Дочь родилась

Отцов, у которых рождаются только девочки, часто называют «ювелирами». На Северном Кавказе, где особенно ценят сыновей, это может стать настоящей трагедией. А может обернуться счастьем

Кто-то шутит, что «делать» девочек — ювелирно тонкая работа. Кто-то считает, что с точки зрения биологии и теории вероятности «это еще постараться так надо было». В любом случае этот «титул» носит заметный ироничный окрас.

На Кавказе мечтать о сыне — в порядке вещей. Традиция. Рождение сына часто воспринимается как святая обязанность настоящего мужчины и становится главной целью брака. Жизнь прожита не зря, если у тебя есть наследник. С этой позиции появление на свет девочки рассматривается как неудача, а сами дочки порою и вовсе как «бракованный товар». К счастью, такой взгляд на мир не является правилом.

Вдохновение Магомеда

В Махачкале, как и в целом в Дагестане, велико влияние арабского мира и по-прежнему сильны местные традиции, согласно которым сыновья — безусловная ценность. Но Магомед всегда мечтал именно о дочках. Он окончил филфак и сейчас на работе окружен в основном девушками. Так что женская психология ему близка и знакома. «Мне просто понятнее, как воспитывать девочку. Я столько женских откровений в жизни слышал, что мои дочки точно меня ничем не смогут удивить. У меня уже заготовлены ответы почти на все их вопросы. Главное, чтобы я в их глазах не потерял статус того, кому можно доверить свои проблемы».

У Магомеда и Рукижат Магомедомаровых три дочери. Чакар и Зумруд — школьницы. Сияда родилась совсем недавно.

Пока мама накрывает на стол, девятилетняя Чакар посвящает меня в тонкости ее любимой игры «Майнкрафт». Рассказывает, как сама обустраивает электронный мир, строит здания, делает алмазные мечи, заводит лошадок, свинок и волков. Ее любимый монстр — эндермен: «Потому что у него фиолетовые глаза, а сам он черный и худенький».

Семилетняя Зумруд садится рядом, берет второй геймпад.

— А давай их всех убьем, — предлагает она сестре радикальное решение по уменьшению популяции зловредных существ в игре. Чакар протестует. Предлагает компромисс: убить, но не всех.

Магомед в это время ходит по комнате — укачивает Сияду. Ей всего три месяца. В его руках телефон — оттуда звучит песня Святослава Вакарчука. «Только под него и засыпает, — говорит Магомед шепотом. — Уже понятно, что вкус есть».

У Магомеда свое рекламное агентство в Махачкале. Бизнес переживает сейчас не самые лучшие времена. Но девчонки вдохновляют на трудовые подвиги, или, точнее будет сказать, мотивируют.

«Например так: «Пап, а когда ты купишь кроссовер?” Отнекиваюсь, говорю, что пока не заработал. Но так рождается вдохновение — идешь в офис и пашешь до утра».

Магомед Магомедомаров и его дочьФото: Николай Жуков

Имя для первой дочери Магомед выбрал лет за 10 до ее рождения, когда еще был подростком. Как-то его бабушка поделилась печалью, что в честь ее бабушки — Чакар — никто никого не называл. «Я назову», — пообещал Магомед. И обещание сдержал. Дальше очередь была за Рукижат, и Зумруд получила свое имя в честь маминой тети. Младшую назвали по имени бабушки Магомеда.

Ему кажется странным и неправильным, что имена сейчас принято выбирать, как цвет обоев. Назвать ребенка в честь кого-то из своих предков — это дань уважения. И та из немногих традиций, которая ему кажется действительно важной.

«К тому моменту, как они вырастут, многое поменяется, я уверен. Они другие. Сильно отличаются в том числе от моего поколения. Они еще пошлют нас всех с нашими традициями. А я буду говорить себе: хорошо, что хотя бы имя дал, — он смеется, намекая, что совсем не против такого развития событий. — Я и сам буду к этому стремиться. Если у меня получится, я отправлю их учиться далеко отсюда».

Ему нравится мысль, что старшая, например, будет учиться в МГИМО. Считает, что есть у нее потенциал дипломата. А это — профессия будущего. «Мир становится сложней, многогранней. И плохой дипломат — прямая дорога к войне. Так что, возможно, Чакар станет нашим скромным вкладом в дело мира». А Зумруд он видит предпринимателем: «Локти чугунные. Где угодно дорогу себе пробьет».

Сверх обязательной программы

«До того как у нас родилась младшая, Зюма любила заявить: «Папа, мы с тобой сородичи, мы оба голубоглазые”, на что Чакар отвечала: «А я зато мамина”. Но это больше в шутку. А в семьях, где растут разнополые дети, часто ярко выражен патронаж папы над сыном и мамы над дочкой, — Магомед судит по семьям, с которыми близко знаком. — У пацана с отцом всегда выраженные общие интересы. Хотя психологи давно доказали, что эмоционально дочки тянутся к папам, а сыновья — к матерям. В классической кавказской семье папа, конечно, будет этому противостоять. Хорошо или плохо такое разделение и противостояние? Не мне судить. Но без него, по-моему, лучше».

Эмоциональную связь мамы с сыном косвенно подтверждает и Рукижат. Она всегда мечтала о мальчике. Впрочем, для нее это не особо принципиально. «Девчонки дарят море положительных эмоций. С ними интересно, да и помощь с их стороны уже чувствуется. Средняя погладить любит, а старшая помогает с малышкой. А с мальчиками я не знаю как. Пока не знаю».

