Леонардо да Винчи. Благовещение
1472—1475 годы. Галерея Уффици, Флоренция. Высокое Возрождение.
Картина «Благовещение» написана художником Леонардо да Винчи в возрасте чуть более 20 лет. Размер картины 98 x 217 см, дерево, темпера. Картина «Благовещение» — довольно крупная по масштабам 15 века вытянутая по горизонтали композиция, длина которой свыше двух с половиной метров, — изображает деву Марию, сидящую за пюпитром для чтения у входа в здание, о монументальности которого дает представление крупный руст углов и наличников портала. Перед ней коленопреклоненный ангел на усеянной цветами лужайке. Фон картины образует прекрасный пейзаж со стройными кипарисами. Несколько навязчивая детализация в духе кватроченто, с которой выписаны складки одежд, цветы, орнаментальные украшения пюпитра, не может заслонить благородной красоты облика и спокойствия движений Марии и ангела. В сочетании со смягченным цветовым строем картины эти качества, недоступные более угловатому и жесткому Андреа Верроккьо, свидетельствуют о руке более молодого художника, стоящего на пороге иного видения мира. За это говорит и более отчетливо выраженная, чем это было принято в 15 веке, ясная упорядоченность композиционного построения, создающая впечатление спокойного простора, — здесь угадывается предчувствие тех приемов художественной организации, которые станут характерными для мастеров Высокого Возрождения.
БЛАГОВЕСТИЕ ЗАХАРИИ
(Предсказание Захарии о рождении Иоанна Предтечи и
Крестителя Христа)
(Лука, 1:5-22)
(5) Во дни Ирода, царя Иудейского, был священник из Авиевой чреды, именем Захария, и жена его из рода Ааронова, имя ей Елисавета. (6) Оба они были праведны перед Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно. (7) У них не было детей, ибо Елисавета была неплодна, и оба были уже в летах преклонных. (8) Однажды, когда он в порядке своей чреды служил перед Богом, (9) по жребию, как обыкновенно было у священников, досталось ему войти в храм Господень для каждения, (10) а все множество народа молилось вне во время каждения,— (11) тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного. (12) Захария, увидев его, смутился, и страх напал на него. (13) Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн; (14) и будет тебе радость и веселие, и многие о рождении его возрадуются, (15) ибо он будет велик перед Господом; не будет пить вина и сикера, и Духа Святаго исполнится еще от чрева матери своей; (16) и многих из сынов Израилевых обратит к Господу Богу их; (17) и предъидет пред Ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный. (18) И сказал Захария Ангелу: по чему я узнаю это? ибо я стар, и жена моя в летах преклонных. (19) Ангел сказал ему в ответ: я Гавриил, предстоящий пред Богом, и послан говорить с тобою и благовестить тебе сие; (20) и вот, ты будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим, которые сбудутся в свое время. (21) Между тем народ ожидал Захарию и дивился, что он медлит в храме. (22) Он оке, выйдя, не мог говорить к ним; и они поняли, что он видел видение в храме; и он объяснялся с ними знаками, и оставался нем.
(Лк. 1:5-22)
Только Лука называет имена родителей Иоанна Предтечи и Крестителя Христа и рассказывает историю его рождения. Этот рассказ, содержащий яркие драматические подробности, привлекал художников тем, что давал возможность продемонстрировать их мастерство в передаче драматической напряженности события.
Все, что нам известно о Захарии, содержится в 1-й главе Евангелия от Луки. Он был священником в Иерусалиме. Вероятно, священников с таким именем в то время было несколько (если не сказать — много), потому Лука вынужден был уточнить: «из Авиевой чреды», то есть из рода Авии, очередь которого служить выпала по жребию — так решил определить очередность служения царь Давид (1-я Пар. 24:10) — на восьмую неделю. Этой последовательности придерживались и потомки первых священников. Захария был главным священником своей чреды, или лика. Об этом мы судим по тому, что именно он вошел в Святилище, что дозволялось только главному священнику. В его обязанности входило каждение — курение или сжигание благовоний.
В живописи священник всегда изображается с кадильницей. Все молящиеся должны были находиться вне храма. Именно так явствует из описания Луки (1:9 — 10): храм — это Святая Святых и Святое (Святилище). Дворы — священников, израильтян, женщин, язычников — и другие постройки не считались собственно храмом. Иногда Захария, обращаясь к народу, показывает пальцем на свой язык, давая тем самым понять, что он лишился дара речи.
