Только в больной, чудаковатой голове могла возникнуть такая идея, как у известного в Кувейте политика и телеведущей Салвы аль-Мутаири: она ни много — ни мало предложила покупать для утех кувейтских мужей немусульманских наложниц из числа захваченных в плен. Чтобы мужья в Кувейте не изменяли женам, а расслаблялись с наложницами — это изменой, напомнила журналистка, не считается. И для этой цели подойдут, провозгласила теледива-политик, «русские женщины, находящиеся в плену в Чечне».
Причем свое предложение озвучила женщина, благочестиво укрытая хиджабом.
Если это и большая кувейтская политика, пиар, то он явно рассчитан исключительно на избирательниц — они-то вряд ли знают, что происходит сегодня в Чечне и где она вообще находится на карте. За то идею прекратить походы «налево» своих мужей кувейтки точно примут на «ура». Однако, до сих пор все попытки Салвы аль-Мутаири пробиться в местный парламент кончились фиаско. И хорошо, что так, иначе, как знать, вдруг странная политесса довела бы свое дикое предложение до уровня закона? Телеведущая даже предложила для экспорта белых женщин в Кувейт создать специальные секс-агенства. У арабского халифа из династии Аббасидов Гарун-аль-Рашида, привела она цифру, было 2 тысячи наложниц.
Надо отдать должное гражданам Кувейта. Большинство из них уже осудило бред озабоченной телеведущей. А блогосфера взорвалась. Телеведущей предложили представить себя секс-рабыней, например, в Ираке.
Со своей стороны предложим журналистке попробовать себя в этом качестве где-нибудь на Северном Кавказе, раз уж она сама о нем заговорила. Чтобы прочувствовать состояние женщины, которой телеведущая уготовила роль секс-утехи. Не помощь в ее освобождении, что реально могла бы сделать женщина-политик для несчестной женщины-жертвы, а судьбу рабыни. Надо бы на себе было опробовать предложение, прежде чем озвучивать. С трибуны-то каждый кричать может. Вот тогда интересно было бы послушать смелую дамочку в хиджабе.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Дамир хазрат Мухетдинов, первый заместитель председателя Духовного управления мусульман европейской части России:
— В Средневековье, когда велись военные действия, понятие наложниц существовало. Это присуще не исламской религии как таковой, а просто общие правила той эпохи. Женщин, попадавших в плен, брали в гаремы, чтобы не убивать их, а в случае рождения ребенка они становились свободными и пользовались всеми правами.
Сегодня идея из Кувейта выглядит абсолютно абсурдной — нет религиозных войн, и данная инициатива — это личная инициатива телевизионщицы, которая происходит от ее представлений о мире и об отношениях между мужчинами и женщинами. И мы никак не можем ее разделять ни с богословской точки зрения, ни с позиций человеческой морали.
Я не могу назвать ни одного подобного прецедента в отношении государств Персидского залива, того же Кувейта, Катара например, и уверен, что заявления этой дамы прежде всего обязаны опровергнуть и поставить в рамки вне закона мусульманские ученые Кувейта. Тем более что именно в Кувейте базируется международный центр Срединного пути, умеренного ислама, который пропагандирует общечеловеческие морально-этические нормы.
Содержание
Отношение командира к пленным показывает, можно ли доверить ему своих солдат
Идет обмен пленными в Украине: Киев меняется людьми с Донецком и Луганском. Разговор идет о многих сотнях пленных. Спорят: кто лучше их содержит? Что-то вроде соцсоревнования: каждая сторона рассказывает, как пленные спят на белых простынях. По телевидению показали занятный сюжет. Там военный по мобильному телефону радостно сообщает родным: «Я уже в плену»
Обмен военнопленными в пригороде Донецка, 12 сентября 2014 года
Reuters
Идет обмен пленными в Украине: Киев меняется людьми с Донецком и Луганском. Разговор идет о многих сотнях пленных. Спорят: кто лучше их содержит? Что-то вроде соцсоревнования: каждая сторона рассказывает, как пленные спят на белых простынях. По телевидению показали занятный сюжет. Там военный по мобильному телефону радостно сообщает родным: «Я уже в плену»…
Афганистан
Первого пленного моджахеда, или душмана, как мы, советские воины, их называли, я увидел почти 30 лет назад, в октябре 1985 года. Это было в пустыне, перед Кандагаром.
Несколько солдат и офицеров били его ногами. Вокруг было много наших, но не раздалось ни одного голоса в защиту этого человека. Кажется, его так и забили.
А потом там, в пустыне, мы мылись в бане (в батальоне 70-й мотострелковой кандагарской бригады). И разговоры были хорошими. И мы были нормальными, а того пленного афганца даже не вспоминали, как будто его и не было.
Через несколько месяцев после этого я увидел двух афганцев — связанных, лежащих на асфальте перед зданием штаба кандагарской бригады. Они были ранены, но никаких стонов не издавали. К ним подошел военный медик и вколол промедол. А потом сказал нам, улыбаясь: «Теперь им хорошо».
