90-е годы — что это было? Однозначно оценить этот отрезок времени невозможно. С одной стороны, это эпоха разрушения прежней советской системы. Одна из главных ее идей была схожа с идеями большевиков. О неучтенных ошибках реформаторов 90-х годов и об их влиянии на российское общество рассказал в ходе своей лекции, состоявшейся в Музее современной истории России, доктор исторических наук Сергей Журавлев. «Лента.ру» публикует выдержки из его выступления.
Те, кто занимаются не только историей 90-х годов, но и историей ХХ века, найдут у этого периода очень много аналогий с периодом 1917-1920 годов и увидят, что у людей, которые тогда пришли к власти, было большевистское сознание. Они хотели как можно быстрее до основания разрушить СССР, чтобы затем попытаться сделать совершенно новую Россию. На самом деле, конечно, тогда происходили процессы, совершенно противоположные тем, которые внедряли большевики в 1917 году. Но методы и идеи были абсолютно теми же, просто с другим знаменателем.
При этом не очень понятно, почему же люди, которые были у власти — на самом деле очень умные и образованные, не понимали, насколько сложным будет то, что им предстоит сделать. Почему они не учитывали вещи, которые нам, гуманитариям (историкам, в частности) в общем понятны? Конечно, нужно делать скидку на то, что времени на принятие решений было очень мало, и страна находилась на грани распада. Но все же, можно ли было сделать по-другому, и что для этого необходимо было учесть?
Национальная специфика
Когда я занимался социальной историей, то очень четко видел, что социальные структуры намного более консервативны, чем политические и экономические институты. В исторической науке это называется «зависимостью от прошлого», когда общество и его структуры зависят от пережитого опыта. Нужно ли было учитывать нашу российскую специфику при проведении реформ 90-х годов? Безусловно, нужно. Учитывалась ли она? Боюсь, что нет.
1/1Фото: Владимир Первенцев / РИА Новости
В ходе радикальных экономических преобразований наиболее тяжелой их составляющей была массовая безработица, которая на протяжении многих десятилетий не существовала в СССР — в 1930 году была закрыта последняя биржа труда. Люди полностью утратили память о том, как выживать в таких условиях. В 90-е годы в стране появились миллионы безработных, которые попадали в крайне сложное положение, им нечем было кормить семью. Многие ломались, теряли имущество, жилье, становились бомжами.
Когда люди оказывались на краю голода, у них включалась память о голоде. Она была, потому что, как ни парадоксально, советский дефицит и память о войне трансформировались в социокультурные практики. Люди знали, как обрабатывать землю. Они понимали, что если есть нечего, надо идти на свой приусадебный участок, где ты сможешь вырастить элементарные продукты, чтобы не умереть от голода.
Но нужно же было понимать, что в условиях радикальных реформ необходимо было создавать какие-то подушки безопасности для общества, проводить определенные государственные программы! Например, по профориентации, когда есть излишек рабочей силы в какой-то профессии и недостаток в другой. Да, открывались биржи труда, но были такие законы, согласно которым для того, чтобы доказать, что ты безработный, приходилось проходить семь кругов ада. В результате, согласно официальной статистике, в 90-е годы было 1,5 миллиона безработных, а профсоюзы утверждали, что их 5-6 миллионов.
Если говорить о макропроцессах — неужели нельзя было понять специфику и структуру советской экономики? В Советском Союзе она была абсолютно рациональной и предусматривала (в особенности, к концу советской эпохи) вымывание мелких и средних производств, монополизацию многих отраслей и гигантоманию, когда на базе и без того крупных предприятий создавались супергиганты и становились практически монополистами своей отрасли. Советская экономика вообще противоречила идее о конкуренции, она считала конкуренцию нерациональной. И тут сразу эти гигантские производства оказывались в ситуации рыночной экономики.
Мне довелось участвовать в интересном проекте, посвященном истории Волжского автомобильного завода в 90-х годах. На его примере мне очень четко стала видна специфика перехода от советской системы к рыночной. Волжский автозавод был самым крупным по количеству сотрудников предприятием в СССР, на нем работали 100 тысяч человек.
Специфика разделения функции власти на советском предприятии (таком, к примеру, как ВАЗ) между ним и государством заключается в том, что последнее финансирует завод. От него предприятие получает и зарплату для рабочих, и перспективное финансирование. Дальше государство забирает автомобиль, само его продает и распоряжается выручкой от продажи. Заводу остается организовать производство, и все. Поставщиков материалов для него тоже определяет государство, часть из которых из Советского Союза, а часть — из СЭВ.
Как только СССР разрушился, ВАЗ практически одномоментно оказался — как и другие предприятия — в ситуации, когда государство отстранилось от финансовых вопросов, обеспечения поставщиками и комплектующими. Часть из них теперь находилась в других странах — Чехии, Польше и так далее. Другая часть — в Прибалтике, Белоруссии. В результате завод практически в один миг потерял 80 процентов своих поставщиков, и где их искать, не знал. У него не было никакого опыта даже самостоятельной продажи автомобилей.
1/1Фото: Юрий Набатов / ТАСС
ЛогоВАЗ Березовского — эта та структура, к которой руководство ВАЗ стало ходить на поклон. И не только туда, но вообще к любым дилерам, готовым продавать автомобили, ведь их просто некуда было девать, а площадки для хранения продукции были ограничены. Вскоре выходец из структур ЛогоВАЗа Николай Глушков стал финансовым директором завода. Представляете, какая лафа? Он является и топ-менеджером предприятия, производящего автомобили, и в то же время их продает.
Это хорошо иллюстрирует, в какую тяжелую ситуацию попала страна. Система советского монополизма не предусматривала никакой конкуренции. Если загибался один поставщик, альтернативы не было, и ВАЗ начинал сам искусственно создавать конкурентную среду, на что уходили годы, потому что никто другой за него это делать не собирался.
