Сколько людских судеб искалечила эта, до сих пор непонятная многим россиянам чеченская война. В ее пекло были брошены и дети, которые, как и взрослые, гибли, становились калеками, теряли своих родных, пополняли списки «без вести пропавших». Вряд ли сегодня кто скажет, сколько сирот осталось после этих «первой» и «второй» войн. Если считать по домам-интернатам и детским приютам, которые есть в республике, их несколько сотен. На самом же деле детей, вынужденных бороться за свое выживание, значительно больше. Среди них и те, кто, лишившись родителей, попал в рабство. Некоторые из очень предприимчивых местных жителей за кусок хлеба и крышу над головой заставляют «ничейных» детей делать черную работу: пасти отары, лазать по свалкам, собирая все, что может пригодиться в хозяйстве, воровать. При этом они настолько умело запугивают детей, что любые попытки неравнодушных людей хоть как-то устроить их судьбу, отправить в дома-интернаты или дома-приюты, просто вызывают у маленьких рабов панический страх.
На рынках Грозного можно увидеть пацанов и девчушек, которые снуют между рядами, выпрашивая на хлеб. Им, познавшим страх войны, нужен хотя бы тот минимум внимания, который поможет выжить. Что с ними будет завтра, какими они вырастут людьми? Детей-попрошаек можно встретить на любом рынке — и в Москве, и в Ростове, но видеть их в Грозном больнее в сто раз. Хотя бы от мысли, что уже сегодня кто-то из них может подорваться на снаряде, которых еще немало среди развалин домов, или просто попасть под шальную пулю во время перестрелок на улице. Эти подростки ничем не отличаются от тех, которых я видела в Грозном и два года, и пять лет назад.
Передо мной фотографии мальчишек с той, «первой» войны. Помню, как попросила сфотографировать их на память. Согласились. Но сколько ни щелкала фотоаппаратом — ни одной улыбки. Дыхание перехватывало при виде этих, не по детски натруженных рук, штопаной-перештопаной одежды и серьезных не по возрасту глаз. Они работали на рынке: жарили шашлыки, заваривали чай. Парнишка с рыжими волосами, что стоит с чашкой в руках, каждый день добирался в Грозный на попутках из селения за двадцать километров. Он приезжал в город, чтобы своим детским трудом заработать кусок хлеба. Ему бы учиться в пятом классе, но школа была разрушена, как и его дом. На вопрос, живы ли родители, «рыжик» (так я окрестила его за цвет волос), опустив голову, сказал «да». А что было на самом деле за этим ответом, можно только предполагать. Просто на этом разговор наш закончился, и, сославшись на занятость, мальчишка начал мыть посуду.
Вспоминаются и брат с сестрой, которым было не больше шести лет. Взявшись за руки, дети обходили рынок. Здесь их хорошо знали, жалели. Рассказывали, что во время бомбежки прямо на глазах малышей погибла их мать, а незадолго до этого пропал отец: пошел за водой и не вернулся. И теперь сироты живут в подвале с бабушкой-соседкой.
Нет, мир не без добрых людей. Сколько случаев вам могут рассказать в Чечне, когда, спасая своих родных, люди подбирали и втискивали в машины «чужих», часто не разбирая национальности, вывозя этих чумазых и голодных малолеток буквально с того света. И нет в республике, пожалуй, ни одной организации или предприятия, которые бы сегодня не помогали приютам и детским домам. Например, только в прошлом году МЧС республики перечислило приюту «Беркут» 60 тыс. руб., дому-интернату — 200 тыс., обществу слепых, в котором немало и детей, — 200 тыс. Это не считая того, что именно туда в первую очередь спасатели доставляют питьевую воду и гуманитарный груз.
Но как быть с теми детьми, чьи души поражены войной? С теми, кто познавал смысл жизни под свист пуль и взрывы снарядов, взрослел не за учебниками в школе, а в окопах со стволом? Это трагедия, которую всей России придется переживать еще не одно десятилетие. Хорошо, если судьба у большинства сложится такой, как у 12-летнего Андрея. Его усыновил возвращающийся домой офицер. Мальчишка почти полгода жил на кладбище. Для него не имело значения, кто и за что воюет, кто какие интересы отстаивает. Потеряв родителей и предоставленный сам себе, он научился стрелять из оружия. Причем не из баловства, а для защиты. Когда подросток появлялся на блокпостах, солдаты доставали из своих запасов продукты, чтобы накормить его. В один из таких приходов раздались выстрелы. Просвистев над головами, пули высекли искры из железобетонной плиты. Все скрылись, только кем-то оставленный автомат оказался рядом с Андреем. Передернув затвор, мальчишка открыл огонь. После «прочесывания» на месте, откуда стреляли, были обнаружены следы крови.
В разгар боев на улицах Грозного бойцы Ростовского ОМОНа блокировали дом, где засел отряд боевиков. Шквал огня, казалось, все сметал на пути. И вдруг от дома отделилась маленькая фигурка. Мальчишка лет десяти шел к солдатам, протягивая руку: дайте хлеба! Выстрелы мгновенно прекратились, пацана накормили. Через два дня, после стрельбы из гранатомета по БТРу, подросток был захвачен.
Десятки ему подобных мальчишек я видела летом 1995-го на митинге в Ачхой-Мартане. Грозя кулачками в сторону бронетехники с российскими солдатами, пацаны выкрикивали угрозы на чеченском языке. Рядом с ними как бы для охраны стояли обвешанные оружием двое подростков на вид не старше тринадцати лет. Подошла, спрашиваю: давно воюете? «Как только брата убили», — говорит один. «А у меня отец погиб там, — кивает в сторону гор другой. — Я должен его заменить». Эти малолетки, уверена точно, уже не сидели больше за школьной партой и не играли в детские игры. Да и остались ли они в живых?
Чечня
ТАСС-ДОСЬЕ. 24 сентября 2017 года в Минобороны РФ сообщили, что старший группы российских военных советников в Сирии генерал-лейтенант Валерий Асапов погиб близ г. Дейр-эз-Зора. Он получил смертельное ранение при минометном обстреле боевиками «Исламского государства» (ИГ, запрещена в РФ) командного пункта сирийской армии.
Редакция ТАСС-ДОСЬЕ составила хронологию случаев гибели генералов советских и российских Вооруженных сил, погибших в локальных конфликтах с 1980 года. Трое генералов Министерства обороны СССР погибли в Демократической Республике Афганистан (ДРА, ныне — Исламская Республика Афганистан), двое российских генералов — в Северной Осетии, четверо — в Чеченской Республике.
Содержание
Афганистан
Все три погибших в афганском конфликте генерала были представителями Военно-воздушных сил (ВВС).
