Николай и Мария
Вместе живут недавно. Познакомились на сайте для ВИЧ-инфицированных. Марию 10 лет назад заразил муж, от которого она родила здорового ребёнка, потому как вовремя начала принимать терапию. Николай с положительным статусом живёт уже 20 лет, на терапию перешёл лишь три года назад, когда стал совсем плохо себя чувствовать. Стеснялся говорить с врачами о своём диагнозе. «Сейчас воспринимаю ВИЧ, как простое хроническое заболевание, благодарен государству, что оно лечит нас бесплатно».
Андрей, 42 года
У меня ухудшалось состояние здоровья. Врачи лечили совсем от других заболеваний. Но ничего не помогало. Когда уже практически всё исключили, предложили сдать тест на ВИЧ. Он оказался положительным. Честно говоря, у меня даже немножко отлегло от сердца – думал, что у меня онкология. Про ВИЧ я слышал, что с ним живут продолжительное время, тем более сейчас, когда медицина позволяет вести качественную жизнь. Встал на учёт и начал посещать школу пациента, первый ликбез начался с фильма «Я+». В моей жизни практически ничего не изменилось, единственное, поменялся немножко режим – два раза в сутки нужно выделить несколько минут, чтобы выпить витамины.
Анна Королева, 50 лет
Я узнала о том, что у меня ВИЧ, в 2010 году. Это не стало для меня шокирующей новостью: к тому моменту мой муж уже более 10 лет был ВИЧ-положительным. Но важнее тут то, что он был ВИЧ-диссидентом: это люди, которые отрицают существование ВИЧ и сознательно отказываются от какого-либо лечения. Его мама, медицинский работник, тоже принадлежала к их числу: считала, что нет такой болезни — есть просто пониженный иммунитет. Впоследствии мы расстались, и у меня появилась новая семья.
Я начала принимать антиретровирусную терапию сразу, как смогла, и на данный момент вот уже два года у меня неопределяемая вирусная нагрузка. Это значит, что в моей крови ВИЧ не обнаруживается. Почему я решила жить «с открытым лицом»? Просто поняла, что людям, узнающим свой статус после 40 лет (старость не уберегает от вируса: ВИЧ не смотрит ни на паспорт, ни на диплом), гораздо сложнее принять его. Столкнувшись с тем, что великолепные женщины, потрясающие жены и матери, выдающиеся работники, ученые, руководители буквально самоуничтожаются и впадают в невероятную депрессию, я решила открыть свой ВИЧ-статус, чтобы помогать бороться и преодолевать страх перед этой болезнью другим. Я оставила номер своего телефона врачам в нашем СПИД-центре и попросила давать его женщинам в возрасте, которым нужна помощь, но которые не могут или не хотят обращаться к официальным психологам, – трудно им это поначалу. Я знаю, что сказать этим женщинам, почти ровесницам. Знаю, как помочь. Я вообще люблю людей. И жизнь.
Мария Годлевская, 34 года
Я узнала, что ВИЧ-позитивна, в 16 лет. Совершенно случайно: сдала анализы перед госпитализацией, принесла результаты доктору, а тот меня и пожурил: «Ну что ж ты не сказала, что у тебя ВИЧ?». Честно говоря, сильно удивлена я не была: жила в очаговом питерском районе по ВИЧ-инфекции и вокруг меня были ВИЧ-положительные друзья. ВИЧ не был для меня чем-то «таким». Я больше переживала за маму: она воспитатель в детском саду, педагог от Бога. Естественно, первое, о чем она подумала, услышав мой диагноз, – что он поставит на ее карьере крест. Но отправившись из этой клиники прямиком в СПИД-центр, мы получили исчерпывающую информацию о заболевании от эпидемиолога и обе продолжили жить практически как ни в чем не бывало. Мне повезло. Возможно, сыграл свою роль и юный возраст. Сейчас, когда я много общаюсь с тридцати-, сорокалетними женщинами, узнающими свой ВИЧ-статус, все больше понимаю, что главная причина их страхов и депрессий – ворох стереотипов о ВИЧ, которые уже успели накопиться у них за жизнь. Они говорят: «Я такая…». А какая «такая»? Ты просто человек, который заболел. Тебе нужно адаптироваться к этому. С ВИЧ можно жить вполне качественно и комфортно. Все зависит от того, насколько человек информирован. Именно для этого я веду видеоблог «По пути о главном». Это трехминутные видео, в которых ВИЧ-позитивные люди отвечают на самые банальные бытовые вопросы. Эдакая краткая инструкция: как путешествовать с ВИЧ? Как наладить взаимоотношения с врачом? Как рожать с ВИЧ здоровых детей? Как лечить зубы? Отсутствие адекватных источников информации очень часто приводит к тому, что человек, узнав свой ВИЧ-статус, живет в искаженной системе координат и сильно себя ограничивает.
Таша Грановская, 38 лет
В 2003 году я встала на учет в женской консультации по беременности. Десять, что ли, было недель. А за год до этого я делала татуировку. Сдала анализы, и спустя три дня меня вызвали в консультацию, чтобы сообщить о том, что у меня положительная реакция на ВИЧ. Так и узнала. До сих пор — один из распространенных способов так узнать. Отец ребенка попросил аборт. Парочка старых знакомых завели интернет-травлю на неделю, часть людей исчезли. Как изменилась моя жизнь… Знаете — в лучшую сторону: минус лишние люди, плюс — осознанность и радость жизни. На данный момент мое состояние ничем не отличается от состояния здорового человека. Но все же с ВИЧ в России жить чуть тяжелее, чем обычному человеку живется. Хотя в последнее время толерантность общества несколько выросла, это заметно. Из-за растущего количества ВИЧ-положительных людей, мне кажется, в том числе. Я активно занимаюсь социальной работой. Поддерживаю ВИЧ-позитивных людей, у которых проблемы с доступом к медицинским услугам, с близкими людьми. Тому, кто только что получил позитивный тест на ВИЧ, я советую сделать много-много глубоких вдохов и выдохов. Успокоиться, не паниковать, не лезть в интернет. Просто брать направление и ехать вставать на учет в СПИД-центр.
Анжела, 37 лет
– АРВ-терапия помогла мне 8 лет назад родить здорового ребенка. У сына все показатели в норме, полностью здоров. Но я строго следовала и продолжаю следовать всем рекомендациям врача. Жалею только о том, что в то время, когда у меня обнаружили ВИЧ, такого подхода к контролю этого заболевания не было. Конечно, сейчас с этим намного проще: препараты выдаются государством на бюджетной основе, поэтому, можно сказать, все условия для качественной жизни есть. Что хочу отметить: терапия не мешает мне реализовываться ни как матери, ни как жене, ни как члену общества. А это главное.