Захария и его жена Елисавета, которая тогда была уже преклонных лет, отличались истинной праведностью. Однако они были бездетны, а у евреев это считалось Божиим наказанием за грехи. Из Протоевангелия Иакова мы знаем, что ввиду отсутствия потомства у Иоакима и Анны (впоследствии родителей Девы Марии) священник Иерусалимского храма Рувим даже отверг дары, принесенные Иоакимом в великий день Господень, сказав: «Нельзя тебе приносить дары первому, ибо ты не создал потомства Израилю» (Протоевангелие, 1). Этот эпизод Доменико Гирландайо включил в свой цикл фресок хора церкви Санта Мария Новелла во Флоренции (1485—1490), причем изобразил здесь и самого себя, и своих современников — Лоренцо Торнабуони (сына заказчика этих росписей Джованни Торнабуони), сына Лоренцо Медичи Пьеро, гуманиста Анджело Полициано и других.
Вид Ангела вызвал у Захарии «смущение», и «страх напал на него». Сравните с реакцией Девы Марии на явление Ей Ангела (см. БЛАГОВЕЩЕНИЕ): «Она же, увидев его, смутилась от слов его» (Лк. 1:29). То, что Она испытала также и страх, явствует из слов Ангела, обращенных к Ней: «Не бойся, Мария» (Лк. 1:30). Часто художники в обоих эпизодах стараются передать смятение и страх героев. Чувство страха при виде Ангела объясняется верой евреев в то, что явление Ангела предвещает близкую смерть тому, кому Ангел явился. Потому первыми словами Ангела были слова успокоения. Пастухи на поле, которым явился Ангел с благовестием о рождении Христа, тоже «убоялись страхом великим», и им слова Ангела были: «Не бойтесь» (Лк. 2: 9 -10 ) (см. БЛАГОВЕСТИЕ ПАСТУХАМ).
Глубокое изъяснение смысла Благовестия Захарии дал Ефрем Сирин: «Поелику Ангел говорил с ним вблизи Святаго Святых, народ уразумел, что ему дарована была благая весть, но из того, что он не мог говорить, познали, что он отвечал что-нибудь неблагопотребное. Так как видение случилось с ним во время служения, когда возносились прошения, то знали, что ему ниспослан был некий дар, но так как в его устах не обретали действия благодати, то познали, что он не принял дара. Хотя сам Захария усумнился в словах Ангела, однако, так как он стал немым, никто более не сомневался в них».
По традиции Ангел (Архангел Гавриил) в сценах благовестий — Захарии, Иосифу, пастухам, Св. Женам, пришедшим ко гробу Господнему, — и Благовещения Деве Марии в западном искусстве изображается в виде бесполой фигуры с крыльями. Однако такая иконография утвердилась не сразу. В византийском искусстве и в европейском христианском искусстве первых веков новой эры (римские катакомбы) Ангелы часто изображались бескрылыми. Н. Покровский пишет: «Отсутствие крыльев и другие отступления от общепринятых впоследствии форм Ангелов объясняются тем, что это изображение относится к тому периоду христианского искусства, когда иконографические формы Ангелов еще не определились, и художники воплощали христианские идеи и понятия в свободные формы, применительно к индивидуальному пониманию предмета. Человекоподобный вид Ангела должен был представляться художнику самым целесообразным; эту сторону общего представления об Ангелах отмечают прежде всего и памятники древней письменности» (Покровский Н. Евангелие в памятниках иконографии. СПб. 1892, с. 4). Амвросий Медиоланский, например, говорит, что Архангел Гавриил имел вид мужа (quasi vir specie).
Ангел (Архангел) Гавриил, по-видимому, никогда не изображается в этой сцене со своим традиционным в западном искусстве атрибутом (Гирландайо) — скипетром, увенчанным геральдической лилией (fleur-de-lys), с которым он является Деве Марии в сцене БЛАГОВЕЩЕНИЕ.
