Независимо от того, каким вам представляется слово Божье, Библия определенно содержит что-то, что может заинтересовать, например, информацию о монстрах. Конечно, реальное существование этих монстров представляется сейчас смешным и невероятным, однако некоторые из них могут представлять собой просто гипертрофированное описание реальных древних существ, таких, как динозавры или мамонты. Все разнообразие ужасных созданий и мифических чудовищ вы сможете найти на ее страницах.
Возможно, вас заинтересует статья 10 ложных богов современности.
Содержание
Бегемот
В Книге Иова, старейшей из книг Библии, Бегемот описывается как гигантское создание, обладающее огромной силой, и только один Господь Бог может усмирить его. Это описание дало возможность креационистам утверждать, что в действительности Бегемот был динозавром, жившим в библейский период. Тем не менее, в Библии упоминается о том, что у этого существа был пупок, что указывает на то, что этот ящер вылуплялся из яйца.
Согласно еврейским преданиям, Бегемот символизирует хаос. Ученые, не обладающие таким богатым воображением, предположили, что Бегемот является поэтическим изображением реального гигантского существа, например, гиппопотама.
Первый Зверь
Если и существует какое-то правильное место для поиска библейских чудовищ, то это — Книга Откровение. До сих пор ведутся споры о том, описываются ли в этой книге грядущие события, или она состоит из символических рассказов о прошлом; однако любой согласится с тем, что в ней, без сомнения, присутствует множество различных монстров.
Первый Зверь из Книги Откровения назван так, потому что упоминается впервые и лучшего названия ему пока не придумали. Это — чудовище с семью головами и десятью рогами, поднимающееся из океана. У него — лапы медведя, львиная пасть, а сам он похож на барса. Богословы и исследователи Библии полагают, что это чудовище символизирует весь период от Папства до правления римского императора Нерона.
8.Второй Зверь
Этот монстр, логично появившийся вслед за первым, поднимается из земли. Его задачей было творить ложные чудеса, которые побуждали бы людей поклоняться Первому Зверю. Он позволял Первому Зверю убивать каждого, кто отказывался поклоняться ему.
Единорог
В Библии Короля Джеймса единороги упоминаются девять раз. К сожалению, лингвисты обнаружили, что древнееврейское название «re’em», которое переводят как «единорог», на самом деле означает зубра, дальнего родственника современной коровы, вымершего еще в семнадцатом веке. Но единороги ведь гораздо интересней обычной коровы.
По сути, огромное количество «мифических созданий», встречающихся в Библии Короля Джеймса, было просто добавлено средневековыми переводчиками, которые стремились к самовыражению. Поиск доказательств реального существования монстров их мало интересовал. Василиск , например, или дракон с петушиной головой, о котором упоминается в Книге Исайи, в самых последних переводах уже назывался просто «змеем». Лилит, женщина-демон, была принижена до «визжащей совы», а сатиры (полулюди, полукозлы) превратились в обычных «козлов». Возможно, с точки зрения лингвистики, такой перевод является более точным, только очень уж скучным.
Акриды Абаддона
Ими управляет Абаддон, ангел бездны, чье имя означает «губитель». Так как они появились в Книге Откровение, то, конечно же, не могли оставаться обычной саранчой: вместо этого они похожи на боевых коней с жалящими хвостами скорпионов, человечьими лицами, длинными, как у женщин, волосами, золотыми венцами и бронированными нагрудными щитами.
Хвосты свои они использовали для поражения несчастных жертв, а это, вероятно, настолько болезненно, что, согласно написанному в Книге: «Люди станут искать смерти, но не найдут ее».
Двести миллионов Всадников
Об этой эпической армии вы также можете прочесть в Откровении, однако не путайте их с более известными Четырьмя Всадниками, символизирующими Смерть, Войну, Голод и Чуму. Хотя, этих наездников невозможно перепутать ни с кем.
У их лошадей головы львов, змеиные хвосты, из пастей своих они извергают дым, пламя и серу. С их помощью, в результате, должна погибнуть добрая треть всего человечества. Этой армией всадников управляют четыре падших ангела, а это не сулит ничего хорошего.
Звери Даниила
Как и в Откровении, Книга Даниила состоит, в основном, из пророчеств, символизирующих реальные события. В одном из таких видений Даниил описывает четырех монстров, выходящих из моря:
- Первый — лев с крыльями, как у орла; позже он сбрасывает крылья и превращается в человекоподобное существо.