Для большинства мужчин в Дагестане мальчик в семье — обязательная программа, которую нужно выполнить в жизни. Магомед рассказывает, что нередко доходит до ультиматума: «Не родишь мне сына — возьму вторую жену». Иногда действительно так и происходит. Берут вторую и даже третью жену. Лишь бы родился сын.

— То есть неофициально берут?

— С религиозной точки зрения это вполне официальный брак. Как у мормонов в Америке. Там они, правда, прячутся от полиции. А здесь нет нужды прятаться. Никто ничего не скажет против. И тем более не сделает.

Магомед Магомедомаров и его семьяФото: Николай Жуков

Сам Магомед не может объяснить, откуда берется такая маниакальная одержимость сыновьями. «Это похоже на какие-то комплексы. Как будто с помощью сына отец пытается прожить жизнь заново, исправить то, что сделал не так, сделать то, что не успел. При этом ведь сам ребенок его не очень-то и волнует. Важен только пол. Как вообще так можно? Что у тебя в голове творится, если ты так на жизнь смотришь? Мое мнение: это больные люди».

Что касается самых популярных аргументов в пользу мальчишек — Магомед в них не верит.

«Вот говорят: «сын — защитник семьи и рода”. Давайте будем честными. Семью сейчас защищает не физическая сила или умение обращаться с кинжалом, а совсем другие вещи. Например, тот, у кого есть деньги, всегда найдет способ защитить себя и свой дом. Или, например, «дочь уйдет в другую семью, а сын останется”. Да все куда-то разбегаются. И все так или иначе остаются досягаемыми. Причем вероятность, что пацан от тебя далеко уйдет, гораздо больше. Дочь по дагестанским, да и в принципе по кавказским традициям далеко не принято отпускать».

— А что насчет продолжения рода?

— Если смотреть с династийной точки зрения, как продолжение фамилии, то да, такая ответственность, пожалуй, есть. Но я ее пока не ощущаю. Возможно, это придет со временем.

Строгости воспитания

Валерий Гамаонов всегда хотел сына. Так уж заведено у осетин. Но заветному желанию сбыться было не суждено — рождались только девочки. Сначала была Юля от первого брака. Затем в семье Валерия и Бэлы появились на свет четыре дочки — Ирина, Фатима, Альбина и Алина. Одно время он очень переживал по этому поводу. Но теперь, с высоты своих лет (ему идет 67-й год), понимает, что напрасно. «Может, это и хорошо, что все сложилось именно так. Сейчас смотрю, какие сыновья растут вокруг, — мне таких точно не надо».

Он рассказывает жуткие истории: кто-то из сыновей его знакомых влез в криминал, кто-то угробил себя наркотиками или алкоголем, кто-то вырос, но до сих пор иждивенцем сидит на шее у отца и матери. Он уверен, что в селах, где дети приучены работать с детства, такого меньше. А городская жизнь развращает, и сыновья зачастую не оправдывают надежд родителей. Завышенные ожидания и чрезмерное давление тоже играют свою пагубную роль. А иногда попросту ломают судьбы. В семье, где растут только девочки, такого давления нет.

«С дочками — рай. Они ласковы и участливы. От них всегда много внимания. А у пацанов все-таки своеобразное понятие любви к родителям. В ней нет нежности».

Объясняет Валерий это просто — на примере своего взросления.

«Родители никогда не были с нами нежны. Воспитание было очень жесткое — так уж на Кавказе принято по отношению к мальчикам. И когда мы стали взрослыми, а они постарели, чувствовалось, что они жалеют об этом. Жесткость обратную реакцию дает в отношениях. Любовь, уважение — это одно. А так, чтобы поговорить по душам, пошутить, поиграть, — такое уже невозможно представить. Помню, спросит меня что-нибудь отец, а я стараюсь покороче ответить. Понимаю, что ему это неприятно. Но такое воспитание».

В осетинской культуре рождению сына придают особое значение. Существует даже особый праздник — Кахц, на котором чествуют всех сыновей, рожденных в течение года. Принимать в нем участие в качестве отца необыкновенно почетно. Заметный крен в сознании в сторону сыновей я ощутил и сам, когда искал в республике героев для этого материала. Как только отцы девочек узнавали причину моего интереса, они трагически вздыхали в трубку, обещая подумать. Но больше не выходили на связь. Так что с Валерием мне повезло.

Хоть у него и нет сыновей, чувствует он себя вполне счастливым. Недостаток мальчишек чудесным образом обернулся их избытком в следующем поколении. Дочки давно уже выросли, и каждая из них подарила Валерию по внуку, а Юля — еще и внучку. Летом внуки часто гостят у Валерия и Бэлы. Принято считать, что нельзя надолго отдавать детей на попечение дедушке и бабушке — разбалуют. Но это не тот случай.

Сцена педагогического воздействия произошла, когда мы уже сидели за столом. По осетинской традиции, предваряя застолье, младший в семье должен отломить кусок пирога и пригубить напиток. Но девятилетний внук Валерия пренебрег ответственной миссией. Он подошел позже, когда застолье было уже в разгаре. Смущаясь, остановился за спиной деда.

— Когда я звал, ты не пришел, — не глядя на мальчика, холодно произносит Валерий. — А теперь ты мне не нужен.

Тот удаляется в расстроенных чувствах. Валерий сам не рад, что пришлось обидеть мальчишку. Признается, что на душе от этого неприятно. Но так было нужно. «Когда я посвящал богу три пирога, он должен был стоять с правой стороны. А он предпочел заниматься своими делами. Сегодня обойдется без мороженого — это будет ему уроком».

