Ежедневно только в Москве в полицейские сводки попадают 5-6 пропавших детей. За шесть месяцев 2018 года полиция зарегистрировала 29 806 заявлений об исчезновении граждан по всей стране. Большинство из них находят в течение 10 дней. Специалисты считают, что эффективность поисков повысится после принятия закона, согласно которому при розыске можно будет использовать геолокационные данные телефона пропавшего человека. Но у этого законопроекта, который сейчас проходит согласование в МВД, есть и обратная сторона. О том, куда исчезают люди, почему разговоры о похищении на органы не более чем страшилка, а вот продажа в рабство — жестокая реальность и что именно надо делать, чтобы предотвратить трагедию, специалисты рассказали на круглом столе «Известий».
Содержание
Игры с цифрами
«Известия»: По статистике МВД, за последние десять лет на треть уменьшилось число людей, которые пропадают без вести и находятся в розыске. Но по регионам картина неоднородна. Например, в Ростовской области и Краснодарском крае число пропавших сократилось почти в три раза. А в Чечне, Татарстане, Кировской и Воронежской областях их стало в два раза больше. Что происходит на самом деле? Почему где-то показатели ухудшаются, а где-то улучшаются?
Анатолий Кучерена, адвокат, председатель Общественного совета при МВД России: Ничего глобального не происходит — есть небольшие колебания в зависимости от сезона. С января по май 2018 года полиция зарегистрировала 29 806 заявлений об исчезновении граждан. Большинство пропавших (25 563 человека) были обнаружены живыми в течение десяти дней с момента регистрации заявления. Местонахождение остальных было установлено в ходе разыскных действий.
Большинство случаев пропажи регистрируется в Санкт-Петербурге, Ленинградской области, Москве и Московской области. Полиция связывает это с высокой плотностью населения. Больше трех тысяч детей пропали без вести за первые полгода 2018, что почти на 13% меньше показателя аналогичного периода 2017 года.
Дмитрий Второв, президент фонда «Поиск пропавших детей»: Я думаю, здесь есть определенная статистическая казуистика. Только по Москве пропавших детей было 2,7 тыс. Ежедневно в сводках проходят около 5–6 детей.
На протяжении длительного времени у нас идет игра с цифрами, и понять количество пропавших, погибших достаточно сложно. Я не считаю, что картина изменилась. В прошлом году в докладах на форумах прозвучало, что было 49 тыс. заявлений о пропавших детях по всей стране. По нашим оценкам, это отражает реальную картину. Количество заявлений о пропавших детях колеблется от 200–300 человек до трех тысяч на каждый регион. Если перемножить на общее число регионов в стране, получим такую картину: свыше 40 тыс. заявлений. Среди них — большое количество повторных самовольных уходов детей из дома.
О числе погибших детей очень сложно говорить. Следственный комитет дает свою статистику, МВД — свою. Что учитывается, сложно понять. Если ребенок самовольно ушел из дома и погиб в результате ДТП, что считается причиной гибели — ДТП или безнадзорность?
Анатолий Кучерена: Или заблудился в лесу, решил искупаться в озере и утонул…
Олег Леонов, координатор поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт»: В Воронежской области в 2008 году было 816 пропавших без вести, в Новгородской области — 835. Но это несравнимые по населенности регионы. Скорее всего, в Воронеже в 2008 году была проблема со статистикой.
«Известия»: Возможно, в регионах с печальной статистикой нет волонтерских организаций?
Олег Леонов: «Лиза Алерт» есть в 47 регионах.
Дмитрий Второв: Приблизительно также и у нас, свыше 50 отрядов и инициатив.
«Известия»: Вы не везде нужны или не хватает волонтеров?
Дмитрий Второв: Поисковая организация может возникнуть, а потом свернуться. Это же очень трудозатратная деятельность. Каждый из нас где-то работает, а поиск отнимает много времени, сил, личных средств. У нас все звонки — вдруг. О пропаже сообщают, как правило, к ночи. Не везде создаются ячейки из нескольких человек, которые могут это поднять и двигать.
