Давая обеты, новоиспеченный инок или монах становится не господином, но слугой — Богу и людям. Обет послушания заключается в отсечении своей воли и следовании воле Божией, которая открывается через добровольное послушание Игумену и всей братии.
«Монашество не есть учреждение человеческое, а Бо́жеское, и цель его, отдалив христианина от сует и попечений мира, соединить его, посредством покаяния и плача, с Богом, раскрыв в нем отселе Царствие Божие, говорит святитель Игнатий Брянчанинов. — Милость из милостей Царя царей – когда Он призовет человека к монашеской жизни, когда в ней дарует ему молитвенный плач и когда причастием Святого Духа освободит его от насилия страстей и введет в предвкушение вечного блаженства».
Многим современным людям непонятен смысл монашества. Монашество, благословленное Церковью, — это путь к Христу, к обретению в Нем вечной жизни. Слово «монах» по-гречески означает «одинокий», «отшельник». По-русски — «инок», то есть иной, другой. Желающий стать монахом после соответствующего испытания принимает обеты целомудрия (безбрачная, бессемейная жизнь), нестяжание (отсутствие собственности) и послушания Священноначалию и духовному отцу. Своим трудом, как видимым воплощением деятельной любви, монахи создавали подобие рая на земле — нынешний Валаам даже после полувекового разорения является одним из самых ярких тому примеров.
Но главное предназначение монаха все же не в этом. Молитва за ближних и дальних, за «ненавидящих и любящих», за весь мир, лежащий в грехах (и, быть может, стоящий еще лишь благодаря молитве праведников и подвижников) — вот главное дело монаха. Очистив молитвенным подвигом сердце, многие иноки с любовью помогали людям, могли исцелять от душевных и телесных недугов.
Монашество – звание пожизненное: «Грядущего ко Мне не изжену вон» (Ин. 6:37) В Валаамском монастыре существует несколько ступеней на пути к монашеству: трудник, послушник, инок и монах. В былые времена каждая ступень длилась 3 года. Ныне же срок монашеского искуса несколько уменьшился. Однако здесь, как и везде, существуют исключения — встречаются люди, готовящиеся к монашескому постригу в несколько раз дольше, чем это происходит обычно. То есть прохождение данных ступеней – дело сугубо индивидуальное и зависит от личных качеств кандидата.
Считается, что первым монашествующими были Сам Господь Иисус Христос и Пресвятая Богородица, заключившие в себе всю глубину подвига, к которому стремится всякий монах.
Но официально, начало самого института общежительного монашества положил преподобный Пахомий Великий (ок. 292-348 гг.). И во многих Афонских храмах это иконографически прослеживается: справа от входа в храм изображается преподобный Пахомий в мирской одежде, и рядом с ним ангел Божий в монашеском одеянии. И ангел указывает перстом своим на куколь, надетый на его голове, и держит в другой руке свиток с надписью: «О сем образе удобно спасешися». То есть, шествуя этим путем, проходя свой подвиг по этому образу, ты сможешь обрести совершенство, недоступное в миру, среди его шума и суеты.
На Руси монашество началось почти одновременно с принятием христианства. Основателями монашества на Руси были преподобные Антоний и Феодосий, жившие в Киево-Печерском монастыре.
Игумен Валаамского монастыря епископ Троицкий Панкратий говорит: «Монашество – это дар Божий, пользуясь которым человек может взойти на богообразную высоту голгофскую и приобщиться тому совершенству, к которому призван каждый из нас. Отцы воспринимали монашество, как здравницу, лечебницу, куда приходят не только люди совершенные, но и страждущие, больные, ча́я исцеления. И начинается наше покаяние, к которому априори призван всякий христианин с отрицания: это нельзя, то не положено, туда не ходи, этого не говори, это не ешь. И, с точки зрения людей не церковных, не верующих, монахи – это самые бедные и несчастные люди. Но не так это на самом деле. Ведь как говорили отцы:
Если бы мир знал то блаженство, которым утешает Господь избранных своих, монашествующих, то весь мир отрекся бы от всего и последовал бы этому блаженному призванию.