Ксения, 32 года
– Никаких особых неудобств в связи с этим нет. Первое время был переходный период, так скажем, физиологической адаптации к антиретровирусной терапии. Но это все сугубо индивидуальные ощущения, со временем (причем достаточно быстро) организм подстроился к лекарственной схеме. А так – 2 таблетки утром, 3 таблетки вечером. В одно и то же время. Поначалу заводила будильник, так как пропускать нельзя, сейчас все дошло до автоматизма. Нет, сложностей нет, это абсолютно точно. Наверно, многим будет интересно, как физически чувствует себя ВИЧ-инфицированный. Отвечаю: точно так же, как и здоровый человек. Только за своим состоянием в силу ВИЧ-статуса я обязана следить в два раза пристальнее, чем человек со здоровой иммунной системой.
Полина Родимкина, 38 лет
Я долго была один на один с болезнью, знаю, что многие инфицированные сидят дома и боятся выйти. До сих пор ВИЧ считается приговором. В огромной Свердловской области лишь три человека выступают с открытым лицом и говорят о своем статусе. На Ямале таких нет совсем. Я здесь, чтобы сказать: «Ребята, вы не одиноки, живите и перестаньте бояться!» Сейчас, я готова утверждать, что ВИЧ-это не приговор. Через ВИЧ я обрела себя, стала человеком, родила прекрасную здоровую дочь и стала ответственной мамой. Я не представляю, какая была бы у меня жизнь без ВИЧ. Ну работала бы юристом, я ведь на юрфаке училась. Но здесь и сейчас я счастлива, даже в самые тяжелые времена. Важно, чтобы человек не оставался одиноким в своей беде, был принят в обществе, своими друзьями и близкими.
В 2015 году я поняла, что способна на большее и решила открыть собственный реабилитационный центр для таких же, как я, назвав его «Шаги надежды”, где люди проходят реабилитацию по программе, которая однажды помогла и мне. Только люди, которые страдали от этого, могут знать, как помочь другим. На сегодняшний день я являюсь успешным руководителем центра и участником социального проекта «Открытые лица».
Игорь, 36 лет
Много лет назад я получил бланк с результатом теста, и узнал что у меня ВИЧ. Я был растерян и напуган, отказывался верить, что такое со мной возможно. Я думал, что обречен стать изгоем. Думал, что от меня отвернутся родные, друзья и коллеги, что меня перестанут любить и начнут бояться. Думал, что на моей жизни поставлен крест, и, возможно, я скоро умру. В один момент у меня появилась целая уйма вопросов, было трудно понять, с чего надо начать. Теперь я знаю, что у таких как я есть время, чтобы ответить на все эти вопросы, и есть люди, которые готовы мне помочь. И эти люди – врачи и такие же, как я ЛЖВ – люди, живущие с ВИЧ.
Я живу с ВИЧ уже 18 лет. Да, моя жизнь изменилась, но жизнь и есть постоянные изменения, ВИЧ корректирует планы, но не отменяет мечты, любовь, счастливую семью, карьеру, детей и дружбу. В мире 35 миллионов людей с ВИЧ, в Эстонии – более 7000, и каждый из них задавал себе такие же вопросы и многие из них, в том числе мои соратники и друзья, нашли для себя ответы.
Денис, 28 лет
Когда я пришел за результатом анализа на ВИЧ, ответ прозвучал, как приговор. Мир в одну секунду рухнул, все вокруг стало черно-белым. Я подумал: «А что дальше? Зачем жить? У меня нет будущего.» Но я встретил людей которые поддержали меня в трудную минуту. Они были тоже как я ВИЧ-положительные. Они были веселые, радовались жизни и помогали таким как я. Я узнал, что есть лечение, благодаря которому я могу прожить долго. И тогда я понял, что ВИЧ – не приговор. Я остался прежним, только в моей жизни прибавилось немного ответственности, ответственности за свое здоровье и здоровье моих близких.
Я справился со всеми трудностями и теперь я счастлив – у меня есть любимый человек, растет дочка, и у меня есть друзья. Я обращаюсь к тем, кто только что узнал о своем статусе или не может его принять: ВИЧ – не приговор, лечение доступно и жизнь продолжается!!!
Кира, 26 лет
Я столкнулась с проблемой ВИЧ 13 лет назад, когда узнала, что мой муж инфицирован. Когда узнала его диагноз, то казалось, что жизнь закончилась, в один миг показалось, что рухнули все планы и мечты, ведь на тот момент у нас еще не было детей, а какая семья может быть полноценной, если в ней нет продолжения? Но прошло время, и я стала думать по-другому, так как бросать мужа я не собиралась, он – самый дорогой человек в моей жизни, и его болезнь не может изменить этого. У нас было всякое, было очень тяжело, 5 лет назад, мой любимый чуть не умер. Он заболел менингитом, и здоровых клеток CD у него было всего 14, но я его вымолила у Бога и поставила на ноги, в тот момент он начал принимать терапию, и сейчас его показатель CD-4 клеток – 1050, это очень хорошо, и вирусная нагрузка уже больше 3-х лет не определяется, он прекрасно себя чувствует и живет полноценной жизнью. Самое главное – не опускать руки, верить и иметь желание жить. У нас сейчас все прекрасно, несмотря на то, что муж имеет статус ВИЧ+, а я ВИЧ-. У нас растет прекрасная доченька, ей уже 4,5 годика, она абсолютно здорова. Я хочу сказать всем, кто столкнулся с этой проблемой, не отчаивайтесь, не стоит опускать руки и ждать смерти. Моя семья ее уже один раз обманула. Я знаю, что будем жить вместе долго, потому что главное – любить друг друга и поддерживать в любую трудную минуту. А СПИД – это НЕ приговор!
Вова, 28 лет
Но почему бы просто не жить без ВИЧ и радоваться жизни? Нужно просто всегда помнить, что это может коснуться и тебя! Mогу сказaть, что нет ничего зазорного в том, что инфицирован ВИЧ! Стыдиться не надо! Надо знать, верить….. и всегда надеяться на лучшее…
Света, 30 лет
Всем говорю, что, наверное, единственный способ не бояться диагноза – жить дальше полноценной жизнью.