Олег Леонов: Чтобы возникла организация, должны найтись люди. К сожалению, обычно они находятся на тяжелых резонансных поисках, когда пропал ребенок. Если он, к несчастью, погиб, в этом регионе будет очень большая волонтерская организация. Многие наши региональные подразделения возникали, к сожалению, на трагедиях.
Еще нас нет в малонаселенных регионах — на востоке страны, например в Тыве и Магаданской области.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Артем КоротаевАнатолий Кучерена, адвокат, председатель Общественного совета при МВД России
«Известия»: Сколько в России поисковых организаций и как вы взаимодействуете?
Олег Леонов: Мы знаем около 45. С кем-то взаимодействуем очень плотно в ежедневном режиме, с кем-то — как придется.
«Известия»: Лучше ли стали разыскивать людей?
Анатолий Кучерена: Если сравнивать, как было три года назад и как сейчас, безусловно лучше. Конечно, большую роль сыграли волонтерские организации. Добровольческие поисковые отряды сформированы в 76 субъектах Российской Федерации, в их состав входят около 15 тыс. граждан разного возраста и социального статуса.
Принцип взаимного сотрудничества в этой сфере является приоритетным для МВД. В июле 2018 года глава МВД Владимир Колокольцев выступал на I Всероссийском форуме поисково-спасательных отрядов и отметил, что в каждом втором российском регионе министерство заключило соглашения о совместной работе с волонтерскими организациями по поиску пропавших людей. По его словам, в 2017 году при содействии волонтеров найдены несколько тысяч человек, треть из них – дети.
Олег Леонов: Отряд «Лиза Алерт» назван в честь погибшей в 2010 году Лизы Фомкиной. Тогда ситуация с розыском пропавших детей была чудовищной, но сейчас «средняя температура по стране» изменилась. Сократилось количество отказов принять заявление — когда приходит мама, а ей говорят: «Приходите через три дня».
Анатолий Кучерена: До 2010–2012 годов милиция не воспринимала активных граждан. Благодаря позиции Владимира Колокольцева полиция стала более открытой.
Дмитрий Второв: Иногда обидно, что говорят только о волонтерах. Конечно, это геройская работа, но много героев среди сотрудников полиции. Например, сотрудники Московского уголовного розыска, в частности начальник 8-го отдела Дмитрий Пичугин и его заместитель Алексей Мыцик не раз в ночь или свой выходной день выезжали на поиски ребенка. Или еще ситуация: зимой в Москве пропал девятилетний ребенок, упал в канализационный люк. Полицейский его нашел, прыгнул в люк, достал, когда мальчик уже задыхался. Никто не написал о том, что он, выполняя свой долг, пошел на риск и спас жизнь ребенка. Таких немало, но мы о них не слышим. Об этом не очень принято говорить.
Куда исчезают люди
«Известия»: Какие самые распространенные причины исчезновения людей? Что с ними происходит?
Анатолий Кучерена: Как правило, причинами пропажи людей становятся дезориентация или несчастные случаи. Была история, когда папа пошел на рыбалку, а его несовершеннолетняя дочь принесла ему поесть и не вернулась домой — погибла на очистных сооружениях. Скорее всего, причина в безответственности родителей. Взрослый должен быть рядом.
«Известия»: До какого возраста ребенок должен находиться под присмотром взрослых? Что об этом говорит закон?
Анатолий Кучерена: До совершеннолетия ребенка вы не можете оставлять его одного. По закону так.
Дмитрий Второв: В некоторых странах существуют законы, по которым ребенок до 12 лет обязан находиться с одним из опекунов. У нас это отсутствует.
Анатолий Кучерена: В России можно привлечь родителей к административной ответственности, если их дети остаются одни на улице после 10 часов.
Дмитрий Второв: Это условная история. Она нерабочая.
«Известия»: Полиция останавливает детей без сопровождения?
Дмитрий Второв: Не всегда. Но в Москве мы наблюдаем очень хорошую тенденцию — сотрудники ППС задерживают безнадзорных детей до 12–14 лет в темное время суток, доставляют их в территориальный отдел.
Анатолий Кучерена: Другими причинами исчезновения людей могут быть преступления — от похищения до убийства. Растет количество сексуальных преступлений. В 2016 году по статьям о половой неприкосновенности несовершеннолетних было возбуждено почти 6 тыс. уголовных дел, в 2017-м — уже свыше 7 тыс.