Поздней осенью 1987 года четверо наших пьяных военных, вопреки строжайшему запрету, ушли в афганский дукан (магазин) в поисках халявного спиртного. У нас действовал тогда «сухой закон».
Афганцы захватили их. Было это в Пули-Хумри.
Своих мы тогда действительно не бросали. А в Афганистане для нас это было ЧП, командирам и замполитам грозило серьезное наказание — вплоть до разжалования.
Наши на танках, БМП и БТРах окружили кишлак, захватили ровно 24 человека (по курсу один к шести) и вынудили афганцев обменять наших разгильдяев на людей, никакого отношения к моджахедам не имевших.
Обмен четверых наших балбесов на мирных афганских жителей был снят на видео. Потом его копировали, и много лет спустя мой экземпляр ребята из «Взгляда» показали по Первому каналу.
К тому времени я уже был в Чечне.
Чечня-Ичкерия
На второй или третий день пребывания в Чечне (конец 1995 года) я увидел, как 18-летнего мальчика-солдата, побывавшего в плену у ичкерийцев, прогоняли сквозь строй. В Афганистане такого быть не могло.
Как солдат оказался в плену? Был на блокпосту. По нужде вечером пошел в кусты. Удар по голове — и он в плену. Через некоторое время его как-то обменяли. Как только оказался у своих, его побили и бросили на гауптвахту. Там инсценировали расстрел.
На следующий день на утреннем построении той части 205-й мотострелковой бригады, которая дислоцировалась в районе грозненского аэропорта, командир вывел его, поставил перед строем… и стал унижать. Все это было похоже на рассказ Льва Толстого «После бала». Видимо, граф тоже наблюдал подобную картину.
Солдатика, побывавшего в плену, провели сквозь строй. Били (с удовольствием) ногами по заднему месту и словесно издевались.
Через несколько дней я увидел этого солдата в Ханкале, дневальным в танковом батальоне. Упросил комбата, тогда майора Ивана Петровича Белкина, отпустить этого солдатика в отпуск. Майор Белкин к герою Александра Сергеевича Пушкина никакого отношения не имел, кроме того, что его полный тезка, и еще был хорошим мужиком, подписал солдатику отпускной билет. Сам же я написал родным солдата письмо, чтобы они после отпуска его куда-нибудь перевели и в наше «болото» больше не пускали.
Слава Зайцев
Нет, не модельер. Просто в этом мире все так переплетено: Толстой, Пушкин, Зайцев, Белкин…
В 1995 году рядовому Вячеславу Зайцеву было лет 19, и он служил в 1-м батальоне 205-й бригады. Где-то осенью 1995 года рядового Зайцева и еще несколько солдат откомандировали из Ханкалы в Гудермес.
Солдатики забрели в местное кафе, которое во время войны успешно работало. И средь бела дня шестеро солдат российской армии оказались в плену у чеченских боевиков.
Командовал боевиками будущий Герой России Сулим Ямадаев.
Судьбы шестерых пленных сложились по-разному. Кого-то расстреляли, кого-то выкупила мать. Славу Зайцева удалось освободить через полгода, весной 1996-го. Обменивал его мой товарищ — полковник Вячеслав Пилипенко. К этому времени боевики отбили рядовому Зайцеву селезенку, ее пришлось удалить.
Как водится, после освобождения из плена на полуживого Зайцева его доблестные командиры возбудили уголовное дело. (Обычно дела возбуждались «за самовольное оставление части».) Получалось: сам виноват, что оказался в плену. Особенно в этом случае поусердствовал заместитель командира батальона с героической фамилией Водопьянов (впоследствии он окончил Академию военной разведки).
Как сейчас помню этот момент. Сажаю уже немолодую маму Славы Зайцева в БМП и везу через весь Грозный из Ханкалы в район аэропорта, где размещались военные прокуроры. Объясняю им ситуацию. Слава богу, что эти ребята были вменяемыми. Получаем отказ в возбуждении уголовного дела.
А потом хорошие люди помогли Славе с учебой: он получил высшее образование в Москве. Женился на девушке из ближнего Подмосковья, родили ребенка…
Заложники и пленные чеченской войны, освобожденные автором этой статьи и офицерами, о которых он рассказывает
Фото из архива
Пленный — не человек?
В конце 1995 года от Главкомата Сухопутных войск в Чечню направляли офицера с формальной задачей — работать по освобождению пленных. Всего лишь одного офицера, без всяких полномочий, что он мог сделать? Не имея ни опыта такой работы (даже теоретического), ни четких инструкций. Прокантовавшись месяц-полтора на Ханкале, он возвращался в Москву, и его сменял другой офицер. Что это было? Скорее дань времени. Ведь там, в Чечне, воевала как бы «новая Россия», которая стремилась в Европу, пыталась открыть себя всему миру. Но оставались мы сами собой, с нашей скифской дикостью. И было это видно во всем и, конечно, в отношении к пленным: что к своим, что к чужим. Ты российский солдат, в плен попал — твоя вина. Оказалось все как прежде: российский военный, как и советский, должен умереть, но не сдаться. Это его долг перед Родиной. А вот если попал в беду, долга Родины перед ним — нет. Эту конструкцию я готов был бы принять, если бы не знал точно, что от имени Родины говорят и действуют совершенно конкретные люди, которым ни Родина, ни ее Закон такого права не дают.
