Содержание
Что такое скрининг рака?
Скрининг рака – это поиск злокачественного новообразования у человека, не имеющего никаких симптомов опухоли. Такие тесты в ряде случаев помогают обнаружить заболевания на ранней стадии, когда многие виды рака можно полностью вылечить. Появление у пациента жалоб может говорить о росте и распространении злокачественного новообразования, а, следовательно, – и об ухудшении прогноза для больного. Скрининговые исследования позволяют снизить смертность от рака.
ВОЗМОЖНОСТИ СКРИНИНГА РАКА В РКМЦ
В нашем центре можно пройти:
- Комплексное обследование организма для мужчин
- Комплексное обследование организма для женщин
По прохождении обследования Вы получите заключение врача о состоянии Вашего здоровья и рекомендации по профилактике и лечению выявленных заболеваний.
Программы составлена в нескольких вариантах для различных возрастных групп населения и могут быть расширены по медицинским показаниям (возможно проведение дополнительных консультаций специалистов и исследований).
В программы обследования входят основные лабораторные и инструментальные исследования, УЗИ-диагностика, функциональная диагностика, осмотры врачами различных специальностей.
Все исследования направлены на своевременное раннее выявление злокачественных новообразований.
Программы дополнены также исследованием на простатический специфический антиген (ПСА) для мужчин. Высокий уровень простатического специфического антигена сыворотки крови мужчин даёт основание заподозрить наличие рака простаты.
Самое пристальное внимание уделяется следующим исследованиям:
Cкрининг колоректального рака
Что такое колоректальный рак
«Колоректальный рак» (КРР) — собирательное понятие для рака (опухоли) различных отделов толстой (colon) и прямой (rectum) кишки. Среди множества онкологических заболеваний эта патология остается наименее освещенной и наиболее покрытой мифами и страхами пациентов, но, тем не менее, современные возможности ранней диагностики дают основания считать КРР на ~ 95% предотвращаемым раком.
Колоректальный рак занимает одну из ведущих позиций. Среди мужчин, заболевших злокачественными новообразованиями, КРР находится на 3-м место после рака легкого и желудка, а у женщин, соответственно, после рака молочной железы и рака кожи. Тревожным фактом является высокий уровень летальности на 1-м году жизни после установления диагноза, обусловленный тем, что при первичном обращении пациентов к врачу запущенные формы рака (III-IV стадии) уже имеют более 70% пациентов с раком ободочной кишки и более 60% пациентов с раком прямой кишки, при этом хирургическому лечению подвергается около 40% больных.
Колоректальный рак чаще всего развивается как перерождение аденоматозных (железистых) полипов.
Из других наиболее известных предрасполагающих факторов стоит отметить воспалительные заболевания кишечника (язвенный колит, болезнь Крона)
Возраст является значимым фактором риска: колоректальный рак является редкостью до 40 лет, однако частота колоректального рака увеличивается в каждом последующем десятилетии и достигает максимума в 60-75 лет.
Скринингу подлежат лица, у которых среди родственников первой линии (у детей, родителей, братьев и сестер) имеются случаи рака толстой или прямой кишки, аденомы и воспалительные заболевания кишечника. Наличие у родственника такого диагноза увеличивает риск примерно в 2 раза по сравнению с популяцией в целом.
Что такое скрининг колоректального рака?
Это методы активного выявления лиц с факторами риска развития КРР или с бессимптомно протекающим КРР, основанные на применении специальных методов диагностики. Скрининговые исследования при колоректальном раке помогают значительно уменьшить вероятность его развития, так как позволяют выявить предраковое заболевание кишечника или рак на ранней стадии и своевременно оказать лечебную помощь.
У колоректального рака существует много «масок», поэтому следует обратиться к врачу за консультацией:
- при повышенной утомляемости, одышке, нехарактерной для пациента бледности, если ранее их не было;
- при длительных запорах или поносах;
- при частых/постоянных болях в области живота;
- при наличии видимой крови в кале после дефекации;
- при наличии скрытой крови в анализе кала.
Скрининг
Колоноскопия — наиболее информативный и общепринятый метод ранней диагностики. Это эндоскопическое (внутрипросветное) исследование слизистой оболочки прямой, толстой кишки и части тонкой кишки (на протяжении примерно 2 м). Все патологические измененные ткани и полипы будут либо полностью удалены при колоноскопии, либо от них будут взяты кусочки и отправлены на гистологическое исследование. Если образование находится на широком основании или не может быть безопасно удалено при колоноскопии, врач рассмотрит вопрос о проведении хирургического вмешательства.
При наличии полипов или другой патологии в толстой и прямой кишке регулярность исследований может возрастать до ежегодных или каждые 3-10 лет. Оценивая степень риска развития колоректального рака у пациентов с заболеваниями кишечника, врач принимает решение о частоте проведения исследований индивидуально для каждого больного.
Как только диагностирован рак, пациентам необходимо выполнить компьютерную томографию брюшной полости и грудной клетки с целью выявления метастатических поражений, а также лабораторные исследования для оценки выраженности анемии.
У 70 % пациентов с колоректальным раком наблюдается повышение уровня раково-эмбрионального антигена сыворотки (РЭА) и онкомаркера СА19.9. В дальнейшем мониторинг РЭА и СА19.9 может быть полезным для ранней диагностики рецидива опухоли. По показаниям исследуются и другие маркеры колоректального рака.
Лишь только такая активная позиция врачей по поводу ранней диагностики полипов и профилактике опухолей толстой и прямой кишки приводит к замедлению темпов роста заболеваемости колоректального рака.
Скрининг рака шейки матки
Скрининг рака шейки матки
Рак шейки матки (РШМ) является вторым по частоте раком среди женщин во всем мире и ведущей причиной смертности от рака среди женщин.
