не оставляем никакого шанса для чувств тонких – раскаяния, сострадания, сожаления, осознания того, как ты дорог.
Что касается вопроса наказаний, приведу отрывки из своей книги: «Как ты себя ведешь? 10 шагов по преодолению трудного поведения»:
«Часто родители задают вопрос: можно ли наказывать детей и как? Но с наказаниями вот какая есть проблема. Во взрослой жизни-то наказаний практически нет, если не считать сферу уголовного и административного права и общение с ГИБДД. Нет никого, кто стал бы нас наказывать, «чтобы знал», «чтобы впредь такого не повторялось».
Все гораздо проще. Если мы плохо работаем, нас уволят и на наше место возьмут другого. Чтобы наказать нас? Ни в коем случае. Просто чтобы работа шла лучше. Если мы хамоваты и эгоистичны, у нас не будет друзей. В наказание? Да нет, конечно, просто люди предпочтут общаться с более приятными личностями. Если мы курим, лежим на диване и едим чипсы, у нас испортится здоровье. Это не наказание – просто естественное следствие. Если мы не умеем любить и заботиться, строить отношения, от нас уйдет супруг – не в наказание, а просто ему надоест. Большой мир строится не на принципе наказаний и наград, а на принципе естественных последствий. Что посеешь, то и пожнешь – и задача взрослого человека просчитывать последствия и принимать решения.
Если мы воспитываем ребенка с помощью наград и наказаний, мы оказываем ему медвежью услугу, вводим в заблуждение относительно устройства мира. После 18 никто не будет его заботливо наказывать и наставлять на путь истинный (собственно, даже исконное значение слова «наказывать» – давать указание, как правильно поступать). Все будут просто жить, преследовать свои цели, делать то, что нужно или приятно лично им. И если он привык руководствоваться в своем поведении только «кнутом и пряником», ему не позавидуешь.
Ненаступление естественных последствий – одна из причин, по которым оказываются не приспособлены к жизни дети, выпускники детских домов. Сейчас модно устраивать в учреждениях для сирот «комнаты подготовки к самостоятельной жизни». Там кухня, плита, стол, все как в квартире.
Мне с гордостью показывают: «А вот сюда мы приглашаем старших девочек, и они могут сами себе приготовить ужин». У меня вопрос возникает: «А если они не захотят? Поленятся, забудут? Они в этот день без ужина останутся?» «Ну, что вы, как можно, они же дети, нам этого нельзя, врач не разрешит». Такая вот подготовка к самостоятельной жизни. Понятно, что профанация.
Смысл ведь не в том, чтобы научиться варить суп или макароны, смысл в том, чтобы уяснить истину: там, в большом мире, как потопаешь, так и полопаешь. Сам о себе не позаботишься, никто этого делать не станет. Но от этой важной истины детей тщательно оберегают. Чтобы потом одним махом выставить в этот самый мир – и дальше как знаешь…
Вот почему очень важно всякий раз, когда это возможно, вместо наказания использовать естественные следствия поступков. Потерял, сломал дорогую вещь – значит, больше нету. Украл и потратил чужие деньги – придется отработать. Забыл, что задали нарисовать рисунок, вспомнил в последний момент – придется рисовать вместо мультика перед сном. Устроил истерику на улице – прогулка прекращена, идем домой, какое уж теперь гуляние.
Казалось бы, все просто, но почему-то родители почти никогда не используют этот механизм. Вот мама жалуется, что у дочки-подростка стащили уже четвертый мобильный телефон. Девочка сует его в задний карман джинсов и так едет в метро. Говорили, объясняли, наказывали даже. А она говорит, что «забыла и опять засунула». Бывает, конечно.
Но я задаю маме один простой вопрос: «Сколько стоит тот телефон, что у Светы сейчас?» «Десять тысяч – отвечает мама, – две недели назад купили». Не верю своим ушам: «Как, она потеряла уже четыре, и вы опять покупаете ей такой дорогой телефон?» «Ну, а как же, ведь ей нужно, чтобы были и фотоаппарат, и музыка, и современный чтоб. Только, боюсь, опять потеряет».
Кто б сомневался! Естественно, в этой ситуации ребенок и не станет менять свое поведение – ведь последствий не наступает! Его ругают, но новый дорогой мобильник исправно покупают. Если бы родители отказались покупать новый телефон или купили самый дешевый, а еще лучше – подержанный, и оговорили срок, в течение которого он должен уцелеть, чтобы можно было вообще заводить речь о новом, то Света уж как-нибудь научилась бы «не забывать».
Но это казалось им слишком суровым – ведь девочке нужно быть не хуже других! И они предпочитали расстраиваться, ссориться, сокрушаться, но не давали дочке никакого шанса изменить поведение.
Не стесняйтесь нестандартных действий. Одна многодетная мама рассказывала, что устав от препирательств детей на тему, кто должен мыть посуду, просто перебила одну за другой все вчерашние тарелки, сваленные в мойку. Эксцентрично, да. Но это тоже своего рода естественное следствие – ближнего можно довести, и тогда он будет вести себя непредсказуемо. Посуда с тех пор исправно моется.
Другая семья просидела всем составом неделю на макаронах и картошке – отдавали деньги, которые были утащены ребенком в гостях. Причем свою «диету» семейство соблюдало не со страдальческими физиономиями, а подбадривая друг друга, весело, преодолевая общую беду. И как все радовались, когда в конце недели нужная сумма была собрана и отдана с извинениями, и даже осталось еще денег на арбуз! Больше случаев воровства у их ребенка не было.
Обратите внимание: никто из этих родителей не читал нравоучений, не наказывал, не угрожал. Просто реагировали как живые люди, решали общую семейную проблему, как могли.
Понятно, что есть ситуации, когда мы не можем позволить последствиям наступить, например, нельзя дать ребенку вывалиться из окна и посмотреть, что будет. Но, согласитесь, таких случаев явное меньшинство».
Содержание
Модели отношений
Мне кажется, между родителем и ребенком всегда существует некий негласный договор о том, кто они друг другу, каковы их взаимоотношения, как они обходятся с чувствами своими и друг друга. Есть несколько моделей этих договоров, в каждой из которых тема физических наказаний звучит совершенно по-разному.