У этих людей позиция такая: после плена с вами разберутся прокуроры, тюрьма вас ждет. Такая судьба и ждала большинство наших военных. Кроме контрактников, которых боевики, как правило, сразу расстреливали.
Такая традиция сохранялась в отношении не только солдат, младших и старших офицеров. Я вспоминаю о генерал-майоре МВД Геннадии Шпигуне, похищенном боевиками из самолета рейса Грозный—Москва весной 1999 года.
Недавно Следственный комитет снова поднял эту проблему. Почему за 8 месяцев, что генерал Шпигун был в плену, ни МВД, ни другие структуры не предприняли должных мер по его освобождению, а те должностные лица, которые что-то там предпринимали, — всячески устраняются от дачи показаний? Ответ на этот вопрос следствие не получит, если тщательно не допросит тогдашнего министра внутренних дел России, генерал-полковника, Героя России Владимира Рушайло и некоторых его подчиненных, в частности, нынешнего министра внутренних дел Карачаево-Черкесии генерал-майора Казимира Боташева…
* * *
В плену и заложниках были не только военные, но и гражданские: волгодонские строители, женщины, старики, дети…
Самым старшим из заложников, которого я знал, был Михаил Луарсабович Дуишвили. Ему в момент пребывания в неволе, осенью 1996 года, было 76 лет. Плен сказался на его здоровье. Через некоторое время он тяжело заболел… и умер. Его родные выполнили его волю, похоронив на родине, в селе Дуиси, в Панкисском ущелье Грузии.
Слева — Леночка Мещерякова
А самой юной заложницей — Леночка Мещерякова. Ей было три года. В неволе ее держали более полугода. Она жила в погребе, а над ней резвились дети человека, заточившего ее в неволю.
Когда ее освободили, она нуждалась в лечении и реабилитации. Все это в течение нескольких лет в Санкт-Петербурге организовывал известный правозащитник Антуан Аракелян, который и сам прошел через ичкерийский плен.
А наш российский плен ничем не отличался от ичкерийского.
Многое зависело от людей, в чьей власти были пленники.
Ичкерийцы могли отрезать голову пленному, как, к примеру, это делал бандит Ибрагим Темирболатов. Наши идиоты тоже могли расстрелять, забить до смерти, утопить в канализации, отрезать уши уже мертвому невольнику. Я имел дело со всем этим. Разница в том, что Ибрагим Темирболатов все-таки ответил за свои преступления перед российским законом, наши убийцы — нет.
Полковник Виталий Бенчарский
С полковником Виталием Ивановичем Бенчарским, офицером главного штаба Сухопутных войск России, я познакомился в начале января 1996 года. Он возглавил тогда на базе в Ханкале работу по освобождению пленных.
Преодолеть то изуверское отношение, которое было в российских войсках к поверженному и плененному противнику, казалось невозможным. Можно было поплатиться собственной жизнью.
Зимой чеченских пленных держали в неотапливаемом помещении полуразрушенного офицерского клуба на базе в Ханкале. Кстати, соседние комнаты этого клуба использовались под гауптвахту для провинившихся российских военных. Летом пленников держали в яме.
Даже брат Руслана Хасбулатова, профессор Грозненского университета, тоже вместе с боевиками и мирными, как и он сам, жителями отсидел в такой яме, пройдя через пытки и побои. Остался жив, но так повезло далеко не всем.
Мовсар Хамидов — сейчас полковник центрального аппарата ФСБ России, в конце декабря 1994 года (тогда еще майор) «по ошибке» прошел через все ужасы российского плена: побои, пытки до потери сознания. Чудом остался жив. А его друг, капитан милиции, был убит…
* * *
…Уже через несколько дней после прибытия на базу в Ханкале полковнику Бенчарскому удалось освободить четырех бойцов 245-го полка (дислоцируется в Мулино Нижегородской области).
Он обменивал их под Шатоем в присутствии матерей пленных солдат. Взамен мы отдавали одного из боевиков. Боевик был забит нашими идиотами до смерти. На ногах не держался, его несли, и через час после обмена он умер. Увидев все это, матери пленных солдат завыли от страха.
Вернувшись в Ханкалу, полковник Бенчарский проверил, как содержат пленных ичкерийцев. Дело в том, что до него пленных держали секретно, даже от офицера, их обменивающего.