5 сентября 1981 года в районе горного массива Луркох (юго-западная часть страны, южнее г. Шинданд) в сбитом душманами вертолете Ми-8Т погиб заместитель командующего ВВС Туркестанского военного округа генерал-майор Вадим Хахалов. Для того, чтобы вывезти тело генерала, пришлось провести специальную боевую операцию — место падения находилось в районе, контролируемом боевиками. Посмертно Вадим Хахалов был награжден орденом Ленина.
19 февраля 1982 года в Афганистане погиб генерал-лейтенант Петр Шкидченко, заместитель главного военного советника — начальник группы управления боевыми действиями в ДРА. Вертолет Ми-8 афганских ВВС, на борту которого находился Шкидченко, был обстрелян с земли в 16 км от г. Хост (юго-восток страны), совершил вынужденную посадку и сгорел. Помимо генерал-лейтенанта, на борту погибли четверо советских летчиков. 4 июля 2000 года Петру Шкидченко было присвоено звание Героя Российской Федерации посмертно.
12 ноября 1985 года в Афганистане погиб советник командующего ВВС Афганистана генерал-майор авиации Николай Власов. В ходе боевого вылета по маршруту Кандагар — Шинданд истребитель МиГ-21бис афганских ВВС, который он пилотировал, был сбит при помощи переносного зенитно-ракетного комплекса (ПЗРК). Николай Власов смог катапультироваться, но погиб (по одной версии — был застрелен боевиками при спуске на парашюте, по другой — убит при попытке взять его в плен на земле). Посмертно награжден орденом Красной Звезды.
Еще два советских генерала — начальник управления Генерального штаба ВС СССР генерал-лейтенант Анатолий Драгун и советник командующего артиллерией ВС Афганистана, генерал-майор Леонид Цуканов — скончались в Афганистане от естественных причин.
Северная Осетия
1 августа 1993 года в районе с. Тарское (Пригородный район Северной Осетии) из засады был расстрелян легковой автомобиль, в котором передвигались участники переговоров по урегулированию осетино-ингушского конфликта.
Погибли командир 42 армейского корпуса Северо-Кавказского военного округа (СКВО), начальник гарнизона Владикавказа генерал-майор Анатолий Корецкий, глава временной администрации в зоне конфликта Виктор Поляничко и офицер антитеррористической группы «Альфа» Федеральной службы контрразведки (ФСК) России старший лейтенант Виктор Кравчук, еще четверо получили ранения. Генерал-майор Анатолий Корецкий был посмертно награжден орденом «За личное мужество». Преступников найти не удалось.
16 апреля 1998 года на шоссе Моздок — Владикавказ в районе перевала Хурикау Сунженского горного хребта (Северная Осетия) при обстреле автоколонны был убит заместитель начальника управления Главного оперативного управления Генштаба ВС РФ генерал-майор Виктор Прокопенко. Убийцы так и не были установлены.
Чеченская Республика
18 января 2000 года в Заводском районе Грозного (Чечня) в перестрелке с боевиками погиб начальник отдела боевой подготовки 58-й армии СКВО, заместитель командующего группировкой федеральных войск «Север» в Чеченской Республике генерал-майор Михаил Малофеев. Посмертно ему было присвоено звание Героя Российской Федерации.
17 сентября 2001 года на восточной окраине Грозного чеченские боевики из ПЗРК «Игла» сбили вертолет Ми-8 Минобороны России. На борту погибли 13 человек, в т. ч. начальник 2-го управления Главного оперативного управления Генерального штаба ВС РФ генерал-майор Анатолий Поздняков и заместитель начальника управления Главного управления кадров Минобороны РФ генерал-майор Павел Варфоломеев. Оба находились в Чечне в составе комиссии Генштаба. Обстрелявшие вертолет боевики впоследствии были арестованы и приговорены к пожизненному заключению.
29 ноября 2001 года 15-летняя террористка-смертница Айзан Газуева совершила самоподрыв на одной из площадей Урус-Мартана, когда там проходила встреча военного коменданта города — генерал-майора Гайдара Гаджиева с местными жителями. Гаджиев получил тяжелые ранения, от которых скончался 1 декабря 2001 года в военном госпитале в Моздоке.
Кроме того, 6 марта 2000 года в с. Ведено (Чечня) на командном пункте от острой сердечной недостаточности умер командующий группировкой морской пехоты ВМФ России на Северном Кавказе генерал-майор Александр Отраковский. За заслуги перед Родиной в том же году ему было посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации.
Согласно данным открытых источников, помимо генералов Минобороны РФ, с 1992 года на Северном Кавказе погибли (были убиты или скончались от естественных причин в ходе боевых действий) в общей сложности 11 генералов милиции, внутренней службы, ФСБ и др. ведомств.
За все годы в Чечне погибли сыновья девяти генералов и пятидесяти пяти полковников. Об этом редко вспоминают.
Во время войны в Чечне в 1994—1996 годах погибли сыновья:
генерал-лейтенанта АНОШИНА Геннадия Яковлевича;
генерал-майора НАЛЕТОВА Геннадия Афанасьевича;
генерал-лейтенанта СУСЛОВА Вячеслава Федоровича;
генерал-лейтенанта ПУЛИКОВСКОГО Константина Борисовича;
генерал-майора ФИЛИПЕНКА Анатолия Михайловича;
генерал-майора авиации ЧИГАШОВА Анатолия;
генерал-полковника ШПАКА Георгия Ивановича.
генерал-лейтенанта ЩЕПИНА Юрия.
В 1999 году в Чечне погиб сын генерал-лейтенанта СОЛОМАТИНА Виктора Александровича.
Вот они, «генеральские сынки». Я не сумел найти биографии их всех и их фото.
Старший лейтенант Аношин Александр Геннадьевич , командир танкового взвода 81-го мотострелкового полка. Погиб в Чечне 1 января 1995 года. Взвод старшего лейтенанта Аношина в ту новогоднюю ночь бился за железнодорожный вокзал в Грозном. Его тело его нашли только 4 февраля. Похоронен на Рубежном кладбище в Самаре.
Капитан Пуликовский Алексей Константинович , заместитель командира танкового батальона. Погиб 14 декабря 1995 года в операции по освобождению попавшей в засаду разведгруппы полка под Шатоем. Похоронен в г. Краснодаре. Награжден орденом Мужества (посмертно).
Лейтенант Филипенок Евгений Анатольевич , вертолётчик. Погиб в Чечне 25 января 1995 года. Его вертолёт был сбит во время боевого вылета. Похоронили Филипенка на Северном кладбище Санкт-Петербурга. Орден Мужества хранится у его вдовы Наташи.