Строгость воспитания касалась в свое время и дочек. Но все было в меру. «Я на них никогда голос не повышал. Бывало, хватало одного взгляда — они все понимали. Без слов». Правда, действовало это не на всех одинаково. На примере младших дочерей он объясняет, насколько разными могут быть характеры.

«Алина очень ранимая росла. На нее сурово посмотришь — могла и заплакать. А Альбина, напротив, кремень. Она, еще когда в школе училась, начала подрабатывать — то бутылки собирает, то на карусели воспитателем работает. Я пытался на нее повлиять, мол, зачем тебе деньги, ты лучше учись. Но бесполезно. Сразу после выпуска устроилась в салон сотовой связи. Потом рванула в Москву, обучилась таможенному делу. Вернулась — сама заработала на квартиру и машину».

Впрочем, каждая из дочерей, окончив вуз, смогла найти себе достойное место в жизни. Юля сейчас экономист в Саратове. Ирина — медик в Ростове. Фатима преподает иностранные языки в Москве. Алина — специалист по гостиничному делу здесь, во Владикавказе.

Бэла уверена, что дело тут не только в воспитании, но и в специфике региона. «В отличие от большинства кавказских республик здесь, в Северной Осетии, девушки чувствуют себя более свободно, у них больше возможностей для самореализации. Да и навыки, что закладываются с детства, куда шире». Она вспоминает, как дочери помогали не только по хозяйству, но и, например, разгружать кирпич для строительства нового дома.

— А вы хотели мальчика? — интересуюсь у Бэлы.

— Это муж хотел. А я после двух девочек уже никого не хотела. Хотелось себя работе посвятить, хотела чего-то в жизни добиться. Но он настоял. Он это умеет, — Бэла смотрит на мужа, как смотрят только кавказские женщины — с укором и теплотой. Валерий улыбается в ответ.

«Мои антидепрессанты»

У Магомеда и Лейлы Оздоевых из Ингушетии шестеро детей. Двойняшки Алия и Амира родились полгода назад и буквально вытащили семью из глубокой депрессии.

В конце прошлого года ушел из жизни отец Магомеда. В начале этого — скончалась мать Лейлы. На личные трагедии наложилась и общая гнетущая атмосфера в республике — как раз на это время пришелся передел границ между Ингушетией и Чечней, связанные с ним митинги протеста и начало репрессий. Магомед вспоминает, что это был очень трудный период. «Тяжело, когда уходят родители. Но когда ты держишь на руках продолжение в том числе и их жизни, понимаешь, что теперь ты занял их место. Теперь ты должен делать все возможное и невозможное для своих детей, как когда-то делали они. И весь мир уходит на второй план, откуда-то приходит энергия. Дети — удивительные антидепрессанты».

Сначала в семье росли только девочки. Первыми родились Фатима, Амина и Хадиджа, так что отец около десяти лет провел в статусе «ювелира». Четыре года назад появился сын Абубакр. Магомед рассказывает, что именно Лейла очень хотела сына.

— Конечно, а вспомни как ты радовался, когда родился Абу, — пытается подловить его супруга.

Магомед Оздоев и его дочериФото: Николай Жуков

— Я радовался, что ты наконец успокоилась, — смеясь, парирует Магомед и добавляет уже серьезно. — На самом деле мне было абсолютно неважно, кто родится — девочка или мальчик. Лишь бы это был здоровый ребенок.

Магомед — руководитель компании, местного интернет-провайдера. Лейла преподает в школе русский язык и литературу. Как педагог, она взяла на себя главные воспитательные функции. Муж признает, что в этом деле ей нет равных: она умеет видеть сильные стороны, развивать предрасположенности. Он, скорее, на вторых ролях. Чтобы не умалять его роль как отца, сходимся на том, что он стратег, а не тактик.

У стратега свой широкий круг обязанностей. Он объясняет детям простые истины, например что всем людям свойственно умирать; разводит руками, когда Лейла в воспитательных целях отключает интернет; старается давать позитивную мотивацию и мудрые советы.

«Когда я говорю им, как следует поступать, а как не следует, иногда мне самому становится смешно. Потому что помню, как мои родители точно так же пытались мне что-то втолковать, я кивал, отвечал: «Да, да, конечно”, а сам думал: «Да отстаньте вы от меня, сам как-нибудь разберусь”. И сейчас я своим детям говорю то же самое, потому что я понимаю: родители были правы. А они тоже кивают».

Старшие дочки уже пробуют себя в самых различных сферах — кикбоксинг, программирование, робототехника, 3D-моделирование. Правда, большинство новых пристрастий заканчиваются так же быстро, как и начинаются. Но папа особо и не настаивает. У него на этот счет свой подход. «Как устроен человеческий мозг? Мы изучаем новую для себя вещь — формируются новые синапсы. Эти нейронные связи потом вовлекаются в нашу интеллектуальную деятельность. Чем больше таких связей — тем проще тебе дается решение любой задачи. Я хочу, чтобы у них появился максимальный запас таких связей. А заодно и полезные навыки, которые пригодятся в жизни».

Впрочем, есть и обязательная программа — это английский и арабский языки, базовые кулинарные навыки, а также курсы кройки и шитья. «Мало ли что, — объясняет Магомед последний пункт. — Так выходит, что каждое наше поколение по разным причинам оказывалось в трудной экономической ситуации. Это не будет лишним».