- Модель традиционная, естественная, модель привязанности.
Родитель для ребенка – прежде всего источник защиты. Он всегда рядом в первые годы жизни. Если надо ребенку что-то не разрешить, мать останавливает его в буквальном смысле – руками, не читая нотаций. Между ребенком и матерью глубокая, интуитивная, почти телепатическая связь, что сильно упрощает взаимопонимание и делает ребенка послушным.
Физическое насилие может иметь место только как спонтанное, сиюминутное, с целью мгновенного прекращения опасного действия – например, резко отдернуть от края обрыва или с целью ускорить эмоциональную разрядку.
При этом особых переживаний по поводу детей нет, и если оно требуется, например, для обучения навыкам или для соблюдения ритуалов, они могут подвергаться вполне жестокому обращению, но это не наказание никаким боком, а даже наоборот иногда. Дети адаптированы к жизни, не слишком тонко развиты, но в целом благополучны и сильны.
- Модель дисциплинарная, модель подчинения, «удержания в узде», «воспитания»
Ребенок здесь источник проблем. Если его не воспитывать, он будет полон грехов и пороков. Он должен знать свое место, должен подчиняться, его волю нужно смирить, в том числе с помощью физических наказаний.
Этот подход очень ярко прозвучал у философа Локка, он с одобрением описывает некую мамашу, которая 18 (!!!) раз за один день высекла розгой двухлетнюю кроху, которая капризничала и упрямилась после того, как ее забрали от кормилицы. Такая чудная мамаша, которая проявила упорство и подчинила волю ребенка. Никакой привязанности к ней не испытывающего, и не понимающего, с какого перепугу он должен слушаться эту чужую тетю.
Появление этой модели во многом связано с урбанизацией, ибо ребенок в городе становится обузой и проблемой, и растить его естественно просто невозможно. Любопытно, что даже семьи, у которых не было жизненно важной необходимости держать детей в черном теле, принимали эту модель. Вот в недавнем фильме «Король говорит» между делом сообщается, как наследный принц страдал от недоедания, потому что нянька его не любила и не кормила, а родители заметили это только через три года.
Естественно, не подразумевая привязанности, эта модель не подразумевает и никакой эмоциональной близости между детьми и родителями, никакой эмпатии, доверия. Только подчинение и послушание с одной стороны и строгая забота, наставление и обеспечение прожиточного минимума с другой. В этой модели физические наказания абсолютно необходимы, они планомерны, регулярны, часто очень жестоки и обязательно сопровождаются элементами унижения, чтобы подчеркнуть идею подчинения.
Дети часто виктимны и запуганы либо идентифицируются с агрессором. Отсюда – высказывания в духе: «Меня били, вот я человеком вырос, потом и я буду бить». Но при наличии других ресурсов такие дети вполне вырастают и живут, не то чтобы в контакте со своими чувствами, но более-менее умея с ними уживаться.
- Модель «либеральная», «родительской любви»
Новая и не устоявшаяся, возникшая из отрицания жестокости и бездушной холодности модели дисциплинарной, а еще благодаря снижению детской смертности, падению рождаемости и резко выросшей «цене ребенка». Содержит идеи из серии «ребенок всегда прав, дети чисты и прекрасны, учитесь у детей, с детьми надо договариваться» и так далее. Заодно с жестокостью отрицает саму идею семейной иерархии и власти взрослого над ребенком.
Предусматривает доверие, близость, внимание к чувствам, осуждение явного (физического) насилия. Ребенком надо «заниматься», с ним надо играть и «говорить по душам».
При этом в отсутствие условий для нормального становления привязанности и в отсутствии здоровой программы привязанности у самих родителей (а откуда ей взяться, если их-то воспитывали в страхе и без эмпатии?) дети не получают чувства защищенности, не могут быть зависимыми и послушными, а им это жизненно важно, особенно в первые годы, да и потом. Не чувствуя себя за взрослым, как за каменной стеной, ребенок начинает стараться сам стать главным, бунтует, тревожится.
Родители переживают острое разочарование: вместо «прекрасного дитя» они получили злобного и несчастного монстрика. Они срываются, бьют, причём не намеренно, а в приступе ярости и отчаяния, потом сами себя грызут за это. А на ребенка злятся нешуточно: ведь он «должен понимать, каково мне».
Некоторые открывают для себя волшебные возможности эмоционального насилия и берут за горло шантажом и чувством вины: «Дети, неблагодарные существа, вытирают об родителей ноги, ничего не хотят, ничего не ценят». Все хором ругают либеральные идеи и доктора Спока, который вообще ни при чем, и вспоминают, где лежит ремень.
Так вот, в пределах дисциплинарной модели физическое насилие не очень сильно ранило, если не становилось запредельным, потому что таков был договор. Никаких чувств, как мы помним, никакой эмпатии. Ребенок этого и не ждет. Больно, – терпит. По возможности, скрывает проступки. И сам к родителю относится как к силе, с которой надо считаться, без особого тепла и нежности.
Когда же стало принято детей любить и потребовалось, чтобы они в ответ любили, когда родители стали подавать детям знаки, что их чувства важны, – все изменилось, это другой договор. И если в рамках этого договора ребенка вдруг начинают бить ремнем, он теряет всякую ориентацию. Отсюда феномен, когда порой человек, которого все детство жестоко пороли, не чувствует себя сильно травмированным, а тот, кого один раз в жизни не так уж сильно побили или только собирались, помнит, страдает и не может простить всю жизнь.
Чем больше контакта, доверия, эмпатии – тем немыслимее физическое наказание. Не знаю, если б вдруг, съехав с катушек, я начала со своими детьми что-то подобное проделывать, мне страшно даже подумать о последствиях. Потому что это было бы для них полное изменение картины мира, крушение основ, то, отчего сходят с ума. А для каких-то других детей других родителей это был бы неприятный инцидент, и только.
Поэтому и не может быть общих рецептов про «бить не бить» и про «если не бить, то что тогда».
И задача, которая стоит перед родителями в том, чтобы возродить почти утраченную программу формирования здоровой привязанности. Через голову во многом возродить, ибо природный механизм передачи сильно поврежден. По частям и крупицам, сохраненным во многих семьях просто чудом, учитывая нашу историю.