Вступающие на путь иноческого жития должны иметь твердое решение: «отречься от мира», т. е. отказаться от всех мирских интересов и развивать в себе дух – высшую часть души, во всем исполняя волю своих духовных руководителей.
Прибывший в монастырь и имеющий желание посвятить себя монашескому подвигу, не должен иметь удерживающих его в миру обстоятельств — в виде престарелых родителей, супруги, несовершеннолетних детей, неоплаченных долгов или судебного преследования. Ничто не должно связывать насельника с миром, поэтому, уходя из мира, следует отсечь все свои привязанности и связи с ним.
Желающий же убежать от проблем и не желающий учиться их решать в миру, долго в монастыре, как показывает практика, не задерживается. Жизнь в монастыре – это постоянная, непрекращающаяся борьба с диаволом, и с самим собой. И эта борьба требует, помимо всецелого упования на Бога, огромных внутренних усилий и огромной силы воли. Слабовольные и слабохарактерные здесь просто не смогут остаться.
Иноческая жизнь, или монашество, — есть удел только немногих, имеющих «призвание».
Это «призвание» есть непреодолимое внутреннее желание иноческой жизни, чтобы всецело посвятить себя на служение Богу. Как и сказал о том Господь: «Кто может вместить, да вместит». (Мф. 19, 12). Святитель Афанасий Великий в своих трудах пишет: «Два суть чина и состояния в жизни: одно — обыкновенное и свойственное человеческой жизни, т. е. супружество, другое — ангельское и апостольское, выше которого быть не может, т. е. девство или состояние иноческое».
Иероглифы и кресты
От футуристического Токио до православного Софийского монастыря час езды по скоростной бетонке. И еще чуть-чуть — по узкой дороге меж полями и перелесками. За сельским кладбищем с иероглифами на надгробиях дорога виляет вправо — и тут же открывается маковка храма. Ухоженный дом, православная церковка, рядок могил, охраняемых крестами…
Здесь, в префектуре Тибо, большую часть из своих 94 лет прожил архиепископ Николай (Саяна). Японец с блистательным светским образованием социолога, он был крещен в православие в раннем детстве. Жизнь посвятил служению Богу: в 1962 году был пострижен в монахи в Троице-Сергиевой лавре, свой земной путь закончил в сане архиепископа в августе 2008 года. На момент смерти владыка Николай являлся старейшим архиереем Русской православной церкви. Он оставил в Японии сотни последователей православия.
На месте своей дачи в селе Мацуо владыка Николай построил церковь, организовал Софийский женский монастырь. А на закате долгой жизни, когда силы уже оставляли его, пришла подмога. Настоятель токийского храма Александра Невского протоиерей Николай Кацюбан обратился в Московскую Патриархию с просьбой прислать к старенькому архиерею православных монахинь. Москва просьбу услышала, и в 2003 году в Японию прилетела благочинная Уссурийского Рождественско-Богородичного женского монастыря матушка Ксения.
Это она выходит из дома нам навстречу. Улыбнувшись, тихо говорит: «Здравствуйте».
Выбор медсестры
Монахиня Ксения родилась на Черниговщине, ее мама была псаломщицей сельского храма.
— Веру я впитала с молоком матери, за что в школе песочили нещадно. Но это только закаляло меня и веру мою, — признается инокиня.
По образованию фельдшер, она несколько лет отработала в реанимации районной больницы. Потом уехала в Сергиев Посад, где жил ее духовный отец. Пришел день и час, вчерашняя медсестра приняла монашеский постриг. А перст судьбы привел ее на Дальний Восток, в женский монастырь Уссурийска.