Когда сын необходим

Ингушетию отличают строгость и многочисленность традиций, писаных и неписаных правил. Это своя железная социальная логика, которую сложно понять непосвященному. И, углубившись в суть, оспорить ее непросто. Здесь женщины, в большинстве своем, носят хиджабы при посторонних, но и у мужчин тоже есть дресс-код и не меньшие моральные обязательства. Здесь младший обязан вставать при приближении старшего, даже если разница в возрасте минимальная. Здесь вся ответственность за содержание семьи ложится на мужчину, а женщина вольна тратить заработанные деньги на себя.

— Конечно, на практике все не так идеально, — признает Магомед. — В конце концов все зависит от конкретного человека, а люди разные. Есть и такие, кто в угоду своим слабостям, традиции могут с ног на голову перевернуть. Но это уже на их совести.

По его словам, культа мальчишек в республике нет. Но говорить о том, что ты хочешь именно сына, принято. И это отчасти тоже связано с традициями.

Магомед Оздоев и его детиФото: Николай Жуков

«Количество сыновей больше не определяет благополучие, достаток и статус семьи, но ценность мужчины как социального элемента, по крайней мере в Ингушетии, все еще высока. Мужчина представляет семью, ее интересы в общественных институтах, на всех мероприятиях, в отношениях с другими семьями. А когда сестры выходят замуж — им важно знать, что у них есть брат, который за них готов вступиться в случае чего».

Рождение ребенка меняет в жизни все, в том числе и нас самих. Хотя точнее будет сказать, что ребенок нас не меняет, а активизирует те наши качества и черты характера, которые до этого не были задействованы или которым мы не позволяли проявляться. Не зря говорят, что дети это отражение нас самих – они действительно открывают все самое лучшее и худшее в нас. И в результате рождение детей меняет нас так, что мы порой заново начинаем узнавать себя после того, как становимся родителями.

Прекрасно, когда вместе с рождением детей мы обнаруживаем в себе положительные качества.

Решительность

Дети нередко заставляют нас быть более решительными, смелыми, ведь мы готовы делать для них то, что никогда не сделали бы для себя. Мы становимся требовательны и бескомпромиссны, открываем в себе способность громко заявлять о том, что нам нужно – ведь это нужно ребенку. Мы уже не дожидаемся скромно свой очереди, а идем напролом, если только понимаем, что промедление грозит неприятностями нашему чаду, или если только нам так кажется.

Терпение

Дети показывают нам, насколько мы можем быть терпеливы, как можем раз за разом повторять одно и то же, спокойно воспринимать все сложности, рутину, капризы, беспорядок.

Безусловная любовь

Мы вдруг открываем в себе способность просто любить, за все прощать, все принимать.

Философское отношение к жизни

Дети учат нас видеть по-настоящему важное в жизни и не обращать внимание на то, что того не стоит. Мы начинаем гораздо проще относиться ко многому, что раньше казалось недопустимым, непозволительным, неправильным. Начинаем легче относиться к отсутствию порядка и покоя, к шуму, суете, к невозможности в большинстве случаев следовать плану. Раньше мы не могли уснуть, когда в комнате тикали механические часы, а теперь засыпаем при свете, при мультиках, сидя, стоя и просыпаясь по шесть раз за ночь.

Дети учат нас быть более гибкими, мобильными, предприимчивыми, изобретательными.

Как дети меняют нашу жизнь

Однако с рождением детей мы открываем в себе не только хорошее. Мы можем вдруг узнать, что способны орать и швыряться вещами, потому что устали или не выспались, потому что не в силах больше выносить монотонность будней и невозможность уделять время себе. Мы вдруг понимаем, что не во все моменты мы можем любить, и когда чадо плачет и просыпается без конца при отсутствии видимых причин, испытываешь что угодно, но только не чувство всепоглощающей любви.

Мы вдруг осознаем, что в нас не вызывают большого восторга детские игры, песенки, книжки и другие забавы и что мы чувствуем только скуку, когда нам приходится все же участвовать во всех этих делах. Невольно закрадется вопрос – а хорошая ли я мать, если так отношусь ко всему?

Кроме того, дети вскрывают все существующие проблемы в парах – соперничество, недовольство, разные взгляды на жизнь. Дети открывают в нас то, что до их рождения мы старались скрывать, игнорировать, относительно чего надеялись, что это никогда не догонит нас.

Дети многому нас учат

Не зря говорят, что дети – наши лучшие учителя. С ними мы и правда проходим порой довольно жесткую школу и просто вынуждены меняться, причем не только для себя, но и для детей. Ведь в какой-то момент мы начинаем понимать, что просто не можем научить ребенка чему-то, подать ему пример, потому что сами не умеем этого. И бесполезно повторять ему, как надо делать правильно, ведь он все равно будет копировать наши поступки, а не прислушиваться к нашим советам. Поэтому ничего не остается, как снова работать над собой, расти, развиваться, учиться новому, чтобы потом научить этому ребенка.

Вообще появление детей в нашей жизни часто служит стимулом к развитию. Во-первых, конечно, благодаря родительству мы расширяем свои границы, зачастую становимся сильнее, мудрее, меняется наше видение всего происходящего в жизни. Появляются новые направления в нашей деятельности, о которых мы не помышляли раньше.

Дети вдохновляют

И тут два слова хочу сказать о психологе Оксане Степановой, чудесном, теплом человеке. Ее деятельность во многом связана с теплой детской темой. Она сказкотерапевт, специалист по семейной терапии, руководитель психологического центра «Идиллия» в г. Краснодаре, автор книг в том числе для детей и для «особенных детей» – это сказки, методики с метафорическими картами, письма к дочери и прочие интересности, основанные на собственном жизненном опыте.