Скрининг рака шейки матки – это обязательная диагностическая процедура, которую необходимо регулярно проходить всем пациенткам, входящим в группу риска развития такого опасного заболевания. Программа скрининга рака шейки матки разработана для того, чтобы обнаружить аномальные цервикальные клетки на ранней стадии развития, когда они могут быть удалены прежде, чем разовьётся рак.
От своевременной диагностики опухоли шейки матки может зависеть прогноз лечения и даже жизнь пациентки. При помощи скрининга определяется предраковое патологическое изменение тканей, которое при отсутствии соответствующей терапии может перейти в онкологию.
Кто же входит в группу риска развития рака шейки матки? Такое понятие достаточно относительное. Все дело в том, что такая опасная патология может развиваться у любой женщины, у которой уже были интимные отношения.
Одной из причин возникновения патологии является ВПЧ. Однако вирус папилломы может поражать даже девственниц и совсем молодых девушек. Такие исследования подтверждают, что заболевание передается не только половым путем, а значит, скрининг необходимо делать всем представительницам прекрасного пола.
Во время скрининга выполняется сразу несколько тестирований:
- исследуется мазок шейки матки по Папаниколау (цитология). Цитология даёт достаточно достоверную информацию про клеточный состав исследуемого органа, поэтому и является эталоном в скрининге рака шейки матки;
- жидкостная цитология — один из наиболее распространенных и точных типов скрининга рака шейки. После изъятия Пап мазка медицинские инструменты гинеколога погружают в специальную жидкость, которая смывает клетки исследуемой ткани. После этого анализ помещают в центрифугу, для удаления крови, слизи и прочих примесей. Отдельные клетки размещаются на предметном стекле, рассматриваются под микроскопом;
- исследования поверхностного слоя шейки матки с помощью визуального осмотра: существует несколько дополнительных скрининг тестов – визуальный осмотр после обработки уксусной кислотой (VIA), визуальный осмотр после обработки раствором Люголя (VILI);
- Выявление ДНК вируса папилломы человека (ВПЧ). С помощью тестов можно определять ДНК ВПЧ типов высокого риска в вагинальных или цервикальных мазках;
Каждая женщина должна заботиться о здоровье репродуктивной системы, регулярно посещать гинеколога, проходить профилактическое диагностическое обследование. Это позволит выявить опасные гинекологические патологии на ранней стадии развития, быстро и эффективно избавиться от недуга.
Профилактические меры предусматривают вакцинацию, регулярное проведение кольпоскопии.
Скрининг рака молочной железы
Скрининг рака молочной железы
Реальность такова, что за все время существования онкослужбы в Беларуси рак молочной железы занимает лидирующее место среди других онкологических заболеваний у женщин.
Скрининг рака молочной железы является важной составляющей государственной программы «Здоровье народа и демографическая безопасность Республики Беларусь» на 2016-2020 годы. Выявление злокачественных новообразований на ранней стадии – единственный путь к снижению смертности от онкологических заболеваний. Скрининг рака молочной железы в этом смысле – один из четырех методов профилактических обследований с научно доказанной эффективностью.
Суть метода сводится к тому, что всем женщинам в возрасте от 50 до 70 лет рекомендовано регулярное – 1 раз в 2 года – маммографическое обследование. Именно женщины этого возраста составляют основную группу риска по возникновению рака молочной железы.
Скрининг рака молочной железы включает:
- осмотр маммолога,
- ультразвуковое исследование молочных желез — преимуществом этого вида исследования является то, что при его проведении не используется рентгеновское излучение. Женщинам в возрасте старше 35 лет желательно проводить УЗИ молочных желез с периодичностью 1 раз в год. Особенно актуально это пациенткам с доброкачественными образованиями в груди — мастопатией, фиброаденомой – поскольку их наличие уже является фактором риска для развития злокачественной опухоли,
- цифровую рентгеновскую маммографию — это рентгенография молочной железы без применения контрастных веществ, выполняемая на специальном аппарате, который называется маммограф. При исследовании можно обнаруживать очень маленькие опухоли уже на ранних стадиях заболевания, еще до того, как они станут осязаемыми. Данное исследование позволяет диагностировать рак молочной железы на ранней стадии и даёт возможность полностью излечиться от злокачественной опухоли, сократить продолжительность лечения, ограничиться удалением только самой опухоли, а не всей груди.
В России ежегодно умирает от рака примерно 300000 человек. Как умирают эти люди?
Как и все, кто более-менее здоров и ещё относительно не стар, я раньше не знал об этом. Узнал тогда, когда от рака умерла моя мама. Она была прекрасной учительницей русского языка и литературы. Умерла она 2 с половиной года назад, летом 2011 г.
В 2006 г. мама попала в больницу с острым панкреатитом. После выписки у неё неуклонно ухудшался аппетит, она худела и слабела. Мы несколько раз обращались к разным врачам поликлиники № 2. Всякий раз ответ был в стиле: «а вы попробуйте солёный огурчик».
Меня, конечно, беспокоило, что мама мало ест и слабеет. Но у неё было множество других проблем со здоровьем: последствия микроинсульта, сердце, давление, кератоз (рак кожи). В сравнении со всем этим плохой аппетит казался чем-то менее серьёзным. Ни один врач не подсказал нам, что причиной может быть растущая опухоль; никто не посоветовал сдать анализ на онкомаркёры. А мне, человеку, в медицине не сведующему, никогда не сталкивавшемуся с онкологическими заболеваниями, это не пришло в голову.