Политика и экономика
Когда на рубеже 80-90-х годов стала очевидна необходимость реформы как политической, так и экономической систем, на мой взгляд, команда Ельцина совершенно верно выбрала экономику как приоритет, а потом уже стала переходить к политике. Существовало несколько альтернативных вариантов экономической трансформации России. Один из них назывался «500 дней», и в его разработке принимал участие Григорий Явлинский. Она происходила из концепций академика Абалкина и других экономистов. Речь шла о том, чтобы проводить экономические реформы постепенно, учитывая специфику страны, — в том числе и преимущества социализма, элементы плановой экономики.
Другая концепция исходила из ультралиберального взгляда на преобразования, и именно она была выбрана российским руководством. Почему это произошло? Дискуссия об этом уходит корнями в спор между сторонниками кейнсианских и ультралиберальных подходов. Конечно, ее суть упирается в главный вопрос о роли государства в рыночной экономике. Сторонники ультралиберальной концепции, которая была реализована у нас, считают, что государство должно самоустраниться от экономических процессов и отдать все на волю рынка, который сам расставит все на свои места.
Сторонники альтернативного подхода, когда-то разрабатывавшегося Кейнсом и впоследствии его сторонниками, считают, что государство, напротив, должно иметь здесь важную регулирующую функцию. Например, с помощью налоговых преференций стимулировать реальное производство, не допуская то, что было у нас, когда реальное производство оказалось за бортом, задушенное налогами. Зато сырьевая и банковская сферы экономики развивались очень успешно и никакого налогового гнета со стороны государства не испытывали.
Можно ли было по-другому? Можно, но тут сыграл важную роль политический момент. Сторонники реформ связывали концепцию Кейнса в некоторой степени с возвратом к социализму. В результате, по политическим причинам более подходящая нашему государству концепция была отложена и выбрана другая, которая оказалась намного более болезненной для российской экономики.
Кем были зарубежные экономические советники, часть из которых мы пригласили сами, а часть приехала вместе с МВФ, Экономическим банком реконструкции, организациями, которые помогали нам проводить реформы? Я не знаю среди них ни одного сторонника кейнсианского подхода. Они исповедовали исключительно ультралиберальные концепции реформ в России. Понятно, что по идеологическим причинам были выбраны люди, придерживающиеся только одной точки зрения.
А ведь на самом деле, как рассказывал мне Филатов, когда велись дискуссии о том, какой подход выбрать, и целые делегации Верховного совета ездили в Америку, там проводились мозговые штурмы, в которых участвовали экономисты совершенно разных взглядов. Многие из них высказывали очень правильные и рациональные идеи относительно перевода российской экономики на рыночные рельсы. Их мнение не было учтено. Все связанное с советским прошлым было проклято. Вот в чем заключалась проблема — в идеологизации экономических реформ.
Если посмотреть на специфику западных стран, в том числе и Америки, опыт которой мы пытались копировать к тому времени, когда выбирался проект экономических реформ в России, эти государства были социальными, и государство в них играло очень большую роль в регулировании процессов в экономике. Мы говорили о необходимости избавления сельского хозяйства от государственного финансирования. Но во всех развитых западных странах — это норма.
Власти много не бывает
После начала радикальных экономических реформ разгорелся политико-конституционный кризис 1992-1993 годов, приведший к расстрелу Белого дома, кануну гражданской войны. В чем его причина? Обратите внимание на то, что эта проблема выходит на проблему разделения властей, за что на рубеже 80-90-х годов активно критиковали советскую систему. На практике получилась крайне сложная и запутанная ситуация.
1/1Фото: Александр Макаров / РИА Новости
Верховный совет и Съезд народных депутатов обладали одновременно и законодательными, и исполнительными функциями. Когда президент и его команда приступали к экономическим реформам, они обратились к депутатам за чрезвычайными полномочиями и осенью 1991 года получили их. В результате сложилась ситуация, в которой Верховный совет и Съезд — с одной стороны, а президент и правительство — с другой. И те, и другие получили одновременно и законодательные, и исполнительные функции.
В правительстве положение было еще более сложным, поскольку оно само разрабатывало законопроекты, затем в виде президентских указов они получали форму законов, спускались в правительство, которое реализовало законопроекты им же и разрабатывавшиеся. Вроде бы, оно должно было отчитываться за свои действия перед депутатами. Но как только депутаты, которые отражают мнение общества, оказавшегося в условиях шоковой терапии и безработицы, начинают критиковать правительство, между ними возникает конфликт, усугубляющийся проблемой того, что у обеих ветвей власти есть и законодательные, и исполнительные функции. Началась война законов, приведшая к путчу в конце 1993 года.
Достижения Ельцина
В результате реформ очень сильно изменилась социальная структура общества. В конце советской эпохи в результате целенаправленной политики основную часть населения СССР составлял советский средний класс. Это были представители самых разных профессиональных слоев общества: и интеллигенция, и квалифицированные рабочие, и представители сельскохозяйственного сектора.
В 90-х годах советский средний класс прекратил свое существование. Более того, произошла очень сильная социальная дифференциация, появились совершенно новые социальные категории. Если в советской идеологии главным носителем «советскости» был рабочий класс, то в новой системе опорой режима становились предприниматели. Очень важно появление мелкого предпринимательства, расцвет которого пришелся именно на 90-е годы. Правда, многие мелкие предприятия очень быстро прекращали свое существование, не выдерживая конкуренции в тех условиях. Но началась и маргинализация общества. Появились социальные категории, которых практически не было в советские времена: безработные, бездомные, беспризорные дети, разросся криминал.
1/1Фото: Алексей Мальгавко / РИА Новости
Проблема состояла не только в этом, но и в резкой поляризации доходов населения, разница между бедными и богатыми стала катастрофической. Это продолжает быть наследием 90-х годов не только в экономическом, но и в политическом плане, поскольку именно государство допустило такой уровень неравенства. Как и структуризация экономики — никогда у нас не было такого, чтобы экономика делилась на эти сектора: топливно-энергетический, реальный и банковский. До сих пор сохраняется разделение на бюджетную и коммерческую сферы, чего нет ни в одной стране (по крайней мере, такого четкого разделения). В советские времена, конечно, тоже была теневая экономика, но в 90-е годы, по разным оценкам, доля черного рынка в национальном доходе составляла чуть ли не 50 процентов, соответственно государство не получало налоги и не имело возможности реализовывать социальные программы в разных областях.