Лена, 22 года
ВИЧ – это не смерть, а хроническое заболевание, и смерть есть для каждого из нас, инфицированного или нет… ВИЧ – не повод ставить точку, а шанс переосмыслить свою жизнь и понять всю важность того, как здорово делать добро людям и ЗАВЯЗАТЬ С НАРКОТИКАМИ. И появится шанс иметь семью, ребенка, все, что дарит жизнь.
Оля, 27 лет
Сначала казалось, что жизнь закончилась. Думала, что никогда не выйду замуж, а теперь вот есть надежда. Я думала, не смогу родить детей. А сейчас я знаю, можно родить детей и жить, как обычные люди. И я верю: найдут лекарство. Я очень хочу создать семью, иметь детей. На втором плане здоровье. За ним я слежу. Каждые три месяца сдаю анализы, чтобы узнать свой иммунный статус. И если он низкий, стараюсь его поддерживать, потому что хочу дотянуть себя до того времени, когда найдут лекарства. Я не теряю надежду.
Вика, 26 лет
Надо жить дальше и радоваться каждому дню и, вообще, забыть слово «НЕНАВИЖУ” кого-то там… за что-то там… Мы сами строим свою жизнь и выбираем свой путь.
Виктор, 32 года.
Несколько лет назад я получил результат теста на ВИЧ, и узнал, что я ВИЧ-положительный. Я был очень растерян, отказывался понимать, что такое может произойти именно со мной. Я думал, что я теперь стал изгоем. Думал, что от меня отвернутся родные, друзья и коллеги, что меня перестанут любить и начнут бояться. Думал, что на моей жизни поставлен крест, и, возможно, я скоро умру. Сначала я не знал, что делать, было много вопросов: откуда появилась ВИЧ-инфекция, что она из себя представляет, как лечить и что нужно делать дальше. Теперь знаю, что у таких как я есть время, чтобы ответить на все эти вопросы, и есть люди, которые готовы мне помочь. И это врачи, а ещё люди, живущие с ВИЧ.
Я живу с заболеванием уже 10 лет. Да, моя жизнь изменилась, но жизнь и есть постоянные изменения, ВИЧ корректирует планы, но не отменяет мечты, любовь, счастливую семью, карьеру, детей и дружбу.
Настя, 25 лет
ВИЧ появился в моей жизни внезапно: я узнала, что мой муж инфицирован. Когда узнала его диагноз, вся жизнь показалась напрасной, все мечты рухнули в один момент. Детей у нас не было, а какая семья может быть полноценной, если в ней нет продолжения? Но прошло время, и я стала думать по-другому, так как бросать мужа я не собиралась, он – самый дорогой человек в моей жизни, и его болезнь не может изменить этого. У нас было всякое, было очень тяжело, 5 лет назад, мой любимый чуть не умер.
Он заболел менингитом, и здоровых иммунных клеток CD у него было всего 114, но я в тот момент помогла ему бороться с недугом — напоминала о о каждом приёме таблеток когда он начал принимать терапию, и сейчас его показатель CD-4 клеток – 1050, это очень хорошо, и вирусная нагрузка уже больше 3-х лет не определяется, благодаря антиретровирусной терапии, он хорошо себя чувствует и живет полноценной жизнью. Сейчас я понимаю, что самое главное, не терять надежду и не опускать руки. Не отчаивайтесь, и не ждите смерти.
Я люблю своего мужа и верю, что мы с ним проживём ещё долго, и будем поддерживать друг друга, что бы ни случилось.
Виктория, 21 год.
Я узнала, что инфицирована этим летом, была в шоке, руки тряслись где то-то месяц, не могла спать, не хотелось жить… Все продумав, поняла, что жизнь – продолжается, она может быть такой же полной, просто надо больше любить себя, окружающих тебя людей, вообще, я начала гораздо больше ценить жизнь и все, что и кто меня окружает. Нет, я не рада, что инфицирована, но ничего исправить нельзя, поэтому остается одно – ЖИТЬ.
«Продам «ягоду» дорого….»
На консультацию к психологу, со слезами на глазах, обратился очень встревоженный мужчина 25 лет. В ходе беседы сообщил, что накануне по глупости, будучи в нетрезвом состоянии, вместе с другом решили впервые воспользоваться услугами работниц коммерческого секса.
Проснувшись утром и слегка отрезвев, он случайно заметил на руках у своей коммерческой партнёрши «дорожки от уколов наркотических веществ». Сразу мелькнули мысли о возможном заражении инфекциями, передающимися половым путём и ВИЧ-инфекцией. Вспомнив о том, что через два дня жена с сыном возвращается из отпуска, и он может подвергнуть её риску заражения, он незамедлительно обратился в СПИД-центр для обследования и консультации со специалистами, ведь они с женой планировали рождение второго ребёнка.
Специалисты сообщили мужчине о возможных рисках и попросили уговорить коммерческую партнёршу также пройти обследование. Результаты диагностики показали, что у девушки обнаружены ВИЧ-инфекция и Гепатит С.
Естественно, в виду сохранения врачебной тайны и конфиденциальности молодому человеку об этом сообщить не могли.
Специалисты разъяснили мужчине информацию о том, что тест на ВИЧ может быть с отрицательным результатом. Это случается в двух ситуациях – если человек не инфицирован ВИЧ, либо если человек заразился совсем недавно и его иммунная система еще не успела выработать достаточное количество антител, чтобы тест смог их «увидеть». У большинства людей период накопления антител длится до двух-трех месяцев от момента заражения, редко – до полугода. Это время называется инкубационным периодом или «периодом окна». Если в «периоде окна» получен отрицательный результат, это еще не значит, что человек не инфицирован ВИЧ. Более того, если человек все-таки заражён ВИЧ, то он может инфицировать других. Именно поэтому рекомендуется проходить обследование на ВИЧ через 2-3 месяца после ситуации риска, например, после незащищенного полового контакта.
В течение года главный герой этой истории проходил обследование, половые контакты были только защищёнными, пришлось объяснить жене всё, что произошло.
К счастью, жена простила ему его слабость, ведь он ничего не утаил и не подверг семью риску заражения. Да и со временем по результатам тестирования на ВИЧ он чудом оказался здоров.
Спустя два года в их семье родилась доченька. Со слов мужчины: «семейное счастье я больше никогда не променяю на мимолётные слабости».
Но, такие истории со счастливым концом случаются чаще в сказках.