В марте 2011 г. у мамы по вечерам начала подниматься температура, на коже появились желтоватые пятна. Ей всё труднее было что-то съесть, после еды появлялся дискомфорт, тошнота и боли. Мы обратились в поликлинику.
Нашим участковым терапевтом в то время была З.А.Костина. Почти полтора месяца она не приходила к нам по вызову: пришла она только в мае. После первого же осмотра она сказала, что у мамы в брюшной полости легко прощупывается довольно большая опухоль. Однако диагноза она не поставила, объяснив это тем, что «не может взять на себя такую ответственность». И стала направлять маму на обследования. Анализы (причём, направления выдавались не сразу, а по одному, чтобы потянуть время), рентген (нужно было ждать, когда будет талон). Маме было уже очень трудно ездить в поликлинику. Ей становилось всё хуже. Никакой помощи она не получала: З.А.Костина рекомендовала только ношпу, но она не помогала.
Так прошёл ещё почти месяц. Я уже сильно нервничал, требовал диагноза и действенной помощи. Тогда З.А.Костина направила маму в БСМП на обследование. Это ещё несколько дней мучительных осмотров и процедур, ни одна из которых не дала результата, кроме УЗИ брюшной полости, показавшего опухоль больших размеров, 6 см. в длину. Однако это было совершенно ясно давным-давно. Мама сильно похудела, опухоль – твёрдая, с неровной поверхностью – прощупывалась легко. Об этом говорили все врачи.
А диагноза всё не было. Маме становилось всё хуже.
Все мои знакомые врачи в один голос твердили, что это явная онкология, срочно нужен диагноз и эффективное обезболивание (трамадол).
Я, наконец, потерял терпение и написал заявление на имя главного врача поликлиники № 2 А.Л.Рутгайзера. Я писал, что поведение лечащего врача Костиной мне кажется намеренной ИМИТАЦИЕЙ медицинской помощи – без самой медицинской помощи. Что Костина просто тянет время, назначая бессмысленные обследования, хотя всё уже давно ясно. Что такие действия врача Костиной я считаю отказом в медицинской помощи и оставлением в опасности и, если СЕГОДНЯ, до конца рабочего дня, диагноз не будет поставлен, намерен обратиться в правоохранительные органы.
Я зарегистрировал это заявление у секретаря утром 15 июня. Через 2 часа мне позвонила Лай Людмила Фёдоровна, на тот момент – зам. главврача поликлиники № 2 – и сообщила, что диагноз поставлен, Костина уже пишет рецепт на трамадол (это полунаркотическое обезболивающее, менее сильное, чем морфин, но сильнее, чем кеторол). Я спросил, почему это не было сделано раньше. Л.Ф.Лай сказала: «Мы давно поняли, что это рак, но НЕ ХОТЕЛИ ВАС РАССТРАИВАТЬ».
Здесь стоит остановиться и подумать. Попробуем понять этих людей. И Костина, и Л.Ф.Лай – вовсе не исчадия ада. Это пожилые женщины, дипломированные врачи. Почему они так себя повели? Они давали в своё время Клятву Гиппократа. Почему же они долгое время фактически отказывали в медицинской помощи смертельно больной старой женщине, прекрасно понимая, как она страдает? Разумеется, не потому, что «не хотели нас расстраивать».
Точного ответа я не знаю до сих пор. Однако сейчас я знаю, что такое поведение в отношении онкологических больных чрезвычайно характерно и встречается в России повсеместно. Недавно умерла мама моей ученицы, Вики, которой сейчас 30 лет, а маме её было 57 лет. Всё было точно так же, как у нас: врачи всячески уклонялись от постановки диагноза, тянули до последнего – пока ещё можно было придумать какие-то новые исследования. Но больная сама была ветеринарным врачом: она догадалась, в чём дело, и сама сдала анализ на онкомаркёры. Однако у неё к тому времени была уже последняя – термальная (с повышением температуры и пр. явными симптомами) – стадия.
Моё предположение такое: всем российским врачам дана закрытая инструкция – всячески уклоняться от выписывания сильных обезболивающих. Они, напомню, наркотические или полунаркотические. Современное российское государство тронулось на почве борьбы с наркотиками. Видимо, врачи очень боятся то ли ФСКН (это федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков), то ли просто собственного начальства, которое боится ФСКН. И, кстати, для этого страха есть все основания: несколько фармацевтов уже сидят – за сбыт наркотических веществ, то есть за то, что они продавали обычные лицензированные лекарства в обычной аптеке. Должна же ФСКН доказать свою нужность.
А как уклоняться от выписывания обезболивающих онкологическому больному? Способ только один: не признавать, что это онкология.
Не сомневаюсь в том, что З.А.Костина и Л.Ф.Лай тянули бы время и дальше, если бы не моё грозное заявление, которого они испугались. Оказалось, что для постановки диагноза им не хватало именно этого – один страх победил другой. Прокуратуры они испугались больше, чем ФСКН. И тут же поставили диагноз.
Маме выписали трамадол. Но относиться к больной более человечно никто не собирался.
Ей становилось всё хуже, хотя боли – благодаря трамадолу – чаще всего удавалось снимать. Однако побочное действие трамадола – тошнота. Мама от неё страдала давно, даже больше, чем от боли.
Она уже знала, что умрёт. Моя мама была очень сильным человеком. Я не боялся откровенно сказать ей, чем она больна: мы обо всём с ней поговорили и попрощались. Она сказала – с великолепным презрением: «Я не боюсь смерти!» Это правда. Но она была человеком с чувством собственного достоинства – и хотела умереть достойно, как жила. Однако от неё самой, от меня – это не зависело. А со стороны т.н. «врачей» мы не видели ничего, кроме равнодушия.
