«Но это так вкусно!», — хозяин состроил такое умильно-просительное лицо, что растаял бы даже снеговик. Но не француженка вполне американского размера.
«Оленей здесь так много, что встает угроза нехватки зеленого корма. И именно мы, охотники, инвестируем в проекты защиты растительного и животного мира», — завел оправдательную речь озадаченный хозяин. Этот создатель стартапов гостеприимно пригласил к себе группу иностранных репортеров — датчанку, немца, упомянутую француженку, индуса, китайца и меня.
«Охота — это варварство! Я не могу смотреть на тело убитого оленя», — отрезала дама и остальным пришлось молча проглотить слюну из уважения к ее высокогуманным чувствам, доминирующим среди жителей американских мегаполисов.
Оленину не подали, но настроение ухудшилось. Датчанка и немец наклеили на лица улыбки и завели разговор о чем —то далеком от кулинарной тематики, китаец уткнулся в газету на китайском языке. Принесли другие закуски, а к ним вино, пиво и тому подобное, способствующее поддержанию беседы.
Уж не помню как, но на язык кому-то попалось имя Буша. Президентская династия Бушей, как известно, из Техаса, и вот, наверное, в этой связи, мы, гости штата… Француженка и индус немедля провозгласили, что являются сторонниками демократических взглядов и считают Джорджа Буша-младшего наихудшим президентом США.
«Я никогда не был поклонником Буша, но однажды, на частной закрытой встрече, я сидел с пивом в пол-оборота, и Буш заговорил. И он говорил так просто, так искренне, что я отставил пиво и заслушался», — попытался свести беседу в мирное русло хозяин дома.
«Если бы Буш был президентом другой страны, а не США, его ожидал международный трибунал за все его преступления против человечества», — тут же бойко вклинился индус, пишущий для одной калькуттской газеты. Далее они с француженкой завели двухголосье «про Буша», как будто слово в слово считанное с «патриотического» рунета. Датчанка и немец мгновенно сместили угол внимания в другую сторону — к девушке хозяина, и заговорили про IT. Китаец индифферентно углубился в поедание закусок. Я, подобно российскому МИД, предпочла политику невмешательства во внутренний конфликт, ограничившись выслушиванием сторон.
О чем теперь жалею. Вечер был так безнадежно испорчен, хозяин так расстроен, что я предложила откланяться.
«Вообще-то у нас в Америке не принято за столом говорить о трех вещах — политике, религии и сексе… И, кроме того, я вырос в семье, где учили говорить «господин президент» вне зависимости от того, как ты к нему относишься», — прорвало, наконец, встающего из-за стола устроителя званого ужина.
«Ты думаешь, мы перегнули?» — растерянно спросил индус уже в такси.
У американцев есть темник для публичных разговоров, где рекомендуется, как и о чем заводить беседу — общепримиряющую «про погоду» (годится абсолютно на все случаи жизни, даже для поездки в лифте небоскреба); объединяющую «про спорт»; всегда уместен посыл «а вы слышали?» — это про последние новости; оживляет атмосферу и никого не обижает перемывание косточек знаменитостям или обсуждение последних ток-шоу.
«Сотрудникам офиса можно поговорить о новом цвете стен в помещении или о новой мебели», — прочла я с интересом в одной из инструкций по культурной беседе, настрого запрещающей оговаривать сослуживцев, детализировать недуги и упиваться рассказами про детей.
«Коллеги хотят слушать вас скорее меньше, чем больше», — справедливо для любой нации подытожил документ.
На излюбленный в русскоязычной среде вопрос «А сколько вы получаете?», нередко следующий сразу после «зрассьте, как вас зовут», — особое табу. Опрос популярного американского сайта знакомств Match показал, что здешние женихи и невесты считают уместным завести беседу о материальном статусе не ранее чем через полгода отношений.
Интимные темы лучше не поднимать на первом свидании, а на работе вообще оставить за служебными дверями. На службе стоит заточить бдительность под все, что может прокатить как «приставание», «использование служебного положения» или «гендерное неравенство». «Можно сделать комплимент по поводу одежды, обуви или прически, но никогда не высказывайтесь по поводу фигуры как в положительном, так и негативном смысле», — советуют профессионалы.
Хотя еще лет сорок назад тема «про баб» вместо политики и религии рекомендовалась барменам в пабе — это было еще до разгара феминистского движения, когда «порядочные женщины» туда не ходили.
Теперь же неуместный разговор о сексе — пусть безо всякого оскорбления или приставания — может обойтись в круглую сумму. Дерик Риди из штата Теннеси недавно потребовал компенсацию от менеджмента ресторана Chili’s, утверждая, что получил моральную травму во время ужина с женой, когда два работника этого заведения громко вели между собой разговор о физических характеристиках своих причинных мест. Риди получил извинения и подарочный сертификат на 70 долларов.