Подводя итоги тому, что я говорил, хотелось бы сделать несколько выводов. Первый заключается в том, что в начале реформ никто не знал, как это делать, потому что в мировой практике не было ничего подобного. Поэтому многие вещи неминуемо делались путем проб и ошибок, и иначе было нельзя. Другое дело, на мой взгляд, степень радикальности, идеологизированности, отсутствие учета российской специфики и упование на то, что за образец нужно взять западную модель, — вот это было безусловной ошибкой реформаторов.
Страна неоднократно стояла на пороге гражданской войны. То, что мы ее избежали, — безусловно, наше счастье и отчасти заслуга руководства страны во главе с Ельциным. Этот человек благодаря своей решительности и готовности брать на себя ответственность, заслуживает уважения. В решающий момент оказывалось, что многие убегали в кусты. Часто вроде бы все замечательно говорят, а когда что-то нужно делать, встать перед всеми и сказать: «Я готов взять на себя ответственность!», они исчезают.
Олег Будницкий, доктор исторических наук, профессор НИУ ВШЭ:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Не уверен, что их вспоминают так уж часто, во всяком случае большинство населения. Для пишущей/говорящей братии разного толка 90-е служат или символом едва ли не абсолютного зла, распада и деградации, или же, наоборот, символом свободы и великих возможностей. «Вспоминающие» сегодня о 90-х на самом деле воспроизводят, на мой взгляд, устоявшиеся стереотипы, а не говорят о реальном времени.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Вначале — исчезновение КПСС и всех производных, с ней связанных. Возможность свободно писать/говорить. Свобода передвижения по миру. Для меня, профессионально — открытие архивов. В общем, говоря высоким слогом, освобождение личности от докучливой опеки государства.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Современная Россия возникла в 90-е. Живет (теоретически) по основному закону, принятому в 1993 году. Как может и как умеет. Большинство людей, которые сейчас на плаву/на слуху, «сделали себя» или «были сделаны» в 90-е. Поэтому сложно говорить о «влиянии». 90-е никуда не делись, они «внутри» нас.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Замечательными.
Андрей Захаров, кандидат философских наук, доцент Российского государственного гуманитарного университета, редактор журнала «Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре»:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
1990-е волнуют потому, что на фоне нынешнего весьма тухлого времени они, особенно первая половина, смотрятся очень и очень неплохо. Тогда общество было живым, а сегодня оно в лучшем случае полуживое.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
В 1990-е в стране закончилась перестройка. В октябре 1993 года, когда ельцинские танкисты расстреляли здание Верховного Совета, мы прошли роковую развилку, свернув с тропинки с табличкой «К демократии», на дорожку, в конце которой нас поджидал подполковник Путин.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Нынешний режим — дитя 1993 года. Всенародно избранные парламенты нельзя расстреливать, даже если в них заседают преимущественно идиоты. 1990-е показали, что технократическое предпочтение, отдаваемое беззаконию, рождает не реформы, а только новое беззаконие.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Мои личные 1990-е были посвящены большой политике. К сожалению, тогдашние надежды на очеловечивание страны не сбылись. Пока, по крайней мере.
Максим Кронгауз, доктор филологических наук, руководитель Центра социолингвистики ШАГИ РАНХиГС, профессор РГГУ:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
90-е годы — это время сдвига, за которым ощущалась перспектива. Это было время настоящего и будущего. Сегодня перспективы не ощущается, и люди обращаются в прошлое. 90-е ярче нулевых и реальнее 80-х, поэтому вспоминают их.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Важность — понятие глубоко субъективное. Для меня самым важным стала свобода даже не слова, а текста в публичном пространстве, возможность высказывания. Что же касается общественной жизни, то, пожалуй, непредсказуемость и скорость смены социальных и политических эпох.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Как воспоминания влияют на реальность? Почти никак. Точнее, как свидетельство того, что реальность могла бы быть другой.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Это годы и профессионального, и личного раскрытия, плотно насыщенной событиями и довольно неожиданной жизни.
Святослав Каспэ, доктор политических наук, профессор НИУ ВШЭ:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
На самом деле их и не забывали — например, фильм «Лихие 90-е» вышел в 2007 году, а сам этот образ возник еще раньше. Похоже, что разговоры о 90-х стали способом высказывания о современности (с любым знаком). И как только прямое высказывание о современности в очередной раз затрудняется (это может происходить по разным причинам — не только из-за более или менее обоснованного страха неприятных последствий, но и тогда, например, когда современность делается непонятной, расплывается, обращается в морок), мы начинаем говорить о современности через 90-е. Просто потому, что они, в отличие от современности, прошли.
Впрочем, возможности использования образа 90-х в подобных целях истощаются. Ведь на самом деле это была очень короткая эпоха. 90-е начались никак не раньше рубежа 1991 и 1992 годов (25 декабря — отставка Горбачева, в Кремле спущен государственный флаг СССР, 2 января — начало гайдаровских реформ). Есть, между прочим, еще и такое мнение, что настоящие 90-е начались только в конце 1993 года, после того как политический режим Бориса Ельцина выиграл скоротечную гражданскую войну и обеспечил принятие новой Конституции, уже лишенной элементов и рудиментов «советского». Дата окончания 90-х несомненна — опять декабрь (1999 год), отставка Ельцина. То есть то ли 8 лет, то ли вообще 6. А «постдевяностые» длятся уже 16. То, что мы никак не можем перестать делить этот не такой уж большой кусок памяти, много и (неприятно) говорит о нашей способности к прямой рефлексии.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Важнее всего то, что мы так или иначе выжили — вообще-то классическая картина распада империи выглядит гораздо страшнее. Тут нельзя недооценивать значение конфликта 1993 года, который при ином исходе привел бы, конечно, не к «красному реваншу» и не к «коричневой чуме», а просто-напросто к распаду России и войне всех против всех. Не забудем и о кампании 1996 года, потому что реальная альтернатива тогда состояла не в том, «Ельцин или Зюганов», а в том, «выборы или переворот» (второй вариант активно продвигался группой Коржакова — Барсукова — Сосковца и в случае его реализации, опять же, привел бы страну к краху).