И тогда многое само решится, потому что ребенка, воспитанного в привязанности, не то что бить, наказывать, в общем, не нужно. Он готов и хочет слушаться. Не всегда и не во всем, но, в общем и целом. А когда не слушается, то тоже как-то правильно и своевременно, и с этим более-менее понятно, что делать.
Что же такое физическое насилие?
Модели моделями, но давайте посмотрим теперь с другой стороны: что есть сам акт физического насилия по отношению к ребенку (во многом все это справедливо и для нефизического: оскорбления, крик, угрозы, шантаж, игнорирование и так далее).
1. Спонтанная реакция на опасность. Это когда мы ведем себя, по сути, на уровне инстинкта, как животные, в ситуации непосредственной угрозы жизни ребенка. У наших соседей была большая старая собака колли. Очень добрая и умная, позволяла детям себя таскать за уши и залезать верхом и только понимающе улыбалась на это все.
И вот однажды бабушка была дома одна со своим трехлетним внуком, что-то делала на кухне. Прибегает малыш, ревет, показывает руку, прокушенную до крови, кричит: «Она меня укусила!». Бабушка в шоке: неужели собака с ума сошла на старости лет? Спрашивает внука: «А что ты ей сделал?» В ответ слышит: «Ничего я ей не делал, я хотел с балкона посмотреть, а она сначала рычала, а потом…» Бабушка на балкон, там окно распахнуто и стул приставлен. Если б залез и перевесился, – все: этаж-то пятый.
Дальше бабушка мелкому дала по попе, а сама села рыдать в обнимку с собакой. Что он из всей этой истории понял, я не знаю, но отрадно, что у него будут еще лет восемьдесят впереди на размышления, благодаря тому, что собака отступилась от своих принципов.
2. Попытка ускорить разрядку. Представляет собой разовый шлепок или подзатыльник. Совершается обычно в моменты раздражения, спешки, усталости. В норме сам родитель считает это своей слабостью, хотя и довольно объяснимой. Никаких особых последствий для ребенка не влечет, если потом он имеет возможность утешиться и восстановить контакт.
3. Стереотипное действие, «потому что так надо», «потому что так делали родители», так требуется культурой, обычаем и тому подобное. Присуще дисциплинарной модели. Может быть разной степени жестокости. Обычно при этом не вникают в подробности проступка, мотивы поведения ребенка, поводом становится формальный факт: двойка, испорченная одежда, невыполнение поручения. Встречается чаще у людей, эмоционально туповатых, не способных к эмпатии (в том числе и из-за аналогичного воспитания в детстве). Хотя иногда это просто от скудости, так сказать, арсенала воздействий. С ребенком проблемы, что делать? А выдрать хорошенько.
Для ребенка также эмоционально туповатого оно не очень травматично, ибо не воспринимается как унижение. Ребенка чувствительного может очень ранить.
Вообще этот тип мы не очень хорошо знаем, потому что к психологам такие родители не обращаются, в обсуждениях темы не участвуют, ибо не видят проблемы и не задумываются. У них «своя правда». Как с ними работать не очень понятно, потому что получается сложная ситуация: общество и государство вдруг стали считать такое неприемлемым и готовы чуть ли не забирать детей. А люди реально не видят, из-за чего сыр-бор и говорят «чего с ним будет?». Часто и сам ребенок не видит.
4. Стремление передать свои чувства, «чтоб он понял, наконец». То есть насилие как высказывание, как акт коммуникации, как последний довод. Сопровождается очень сильными чувствами родителя, вплоть до измененного состояния сознания «у меня в глазах потемнело», «сам не знаю, что на меня нашло» и прочее. Часто потом родитель жалеет, чувствует вину, просит прощения. Ребенок тоже. Иногда это становится «прорывом» в отношениях. Классический пример описан Макаренко в «Педагогической поэме».
Не может быть сымитировано, хотя некоторые пытаются и получают в ответ лютую и справедливую ненависть ребенка в ответ. Отдельные особи еще и себя потом делают главными бедняжками с текстом: «Посмотри, до чего ты довел мамочку». Но это уже особый случай, деформация личности по истероидному типу.
Часто бывает на фоне переутомления, нервного истощения, сильной тревоги, стресса. Последствия зависят от того, готов ли сам родитель это признать срывом или, защищаясь от чувства вины, начинает насилие оправдывать и выдает себе индульгенцию на насилие «раз он слов не понимает». Тогда ребенок становится постоянным громоотводом для родительских негативных чувств.
5. Неспособность взрослого переносить фрустрацию. В данном случае фрустрацией становится несоответствие поведения ребенка или самого ребенка ожиданиям взрослого. Часто возникает у людей, в детстве не имевших опыта защищенности и помощи в совладении с фрустрацией. Особенно если они возлагают на ребенка ожидания, что он восполнит их эмоциональный голод, станет «идеальным ребенком».
При столкновении с тем фактом, что ребенок этого не может и/или не хочет, испытывают ярость трехлетки и себя не контролируют. Ребенка вообще-то страстно любят, но в момент приступа люто ненавидят, то есть смешанные чувства им не даются, как маленьким детям. Так ведут себя нередко воспитанники детских домов или отвергающих родителей. Иногда это психопатия.
На самом деле этот вид насилия очень опасен, так как в приступе ярости и убить можно. Собственно, именно так обычно и калечат, и убивают. Для ребенка оборачивается либо виктимностью и зависимостью, либо стойким отторжением от родителя, страхом, ненавистью.
6. Месть. Не так часто, но бывает. Помнится, был фильм французский, кажется, где отец бил сына как бы за то, что неусердно занимается музыкой, а на самом деле, – мстил за то, что из-за детской шалости ребенка погибла его мать. Это, конечно, драматические навороты, обычно все прозаичнее. Месть за то, что родился не вовремя. Что похож на отца, который предал. Что болеет и «жизнь отравляет».
Последствия такого поведения печальны. Аутоагрессия, суицидальное поведение ребенка. Если родитель так сильно не хочет, чтобы ребенок жил, он чаще всего слушается и находит способ. Ради мамочки. Ради папы. В более мягком варианте становится старшим и утешает, как в том же фильме. Реже — ненавидит и отдаляется.