Зима была довольно холодная. А четверых пленных чеченцев держали в неотапливаемой комнате. Ни один из тех пленных никакого отношения к боевикам не имел, почти у всех были дети, у одного четверо. Доказывать что-то было бесполезно, да и некому. Бенчарский попросил командование, чтобы поставили в комнату хотя бы печку-буржуйку.
Начальники вроде бы дали указание, но на следующий день он… увидел комнату пустой. Оказалось, что старший лейтенант из спецназа, который обеспечивал охрану пленных, чтобы не возиться с установкой печи, — всех людей расстрелял. Бенчарский закричал на него. Тот бросил в ответ: «Ты тоже, полковник, ходишь под пулями, и спина твоя открыта». Офицер ФСБ, стоявший рядом, попытался успокоить и увел Бенчарского.
За убийство людей тот старший лейтенант никакой ответственности не понес…
Очень хорошо помню день рождения Виталия Ивановича. 15 марта: в этот день он освободил из плена еще двух бойцов. Их матери радовались, а он, полковник, сидел и плакал. На него с надеждой смотрели десятки матерей, а он знал, что им-то сыновей не вернет: их убили.
Через некоторое время полковник Бенчарский оказался с инфарктом в реанимации госпиталя имени Бурденко. Слава богу, спасли. Он друг всей редакции «Новой газеты».
* * *
Генералы были разными.
Один строил бригаду, чтобы унизить, прогнать сквозь строй пленного российского солдата. В назидание другим, чтобы живыми не сдавались в плен. В августовские дни 1996 года этот генерал собрал остатки мотострелковой бригады: солдат из ремонтно-восстановительного батальона и батальона материального обеспечения. То есть тех, кто никогда не держал в руках автомата, а только гайки, ключи, молотки и черпаки. И пошел в атаку по центральным улицам Грозного.
Боевики легко перебили почти всех. Немногие вместе с тем генералом вернулись обратно. Генерал-полковник Анатолий Квашнин, тогда командовавший Северо-Кавказским военным округом, сказал этому генералу: «Лучше бы ты остался там».
Но были и другие. До конца своих дней буду помнить слова командующего Объединенной группировкой войск в Чечне генерала Вячеслава Тихомирова: «Я отменяю любой свой приказ, если он будет препятствовать освобождению пленного». Генерал Вячеслав Валентинович Тихомиров в 2000 году перешел из Министерства обороны во внутренние войска. Стал главкомом, генералом армии. По его приказу, из кабинета его первого зама, в 2001 году я вел переговоры по освобождению из плена подполковника Боряева. К сожалению, было уже поздно. Он был расстрелян Хаттабом.
Генерал-полковник Виталий Азаров. В конце 90-х был начальником главного управления воспитательной работы в российской армии. У нас был общий секрет, который сегодня можно и раскрыть за давностью лет. Он дал команду военным тыловикам выдать мне 15 экземпляров камуфлированной военной формы. Я обменял ее в Ичкерии на простого солдата — рядового Химичева из Воронежской области.
Во вторую кампанию я наблюдал такое: там, где действовал генерал Геннадий Трошев, направление на Восток, — там было меньше потерь и среди наших бойцов, и среди мирных жителей Чечни, и среди боевиков. Потому что как-то договаривались мы с ними. Ведь среди тех, кого мы называли боевиками, были разные люди. Подавляющее большинство бралось за оружие потому, что задели их честь, убили родных, разбомбили дома, уничтожили села. Плюс историческая память о депортации… Но в то же время у многих наступила усталость от войны, понимание, что многое можно решить миром. И генерал Трошев это понимал. Я помню его слова, сказанные перед офицерами: «Мы же от них ничем не отличаемся, мы же учились в одних школах, дружили». Трошев сам был родом из Чечни.
Там, где был генерал Владимир Шаманов, направление на Запад, — там действовали только силой оружия. Один Катыр-Юрт чего стоит… В первых числах февраля 2000 года боевики через это село ушли дальше в горы, а своими жизнями за это ответили многие жители села.
Мне кажется, что в недавних боях в Украине не случайно произошло пленение именно военнослужащих десантных войск, которыми сейчас командует Шаманов. А похороны десантников под Псковом, преследование журналистов, рассказавших об этом, избиение депутатов местного Законодательного собрания… Это шамановский стиль.
Я помню это по первой чеченской кампании. Некоторые офицеры-«афганцы», орденоносцы, попадали после бесед с ним под капельницу в ханкалинский госпиталь.
Кстати, в Чечне танковый полк, которым командовал полковник Буданов, был в оперативном подчинении Шаманова. Если бы Шаманов был на месте, никто бы не поднял вопроса о Буданове, изнасилованной и убитой им Эльзе Хунгаевой. Но когда Буданов стал угрожать оружием генералу Валерию Герасимову (сейчас начальник Генерального штаба Вооруженных сил России. А тогда был заместителем Шаманова), дело приняло необратимый ход. Если бы не генерал Герасимов, не было бы дела полковника Буданова…
Сдающемуся — смерть!