Но есть еще один аспект 90-х, как будто находящийся в «слепом пятне» и у ненавистников эпохи, и у ее апологетов. И те, и другие сходятся в том, что 90-е были временем разрушения — для одних губительного, для других целительного. Но ведь 90-е были еще и временем грандиозного созидания. Все институциональные конструкции, на которых до сих пор худо-бедно держится российская экономика и российская политика, созданы именно тогда. Ведь никто же не знал, что такое настоящий Центральный банк и как он должен работать; что такое Конституция, что такое президентство; что такое правительство; что такое валютная биржа; что такое торговые сети, etc. Тем не менее все это возникло и хоть как-то заработало. Созиданием занимались и многажды проклятые «региональные бароны», в целом удержавшие на своих территориях элементарный социальный порядок; и рядовые граждане, мучительно изобретавшие новые тактики и практики выживания — в большинстве своем успешные или, по крайней мере, не провальные. Тем, кто сегодня плюет в 90-е, стоило бы об этом задуматься. Впрочем, и тем, кто их защищает, тоже.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
События влиять не умеют — они уже состоялись. Влияют люди, у которых осталась память (нередко травматическая) о тех событиях. Люди разные, и память у них разная, и травмы тоже разные. С травмами можно и нужно работать (первое условие успеха такой работы — честность перед собой и другими). А вот снова и снова воспроизводить былые травмы, без конца прокручивать их, как будто в дурном сне, вредно. Самое же вредное то, что сплошь и рядом в публичном пространстве воспроизводятся даже не сами реальные травмы, а фальсифицированные, искаженные воспоминания о них (нередко и просто вранье). Это безумие. Его надо прекратить.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Все 90-е годы я работал школьным учителем, параллельно занимаясь наукой. И жил так, как жили в то время школьные учителя. А еще я был молод.
Виктор Шнирельман, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Это был очень противоречивый и неоднозначный период в истории России, который взорвал Россию, обнаружив дремавшие силы, вырвавшиеся на свободу и обнаружившие свое неожиданную мощь. Сегодня это вспоминается как безусловное потрясение, взмутившее сформировавшееся в 1970–1980-х годах болото. Но вспоминается очень по-разному: для одних — это период долгожданной свободы, открывший массу перспектив для творчества и карьеры, для других — покушение на общественный и политический порядок; для одних — приход демократии, сломавшей прежние идеологические тиски и создавшей условия для становления гражданского общества, для других — разгул дикого капитализма, обрекшего значительную часть общества на утрату прежнего стабильного существования и нищету. И все это, разумеется, вспоминается в сравнении с современным режимом.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Во-первых, падение идеологических шор и приход демократии (хотя и в очень своеобразной форме). Во-вторых, открытость миру, поток новой информации, возможность напрямую, без посредников познакомиться с различными моделями мира, вырабатывая свое собственное отношение к происходящим событиям, получение возможности собственного выбора своего пути, а с этим ощущение ответственности за свою собственную судьбу. Думаю, это главное, что уже трудно изменить. Правда, не все справляются с этим вызовом.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Безусловно, дикий капитализм 90-х, разгул преступности, войны (межэтнические конфликты и чеченская война), положившие начало массовым миграциям, — все это сегодня воспринимается как негатив, требующий «наведения порядка» и «поддержания порядка». Все это, на мой взгляд, влияет на массовые настроения, фиксирующиеся социологами.
В то же время информационная революция и падение идеократического режима создают климат идейного плюрализма, позволяющего молодым людям вырабатывать свою собственную критическую позицию и становиться ответственными членами общества.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Так случилось, что в этот период я оказался не связанным прежними обязательствами. Это позволило мне много путешествовать по миру, открыть для себя новую научную проблематику, выработать свой собственный подход к ее изучению и собрать большой массив фактических данных. Результатом и стали несколько десятков книг (не говоря уже о сотнях статей и докладов), о чем в предшествующий период нельзя было и помыслить.
Тамара Эйдельман, историк, преподаватель истории московской гимназии № 1567, заслуженный учитель России:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Власть явно пытается скомпрометировать 90-е, закрепить в сознании людей картину «лихих 90-х» и противопоставить их нынешней «стабильности». Внушить людям, что, несмотря на все ужасы нынешней России, здесь жить хорошо, потому что нет того хаоса, который существовал в 90-е. Таким образом можно забыть, что 90-е были временем свободы, временем, когда государство не душило людей так, как оно делает это сейчас.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Думаю, во-первых, переход к рыночной экономике. Все плюсы и минусы избранного тогда пути повлияли на нашу сегодняшнюю жизнь. И еще появление поколения, которое не помнит советскую власть. Это породило, с одной стороны, большое количество людей, которые не были затронуты фальшью предыдущего периода, а с другой — не меньшее (а, может быть, и большее) количество тех, кто теперь идеализирует прошедшее.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Думаю, прежде всего то, что НЕ БЫЛО сделано. Главная трагедия современной России, на мой взгляд, заключается в том, что Ельцин не сумел провести люстрацию и мы не избавились от власти секретных служб.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Упоительным временем свободы, развития, надежд.
Гасан Гусейнов, доктор филологических наук, профессор НИУ ВШЭ:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Вспоминают то, что сильно отличается от нынешнего состояния, хоть и было совсем недавно. Так вот, 1990-е, хоть и были недавно, резко отличаются от нынешнего состояния общества.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Для людей моего поколения главным было появление новых возможностей, сопряженных с огромным риском для жизни. Например, ни в какую другую эпоху в моем окружении не гибло столько людей — на политической, экономической арене.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Они требуют более глубокого анализа, чем сегодняшняя Россия могла бы обеспечить. Критически важная часть мыслящего общества покинула Россию, к сожалению. Часть интеллектуально и душевно опустилась, признав политическое поражение. Вся надежда на новое поколение, которое только подрастает. Все это — влияние 1990-х.