7. Садизм. То есть собственно сексуальная девиация (отклонение). Вряд ли это новая мысль, но порка очень похожа символически на половой акт. Обнажение определенных частей тела, поза подставления, ритмичные телодвижения, стоны-крики, разрядка напряжения. Не знаю, проводились ли исследования, как связана склонность физически наказывать детей (именно пороть) и степень сексуального благополучия человека. Мне вот сдается, что сильно связаны. Во всяком случае, самые частые и жестокие порки наблюдались именно в тех обществах и институтах, где сексуальность была наиболее жестко табуирована или регламентирована, в тех же монастырских школах, частных школах, где традиционно преподавали люди несемейные, закрытых военных училищах и так далее.
Поскольку в глубине души взрослый обычно прекрасно знает, в чем истинная цель его действий, городятся подробные рационализации. А поскольку удовольствия хочется еще и еще, строгость усиливается все больше, чтобы всегда был повод выпороть. Все это описано, например, в воспоминаниях Тургенева о детстве с мамашей-садисткой. Так что, если кто с пеной у рта доказывает, что бить надо и правильно, и начинает еще объяснять, как именно это делать, да чем и сколько, как хотите, а у меня первая мысль, что у него проблемы на этой самой почве.
Самый мерзкий вариант – когда избиение подается ребенку не как акт насилия, а как, так сказать, акт сотрудничества. Требуют, чтобы сам принес ремень, чтобы сказал потом «спасибо». Говорят: «Ты же понимаешь, это тебе во благо, я тебя люблю и не хотел бы, я тебе сочувствую, но надо». Если ребёнок поверит, система ориентации в мире у него искажается. Он начинает признавать правоту происходящего, формируется глубокая амбивалентность с полной неспособностью к нормальным отношениям, построенным на безопасности и доверии.
Последствия разные. От мазохизма и садизма на уровне девиаций до участия в рационализациях типа «меня пороли — человеком вырос». Иногда приводит к тому, что подросший ребенок убивает или калечит своего мучителя. Иногда обходится просто лютой ненавистью к родителям. Последний вариант самый здоровый при подобных обстоятельствах.
8. Уничтожение субъектности. Описано Помяловским в «Очерках бурсы». Цель – не наказание, не изменение поведения и даже не всегда получение удовольствия. Цель – именно сломать волю. Сделать ребёнка полностью управляемым. Признак такого насилия – отсутствие стратегии. У Помяловского те дети, которые весь семестр старались вести себя и учиться хорошо и ни разу не были наказаны, в конце были жестоко пороты именно потому, что «нечего». Не должно быть никакого способа спастись.
В менее радикальном варианте, представленом во всей дисциплинарной модели, тот же Локк говорит буквально: «Волю ребенка необходимо сломить».
Чаще всего встречаются пункты 3 и 4. Реже 5 и 6, остальное еще реже. На самом деле 2 тоже, думаю, часто, просто про это не говорят, поскольку оно не выглядит проблемой и, наверное, ею и не является.
А вообще, по данным опросов, половина россиян используют физические наказания детей. Такой вот масштаб проблемы.
«Не хочу бить!», – что делать?
Бороться с «жестоким обращением с детьми» сегодня тьма желающих, а вот помогать родителям, которые хотели бы перестать «воспитывать» подобным образом мало кто хочет и может.
Я безмерно уважаю тех родителей, которые, будучи сами биты в детстве, стараются детей не бить. Или хотя бы бить меньше. Потому что их Внутренний родитель, тот, который достался им в наследство от родителей реальных, считает, что бить можно и нужно. И даже если в здравом уме и твердой памяти они считают, что этого лучше не делать, стоит разуму ослабить контроль (усталость, недосып, испуг, отчаяние, сильное давление извне, например, от школы), как рука «сама тянется к ремню». И им гораздо труднее себя контролировать, чем тем, у кого в «программе» родительского поведения это не записано и ничего никуда не тянется. Если им все же удается контролировать себя, – это здорово. То же относится к крику, молчанию, шантажу и так далее.
Итак, что же делать родителям, которые хотят «завязать»?
Первое – запретить себе фразы типа «ребенок получил ремня». Особенно меня передергивает от «ему по попе прилетело». Это языковая и ментальная ловушка. Никто сам по себе ничего не получал. И уж точно никому ничего от мироздания не прилетало. Это вы его побили. И под видом «юмора» пытаетесь снять с себя ответственность. Как кто-то написал: «он совершил проступок и получил по попе, – это естественные последствия». Нет. Это самообман. Пока вы ему предаетесь, ничего не изменится. Как только научитесь хотя бы про себя говорить: «Я побил (а) своего ребенка», –удивитесь, насколько вырастет ваша способность к самообладанию.
То же самое с фразами типа «без этого все равно нельзя». Не надо обобщать. Научитесь говорить: «Я пока не умею обходиться без битья». Это честно, точно и обнадеживает.
В той книжке, про трудное поведение, которую я цитировала, главная мысль такая: ребенок, когда делает что-то не так, обычно не хочет плохого. Он хочет чего-то вполне понятного: быть хорошим, быть любимым, не иметь неприятностей и так далее. Трудное поведение – просто плохой способ этого достичь.
Все то же самое справедливо по отношению к родителям. Очень редко кто ХОЧЕТ мучить и обижать своего ребенка. Исключения есть, это то, о чем шла речь в пункте 8, с оговорками – 6 и 7. И это очень редко.
Во всех других случаях родитель хочет вполне хорошего или, по крайней мере, понятного. Чтобы ребенок был жив-здоров, чтобы вел себя хорошо, чтобы не нервничать, чтобы иметь контроль над ситуацией, чтобы не стыдиться, чтобы пожалели, чтоб все как у людей, чтобы разрядиться, чтобы хоть что-то предпринять.
Если понять про себя, чего ты на самом деле хочешь, когда бьешь, какова твоя глубинная потребность, то можно придумать, как удовлетворить эту потребность иначе.
Например, отдохнуть, чтобы не надо было разряжаться.
Или не обращать внимания на оценки посторонних, чтобы не стыдиться.