Прекрасно, когда дети приносят в жизнь столько любви, тепла, душевности. Хотя разве обошлось без трудностей? Конечно нет. Но главное, что и наши трудности вдохновляют нас на многое в жизни, дают нам тот опыт, которым мы можем делиться с другими, как это случилось и с Оксаной. И если вы ищете не только знающего специалиста, но и душевного человека, который способен понять и почувствовать, то этим человеком может стать именно Оксана Степанова. Очень рада, что мы познакомились с ней, и всегда так приятно общаться, Оксана и сама – солнечный зайчик!

Все к лучшему

И в заключение можно только еще раз сказать — да, дети меняют нас. И, наверное, просто не стоит этого бояться. Конечно, не слишком приятно узнавать о себе, что ты далеко не всегда можешь быть тем прекрасным родителем, которым тебе хотелось себя видеть, что ты вообще далеко не такой чудесный человек, как всегда думал о себе.

И все-таки все то, что мы узнаем о себе, когда у нас появляются дети, – это не повод для чувства вины, для самоедства, уничижения и отчаяния. Это возможность стать еще мудрее, научиться видеть больше, чувствовать тоньше. Кроме того, не надо забывать и обо всем хорошем, что наши дети открывают в нас, ведь этого тоже так много.

Так что хотя рождение детей меняет нас, это тоже все к лучшему. Главное, правильно распорядиться этим опытом, этим новым знанием о себе.

Размышления о маме: ее больше нет

Кто из нас не помнит детскую песню:
«Мама – первое слово,
Главное слово в каждой судьбе,
Мама жизнь подарила,
Мир подарила мне и тебе».
Действительно, невозможно переоценить вклад матери в жизнь своего ребенка. Почти все книги о детском развитии – это, по сути, книги о взаимодействии матерей и детей. В любой долгосрочной терапии какое-то количество терапевтических сессий посвящено ранним отношениям клиента с матерью.
Те модели, которые сложились в раннем детстве, зачастую повторяются во взрослых отношениях. Поэтому особую важность для каждого человека приобретает переосмысление этих воистину судьбоносных отношений – отношений с собственной мамой.
Я хочу поговорить о некоторых аспектах отношений с матерью, возникающих в долгосрочной терапии. Самые часто встречающиеся модели работы можно свести к некоторым типичным «шагам».
Реклама
Клиент рассказывает о маме как о святой. На фоне пьющего отца или его невключенности в жизнь семьи мама делает все правильно, идеально и с глубоким смыслом. Постепенно клиент начинает больше понимать про маму, и любовь сменяется агрессией. Этапы терапии: «святая мать» – «мать – ведьма».
Клиент изначально приходит с историей «мать – ведьма».
И в том, и в другом случае мы сталкиваемся с тем, что у клиента много разных чувств по отношению к матери – злость, обида, ненависть, ярость. И наступает тот день, когда клиент сам – или при поддержке терапевта – осознает желание выразить все свои чувства матери (если она жива и доступна).
И ничего не подозревающая мать получает за все: за некупленную 30 лет назад куклу; за порванную в припадке злости одежду дочери, собиравшейся в 14 лет на свидание с 25-летним кавалером; за то, что заставила поступить в ненавидимый вуз; за то, что прочитала дневник; за то, что не развелась/развелась с отцом. Список огромен.

Клиент свято уверен в своей правоте. Действительно, его чувства и переживания настоящие, он реально обижен и зол. Ошибка в одном – той матери, к которой обращены его чувства, уже давно нет. Та мать осталась в 1965 или 1981-м году.
Это та мать – женщина из прошлого – истерично кричала, била своих детей, вела странный образ жизни, любила сына и дочь по-разному… Это ей адресованы все слова, вся та ярость, которая сдерживалась 10, 20, 30 лет.
Реклама
Той матери уже нет. Сегодняшняя мать – другая женщина. Она уже, возможно, давно забыла события прошлого. Возможно, в тот момент она сама не знала, что делает: была одинока, в отчаянии, депрессии. И когда ребенок приходит и начинает предъявлять все претензии, она оказывается шокированной, обиженной, отвергнутой. Она не понимает – за что? Она старалась, она пожертвовала многим. Она была больна. Она не могла по-другому. Но взрослый ребенок не слышит – потому что ему важно наконец-то сказать матери все.
Но легче от этого не становится. Потому что прошлое не изменить. И потому что невозможно в реальности сказать об этом той матери. Поэтому, на мой взгляд, лучше использовать «виртуальные» формы контакта – говорить об этом пустому стулу, заместителю в расстановках, терапевту. И только проработав все аспекты обиды и злости, можно говорить с реальной мамой.

Клиент снова стал ребенком

В терапевтическом процессе клиенты часто начинают испытывать сильнейшую злость и ярость по отношению к своей матери. Эти реакции могут касаться:
Реклама

• Прошлых событий.

• Актуальных событий.