В августе 1996 года боевики ворвались в Грозный. Военнослужащие одного из подразделений 205-й бригады вели оборону Дома правительства. Ни питанием, ни боеприпасами их не снабжали около двух недель. Бойцы голодали, да и отстреливаться было нечем. Гелаевцы предложили им сдаться. Командир подразделения капитан Плотников повел людей сдаваться, чтобы сохранить им жизни.
В этот момент один из офицеров батальона открыл огонь по сдающимся в плен бойцам. Несколько человек было ранено, а один убит.
Впоследствии всех этих ребят вместе с капитаном Плотниковым удалось освободить из плена, а убитого бойца списали на боевиков…
…Мне рассказывали молодые израильские солдаты: в первый же день их пребывания в армии командир говорил, что если не дай бог кто-то из них попадет в плен, то его задача — любой ценой сохранить свою жизнь: называйте фамилию командира, место дислокации части, ее вооружение…
Освободить вас — это проблема не вашей семьи, а государства.
Таково отношение к человеческой жизни в современных армиях…
Сегодня я не знаю, кто у нас занимается освобождением пленных в конфликте с Украиной, есть ли вообще такая задача. Мы ведь официально не являемся даже стороной конфликта. Хотя наши солдаты там гибнут и попадают в плен.
Об Украине известно, что среди тех, кто занимается освобождением пленных, — мой коллега, офицер-«афганец», военный летчик генерал Владимир Рубан. Некоторые украинские официальные лица (и неофициальные тоже) считают его предателем. Такова судьба переговорщиков в тех странах, где человеческая жизнь ничего не стоит.
А они продолжают делать свое дело — спасать людей. И дай бог им успехов!
 Побег из чеченского рабства
Проведя пять лет в плену у чеченских бандитов, дагестанец Халимбек Мансуров совершил побег. Он бросился в Терек, и течение вынесло его к станице, расположенной в Ставрополье. По словам Мансурова, его и сотни других пленных чеченцы использовали как рабов на плантации и держали в деревянных колодках на цепи.
Сейчас трудно представить, что этот худой, изможденный мужчина в 1994 году весил, по его словам, почти 100 кг. В плен он попал осенью того года, когда вместе с двумя чеченцами оправился в соседнюю республику. В Чечне с ними должны были расплатиться зерном за сельхозработы.
Уже нагруженный зерном «КамАЗ» остановили в горах. Чеченцев отпустили, а Мансурова переправили на какую-то плантацию высоко в горах. Надели деревянные кандалы, которые закрывались на два замка. Их не снимали все эти годы. Шрамы на ногах у Халимбека просто ужасающие. Днем он собирал черемшу. Цепь от кандалов прикрепляли к дереву, потом, когда участок был очищен, переводили к другому. И так — весь сезон. Спал под деревом на цепи.
На плантации работало человек 250-300. Среди рабов были даже дети. Людей похищали с вокзалов в Грозном и Гудермесе. Когда работы на плантации заканчивались, хозяин сдавал Халимбека и других пленников в аренду. Они собирали фрукты, строили дома, копали канавы.
По словам Халимбека, его не били, «но если провинился, то есть нормально не давали. Только кусок хлеба, который насквозь светится». Нормально есть — это объедки с хозяйского стола и тот же хлеб, но вволю. Совсем плохо было с одеждой. На зиму давали солдатскую фуфайку или шинель. Могли дать галоши или босоножки. Халимбек все пять лет проходил в одних джинсах.
Пленники мало общались друг с другом, боялись. Халимбеку не предлагали писать домой письма с просьбой о выкупе — за простого крестьянина много не выручишь. «А ты не пробовал договориться с ними как с братьями по религии, мусульманами?» — «Это бесполезно. Даже перед тем, как сделать намаз, мы мыли ноги, не снимая цепей».
Сбежать из плена Халимбеку помог случай. В очередной раз его сдали в аренду пасти баранов в село Братское. К тому времени он был тяжело болен, и новый хозяин позволил снять кандалы. Халимбек прыгнул в Терек. Как удалось справиться с течением, он объяснить не может. Выплыл в районе станицы Галюгаевской Курского района Ставрополья. Местные жители дали поесть и направили в соседнюю деревню к землякам. Там беглеца задержала милиция. Сейчас кавказский пленник ждет в изоляторе временного содержания, когда из его родного совхоза имени Алиева Дербентского района Дагестана пришлют документы, подтверждающие его личность. Только тогда он сможет вернуться домой.
«Что ты обо всем этом думаешь?» — спросила я у Халимбека. «У меня нет сил думать»,— ответил он.