Лейтенант Чигашов Сергей Анатольевич , командир взвода. Погиб в Чечне 1 января 1995 года. Во время боя сменил 2 танка. Первую, повреждённую машину, расстрелял из пушки, чтобы не досталась противнику. Когда погиб механик-водитель, сел на его место, позже был снова подбит и был расстрелян снайперами при покидании горящей машины вместе с наводчиком. Похоронен в Ульяновске
Гвардии лейтенант Шпак Олег Георгиевич , командир парашютно-десантного взвода. Погиб в Чечне 29 марта 1995 года в возрасте 22 лет, подорвавшись на БМД во время выполнения боевого задания.
Капитан Щепин Юрий Юрьевич , командир роты танкового батальона 131-й отдельной мотострелковой бригады. Погиб 1 января 1995 года у Грозненского железнодорожного вокзала, во время эвакуации раненых с привокзальной площади.
Герой России лейтенант Соломатин Александр Викторович , командира взвода 245-го полка. Погиб в Чечне 1 декабря 1999 года. Двигаясь по маршруту группа наткнулась на выдвигавшееся навстречу бандформирование, которое намеревалось устроить полку мясорубку в форме засады. Восемь против пятисот — соотношение не самое благоприятное, но разведчики смело вступили в бой. При таком соотношении не допустить окружения, оставаясь на месте, невозможно, поэтому командир группы дал команду отходить. Прикрывал отход сам.
ВЕЧНАЯ ИМ ПАМЯТЬ!
Тяжелые ранения получили сыновья генерал-полковника Виктора Казанцева, генерал-лейтенанта Александра Тартышева, генерал-майора Вадима Александрова и другие.
Валерий Усольцев. Привилегия быть первым на поле брани. Когда речь заходит о генеральских сыновьях, решивших по примеру отцов посвятить судьбу служению Отечеству в Вооруженных Силах, нередко слышу: «Этим парням легко. У них такая поддержка!»
Мне за долгую армейскую службу встречались разные генералы. В том числе и такие, кто очень уж хлопотал о карьере своих порой не отличавшихся усердием в службе отпрысков и опекал их еще с курсантской скамьи. Есть и генералы, усилено радеющие за братьев, других родственников, буквально за уши вытаскивающие их на высокие, в том числе и генеральские, должности. Но могу с чистой совестью заверить, что подавляющее большинство тех, у кого на погонах большие звезды, – люди честные, порядочные, не отгораживающие своих сынов от тягостей, лишений и опасностей службы.
Морозы в ту зиму в Хабаровске стояли знатные — под 30 градусов. Однако лютая стужа, усиленная пронизывающим ветром, испытателей парашютов не огорчала.
Чем суровей погодные условия, тем быстрее проявятся негативные стороны новой парашютной техники, которые следует устранять, — пояснял мне парашютист-испытатель Герой России Игорь Тарелкин. — Когда парашют будет запущен в серию и уйдет в войска, никаких сюрпризов при его эксплуатации быть не должно.
Вместе с полковником Тарелкиным во всех испытаниях парашютной системы «Арбалет», которая предназначалась главным образом для десантников, спецназовцев и спасателей, принимал участие его давний сослуживец и хороший товарищ полковник Юрий Стратулат. В свое время заместителем командующего – членом военного совета дислоцированной на Дальнем Востоке 1-й воздушной армии был генерал-майор авиации Стратулат. Естественно, я поинтересовался, не родственники ли они.
Это мой отец, по его примеру и я стал авиатором, — не без гордости ответил Юрий.
Хотелось бы добавить, что не просто авиатором, а испытателем парашютов. И поэтому отец-генерал при всем желании не смог бы заслонить сына от возможных опасностей, неизбежных в его профессии. Только представьте, каких трудов на земле и в небе стоила полковнику Стратулату такая высокая квалификация. Сколько раз подвергал он себя смертельному риску, испытывая парашютные системы, катапультируясь в полете из различных положений самолета, на разных скоростях и высотах, в различных метеоусловиях, днем и ночью! А все для того, чтобы парашютная система в экстремальной ситуации не подвела, и попавший, казалось бы, в безвыходное положение летный экипаж для спасения мог воспользоваться полученными из разработанных испытателями инструкций знаниями и навыками.
Думается, Стратулат-старший мог-таки подыскать сыну службу не только менее рисковую, но и более перспективную с точки зрения офицерского роста. Однако не стал даже советовать ему сменить военную специальность, связанную с ежедневным смертельным риском.
До расформирования 1-й, или, как ее еще называли, Дальневосточной, воздушной армии заместителем ее командующего по боевой подготовке был генерал-майор авиации Валерий Авдонин. Звание «Заслуженный военный летчик СССР» он получил, когда ему еще не было и сорока, а высшую профессиональную квалификацию «Военный летчик-снайпер» — когда едва исполнилось 30. Летал Валерий Павлович на самых современных истребителях Су-27 и Миг-29, причем, по словам сослуживцев, летал превосходно.
Профессию военного летчика он выбрал по примеру отца — генерала, который воевал штурманом, получив в награду за высокий профессионализм и смелость орден Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, два ордена Красной Звезды и множество медалей. В послевоенные годы к боевым наградам прибавились ордена Октябрьской Революции и «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени, Государственная премия СССР. Службу генерал-лейтенант Павел Изосимович Авдонин закончил в должности начальника одного из управлений ВВС страны.
Казалось бы, столь известный и уважаемый в авиации человек мог бы похлопотать о переводе сынка под свое «крылышко», пристроить, например, на штабную работу. Но он никогда не делал этого. Даже после того как Валерию пришлось катапультироваться из терпящего бедствие истребителя Миг-21, который, правда, он перед этим сумел отвести от населенного пункта. Как служил офицер Валерий Авдонин после окончания Черниговского ВВАУЛ в дальних гарнизонах, так и поехал в аналогичные после окончания академий — Военно-воздушной и Генерального штаба. Сам он признался мне, что всю его жизнь звезды отцовских погон не грели его, а, скорее, предупреждали: не подведи, будь достоин.