Но что-то заставило ресторанного босса усомниться в искренности стеснительного джентльмена и просигнализировать в полицию. Она-то и выяснила, что Риди — профессиональный жалобщик и вымогает деньги от разных фирм, сетуя на покоробившие его беседы персонала «про размер», что на самом деле никто никогда не оскорблял его слух подобными темами, что он никогда не ужинал в Chili’s с женой, да и вообще он холост. Он нашел свою «золотую жилу», но просто не сумел ее толково разработать, за что и обвинен в мошенничестве.
На одном из форумов по теме «о чем не говорят» какой-то американец взмолился: «послушайте, если обо всем этом надо молчать, тогда есть ли вообще у нас друзья?!»
А вот с друзьями — пожалуйста. С друзьями, как я заметила, американские американцы говорят обо всем: белые — про негров, черные — про белых расистов, те и другие — про евреев, коренные — про «понаехавших», религиозные — про «педиков». В компании старых друзей они говорят даже «про ЭТО» и отпускают комплименты телу, а не платью.
Но на публике — ни-ни. «И снится мне, в притонах Сан-Франциско лиловый АФРО-АМЕРИКАНЕЦ Вам подает манто», — лояльно перефразируем мы Вертинского вместе с тапером Сашей Исбитцером в «Русском самоваре» или «Рюмочной».
В самом деле, зачем мы будем обижать воркующую чернокожую парочку за барной стойкой, которая из всего-то «Лилового негра» выловит это одно нерекомендованное слово?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Религиозная политика — часть государственной политики, принципы взаимодействия государства с церквями и верующими различных религий
Направление религиозной политики определяется по отношению к каждой религии, верующие которой живут в государстве. Набор доступных направлений религиозной политики определяется уровнем развития социальных технологий.
Возможные направления религиозной политики:
- Веротерпимость — верующие религии имеют полные права, государство не оказывает на них никакого воздействия, церкви в рамках религии разрешены. При наличие государственной церкви по отношению к верующим соответствующей религии всегда действует политика веротерпимости
- Дискриминация — представители религии имеют ограниченные права, государство не оказывает на них никакого воздействия, церкви в рамках религии разрешены..
- Искоренение — представители религии имеют ограниченные права, государство способствует их обращению в религию государственной церкви (или в атеизм, если закон о церкви устанавливает разделение церкви и государства), эммиграции или уничтожению. Церкви в рамках религии запрещены.
Религиозная политика определяется главой государства или главой государственной церкви
Религия, в силу своей особенности и стремления проникать как можно глубже в жизнь людей, не может не вмешиваться в социально-политическую жизнь, определяя политическое устройство общества, моральные и культурные ценности и даже экономическую жизнь.
Одним из самых простых критериев взаимосвязи религии и политики является его типология по соотношению влияния религиозного или светского начал в конкретном государстве. Здесь существуют четыре типа от примата религии до доминанты государства над ней.
Первый случай, когда государственная власть превращается в центр религии. То есть верховный правитель провозглашается Богом и превращается в центр религии. Такой тип отношений религии и политики может быть осуществлен в основном в языческих государствах. Самым ярким примером является Римская империя, где императору поклонялись как Богу. В полной мере это проявилось во время правления императора Октавиана Августа. Почитание его столь возросло, что ему начали воздвигать огромное количество храмов и заполонять римские улочки его серебряными статуями. В конце концов, его стали почитать в каждом даме как хранителя семейного очага и даже приносить жертву новому Божеству. Такое почитание императора перешло на его членов семьи и потомков, хоть среди них и были такие личности, как Калигула и Нерон.
Следующее – это подчинение всей политической власти религиозным структурам. Этот тип проявляется в государствах с монотеистическими религиями. Так как здесь вся политическая власть принадлежала главному представителю религиозной верхушке. В рамках этого типа в конце VI в. на Западе появляется такая политическая модель, как папоцезаризм. В руках Папы Римского находятся и светская, и духовная власти и он на свое усмотрение позволял тому или иному принцу или графу править в той или иной стране. Объяснялось такое положение Папы Римского тем, что он уже не «преемник Святого Петра», а «наместник Христа» на земле .
Не исключением является и буддизм. В XVI в. под эгидой правящих в то время в Тибете монголов появляется третий Далай Лама (первый и второй были назначены им посмертно, так что фактическим это был первый). «Великий учитель» — так переводится этот титул — изначально являлся главой определенной школы в буддизме. И уже пятому Далай Ламе удалось добиться независимости от монголов и стать полноправным теократическим правителем Тибета.
Третий тип взаимоположения религии и политики – это их союз. Примером этого союза может служить идея «симфонии» светской и духовной властей. Эта идея была сформулирована в VI в. в 6-й новелле императора Юстиниана I. «Величайшие дары Бога людям от человеколюбия свыше данные – священство (ιερωσύνη) и царство (βασιλεία), одно, служа божественному, другое о человеческом заботясь и управляя, – из одного и того же начала вышли, и привели в порядок человеческую жизнь» . Согласно «симфонии» царство и священство имеют одинаково божественное происхождение, поэтому государственная власть не нуждается в реинституционализации со стороны церкви. Суть «симфонии» состоит в том, что царь или император принимают религию как основу своей идеологии и проводят всю свою политику в соответствии с ней, а также они являются независимыми от церкви. Таким образом, правителю вверяется государство, о котором тот должен заботиться в соответствии с нормами религии. Истинно веруя, он способен больше сделать для религии и «спасения душ», имея в своем распоряжении все ветви власти, нежели это смогли бы сделать церковники. Церковь не берет на себя земной власти, но преобразует монарха в православного царя – помазанника, народный быт – в быт, выцерковленный, население страны в –в православный народ, что дает религии больше влияние, чем непосредственное участие в политике .
