«Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы: Отца и Сынa и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную» — так говорит диакон перед всенародным пением Символа веры. И после этого священнослужители в алтаре приветствуют друг друга словами «Христос посреди нас!», на что следует ответ: «И есть, и будет!». Это радостное, братское свидетельство единства в Христовой любви и вере, всего в нескольких, но таких важных, словах можно услышать за Литургией теперь только в алтаре. А когда-то, в древности с таким целованием мира (ведь приветствие сопровождалось именно братским целованием) подходили друг к другу в этот момент и все верующие, находившиеся в храме — мужчины к мужчинам, женщины к женщинам. Поистине Пасхальная радость — Христос среди нас! Обратившись с этой вестью к брату или сестре, христианин слышал в ответ (если вдуматься): «Да, это так — и есть Христос, и будет! Нет ничего выше этого! Мы вместе, мы христиане, мы самые счастливые люди, потому, что среди нас Господь». И слова Символа веры после этого звучали, как победная песнь.
Древний обычай такого приветствия во время Литургии между мирянами в древности же и исчез, поскольку после прекращения гонений приходы увеличились многократно и перестали быть со временем теми небольшими общинами, где все друг друга знали, и к каждому можно было вот так в простоте сердца обратиться с таким сакральным приветствием… Так об этом пишут историки, так исчезла эта радостная практика лобызания мира. А, впрочем, исчезла ли?
Нет, конечно, не стоит что-то там менять в нашем устоявшемся богослужении. Это не нужно, ведь призыв диакона возлюбить друг друга и быть единомысленными в устремлении к Богу остался. И пение Символа веры всем храмом тоже осталось. А, значит, Церковь, как и прежде, призывает нас к единению в вере и любви Христовой. И вовсе не обязательно это подкреплять словами. Дела наши, отношение друг ко другу, братство не на словах, а на деле, единство, взаимопомощь, стремление к глубокому пониманию веры, к живой духовной жизни — это наше целование мира, которому не нужны слова. Если будет так, то даже без взгляда на человека поймёшь, что это твой брат или сестра — что он тут в храме не только ради себя и своих нужд.
Так появляется настоящая община — сообщество верующих, для которых храм это второй дом, а все присутствующие в нём — не чужие люди.
В этот год столетнего юбилея начала советских гонений на Церковь вспоминаются многие мученики-священники, вокруг которых в те страшные времена собирались верующие, и становились подлинной духовной семьёй (вспомним, хотя бы отца Арсения из одноимённой книги). И дело было не только в батюшках, но ещё и в мирянах, которые стремились к этому христианскому единству, и потом сами часто становились исповедниками веры и мучениками за Христа. Такой пример из времён гонений. Но и сейчас идеалы христианства гонимы.
Современный мир учит увлекаться собственной индивидуальностью, заниматься собой, своими проблемами, переживаниями. Какое уж тут христианство, какое братство? Да, мы приходим в храм лечить свои индивидуальные духовные раны. Но и братьями мы должны называться не номинально, ведь недаром пишет апостол Иаков: «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Ин, 4, 20, 21). Скажешь себе: «Вроде я же не ненавижу брата своего!» Но огромная, многометровая духовная стена между современными людьми — не есть ли равнодушие, которое, возможно, даже хуже ненависти?
И, может быть, это и есть одна из задач христианина (особенно — современного): жить так, чтобы разрушались стены между нами, чтобы по одному взгляду нашему человек мог услышать тёплое и спасительное: «Христос посреди нас! И есть, и будет!»
(Р)
На каждой Литургии мы слышим, как диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы». В древности после этого возгласа христиане в знак веры, любви и единомыслия лобызали друг друга. Этот обычай до сих пор сохранился среди священнослужителей. Все они целуют Дискос, Потир, Престол и друг друга со словами: «Христос посреди нас», – и отвечают: «И есть, и будет!»
Но если вдуматься, что же означают эти слова, то можно выделить три аспекта.
Первый – экклесиологический (от греч. ἐκκλησία – Церковь и λόγος – учение») аспект.
«В Церкви Господь Христос с каждым верующим, в частности с двумя или тремя, собирающимися во имя Его. Действительно, с каждыми двумя или тремя в Церкви среди них вся Церковь… все святые, ибо только «со всеми святыми” (Еф. 3: 18) и через всех святых человек и есть член Церкви», – пишет преподобный Иустин (Попович).
Этот аспект достаточно хорошо известен христианам, поэтому подробнее остановимся на двух других.
Следующий аспект – антропологический (от др.-греч. ἄνθρωπος – человек, λόγος – наука), имеющий отношение к составу человека.
Блаженный Феофилакт Болгарский так объясняет слова Господа: «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18: 20):
«Можешь думать, что и в том случае, если плоть и дух приходят в согласие и плоть не похотствует на дух, тогда Господь посреди них».