— Как-то вызвал меня к себе владыка и сказал, что я поеду Богу служить в Японию, говорит, что там нужно доглядеть старенького архиерея-японца, который жизнь свою посвятил православию,- вспоминает мать Ксения.
К поездке она отнеслась с монашеской безропотностью. И крестьянской тщательностью, прослушав краткосрочные курсы японского языка в Дальневосточном университете. Первое впечатление от Японии — миллионы лиц в медицинских масках.
— Бушевала вирусная эпидемия. Я поняла, что японцы народ бесконечно дисциплинированный, — улыбаясь, вспоминает Ксения.
А вот порядка в монастыре уже не хватало. Архиепископ Николай был похож на растерянного ребенка, у него прогрессировала болезнь Альцгеймера.
— Он, как покушает, все время искал деньги, чтобы рассчитаться за обед. Вечером в окошко мог звать в дом невидимых гостей. Все время повторял: «Заходите, здесь православные живут, у нас места всем хватит». Так приглашал в свой дом этот добрейшей души человек, — говорит мать Ксения.
Архиепископа Николая похоронили на кладбище Иокогамы. Перед смертью он подписал дарственную: свой дом, храм, все постройки возведенного на его средства монастыря завещал в пользу Московской Патриархии. И вскоре Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил насельниц на дальнейшее жительство в Мацуо.
Территория монастырского подворья была запущена, густой бамбук наступал на дом ушедшего владыки, стеной подходил к храму. Все требовало ухода, времени и заботливых рук.
Две сестры
Инокиня Магдалина — улыбчивая, в тяжелых очках, с восточными чертами лица.
— Где-то буряты побегали, — в шутку поясняет она.
Ее детство прошло в дальневосточном Амурске. Родители, выпускники худграфа, дневали и ночевали в школе. Девочка росла пытливой, с тонкой, ранимой душой.
— На дворе стояли девяностые годы, покупала книги на развалах и читала все подряд, от Евангелия до оккультной литературы.
Ее путь к православию похож на запутанный лабиринт: училась в протестантской семинарии, хотела стать художником, была в центре богемной компании…
Когда объявила родителям о решении принять монашеский постриг, встретила волну предсказуемого протеста, слез и непонимания. Но вера оказалась сильнее. В 2003 году она постриглась в монахини, и через год после матушки Ксении приехала в Японию служить Богу и людям.
Сестра Магдалина младше сестры Ксении на 18 лет. И уже 13 лет одна на двоих свеча горит в их японской комнате.
Тишину здешнего мира прерывают звуки взлетающих и заходящих на посадку самолетов — рядом столичный аэропорт Нарита. Все вокруг японское — архитектура окрестных домов, поля, на которых даже солому складывают по-особенному. И только крест православного храма подпирает небо, да мордатого кота возле церкви окликают нашенским: «Вася, иди сюда».
— Наш день начинается в четыре утра. Молимся до шести, затем можем пару часиков отдохнуть, а потом забот хватает на весь день,- говорят монахини.
Во дворе идеальный порядок, выполота трава, рыжеет зрелая хурма. Храм тих, убран с тщательностью горницы, много икон и света. Есть в нем что-то домашнее и бесконечно теплое для сердца. Дом блестит чистотой и греет уютом. На стенах много фотографий бывшего хозяина, архиепископа Николая, видавшее жизнь пианино еще помнит его руки…
За десять лет японской жизни монахини снискали себе безграничное уважение окружающих.
— Недалеко от нашего монастыря есть семейная клиника. Там категорически отказываются с нас деньги брать, говорят, что мы небесные люди, — говорят инокини.
Свои среди своих
К ним часто приезжают гости. Русские, которые живут и работают в Японии, и православные японцы — паства владыки Николая. Деревенские соседи стали их друзьями и первыми советчиками в огородно-земельных делах.
— Японцы народ наблюдательный, они долго к нам присматривались. Но со временем приняли за своих,- говорит матушка Ксения.