Сына Валерий назвал в честь деда Павлом. И не надо даже гадать, какую профессию он выбрал для себя после окончания школы. Молодой летчик-истребитель лейтенант Павел Авдонин начал офицерскую службу на Дальнем Востоке. А так как ему о долге напоминали звезды уже двух пар генеральских погон, то, помня о семейной чести, всегда старался быть лучшим. Например, первым из молодых летчиков вылетел самостоятельно на Су-27…
У генерала армии Варенникова два сына, и оба стали генералами. Естественно, это вызвало у некоторых зависть. Но свои звания Варенниковы-младшие заслужили по праву. Мало кто знает, что они служили в Афганистане, причем на самых что ни на есть боевых должностях – комбатами. Отец, конечно же, знал, что в любом из боевых выходов сыновья могли погибнуть. Однако генерал-фронтовик не предпринял даже малейшей попытки отозвать их из афганского пекла хотя бы под благовидным предлогом учебы в академии или пристроить там на какую-нибудь штабную должность. А они сами оказались настоящими мужчинами, храбрыми и умелыми командирами, за что заслужили боевые ордена. Кстати, в дальневосточных гарнизонах, которые существенно отличаются от подмосковных, они тоже послужили.
И таких примеров могу привести немало, ведь в Российской армии по-прежнему служат много славных офицерских династий. Это, без преувеличения, ее настоящий золотой фонд.
Командир одного из дальневосточных общевойсковых объединений генерал-лейтенант Геннадий Аношин умер в самолете, когда летел в Самару. Там ему обещали квартиру после увольнения в запас, и он, всю жизнь мыкавшийся по дальним гарнизонам, хотел посмотреть на будущее жилье в большом городе. Сердце у него болело давно, и после Самары он планировал лечь в Москве на операцию.
Могло ли быть иначе, если Геннадий Яковлевич все, что происходило в подчиненных ему частях, в буквальном смысле слова воспринимал сердцем? Об этом знаю не понаслышке — знаком был с ним с тех пор, когда он был заместителем командующего общевойсковой армией по боевой подготовке, а наши сыновья учились на одном курсе Уссурийского суворовского военного училища. Затем Геннадий Яковлевич принял под свое командование дислоцированный на Сахалине армейский корпус, и забот прибавилось. Особенно если учитывать, что некогда любимая, несокрушимая и легендарная попала в немилость не только к демократам первой волны, оседлавшим в начале 90-х Россию, но и у значительной части общества перестала находиться в почете.
Особенно подкосила генерала гибель в Чечне сына Александра. Как сказал Геннадий Яковлевич, Сашка категорически запретил ему звонить кому-либо, чтобы предотвратить его чеченскую командировку. Взвод старшего лейтенанта Аношина в ту кошмарную новогоднюю ночь бился за железнодорожный вокзал в Грозном. Погиб взводный 1 января, но тело его нашли только 4 февраля — месяц генерал и его жена жили надеждой, что их Сашка жив… Похоронили его в Самаре, поэтому и решила семья Аношиных после увольнения в запас осесть в этом волжском городе. Теперь рядом с могилой сына-офицера на Рубежном кладбище покоится и прах отца-генерала.
В ту же страшную новогоднюю ночь у грозненского железнодорожного вокзала погиб единственный сын генерал-лейтенанта Юрия Щепина – выпускник Дальневосточного высшего танкового училища Юрий Щепин, который не стал прятаться за отцовскую спину, а, верный воинскому долгу, вместе с однополчанами отправился воевать на Северный Кавказ.
Сын бывшего Полномочного представителя Президента РФ по Дальневосточному федеральному округу Константина Пуликовского Алексей много раз подавал рапорт с просьбой отправить его в Чечню, но каждый раз в последний момент его фамилию вычеркивали из списка убывающих в опасную командировку. Возможно, потому, что еще с афганских времен в армии было принято за правило: отцов и детей вместе на войну не посылать, а генерал-лейтенант Константин Пуликовский в это время находился в Чечне. Однако Алексей уговорил-таки свое командование, сказав, что с отцом этот вопрос согласован, естественно, не предупредив об этом отца, и уехал на Северный Кавказ. Отправить назад сына отец-генерал не смог – совесть не позволила. Старший лейтенант Алексей Пуликовский погиб под Шатоем 14 декабря 1995 года… Накануне боевики овладели нашим блокпостом, и три БТР были направлены туда без разведки. Старшим группы был сын командующего группировкой российских войск в Чечне. Бронегруппа россиян попала в хорошо организованную засаду. Шестеро из них, в том числе Алексей, в которого боевики бросили гранату, погибли на месте, остальные были ранены.
Бессмертный подвиг совершил сын генерал-лейтенанта Виктора Соломатина, офицер в пятом, еще с царских времен, поколении лейтенант Александр Соломатин. Его прапрадед брал Шипку в 1877 году, другой прадед участвовал в русско-японской войне, еще один – в Первой мировой, деды прошли фронтами Великой Отечественной, отец дослужился до высокого воинского звания. И Сашка хотел быть достойным их. Лейтенант Александр Соломатин командовал небольшой, всего в восемь человек, разведгруппой, которая 1 декабря 1999 года в районе села Первомайское обнаружила засаду на пути следования их 245-го полка – около 600 боевиков. Разведчики приняли неравный бой. Группа, выполнив возложенную на нее задачу, по команде старшего начальника успешно отошла. Прикрывал ее отход, заменив раненого пулеметчика, лейтенант Соломатин. Наверное, он тоже смог бы ускользнуть от боевиков, но потерял руку. И продолжал косить врага до последнего патрона. А потом, когда враги окружили его со всех сторон, намереваясь взять живым, он встал во весь рост, оставшейся рукой дотянулся до гранаты. Русский офицер взорвал себя вместе с ринувшимися к нему боевиками. Посмертно лейтенанту Александру Соломатину присвоено звание Героя России.
В России хорошо знают бывшего командующего Воздушно-десантными войсками генерал-полковника Георгия Шпака. Он много сделал для развития этих войск, старался уберечь жизнь каждого солдата-десантника. А вот сына Олега уберечь не смог. Конечно, он, занимая на тот момент должность начальника штаба Приволжского военного округа, мог бы похлопотать, чтобы лейтенанту Шпаку запретили ту роковую для него командировку, но как отец делать этого не стал, как и не удерживал его ранее от поездки в Югославию, где Олег, по сути дела, совершил подвиг. Там сержант – его подчиненный, направляясь на пост, попал на минное поле, где ему оторвало ногу. Лейтенант Шпак, рискуя своей жизнью, вытащил с минного поля не только самого бойца, но и часть оторванной ноги. А американские врачи совершили чудо: сумели эту часть приживить, сержанту даже не понадобился протез. И в Чечне Олег проявил себя смелым и умелым командиром. Погиб он 29 марта 1996 года, за день до возвращения домой, сам напросившись на сопровождение колонны.
Всего только в ходе первой чеченской кампании погибли 55 сыновей старших офицеров, семеро из них – генеральские дети. Тогда потеряли сынов генерал-полковник Георгий Шпак, генерал-лейтенанты Геннадий Аношин, Вячеслав Суслов, Константин Пуликовский, Юрий Щепин, генерал-майоры Геннадий Налетов, Анатолий Филипенок. Восьмой, сын генерал-лейтенанта Виктора Соломатина, погиб в начале второй чеченской кампании в 1999 году.