В норме злость, раздражение, ярость и другие проявления агрессии служат для восстановления границ, для сообщения, говоря словами Виктора Цоя, другому человеку: «Руки прочь, прочь от меня». И иногда деструктивные, разрушающие Я клиента отношения действительно нуждаются в трансформации.
Например, важно начать жить собственной жизнью без оглядки на маму и поиска ее одобрения – тогда агрессия как способ восстановления границ является важным терапевтическим средством.
Также при воспоминаниях о прошлом у клиента актуализируется вся та боль, обида, отчаяние, с которыми он сталкивался, будучи ребенком. И вполне естественно, когда часть его терапии посвящена проработке детства.
Но зачастую клиент годами ходит «по тем же дорогам». Нет работы – виновата мама: она в детстве полностью блокировала мою поисковую активность. Нет девушки – виновата мама: ей никогда не нравились мои подружки. Развелась с мужем – виновата мама: не предоставила в детстве хорошую модель для подражания, ругалась с отцом. Плохие отношения с собственными детьми – виновата (угадали!) мама: я воспроизвожу семейный сценарий.
Эта песня может быть вечной. Почему, спросите Вы? Да потому, что клиент в этой ситуации вновь становится ребенком. Он бесконечно ходит по кругу: проблема – регресс – Я снова ребенок – во всем виновата мама.
Реклама
Мы все иногда регрессируем, и в этом состоянии опять испытываем злость и беспомощность. Для того, чтобы «пере-жить» все обиды и несправедливости, допущенные по отношению к клиенту в детстве, они должны проявиться и быть обсуждены и проработаны с должной глубиной. Кому-то на это нужно меньше, кому-то больше времени.
Но я часто встречаю людей с рентной, совершенно детской установкой. Такой человек ни в чем не виноват – это все мама. Но почему, спрашиваю я себя, он семь лет пробыл в гештальт-программе, прошел 243 часа личной терапии и семь спецкурсов по травме, работе с детьми, ходил на расстановки и на психодраму – и до сих пор во всем винит маму? И сама же себе отвечаю – он не хочет расти.
Он не готов принимать ту самую пресловутую ответственность за свою жизнь на себя. Ему выгодно оставаться в детской, обвиняющей позиции. Не взрослеть. Не говорить – в этом виноват я, в этом – и я, и обстоятельства. Ведь мама уже давно ни при чем ни к мировому кризису, ни к неспособности осознавать и менять свое поведение в 40 лет, ни к… Можно долго перечислять. Но главная идея проста: клиент обвиняет во всем маму – значит, он опять регрессировал и стал маленьким.

Что делать?

На первом этапе – слушать историю и все возникающие чувства, облегчать их выражение, контейнировать, сопереживать.
На втором этапе – расширять контекст, видеть отношения «мать – клиент» на фоне семейных, социальных отношений, находить другие коннотации и интерпретации кроме тех, где «она была психопаткой», «чудовищем», «монстром».
Реклама
На третьем – помогать дифференциации клиента от матери, «растить» его до взрослого состояния, смиряться с тем, что мать была несовершенна, но дала жизнь, как-то заботилась.
На четвертом – повзрослеть и наконец заняться актуальными проблемами – растить собственных детей, искать мужа, зарабатывать деньги, менять работу.
Чтобы стать взрослым, клиенту придется вылезти из штанишек детских обид, принять прошлое, переосмыслить его и двигаться дальше. И даже если понадобится достаточно много времени, задача клиента – повзрослеть, и так, чтобы его не «выбрасывало» в трехлетний возраст от каждого звонка мамы, чтобы он не пил валерьянку перед приходом ее в гости, чтобы не чувствовал себя каждый раз под увеличительным стеклом при общении с ней.
Мама – это человек. И клиент – это человек. Он ходит на терапию как раз для того, чтобы повзрослеть, и его задача – не изменить маму, а измениться самому.
Наконец-то вырасти!

Какая из мам твоя?

Когда клиент говорит о маме, у терапевта возникает иллюзия, что он точно знает, о чем идет речь. Такая же иллюзия существует и у клиента. Однако и тот, и другой могут искренне заблуждаться на этот счет.
Очевидно, что мама – одна-единственная. И при этом каждая мама одновременно представлена легионом различных своих и чужих ипостасей. И не всегда понятно, о какой именно маме идет речь в данный момент времени.
Мы уже обсуждали, что есть мама – человек, реально присутствующий в жизни клиента. И эта самая мама делает что-то, что вызывает много переживаний у клиента. Например, звонит ему каждое утро в 7 часов – даже в воскресенье, хотя он просит этого не делать, а телефон отключить не может из-за работы. Или ругает его, как ребенка. Или вмешивается в отношения с внуками. В общем, многое из того, что происходит в жизни клиента, связано с вполне реальной мамой и ее продолжающимися злокозненными действиями или партизанскими вылазками на территорию клиента.