«Известия»: С чем это связано?
Анатолий Кучерена: С градусом агрессивности в обществе. Также по колебаниям в статистике мы видим, что всплески происходят в определенные периоды: весной, осенью. Это связано с обострениями психических заболеваний. Похищения совершают либо охотники за наживой с целью выкупа, либо люди с психическими заболеваниями.
Также бывает, что граждане набирают кредитов и прячутся, а их родственники беспокоятся. Они считаются без вести пропавшими и пополняют статистику.
Олег Леонов: К этим пунктам прибавляется утрата родственных связей, когда человек преднамеренно без предупреждения уходит из семьи. Для них он пропадает без вести, а когда его находит полиция или мы, он говорит, что больше не вернется, пишет заявление.
Часто пропадают пожилые люди в состоянии деменции разной степени. Они дезориентированы.
«Известия»: Похищают ли людей на органы? Какова статистика таких происшествий?
Дмитрий Второв: Мы ни разу на сталкивались с такими случаями. Похищения на органы — это распространенный миф.
Олег Леонов: В нашей практике таких случаев не было. Думаю, эти рассказы — из области страшилок.
«Известия»: А были ли в вашей практике случаи похищения с целью продажи в рабство?
Олег Леонов: Да, такие случаи бывают. У нас было несколько таких историй, но статистику по этому вопросу мы не ведем. Когда становится очевидно, с чем мы столкнулись, то передаем эту информацию в полицию.
«Известия»: Есть статистика по похищенным детям?
Олег Леонов: Часть криминала проходит мимо нас.
Дмитрий Второв: В США 800–900 тыс. заявлений о пропаже детей в год, из них около 250 тыс. заявлений о похищении детей родителями. У нас это не квалифицируется и не фиксируется как похищения.
Олег Леонов: Если родитель не лишен родительских прав, похищения нет. Это внутрисемейный конфликт.
Дмитрий Второв: Это существенная проблема, потому что есть случаи, когда дети погибают в результате таких похищений из-за желания родителя отомстить. Был случай, когда родитель увез ребенка и утопил, а потом поджег себя, второй случай, когда родитель убил ребенка и свел счеты с жизнью.
«Известия»: С какой целью похищают детей?
Дмитрий Второв: Обычно с целью сексуального насилия. К сожалению, чаще всего это делают люди, которые уже привлекались за сексуальное насилие или сексуальное насилие в отношении несовершеннолетних, развращение. Снова вопрос о профилактике, которая должна быть в том числе и в отношении этих людей.
Мне нравится система за рубежом. В Штатах вы можете зайти на специализированный государственный сайт и посмотреть, где проживает такой злодей. Эти люди должны быть на виду, полиция и общество их должны контролировать. Рецидивы происходят часто.
Дело техники
«Известия»: Как предотвратить пропажу людей?
Дмитрий Второв: Нужны целенаправленные государственные программы по профилактике пропаж. Нужно распространять знания: например, в какой одежде можно идти в лес, что взять с собой, как вести себя в лесу.
«Известия»: Есть ли это в школьной программе основ безопасности жизнедеятельности?
Олег Леонов: Нужной информации там нет.
«Известия»: Может быть, каждому ребенку выдавать браслет с чипом?
Анатолий Кучерена: Даже маленький человек имеет право на свободу.
Дмитрий Второв: Свобода может быть ограничена. Безнадзорные дети — руферы, зацеперы — ежегодно пополняют списки погибших, а под руководством инструктора можно безопасно заниматься даже скалолазанием.
Анатолий Кучерена: Вы считаете, нужен чип? Кого мы воспитаем, если ребенка постоянно контролировать? Моей дочери 15 лет, но она со мной советуется. У нас очень доверительные отношения. Это важно.
Олег Леонов: Надо научить ребенка думать о себе и своей безопасности самостоятельно. Как только вы его чипируете, начнутся конфликты.