Или как пишет преподобный Иустин (Попович):
«В Церкви мы все – «одно тело”, все – «один ум”, все – «одно сердце”».
Итак, по мысли святых отцов, двое – это плоть и дух, а трое – это тело, ум и сердце человека.
Для примера возьмем современного человека, пришедшего в храм. Телом он в церкви, но еще нет рядом Христа. Умом он вне храма – ум блуждает по всей вселенной. Раньше святые отцы говорили: «Ум – это рабочая лошадка у сердца» (праведный Алексий Мечев). Куда посылает его желание, туда и бежит ум. И если в старину христиане худо-бедно справлялись с одной лошадкой, то современному человеку что поделать с целым «эскадроном мыслей шальных»? Нет желания и сил удержать «лихих скакунов – пусть летят».
Нужны годы, терпение, пост, смирение, чтобы обуздать эти «залетные мысли». Но вот, после воцерковления и долгого молитвенного труда, христианин начинает вникать в слова молитв, понимать смысл происходящего на церковной службе, даже испытывает радость от познания евангельских истин. Но Христа рядом нет. Почему? Нужно третье и самое главное составляющее духовной анатомии человека – сердце. Где же ты, сердце? Увы, наше культурное время называется «культурой утраты сердца» (митрополит Иерофей (Влахос)).
Вот когда мы найдем наше сердце и увидим, что это самая главная крепость упорства и гордыни, вершина эгоизма, сластолюбия и сребролюбия, вот тогда и поймем слова Господа: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4: 17).
Можно сколько угодно преклонять колена и главу нашего тела в церкви, но пока наше сердце не преклонит свою выю (священническая молитва на утрени), до тех пор не будет Христа посреди нас. До тех пор, пока не смирится наше сердце, не поймем, что значит «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17: 21). Ведь где находится Христос, там и наступает Его Царство, которое «не от мира сего» (Ин. 18: 36).
Пока не смирится наше сердце, эта крепость гордыни, не поймем, что значит «Царство Божие внутрь вас есть»
И третий аспект – мистический (от греч. μυστικός – скрытый, тайный), в данном случае видимый лишь тем, у кого чистое сердце. Закончилась Литургия, христиане, причастившись, расходятся по домам, на свои послушания и забывают эти слова до следующей службы. Теряют внимание, благоговение, порой и благочестие. А разве вне храма между двумя или тремя христианами нет Христа? Для примера возьмем врача и больного, преподавателя и ученика, просто друзей или христианскую семью. В Грузии при встрече пожилые священники приветствуют друг друга этими словами. Преподобный Серафим Саровский обращался ко всем со словами: «Христос воскресе, радость моя», потому что знал, что Христос воистину посреди нас. Таким был и Сербский Патриарх Павел, который вел себя с ближним так, что сердце его говорило: «Христос посреди нас».
Однажды будущий Патриарх Павел, будучи епископом Рашко-Призренским, шел по горе Шара. Незадолго до этого ему рассказали, что высоко на горе живет один странный пастух. Вот и решил владыка посетить его. Нашел пастуха епископ в шалаше. Тот пас всего лишь одну овцу.
– А где остальные овцы? – спросил владыка.
– Каких забрали разбойники, каких задрали волки. И осталась одна.
– И что ты, брат, собираешься делать дальше?
– Пасти оставшуюся овечку да молиться Богу, чтобы она окотилась. И тогда их станет больше.
«Буду пасти оставшуюся овечку да молиться Богу, чтобы их стало больше», – отвечал пастух
Подумал владыка и произнес:
– Дорогой мой брат, молись и обо мне, чтобы я тоже сохранил свое стадо, чтобы оно умножилось и существовало, несмотря на разбойников и волков.
Сказал так и стал спускаться с горы.
И если мы думаем о ближнем хорошо, благословляем его, делаем добрые дела для него, то, если Христос посреди нас, мы сначала делаем Христу, а затем ближнему.
И если, избави Бог, думаем плохо, клевещем, делаем больно ближнему, то сначала все это делаем Христу, а затем человеку.
И вот когда, разобравшись в себе, найдя свое сердце, обуздав свой ум, свое бренное тело принесем в храм и во внимании дойдем до момента, когда диакон возгласит: «Возлюбим друг друга…» – всей крепостью своею, всем разумением, всем сердцем, мы обратимся к нашему ближнему: «Христос посреди нас» – и услышим: «Воистину Христос посреди нас есть и будет».
Поэтому, готовясь к ближайшей Литургии, останемся наедине с собою и обратимся к сердцу нашему единственному и дорогому: «Сердце ты мое родное, потрудись в оставшееся нам время, преклонись перед смиренным Христом и умоли, чтобы пришел Господь к нам вечерять (ср.: Откр. 3: 20). Ведь если не будет Его посреди нас, не попадем мы в Царство Его вечное, где все святые едиными устами и единым сердцем воспевают: «Воистину Христос посреди нас всегда, ныне и присно и во веки веков”». Аминь.