После выхода в свет информационных материалов о произошедшем случае, «вереница» иномарок выстроилась у здания больницы, значительно выросло количество обращений для обследования на ВИЧ. Как оказалось, любителей купить «ягоду» дорого, из числа пользователей услугами коммерческих секс работников много и у каждого из них своя история, своя судьба…..
Призываем Вас — наш читатель, позаботится о своём здоровье и здоровье своих родных и близких.
Дополнительную информацию по вопросам ВИЧ-инфекции Вы можете узнать по телефону информационной линии 32-74-51.
«Короткий роман – игра теней…»
На консультацию к психологу, обратилась симпатичная, хорошо воспитанная, приятная в общении женщина 59 лет. При консультировании рассказала о своей боли – о том, как заразилась ВИЧ-инфекцией.
Всю жизнь она посвятила материнству. С мужем давно была в разводе и воспитывала сыновей одна. Благодаря её успешной карьере, хорошему достатку и любви к детям они не нуждались в посторонней поддержке. Как говорится: жили душа в душу поддерживая и оберегая друг друга. Сыновья стали гордостью мамы, оба получили высшее образование, достойную работу, завели семью.
«Вот и пришло время задуматься о себе, устроить личную жизнь. Поезжай-ка ты на курорт. Теперь ты можешь себе это позволить», — посоветовали подруги.
Путёвка. Отдых. Вечеринка. Романтический ужин с галантным мужчиной. Цветы, стихи, конфеты. Он был столь привлекателен и идеален, что казалось это и есть тот самый, кому можно доверить свою жизнь, с ним было легко и надёжно…
И вот вечер расставания, обещание скорой встречи. Переписка, звонки…в общем, ухаживаний мужчины хватило на месяц.
Далее слёзы, утешения подруг…
Постепенно встревоженное любовью сердце стало «заживать». Работа, дом, привычный круг общения. Однажды ощутила лёгкое недомогание, повысилась температура, увеличились лимфоузлы. Спустя время самочувствие нормализовалось. Обратилась к врачу через полгода. При проведении обычной медицинской комиссии, в регистратуре предложили дополнительно пройти бесплатное обследование на ВИЧ-инфекцию.
Гром, среди ясного неба, шквал эмоций, мыслей, страха, глубокого одиночества и беззащитности перед вселенной и окружающими людьми. Поставлен диагноз – ВИЧ-инфекция. Как? Откуда? Почему я? За что? Ведь я всегда считала, что этим болеют только разгульные девицы и наркоманы. Как с этим жить? Как сообщить сыновьям? А вдруг их жёны, не пустят ко мне моих любимых внучат.
Консультации врачей слушала вперемешку с горькими слезами. Стационар. Моё враньё детям о поставленном онкологическом диагнозе… запутанная история о предстоящей поездке для лечения в Москву. В общем сочиняла на ходу. А сама собиралась в СПИД Центр. Ожидала увидеть решётки на окнах и колючую проволоку вокруг учреждения с таким названием. Но теперь я здесь, я могу свободно общаться с людьми, которые, как и я, волей судьбы стали заложниками болезни. Прекрасные¸ добрые медсестрички, приветливые и заботливые санитарочки, квалифицированные врачи, психологи. Именно они стали поддержкой в трудные минуты, именно они были опорой и кладезем подаренных мне знаний о том, как ЖИТЬ с этой болезнью, о том, что ВИЧ – не приговор и, что существует антиретровирусная терапия, благодаря которой, я в настоящее время поддерживаю свой иммунитет.
Боясь наткнутся на всеобщие обсуждения, всё ещё пытаюсь подобрать слова для доверительной беседы с детьми. Надеюсь, они примут меня с моей болью. Сейчас я знаю о том, что ВИЧ — инфекция не передаётся бытовым путём и сделаю всё возможное, что бы никого не подвергнуть риску заражения.
Короткий роман, а за ним игра теней болезни…
Но, я сильная, я не сдамся, я люблю ЖИЗНЬ во всех её проявлениях и благодарна Всевышнему за неё.
Заболевание ВИЧ-инфекцией имеет множество симптомов, однако, наиболее заметными при визуальном осмотре являются поражения на коже. Самые часто встречающиеся проявления ВИЧ в челюстно-лицевой области – это россыпь пятнышек коричневого или красного цветов.
Такая сыпь на лице при ВИЧ появляется на заключительных стадиях развития патологии и является признаком того, что болезнь переходит в СПИД. При этом отличительной особенностью высыпаний на лице при ВИЧ является отсутствие даже субфебрильной температуры.
Наиболее часто наблюдаются такие заболевания, как разноцветный лишай, руброфития, себорейный дерматит. Эти кожные поражения, вызванные грибком, вначале локализуются в районе рта, усов, бровей, а затем распространяются вверх по голове и далее по всему телу. Подобные симптомы ВИЧ на лице, фото которых нетрудно найти в интернете, чаще всего обнаруживаются у молодых мужчин, они стремительно распространяются по коже и практически не излечиваются терапевтическими средствами.
Из вирусных проявлений ВИЧ-инфекции в челюстно-лицевой области наиболее распространенным является простой герпес. Чаще всего он поражает очень большую поверхность и завершается некрозом ткани. Иногда сыпь на лице при ВИЧ очень похожа на ветряную оспу, но при визуальном осмотре все-таки отличается от проявлений этого заболевания. Появившиеся везикулы внешне напоминают водяные капли, которые достаточно быстро превращаются в корки, а затем – в углубления или рубчики. Также герпесные высыпания могут трансформироваться в болезненные язвы, которые практически не поддаются лечению. При возникновении сыпи в области лица и шеи инфекция протекает агрессивно.
Если появилась сыпь на лице при СПИДе, которая похожа на своеобразные бляшки, и локализируется в районе кончика носа, то это Саркома Капоши. Такие высыпания имеют красноватый оттенок, переходящий в багровый или коричневый.
Еще одним проявлением ВИЧ на лице может быть красная и шелушащаяся кожа с вкраплениями шишек и фурункулов. Такой симптом появляется на заключительных стадиях протекания заболевания и сопровождается сильным зудом.
При возникновении любого из этих симптомов необходимо как можно скорее обратиться к врачу и сдать все необходимые анализы. Это поможет правильно диагностировать недуг, назначить соответствующую терапию и тем самым облегчить течение болезни, и продлить жизнь.