Дмитрий Второв: Мир таков: если мы вооружены, то защищены. Если семилетний ребенок ходит в школу с браслетом безопасности или каким-то устройством, которое отслеживает его перемещения, это здорово упростит процедуру его поиска. Конфликт может быть с подростком 14 лет, который хочет быть самостоятельным. Здесь, конечно, пригодится наше общение с ним.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Артем КоротаевДмитрий Второв, президент фонда «Поиск пропавших детей»
«Известия»: Как быстро сотовые операторы предоставляют информацию о местонахождении пропавшего?
Олег Леонов: Чтобы получить данные о геолокации телефона, сотрудник полиции должен написать запрос, начальник территориального подразделения — подписать его и отправить судье. Если судья даст добро, запрос уходит в Бюро специальных технических мероприятий МВД, и оно предоставляет данные. Если человек находится в беде, его жизни и здоровью угрожает серьезная опасность, это необходимо для спасения. Если человек в лесу заблудился в пятницу, данные геолокации в лучшем случае появятся к вечеру понедельника. Если это случилось в ноябре, человека живым уже не спасти.
Сейчас разработан законопроект, который ускорит процесс. Пока он проходит стадию согласования в МВД. По законопроекту, в случае если есть заявление о пропаже человека или его безвестном исчезновении, ответственный руководитель в полиции может сам написать запрос, отправить оператору сотовой связи и получить данные.
Анатолий Кучерена: Если есть основания предполагать, что иным способом обнаружить человека невозможно. Но мы боимся злоупотреблений. Есть ли гарантия, что это не будет использовано недобросовестными заказчиками в отношении кого-то?
Олег Леонов: Это могут быть кредиторы, мужья, жены.
Анатолий Кучерена: Должен быть усилен контроль — не только ведомственный, но и общественный.
«Известия»: Насколько вырастет количество найденных с принятием закона о геолокации?
Олег Леонов: Это повлияет не на количество найденных, а на количество найденных живыми, потому что сократится время поиска. Мы будем искать не во всем лесу, а только в его части и найдем не за трое суток, а за сутки.
Дмитрий Второв: Сейчас время, потраченное на розыск одного человека, может украсть время у остальных поисков, потому что больше никого нет. Если у нас есть геолокация, сокращается время на спасение человека, эффективность повышается, количество выживших резко возрастает.
«Известия»: Какой процент скрывается от кредиторов?
Анатолий Кучерена: Статистики у меня нет, но такие эпизоды появились за последние 2–3 года.
Не потерять проще, чем найти
«Известия»: Возможно, не хватает законов, инструментов для повышения эффективности поиска?
Анатолий Кучерена: Дело не в законах. Я считаю, что здесь сказывается человеческий фактор. Там, где руководитель понимает, что нужно пригласить волонтерскую организацию, он это делает.
«Известия»: Каков в вашей практике процент успешных и неуспешных поисков, когда человека находят уже мертвым или не находят совсем?
Олег Леонов: За 2017 год всего через нас прошло 9406 заявок. Найдены живыми 7385 человек. Найдены погибшими — 1244. 777 человек на начало года не найдены. Это по всей стране.
На пропавших в лесу — 1584 заявки, из них найдены живыми 1371, найдены погибшими 128, не найдены на 1 января 85. В основном гибнут грибники. Основная причина смерти в лесу — гипотермия, вторая — обезвоживание.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Артем КоротаевОлег Леонов, координатор поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт»
«Известия»: Этого можно избежать?
Дмитрий Второв: Конечно. Можно было бы значительно сократить число пропавших, если работать непосредственно с населением.
Сейчас есть школы безопасности «Лиза Алерт», «Багира». Школа «Умка» развивается в Перми, у них изумительная программа, которую себе забирают многие регионы. В целом мы говорим об одном и том же. Если бы государство взяло хорошие наработки у общественных организаций, было бы полезно включить их в обязательную программу в школах.
«Известия»: Есть ли успешные зарубежные примеры?
Олег Леонов: По работе со стариками есть прекрасные зарубежные программы. В Испании пожилым людям надевают красивые браслетики с QR-кодом. Когда бабушка стоит на остановке, можно его аккуратно телефоном считать и понять, что она из соседнего города, что здесь делает — непонятно. Вот телефон родственников, позвонил и сообщил. Это государственная программа.