Гирландайо. Благовестие Захарии. Флоренция. Церковь Санта Мария Новелла
Объясняется это тем, что лилия, этот символ девственности и чистоты, не могла — по крайней мере в Библии — присутствовать в сцене благовестия о рождении Иоанна, зачатого не девственницей. (Позднее лилия в христианском искусстве стала символом и атрибутом святых девственниц — Екатерины Сиенской, Клары, Евфимии и Схоластики; в этом своем значении она является атрибутом также святых мужей — Иосифа (мужа Девы Марии), Антония Падуанского, Доминика, Франциска Ассизского, Франциска Ксаверия, Филиппа Нери, Фомы Аквинского.)
ПРИМЕРЫ И ИЛЛЮСТРАЦИИ:
Джотто. Благовестие Захарии (начало XIV века). Флоренция. Церковь Санта Кроче (капелла Перуцци).
Гирландайо. Благовестие Захарии. Флоренция. Церковь Санта Мария Новелла.
Андреа дель Сарто. Благовестие Захарии (1514). Флоренция. Церковь Санта Аннунциата.
Якопо делла Кверча. Благовестие Захарии (1427 – 1430). Сиена. Баптистерий.
Фра Беато Анжелико. Благовещение
Семиотический анализ. Конспект.
На этой картине слева сцена изгнания из Рая, в то время как Благовещение занимает основную площадь доски.
1. Сад. Сцена слева разительно отличается от светлой сцены встречи Ангела: хотя и Рай, но он какой-то бурый, написан грубо, это тема ветхого человека, не постигшего еще тайн, беспечно нарушившего Завет. Позы Адама и Евы грубые, какие-то однозначные, нет ньюансов чувств, они сломлены, полны раскаяния и скорби.
2. Два ангела. Ангел в саду тоже грустен, и мы замечаем идентичность ангелов. Там он провожал грешников, тут приносит благую весть о рождении Спасителя. Это прямая коннотация, в которой утверждена непрерывность духовной истории.
- Господь всеблаг и не может проклясть человека. Человек беспечно грешит, но Бог ведет его на выси духовного самосознания. Уже сам факт парения Ангела над падшими говорит о том, что они не оставлены вовсе и есть надежда.
- Грех Адама над каждым из нас — но и Ангел над каждым.
- Луч. Он композиционно перечеркивает сцену Благовещения, связывая обе сцены композиционно. Он как бы приходит оттуда, из Рая, ибо сам вопрос о Рае – вопрос достаточно сложный для опытных экзегетов…
- Рай. В левом углу картины Бог как солнце озаряет сад, Рай вечен, как вечен Господь, только люди выпадают из Бога, отпадают от Завета – можно предположить, что это происходит периодически в некой сложной духовной эволюции человечества.
- Связь времен. Духовная история не может быть разорвана, в то время как человеческая рвется все время, и мы делаем грубые попытки склеить историю и представить ее единым целым, которое якобы повинуется даже неким законам. «Порвалась связь времен!» — именно на эту тему…
- А духовная история идет непрерывно и непостижимо для человеческого ума – всеблагодатно.
- Эволюция. Все грубо в сцене сада – все изящно и сияет в сцене с Марией. Евангельский свет выше ветхого: в противоположность той наивности, незнанию, грубому порыву чувств (любопытство, похоть) – тут все изящно и высоко, все залито божественным сиянием, тут высшее знание о грядущем Искупителе.
3. Разрыв – между ветхим и новым человеком. Чисто внешне очерченные фигуры грешников – внутренне сосредоточена Мария, она погружена в это высшее знание, которое сейчас ей открыто. С другой стороны, Адам совершенно лишен той свободы и богоподобия, присущего ему по Торе.
- Сама кубикула Марии – как остров света в океане тьмы, тут ступени духовной иерархии.
- Остров, с другой стороны, воспринимается вовсе не как остров в райском саду, а как остров света в мире тьмы; это именно наш мир, мы и живем в этом саду наслаждений, совершенно не ведая высшего света и чистоты этого ангельского сияния; с готовностью проклинаем себя и других и понимаем меру своего падения и низости – среди этой тьмы плывет светлый остров с Марией, которая несет миру Христа.
- «Сад наслаждений», ранний фильм Карлоса Сауры.
4. Свет – яркий, чистый, вся гамма горячая, золотистая охра и кадмий наполняют пространство палаты Марии. Небесный синий и красный, цвет Жертвы, – весть о которой и принес Ангел, — с золотом отделки создают эффект благородства всей гаммы.
- В этот момент она постигает не только небесную весть о рождении Сына, но и обретает знание о Его трагической судьбе; что усиливает таинство и неисповедимую глубину этого великого мига.