4) Какими были ваши личные девяностые?
На этот вопрос коротко не ответишь. Это было время запоздалого познания. В 36–40 лет мне пришлось добирать то, что прошло мимо меня в 20–35. У Теофраста описано явление «опсиматии».
Михаил Ямпольский, доктор искусствоведения, профессор Нью-Йоркского университета:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
На этот вопрос есть много разных ответов. Для одних — это молодость, для других — свобода. В более общем смысле 90-е выступают как исток современной России, в том числе и как тот исток, в котором содержался нереализованный, к сожалению, потенциал или, увы, реализованный. История всегда ищет смысл, соотнося события с неким истоком, полагая, что развитие детерминировано причинами, которые его определяют из прошлого. Хотя, конечно, развитие прежде всего происходит под воздействием множества актуальных «причин», а не истока. Попытки понять, что же и когда пошло не так, неотвратимо толкают к 90-м. Вторая важная для меня причина возвращаться вспять к этому периоду связана с переживанием неслыханного энтузиазма, сопровождающего всякую революцию. Кант когда-то заметил, что энтузиазм революции может быть важнее, чем ее «события». Это был мощный аффект участия в истории, который полностью исчез, заместившись индифферентным ощущением своего неучастия.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Самым важным для меня было возникновение гражданского самосознания, чувства причастности к судьбе своей страны и ответственности за нее. Власть в это время лишается харизматической ауры и обнаруживает свою слабость и нищету. Происходит переосмысление отношений власти и человека. Человек перестает быть привычным для России рабом. Все это имело мощную эмоциональную окраску. Опыт свободы и достоинства оказывается воплощенным. С другой стороны, именно в это время в России успешно складываются те криминальные структуры, которые правят страной и сегодня.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Можно, конечно, назвать путч, расстрел парламента, распад СССР, запрещение КПСС и отказ от радикальной десоветизации как центральные события. Для меня важнее иное. 90-е дали мощный аффективный заряд, но так и не построили необходимые для функционирования демократии институции. Все осталось поэтому на уровне порывов. Пользу для себя извлекли в основном криминальные структуры, которые, в отличие от демократических институтов, сложились в относительно эффективно действующую систему. Благие намерения обыкновенно в России остаются «порывами», а криминальные структуры отливаются в реальность.
4) Какими были ваши личные девяностые?
В 1991 году, сразу после путча я на год уехал в США писать книгу, а потом получил там работу. 90-е для меня — это тяжелый и увлекательный период адаптации к совершенно иным условиям жизни и к иным способам отношения к реальности (в том числе и в профессиональной сфере). Было трудно, но очень интересно, как и многим людям этого времени.
Кирилл Кобрин, кандидат исторических наук, член редколлегии журнала «Неприкосновенный запас»:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Происходящее сегодня с российским обществом и государством есть вполне закономерное завершение 1990-х. Девяностые, говоря высоким слогом, начало «постсоветского проекта» в России и еще нескольких бывших советских республиках. Нынешняя деградация (а я иначе не могу назвать нынешнее состояние дел) демонстрирует окончательный провал этого проекта — с идеологической, социальной и даже культурной точки зрения. В 1990-е обществу был предложен определенный образ будущего. Если выразить его самым простым образом, то он заключался в идее «зажить по-человечески, как люди», что значило «как на Западе». Но для этого нужно было изменить сознание — частное и общественное, пересмотреть систему ценностей, мировоззрение и проч. Несмотря на то что люди, «продвигавшие» подобный образ будущего, занимали ключевые позиции в медиа, культуре, экономике и даже политике (пусть их «демократические», «западнические» сантименты часто были инстинктивными и неотрефлексированными), несмотря на то что этот круг идей был «мейнстримом», ровным счетом никакого воздействия на общественное мнение это не оказало. Нынешняя ностальгия по 1990-м у части общества — сожаление об упущенных возможностях, воспоминания о блестящем начале проигранной кампании.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Главным было то, что жителя РФ наконец-то оставили в покое. Ненадолго, конечно, но тем не менее. Многие, будучи предоставленными самим себе, выказали незаурядную сметку и способности, прежде всего в экономической сфере. В этом была и сила, и слабость 1990-х. Хозяйственное поведение, бытовые привычки, кое-что другое поменялось радикально, но общественное сознание, система социальных ценностей, представлений о прошлом и так далее — нет. В этой пропасти между новым и старым, которая разверзлась в сознании почти каждого жителя РФ, и зародился новый режим. Забавно, что процесс «термидора» начался тоже в 1990-е, с идиотской моды на все советское, с этого слободского постмодернизма «Старых песен о главном».
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
См. ответ на пункт первый. Реальность нынешнего жителя РФ сконструирована из позднесоветской поп-культуры, этого главного — собственно, почти единственного, оказавшегося актуальным — наследия брежневского времени. Заметьте, что даже эти православно-монархические реконструкторы, вроде небезызвестного Стрелкова-Гиркина, играются в белых офицеров из советских фильмов про неуловимых мстителей и адъютанта его превосходительства. Все это началось в девяностые — и началось с неприятного осознания того, что у «нас» не получается сочинить, придумать, сделать что-то свое. Проще играться в уютно пахнущие докторской колбасой советские игрушки.
4) Какими были ваши личные девяностые?
Тяжелые — нужно было физически выжить, работая в провинциальном вузе. Интересные — очень много прочитано в то время, многое продумано, кое-что написано. Смешные — пришлось же наблюдать ужимки этих забавных людей в малиновых пиджаках. Страшные — война в Чечне, которую я не могу простить убийцам с обеих сторон.
Александр Чудинов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН:
1) Почему именно сегодня так часто вспоминают 90-е годы?