1 декабря — Всемирный день борьбы со СПИДом. По официальным данным Минздрава, в России с ВИЧ-инфекцией живут свыше 900 тысяч людей, а научный центр Роспотребнадзора говорит о миллионе и более человек. Почему профилактика не работает и как это исправить, в интервью «Филантропу» рассказал Игорь Пчелин, руководитель фонда борьбы со СПИДом «Шаги». В этом году фонд отмечает пятнадцатилетие.
Игорь Пчелин
— Когда я была подростком, про День борьбы со СПИДом говорили везде: в журналах, по телевизору, в школе. Как сейчас? Меняется статус этого дня в России?
— Он становится менее важным. Десять лет назад было больше внимания и со стороны Минздрава, и от СМИ, и от общественных организаций.
— Как вы это объясняете?
— Во-первых, тема ВИЧ-инфекции уже набила всем оскомину. Во-вторых, основной движущей и мотивирующей силой этого дня было сообщество, сейчас оно немного успокоилось, так как есть лечение. Это больше не борьба за жизнь. Такая тенденция есть во всём мире, не только в России. Сейчас этот день отмечается скорее «для галочки», ни смысла, ни духа этого дня уже не соблюдается.
— Означает ли это, что проблема ВИЧ/СПИДа стала менее острой?
— С одной стороны — химическая промышленность и научное сообщество разрабатывают и производят новые препараты. Сейчас мы уже говорим, что умереть от ВИЧ-инфекции просто стыдно, потому что есть лечение. Но если смотреть на распространение ВИЧ-инфекции в мире, особенно в Восточной Европе и Центральной Азии, надо сказать, что тут далеко до стагнации. Вирус вышел в общую популяцию, остановить его теперь будет очень сложно, практически невозможно.
— Что значит «вышел в популяцию»?
— Раньше считалось, что ВИЧ-инфекция на 80–90% локализована в уязвимых группах, таких как секс-работники, потребители инъекционных наркотиков, мужчины, практикующие секс с мужчинами (МСМ). Действительно, основная концентрация была там. Но при этом программы профилактики на них практически не распространялись, всё было нацелено на общее население — брошюру выпустить, баннер повесить. А в работе с уязвимыми группами нужен особый подход. В общем, 3-4 года назад эпидемиологи начали регистрировать резкий всплеск ВИЧ-инфекции среди людей, которые не принадлежат к этим группам. Это и значит, что ВИЧ-инфекция ушла в популяцию.
— Как это происходит? Объясните на примере.
— Грубо говоря: молодая девушка встретилась с парнем, любовь-морковь, но парень — потребитель инъекционных наркотиков, у него ВИЧ-инфекция и вирусный гепатит. У них происходит сексуальный контакт без предохранения, она инфицируется. Так как в России наркозависимых о-очень много, то это уже стандартная ситуация.
This slideshow requires JavaScript.
Содержание
О тестах, лекарствах и рисках
— Сколько времени обычно проходит со дня заражения до дня узнавания?
— ВИЧ-инфекция — очень коварная. Она устроена так, чтобы человек максимально долго не знал о ней. Если человек простудился, то у него нос заложен — и сразу всё ясно. У ВИЧ-инфекции нет специфических симптомов. И вместе с тем есть так называемый период окна, когда иммунитет человека ещё не сработал, антитела к вирусу ещё не выработались. А тест на ВИЧ-инфекцию определяет именно наличие антител, и раз их пока ещё нет, тест отрицательный. Современные тесты способны определить наличие вируса через полтора месяца после заражения. Но в эти полтора месяца вирусная нагрузка в организме — огромная, вирус очень активен. В этот период — самый большой риск заражения других людей.
This slideshow requires JavaScript.
— Какой есть способ защититься в «период окна»? Вот был незащищённый контакт, есть подозрение, что произошло заражение, но тест делать бессмысленно — как в таком случае быть?
— Есть постконтактная профилактика. Конечно, наш организм борется с вирусом, и ему можно и нужно помочь. Для этого используются те же препараты, что для лечения ВИЧ-инфекции, они не дают размножаться вирусу. На постконтактную профилактику отведено очень короткое время: 72 часа. Через 72 часа принимать препараты бесполезно. Причём чем ближе к исходу 72 часов, тем меньше шансов, что эта терапия поможет.
— Как купить препараты для постконтактной профилактики? Они продаются просто в аптеке?
— Теоретически человек должен пойти в медицинское учреждение и сказать: «У меня произошёл опасный контакт, прошло 6 часов после этого». Ему вроде как должны выписать рецепт. Но сейчас по российским стандартам, законам и рекомендациям лечения так не происходит. Врач не имеет права выписать рецептурные лекарства. На практике люди идут в коммерческие клиники, там получают рецепт, а потом покупают препараты в аптеках. В аптеках они есть.
— Это дорого?
— Месячный курс постконтактной профилактики стоит примерно 3–5 тысяч рублей, в зависимости от препарата.
— Что ещё медицина придумала в последнее время для профилактики ВИЧ-инфекции?
— Есть ещё доконтактная профилактика (её также называют ПрЕП или PrEP. — Прим. ред.). Условно говоря, пригласили на вечеринку, там будет 20 человек и море алкоголя, мало ли что… В таком случае можно заранее начать принимать медикаменты. Но тут есть масса рисков и ограничений. Во-первых, доконтактная профилактика никак не защищает от других инфекций. Там, где активно её продвигают, уже зафиксированы вспышки, например, сифилиса и гонореи. Во-вторых, доконтактную профилактику должен назначить врач, обязательно нужно сдать анализы, так как некоторые препараты влияют на работу почек. В-третьих, нужно пить лекарства строго по схеме. И конечно, нужно удостовериться, что у человека нет ВИЧ-инфекции, сделать тест несколько раз — мы же знаем про «период окна». Если человек, у которого уже есть ВИЧ-инфекция, начнёт доконтактную профилактику, у него может выработаться резистентность и к современным препаратам. Это огромный риск.
— В чём именно риск?
— Я был в Бразилии в 2000 году, в этой стране огромное количество людей с ВИЧ-инфекцией умирали, там не было доступных препаратов. Те, что были, стоили очень дорого, их не могли себе позволить ни сами люди, ни государство. Что сделала Бразилия? Она нарушила патентное право и начала выпускать дешёвые препараты. Так она обеспечила терапией практически всех людей — около 120 тысяч человек. Но власти не позаботились о приверженности, то есть о том, чтобы каждый человек регулярно, без перерывов принимал эту терапию. В результате через три года в Бразилии была тотальная резистентность к этим дешёвым препаратам, а других странах её не было. В итоге эти люди начали умирать. А те, кому они передали ВИЧ-инфекцию, получили её уже в форме, устойчивой к имеющейся терапии, и их нечем было лечить.