Тяжелые ранения получили сыновья генерал-полковника Виктора Казанцева, генерал-лейтенанта Александра Тартышева, генерал-майора Вадима Александрова и другие.
К сожалению, этот печальный список, видимо, не окончательный, поскольку и сейчас на Северном Кавказе несут неспокойную службу многие сыновья генералов и старших офицеров.
На Руси издревле было принято: если случалась беда, на защиту Отчизны становился стар и млад любого сословия. В годы Великой Отечественной войны на фронт ушли сыновья членов Политбюро ВКП(б) Микояна, Хрущева, других деятелей партии и правительства, некоторые из них погибли. Воевали два сына Верховного Главнокомандующего Сталина, один из которых, Яков, погиб. Погиб сын бывшего наркома обороны Тимур Фрунзе. Про генеральских сынов я и не говорю, это само собой подразумевалось, что они становились офицерами и воевали на переднем крае. Эта традиция перешла из Русской армии в Советскую. И сохранилась до сих пор. Например, когда умер на боевом посту в Чечне знаменитый морпех Герой России генерал-майор Александр Отраковский, количество морских пехотинцев там не уменьшилось, потому как в боевой строй стал его сын лейтенант Иван Отраковский. Он буквально прорвался в Чечню, чтобы воевать рядом с отцом. Разве не напоминает это историю времен Отечественной войны 1812 года, когда рядом с военачальниками, например с генералом Раевским на Бородинском поле, сражались их сыновья?
Политический кризис на Северном Кавказе, связанный с разгулом сепаратизма, был большой бедой для России. Но разве воевал в Чечне, отстаивая конституционный строй, хоть один сын штатского высокопоставленного чиновника? Или депутата? Можете не искать ответа. Я вам точно скажу: их там и близко не было. Более того, многие из детей наших законодателей, в свое время окончившие военные училища, сейчас занимаются бизнесом или пристроены на «хлебные» места в коммерческие или государственные структуры. Сделано это, естественно, не без поддержки родителей, которые с высокой думской трибуны или экрана телевизора любят поразмышлять о патриотизме и возрождении России. Поэтому на срочную службу, в военные училища идут дети рабочих и крестьян. И офицеров, потому что представители офицерских династий остаются верными профессии «Родину защищать». Кстати, в их числе и те, кого за глаза называют «генеральскими сынками», но кто первым заслоняет грудью Отечество от врагов.
Накануне Дня защитника Отечества портал Москва 24 поговорил с мужчинами, побывавшими на войнах в Чечне и Афганистане. Трое солдат, которые в молодые годы успели понюхать пороху, рассказывают, что испытывает человек на войне, какие ценности рождает боевой опыт, а также о том, как сложилась их жизнь после службы.
Рим Ахтямов, морская пехота
Фото: личный архив Рима Ахтямова
Первая чеченская война (1994–1996 гг.) В возрасте 18 лет я служил в морской авиации под Калининградом, в поселке Чкаловский, это был 1994 год. А в конце года началась первая чеченская война. Тогда в морской пехоте народу не хватало и добирали кого откуда. Мы уже знали, что ситуация там сложная, было страшно, но с тяжелым сердцем мы шли, ведь кто-то же должен был это сделать. Первым забрали моего сослуживца из морской авиации, а потом, в январе 1995 года, дошло дело и до меня. Так в составе пятой роты 336-й бригады морской пехоты города Балтийск я отправился в Чечню.
Основные роты Балтийского флота находились уже там, а нас отправили в поддержку. Сильных боевых задач к тому моменту не было, но мы еще не успели зайти в город, как уже случился конфликт. В нашу палатку, где ночью спали 40 человек, кинули гранату, она взорвалась. Троих ранило, одного из них – в голову, он потом скончался в госпитале. Но в самый разгар военных действий мы все же не попали. А вот сослуживцам из других рот, кто приехал раньше, досталось. Там погибло много людей.
Что говорить, мы были молодыми солдатами, необстрелянными, нас из Моздока на «вертушках» (вертолет – прим. ред.) в горах высадили, где мы немножко обучались и тренировались. К тому моменту я прослужил уже больше полугода, а автомат только в Чечне держать начал. Потом нас на машинах в Грозный отправили и распределили по домам, по блокпостам. Ночные вылазки были, обстрелы, от дома к дому. Так, с первыми потерями мы сразу ощутили, что такое взрыв рядом и гибель солдат.
Самым страшным было смотреть на людей, которые там жили и все это видели: русские женщины и дети, оставшиеся в Чечне, несмотря ни на что. Для них это все было очень тяжело. Война страшная, когда в городе находишься и никогда не знаешь, откуда в тебя выстрелят. Мы всегда передвигались по городу по несколько человек.
В быту тоже было непросто. Жили в домах, неделями не мылись, ходили в одной одежде, все грязные, чумазые. С водой тоже проблемы были, но понятно, что на войне не те условия, чтобы думать о бытовых удобствах. Хотя, несмотря на все сложности, мы с друзьями всегда друг друга поддерживали, конфликтов между нами никогда не было. Срывы у людей, конечно, происходили, но мы морально старались всегда помочь.
Фото: личный архив Рима Ахтямова
За участие в этой войне я получил медаль «За отвагу». С войны мы вернулись 7 марта 1995 года, весь наш батальон вывели на Красную площадь на 50-летие парада Победы 9 мая. Но я этот момент пропустил, провел в госпитале.
Из четырех взводов у нас вернулись все, кроме одного. Ранило троих.
В конце мая вернулся обратно в поселок Чкаловский и продолжил службу в своей части в морской авиации, а в декабре 1995-го вернулся домой, в Новый Уренгой. Потом устроился на работу по специальности электромонтером. Сейчас живу с семьей в Салавате, Республике Башкортостан, и продолжаю работать на севере вахтовым методом. Мы с супругой воспитываем трех прекрасных дочерей.
Я когда домой приехал после войны, года два мне снилась Чечня, пацаны, воспоминания. Но жизнь потихоньку наладилась и вошла в мирную колею. Сейчас я занимаюсь охотой по сезонам и рыбалкой, зимней и летней. Рыбачим на щуку и других хищников, а охотимся на кабана, косулей, зайцев и уток. Мясо в семье готовлю я, люблю жаркое из косули и шашлык из кабана.