Можно сделать такие программы в России, но нужно финансирование. Старики составляют чуть меньше половины от всех пропавших. Если мы сделаем целенаправленную программу профилактики для стариков, сможем снизить количество пропавших на треть.
В США в каждом крупном городе, штате обязательно существуют ветеранские организации шерифов, полицейских. Их активно привлекают к подобной деятельности, они работают со школьными и прочими учреждениями.
Кроме этого, полицейские департаменты работают со школами. Это повышает уровень компетенции населения и доверия полиции.
Нет ни одной страны мира, где государство делает всё, а общество только пользуется благами — это всегда кооперация государственных служб и общества. Если гражданин не пройдет мимо одинокого ребенка, идущего по улице, мы сократим количество пропавших детей. Но у нас люди не привыкли этого делать.
Дмитрий Второв: Был один случай. Девочка 12 лет пропала в Московской области. Оказалась, что компания привезла ее в Москву, они гуляли, а потом ее бросили. Девочка Москву не знает. Она плакала на станции метро «Партизанская». Одна женщина обратила внимание на заплаканного ребенка, обратилась к сотруднику полиции и проконтролировала, чтобы тот подошел и всё взял на себя. Ребенок нашелся.
«Известия»: Надо вмешиваться?
Дмитрий Второв: Конечно! Не надо бояться. Постоянным вниманием к детям мы сможем спасти и своих, и чужих детей.
«Известия»: Что нужно поменять, чтобы поиски были более эффективными?
Олег Леонов: Нужно, чтобы все участники поиска, включая МВД, МЧС, Следственный комитет и волонтеров, работали в одной связке.
Дмитрий Второв: Срок принятия решений законодательно не лимитирован. Я бы всю историю с поисками загнал в жесткие временные рамки.
Нельзя сбрасывать со счетов условия, в которых находятся службы, когда штат маленький, у сотрудника 200 дел. Ему надо ехать на ножевое ранение и на поиск. Это положение дел надо менять. В целом же все необходимые возможности у служб есть.
«Блаженная бродит»
Звонок на пульт МЧС и поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт-Калуга» раздался 1 марта в 17.03. Звонил сын пропавшей: утром проснулся и увидел, что матери нет. Сначала искал сам, к вечеру пошел в сельсовет. Около 23.00 в Оболенском были 56 спасателей из Калуги, Москвы и Малоярославца.
— Как-то не по себе, — признается волонтер Игорь Самарцев из Оболенского. — Вся деревня знала, что бабушка года четыре как страдает потерей памяти. Когда она терялась, ее легко находили: то у медпункта, то на огородах, то в храме. И шутили: «Опять блаженная бродит». В этот раз она пропала в ночь, что-то после 00.10…
Самарцев работает на Севере, в Салехарде, и знает: там найти человека живым можно только в первые часы. А тут звонки местным постам, массовый репост в сетях, прозвон многих больниц и опросы волонтерами единичных ночных свидетелей показывают: бабушка ушла почти сутки назад и в первые часы стучала в окна и двери на улицах Центральная и Лесная.
Почти никто не открыл.
Единственную свидетельницу с улицы Центральная, которая все же открыла дверь не зная кому, глава администрации поселения «Село Спас-Загорье» Валентина Плеханова засекретила.
— Оставьте ее и нас в покое, — просит Плеханова. — О нас пустили слух, какие мы черствые и безразличные, а у женщины нервный срыв. Себя во всем винит: со сна долго одевалась, долго шла до ворот, даже выглянула, но бабушка, видно, не дождалась…
На другой улице — Лесной, всего десять домов. Они упираются в овраг, который уходит в перелесок. И — ни души. Даже днем.
Картину того, как бродила но ночному селу бабушка тщательно реконструировали волонтеры. Еще они расклеили тысячу ориентировок по Малоярославецкому району — «Найти человека». Но сразу получили тревожный звонок — все «живые» свидетельства о пропавшей обрываются в первую же ночь.
«Герой нашего времени на Audi А4»
Наутро 2 марта поиски привели к шоссе М-3 Москва — Киев. Прозвоны дали надежду: на видеокамерах строительного магазина у Киевского шоссе замечена бабуля. Сквозь свет ночных фонарей видно, как она робко мечется из угла в угол и дрожит. Одета по-домашнему — в легкий халат, резиновые калоши на босу ногу и мужской пиджак. Еще спасателям позвонил водитель. Он ехал по Киевскому шоссе, увидел ту самую ориентировку «Найти человека»и вспомнил, как утром по безлюдному мосту через реку шла одинокая старушка.