Но иногда бывает, что ее нет – она умерла, или находится в приюте для пожилых людей вместе со стариком Альцгеймером, или вежливо общается и приходит только после предварительного звонка. То есть с клиентом в реальной жизни либо никак не взаимодействует, либо взаимодействует весьма и весьма прилично. И тогда на что жалуется клиент? О чем он?
Ах да – о материнском имаго, о том образе, который сохранился с давних лет. Но мы то знаем, в какие причудливые игры разума мы играем каждый день со своим прошлым. И тогда терапевт имеет дело с воспоминаниями – тщательно отретушированными многолетними волнами океана памяти.
То есть правильнее, исследуя эти воспоминания, периодически отвечать на вопросы: «Почему эта тема актуализировалсь «здесь и сейчас?», «Что клиент думает и чувствует сегодня в связи с событиями из прошлого?» и т.п.
Эта тема может всплыть потому, что он не способен напрямую сказать терапевту о своей злости и неудовлетворенности терапевтическими отношениями. И вместо обсуждения происходящего на сессии и всех своих переносных реакций в адрес терапевта он вновь и вновь охотно говорит о маме. Опытного терапевта на мякине не проведешь, и он либо сразу, либо через полгода обязательно задаст клиенту вопрос: «А как то, что было у Вас с мамой, проявляется в наших отношениях?»
Мы знаем, что терапевт во время терапии достаточно регулярно на время «превращается в маму» – то в добрую и хорошую, то в злую и плохую. И иногда одновременно и в хорошую, и в плохую. Амбивалентность!
Но откуда клиент узнал о «хорошей» и «плохой» маме? Правильно, «наелся интроектов» – чужих идей, убеждений, мнений. Так, еще в 50-е считалось, что маленьких детей не стоит долго держать на руках – покормили – и в люлю. Плачет – легкие развивает. На деревню к дедушке-бабушке до школы отдали – скажи спасибо, что не в круглосуточные ясли.
Но парадигма изменилась. Опыты на обезьянках, теория привязанности, страшные книги о матерях-ведьмах сделали свое дело. И теперь клиент зачастую сравнивает свою маму с идеальной – которая в голливудских фильмах и книжках или у соседа Пети – и говорит себе: моя была просто ужасна.
Или сравнивает с ужасной – которая в голливудских фильмах и книжках или у соседа Пети – и говорит себе: моя была просто прекрасна. То есть присутствуют прекрасная (идеал), ужасная (антиидеал) и сохраненная в памяти ксерокопированная мать, которые бесконечно тасуются между собой, как карты, не являющиеся территорией. И какая карта выпадет на терапевтическом сеансе – никогда не узнаешь заранее.
А иногда клиент «жульничает». Не специально. Просто ему очень нужна поддержка, а он может ее получить, только если очень бедненький и несчастненький. Или в жизни много проблем. Или просто плохо. Но Вы, уважаемые читатели, уже давно поняли, кто во всем виноват. И тогда на всех картах один портрет – злая ведьма.
Искушенный читатель возразит – а если оно так и есть? Если мать была исчадием ада? Избивала ребенка? Пила беспробудно? Отправляла воровать? Заставляла спать с сожителем?
Да, и такое случается. Иногда мы имеем дело с серьезной травматизацией клиента – и физической, и психической. И тогда это – особая работа по восстановлению целостности переживаний, образа Я и образа мира. Но здесь я не беру эти крайние случаи.
Я говорю о среднестатистической, обычной матери, которая иногда кричала, иногда наказывала, иногда любила, иногда говорила, что не любит. И очень эмоционально – типа «Зря я тогда не сделала аборт!»
Но ведь не сделала. Хотя могла. И слова совершенно дурацкие произносила, и вела себя не совсем разумно – мы-то уже сейчас это понимаем… И хорошо, что понимаем и можем это обсудить с терапевтом.
Потому что есть еще одна мать – это великая и ужастная мать, или даже сам архетип великой матери.
Это мать, дающая жизнь. Мать-матка, плодородная, щедрая, заботливая. Мать, живущая для того, чтобы отдавать, заботиться, любить.
И мать, забирающая жизнь. Мать-сыра земля, беспощадная и одинаково относящаяся ко всем. Это мать-смерть, которая косит свой урожай.
Эти ипостаси тоже могут актуализироваться во время терапии. Вот возникла великая мать, и клиент жалуется, что она могла дать (денег… любовь… поддержку… совет), но не дала, потому что пожалела. Всемогущая мать – потому что у клиента есть иллюзия: она все могла и все знала, но не подсказала, не помогла, не дала, не спасла…
И тут же мать ужасная – ждет моей смерти, ненавидит, пьет кровь, травит душу.
А теперь представьте, что это исчадие ада – тощая старушка 85-ти лет, путающая дни недели и забывающая имена. Есть ли шанс увидеть ее такую, как она есть – реальную? Пока она не ушла навсегда? В ту самую сырую землю или в тот мир, где у людей другая реальность.
Клиент приходит к нам с историей. С нарративом. И там много матерей. Там его родная мать, бабушки – матери, воспитательницы детского сада, матери друзей. Матери из масс-медиа. Архетипическая мать (тоже не одна). Шизофреногенная мать (мифическая, но все же!). Мертвая мать (которая сама травмирована). Очень-даже-живая-и-активная мать, называемая в простонародье гипреопекающей.
И, конечно же, мать-терапевт, кормящая клиента своими интерпретациями (даже если терапевт – мужчина). Поэтому иногда важно понять, к какой матери обращены послания? Какой матери не хватило и не хватает сейчас? Какая мать была «в избытке»?
И так – от целостности через деконструкцию на элементы – мы с клиентом медленно движемся к новому гештальту, к новому нарративу. Мы не принимаем на веру слово «мать», потому что никогда точно не знаем, какая из них сейчас нужна клиенту, и поэтому он снова и снова вспоминает о ней. Мы просто очень медленно движемся, пробираясь сквозь чащу разных материнских ролей и ипостасей, к объединению всех матерей в целостный образ. К разъединению всех спутанных образов для того, чтобы найти свою настоящую маму.
Маму, которая, несмотря ни на что, дала жизнь.

У мамы тоже была мама

Многие люди не любят искать причинно-следственные связи. Дескать, как есть – так есть, да и не изменишь теперь то прошлое, которое у тебя было. Действительно, есть факты из жизни каждого, которые никак не превратишь во что-то другое. Но их можно понять.
Одной из важнейших историй нашей жизни, нуждающейся в понимании каждого из нас, является история жизни нашей матери. И прежде всего – ее отношения с собственной мамой и семьей.

Попробуйте ответить на несколько вопросов:

• В каком году на свет появилась Ваша мать?

• Каким по счету ребенком она была в семье?

• Как к ее появлению на свет относились ее родители?

• В каких условиях жили ее родители?

• Что за время было в жизни страны?