ВАЛЕНТИНА Ъ-ЛЕЗВИНА, Ставрополь
У контрразведчиков он проходил под кличкой Иуда. Ардышев перешел на сторону чеченских бандитов, чтобы воевать с федералами. Его удалось поймать и осудить — первого и пока единственного из оборотней. 5. Среди боевиков однополчане узнали его по ушам Полк, откуда бежал Ардышев-Дудаев, получал хлеб в Грозном. Два «Урала» и два БМП сопровождения исправно раз в неделю пылили по проселкам Чечни. Но 24 октября 1995 года полк остался без хлеба. Когда колонна проезжала Ца-Ведено, «Уралы» оторвались вперед и скрылись за поворотом, а перед БМП вырос старенький «жигуленок». Гусеницы буквально искрошили ржавый металл. Звенящая тишина вдруг наполнилась пронзительными визгами сельчан. От двоих мужчин из «Жигулей» ничего не осталось. Женщина и ребенок все в крови выползли на дорогу. Чеченцы обступили БМП и требовали экипажи сдаться. Ребята связались по рации с командованием. Им посоветовали выйти из машин и договориться с сельчанами по-доброму — в это время действовал мораторий на боевые действия и новая стрельба была не нужна. Надо же было так случиться, что в километре от места катастрофы залег на привал отряд Басаева. Пока офицеры кричали в рацию обстановку, мальчишки сбегали за боевиками. 12 российских военных оказались в плену. Только молодой механик-водитель — виновник катастрофы отказался выходить. Он задраил люки и угрожающе вращал пушкой. Среди подоспевших боевиков экипаж узнал Сашку Ардышева. В руках у него был ручной противотанковый гранатомет, а на плече болталась снайперская винтовка Драгунова. В черном джинсовом костюме, в высоких борцовках, он ничем не отличался от боевиков. Только уши выдавали бывшего сослуживца. Ардышев подошел к командиру полка полковнику Курочкину: — Ну что, гнида, довоевался? Помнишь, как ты меня на губу упек? Я тебя лично в расход пущу. Прям из этой штуки. — И Ардышев направил на офицера гранатомет. Пленных обезоружили и увели. Ардышев стал командовать штурмом БМП — солдатик наотрез отказывался сдаваться. — Нет ребята, шуму не надо. Да и техника пригодится. Посмотрите на верхние люки десанта. Наверняка он не успел их задраить… И правда. Солдатика вытащили из брони. Он был весь белый и уже не оказывал сопротивления. Наших через неделю обменяли на два бензовоза. Естественно, полных. А механика-водителя потом нашли в овраге на окраине села с простреленной головой. Командованию сообщили, что родственники погибших в катастрофе лично порешили мальчишку. Однако экспертиза показала, что пуля была выпущена из снайперской винтовки. А такая винтовка была только у Ардышева… 6. Вот и встретились… На обед в новочеркасской тюрьме были макароны. А Ардышев все говорил и говорил. Тогда администрация обещала сохранить Сашину пайку и выдать ее в ужин. Тут Сашка-Сераджи извинился и стал молиться на арабском. Было странно слышать гортанные звуки из уст саратовского паренька. Оказалось, в камере, где сидят еще пятеро, совершать намаз как-то не принято. — Где-то я вас видел, — заулыбался Ардышев из клетки после того, как отвел душу. — Покарай меня Аллах! У меня хорошая память на людей и на их поступки. И вашу газету со статьей про меня я обязательно прочитаю. Как только откинусь, обязательно вас найду, тогда и потолкуем, — и мерзко рассмеялся. …Только по дороге из тюрьмы я вспомнил, где мы встречались. Зимой 1997 года по редакционному заданию я приехал на блокпост под Кизляром. Время было мирное. С другой стороны поста серела Чечня. Автобусы, переполненные продуктовыми «челноками», свободно пересекали границу между Россией и Россией. Как только они проезжали кизлярский пост, их обступали таможенники с большой дороги. На сером бетоне красовалась надпись: «Добро пожаловать в ад!». — Ребята, мне бы на чеченской стороне поснимать… — Иди, если аппаратуру не жалко, — засмеялся собровец из Тюмени. — А если без шуток, нам туда без видимых причин нельзя. Поэтому если что, падай на землю — мы откроем огонь. А вообще сегодня было спокойно. Так что иди… После такого напутствия стало не по себе… А поговорить с чеченскими таможенниками все же удалось. Они наперебой хвалили свою жизнь, хвастались, что скоро придут в Дагестан, и даже забыли про проезжающие мимо автобусы и грузовики. Среди них был один лопоухий паренек. Если честно, запомнились только уши. Когда я предложил сфотографироваться, таможенники побежали в свой вагончик за автоматами — как же сниматься без оружия? Только лопоухий заявил, что фотокамер не любит и уныло побрел за бетонную стену. Это был Ардышев… 7. Объедки со стола Старший следователь по особо важным делам подполковник юстиции Владимир Васин теперь совсем не пьет. Пока он занимался делом Ардышева, заработал не только повышение по службе, но и две язвы