Или убрать какие-то опасные ситуации и вещи, чтобы ребенку не угрожала опасность.
Или что-то превратить в игру, чтобы контролировать ситуацию весело.
Или сказать о своих чувствах ребенку (супругу, подруге), чтобы быть услышанным.
Или пройти психотерапию, чтобы освободиться от власти собственных детских травм.
Или изменить свою жизнь, чтобы не ненавидеть ребенка за то, что она «не удалась».
А дальше придуманные альтернативные способы пробовать и смотреть, что будет. Не подошло одно, — пробовать другое.
Привычка эмоционально разряжаться через ребенка — это просто дурная привычка, своего рода зависимость. И эффективно справляться с ней нужно так же, как с любой другой вредной привычкой: не «бороться с», а «научиться иначе». Не «с этой минуты больше никогда», – все знают, к чему приводят такие зароки, а «сегодня хоть немного меньше, чем вчера», или «обойтись без этого только один день» (потом «только одну неделю», «только один месяц»).
Не пугаться, что не все получается. Не сдаваться. Не стесняться спрашивать и просить помощи. Держать в голове древнюю мудрость: «Лучше один шаг в правильном направлении, чем десять в неверном».
И помнить, что почти всегда дело в собственном Внутреннем ребенке, обиженном, испуганном или сердитом. Помнить о нем и иногда, вместо того чтобы воспитывать своего реального ребенка, заняться тем мальчиком или девочкой, что бушует внутри. Поговорить, пожалеть, похвалить, утешить, пообещать, что больше никому не дадите его обижать.
Это всё происходит не быстро и не сразу. И на этом пути нужно очень друг друга поддерживать супругам, и знакомым, и просто всем, кого считаете близкими.
Зато, если получается, выигрыш больше, чем все сокровища Али-бабы. Приз в этой игре – разрыв или ослабление патологической цепи передачи насилия от поколения поколению. У ваших детей Внутренний родитель не будет жестоким. Бесценный дар вашим внукам, правнукам и прочим потомкам до не знаю какого колена.
Простить нельзя наказать?
Время стремительно бежит, вот уже малышу исполнился годик, и он начинает «показывать характер». В моем случае, например, глядя мне в глаза, он выливает воду из поильника на стол или на себя, а при попытке забрать – изо всех сил сопротивляется и возмущенно кричит. Потом трясет пальцем: «ни-ни»! И снова льет. Вот и задумалась я о наказаниях и воспитании. Как любая мама, с ужасом представляю обе крайности: катающегося по земле психующего отпрыска и свист карающего ремня. Со старшим как-то это все уже забылось: он говорит, что все время воспитывала словом, но помнит, как однажды всыпала ремня за серьезную провинность.
Мнение мам
Побеседовала на эту тему с десятком мам. Большинство считает, что наказание – неотъемлемая часть воспитания, подходы при этом незначительно отличаются.
Например, мама двоих детей, 8 и 3 лет, Татьяна Н., считает, что наказывать стоит до определенного возраста, с 2 и до 3 лет. Говорит, старшую дочку не били никогда, а сыну и ремнем доставалось, и в угол ставили – иначе не понимал. Сегодня в их семье – это скорее шантаж, а не наказание – лишение доступа к телефону. Еще одна мама двоих мальчишек, 7 и 4 лет, Татьяна П. соглашается, что лишение гаджетов – с самого раннего возраста едва ли не единственный способ разрешить конфликт. Виктория Н., мама двойняшек, живущая сейчас в Италии, признается, что ей повышать голос приходится через день, а частенько и берется за ремень, хотя у итальянцев физические наказания не приняты. А вот бобруйчанка Ирина, с которой разговорились на прогулке, мама полуторагодовалой дочки, напротив, утверждает, что пока обходятся только словами и объяснениями, и в будущем она категорически не планирует применять физические наказания и жесткие ограничения. Ее поддерживает мама Арсения, Ольга Л., говорит, бить и кричать – точно не вариант.
Елена Ф., мама взрослого сына и 7-месячной дочки, рассуждает:
– Со старшим никакого особого наказания не было, всегда старались разговаривать. В угол не ставили, но могла и шлёпнуть, о чем сейчас сильно сожалею. Младшую планирую воспитывать на принципах демократии и диалога, разговаривать, объяснять и, конечно же, быть личным примером. Надеюсь, у нас получится. У нас большая разница у детей (16 лет), было время все взвесить, и повзрослеть самой.
Слово специалисту
Задаем вопросы бобруйскому практикующему семейному и детскому психологу, Светлане Глагола:
Семейный и детский психолог, Глагола Светлана Сергеевна. Фото предоставлено героем материала.
– Светлана, с какого возраста уместно начинать наказывать ребенка за провинности?
– Воспитание начинается, фигурально выражаясь, с рождения. Универсального рецепта нет. Сейчас ситуация с наказаниями по отношению к детям в семье обстоит очень интересно. С одной стороны, в нашей культуре испокон веков считалось, что «без розги не вырастишь человека», а с другой стороны, система воспитания ушла далеко вперед, и многие родители боятся наказывать своих детей, чтобы не травмировать их.
Типичная ситуация: мамы детей до 3 лет стараются идти на поводу желаний ребенка и во всем его слушают, но забывают, что малыш еще не знает, чего хочет. В зависимости от настроения и любопытства он желает то одно, то другое, а когда ему дают все сразу – переутомляется и плачет. Задача родителя заключается в том, чтобы умело ограничивать и грамотно переключать внимание ребенка, а не наказывать его от бессилия, когда пропадает терпение и кажется, что он просто капризничает.– Есть ли какие-то особенности воспитания в наше время?
– Важным аспектом, на мой взгляд, является то, что многие мамы воспитывают своих детей одни, по причине частых командировок пап. В такой ситуации система воспитания носит нерегулярный характер. Мамы часто за один и тот же проступок могут или наказать, или вообще никак не отреагировать в силу своей загруженности. Если по каким-то причинам воспитанием занимаются бабушки и дедушки, то это совсем другой вид воспитания. Все эти особенности приходятся на одного ребенка. Таким образом, в силу всего перечисленного наши дети живут в непостоянной системе поощрений и наказаний, в которой непонятно, как же лучше поступить: как хочется или как говорят.