День клонился к закату. Рассказав о житье-бытье, монахини накормили вкусным обедом, с черным, духмяным хлебом, который сами пекут. Чувствовалось, как не хватает им русского общения, как хочется говорить и слушать…
На повороте дороги мы оглянулись. Сестры крестили нас вслед.
Беседа с архимандритом Исидором (Минаевым).
В настоящее время в Русской Православной Церкви более 800 монастырей. Около 10 000 человек – мужчин и женщин – в последнюю четверть века приняли монашеский постриг. О тех этапах, которые проходят православные монахи и монахини в течение всей своей жизни в монастыре, о чинах пострижения мы сегодня поговорим с настоятелем храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала в Санкт-Петербурге архимандритом Исидором (Минаевым).
– Десять лет Вы были в братии Валаамского монастыря, шесть лет настоятелем Коневского монастыря. Какие этапы проходит человек от момента поступления в монастырь и до принятия монашества?
– Есть три этапа, описанные в церковных уставах. Хотя их гораздо больше. Я всегда, особенно когда уже стал помощником игумена на Валааме, как бы человеком со статусом, и когда был настоятелем на Коневце, просил братию внимательно относиться ко всем, в том числе и к туристам.
В монастырях всегда есть разница между туристом и паломником. Сперва человек – турист, потом он уже паломник, а потом уже и послушник. Так было, например, со мной.
Надо сказать, что Валаамский монастырь был прославленный, туда многие хотели, потому что до революции он был государством в государстве – остров, который сам себя обеспечивал, там были различные ремесла, сельское хозяйство, рыболовство и много чего еще. Поэтому он был известный, зажиточный, красивый. К тому же не такой северный, как Соловки. И многие хотели вступить в братию этого монастыря.
Там до послушника были такие градации, как трудник и кафтанник. Трудники – это люди, которые просто приехали в обитель потрудиться во славу Божью, то есть бесплатно. Причем это были не только разнорабочие. Я про старый Валаам рассказываю. Из трудников был кто печник, кто столяр, кто пахарь и так далее. То есть это люди, которые могли действительно квалифицированную помощь оказать обители.
Трудники не обязаны были становиться потом послушниками, они даже, может быть, не стремятся в братию, а просто дали зарок потрудиться несколько месяцев во славу Божью; может быть, во искупление каких-то своих несовершенств, может быть, их просто потянуло к духовной жизни.
Перед облачением в подрясник и посвящением в послушники на человека надевали кафтан – русскую рубашку, только удлиненную, где-то по колено или чуть ниже колен. Но она еще не длинная и о какой-то духовной степени, даже начальной, не говорит. Кафтанники – уже свои, их уже знают, они себя зарекомендовали.
Далее человек писал прошение. Что очень важно для монашества (вот как нас учили наши учители, а наших учителей учили настоящие учители, то есть церковные старцы, духовные люди, пережившие гонения, войну) – монах пишет только одно прошение в жизни: «Прошу принять меня в братию обители». Это норма, это идеал.
А когда потом начинаются еще прошения: «Переведите меня куда-нибудь на южное подворье, мне не подходит климат», «Я хочу заняться иконописью», «Я хочу поступить в академию», – это уже считается послушник не первого сорта, так как он проявляет свою волю. Надо будет, так тебя направят куда угодно, хоть в архиереи.
Или братия направит, или епархиальный епископ направит, если надо, и учиться, и за границу, и в дальнюю обитель, и в ближнюю, и сан тебе дадут, и на скит отправят или в отшельничество. Или, наоборот, дадут какую-то суетную должность; например, эконома, казначея в самом монастыре (или благочинного).
Так что в идеале прошение пишется только один раз. Духовный собор братии принимает человека в послушники. Послушник – это испытуемый, он испытывает сам себя; и его испытывает обитель. Очень важно пройти это испытание. И главной добродетелью послушника должна быть та, которая забыта в современном мире: человек должен послушаться, он должен слушать, что ему говорят, и это выполнять.