Во всей поликлинике № 2 нашёлся один человек – медсестра Ирина Анатольевна (интересно, что она не работает с З.А.Костиной, просто она наша знакомая и сотрудница именно этой поликлиники) – которая отнеслась к маме по-человечески. Она специально заходила к нам, чтобы поговорить с мамой, сделать укол. Хотя работала в то время НА ДВУХ УЧАСТКАХ. Страдающему человеку хочется, чтобы к нему отнеслись по-человечески. И мама очень ждала, когда придёт Ира.
Как-то раз маме утром сделали укол, и она заснула. Пока она спала, приходила Ирина Анатольевна, — узнав, что мама спит, она ушла. Потом мама проснулась и сразу же спросила, когда придёт Ира. Я ответил, что она уже была. Мама посмотрела на меня с какой-то детской обидой, с горьким недоумением – и отвернулась.
Всем остальным на маму было наплевать. З.А.Костина спокойно ушла в отпуск, хотя маму она устраивала, и было понятно, что больная скоро умрёт. Вместо З.А.Костиной назначили терапевта Козлову, которую ни я, ни мама не воспринимали как врача.
Случайно – вызвав «Скорую» — мы узнали, что таким больным можно делать плановые уколы: нужно взять направление в поликлинике. А в поликлинике никто нам об этом не сказал.
Уколы маме делались чисто формально – а не для того, чтобы облегчить её состояние. «Скорая» приезжала только вечером, обычно опаздывая на час-полтора. Укол начинает действовать тоже в течение часа. Мама мучилась, я звонил в «Скорую», мне неизменно отвечали: «Ожидайте!» — или, узнав мой голос, просто бросали трубку.
У российских врачей – в том числе и «Скорой помощи» — есть инструкция: сначала нужно осмотреть больного, потом уже – делать всё остальное. Осмотреть – это выслушать фонендоскопом, смерить температуру, давление и пр. Я это называю «игра в больничку». Так играют дети.
Мама умирала, она уже почти не могла говорить, не могла сама повернуться в постели. Но «врачи» продолжали ИГРАТЬ В БОЛЬНИЧКУ, хотя в этом очевидно не было никакого смысла. Это ведь рабы: есть инструкция – надо её выполнять.
Я никогда не боялся никаких людей: не потому, что я такой смелый, а потому, что я прирождённый психолог – к людям отношусь с любопытством и интересом, даже к действительно страшным людям – а такое отношение глушит все эмоции. Но вот тогда я понял, как человеку может быть действительно страшно, как можно испытывать самый настоящий ужас перед другим человеком.
Этим другим человеком, внушившим мне ужас, была очень хорошенькая, совсем молоденькая девушка с детским, как у 10-летнего ребёнка, голосом: она приехала вечером на «Скорой» делать маме укол. Маме в тот вечер было особенно плохо, я еле мог дождаться, когда, наконец, приедет «Скорая». Но сначала нужно было ПОИГРАТЬ В БОЛЬНИЧКУ. Я просил, умолял поскорее сделать укол. Она была неумолима. Потом она стала заполнять какой-то журнал. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни я кого-то о чём-то ТАК просил, но это оказалось совершенно безнадёжно. Она заполнила журнал до конца – и только тогда сделала укол.
Она послушная рабыня, ей нужно соблюдать инструкции. Это очень важно, а что чувствует больной, умирающий человек – неважно.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
*Продолжение — завтра.
Я хочу развеять заблуждение о том, что о раке надо молчать. Умалчивание заболеваний, которые на сегодняшний день контролируемы в рамках диагностики и лечения, это политика совершенно не правильная. Мы говорим о том, что рак — это обычное заболевание, которое имеет свои стадии, и в зависимости от этого имеет результаты лечения. Естественно, выявленный рак на первых стадиях некоторых локализаций – это гарантия полного выздоровления.
Для примера можно взять рак кожи. Многие относятся к нему очень поверхностно, задаваясь вопросом — а так ли часто он бывает и нужно ли его остерегаться? Я хочу сказать, что у женщин новообразования кожи стоят на втором месте после рака молочной железы. А у мужчин — на четвертом. Если рак кожи вовремя не выявить и своевременно не вылечить, то последствия могут быть плачевные.
Но с учетом того, что это наружная локализация, и человека начинает беспокоить необычные проявления на коже, эти больные выявляются у нас в основном на 1-2 стадии. Адекватное и своевременное лечение приводит к полному выздоровлению!
— Что вы можете сказать по поводу рака молочной железы?
— Здесь есть прямая зависимость от стадии заболевания. Выживаемость и излечение при первой стадия рака молочной железы (безрецидивный период за первые пять лет) – до 98%. Оставшиеся 2% — это или очень агрессивный рак, или ошибки в диагностике.
Даже больные с четвертой стадией подвергаются определенным видам лечения – гормональной, лучевой, химиотерапии. Они могут надеяться на увеличение продолжительности жизни, причем, с хорошим качеством. Это надо знать. Ведь когда выявляется рак на поздних стадиях, то многие просто опускают руки. Этого делать нельзя. Рак лечится на любой стадии! Выживаемость, продолжительность жизни и качество жизни различные. Но это не конец.
— Иногда можно услышать утверждение, что рак заразен. Справедливо ли оно?
— На сегодняшний день можно однозначно сказать, что инфекционная природа рака не доказана, то есть раком заразиться невозможно.
Но на один момент следует обратить внимание. Существуют вирусы, в частности, вирус папилломы человека, которые вызывают определенные изменения в тканях, на фоне которых стопроцентно может возникнуть рак. В частности, рак шейки матки.