Типичная ситуация: супруг находится в командировке и, кроме домашних обязанностей, на женщин обрушиваются дополнительные проблемы. Плюс она чувствует, что не защищена и не справляется со всем, что нужно сделать. Если в такой ситуации еще и ребенок приносит плохие отметки, то, как правило, терпение подводит женщину, и она срывается на источнике раздражения. В данной ситуации речь идет не о наказании как таковом, а просто о нервном срыве.
– С чем чаще всего вы сталкиваетесь в работе?
– Чаще всего, когда родители приводят ребенка к психологу, их запрос звучит как «помогите – он неуправляемый». Но обычно на деле оказывается, что у родителей нет четких требований по отношению к ребенку, и ребенок не понимает, что от него хотят. В такой семье любые наказания не будут иметь успеха из-за отсутствия постоянных условий и требований.
Типичная ситуация: ребенок ничего не хочет, единственное его желание – компьютерные игры. Если разобраться, взрослые тоже много времени проводят в социальных сетях и потому не против, чтобы их ребенок «залипал» в экран и не мешал. Когда же чадо полностью погружается в виртуальный мир и перестает реагировать на окружающих людей, только тогда родители замечают, что что-то не так и угрожают лишить его любимой игрушки.
– Чего нельзя делать родителям?
– Нужно категорически избегать по отношению к ребенку: физических наказаний, наказаний едой (не кормить его или отказывать в каких-то продуктах), эмоционально жестокого обращения с ребенком, угрожать что-то сделать с ним, придумывать нереалистичные угрозы (отдам в приют и т.п.).
– Как «правильно» наказывать?
– Я для себя под «наказанием» понимаю метод обозначения границ дозволенного. Другими словами, целью наказания должно выступать объяснение ребенку, что можно, а что нельзя и не принято в том окружении, в котором он родился. Делается это для того, чтобы уберечь его от опасной среды или для дальнейшей социализации в обществе. Следовательно, родителям, прежде чем наказывать, нужно доступно и понятно – в соответствии с возрастом – объяснить ребенку, чего они от него ожидают и чему хотят научить.
– Какие ошибки чаще всего совершают родители?
– Чаще всего родители наказывают не за проступки, а, скорее, от бессилия или чтобы «выпустить пар». Они не могут или не знают, как донести до ребенка то, чего от него ждут. Есть родители, которые копируют модель воспитания своих родителей и в этом случае не задумываются, а просто повторяют то, к чему привыкли сами. Бывает, что отцы и матери, которые в силу личностных особенностей не обладают способами регуляции собственных чувств и эмоций, просто срываются на более слабом и беззащитном – своем ребенке. Также существуют родители, которые жестоки со своими детьми, потому что уверены в собственной безнаказанности.
– Чем же можно заменить привычный многим «ремень»?
– Если понаблюдать внимательно за своим ребенком, то всегда можно найти альтернативу физическим наказаниям. Есть достаточно много инструментов для воздействия на ребенка без насилия, например: система поощрений, похвала, поиск и опора на его потребности и желания, предоставление управляемого выбора: предлагается на выбор то, что можно позволить из социально одобряемого поведения, собственный пример, ведение переговоров, реагирование не агрессией, а юмором, принятие решений вместе, опора на реальные возможности своего ребенка, умение не выдавать желаемое за действительное.
– С маленькими детьми понятно, а есть ли какие-то особенности воспитания в подростковом возрасте?
– Подростки, с которыми я работаю, чаще всего жалуются на то, что родители требуют от них то, чего не делают сами. И на деле это подтверждается. Дети растут, а взрослые продолжают относиться к ним как к маленьким, хотя требуют от них, как от взрослых. Подростки же в силу своего возрастного максимализма никакой вид наказания в такой ситуации не воспринимают. В данном случае родителям нужно сначала сделать переоценку своих требований и поменять отношение к ребенку.
– Что вы можете посоветовать родителям?
– Хотелось бы обратить внимание родителей на то, что фокус внимания нужно смещать от наказания к постоянству своих требований и ожиданий к ребенку. Если семейная ситуация понятна и требования всегда одинаковые, ваш ребенок очень быстро сам научится вести себя без регуляции извне в виде наказаний.
Популярные бренды ремней газораспределительного механизма
Приходит день, и каждый российский автовладелец задается вопросом «какой купить ремень ГРМ?», ведь рынок изобилует товаром зарубежного и отечественного производства.
При выборе ремня руководствуются его типом (зубчатый или клиновидный) и геометрией (шириной, длиной либо межосевым интервалом).
Ширина приводится в мм или дюймах, межосевое расстояние – в мм, а внутренняя длина ремня, главным образом, в дюймах.
Обычно выбор ремня ГРМ упирается в имя производителя.
Наиболее добротные экземпляры выпускают:
Gates,
Bosch,
Dayco,
Последняя марка – самая распространенная. Этот бельгийский концерн делает ремни на приводные передачи спецоборудования, ДВС и является их основным поставщиком в сборочные цеха мирового автопрома.
Немецкие Contitech и Bosch, кроме основной номенклатуры, производят приводные устройства, детали пневмоподвески, иные автокомплектующие.
Итальянская Dayco специализируется на производстве приводных ремней и роликоподшипников.
Как выбрать ремень ГРМ?
Лучше купить ремни у официального дилера. В его каталогах они идут под брендом автозавода, а не завода РТИ, но являются оригинальными.
Так, для Cadillac изделия представлены с маркой General Motors под собственным каталожным кодом, хотя фактически место их происхождения – корпорация Gates.
Цена такого ремня на 20-30% дороже цены ремня непосредственно от Gates. Однако в РФ аутентичная продукция такого рода с обозначением реального производителя не продается.
Потому-то авто перед выходом в серию комплектуется деталью с маркировкой Gates, а заменяемый ее в ходе гарантийного обслуживания аналог по каталогам идет как изделие GM.
В данной связи среди автолюбителей бытует мнение, мол, на сборку поставляют образцы самого высокого класса, а посредственное качество на экспорт не отправляют.
Зачем переплачивать?