- Второй — чудовище, похожее на медведя, известно, что он питается.
- Третье создание выглядит наподобие леопарда, но имеет четыре крыла и четыре головы.
- Последний монстр может похвастаться железными зубами и десятью рогами, задача которого разрушить всю Землю.
И, хотите верьте, хотите нет, но дальше видение становится все более странным. Часто можно услышать, что эти четыре зверя символизируют четыре разных народа, живших во времена Даниила.
Дракон
Другого монстра из Откровения, великого Дракона, описывают как зверя, имеющего семь голов и десять рогов. А еще у него есть хвост, которым он может смести треть всех звезд с небосвода. Позднее автор отождествляет Дракона с самим Сатаной.
В Библии Короля Джеймса есть упоминания о драконах, однако так же, как и в случае с «единорогами», это не что иное, как неправильный перевод. В большинстве современных переводов Библии их идентифицируют как шакалов, гиен и змей.
Нефилим или исполин
Нефилимы или «падшие» окружены завесой тайны. Они появляются в Книге Бытия. Некоторые утверждают, что они появились от связей ангелов с женщинами. Другое, менее интересное объяснение, состоит в том, что этот текст Библии подразумевает смешение двух человеческих племен: «благочестивых» — людей, ведущих свой род от доброго Сифа и других, потомков злого Каина.
Если такая версия покажется слишком скучной, не переживайте — значительная часть интернет-сообществ верит в то, что в действительности они были инопланетянами.
Левиафан
Второй из великих монстров, описанных в Книге Иова, Левиафан — огромное морское чудовище, неуязвимое для человеческого оружия. Он дышит огнем и из ноздрей выдыхает дым. Возможно, Левиафан каким-то образом связан с другим монстром из древней мифологии Ближнего Востока, имя которому было Лотан.
Он был гигантским змеем с семью головами, олицетворяющим собой первобытный хаос. Как в случаях и с другими библейскими созданиями, существуют менее интересные теории, утверждающие, что Левиафан — просто поэтическое описание обычного крокодила.
Даже беглый анализ наименований птиц в английских переводах Писания, особенно Ветхого Завета, убеждает, что почти все приводимые в них названия конкретных птиц нельзя считать точным эквивалентом еврейского названия (см. составленную Холмгреном таблицу соответствия еврейских и английских наименований птиц). Причин для этого несколько:
1) еврейские названия птиц часто основываются на звукоподражании и потому трудны для классификации. Какое точное определение можно дать птице, которая просто «чирикает» или «щебечет», на основании такой ее характеристики?
2) в названиях часто отражаются какие-то повадки животного. К сожалению, одинаковыми повадками отличаются разные животные. Например, tinsemet (под которым, возможно, подразумевается сип) назван в Лев. 11:18 нечистой птицей, а в Лев. 11:30 – ящерицей {«тиншемет»};
3) Некоторые названия встречаются редко и/или в перечнях, в которых не дается каких-то особых пояснений (Лев. 11; Втор. 14).
4) В некоторых случаях названия дошли до нас в искаженных вариантах текста (через LXX, Вульгату и т.д.), отражающих неопределенное и противоречивое их понимание даже в древности.
Классификация и мифология. К счастью, классификация не является целью сама по себе и не играет основополагающей роли в образах, ассоциирующихся с птицами. В контексте часто содержатся намеки (или даже прямые указания) на мифы, связанные с птицами, хотя их конкретное содержание не всегда бывает вполне ясным. Такого рода информация обычно помогает сузить круг птиц, подпадающих под ту или иную категорию, хотя и не всегда позволяет более или менее точно их идентифицировать.
Авторские ссылки на повадки птиц или на мифы часто выражаются в виде иносказательных и упрощенных понятий, показывающих общую идею, но, вместе с тем, они вызывают в умах читателей ассоциации, связанные с конкретным животным. Научная точность не имеет здесь никакого значения. Например, представление о жестокости страуса (Плч. 4:3) и его глупости (Иов 39:13–18), вызванное, вероятно, неправильным пониманием его повадок, проистекает из еврейской мифологии и используется автором в качестве иллюстрации, независимо от действительного поведения этой птицы. В еврейском названии страуса, буквально «жестокий», выражается отрицательное отношение к птице. Короче говоря, древние взгляды на животных и птиц коренным образом отличались от современных. Не вызывает сомнений, что именно во взглядах того времени раскрывается смысл текста и его символика.