В Салавате у нас есть ребята с батальона, мы обязательно встречаемся на День морской пехоты. Я в этих войсках не много пробыл, но все же считаю себя морским пехотинцем. Помимо этого, мы с бывшими сослуживцами ведем патриотическую деятельность, общаемся с ребятами в школах, рассказываем им, как было на войне, участвуем в школьных спартакиадах и городских парадах. Молодежи патриотизм надо прививать. К нам, когда еще учились, деды приходили, участники Великой Отечественной войны. Патриотизм тогда был лучше налажен, чем на данный момент, его сейчас катастрофически не хватает. Есть парни заинтересованные и спортивные, но их немного. На днях с племянником разговаривал: «Я в 18 лет уже в окопах лежал, а ты в 20 лет мультики японские смотришь».
На сегодняшний день для меня главное детей поднять, воспитать, обучить. Потом девчонок замуж отдать. Недавно мы как многодетная семья получили землю, начали потихоньку строить дом. Конечно, финансово не всегда легко, но справляемся по мере возможности. Жизнью своей я доволен, хотя и опыт войны нервы все же потрепал, пусть был и не такой мощный, как у других. Все-таки после этого я возмужал и морально, и физически, мыслить по-другому стал.
Александр Антонов, воздушно-десантные войска
Фото: личный архив Александра Антонова
Афганская война (1979–1989 гг.) Сам я родом из Тверской области, поселка Сонково. В армию меня призвали 1 ноября 1979 года в возрасте 18 лет. И буквально через 1,5 месяца службы, 14 декабря, наш 345-й отдельный гвардейский парашютно-десантный полк 105-й Ферганской воздушно-десантной дивизии высадился в Афганистане, на аэродроме Баграм, мы были одними из первых. В дальнейшем туда брали только после полугода обучения, а нас сразу отправили на место. В то время никто из нас не знал, что будет война. Конечно, нам говорили, что, возможно, там будут военные действия, но я не верил, ведь вокруг был мир. Как так, война?
Первое столкновение случилось уже через 1,5 недели, когда в Кабуле штурмовали дворец Амина, наш батальон взял под контроль зенитную батарею. По нашему расположению вечером тоже был обстрел, трассера летали над головами. С одной стороны, было страшно, с другой стороны, – интересно, даже некий азарт присутствовал. Мы были молодыми парнями, но с нами служили и более опытные старослужащие, в возрасте 19-20 лет.
Наша база Баграм находилась на высоте 1500 метров над уровнем моря. Первое время было нелегко из-за нехватки кислорода, ведь там воздух другой, чем на равнине, организм не привык. Но через месяц-два уже адаптировались. По горам было тоже нелегко ходить, но я был водителем, поэтому обычно довозил группу на место операции и особо в горы не ходил. Оставшиеся в лагере готовили обед на тех, кто ушел (это человек 60). В основном у нас была капуста, а также сухпайки, консервы, макароны, сгущенка. Иногда, бывало, попадались раненые животные, бараны, тогда приходилось забирать их на обед.
На войне сначала не верилось, что кого-то могут убить, а потом оказалось, что война – это по-настоящему. Я видел, как гибли люди: кто-то попадал под обстрелы, другие подрывались на минах и растяжках. Самое тяжелое личное воспоминание, когда я получил пулевое ранение. Мы ехали из кишлака Махмуд Раки на базу небольшой колонной, нас обстреляли, двое были ранены. Когда поехали обратно, нас опять обстреляли. Получил ранение в голову. Врач сказал, что повезло, потому что пуля прошла через челюсть, в четырех сантиметрах от сонной артерии, и вышла возле уха. За эту военную операцию я получил орден Красной Звезды.
После этого меня отправили в госпиталь, где я пролежал четыре месяца, затем был комиссован по непригодности в августе 1981 года. Всего я провел на войне год и три месяца. Пока я лежал в госпитале, пришло осознание того, что нахожусь в мирной жизни. Там мы играли в домино и карты, читали книги, а от нечего делать брали трубочки от капельниц и делали из них чертиков. Каждый, кто лежал в госпитале, научился делать этих чертиков, они потом по всей стране «гуляли».
Фото: личный архив Александра Антонова
Но все же, возвратившись домой, я какое-то время видел тяжелые сны про Афганистан, фактически заново переживал события, отчего потом просыпался. Не хотелось снова попасть в эти ситуации, еще часто снилось, что в армию опять призывают. Перенастроиться на мирную жизнь помогла семья: через год после войны я женился, потом родились дети. Сейчас они уже взрослые: сыну 35 лет, а дочери 32 года. Про военное прошлое я им особо не рассказываю, но и они не спрашивают, хотя знают, что я служил.
По специальности я автокрановщик, но после войны устроился работать шофером. Когда началась перестройка, работать в этой сфере было тяжело, и я ушел в предпринимательство, занялся торговлей. Там армейский опыт мне очень помог.
Плюс физическая форма после армии у меня была хорошая, это позволяло поддерживать организм в отличной форме, было легко работать.
Еще одно увлечение в моей жизни – поэзия. Я со школы, класса с девятого, пишу стихи и немного пою. В Афганистане тоже писал. Поэзия – это душа человека, она не дает унывать. А песня всегда помогает пережить какие-то сложные моменты: в армии мы часто собирались вечерами и пели песни под гитару. Одна из любимых: «Мы выходим на рассвете, над Баграмом дует ветер, поднимая наши флаги до небес…»
Песни вспоминаем и теперь, уже с бывшими сослуживцами, когда встречаемся по праздникам. С некоторыми из них общаемся каждый день. В разговорах плохое стараемся не вспоминать, в основном говорим о хорошем, где можно посмеяться. Гораздо важнее думать о текущей жизни, заниматься молодым поколением. У нас, например, в ближайшей школе есть «Юнармия»(Всероссийское военно-патриотическое общественное движение – прим. ред.), меня там назначили начальником штаба. Другой мой товарищ из Афганистана является командиром этого отряда. Мы детям передаем знания, участвуем в различных мероприятиях и помогаем собирать финансы на форму, например.
Сейчас я войну вспоминаю редко, уже многие события и фамилии сослуживцев забываешь. У меня сейчас главное – внук! Надеюсь, будут еще. Самое важное, чтобы дети и внуки были здоровы, чтобы не повторялись такие конфликты, в которых мы участвовали.
Игорь Н., спецподразделение
Фото: личный архив Игоря Н.
Первая и вторая чеченские войны (1994–1996 гг., 1999–2009 гг.) Армию я начал проходить с 14 лет, когда поступил в суворовское училище. Затем закончил высшее общевойсковое командное училище и ушел на службу в Московскую область. Позже присоединился к департаменту по борьбе с терроризмом. Так, в 25 лет в составе спецподразделения я впервые попал в горячую точку.