Для того, чтобы избежать контакта с этим патогенным вирусом, предложена вакцинация девочек до начала половой жизни. В программе прививок Санкт-Петербурга это уже есть. Такая профилактика позволит намного снизить заболеваемость раком шейки матки у женщин.
— Как влияют вредные привычки на развитие онкологических заболеваний?
— Одними из главных вредных факторов в развитии онкологических заболеваний остаются курение, злоупотребление алкоголем, ожирение. И, как ни банально, курение остается на первом месте. По оценкам ВОЗ именно оно является причиной 85 % всех случаев рака гортани, 80-85 % рака легких, 75 % рака пищевода. Опасно даже пассивное курение – риск заболевания для таких «курильщиков» превышает базовый на 70 %
Ссылаясь на опыт зарубежных стран, снижение потребления табака привело к снижению заболеваемости раком легкого и раком гортани. Рак – это многофакторное заболевание. Но среди больных раком легкого и гортани процент курящих намного выше.
— Можно услышать мнение, что поздно обнаруженный рак на последней стадии лучше лечить не в больнице, а народными средствами. Прокомментируйте его, пожалуйста.
— Здесь настораживает вот какая ситуация. Очень часто народные средства и знахарство при поздних стадиях дают результаты. Успех здесь заключается в очень хорошо поставленной психотерапии. Первое, что целители делают – внимательно и долго разговаривают с больными, выявляют наиболее чувствительные точки и воздействуют на них успокоительными травами, настоями. Очень важно, когда это не вредит общему состоянию больного.
Но когда «знахари» начинают придумывать различные зелья и заговоры, которые якобы непосредственно воздействуют на опухоль, то здесь мы сталкиваемся с совершенно обратным действием. Я лично не видел ни одного пациента с онкологией, излеченного таким образом. Мы не отрицаем внутренней психоиммунной перестройки человека, когда раковая опухоль отступает. Но это далеко от того, что псевдоцелители рекламируют.
— А что говорят онкологи по поводу психологического аспекта?
— Врачи-онкологи уделяют большое внимание психоэмоциональному состоянию больного. По этому поводу мы проводим в марте первую в Санкт-Петербурге конференцию по психологии в рамках работы с онкологическими пациентами. В ней участвуют онкологи, неврологи, психологи и духовенство. Ведь для проведения психотерапевтической работы с верующими людьми нам иногда приходят на помощь священники. Не удивительно, что в наших учреждениях как на Березовой аллее, так и на проспекте Ветеранов, есть молельные комнаты. Мы уделяем особое внимание качеству психической жизни пациента.
Психологическая помощь нужна не только пациенту с онкологией, но и его родственникам. Могу сказать, что родственникам не нужно стесняться обращаться к психологам и психотерапевтам в стационарах и поликлиниках. Им дадут необходимые рекомендации.
Хотелось бы отметить, что в поликлиниках диспансера, в центре реабилитации стомированных больных постоянно работают психологи, поддерживая больных и их близких.
— Что вы можете сказать по поводу оснащения онкологических учреждений современным оборудованием?
— Последние годы программы национального проекта «Здоровье» по модернизация здравоохранения, значительно улучшили материально-техническое состояние наших лечебных учреждений. Уже нельзя говорить о том, что наши поликлиники не обеспечены рентгеновскими аппаратами, лабораторной, эндоскопической, ультразвуковой техникой. Чаще проблема в кадрах.
К сожалению, приходится констатировать, что даже маммографические аппараты, которыми город обеспечен на высоком уровне ( более 120), недоступны из-за кадрового дефицита, не загружены на полную мощность.
Насыщенность современным оборудованием у нас на должном уровне. В Петербурге стоят компьютерные маммографы, магнитно-резонансные томографы, ангиографы, рентгеновские и УЗИ аппараты того же качества и тех же производителей, что в Европе и Америке. Передовые технологии доступны врачам всех специальностей и они ими сегодня вооружены.
Современные требования к любому специалисту – повышение квалификации, обучение, сертификация. Это обязательно. Иначе за модернизацией оборудования и технологий можно просто не успеть.
— Как обстоят дела с лекарственным обеспечением?
— Мы применяем те же самые препараты, что и во всем мире. У нас перечень препаратов химиотерапии или гормонотерапии онкологических заболеваний не отличается от любой зарубежной клиники.
Ажиотаж сегодня идет вокруг отечественных лекарств и, так называемых, дженериков. Оригинальный препарат, созданный в лаборатории какого-либо производителя, прошедший испытания и выпускаемый этим производителем, имеет ограниченные возможности применения — на весь мир нужного количества не наработать.
Поэтому давно принята практика – выпуск дженериков или аналогичных препаратов. В Германии, Австрии, Израиле можно встретить оригинальные препараты только собственные, а остальные – дженерики.
Мы на сегодняшний день приобретаем как оригинальные, так и дженериковые препараты. Были претензии к отечественным препаратам, особенно в первые годы их выпуска. Но сейчас у нас на рынке только достойные, проверенные лекарственные средства. Они дешевле оригинальных, так как выпускаются в России, и более доступны. Если оригинальным препаратом мы можем пролечить пять-десять пациентов, то дженериковым уже сотню.
Мы точно также ответственны перед пациентом, применяя как оригинальный, так и аналоговый препарат. Мы разделяем с пациентом возможные негативные последствия от их применения. Ведь нам нужно диагностировать осложнения и бороться с ними. Ясно, что врач не заинтересован в некачественных лекарствах.
— Некоторые наши соотечественники предпочитают лечиться в Европе.
-Зачастую пациенты за границу едут не за технологиями и лекарствами. Они едут за сервисом и комфортом. Где условия содержания пациентов и все, что касается сопроводительного компонента, более высоки, чем у нас.