То есть он слушает авторитетное мнение старших, он признает это мнение и через это духовно возрастает. В идеале послушнику дается старец. Это не святой, это может быть и грешный старец. Например, у преподобного Акакия был такой гневливый старец, который просто бил его, ругал, поносил по-разному, а тот терпел и стал святым.
Старец (и это прямо написано в уставе), если сказать по-армейски, сержант. Это не какой-то супергуру, это просто старослужащий, который научит тебя, как кушать, как нести послушание, как спать, как молиться, как внешне себя содержать. И за внутренним состоянием послушника старец должен наблюдать.
Поэтому когда мне миряне говорят: «Вот мой старец…», я спрашиваю: «Какой старец? Вы в монастыре, что ли? Почему твой старец? Есть какой-то старец, в обители живет, он наставляет новоначальную братию, может и Вас по любви принять. Но почему он твой старец? У тебя муж есть, какой тебе старец?»
Так вот, послушник. Устав церковный и монастырский требует три года, не меньше. Это устав требовал еще в те святые времена, лет сто или тысячу назад. Человек принимает постриг не раньше, чем через три года, он испытывает себя; и игумен испытывает его.
Даже очень серьезные прещения прописаны в правилах. Если человека постригли раньше трехлетнего искуса, то есть испытания, то игумена, который это совершил, надо снять с должности и отправить в другой монастырь в состояние послушания, то есть не командовать, а подчиняться, а рано постриженного монаха тоже отправить в другой монастырь на испытание послушанием.
Это правильно по той причине, что люди очень подвержены имитации духовной жизни, нездоровому воображению, тщеславию: «Вот я был мирянином – ничего у меня не получалось, а теперь я – ого! – монах валаамский! Понимаете, что это такое?» – «Да, понимаем; что ты!»
Человек на это покупается, потом сам жалеет, потому что когда пройдет период ношения церковного костюма и упивания своим статусом и придет реальная жизнь, настанут серые будни, вот тут будет очень важно, умеет ли человек смиряться, подчиняться, может ли быть наедине с собой.
Очень многие люди, как мы знаем, в миру совершенно не могут быть наедине с собой, им обязательно надо с кем-то общаться, где-то в социуме реализовываться. А монаху должно быть с самим собой и с Богом наедине очень комфортно.
– Отец Исидор, существуют монахи рясофорные, мантийные, схимники. Невоцерковленному человеку эти слова, как правило, непонятны. Какое отличие пострига в тот или иной чин?
– Первый постриг – рясофор. В рясофоре, бывает, меняют имя, а бывает, что и не меняют. Что такое рясофор? Ношение рясы и камилавки. Человек еще не дает никаких обетов. Мне много приходилось постригать в рясофор. Настоятель молится, благодарит Бога за то, что данный брат или данная сестра хочет уйти от суетного мирского жития и поселиться в данной обители.
Второй постриг – мантийный. Это, я считаю, самый настоящий постриг, посвящение в монашество. Надо понять, что такое монах. «Моно» – «один». Один человек, он и Бог. Так вот, второй постриг – так называемый постриг в мантию, или малая схима. Человек облачается в мантию поверх рясы, в клобук с наметкой – ниспадающей черной тканью (как занавесом от мирской жизни). А в постриге это называется «шлем спасения».
Постриг в мантию – это очень серьезное духовное действо. Человек действительно дает обеты – обещает Богу, Церкви, обещает перед лицом братии этого монастыря, перед лицом церковного народа три вещи. Вот иногда мне говорят: «Ой, ну мы ж не монахи, нам не надо поститься, молиться или ходить на службы». На самом деле монах от мирянина отличается только тем, что не может завести семью.