желудка. — Волки сбиваются в стаю. Вот и Ардышев нашел себе компанию. Вспоминать не хочется, как трудно с ним было работать. — Владимир задумчиво потягивает чай из треснувшей кружки. …Куда только не бросала война русского боевика Сераджи Дудаева. Бывшие пленные рассказывали, что видели его и в Шалях, и в Аргуне, и в Ведено… Российские пули щадили бывшего российского солдата. Говорят, что именно в этот период Сераджи проявил себя как снайпер. Но он не забывал и о своем «хобби» — издевательствах над русскими солдатами. Павлу Баталову доставалось поболее других от Ардышева-Дудаева. Однажды, желая повеселить боевиков, Сераджи приказал Пашке лечь на пузо. Словно доктор, задрал на нем куртку: — Не шевелись, кому сказал! Сераджи вытряхнул порох из двух винтовочных патронов и высыпал Баталову на голую спину. — Внимание! Смертельный номер! Хореографическая композиция «Как горят русские танкисты». — И чиркнул спичкой. Пашка катался по земле, извиваясь от боли под дружный смех чеченцев. Раны не заживали два месяца. Медицинская экспертиза потом определит у Баталова ожоги 3-й степени. А во время августовского штурма Грозного Сераджи поручили провести ответственную спецоперацию. Проще — заняться мародерством. Он обирал до обоев брошенные квартиры. Чеченское командование ценило новоиспеченного боевика. Сам Шамиль Басаев перед строем ставил его в пример своим головорезам. Однажды Сераджи был даже допущен к столу легендарного полевого командира. Сохранилась видеозапись этого торжественного события. Правда, Сераджи там был за прислугу: приносил чай бригадному генералу. Кончилась первая чеченская. «Чехи» стали возвращаться домой. А Дудаеву-Ардышеву возврата на Родину не было. Поселился он в Грозном у того самого Хомзата, которого назвал отцом. — Ладно, пристроим тебя в погранично-таможенный департамент. — Полевой командир Мовлади Хусаин задумался. — Хотя там одни блатные. Замолвлю за тебя словечко… Вскоре Сераджи стал ходить на службу в 15-й военный городок — именно там располагался штаб чеченской таможни. Выдали натовский камуфляж. Винтовку поменял на пистолет Макарова в новенькой открытой кобуре. В удостоверении с зеленым флагом и лежащим волком значилось: водитель-стрелок. Служба была непыльная. Следить за «КамАЗом», да выезжать на границу для конфискации контрабанды. Под контрабандой подразумевались бензовозы с «паленым» горючим, которые караванами по поддельным документам шли в Дагестан. После каждого рейда во дворик заезжали по две-три цистерны. Бензин и соляру сливали. Машины возвращали владельцам. Раз в месяц Сераджи получал символическую зарплату в российских рублях. Но жил небедно — награбленного за войну хватало. Старые боевые товарищи не забыли Сераджи. Купили ему за бесценок маленький двухкомнатный домик на северной окраине Грозного — большего он не заслужил. Ардышев вызвал к себе мать. Уговаривал остаться. Но женщина прожила неделю и стала собираться. — Ладно, вернемся еще к этому разговору. — Сын был раздосадован, но перечить маме не стал. 8. По эту сторону решетки Димка Суханов ушел на дембель в 1995 году. Служил во Владикавказе. Все ждал, что отправят на войну, но пронесло. Война нашла его сама — на гражданке. После срочной устроился служить охранником в тюрьму. Получил звание прапорщика. В августе 1997-го взял отпуск, сел в поезд и махнул на три дня в Грозный. Хотелось подзаработать: говорили, в Чечне после войны осетрина дешевая. Две рыбины могли обеспечить недельный отдых на море с семьей. Димка парень был рисковый. Вместо трех дней он гостил в Чечне 53 недели… Взяли его на грозненском вокзале. Сначала говорил, что ехал на свадьбу к приятелю. Но в кармане нашли фотографию, где он с ребятами во Владикавказе на броне. На танке ведь не написано, где он служит. Потом следователь сменился, и Димка стал врать, что он проспал станцию, а проводник его не разбудил. — Зачем врешь? Ты ведь на связь ехал. Мы все знаем про тебя. Суханов, ты агент Кошмана (премьер-министр Чеченской республики в завгаевском правительстве. — Ю. С.), — следователь был непреклонен. Свою точку зрения он подкреплял ежедневными побоями. К зиме Димку посадили в одиночку в подвал службы безопасности Ичкерии. Выпустили только через четыре с половиной месяца. — Когда спускался в подвал, на улице было темно, лежал снег, — вспоминает Суханов. — А выпускали меня утром. Представляете, кругом зелень, птички поют, воздух прямо мед. У меня голова закружилась, и я упал. Диму отправили в 15-й городок. Рабом. — Жили мы за решеткой. Сераджи часто наведывался к нам. Тянуло его к русским. Мы у него были механиками. Постоянно «КамАЗ» чинили — солярка-то «паленая». К побоям мы уже привыкли. Отводил нас по одному и мудохал. Старался ударить побольнее. По