Это обстоятельство позволяет воспользоваться более доступной версией подбора. Если машина с самого начала была снабжена, скажем, вещью от Contitech или Gates, либо наверняка известно, продукцию каких именно брендов использует ее производитель, необходимость покупки оригинала в дилерском центре отпадает.
Достаточно поменять его на такой же износостойкий аналог легальной компании-поставщика. Давно доказано опытным путем, что такие продукты служат не меньший срок, чем оригинал.
Изделия перечисленных марок считаются испытанными, хорошо справляющимися со своими технологическими функциями, успешно отрабатывающими положенное.
Можно, конечно, рискнуть и не слишком прислушиваться к мнению экспертов, сразу остановившись на подходящем (на ваш взгляд) варианте, но в дальнейшем пеняйте только на себя.
О подделывании ремней ГРМ
В свободной розничной торговле имеется немало подделок (правда, у «официалов» подделки встречаются редко, но все же каким-то чудом проникают и туда). Порой трейдеры (в особенности мелкие коммерсанты автобазара г. Липецка или дистрибьюторы-дебютанты) могут заблуждаться на сей счет и искренне уверять, что предлагают подлинник, к тому же рекламируя его.
Взять тот же Gates, с некоторых пор выпускающий усиленный ремень с увеличенным сроком службы. В аннотации к данному товару говорится: эксплуатировать его допускается в 3 раза дольше, чем изделия конкурентов. В промо-проспектах упоминается, что вместо неопрена (CR, хлоропрена), являющегося базовым веществом для создания ряда РТИ, Gates использует нитрил (HNBR и HSN).
Не дайте себя обмануть!
Как известно, под капотом довольно жарко, и в то же время нитриловая приводная передача продолжает оставаться в оптимальном состоянии и не трескается от температурного контраста (нагрев и замерзание в холодное время года).
Кроме того, эти изделия не чувствительны к воздействию ГСМ, а также технических химрастворов.
Благодаря таким суперсвойствам завод-изготовитель сулит расширенные гарантийные условия, надежно обеспечивающие прописанный срок эксплуатации (если ремень грамотно установить и отрегулировать).
Но все коварство подделки, визуально схожей с оригиналом, таится в том, что она отливается не из дорогого нитрила, а из того же неопрена, да еще подчас и некондиционного.
Тем временем клиент полагает, что обзавелся фирменным аналогом, в результате чего страдают престиж и деловая репутация подделанного бренда, появляются проблемы с имиджем.
От выбора к замене
Иногда продаются ремкомплекты «ремень с роликами», которые мы рекомендуем приобрести, ибо обойдется это дешевле, нежели каждый элемент по отдельности.
Практика показывает: ресурса роликов зачастую не хватает еще на один срок эксплуатации ремня, так что лучше менять то и другое одновременно. Ремень надлежит монтировать исключительно на холодном моторе с применением специнструмента.
Учтите, что в 70 случаях из 100 в скором обрыве виноват неумелый исполнитель операции. Согласно твердости ремня по Шору, упомянутый параметр должен соответствовать 63-67 ед., и чем он больше, тем сильнее ремень «дубеет» на холоде (а зимы в Липецке студеные).
Вообще, на комплектующих лучше не экономить, ибо приход в негодность кустарного изделия или изделия сомнительного происхождения во многих случаях оборачивается ремонтом силовой установки.
Ремни ГРМ: какие лучше выбрать?
Итак, вопрос «какой ремень ГРМ лучше?» во многом тривиален. За основу можно взять посыл, что наиболее приемлемый выход – оснащение оригинальным изделием либо надежной копией.
При последнем варианте стоит дополнительно поинтересоваться и проверить, является ли запчасть фирменной.
Характерно, что внешний вид ремня, упаковки в таких случаях может не вызывать опасений (достаточный уровень полиграфии, нанесение серийного шифра, наличие голограмм).
Как видим, однозначный алгоритм насчет определения наиболее подходящего ремня отсутствует.
Если обратиться к статистике, то по числу продаж в бывших республиках СССР рейтинг выглядит следующим образом:
Национальный Институт защиты детства (создан некоммерческим Национальным фондом защиты детей от жестокого обращения) опубликовал аналитический отчет об отношении россиян к использованию насильственных методов воспитания детей. Исследование, основанное на опросе 1600 россиян, показало, что около 25% родителей прибегали к ремню. 67% опрошенных считают недопустимыми «серьезные физические наказания». Впрочем, табу не распространяется на такие проступки, как воровство, хулиганство, курение и употребление алкоголя и наркотиков: в этих случаях физически наказывать детей готовы две трети опрошенных. Исследователи отметили, что в финансово благополучных семьях детей бьют реже, чем в бедных.
Социологическая группа «Циркон» в рамках просветительского проекта «Дом под зонтом» Национального института защиты детства опросила 1600 взрослых по всей России, чтобы выяснить, считают ли родители допустимым физическое наказание детей. Исследование было выполнено при поддержке фонда президентских грантов на развитие гражданского общества. Итоги опроса в понедельник представил в Москве председатель правления Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Александр Спивак. По его словам, две трети россиян считают допустимыми физические наказания детей, но заставить респондентов в этом признаться крайне сложно.
«Характер наказания, которое должно последовать за проступком, должен зависеть от степени серьезности проступка»,— считают опрошенные родители.
25% опрошенных сообщили, что как минимум один раз пользовались ремнем для физического наказания за серьезные, с их точки зрения, проступки: курение, употребление алкоголя или наркотиков, хулиганство в общественных местах и мелкое воровство. При этом допустимым для таких случаев физическое наказание считают до двух третей родителей, отмечают исследователи. В то же самое время 67% опрошенных — те же две трети — считают «серьезные физические наказания» (такие как порка ремнем) недопустимыми, и лишь 26% — допустимыми в редких случаях. Число тех участников, которые считают порку безоговорочно допустимым средством воспитания, не превышает 4%.
Противоречия в цифрах социологи объясняют неискренностью респондентов, а также тем, что подзатыльники и шлепки многими воспринимаются как более мягкая и допустимая форма наказания — ее практикуют больше половины опрошенных.