В общем и целом сравнения, связанные с птицами, основываются на их характерных повадках. По своим повадкам птицы подразделяются на несколько типов, каждый из которых служит определенного рода метафорой.
Нечистые птицы. В мире, освещавшемся только огнем, основное воздействие на мышление человека оказывали мифы, фольклор и суеверия. Ночные создания представлялись духами, выразителями зла в темном царстве, недоступном для человеческого восприятия. Животные и птицы, кричавшие по ночам, казались пособниками зловещих сил. Существа, шипевшие или хрипевшие по ночам или днем, считались одержимыми злыми духами или ядовитыми, поэтому их следовало избегать. Птицы, жившие в развалинах (местах явно проклятых), выдавали тем самым свою связь с темными сверхъестественными силами (Ис. 13:20–22; 34:11–14; Соф. 2:13–15; Отк. 18:2).
Значительную роль играли также предосудительные повадки. Питание падалью не только делало сарычей, грифов и других подобных им птиц нечистыми, но и связывало их символически (и, быть может, даже по убеждению) с царством смерти и указывало на них как на представителей сверхъестественных сил. Оставление умершего на съедение грифам означало, что от него отказываются его друзья и его божество (2Цар. 21:10; Иер. 7:33). Именно это имел в виду Голиаф, когда пригрозил Давиду отдать его тело птицам небесным (1Цар. 17:44). Грифы питались трупами погибших в качестве своей военной добычи (Иов 39:30; Мф. 24:28; Лк. 17:37; Отк. 19:17, 21). Откровенно жестокое поведение орла напоминает действия войск захватчика (Иер. 49:22). Образ «орла, бросающегося на добычу», символизирует скорую резню во время войны (Втор. 28:49; Иер. 4:13; Авв. 1:8). Помимо армий, голода, бедствий и зверей, носителями наказания свыше выступали также хищные птицы (Иер. 12:9). Они служили даже зловещими предвестниками грядущего суда (Ос. 8:1). Позорная смерть с земными грехами описывается в Притчах с помощью яркой картины поведения птиц: «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностию к матери, выклюют вороны дольные, и сожрут птенцы орлиные!» (Притч.30:17).
Птицы как пища. Птиц можно было легко содержать и употреблять в пищу. Соломон и Неемия упоминают о птицах среди блюд, которые подавались им на стол (3Цар. 4:23; Неем. 5:18). Тот факт, что в приведенных в Лев. 11 и Втор. 14 списках фигурируют запрещенные для употребления в пищу птицы, подразумевает существование съедобных птиц. Упоминание о молодых птицах среди жертвоприношений тоже свидетельствует об их съедобности, ибо приемлемое для Бога разрешено и Его народу (Быт. 15:9; 9 раз в Левит). Птицы были жертвоприношениями бедных (Лев. 12:8; Лк. 2:24) и в то же время пищей бедных, так как «две малые птицы» продавались всего за ассарий (Мф. 10:29–31), а пять – за два ассария (Лк. 12:6–7). Вероятность разграбления птичьих гнезд с находящимися там яйцами и птенцами обусловливала ограничения в рамках поручения о разумном распоряжении творением (Втор. 22:6).
Птицы как дичь. Повседневные наблюдения птиц, вырванных из естественной среды обитания, ставших предметом купли-продажи и продуктом питания, способствовали развитию образа птицы как жертвы. Давид сокрушался, что Саул преследует его, «как гоняются за куропаткою по горам», сравнивая себя с заурядной дичью, в частности, с такой птицей, которая предпочитает убегать от охотника, а не улетать (1Цар. 26:20). Древние посвящали много времени и сил ловле птиц и проявляли в этом деле большую изобретательность (см. ОХОТА). Разнообразие еврейских слов, обозначающих сеть, силок, западню, ловушку, тенета, петлю и так далее, не уступает аналогичному ряду английских синонимов (Иов 18:8–9) и указывает на существование тщательно отработанной системы с использованием широкого набора приемов. Одним из этих приемов была засада в укромном месте, ибо «в глазах всех птиц напрасно расставляется сеть» (Притч.1:17). В других случаях использовалась приманка в виде таких же птиц (Сир. 11:30).