суставам бил. Зверь! Даже чеченцы его останавливали. Говорили: зачем? Они и так в нашей власти. Пусть спокойно работают. Хотели связать одеяла и убежать через окно. На нас кто-то стуканул. Меня объявили зачинщиком, — тут Дима замолкает. После попытки побега Диму отвели в подвал. «На процедуры», как сказали охранники. Думал, будут бить. А они подцепили за наручники к потолку. Потом стянули штаны и побрызгали на промежность из какой-то стеклянной бутылочки. В бутылочке оказался раствор кислоты. Через минуту там стало жечь. К утру появились язвы. Не то что бегать — ходить Димка первую неделю не мог. — Как он там, в тюрьме? — Димка спрашивал про Ардышева-Дудаева не из праздного любопытства — сам охранник в колонии. — У меня есть запись на видеокамеру. Хочешь — смотри. Как только экран телевизора засветился и из-за прутьев решетки появились уши Ардышева, Димка замер. По скулам заходили желваки. Кулаки сжались. Он напоминал охотничью собаку в стойке. — Знаешь, какая у меня мечта? — процедил Дима, когда запись нашего интервью закончилась. — Перевестись в тюрьму, где сидит этот подонок. И посмотреть на него с этой стороны решетки. Как он на меня смотрел тогда… 9. Братский коктейль Так бы и служил Сераджи в таможне, если бы один из многочисленных родственников его начальника не загремел на шесть лет в российскую тюрьму. Надо выручать. Пленных для обмена в таможне уже не было. Решили поменять на Сераджи. …В тот же вечер Сераджи пригласили в гости. Был накрыт хороший стол. — Пей, брат, завтра у меня большой праздник, — с любовью сказал начальник. — Спасибо, водку не могу. А вот пивка… — Сейчас холодного принесу. Сераджи так и не почувствовал привкуса клофелина в пиве. Федералы спросили чеченцев, когда они сгружали храпящего Ардышева: — Не жалко? — Один раз вас продал, другой раз нас продаст… Проснулся Ардышев через сутки в Моздоке. Когда увидел людей в российской форме, все понял: — Продали, суки… Посадили Ардышева под арест, до выяснения обстоятельств. О том, что он был полицаем у чеченцев в Моздоке, еще не знали. Посмотрели его дело — попадает парень под амнистию. Его бы через пару дней выпустили, а он напал на часового. Бил его гаечным ключом по голове. Хорошо, успела подмога. Военный трибунал дал ему 9 месяцев. А тут и заветная папочка из контрразведки подоспела. Вместо 9 месяцев — 9 лет. — Я понимаю, что мне могли дать гораздо больше, — уныло повторяет Ардышев. — Так что претензий не имею. — Вы, наверное, знаете, что делали с полицаями после Великой Отечественной? — спрашивает меня следователь военной контрразведки Васин. — Но это Чечня. Свидетели, если живы, прячутся в горах… В изоляторе ФСБ Ардышев неожиданно пожелал креститься. Следователь сходил в ростовский кафедральный собор, купил Ардышеву крестик, пригласил священника в изолятор. Таинство происходило в комнате для допросов. Только две недели Ардышев проносил крестик. Потом из-за железных дверей вновь стало раздаваться гортанное пение. Видимо, понял: то, что отрезано, уже не вернешь…
КСТАТИ Полковник, вывозивший раненых боевиков в тыл, до сих пор получает офицерскую зарплату Заместителя командира19-й мотострелковой дивизии 58-й армии полковника Александра Савченко (историю его предательства «Комсомолка» рассказала 18 апреля 2000 года) военные контрразведчики взяли в разработку, когда половина Чечни еще была под контролем боевиков и отделена от наступающих войск реальной линией фронта. Вся оперативная информация говорила о том, что российский полковник за деньги вывозил в безопасные места раненых боевиков. 7 апреля 2000 года в селении Шатой Савченко взяли с поличным. При попытке сопротивления боевиков, укрывшихся в кузове грузовика, расстреляли фактически в упор, что впоследствии сослужило прокуратуре злую службу — у следователей фактически не осталось свидетелей. Полковника немедленно взяли под стражу, в комнате общежития и офицерском кунге, где Савченко жил в Чечне, провели обыск. 90 тысяч рублей и две тысячи долларов, найденные в личных вещах, говорили сами за себя. 201-я военная прокуратура Северо-Кавказского военного округа, находящаяся в Ханкале, возбудила уголовное дело сразу по трем статьям УК: 33-й («соучастие в преступлении»), 208-й «(участие в незаконных вооруженных формированиях») и 285-й («злоупотребление должностными полномочиями»). Однако уже в июне решением военного суда СКВО Савченко вышел на свободу под подписку о невыезде и полностью изменил свои показания. Сейчас Александр Савченко живет в собственном доме в поселке Мостовой Краснодарского края. Говорят, недавно купил машину. Более того, офицер до сих пор не уволен из армии, получает зарплату от Минобороны и пользуется всеми льготами, установленными для военнослужащих.