При этом также около половины родителей считают, что нельзя кричать на детей и применять другое эмоциональное воздействие (допустимым крик считают 14%, допустимым в редких случаях — 36%). Запреты и ограничения выглядят наиболее предпочтительной мерой: о недопустимости ограничения пользования гаджетами заявили лишь 12% опрошенных, против других запретов выступили 20%.
Господин Спивак отметил, что уровень образования родителей существенно не меняет их отношения к насильственным методам воспитания, однако в финансово благополучных семьях детей бьют реже. Кроме того, исследователи пришли к выводу, что «мужчины в целом несколько чаще, чем женщины, проявляют установки на допустимость физических наказаний и их применение, что отражает некоторые сложившиеся гендерные стереотипы поведения». Среди жителей сельских населенных пунктов процент допускающих насилие выше, чем в городах.
Среди причин использования физических наказаний эксперт Национального фонда защиты детей от жестокого обращения Марина Мартынова называет «воспроизводство традиционных сценариев воспитания», а также внутреннее напряжение родителя из-за того, что он плохо справляется со своей социальной ролью. Группа молодых родителей в возрасте от 18 до 24 лет заметно менее склонны применять насилие в воспитательных целях, отмечают исследователи: это объясняется тем, что «молодые люди сами еще недавно были детьми и собственный опыт склоняет их к неприятию насильственных методов». В то же время больше всего в вопросах воспитания люди склонны доверять мнению представителей старших поколений — дедушкам и бабушкам. Около трети россиян выразили готовность прислушаться к разъяснениям психологов и педагогов, но «на практике реальное обращение к профессионалам распространено слабо».
Около половины опрошенных считают, что отношение к физическим наказаниям детей в России может измениться, но 37% настроены скептически и в изменения не верят. Самыми действенными способами изменения сценариев воспитания респонденты назвали создание «специальных передач по телевидению и радио и бесплатные лекции для родителей в детских садах и школах». При этом на самих опрошенных больше всего действуют «личные истории» пережитого насилия.
Дмитрий Кальченко
«Очень часто за насилием стоит личный опыт: меня били, я человеком вырос»
Ремень и темная комната — методы воспитания продюсера Яны Рудковской возмутили общественность. Ранее она рассказала в интервью, как наказывает пятилетнего сына за проступки. По ее словам, ребенка закрывают одного в помещении, а иногда бьют, правда, как оговорилась госпожа Рудковская, тонким ремнем. Скандал разгорелся быстро и даже вышел на международный уровень — продюсера Димы Билана осудили журналисты британских изданий. При этом сама она вскоре заявила, что была неправильно понята. Почему эта история стала насколько резонансной? И как другие селебрити наказывают своих детей? Выясняли Елена Иванова и Алла Пугачева.
«Мать-миллионер из России бьет своего талантливого сына ремнем и запирает в шкафу, чтобы он стал «лучшим фигуристом на планете»», — под таким громким заголовком на днях вышла статья в британской газете Daily Mail. Зарубежных журналистов шокировали методы воспитания продюсера Яны Рудковской. В недавнем интервью телеканалу «Дождь» она призналась, что ее часто упрекают в излишней жесткости. Например, сын продюсера — пятилетний Саша — проводит полдня на тренировках по фигурному катанию и в спортзале, смотрит мультфильмы всего 30 минут в день, а за проступки ребенка могут посадить в темную комнату или ударить ремнем. «Тоненьким», — уточняет мать.
Впрочем, сама Яна Рудковская в интервью «Коммерсантъ FM» заявила, что ее неправильно поняли. По ее словам, мальчика просто пугают ремнем: «Это элемент наказания. То есть ребенок знает, что если он нагрубит тренеру, няне или обслуживающему персоналу, то будет наказан. Саше его показывают, он знает, где ремень лежит.
Но это же не значит, что его им бьют.
Более того, когда мы воспитываем мальчика в спорте, есть и кнут, и пряник. Это знают все. И он никогда уже не делает плохие вещи».
Впрочем, среди зарубежных звезд тоже немало строгих родителей. Например, по данным СМИ, певица Мадонна запрещает своим детям есть фастфуд, смотреть телевизор и читать журналы. А бывшая первая леди США Мишель Обама позволяет дочерям пользоваться компьютером только для учебы. Детям актрисы Гвинет Пэлтроу и вовсе приходится от много отказываться — из-за специальной низкоуглеводной диеты им нельзя есть пирожные и пиццу. Селебрити объясняют, что они просто боятся разбаловать ребенка, и хотят воспитать человека с сильным характером.
Однако актриса и многодетная мать Мария Кожевникова уверена, что жесткие ограничения не идут детям на пользу: «На то и мы взрослые, чтобы уметь договориться, может быть, лишить каких-то сладостей, игрушек. Дети у меня послушные. Они иногда стоят в углу, если сильно провинились. При этом я с ними разговариваю, чтобы они поняли, в чем были неправы. Безусловно, нельзя использовать физическую силу в плане запугивания или боли. Это путь в никуда, который грозит комплексами и нехорошими воспоминаниями у детей».
Детский психолог Тамара Григорьянц резюмирует — известные родители должны оставаться авторитетом для ребенка, но запугивать его нельзя, это может вызвать комплексы и страхи: «Когда ребенок постоянно сидит на шее и делает, что хочет, безусловно, его нужно ставить на место. Но для этого нужно использовать другие механизмы, чтобы дети понимали, что что-то делать нельзя. Запугивание — не самый главный и важный из них.
Неужели родители хотят, чтобы дети их боялись?
Маленькому ребенку нежелательно устанавливать очень много границ и «нельзя»».
По словам психологов, еще десять лет назад на наказание ремнем в России никто бы не обратил внимание. Но сейчас подход к воспитанию детей сильно поменялся во всем мире. В скандинавских странах, например, шлепать ребенка запрещено законом. У нас такие нормы тоже есть, правда, касаются они школьных педагогов, а вот рукоприкладство в стенах дома остается исключительно на совести родителей.
Позже Яна Рудковская опубликовала в своем Instagram видео с пятилетним Сашей: на записи ребенок говорит, что родители никогда его не били. На соответствующий вопрос он отвечает фразой: «Вы шутите?».
Все новости и мнения слушайте в прямом эфире «Ъ FM»