— Когда есть информация — знаешь что делать, — делится ходом операции глава центра «Спас-Рубеж» Андрей Погодин. — Мы запустили облет территории на парапланах, парни разъехались на квадроциклах и машинах, пешие группы пошли на дачи и в пригород Малоярославца. И люди в округе оживились. К нам сразу поступили четыре звонка о пропаже людей — трех старушек, девушки и мужчины.
Поиски 79-летней Валентины Семеновой из военного городка Шайковка также вели спасателей к трассе М-3. Двух девушек ищут до сих пор. А вот водителя, 51-летнего Андрея Волкова из Малоярославца, спасли… попутчики. Его машина злила и сбивала с толку всю трассу. Она ехала так, будто в ней дрались.
— Я шел в потоке, смотрю, впереди машина то резко уходит вправо, то влево, потом заехала в сугроб и начала расшатываться, будто там драка, — рассказывает автомеханик из Малоярославца Артем Григоренко. — Все проезжают мимо. Мне сигналят, мол, зачем перегородил путь…
Один из водителей выскочил из джипа и чуть ли не накинулся на Григоренко с кулаками. Но увидел в сугробе машину и мужчину, судорожно хватающего ртом воздух, спросил:
— Пьяный что ли?
Он вскочил в свой внедорожник и уехал. Артем и Юлия Григоренко подошли к мужчине. Артем, бывший бортпроводник, сразу понял, что у водителя сердечный приступ и отнимается речь. Григоренко вызвал «скорую», жена снегом растерла лицо больного, Артем начал делать искусственное дыхание… «Скорая» не ехала больше тридцати минут. Так и не приехала.
«Ну, я не открыла. Стучал кто-то около часа ночи, а я одна. Особняк на углу, перед спуском в овраг, там москвичи-дачники. Тоже побоялись…»
— Бригады врачей есть, — потом по «улитке» — «больничному» телефонному номеру для спасателей — установит Андрей Погодин, — а бензина и машин нет. Обычное дело. Больше скажу: Андрей Волков в рубашке родился. Это тот случай, когда мало желания помочь. Свидетелю надо уметь быстро оказать медицинскую помощь. И быстро довести в больницу сердечника, да еще на своей машине. Григоренко — мужик! Так и сделал. Представляете наше состояние: мало того что мы ищем пропавших людей, так нам еще звонит жена спасенного и умоляет найти «пропавшего без вести героя на Audi А4»?
— Я была в шоке, — вспоминает Елена Волкова. — Чужой мужской голос звонит мне по номеру мужа и сообщает, что с Андреем все хорошо. Но просит приехать в ЦРБ. Я туда. В больнице дрожу, как осиновый лист. У мужа инсульт. Врачи говорят, что счет шел на минуты, и если бы не вовремя и правильно восстановленное дыхание… Тут я прихожу в себя. Понимаю, что спаситель уехал. И никакой зацепки с ним связаться. Он даже звонил мне по телефону мужа. Все что слышу от мужа: «Он высокий, с усами и бородкой, был на Audi А4». А от врачей: «Что вы так нервничаете? Раны у победителей, тем более моральные, заживают быстрее, чем у побежденных».
Нехороший мост
Просьбу о поиске героя нашего времени спасатели из «Лиза Алерт-Калуга» и «Спас-Рубежа» перекинули на соцсети и сайт «Типичный Малоярославец». А сами следующим утром направляют волонтеров на ближайшие дачи Обнинска — «Ромашка», «Химик», «Восток» и «Приборист». Но главная цель — федеральные камеры видеонаблюдения на мосту по Киевскому шоссе и пост ГИБДД.
— «Регламент запрещает людям на местах принимать решение о предоставлении доступа к камерам», — цитирует дежурного по посту старший координатор «Лиза Алерт-Калуга» Юлия Мири. — И мы по отработанной схеме — с утра и до 14.20 тупо ждем, когда приедет руководство объекта и разрешит просмотр. Приезжает. В 14.20 разрешает. За что, так и напишите, — огромное спасибо. Нам ведь с ними работать и работать.