Во Франции 20-х годов XIX века люди, пережившие Французскую революцию, хранили о ней самые тягостные воспоминания. Однако входившее в жизнь новое поколение не имело личного опыта жизни в «эпоху перемен». Чтобы обеспечить поддержку «принципам 1789 года» со стороны молодежи, либеральные историки эпохи Реставрации, очень талантливые и тоже молодые, сконструировали такой образ Революции, который должен был вытеснить негативные воспоминания о ней из исторической памяти нации. Это им удалось. Их интерпретация определила трактовку Французской революции на полтора с лишним столетия, и только во второй половине ХХ века историки признали ее мифом. В наши дни создание «золотой легенды» о 90-х выглядит таким же мифотворчеством, рассчитанным на неосведомленность юных.
2) Что было самым важным в этом времени? Какие изменения оказались главными?
Самым важным считаю падение «железного занавеса». Открывшись миру и непосредственно соприкоснувшись с ним, мы обрели возможность через сравнение оценивать достоинства и недостатки того, что сами имеем. Живя в закрытом обществе, мы верили в существование «земного рая» где-то вовне. Дабы проверить это, мы, вместо того чтобы выглянуть за дверь, в щепки разнесли собственный дом и лишь тогда убедились: «рая» нет нигде, а есть просто другая жизнь со своими заботами и проблемами. Тысячелетнего царства на земле в ближайшее время не предвидится, а потому надо возделывать собственный сад, терпеливо выпалывая сорняки. Избавление от иллюзий, на мой взгляд, главное достижение 90-х.
3) Как события 90-х влияют на современную Россию?
Мне кажется, на большинстве из тех, кто во взрослом возрасте прошел через 90-е, лежит неизгладимый отпечаток тяжелого, унизительного опыта выживания изо дня в день, когда люди самых необходимых обществу профессий оказались со своими семьями ввергнуты в настоящую нищету. Эта болезненная прививка обеспечила нашему поколению иммунитет от радикальных перемен, думаю, на всю жизнь.
4) Какими были ваши личные девяностые?
В 1990 году из-за моего выступления о революциях на международном конгрессе советское академическое начальство зачислило меня в «идеологические враги». В августе 91-го я пошел к Белому дому, так как победа ГКЧП, помимо прочего, была лично для меня чревата как минимум изгнанием из профессии. Однако затем я оказался среди того большинства перестроечной интеллигенции, которое перемены 90-х поставили на грань выживания. В науке удалось удержаться лишь благодаря интеграции в систему международного сотрудничества. К счастью, государство тогда, в отличие от советских времен, перестало вмешиваться в содержание исторических исследований и регламентировать связи с зарубежными коллегами. Пользуясь с тех пор абсолютной свободой научного творчества, считаю ее одним из немногих бесспорных достижений 90-х.
Блеск и нищета, братки, рэкет, компроматы, гуманитарная помощь, элитные проститутки и погибшие королевы красоты, колдуны в телевизоре и Чикатило, коммерсанты и сухой закон — кажется, в 90-е мы пережили все, что только можно было придумать. А теперь накатывают волны ностальгии. Что ж, ловите брызги воспоминаний.
Девяностые годы прошлого века минувшего тысячелетия. Тогда на ура воспринималось все новое только потому, что оно не было надоевшим старым.
Вы даже не представляете, насколько изменилась наша жизнь за эти двадцать лет. У нас не было мобильников, зато были телефоны с крутящимися дисками, а чтобы позвонить в другой город, нужно было заказывать разговор. Вместо компьютеров, ноутбуков и планшетов были громадные машины ЭВМ, да и то исключительно на заводах. Вместо привычного цифрового аппарата был полароид, фотка вылезала тут же, но ее нужно было спрятать в темное место и дождаться проявления. Эти маленькие карточки хранятся, пожалуй, у всех, они пожелтели и выгорели, но как приятно вглядываться в искренние улыбки, без отбеливания в фотошопе. Мы были настоящими, а потом словно дружно встали в очередь на апгрейд мозжечка.
Как росло правосознание
Независимость России была провозглашена Декларацией 12 июня 1990 года на I съезде народных депутатов РСФСР. Российские органы власти, Верховный Совет РСФСР и его Председатель начали борьбу с союзными властными структурами. Противостояние двух центров власти персонифицировалось в борьбе двух президентов — избранного 15 марта 1990 г. на союзном съезде народных депутатов Президента СССР Михаила Горбачева и избранного 12 июня 1991 г. всенародным голосованием Президента России Бориса Ельцина. Кульминацией стали события 19-21 августа 1991 года, известные как августовский путч ГКЧП. С осени 1991-го независимость Российской Федерации стала реальной. Страна опьянела от свободы, все запреты были сняты. Началась разом сексуальная и интеллектуальная революция.
Странно, но заглянув в 90-е, можно понять, что сейчас происходит с Украиной и откуда ноги Майдана растут. Несмотря на общность интересов и задач, с 1993 года в отношениях между странами постсоветского пространства и Россией появились первые противоречия. В первую очередь они касались раздела имущественной базы Советской Армии.
Попытка создания единого войска СНГ потерпела крах. Вопрос раздела Черноморского флота стал предметом раздора с властями Украины. Договоренности были достигнуты только в 1997 году, когда правительство России вынужденно пошло на ряд существенных уступок.
Напряженность в отношениях с Украиной возникла и в вопросе отказа от ядерного оружия. Киев долго оттягивал сдачу ядерного потенциала, который размещался на территории Украины. Только в 1994 году между США, Украиной и Россией был заключен трехсторонний договор о разоружении.
Закончилась холодная война. В 1992-м США и Россия обязывались де-факто не рассматривать друг друга в качестве противников. Однако дружба не была долгой, российское правительство не поддерживало вступление некоторых восточных европейских государств (Польши, Чехии) в НАТО. Разногласия значительно усилились после ввода вооруженных сил НАТО на территорию Сербии.
В 90-е появилась (хоть и ненадолго) журналистика. Вместо балета в «ящике», с которым у всех советских людей ассоциировался путч или смерть вождя, стали показывать неотутюженные новости. Начался и нелепо оборвался выстрелом в парадной «золотой век» Влада Листьева.