— Мы сейчас говорим с акцентом на передачу вируса половым путём, а что с другими способами, например через инъекционные наркотики? Уменьшается количество таких случаев?
— Доконтактная и постконтактная профилактика действует на все виды и способы передачи. Инъекционный путь заражения превалировал у нас больше 10 лет, сейчас есть явная тенденция снижения. Это связано в первую очередь с изменением технологий употребления наркотиков. Но мы всё равно говорим, что наркотические средства ассоциированы с заражением ВИЧ-инфекцией. Например, человек принимает наркотики не инъекционным способом, а потом занимается сексом без презерватива и получает или передаёт ВИЧ-инфекцию. Поэтому внимание к наркопотреблению до сих пор высоко, и оно не будет снижаться. Просто технологии и пути профилактики будут другие.
— Как распространение ВИЧ-инфекции связано с миграцией?
— Это больная тема. У нас есть единственный в России проект, который работает с тремя группами секс-работников: женщины, МСМ и трансгендерные люди. В последних двух категориях очень много мигрантов. Поражённость ВИЧ-инфекцией там огромная — 40–50% от ключевой группы.
Вообще, Россия во всём регионе, если так можно сказать, самая ВИЧ-положительная. Мигранты не привозят, а увозят ВИЧ-инфекцию из России в свои страны. Страны в Средней Азии бьют тревогу. Недавно был случай: во время рутинного обследования на одной квартире — положительный тест у секс-работника. Мы начинаем говорить, я пытаюсь убедить его встать на учёт, принимать лечение. А он отвечает: я не могу, мне через 10 дней домой, мама меня женит, и я сюда вернусь, только когда жена забеременеет. А у него ВИЧ-инфекция! Он заразит свою женщину. Дай бог, чтобы она узнала во время беременности и начала принимать терапию. А если нет?
Это требует межгосударственного взаимодействия на уровне правительств. Например, одно государство будет оплачивать затраты на лечение во время пребывания своего гражданина в другой стране. Может быть, какие-то временные страховые полисы… не знаю. Как сейчас можно убедить человека пойти лечиться в платную клинику, если он каждую копейку домой отправляет? Как заставить сдать официально анализы, если при положительном результате для него закроются все кордоны, он не вернётся в Россию, а его работа тут десять человек дома кормит? Если мы не найдём для таких людей бесплатную терапию, они ничего принимать не будут.
Жизнь «с открытым лицом»: почему нам важно больше знать о ВИЧ
О детской ВИЧ-инфекции
— А что касается вертикальной передачи вируса, то есть от матери ребёнку, насколько сейчас остро стоит эта проблема?
— У нас в 98% случаев рождаются отрицательные дети у ВИЧ-положительных женщин. В этом смысле мы чуть ли не впереди планеты всей, в том числе благодаря наследию Советского Союза — системе мониторинга беременных женщин, потому что у нас чуть ли не обязанностью каждой женщины при беременности было трижды сдать кровь на ВИЧ/ЗППП. Исключения приходятся на женщин, которые не попадают в медицинский мониторинг: нелегальные мигранты или те, кто сознательно избегает медицинских учреждений, рожает дома и тому подобное.
У нас беременной женщине — «зелёный свет» во всех СПИД-центрах: даже если есть какие-то проблемы с документами, регистрацией, беременную возьмут на учёт и начнут лечить сразу. Есть специализированные роддома в каждом регионе. В Москве это роддом ИКБ 2 на Соколиной горе. Некоторые говорят, что это дискриминация. Но я так не считаю — там работают узкопрофильные специалисты, которые просто не везде есть.
— Давайте ещё раз скажем специально для беременных женщин, которые каждый триместр сдают кровь на ВИЧ-инфекцию и возмущаются: «зачем так часто, я же только недавно сдавала!».
— Тест на ВИЧ-инфекцию во время беременности можно воспринимать как шанс защитить ребёнка от серьёзного заболевания. ВИЧ-инфекцию можно получить и во время беременности, не обязательно только до зачатия или во время него. Беременные женщины тоже занимаются сексом. Даже если с любимым мужчиной, но вдруг он сходит налево? И к тому же помним про «период окна».
К сожалению, даже если рождается ВИЧ-отрицательный ребёнок, мать может заразить его через грудное молоко. Надеюсь, что в ближайшие годы медицина сможет решить и эту задачу, но пока женщинам с ВИЧ-инфекцией запрещено грудное вскармливание — очень высок риск.
— То есть у нас есть все шансы увидеть резкое падение числа ВИЧ-положительных детей?
— Да, и это уже происходит, если смотреть на данные за последние 15 лет. У детей, кстати, при диагностике ВИЧ-инфекции тоже есть «окно», но наоборот — тесты показывают ложно-положительные результаты. Детям передаются антитела матери, но при этом самого вируса может не быть. Обычно ребёнка снимают с учёта через полтора года после рождения.
От Калининграда до Владивостока: кто и как в России помогает женщинам
О глобальных целях и трёх типах профилактики
— Правильно я понимаю, что у нас в случае с беременными женщинами, по сути, работает программа «90-90-90»? Насколько она вообще выполнима в масштабах страны?
— Я, может быть, скажу крамольную вещь, но я просто ненавижу эти невыполнимые лозунги. Да, может быть, как общая цель десятилетия — это хорошо, но нужно её раскладывать на составляющие. Среди беременных мы достигли «90-90-90», но среди других групп населения — нет.
У нас только по официальным данным из государственного бюджета выделяются деньги более чем на 30 миллионов тестов. Плюс столько же — 40–50 миллионов тестов — у фондов, коммерческих клиник и тому подобных. То есть практически половина взрослого населения у нас вроде бы тестируется. Но даже если мы протестируем 90% общей популяции и там у нас вирус исчезнет, но не будем работать с уязвимыми группами, у нас останется «депо», которое будет постоянно поставлять ВИЧ-инфекцию в популяцию. К великому сожалению, именно в этих ключевых группах у нас тестируется самое маленькое количество людей.