На просмотр камер сбегается полкоманды.
— Наша! — первым кричит Андрей Погодин.
На бабушке, непонимающей куда идти, уже теплая куртка, но ноги по-прежнему голые.
— Кто-то сжалился, — не выдерживает Юлия Мири, — но отпустил бродить дальше. Что за нелюди… видно же невооруженным глазом, что у нее серьезная стадия деменции. Да и возраст. Она же как младенец.
Постовые молчат. Регламент. Потом без включенных камер и диктофонов они расскажут. В пяти — семи километрах от их поста на трассе есть ложбина, где камеры не снимают — не хватает угла зрения. Водители это знают. Там в прошлом году всю летнюю ночь и примерно до 12.20 дня — времени проезда патрульной машины — пролежал сбитый насмерть велосипедист.
Ум мне говорит: «Проезжай мимо». Сердце осуждает: «Они же замерзнут». Я проехал. Кто меня осудит?
— С 23.00 до 12.00 машин так двести-триста там всегда проезжают, — прикидывает постовой. — Ни одна не остановилась.
Он со всеми помолчал. Потом признался, что рассказал эту историю потому, что «не надо нас, ГИБДД, гнобить, что, мол, мы замедляем поиски. Того велосипедиста все объезжали как чумного, пока пост ГИБДД его не нашел».
Спорить с ним никто не стал. После тяжелой паузы полицейский сам себя дополнил: «Да все мы знаем: боятся люди. По негласным установкам «следаков» и МВД тот шофер, который первым обнаружил сбитого в безлюдном месте, тот первый и попадает под прицел. Мол, он и сбил. А тут еще и «со смертельным исходом». Кому охота на себя наводить «приключение», а то и срок? Лучше объехать».
Вот и получается круговая порука — молчат люди и высокие технологии. Они ведь тогда будут как по часам служить человеку, когда он перестанет надувать щеки от того, что пользуется «крутыми» вещами, по сути остающимися неразгаданным квестом, а не инструментом помощи. Может, когда научимся мы их, а не они нас использовать, тогда люди будут меньше без вести пропадать на глазах у других людей?
— Там, в постовой избушке, мы понимали, что, скорее всего, ищем уже неживую бабушку, — признается Юлия Мири. — Это закон: оперативная информация требует оперативного обращения, иначе пропадает. Счет идет на часы и минуты. Только так она служит на пользу социальной солидарности. И ей нет дела до холода, безразличия, «не успел» или страха открыть дверь.
На пост ГИБДД по «горячей линии» позвонила женщина с соседних дач. Сказала, что нашла тело пожилой женщины. Все рванули туда.
— То, что я увидела… — Юлия Мири себя еле сдерживает, — замерзая, бабушка старалась влезть в щель между забором и землей, чтобы обогреться на пустой даче. Щель примерно двадцать сантиметров. Пролезла одна нога, израненная в кровь. Бабушка лежит на улице. На голову натянут легкий пиджачок, рядом та самая куртка, которую кто-то дал и отпустил бродить. Все. Поиск окончен.
«В чем осудишь, в том и побудешь»
Другие поиски «потеряшек» идут в режиме нон-стоп. Через сутки Юлии Мири приходит смс: «Спасибо. Нашли нашу бабушку в Малоярославце на Московской, 79. Ура! Не повторился тот случай с бабушкой, которой никто не открыл дверь».
Следующая смс пришла уже на «горячую линию «Лизы Алерт-Калуга»: «Пропавшая в военном городке 79-летняя Валентина Семенова найдена мертвой в ночь на 9 марта».
И без паузы — шквал позитива в новом смс. Он не дает прийти в себя и добавляет веры в людей: героя нашего времени на Audi А4 Артема Григоренко по бурному описанию-обсуждению его поступка в социальных сетях узнали его же сослуживцы и друзья. И «сдали» героя семье Елена и Андрея Волковых.