Перед выездом на войну в душе ощущалась какая-то тревога, ведь было четкое понимание, что едешь туда, где тебя могут убить и покалечить. Но, с другой стороны, если бы не было желания принимать участие в подобных операциях, я бы, наверное, не пошел работать в этот департамент. Туда брали только по собственному желанию, и нужно было пройти жесточайший отбор. Грубо говоря, из 100 человек, которые хотят там служить, брали одного-двух.
На войну мы выезжали группами, человек по 20-30. Первая командировка была в 1996 году, нас высадили на Северном Кавказе. Конечно, какое-то время сначала нужно было адаптироваться к новой обстановке. Любой переход мирного человека в состояние войны всегда связан с какой-то встряской для организма и для психики. Но другой вопрос, как человек подготовлен и как он это воспринимает. У нас с этим нормально было.
Мы знали, что едем на выполнение определенных операций, но каких именно – начальнику сообщалось непосредственно перед проведением операции, затем шла ее разработка и дальнейшее выполнение. В зависимости от обстоятельств об операции мы могли узнавать за какой-то длительный период или всего за пару минут. Но в целом, если мы находились на базе, и прилетала красная сигнальная ракета, время боевой готовности, за которое мы должны были полностью собраться и выехать, составляло 15 минут.
Фактически до 2002 года я всегда был на чемодане в готовности выехать в любое мгновение. На тот момент у меня уже была семья. Когда выезжал в первую командировку, я даже не попрощался с женой. Тогда я был на работе, мы поехали и всё. А ей потом позвонили и сказали, что муж уехал и скоро вернется, через месяц или два. Как в тот момент она отреагировала, я не знаю, но, конечно, любая женщина волнуется, когда муж уезжает в командировку, а тут я на войну уехал. Хотя, когда она замуж выходила, знала, что я военный и буду выезжать на задания, а не на шоколадной фабрике дегустатором работать.
Стоит отметить, что кормили на войне нас всегда замечательно: хочешь – каша перловая, хочешь – перловая каша! Хотя и шурпу делали, и шашлыки жарили. Но были моменты, когда скучал по чему-то специфическому. Например, когда уходили далеко и надолго, мне почему-то после 30-го километра длительного перехода пива хотелось, хоть убей! Аж кости ломило. Как-то раз я его с собой все же взял, открыл, сделал глоток и чувствую, что оно какое-то противное, уже и не хочется.
Фото: личный архив Игоря Н.
Друг с другом мы делили не только обед, но и все тяготы службы. Боевое братство было очень крепким, командиры нас всегда приучали и говорили: «У вас нет личных проблем, это проблемы всех нас». Если у вас даже в мирной обстановке будут сомнения, что вы не можете положиться на товарищей, то когда мы поедем на какое-нибудь задание, откуда у вас появится уверенность, что вас раненого вытащат из-под огня? Не каждая семья живет так дружно, как мы жили. Этот принцип я переношу и в мирную жизнь, я верю в людей. Хотя не всегда это здесь срабатывает, но ничего, неприятность эту мы переживем.
На войне мозги немножко по-другому включаются, там любой момент и любая банальная ситуация, например, пойти попить воды к колодцу, может обернуться тем, что либо останешься без рук, либо – без ног. Ну это в худшем случае, а в лучшем случае – убьют. Всегда находишься в состоянии подготовленной пружины, потому что случиться может что угодно. Но самое тяжелое на войне – это привезти погибшего товарища и сообщить об этом его родителям. У меня такая ситуация была, морально подготовиться к этому и найти нужные слова невозможно: всегда представляешь, что будет по-одному, а получается совсем по-другому.
Оглядываясь на свое прошлое, военные годы я вспоминаю как золотое время своей службы. С одной стороны, можно было остаться калекой и погибнуть, а с другой стороны, война с человека убирает всю шелуху. Остается и выходит наружу то, что есть на самом деле. Конечно, на войне ничего хорошего нет, и если человек говорит, что хорошее было, то он либо на войне не был, либо сидел в штабе и никуда не выходил. Война – это грязь, кровь, пот и никаких положительных эмоций, но при этом там все более честно и более открыто.
Сегодня у меня большая семья, дети подрастают. Уже нахожусь на заслуженной пенсии как военный, но продолжаю работать в сфере коммерции. В свободное время занимаюсь рыбалкой и охотой, а также много времени уделяю проведению патриотической деятельности. Мы активно занимаемся работой по увековечиванию памяти погибших солдат в годы Великой Отечественной войны, проводим поисковые экспедиции. Находим солдат и сообщаем их родственникам о том, что их отец, дед или прадед погиб в бою, а не пропал без вести, то есть потихоньку возвращаем солдат с Великой Отечественной войны.
Также мы плотно работаем с молодежью, их надо учить истории, ведь без нее нет будущего. Ребятам рассказываем о том, что у нас богатая, насыщенная история, и нам есть, чем гордиться. Вообще воспитать и вырастить своих детей – для меня сейчас главная задача, этим живу сегодня. Дети и семья – основной столп и двигатель в этой жизни, но начинаешь понимать это только с годами.
Лоскутникова Наталья
Мы встретились с ней в Кремле. Ольге Владимировне недавно вручали Международную премию Андрея Первозванного «Вера и Верность» в номинации «За беззаветную материнскую верность». Перед церемонией меня проводили в покои директорской ложи, где собирались лауреаты.
Передо мной стояла крохотная миловидная женщина с чуть-чуть стеснительной улыбкой. Она протянула руку «лодочкой». Ни за что не скажешь, что такая прошла ад чеченской войны. И только глаза были грустны.
— Ольга Владимировна! А где же ваши награды? — удивляюсь я. — В Интернете пишут, что у вас их много. Кремль — это то самое место, где награды принято надевать вне зависимости от стеснительности.
— Дома награды, — просто ответила она. — Тут только колодки…
По моему настоянию она достала колодки из сумочки и прикрепила их к своему платью.
Старший сын Андрей Мухаев пошел служить танкистом. Совсем недалеко от родной Тюмени — в Елань Свердловской области. Письма домой писал исправно. Окончил учебку. Командир танка — такой специальностью можно гордиться.
— В декабре 1994-го мне приснился сон, — чуть волнуясь, рассказывает Ольга Владимировна. — Даже не сон. Просто проснулась от Андрюшкиного крика «Мама!». Как в сердце игла вошла. До утра не могла заснуть. А потом позвонила в часть. Телефон у меня был. А там дежурный сообщает: «Отправлен в командировку». Куда? Военная тайна…
До Нового года Ольга Владимировна не находила себе места. Сотовых у солдат тогда не было. А в части все твердили: «Военная тайна». И успокаивали дежурной фразой: «Не волнуйтесь, скоро вернется ваш сын». Война началась, когда с боем Кремлевских курантов смешались залпы атак на Грозный в первые секунды 1995-го.