— Фонды и проекты, занимающиеся ВИЧ/СПИДом, довольно долго и настойчиво пытались разрушить стереотип, что ВИЧ/СПИД — это проблема, грубо говоря, наркоманов и секс-работников. «СПИД касается каждого из нас» и так далее. Вы же сейчас говорите, что корень проблемы всё же именно в этом месте. Мне кажется, это нетипичная и непопулярная позиция, нет?
— «ВИЧ касается каждого» — это было направлено на снижение стигмы по отношению к ВИЧ-положительным людям. Но мы сейчас немножко о другом говорим. Эта кампания была направлена на первичную профилактику, на всё население в целом. Сработала она? Нет! Доказательство — у нас ВИЧ-инфекция в общей популяции.
— Что значит «первичная профилактика»? Какие ещё бывают?
— Это касается любых заболеваний, не только ВИЧ-инфекции. На тренингах мы разбираем вообще вымышленные инфекции. Первичная профилактика направлена на всё население. Началась эпидемия, и, как в голливудских фильмах, поехали машины с громкоговорителями по улицам: «Не выходите из дома! Мойте руки! Срочно обращайтесь к врачу». Билборды, реклама, брошюры, листовки — это всё первичная профилактика.
Потом выясняется, что некоторые люди более подвержены этому заболеванию, легче заражаются, тяжелее его переносят — так выявляются ключевые группы. Практически всегда люди из этих ключевых групп боятся, что раз они такие, то на них начнут охоту. Они начинают скрываться. Здесь большую роль играет сообщество — те, кто уже заразился, пережил её на своём опыте. Таким людям доверяют. Это вторичная профилактика — убедить тех, кто в группе риска, пройти обследование, принимать меры предосторожности.
Третичная профилактика направлена на людей, которые уже заразились. В этом случае нужно сделать так, чтобы заболевание не передавалось дальше, убедить их лечиться и соблюдать меры предосторожности.
У нас обычно, когда речь заходит о программах профилактики ВИЧ/СПИД, все останавливаются на первом уровне — это простая и понятная модель. Для вторичной профилактики нет стандартного набора действий, там к каждой группе нужен свой подход. Третичной профилактикой у нас практически никто не занимается: выписали таблетки — и хватит.
This slideshow requires JavaScript.
О роли НКО и государства
— Давайте тогда поговорим про вторичную профилактику. Почему ею не занимается государство?
— Это тяжёлая работа — в основном в полевых условиях. Сотрудники НКО — сумасшедшие, в хорошем смысле этого слова. Они хотят получать новые знания, данные, проводить перекрёстные скрининги и мониторинги, есть азарт найти новую группу, достучаться, найти подход. На появление новых наркотиков — спайсов — в своё время первыми среагировали НКО, начали звонить в наркологию, рассказывать… Государство — это умеренность и консерватизм. Врачи-эпидемиологи и медперсонал государственных клиник — они чего-то не умеют, где-то у них нет времени или возможностей. С секс-работниками нужно работать ночью, на трассах — кто поедет?
— Вы и поедете.
— Да, но монополия на работу с ВИЧ-инфекцией принадлежит государству. Поэтому, конечно, очень радостно, что несколько лет назад государство стало поворачиваться в сторону НКО. Но, к сожалению, пока по-прежнему считается, что НКО менее профессиональны и должны работать бесплатно. Это не так. Во многих вопросах у некоммерческих организаций больше опыта и возможностей, чем у государства. И конечно, мы не можем работать бесплатно, потому что профессионализм стоит денег, консультантам нужно платить зарплату. У волонтёрства есть граница применения, не в каждом вопросе можно положиться на волонтёров. Зарплаты, содержание машины для аутрич-работы — всё это стоит денег. С финансированием у НКО, занимающихся темой ВИЧ-инфекции, довольно сложно. И мы не исключение. После ухода последнего Глобального фонда по борьбе со СПИДом из России в 2018 году большинство организаций впали в спячку: они формально существуют, сдают нулевые балансы, но фактически не работают.
— Как сейчас устроено взаимодействие с государством в финансовом плане?
— Мы пока находимся в каком-то вакууме: государство вроде сказало, что готово финансировать НКО, но механизмов нет. Президентские гранты не позволяют выстраивать долгосрочную постоянную работу, они скорее напоминают стипендии. Оптимальным был бы формат социального заказа, но его в России пока нигде нет.
Сейчас государство объявляет аукцион, тендер или конкурс, например на тестирование 500 потребителей инъекционных наркотиков на ВИЧ-инфекцию. Выигрывает, допустим, НКО. «Допустим» — потому что есть дырка в ФЗ 44 «О госзакупках», где НКО приравнена к малому бизнесу, поэтому выигрывают чаще всего ООО, которые потом за копейки нанимают НКО на субподряд.
Но даже если НКО выиграла — это годовой контракт, со всей бюрократией, отчётами и так далее, — реальная работа ведётся три месяца, максимум полгода. Пусть даже по такой системе, но нужны более долгие контракты, которые позволят работать циклично. Наш проект профилактики среди секс-работников идёт уже пять лет. За это время нам удалось снизить поражённость ВИЧ-инфекцией среди них с 9,6% до 3,2%.
Кто, как, кому и почему помогает в России: данные нового исследования фонда «КАФ»
— Как вы это отслеживаете?
— Было исследование на старте в 2014 году. Сейчас мы проводим рутинные тестирования. У нас довольно большой охват — более пяти тысяч уникальных секс-работников мы тестируем ежегодно в Москве. По предварительным подсчётам, в Москве и области — 30–45 тысяч секс-работников. На некоторые точки мы пока не можем выйти.
— Почему?
— Салоны не идут на контакт, боятся. Уличные точки, во всяком случае в Москве, мы охватили практически все.
Про аутрич
— В Москве ещё осталась уличная проституция?
— Да, есть такие точки, про них нужно знать. Мы глубоко очень погружены в эту тему, мы знаем, где и как искать, у нас есть активисты среди сообщества секс-работников. Мы работаем и в ближайшем Подмосковье — до 50 км от МКАД.
— Расскажите про аутрич-работу фонда «Шаги»? Вот вы едете по дороге — и тут…
— Аутрич — это любая работа «в поле», не только трасса. Если говорить про трассу, надо сказать, что у нас есть мобильный пункт — автомобиль. В нём — три работника и водитель. Обязательно все проходят инструктаж, у нас есть рации, отходить от машины запрещено. У нас есть униформа, в машине — все документы, у нас подписаны соглашения с большинством профильных госучреждений.