Зловещий подтекст образа «сети ловца» (Пс. 90:3) воспринимается даже в современном воображении. Некоторых птиц обмануть очень легко, поэтому с ними сравнивается опрометчивый человек, который, подобно птице, безрассудно кидается в силки (Притч.7:23). Вместе с тем, эти хитроумные приемы иногда не приносят успеха, что позволило псалмопевцу заявить: «Душа наша избавилась, как птица, из сети ловящих» (Пс. 123:7). Имея в виду явную неудачу человека полностью подчинить себе птиц, Даниил в словах о том, что Бог даровал Навуходоносору птиц небесных, высказывал в гиперболической форме мысль или намек, что царь присвоил себе божественные прерогативы (Дан. 2:38).
Птицы как символы освобождения и безопасности. Умение птиц уходить от опасности нашло выражение во многих образах полета, а также в религиозной символике. Нечистота дома «прокаженного» очищалась смертью птицы и удалялась (символическим или магическим путем) с помощью второй птицы, которую отпускали на свободу (Лев. 14:52–53; ср. Лев. 16:22). Псалмопевец пишет, что ему невозможно скрыться от Бога, даже если он возьмет «крылья зари» (Пс. 138:9). Ему хочется иметь «крылья, как у голубя», и тогда он «улетел бы и успокоился бы» (Пс. 54:7). Поэт задается также вопросом, может ли его душа улететь, «как птица» (Пс. 10:1). Распространенный в литературе и искусстве древности метафорический образ души или духа в виде птицы наивысшее выражение нашел в образе Святого Духа, спустившегося с неба, как голубь (Мф. 3:16; Мк. 1:10; Лк. 3:22; Ин. 1:32).
Завидная способность птиц летать и добывать пропитание без необходимости «ни сеять, ни жать» порождали в воображении образ идиллического и беззаботного существования (Лк. 12:24). Не будучи связанными современным механистическим взглядом на природу, библейские авторы неоднократно ссылаются на веру птиц в получение хлеба насущного от Провидения как на пример смирения (Пс. 146:9; Иов 38:41). Бог, постоянно дающий птицам пищу, может даже использовать птиц для снабжения пропитанием человека (3Цар. 17:4).
Сходство между птичьими гнездами и человеческими домами породило и другие аналогии, связанные с Божьим обеспечением. Воробьи и ласточки с достойной подражания мудростью вьют гнезда в доме Господа и ищут защиты у Его алтаря (Пс. 83:4). Другие птицы, такие как аисты, строят безопасное жилище на вершинах высоких елей (Пс. 103:17). Божья награда за это упование на Него и простую веру выражается в факте, что гнезда есть у всех птиц, но не у всех людей есть дома (Лк. 9:58). Вполне заметные, но недоступные гнезда служат символом установленного свыше порядка (Песн. 2:14; Иер. 48:28). Народы доверяются своим твердыням в горах, как орлы своим гнездам, но эти неприступные скалы не преграда для Господа (Иер. 49:16; Авд. 1:4).
Крылья как защита. Крылья ассоциируются не только со скоростью (2Цар. 1:23) или с силой, позволяющей подниматься ввысь (Ис. 40:31; Авд. 1:4), но и с защитой птицами своих птенцов (Исх. 19:4; Втор. 32:11). Образ нежной заботы под защитой крыльев Иисус соединил с обличением тех, кто отвергает надежное прибежище, повторив пророческую тему о людях как о наименее послушных среди Божьих творений (Мф. 23:37; ср. Иер. 8:7). Божьи крылья предоставляют небесную защиту (Пс. 16:8; 35:8; 56:2; 60:5; 62:8; 90:4; Руфь 2:12) и даже исцеление (Мал. 4:2 {«в лучах»}). В противоположность Божьим крыльям, под сенью которых человек находит покой и утешение, злые духи (еврейское слово ruah во многих переводах передается как «крыло») часто изображаются с крыльями, которые они могут использовать для угнетения соблазненных идолопоклонством людей (Ос. 4:19 {«охватит их ветер своими крыльями»}).