Есть еще два обещания, которые дает монах: послушание своему начальнику, то есть игумену монастыря прежде всего, и вольное нищенство, то есть человек не имеет своего личного имущества – дома, машины, что очень важно. Сейчас бывают у высокопоставленных монахов по должности какие-то машины – ну, если человек, например, митрополит, он же не может на трамвае ездить. Хотя он и монах, у него есть служебный автомобиль, служебная резиденция, но не больше. То есть заводить свои квартиры и личные автомобили – это уже нарушение обетов.
Третий постриг – великая схима. Он, как правило, бывает уже в старческом возрасте или когда монах тяжело болен. Великая схима – это такой постриг (его называют «ангельский чин»), когда уже человек внутри себя попрощался со всем мирским, он может пребывать только в молитве, в созерцании, в каком-то духовном состоянии.
И, как правило, схимники уже не несут никаких послушаний в монастыре, а мантийный монах может быть и экономом, и капитаном корабля, и заведующим фермой или свечным производством, певчим, диаконом и еще много кем. А схимник призван уже только к молитве и, возможно, к духовному окормлению желающих – или братии, или паломников, приходящих в обитель.
Вот такие – подчеркиваю, в России – три чина монашества. В Греции, на той же Горе Афон, проще. Там послушник – и вскоре мантийный монах, он уже и схимник практически; там нет трех постригов, как у нас. То есть там проще – ты либо не монах, либо монах.
– Спасибо, отец Исидор, за то, что помогли нам понять, чем же отличаются люди в монашеских одеждах.
– Всего доброго.
– Дорогие телезрители! Когда в Оптину пустынь приходили новые послушники, старец Варсонофий говорил им так: «Надел подрясник и думает: я теперь стал монахом. Нет. Лампа, пока не горит, не оправдывает своего назначения, она нужна только зажженной. Так и в монашестве: одна внешность не приносит пользы; необходим внутренний огонек».
Ведущая Екатерина Соловьева
Схима (от древнегреч. σχῆμα — образ) — первоначально облачение монахов, внешний вид, форма, внешность. Позднее — торжественная клятва (обет) православных монахов соблюдать особо строгие аскетические правила поведения.
Собственно говоря, православное монашество делится на три степени: рясофор, малая схима (или мантия) и великая схима.
При посвящении в рясофоры послушник не дает пока никаких обетов. Облачение монаха-рясофора состоит из подрясника, рясы и камилавки.
При пострижении в малую схиму (или мантию) постригаемому изменяют имя и он дает обеты послушания, нестяжания и девства. Облачение малосхимника состоит из рясы, парамана (особый четырехугольный плат), клобука, монашеской мантии (она еще называется паллий), четок, особой обуви (сандалии).
Великая схима — это совершеннейшее отчуждение от мира для соединения с Богом. Монах, принявший великую схиму, иначе – «великий ангельский образ», называется схимона́хом, или схи́мником. Пострижение инока в великую схиму совершается торжественно и дольше, чем в малую.
Великосхимник дает особые обеты, при этом ему снова изменяют имя. Притом, следует отметить, инок получает еще одного святого покровителя (то есть после каждой перемены имени за него перед Богом ходатайствует все больше святых). В русских монастырях великосхимники обычно живут отдельно от другой братии и не занимаются никакими послушаниями, кроме непрестанной молитвы.
Обеты великой схимы в сущности являются повторением обетов малосхимника, но, вслед за повторением, обязывают и к еще более строгому их соблюдению. В древности великосхимники давали дополнительный обет — вселиться в затвор, закрыться в одинокой пещере как в гробу и тем самым полностью умереть для мира, оставшись с единым Богом.
Иногда схимонахи живут отшельниками. Не имея возможности поселиться в настоящей пустынной местности вдали от людей, чтобы посвящать все помыслы единому Богу, монахи, живущие в обычном общежительном монастыре, уходили в затвор, тем самым заменяя отшельничество — они и стали именоваться монахами великой схимы. Впоследствии затвор перестал быть обязательным обетом для схимонахов.
Экспозиция «История русского православия»