Старые точки мы знаем и едем прямо туда. С новыми так: видим — «маячок» стоит. Это в фильмах показывают блондинку в чулках и короткой юбке, а сейчас совершенно не так — стоят бабушки, чтобы не привлекать внимания. У нас глаз намётан, мы понимаем, что это «маячок». Подъезжаем, говорим, что мы такая-то программа, у нас презервативы бесплатно, тесты, вызовите охранника, чтобы он посмотрел нашу машину. Они связываются по рации с охраной, потом рассказывают дорогу до точки. Мы приезжаем, ставим машину так, как просят охранники, и потом к нам девочки по очереди приходят, мы общаемся, тестируем, выдаём презервативы, лубриканты.
— Если клиенты приезжают в это время, как реагируют? Было такое, что тестировали клиентов?
— Да, и клиенты тестировались, и охранники, и полиция. Если облава — девочки врассыпную в лес, а мы со своим автобусом стоим. Показываем документы, и вопросов к нам обычно нет — полицейские могут попросить тест или презервативы, с этим нет проблем.
Один раз только был треш, это когда мы попали в национальную мусульманскую облаву. Мы и не знали, что такое бывает. Это какой-то карательный отряд, они избивают женщин, занимающихся проституцией. С ними было очень тяжело: они плохо говорили по-русски, и доказать им, кто мы такие и что здесь делаем, было очень сложно. Кое-как одна девочка смогла объяснить, но в нашу сторону тоже кричали: «Пусть они сдохнут» и такое прочее. Всякое бывает.
— А если не на трассе, а в салонах, как тогда?
— Стараемся договариваться. Были случаи, когда нас в салон не пускали, но выпускали девочек к нам в машину по одной. Если заходим в салон, то обычно утром-днём. Каждый работник знает правила салона и как себя вести, у него тоже униформа и пакет документов.
Про «Шаги»
— Сколько сейчас человек работает в «Шагах»?
— У нас четыре штатных сотрудника, шесть человек работают по договору ГПХ и около 50 волонтёров. Это очень мало, но мы не можем нанять больше. Я хочу, чтобы люди получали достойные зарплаты, а не смотрели одним глазом в сторону на другую работу. Когда человек работает на двух-трёх работах, теряется внимание и качество, бывало, что приходилось здесь ограничивать количество задач или отстранять тех, кто начал подрабатывать. Не из-за ревности — «только у нас или нигде!», а просто качество начало хромать. Многое делают волонтёры, особенно волонтёры из сообщества и уязвимых групп.
У нас очень сейчас сложный период, речь идёт даже о закрытии, мы не знаем, что будет весной. Но все оптимисты, все наши сказали: «Если мы можем закрыться, давайте оторвёмся сейчас на все сто, порвём все мышцы, но сделаем так, чтобы потом было просто не стыдно!» За это ребятам огромное спасибо! Сумасшедшие в НКО работают, реально сумасшедшие (смеётся).
— У вас есть фандрайзер, который решает проблему финансирования?
— У нас нет фандрайзера. Фандрайзеру нужно платить. Фандрайзер — один из самых дорогих сотрудников в организации.
— Это распространённая проблема. Но хороший фандрайзер — он и на зарплату себе найдёт.
— Да, но найти сильного фандрайзера тоже непросто. Конечно, мы пишем заявки на гранты, в том числе на президентский. Наш минимальный операционный баланс — это 20 миллионов рублей в год. Программа для секс-работников в Москве — ещё 10 миллионов рублей в год. Сложно собрать это всё проведением благотворительных акций. Но мы работаем в такой области, которая финансируется по остаточному принципу: если на одной чаше весов — больные дети, а на другой чаше весов — наркоманы и проститутки, кому отдадут предпочтение? Поэтому мы ждём всё-таки от правительства Москвы формата некоего социального заказа.
— Сколько людей за год получают помощь «Шагов»?
— 30–40 тысяч человек, иногда — 50 тысяч. Это разные типы помощи: консультирование, сопровождение, обучение, тестирование и так далее.
– Можете по шагам описать, что происходит с человеком, который узнаёт, что у него ВИЧ-инфекция, и обращается в фонд?
— Конечно, важна стадия, на которой к нам обратились. Но если говорить усреднённо — человек делает тест у нас или в клинике-партнёре, где опять же рекомендуют обратиться к нам, а дальше мы изучаем его задачу и, как стрелочники, перенаправляем человека туда, где ему помогут. В первую очередь уговариваем человека встать на учёт в СПИД-центре. Это в его же интересах — можно как минимум по ОМС проходить обследования, которые в коммерческих центрах будут стоить довольно дорого. А дальше у нас есть много возможностей, чтобы решать конкретные задачи. Назначили терапию — работаем с мотивацией и приверженностью; нужно избавиться от зависимости — найдём способ, как это сделать; нужно вылечить ИППП — найдём врача. У нас есть разные консультанты, группы взаимопомощи, причём тоже разные: есть для женщин, для наркозависимых, для МСМ, для анонимных ЛГБТ и так далее. Иногда бывает, что ничего не нужно, человеку достаточно, чтобы с ним поговорили.
Мы работаем по принципу «открытой двери». На консультации у нас может ничего не получиться — но если мы оставили в конце для человека «открытую дверь», то у него есть возможность вернуться, и он вернётся, когда ему потребуется.
— ВИЧ-отрицатели — это большая проблема?
— ВИЧ-отрицатели будут всегда. Есть люди, которые отрицают онкологию, туберкулёз, всё что угодно. Если у человека нашли вирус, а он ВИЧ-отрицатель, тогда он становится жертвой. Обидно, что такое решение принимается не с холодным разумом. Но переубедить отрицателей крайне сложно, поэтому мы чаще всего таких людей отпускаем. У нас есть правило: мы не навязываем помощь, мы не «причиняем добро». В конце концов, у каждого человека есть право умереть. Но мы должны оставить открытой дверь, если он передумает или если ему понадобится помощь.
— Мы когда-нибудь победим ВИЧ-инфекцию?
— Думаю, вакцинация победит. Серьёзно исправить ситуацию может только вакцинация. Потому что всё остальное лежит в области поведения — с этим невозможно справиться. Это никому не удавалось за всю историю человечества. Сколько у нас существует религия? Все пороки и запреты там описаны, они никуда не делись и сейчас. ВИЧ-инфекция лежит в той плоскости поведения, где всё интимное и запретное, победить это, к сожалению, нельзя никак.
Поддержать организацию «Шаги»