Однако, в рамках союза священства и царства в христианских Византии и России возникает явление «цезаропапизм», суть которого сводилась к давлению светской власти над религиозной. В Византии василевс унаследовал от римских императоров обожествление самого себя. Он был объектом культа и обладал священническими функциями: он мог давать свое решение по догматическим вопросам, устанавливать религиозные догмы, от его воли зависело назначение патриархов и митрополитов . То есть он напрямую вмешивался в дела священства и мог играть роль арбитра в спорах сугубо церковных.
В России первым проявлением цезаропапизма можно считать Ивана IV.
На своем венчании в 1547г. он принял титул «боговенчанного царя» и с того момента он фактически обладал прерогативами византийских василевсов.
Апофеозом же этой идеи стали слова Паисия Лигарида, прозвучавшие на Большом Московском Соборе 1666 г.: «царь именуется Богом и имеет право на богоименование» .
Цезаропапизм считается «отступлением» от теории «симфонии». В частности, А.В. Карташов признает это, но говорит о том, что такие нарушения не противоречат «симфонии» . Однако, такие отступления могут поставить под сомнение сам принцип союза церкви и государства.
Союз религии и политической власти является также частью буддистской практики. В силу того, что эта религия отрицает насилие и приветствует идейный плюрализм внутри себя (хотя борьба между школами существовала, она не носила стихийный характер), идея единства закона светского и духовного становится возможна. Проникновение буддизма в Монголию в XVI в. и возвышение ее до ранга государственной является прекрасным примером сего. Монгольский правитель Алтан-хан в целях повсеместного установления в своей стране буддизма приглашает тибетского иерарха Содном-Чжамцо и они провозглашают друг друга «царем Учения» и Далай Ламой соответственно. Тогда же они обнародовали уложение, которое начиналось со слов «Благодаря союзу Алтаря и трона, подобно Солнцу и Луне, открылся путь великого благодеяния…» .
Полное подчинение религии светской политической власти является следующим типом. Существуют разные формы проявления этого типа взаимоотношения: как крайние, так и более-менее терпимые. Крайняя форма существовала в СССР, где пропагандировался атеизм. Однако, надо сказать, что в разное время в СССР проводилась то жесткая, то смягчающая политика св отношении к церкви, но подчинение религиозных организаций властям всегда было полное. Еще одним примером, уже более терпимого отношения к религии является Англия. Англиканская Церковь полностью подчинена государству: главой церкви является король, который назначает епископов, но все новшества в обряды или догмы могут быть введены лишь с одобрения парламента. Хотя в парламент состоит не только из приверженцев англиканства, но и из представителей других конфессий и атеистов .
При перечислении типов взаимодействия религии и государства (помимо светского государства) не было упомянуто одно из трех мировых религий – ислам. Дело в том, что здесь отношение двух начал требует отдельного рассмотрения. Сейчас все чаще говорят об «уникальности» этой религии. Одни связывают ее с тем, что в основе ислама заведомо есть политическая составляющая, другие – с тем, что в исламе не существует различия на светскую и церковную власти. О вопросе априорной политической составляющей религии будет сказано ниже. Однако, идея нераздельности духовной и светских властей предполагает совершенно иной подход к власти в исламском теократическом государстве.
С.А. Семедов доказывает, что нет уникальности ислама в том, что в нем религия и политика нераздельны. В качестве доказательства он приводит всевозможные примеры не меньшей связи этих двух властей в других религиях. Но если посмотреть на исламское представление о политике, которое С.А. Семедов здесь дает, нельзя не выделить все же одно существенное отличие. Дело в том, что единственным властителем мира у мусульман является только Бог, «а глава политического сообщества – наместник Бога, призванный проводить его волю. Глава исламской политии должен быть праведником, а смысл государства – обеспечить наилучшие условия для спасения душ подданных» . Нельзя не согласиться с ним, что все это можно встретить и в христианстве в виде симфонии властей. Однако, тут же он говорит о том, что в мусульманстве нет священства, а значит «праведный халиф совмещает в одном лице духовного и политического лидера» в то время, как в христианской симфонии два лидера стремятся к одной цели. А результатом этого «удвоенного» лидерства становятся «некоторые нюансы» в отношениях церкви и государства, с чем мы не можем полностью согласиться.
Дело в том, что в то время как в том же христианстве эти «нюансы» порождают целый перечень вариантов взаимоотношения религии и политики, не противореча основным идеологическим принципам религии, в исламе такое невозможно. Лишь своеобразная «симфония», которая по сути является лишь объединением двух начал в одном лидере не будет противоречить исламу. Однако, это не противоречит основному его выводу о том, что каждая религия по своей сути неотделима от политики.