• Какими людьми были ее отец и мать?

• Были ли у родителей после нее дети?

• Была семья бедной, средней или богатой?

• Любила ли Вашу маму ее собственная мать?

• Какой она была в детстве? О чем мечтала?

• Как она училась в школе?

• Смогла ли она получить то образование, которое хотела?

• Были ли у нее в жизни по-настоящему близкие люди?

Эти и многие другие вопросы помогут расширить фокус восприятия, понять, что Ваша мама, как и Вы – «продукт» множества разных отношений, условий, обстоятельств. Она не сразу стала такой, какой Вы ее знаете. Ее детство, ее родители, школа, окружение, ожидания и чаяния, надежды и мечты – все «по капле» формировало ее личность, ее взгляды, ее представления.
Когда-то она была другой – наивной маленькой девочкой, которой хотелось тепла и заботы; робким подростком, не уверенным в своей внешности; девушкой, которая ждала любви. И что-то получалось, что-то – не очень.
Возможно, в ее жизни были взлеты и падения. Возможно, где-то произошел надлом: пьющий отец или муж, насилие, хроническое пренебрежение или отвержение, бедность, неуверенность, одиночество. Со временем она стала такой, какой Вы ее знаете и помните. Но она – не монстр, не злокозненная ведьма, не исчадие ада. Но в ее жизни были травмы и потери, смерти и разлуки, предательства и обманы. Так случилось – и она изменилась.
Она – всего лишь человек со своей жизненной историей. И от того, были ли в ее жизни те, кто утешал ее, когда она плакала; протягивал ей руку помощи, когда она в этом нуждалась; заботился и опекал, когда ей было страшно и одиноко; поддерживал, когда она сама не справлялась – зависит, умеет ли она делать то же самое для Вас.
Иногда, погружаясь слой за слоем в семейную историю, мы видим целый сонм матерей, не способных дать своим детям то, в чем они нуждаются, потому что сами этого не получили. Мама, бабушка, прабабушка – они стоят друг у друга за спиной, счастливые или несчастные, сильные или надломленные, радующиеся или скорбящие.
От поколения к поколению они передают через общение с собственным ребенком опыт своего общения с матерью. И, возможно, Вы – то самое звено, которое остановит поток боли, агрессии, отвержения, сверхвключенности, контроля.
Остановит через эмоциональное сопереживание собственной матери и понимание, что ей тоже было нелегко.
Найдите старый альбом с фотографиями. Посмотрите в глаза своей мамы. Какой она была тогда – до того, как Вы появились на свет? Посмотрите в эти глаза так, будто Вы встретились с ней в реальности. Мысленно спросите ее о том, что для Вас важно. И, закрывая альбом, скажите только одно: «Я ничего о тебе не знаю, мамочка».

Компенсации не будет

У каждого из нас в жизни наступает момент, когда мы понимаем, что травмированы нашими матерями. И эти травмы у кого-то давно превратились в небольшие аккуратные шрамы, у кого-то – кровоточат по сегодняшний день. Кто-то справился самостоятельно, кто-то обратился за помощью к психологу. Как бы Вы не обходились со старыми травмами, важно понять простую вещь: компенсации не будет.
В детстве всем нам читали сказочные истории, в которых торжествовала справедливость. И мы верили в них. Верили, что если мы будем держать спину ровно, есть манную кашу, вежливо разговаривать со взрослыми, делать уроки, то все будет хорошо, и награда найдет своего героя. Но жизнь далека от сказки, где за страдания Золушка получает в мужья Принца, Белоснежка оживает, Аленушку вытаскивают со дна речки, а злая мачеха или ведьма наказаны.
Реальность жестока. Как писал Терри Пратчетт:
«Возьми вселенную, разотри ее в мельчайший порошок, просей через самое маленькое сито и покажи мне атом справедливости или молекулу жалости».
Но, к сожалению, идея справедливости прочно засела в наших головах, как и идея о том, что зло будет наказано, правда восторжествует, и мама наконец-то поймет, что натворила. Печаль в том, что это – утопия 🙁
Взросление связано и с тем что мы начинаем понимать: не все наши мечты и желания сбываются. И красивая картинка, где мама, склонив голову, просит прощения за то, что сделала, остается почти всегда только продуктом нашего воображения.
Мы – те люди, которые жаждут получить любовь, признание, извинения. И мы – те же самые люди, которые отвечают за этот процесс. Через боль и разочарования, через страдания и надежду мы прозреваем – через год или 20 лет терапии, самоанализа, копания в книгах и чужих душах.
Мы прозреваем и понимаем – мама не придет. Она не извинится. Она не поцелует и не скажет: все будет хорошо. Не посадит на колени. Не скажет: «Я горжусь тобой». Не принесет конфет. Не заплачет над нашей судьбой. Не признает свои ошибки.
Этого не будет.
И только пережив всю глубину разочарования, попробовав в стотысячапервый раз поговорить с ней и оставив надежду, мы наконец поворачиваемся лицом к своей жизни. Мы ищем людей, которые будут относится к нам более бережно и нежно, чем мама. Людей, которые способны просить прощения и компенсировать нашу боль. Людей, которые остаются рядом, несмотря на нашу обиду и злость.
И мы меняемся вместе с этими людьми, становимся мудрее, понимаем, что Вселенная с безразличием взирает на нас и наши отношения. И цена за это взросление – отказ от волшебной идеи компенсации, отказ от идеи балансов «давать-брать». Мы ничего не получим за страдания, никто их не конвертирует в Принца, деньги или любовь.
Никто, кроме нас самих.