Хочу сказать, что в наших новых клиниках комфорт соответствует зарубежному. Взять хотя бы наш онкологический диспансер. Все отделения после ремонта соответствуют мировым стандартам.
Еще один наш минус – дефицит среднего и младшего медицинского персонала. Их зарплата напрямую зависит не от качества, а от объема выполняемой работы. Медсестры работают на полторы-две ставки и ясно, что в этом случае требовать высокого качества с такого сотрудника довольно сложно.
-А где же лучше лечиться?
— Лечиться нужно дома, где как говориться » и стены помогают». Сегодня очень сложно перестроить психологию людей. В доперестроечный период рак был вообще туманной и запретной темой, когда не говорили о статистике, о заболеваемости и смертности широким массам. Потому что считалось, что онкология – это удел слаборазвитых стран. Сразу хочу сказать, что заболеваемость раком молочной железы в США и Скандинавских странах выше, чем в России.
Показатель заболеваемости, а правильнее сказать выявляемости, это как раз показатель благополучных развитых стран. И чем больше мы сейчас уделяем внимания профилактике, ранней диагностике, одним из компонентов которой являются скрининговые исследования и диспансеризация, и результатом этого мы видим увеличение выявляемости и, естественно, заболеваемости. Потому что до периода этой активной работы она остается завуалированной и получается, что мы видим пациента уже в поздних стадиях.
— Много разговоров о предраковых состояниях. Что это такое?
— В прошлом году началась диспансеризация. И, как следствие, мы получили увеличение количества пациентов с так называемыми доброкачественными процессами, которые можно отнести к предопухолевым и, естественно, с онкологическими. Одна из задач диспансеризации – это раннее выявление опухоли. И если мы видим увеличение выявленных патологий, то это положительный момент.
Например, диффузный фиброаденоматоз молочных желез. В рамках диспансеризации было выявлено большое количество женщин с таким диагнозом. Сразу хотелось бы их успокоить — диффузный фиброаденоматоз не является предраковым состоянием и не приводит к раку молочной железы.
Но женщинам в этом случае следует обратить внимание на общее функциональное состояние. Ведь диффузный фиброаденоматоз молочных желез отражает нарушения в работе щитовидной железы, печени, поджелудочной железы, желчного пузыря, половых органов. Такие пациентки требуют терапевтического соматического обследования. Зачастую их диагноз объясняется хроническим гастритом или холециститом.
В заключение надо сказать, что при подозрении на онкологию самый короткий путь – это незамедлительное обращение к онкологу любого уровня. Он, оценив ситуацию, поведет пациента по кратчайшему пути к диагнозу и лечению.
Интервью опубликовано в газете «Домашний Доктор» Городского центра медицинской профилактики.
Щитовидная железа – орган, входящий в эндокринную систему и регулирующий выработку ряда гормонов. По сути, щитовидная железа отвечает за правильный обмен веществ нашего организма. Нарушение функций щитовидной железы влияет на работу разных органов и систем организма и может привести к ряду заболеваний: гипотиреозу, тиреотоксикозу (ДТЗ, узловому зобу) и онкологии.
К сожалению, в последнее время количество случаев заболеваемости раком щитовидной железы растет и, как правило, большая часть пациенток – женщины. Но на сегодняшний день рак щитовидной железы поддается лечению. При условии своевременного диагностирования и правильного лечения, данный вид онкологии вылечивается полностью.
В клинике Дократес предусмотрена специальная программа скрининга на рак щитовидной железы. Данная процедура подходит пациентам, ранее не болевшим онкологическим заболеванием. Скрининг занимает 1 день и включает в себя:
- консультацию онколога
- анализ крови
- УЗИ щитовидной железы
Стоимость обследования 850 евро
Пациентам, у которых в роду была онкология щитовидной железы, или имеются другие факторы, повышающие риск рака ЩЖ, рекомендуется прийти на консультацию онколога Дократес для составления индивидуального плана диагностики.
Читать о симптомах рака щитовидной железы, диагностике и лечении>>
Лечение радиойодом в Дократес>>
Детские онкозаболевания в 75% случаев сегодня излечимы, но в России детей с этим недугом обрекают на смерть
Эксперты прогнозируют резкий скачок смертности от онкологии из-за принуждения к импортозамещению в медицине. Чиновники заставляют врачей искать альтернативу проверенным зарубежным лекарствам, успешно применяемым во всем мире. «Заменять эффективное лечение дешевым преступно», — настаивают ведущие российские онкологи. Матери и отцы со всей страны решили создать Ассоциацию родителей детей с онкологическими заболеваниями, чтобы иметь возможность влиять на их лечение и реабилитацию.
«Если сегодняшняя ситуация с лекарственным обеспечением в России не изменится, это остановит жизнь многих семей. Смерть детей от рака хуже войны, лагерей и всего, что есть и может быть страшного, — говорится в обращении, которое родители готовят сейчас в адрес президента Владимира Путина. — Мы уже много хоронили. Знают ли в правительстве, как умирает ребенок от рака? Как выглядят его похороны? Как умирают, хотя внешне живы, родители?..»
Я думала, что потеряю своего сына
«У моего ребенка диагностировали опухоль головного мозга, — рассказывает москвичка Ирина, мама двухлетнего Павлика. — Его прооперировали в Израиле, опухоль удалили. Мы вернулись в Москву. Прошли два курса химиотерапии российскими препаратами. Я не знала, что они имеют тяжелые побочные эффекты. После их введения у сына открылась неудержимая рвота, до 15 раз в сутки, началось желудочное кровотечение. Пашу забрали в операционную, остановили кровотечение, но он впал в прострацию: ничего не видел и ни на что не реагировал. Наросла гидроцефалия, подскочило артериальное давление до 200 на 120, несколько часов его не могли снизить. Потом
я стала общаться с другими родителями и узнала, что это побочные эффекты от отечественных лекарств. Я думала, что потеряю своего сына».