Мы смеялись над рекламой «ТВ-Парка», надеялись поступить в МГИМО, собрав ордена в «Умницах и умниках», и мечтали рассказать стишок Леониду Аркадьевичу за видеомагнитофон. «Спид-Инфо» прятали под партами, а на стену вешали плакаты «На-На». На экраны просочились тетя Ася, заботливая «Тефаль», а киндер-сюрприз стал подарком на все времена. Мое поколение — дети 90-х. Повзрослев, мы не перестали мечтать о целом лотке шоколадных яиц и домике для Барби. По воскресеньям мы смотрели сначала американизированную «Русалочку» и Скруджа МакДака и, конечно же, Чипа и Дейла, которые уже спешат на помощь.
Родители увлекались другими «мультфильмами», они прятали кассеты, из которых все узнали, что такое «дас ист фантастиш». Впрочем, прятали плохо. В каждой компании был тот, кто притаскивал безымянную кассету. Звук сводили на минимум, и глаза жадно всматривались в тактику и стратегию взрослой жизни.
Только представьте, в определенный момент закончились деньги, и страна разом скатилась до первобытного общества. Модель обмена ракушек на бананы. Так, например, вместо зарплаты учителям выдавали короб масла, а на автомобильном заводе торжественно вручали макароны. Порой выстраивалась такая хитрая цепь взаимообменов с участием десятка особей, что прямо гордость берет за родителей. Вот кто умел считать и планировать.
Дети тоже менялись кассетами с фильмами, жвачками, вкладышами и картриджами к «Денди». Все имело свои курсы. ММВБ нервно курит в сторонке. У нас не было электронных денег, банкоматов, и никто даже не думал, что появятся евро, но зато в одно прекрасное утро все в стране стали миллионерами.
Дневник отчаяния
Ольга Иванчук сейчас весьма успешная женщина. У нее — трехкомнатная квартира в центре города, «Форд» в гараже, частный дом под Курском, дочь работает педиатром, сын — предприниматель. Теперь Ольга каждые полгода отправляется в путешествия. Так, через неделю она в третий раз летит в Испанию. В 90-е все было иначе. Тогда она работала медсестрой в областной больнице. Чтобы как-то сверстать бюджет, Ольга вела дневник. Вот выдержки из него:
«13 января 1992 г. Со 2 января все цены отпущены, свободные. С продуктами плохо. Молоко, хлеб и крупы подорожали. Хлеб — от 1 рубля 80 копеек до 3 рублей 60 копеек, литр молока — 1 рубль 50 копеек, сметана — 68 рублей за килограмм. Никто не берет. Зарплату не повысили. Сахара и жиров нет уже два месяца. Сын и дочка закончили полугодие на «4» и «5». Мы работаем».
«11 июня 1993 г. Новости такие: дети успешно закончили учебный год. Муж работает на заводе, зарплата — 16 тысяч рублей, у меня — 6 тысяч. В магазине цены: хлеб — 24 рубля буханка, сахар — 430 рублей/килограмм, колбаса — 1450 рублей/килограмм, копченая — 1950 рублей/килограмм, масло сливочное — 1450 рублей. Что дальше?»
«20 января 1994 г. До сих пор мужу не дали зарплату за декабрь, мне не дали аванс. В ноябре у него было 80 тысяч, у меня — 130, а теперь мы уже 50 тысяч заняли. Хорошо, что есть картошка и другие огородные продукты, ими и живем. Хлеб — 280-300 рублей/буханка, масло — 3500 рублей, колбаса — от 3200 до 4800 и выше, сахар — 700. Дети учатся хорошо, мы работаем. Зима мягкая, мало снега, температура — 5-8 градусов. Заводы по России закрываются».
«6 февраля 1995 г. Муж устроился на работу в другой город, так как на нашем заводе не платили пять месяцев. Живем впроголодь на одну мою зарплату. Хлеб — 1 тысяча/буханка, сахар — 2850 рублей/килограмм, масло — 23-24 тысячи, литр молока — 700 рублей».
«6 ноября 1996 г. Денег нет. Ни мне, ни мужу зарплату не дают. Ему — пять месяцев, мне — три. Дети поступили в техникум, но там стипендию тоже еще не дали. У мужа зарплата — 1 миллион 500 тысяч, у меня — 460 тысяч, все это только на бумаге».
Улицы разбитых фонарей
Те, кто в 90-е окончили школы и вузы, пожалуй, хлебнули горя больше всех. Их дискотека из горячей зачастую превращалась в кровавую. Они не могли брать пример с растерявшихся родителей, отказаться от соблазнов и предположить, что через десять лет пена сойдет, а горькие ошибки останутся на всю жизнь.
Это было время не социальных лифтов, а скорее, социальных телепортаций. Из бандитов — в банкиры, а следом в депутаты и на тот свет.
Мой коллега, корреспондент местного телеканала Андрей рассказывал, как в 90-е он пробовал построить свой бизнес.
— Первым делом я купил пистолет. Потому что если пистолет не оттягивает задний карман джинсов, то с тобой никто разговаривать не будет, ты недостаточно серьезный. Я никого не убивал, ну, может быть, пару раз доставал поразмахивать у носа непонятливого собеседника. Когда дела пошли в гору, я купил себе джип. Тогда мне казалось, что через десяток лет я куплю себе остров, а на самом деле потерял последнее. Деньги легко приходили, легко уходили. Мы загружали водкой «Парламент» машину и уезжали в деревню на неделю. Ну кто так ведет бизнес? Конечно, я прогорел. Но не жалею, нет, — улыбается Андрей. — Я ведь чувствовал себя почти президентом. Пьяный я покупал всю электричку и ехал к родителям в деревню, обнимая ошалевшего машиниста. Знаешь, сейчас многие недовольны властью, застой в экономике, партия власти и прочее. Мне смешно это слушать, потому что сейчас никто уже не приходит к «коммерсам», говоря с порога одну и ту же фразу: «Здравствуйте! Вы не могли бы уделить нам внимание?» Вежливо так. А значило это «уплатить дань на общак». Самое страшное, что сейчас может грозить предпринимателю, это несколько лет условно за какое-то экономическое преступление.