Циклы жизни птиц как выражение верности и доверия. Птицы служили надежным показателем смены времен года, то есть тех циклов, к которым древние приспосабливали свою жизнь. Благодаря географическому положению Ближнего Востока Палестина служит как бы воронкой, в которой соединяются все перелетные птицы, хищные и певчие, направляющиеся из Европы и Азии на зиму в Африку. Это событие, происходящее дважды в год, производит большое впечатление даже сейчас, а в древности, безусловно, казалось еще более грандиозным. Любой очевидец этого зрелища видел в нем руку Провидения, перемещающую значительную часть творения «на край моря» (Пс. 138:9). Касаясь чуда миграции, Уильям Каллен Брайент написал следующие строки: «Есть Сила, которая заботливо показывает тебе путь к неведомому берегу» («Водяной птице»). Господь спросил Иова: «Твоею ли мудростию летает ястреб?» (Иов 39:26). В глазах Иеремии в послушании природы выражается порицание непокорства человека:
«И аист под небом знает свои определенные времена,
и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время,
когда им прилететь,
а народ Мой не знает определения Господня» (Иер. 8:7).
Влияние на жизнь людей оказывали не только сезонные перемещения птиц, но и их повседневное поведение. Слова Иисуса о «пении петухов» могут относиться к ночному стражу, которого так называли (прежде всего Мк. 13:35, но также Мф. 26:34; Мк. 14:30; Лк. 22:34; Ин. 13:38; Плиний, Ест. Ист. IX. 46). Екклесиаст отмечает, что пожилой человек просыпается рано, с предрассветным щебетанием птиц: «И запираться будут двери на улицу; когда замолкнет звук жернова, и будет вставать человек по крику петуха и замолкнут дщери пения» (Ек. 12:4).
Птицы как примеры поведения для людей. Общая тенденция к антропоморфическому истолкованию поведения птиц порождает множество образов. Ассоциации с влюбленностью голубь обязан своему воркованию и привычке постоянно возобновлять брачные отношения. Нет ничего удивительного, что в Песни песней о нем упоминается шесть раз (Песн. 1:14; 2:14; 4:1; 5:2, 12; 6:9). Воробьи, обычно живущие стаями, поодиночке кажутся неестественными и неуместными и становятся символом одиночества (Пс. 101:8). Другие птицы, ведущие уединенный образ жизни, такие как пеликан (qeʾat) и филин, тоже вызывают в воображении картины бесплодных, безлюдных и заброшенных мест. Крики некоторых птиц (по всей видимости, филина , Мих. 1:8 {«плакать, как страусы»}; ласточки , журавля или голубя , Ис. 38:14) кажутся печальными для человеческого уха. На еврейском языке слово «голубь», имя пророка Ионы, означает, возможно, «плакальщик», что соответствует содержанию его рассказа.
Поведение некоторых птиц может служить нравственным уроком. Беспрестанное и неутомимое порхание воробьев сравнивается с незаслуженным проклятием, которое не может найти свою цель (Притч.26:2). Ефрем сравнивается с глупым голубем без сердца (Ос. 7:11). Примерная, как считалось, семейная жизнь аиста заслужила название «благочестивой» (евр. слово hasidah, Иер. 8:7; ср. латинское pietaticultrix). (В басне Эзопа «Аист и крестьянин» аист утверждает, что его надо освободить, поскольку он заботится о своих престарелых родителях. Ср. Плиний, Ест. Ист., X. 63.)
Поведение других птиц казалось настолько странным, что считалось просто неестественным, но при использовании надлежащего сравнения показывалась правильная перспектива. Кажущееся безразличие страуса к своему потомству, хотя он сотворен Богом и наделен способностью быстро бегать (Иов 39:13–18), не может служить приемлемой моделью для отношения людей к своим детям (Плч. 4:3). Человек, неправедно приобретающий имущество и богатство, подобен куропатке, сидящей на яйцах, которые она не несла; в конце концов богатство уйдет от него (Иер. 17:11). (Представление, что куропатки высиживают чужие яйца, основывается, по-видимому, на отдельных случаях, когда некоторые пары откладывают вторую партию яиц до того, как вылупится первая. Считалось, что старшие цыплята, которые становятся самостоятельными раньше, не принадлежат этой паре.)
Птицы как образы красоты. Источником привлекательности птиц служит их красота. Павлинов Соломон держал, несомненно. из-за их экзотической красоты (3Цар. 10:22; 2Пар. 9:21). В Пс. 67:14 псалмопевец пишет об утонченной и блистательной красоте птичьего крыла, а в Песн. 5:11 женщина восхищается черными, как у ворона, волосами своего возлюбленного.
См. также: ГОЛУБЬ, ЖИВОТНЫЕ, КРЫЛО, ОРЕЛ, ОХОТА.
Библиография:
G.S.Cansdale, All the Animals of the Bible (Grand Rapids: Zondervan, 1970);