После двух курсов химии российскими аналогами родители Паши от них отказались. Посчитали, сколько и каких препаратов нужно сыну, нашли людей в Германии и с их помощью привезли лекарства оттуда. Ребенок стал переносить химиотерапию гораздо легче.
«Сыну еще долго предстоит лечиться, но я категорически против отечественных лекарств! — заявляет Ирина. — Врачи нам говорили: наши медикаменты не хуже импортных, советовали не тратиться. Но позже и они подтвердили: есть разница, и объяснили, что просто не имеют права говорить иначе».
Врачи, по словам Ирины, заложники этой ситуации — они вынуждены исполнять закон об импортозамещении. А родителям приходится рисковать не только деньгами, но и свободой, так как уже не раз матерей, получавших посылки с лекарствами из-за рубежа, обвиняли в контрабанде.
Кроме того, не все семьи, где ребенок болен раком, знают о побочных эффектах. Нигде в России (за исключением Москвы) нет детских нейроонкологов. Есть отдаленные районы и населенные пункты, где нет и онкологов. Не все родители могут достать импортные препараты (для этого, помимо денег, нужен рецепт той страны, где приобретаются лекарства). Папы и мамы оказываются перед выбором: российский аналог или отказ от лечения. Для ребенка, по оценкам врачей, в обоих случаях результат печален.
Ваши дети никому не нужны
Из-за замены импортного лекарства для онкобольных малышей российским аналогом в ноябре в Красноярске чуть не произошла трагедия. Как сообщала «Новая», 40 детям в этом регионе необходим импортный «Винкристин-Тева», при этом половине из них отечественный аналог противопоказан. Тем не менее в октябре, когда запасы оригинального препарата в краевой больнице иссякли, врачи перешли на российский. Через несколько дней у маленьких онкопациентов стали отказывать руки и ноги.
«Осложнения начались не сразу, у моего сына — на седьмой день, у кого-то — на десятый, — рассказала «Новой» Наталья Дыдышко, мама 13-летнего Богдана с острым лимфобластным лейкозом. — Сперва отнялись ножки, потом ручки, это была невралгия — отмирание нервных окончаний. Более десяти пациентов в краевой больнице, кто принимал данный препарат, испытали то же самое. Дети просто падали. Врачи сказали, что это побочное действие российского лекарства. Раньше мы принимали румынский «Винкристин-Тева», и все было в порядке».
Препарат «Винкристин-Тева». Фото: tayga.info
Наталья призналась, что из-за запрета импортных лекарств в России родителям сейчас приходится нелегально завозить необходимые препараты из-за границы. Так на днях в Красноярск через Украину попал израильский «Винкристин-Тева» для Богдана Дыдышко и еще 12 мальчиков и девочек.
«Есть интернет-аптеки, занимающиеся такими поставками, — объяснила Наталья. — Мы оплачиваем лекарство по их цене, доставку до Москвы и далее. Но гарантий у нас никаких нет.
Поставщики предупреждают: «Вы перечислите деньги, но если товар заберут на границе, мы вам ничего не вернем, это арест».
Родители вынуждены идти на риск. Когда мы заболели, врач сказала: «Ваши дети никому не нужны, кроме вас самих». Я бы хотела очень попросить у властей, чтобы они дали возможность медикам вылечить наших детей — разрешили препараты, которыми их будут лечить, а не калечить. Уберите импортозамещение. Доведите нашу фармакологию до ума, прежде чем давать детям российские лекарства, на это очень страшно смотреть».
Просьбу мамы из Красноярска поддержали сотни семей и десятки онкологов в других городах России. Общая беда сплотила граждан, и идея создания Ассоциации родителей детей с опухолями головного мозга стала первоочередной задачей. Инициативная группа матерей из Петербурга изучила опыт организации «Энби» (от аббревиатуры NB, которой обозначают диагноз «нейробластома») — первой и пока единственной в стране команды родителей, объединившихся три года назад. Cancer moms (так называют себя матери больных раком детей) намерены взять патронаж над онкобольными детьми в России и помогать в лечении и реабилитации.
Смириться и «доухаживать»
«У родителей онкобольных детей в России мало опыта совместного решения проблем, — говорит Татьяна Мухлаева, петербургский преподаватель, мама 15-летней Оксаны с редкой опасной опухолью мозга, она сегодня выступает главным инициатором создания родительской ассоциации. — Если в других странах, где катастрофы с лекарствами нет, но есть другие задачи, папы и мамы действуют совместно, то мы, к сожалению, пока нет. Но это не повод делать с нами что угодно».
В конце октября 2017 года у ее дочери внезапно ухудшилось самочувствие. Медики не понимали причину, пока на МРТ не увидели опухоль.
«Это оказалась пинеобластома, — продолжает Татьяна, — крайне редкая опухоль головного мозга. Настолько, что наши врачи почти не знали о ней, некоторые считали болезнь фатальной и предлагали нам выписаться на «доухаживание»».
Татьяна Мухлаева. Фото из семейного архива
Но мама Оксаны стала собирать информацию, общаться с немецкими и американскими врачами, нашла и расспросила людей, победивших пинеобластому — словом, настроилась сражаться за своего ребенка. После сложнейшей нейрохирургической операции (полностью удалить опухоль не удалось) девочку направили на лучевую терапию и химиотерапию. По словам Татьяны, уже тогда в Петербурге существовали сложности с импортными лекарствами.