Алексей Игоревич запомнил это десятилетие иначе. В 90-е он был лейтенантом милиции, в «нулевики» ушел в частную охрану, сейчас работает охранником в одном из крупнейших храмов страны. Стал набожным, но, вспоминая начало своей карьеры, едва удерживается от крепкого словца.
— У меня все время возникает вопрос: почему люди не понимают, откуда появилась коррупция в милиции? Они что, на другой планете в это время жили? Я в середине 90-х только пришел в органы и, будучи зеленым лейтенантом, окунулся в такое дерьмо криминального миропорядка тех дней, что все мои идеалы были разбиты вдребезги! Рабочий день длился по 12-16 часов, таскаешь всякое пьяное отрепье, громящее ларьки, и наглых братков вежливо так приглашаешь на допрос, гнев начальства вечен, а вот зарплата постоянством не отличалась. Задержка была от трех до девяти месяцев. Как жить? Многие понимали быстрее, чем я. А когда у меня появилась семья и родилась дочь, то я понял, что или я беру «на лапу», или мне пора валить из органов. Я ушел, но другие-то остались! Я их знал — вместе начинали служить порядку. Сначала ребятам было тяжело, стыд заливали водкой, а потом ничего, втянулись. Первое время намекали, теперь нагло требуют. Они становились примером для новых лейтенантов. Я порой задумываюсь, как бы пошла моя жизнь, останься я на службе. Наверное, сидел бы сейчас при чинах и погонах, как большинство тех, бывших стыдливых, — улыбается Алексей Игоревич и крестится будто от наваждения.
Звезды из фанеры
Музыка тогда связала не только участников группы «Мираж», но и целую индустрию талантов. В 90-е годы появилась фонограмма. Вокал перестал быть даром и стал коммерческим проектом. Так рождался шоубизнес. Попса тогда размножалась делением — из одной группы образовывалось сразу несколько. Солистки перебегали туда-сюда, а одураченный зритель, казалось, и не замечал подмены. По стране гастролировали десятки экс-солистов «Миража», «Ласкового мая» и «Комбинации». И только рок-группы гордо умирали, потеряв своего идейного лидера. Так было с «Кино», так было с «Зоопарком». Ушедшими от «перемен», которых так долго ждали, о которых так много пели, стали многие: последний герой Виктор Цой, Майк Науменко, Янка Дягилева, чуть раньше Саша Башлачев, чуть позже Андрей Панов (Свин), Игорь Тальков и Сергей Курехин.
Для кого-то — безликий список забытых кумиров. Для других — имена ушедших друзей и духовных учителей. Для меня нечто слишком личное, сакральное. То, о чем нельзя говорить и разово можно написать шепотом.
Улица Роз
Елена сейчас работает в туристическом бизнесе. Получает хорошо, путешествует часто, замуж так и не вышла. Почему? Говорит, что не может переносить мужчину 24 часа в сутки. Те, кто не знает, что Лена — завязавшая проститутка, недоумевают.
Лена встречает меня улыбкой, на обиженную и оскорбленную Сонечку она явно не тянет. Все отлично про себя знает, себя же ценит и любит.
— К нам зашла мама моего одноклассника, она на рынке торговала, — наливая мне кофе, рассказывает Елена. — Увидела, какие мы с братом зеленые от недоедания, и предложила мне в путаны податься. У нее был знакомый, который девочек продавал. Я согласилась. Что ты глаза округляешь? Я помню гнилую ветчину, которую удалось достать, ее варили, обжаривали и ели с перловкой. Перловку нужно размочить в воде, потом долго варить, потом обжарить на сковороде. Помню, как мою подругу бандиты поймали на улице, затащили в машину, насиловали вдвоем сначала, потом пришел их бригадир, забрал ее, отвез куда-то, там насиловал уже один. У нее забрали паспорт, сказали: «Напишешь заявление — убьем». А мне за это еще и деньги платили. Хотя знаешь, самое радостное было, когда из сауны с братками возвращалась живой. Проституток, да и обычных девушек с приятной мордашкой убивали с такой легкостью и такой наглостью. Как мух. Жизнь ничего не стоила. Хороших воспоминаний у меня о том времени нет вообще. Многие мои одноклассники или были убиты бандитами, или сами были бандитами и погибли в перестрелках, — вспоминает Лена. — Мы жили в атмосфере всеобщего страха.
Добраться б дотемна
Когда мы родились, наши герои уже умерли. Нам достались затертые кассеты с хриплым голосом, плакаты и жажда перемен.
Пока родители таскали клетчатые сумки и вместе с гимном разучивали новые запреты якобы свободной страны, мы пробовали на вкус разогретый портвейн и гордо задирали подбородок. Захлебывались строчками Цоя, кланялись портретам Че Гевары, а потом вдруг утонули в сытном бульоне довольства.
Расплелись феньки на руках, развязались узлы противоречий. Раньше одинаково легко резали джинсы и запястья, а теперь лишь затачиваем карандаши и подсчитываем доходы, научились правильно вставлять кляп в собственные рты. Заискивания перед фамилиями и чинами, жирок самодовольства, интернет-отупение. Это не взрослая жизнь, это предательство.
Слишком пафосно звучит: «Мы предали Перемены». С большой буквы. Нет, мы продали собственные шкуры за «адекватные запросам» зарплаты, майки с глупыми надписями, билеты на концерты, стоимость которых пугает нулями, друзья из партийных организаций.
Баррикады… Что слаще поцелуя на баррикадах? Наверное, митинговые мятые сотни из потной депутатской ладошки, полученные за поддержку нового вождя.
Мы поверили заповедям последнего героя, но не идем на свет звезды по имени Солнце, мы уже жаримся на сковороде массового потребления. Да и она куплена на распродаже.
Читайте новости Липецка в Google News