…А Марию Васильевну Петровскую отпевали в храме Преображения Господня 1614 года основания. В том самом селе Спас-Загорье, где в Отечественную войну 1812 года была ставка сначала Наполеона, а затем фельдмаршала Кутузова. И где крестьяне в зиму 1812 года раскатали свои дома в понтоны, чтобы по ним прошли, наступая, войска Кутузова.
— На отпевание пришло много людей, — встречает настоятель храма Преображения Господня протоиерей отец Сергий. — И ни одного осудить рука не поднимается. Солидарные у нас люди-то. С корнями. Оттуда с 1812-го, когда ради победы оставили себя без теплых изб. Я так и сказал на отпевании: «В чем осудишь, в том и побудешь».
Священник терпеливо выслушал напоминание о том, что в подавляющем большинстве домов дверь старушке все-таки не открыли.
— Я даже знаю в каких, — отец Сергий спокоен, как скала. — Но не скажу. Скажу другое. Не так давно в 15-градусный мороз я вечером ехал домой. До дома еще километров девять.-десять. На дороге голосуют двое, явно пьяных. Одного из них, он вернулся из заключения, я знаю. Ум мне говорит: «Проезжай мимо». Сердце осуждает: «Они же замерзнут». Я проехал. Кто меня осудит? Тот должен понимать, что в нас и в нем, осуждающем, всегда борются добро и зло. Любовь и нелюбовь. Мы с ними один на один. Решение принимаем умом или сердцем. Ответ держим перед Богом…
Справка «РГ»
По статистике в стране ежегодно в розыске находится свыше 120 тысяч без вести пропавших людей. В базе данных информация о пропавшем человеке хранится 15 лет. Ежегодно объявляется в розыск еще свыше 70 тысяч человек. Находят каждый год более 65 тысяч — свыше 90 процентов тех, кто пропал.
Куда и почему пропадают люди? Жертвами преступников из пропавших без вести в год становятся 700 — 1000 человек. Несчастные случаи, потерявшиеся маленькие дети и старики с отклонениями психики, обращения в секты или просто добровольный уход из семьи, другие ситуации — все это составляет по одному проценту от всех пропавших.
За полгода на территории Москвы находят 1000 — 1500 неопознанных трупов.
Подготовил Михаил Фалалеев.
Досье «РГ»
Что делать, если видите одинокого старика или ребенка:
1. Не выпускайте из поля зрения.
2. Говорите на отвлеченную тему, оцените на адекватность, не напугайте.
3. Если сомнения остались, звоните на 112 или на «Горячую линию» ПСО «Лиза Алерт» — 88007005452.
4. Главное — не проходите мимо, даже если кажется, что человек просто хорошо «отдохнул», часто это заблуждение.
Источник — Рекомендации МЧС.
Фото: портал мэра и правительства Москвы/Евгений Самарин
В министерстве внутренних дел назвали регионы страны, где чаще всего фиксируются пропажи людей без вести, передает News.ru.
Как отметили в ведомстве, больше всего пропавших – в Москве, Московской области, Санкт-Петербурге и Ленинградской области. Чаще всего поступают заявления о розыске несовершеннолетних, в основном это подростки, которые убегают из образовательных и социальных учреждений, а также из проблемных семей. Возвращаются они, как правило, самостоятельно или же оперативно находятся полицейскими.
Также в МВД рассказали, как происходит процесс поиска пропавшего без вести человека. Искать начинают сразу после поступления заявки в дежурную часть вне зависимости от срока пропажи. Дело заводят не позднее десяти суток с момента поступления сообщения, сам розыск ведут в течение 10 лет с момента заведения дела.
По данным правоохранителей, пропадают люди по большей части из-за асоциального образа жизни, состояния здоровья или пренебрежения условиями безопасности, а также в связи с криминальными обстоятельствами. Согласно статистике за 2017 год, в России разыскивались более 83 тысяч граждан, к 2018 году их количество сократилось на 7,7 тысячи.
Ранее Росстат представил данные о среднем возрасте российского жителя – на 1 января 2018 года он составил 40,02 года. Средний возраст российских мужчин оказался на уровне 37,26 года, женщин – 42,41 года. Самым молодым регионом страны назвали Чечню (средний возраст – 28,68 года), наиболее возрастным – Тамбовскую область (43,4).