- Преодоление символизма цвета. Ангел алый, цвет жертвы, он приносит весть о великой Жертве; в то время как Мария в синем плаще, в то же время ее платье тоже алое, подчеркивая материнскую функцию.
5. Контраст тяжелых крыл Ангела, нимбов – все это золото, охра, тяжелые тона, — и изящного, тонкого лика Марии, ее тонких перстов.
6. Рисунок. При сохранении единства композиции именно при помощи рисунка – например, мастер мельчит формы цветов и растений на переднем плане левой сцены и в то же время так же точно мельчит складки хламиды Ангела; мелкие звезды в росписи потолка и др. – Анжелико выделяет изящные, тонкие элементы композиции.
- Тонкие колонны играют роль не только композиционных опор: центральная колонна разделяет Ангела и Марию, становясь неким столпом веры, вокруг которого они склонились в симметричных молитвенных позах: наверху барельеф Бога-Отца.
- Композиционно колонны образуют восходящие тонкие вертикали, так что вся конструкция изящна и хрупка и говорит о духовном — о небесном храме.
В противоположность грубым и статуарным позам идущих грешников, слева, фигуры застывших святых справа, напротив, подвижны и легки, изящны и полны внутреннего движения.
7. Дух пронизывает всю сцену. Ангел помимо луча, некая дополнительная материализация духовного начала, плюс нимбы, плюс звездные потолки и голубки, которые поначалу неразличимы – все это создает максимальную духовную субстанцию; плотскость исчезает, фигуры в этом сиянии и изящных позах, совершенно лишенных какого бы то ни было земного начала, обретают бестелесность.
8. Другие детали.
- Задняя комнатка пустая и чистая, там ничего нет, и поневоле задаешь вопрос: зачем она нужна? Во-первых, дает перспективу, во-вторых, эта земная пустота дома Марии заполнена Духом – комната преображена, очищена, хотя в ней пустота
- Сцены внизу тоже контрастируют с основной: эти сцены младенчества Христа написаны в более реальных тонах и рисунках и тоже выделяют святость и небесность главной сцены
Пьеро делла Франческа. Благовещение
9. Параллели.
- Если сравнить с более поздней работой Анжелико из собора Св.Марка из Венеции, там классическая простота зрелого мастера – тут упоение светом, волшебство таинства… С другой стороны, в поздней картине все пронизано одной идеей – идеей Жертвы: и ангел, и Св.Петр (слева), да и сама комната, напоминающая темницу, и аскетичная фигура Марии – все говорит о великой Жертве.
- Леонардо. Работа Леонардо да Винчи из галереи Уффици – песнь благой вести, которая передается удивительным образом на закате, в такой земной обстановке, хотя волшебство там таится буквально в каждом листке…
- Ван дер Вейден. Картина из вашингтонской Национальной галереи похожа на нашу. Более бытовой и обыденный колорит комнаты снимает ноту высшего духовного звучания, которая несомненно присутствует у Анжелико.
10. Художник написал несколько вариантов Благовещения. Эта фреска Беато Анжелико посвящена тому же сюжету.
Тут композиция несколько усложнена, событие происходит в обыденно-сумеречной атмосфере, и Мария ответствует жестом ангелу – это жест Знающей, жест посвященной… Как бы в суете обыденной жизни миг чуда, мгновение открытия – тут есть ощущение неуловимости духовного прозрения…
Поразительный художник! Какой бы колорит он ни использовал, потрясает эта удивительная тонкость черт, хрупкость фигур и лиц – все они светящиеся, и раз увидев, их уже невозможно забыть.
***
Искус интерпретации
В церкви родилась интерпретация как искажение слов Христа, истинного их смысла, который в общем исключал саму церковь как значимый организм – Христос понимал ее как духовное братство, а не как учреждение власти. Когда Он говорил «вы не от мира сего», означало именно это: мир вас не примет, и вам его не надо; выйти из мира, отрешенность, чистота, тут никакой церкви не предусмотрено (еще одно доказательство, что слова Петру – творчество апостолов, добавка).