«Я, как и многие родители, боролась за них в ходе лечения, — вспоминает Татьяна. — Решалась на самые отчаянные действия, чтобы получить для дочери те препараты, которые были предусмотрены в немецком протоколе лечения».
Своих протоколов лечения детей с опухолями головного мозга в России на сегодняшний день нет, только зарубежные. Каждый построен на основании долгих исследований и доказательств его эффективности. При лечении он должен быть строго соблюден (прием соответствующих лекарств в указанные сроки), иначе ребенок может умереть.
Cancer moms
«В декабре, перед Новым годом, на детское онкоотделение петербургской горбольницы № 31 приехал спикер Заксобрания Вячеслав Макаров — поздравить больных детей, — рассказывает Татьяна. — Я задала ему вопрос: будет ли и дальше возможность лечить детишек импортными препаратами? Макаров заверил: «Детям будет все самое лучшее». В марте, спустя три месяца, Оксана готовилась к первому блоку химиотерапии. Я спрашивала у врачей: какое введут лекарство? Они отвечали неопределенно. В день, когда лекарство должны были вводить, я задала вопрос еще раз. Лекарство развели отечественное.
Я хотела купить импортное, оно было тогда во многих аптеках, в том числе при больнице (пять минут хода), недорогое, с сертификатом. Но мне запретили. Я отказалась от российского препарата и помчалась к заместителю главврача. К счастью, он помог (напомнила про обещание Макарова) и распорядился вводить детям импортные лекарства, если они есть в той аптеке, где их разводят для больных. Отечественный заменили импортным, и до конца лечения его нам хватило. Но впредь я постоянно следила, какое лекарство дают дочке, соблюдают ли протокол.
Я не была готова к такой ответственности. У меня нет медицинского образования, как и у большинства родителей онкобольных детей, однако так вышло, что теперь вопрос их жизни и смерти в значительной мере в наших руках».
Мария (справа). Фото из семейного архива
«Не является тайной, что отечественные аналоги провоцируют тяжелейшие последствия — от потери зрения и слуха до внутренних кровотечений и повышенной хрупкости костей. Не говоря уже о возможности рецидива — самом большом страхе родителей, чей ребенок прошел длительное мучительное лечение, — добавляет Наталья, мама 17-летней Марии с медуллобластомой, одна из инициаторов создания родительской ассоциации. — Мы смирились с импортозамещением во многих сферах, но здесь на кону спасение детских жизней и качество жизни тех, кого удалось спасти».
«Для того чтобы были лекарства в России, мы сделаем все, что можем, — уверяет москвичка Ирина. — Зачем нам хоронить детей, которые могут жить? Есть ли еще в мире страна, отказывающая больным детям в необходимом лечении?»
Родители онкобольных детей собираются в ближайшее время зарегистрировать ассоциацию и приступить к активным действиям, но они не идеалисты и не ждут, что после этого решатся все проблемы. Российские реалии и всё пережитое давно лишили этих людей иллюзий. Доступность эффективных лекарств для детей с раковыми опухолями в России — главное дело для cancer moms. Они готовят обращение к президенту Путину — это первый, но не последний шаг.
Прежде всего родительская ассоциация будет помогать с получением информации о болезни, методах лечения и новых исследованиях в этой области, оказывать родителям юридическую и психологическую поддержку, обмениваться опытом. Далее — совместно с врачами, госструктурами, общественными организациями добиваться для каждого ребенка быстрого доступа к высококачественному лечению и эффективным лекарствам. Ассоциация намерена способствовать консолидации отечественной детской нейроонкологии с зарубежной, участию российских детских нейроонкологов и нейрохирургов в международных исследованиях и стажировках в лучших госпиталях мира, с тем чтобы передовые методы лечения становились доступными в России как можно быстрее.
Маргарита Белогурова, профессор, доктор медицинских наук, заведующая кафедрой онкологии, детской онкологии и лучевой терапии СПбГПМУ
— Лекарственное импортозамещение отечественными аналогами — это плохо. Хотя отдельные препараты, не уступающие по своим характеристикам импортным, выпускаются и в России. Но это скорее исключение, чем правило.
Все российские онкологи (и детские, и взрослые) сегодня в ужасе. Все знают: импортные лекарства лучше, они менее токсичны, не имеют столько побочных эффектов, как наши. При сравнении некоторых отечественных и зарубежных цитостатиков выяснилось, что наши аналоги работают хуже, чем оригинальные препараты и хорошие дженерики.
Петербургские детские онкологи не успели пока вплотную соприкоснуться с отечественными лекарствами. Поскольку до сих пор у нас имелся запас оригинальных зарубежных препаратов и качественных дженериков. Но сейчас он заканчивается. Уже нет высокодозного «Цитозара», «Ломустина» и т. д. Нам говорят: импортных средств нет, пользуйтесь нашими, ищите альтернативные методы лечения. Но российские аналоги никто клинически не испытывал, не проверял, а их высокая токсичность уже доказана. Рак лечат отнюдь не витаминами, а опасными препаратами и процедурами. От них самих можно погибнуть. Задача медиков — выбирать наиболее эффективные и наименее токсичные медикаменты. Если лекарство стоит дорого, то надо найти деньги, а не пытаться заменить его дешевым. Мы и так постоянно ходим по лезвию ножа. Шаг в сторону — и ребенок может умереть от осложнения. Поэтому мы не имеем права экспериментировать. Когда я слышу: давайте попробуем лекарства подешевле, то считаю это преступлением.
Общая картина сегодня угрожающая. На неэффективное или частично эффективное лечение детские опухоли могут ответить. Через год-два точно возникнет рецидив, и он уже будет рефрактерный. Я очень боюсь за наших пациентов. Страшно, что ждет нас в ближайшее время.