Горький поток
Помните, как начался новогодний штурм Грозного? Как генерал Грачев обещал взять город за два часа одним парашютно-десантным полком? Ни за два часа, ни за два дня у него это не получилось. Пришлось вводить колонны тяжелой техники. И среди них Андрюша на своем Т-72. Танки попадали в засады. Пехоты не было. Оперативных карт тоже. Гранатометы жгли танки один за другим. Пусть историки спорят о той позорной спецоперации. Но столь бездарному штурму города трудно подыскать аналоги.
Только 2 января Ольга Владимировна услышала по радио информацию о том, что наши танки в Грозном. И не раздумывая бросилась на Кавказ. «Андрюша там, я должна его спасти!»
Вы представляете себе, как проникнуть в зону боевых действий? Нас, журналистов, задерживали на блокпостах, заворачивали машины, несмотря на аккредитации и пропуска. А солдатские матери шли упорно вперед. И никакой человек с ружьем не в силах был остановить этот горький поток. Ведь у постового тоже есть мама.
Ольга Владимировна уже через два дня была в Грозном.
— Нас там было много. Женщины из Майкопа и Краснодара, Сибири и Москвы. Мы обезумели от горя, когда увидели войну не по телевизору. На улицах обезображенные тела наших солдатиков. Командование не найти. Никто разговаривать не хочет. Никакой информации! Ходи сама, ищи… В руках фотка — но кто под обстрелом, когда все рвется кругом, запомнит лицо? А сердце говорило: он здесь!
Только 31 января Ольге Владимировне в Моздоке официально сообщили: «Ваш сын погиб смертью храбрых. Тело отправлено в Тюмень. Отправляйтесь туда, чтобы не опоздать на похороны».
Надежда
Две недели прождала Милованова тело своего сына. Две недели обливала слезами пороги военкомата. В ответ только «Ждите». Наконец она не вытерпела и бросилась опять в прифронтовой Моздок на нашу военную базу. А там как ни в чем не бывало:
— Хорошо что приехали! Тело вашего сына отправили в Ростов. Там сейчас все тела находятся. Проходят экспертизу.
— Так что ж ты, капитан… — сил ругаться уже не было.
Я не буду описывать, что представляла тогда собой 124-я ростовская лаборатория — это действительно не для слабонервных. Горы останков в специальных черных полиэтиленовых мешках с вполне штатским названием «кредо». Тех, кто не поместился в холодильниках, складировали в вагоны-рефрижераторы.
От сладковатого запаха у Ольги Владимировны закружилась голова. Но она решительно шагнула к столу. Взвизгнула молния на пакете. И словно гора с плеч:
— Это не Андрюша!
И снова в Грозный. На попутках. Во-первых, денег уже не было — Ольге Владимировне пришлось уволиться с работы. Да и какой еще транспорт идет на войну? Часть пути она проделывала на броне наших танков. Часть на белых «Нивах» боевиков. И там и там она встречала понимание. Слово «мать» на Кавказе священно. Чеченцы вроде как и враги в этой войне, а одевали и кормили наших матерей. Под Алхазурово она попала под серьезную бомбежку. Местные жители прятали ее в подвале от «зачистки». Бывало и так: по радио передавали, что солдатские матери идут, и пушки умолкали. Летом на дорогах стояла стеной пылища от наших танков. Зимой она превращалась в непролазную грязь. Целый год она скиталась по Чечне. Ее уже знали в лицо. Чеченские женщины искали ее, чтобы передать медальоны убитых солдат. Они рассказывали ей, где те похоронены. И потом убитые горем матери находили своих сыновей. А следов сына так и не было. Теплилась слабая надежда, что он все-таки жив. Но тут в расположение нашей части пришел чеченский посредник. В знак своих полномочий он привел четырех пленных российских солдат. И протянул список еще из двенадцати, которых освободят в обмен на семерых боевиков. Среди тех двенадцати значился Андрей Мухаев! Жив!!!
Шестнадцать на семь не делится. Как еще можно объяснить, что командование от обмена отказалось?
То ли велась какая-то хитрая игра, то ли посредник блефовал… Одним словом, уже на следующий день Ольга Владимировна отправилась на автобусе в горы. Туда, где, по заверению посредника, находился ее Андрюша.
Пулеметная очередь ударила из кустов. Старый «пазик» съехал в кювет и затих. По щеке потекла горячая кровь. Ольга Владимировна потеряла сознание.
N241
С тяжелым ранением головы Ольга Владимировна была доставлена в Ростовский военный госпиталь. Когда пришла в себя после операции, первым делом спросила:
— Где фотография Андрюши?
И потом, когда медленно выздоравливала, она показывала замусоленный целлофан с фото раненым солдатикам. Они бы и рады помочь, но те, кто был при первом штурме Грозного, или выписались, или были в черных «кредо». И каждую ночь молилась: «Господи, дай знак, помоги отыскать моего сыночка!»
Надо сказать, что пока Ольга Владимировна искала своего Андрюшу, она помогла найти и опознать 120 тел пропавших без вести солдат. А вместе с российскими посредниками выручить из плена еще 400. Героическая женщина!
Только к 1997 году в ростовской лаборатории отсортировали солдатские тела. С новогоднего штурма оставались неопознанными 347. Путем долгих исключений (рост, группа крови и резус-фактор) Ольге Владимировне предъявили три «кредо» за номерами 3, 86, 241. Опознать их так просто было нельзя. Три танкиста. Три обгорелых тела.
Нужен был генный анализ, который тогда могли сделать в Челябинске. Но за 5 миллионов рублей. По тем деньгам это новый персональный компьютер. У безработной Миловановой таких денег не было. Выручил тогдашний губернатор Тюменской области Леонид Рокецкий. Он выделил на экспертизу всех трех останков 16 миллионов рублей.
— Меня к третьему пакету сразу потянуло. N 241. Еду на поезде и с ним мысленно разговариваю. Мне частицы праха выдали для экспертизы. И Андрюша звать во сне перестал, — вспоминает Ольга Владимировна. — А когда экспертизу провели, я расплакалась. Он это. Он! Хоть похоронила я его по-человечески. С почестями. Военкомат почетный караул выделил…
Она не нашла еще 336 наших солдатиков. В сердце по-прежнему боль. Сына не вернуть, но пока не похоронен последний солдат, война будет долго стучаться в наши сердца. Земной поклон Вам, Ольга Владимировна!