В этом великий искус любой интерпретации значимых текстов: твое творчество, новый смысл вносишь в мир; и один вопрос, нужен ли он миру; сумел ли ты предусмотреть все последствия искажения; другой – само искажение в мире, где и так все искажено и сплошные суррогаты. Осознаешь это, и тогда интерпретация из производства новых смыслов превращается в процесс восстановления утерянного, некая консервация значений и ценностей. Лишь в собственном сознании, наедине с собой, отваживаешься продолжать исследование, идти вперед, так и скачешь по безлюдной степи, как жокей Магритта, в пустоту… только вашей полноты мне точно не надо.
Лики Анжелико все не от мира, там вообще нет ни капли мирской суеты, все иное – по сути, конечно это иконы. Сцены происходят во дворе, в храме, в саду, в доме, однако это не сад и не дом, а Царствие Небесное, царство Св. Духа, и ты уверен, что там действуют совершенно иные законы и иные отношения, чем во дворе или дома. Галереи храма – небесные чертоги, ни одного земного движения или эмоции, лица торжественны и возвышены, и даже эти тонкие колонны, впечатление, тянутся в небеса, бесконечно – то храм Духа, а не церковь.
Колорит просветлен, все полно какого-то внутреннего света и той возвышенности, о которой современный человек просто забыл, и он уже не способен на такие состояния души, его мир – бездуховное скопление тварей. Смотришь и ощущаешь неизмеримую высоту до такого письма, до этого магического отпечатка высокой души, парящей в настоящем Царствии – вот правда запечатленная, бесспорная, возвышающая душу, алчущую света. А душу тупую, мирскую, вместилище дурных страстей и вечной алчи, оставляет равнодушной; тут нечего интерпретировать – тут только гимн.
Евангельские заповеди были для них правилами жизни, духовный человек мыслил этими словами, этими понятиями и не мог признать иных – для современного мыслящего человека, как правило, это уже литература, просто книга, в которой имеется некая мудрость; однако живет он не по этой мудрости и не по какой-то другой. Он живет по сложившейся модели, сообразуясь с обстоятельствами, связями, обязанностями и возможностями, у него нет этого стержня – нет Духа в нем; хотя вряд ли интеллигент признает собственную бездуховность, это одно из его священных слов.
А священное значит непонятное и тайное, его невозможно объяснить, как и самого себя, свой гордый статус он объяснить не сможет, будет говорить о образовании и обязательно – о свободе. Вот свобода – в возносящем тебя Духе, потому как если нет в человеке свободы от земли, свободы от материи, значит и вовсе он с этой штукой не знаком
Строитель
Человек строит собственный мир. Трудно начать: привычка к абстракциям слишком давит, и ты жалуешься на несправедливость, а сам, лично, разве справедлив в твоих отношениях: перебираешь людей, и понимаешь, что царит ужасающая несправедливость, неблагодарность, вражда, цинизм… чего ж вы хотите от власти? – ей сам бог велел.
Нам, воспитанным в совке, в духе этого дурного, обезличенного коллектива, сначала трудно представить себе это одухотворенное одиночество творца; мы все время пытаемся цепляться за других, за «общие ценности», за партийные, групповые и прочие штуки, которые на самом деле ничего не значат. Объединяются в протесте, в сарказме, в ненависти, в дискуссии, и вдруг они обнаруживают, что расхождение буквально по всем пунктам: пытаются сказать что-то общее, создать хотя бы атом единства – и ничего не получается. Это что такое? – особая какая-то склочность характера? – или необразованность, так что люди все слова понимают по-своему и никогда не смогут создать единый текст – да, в этом есть истина, и все-таки главная истина лежит глубже.
Думаю, как только современный человек начинает мыслить, он мыслит самостоятельно, он уже отрывается от этой бессмысленной кучи – и поэтому отвергает все групповое, всякую общую идеологию или утопию, потому что все они уже были обличены. Каждое восприятие, анализ, эссе, каждый шаг теперь есть созидание: если ты встал на эту дорогу, уже никто с нее не собьет; потому что тобой всецело овладевает это чудесное ощущение и предвкушение — Истины. Все пронизано светом; но каждая фигура парит в своем отдельном пространстве, своей духовной нише – в этом вообще идея ниши в храме – несмешение, неприятие никаких мертвых догм, вечно живой – Дух…
В.Б. Левитов 28 октября 2017 В.Б. Левитов 28 октября 2017
Показать статьи на схожую тему:
- Анализ картины
- Благовещение
- Духовный путь
- Фра Беато Анжелико