Кристина, 25 лет, Санкт-Петербург:
У меня была многодетная семья: мама, папа, пятеро детей. Я средняя. Папа пил, часто бил маму. Когда он наутро просыпался, такое ощущение было, что он вообще не помнил, что происходило — был опять трезвый добрый папа. Во время скандалов мне все время хотелось спрятаться куда-нибудь. Но спрятаться было некуда.
Папа и сам из неблагополучной семьи: вырос в интернате, отца у него не было, ему каждого дядю хотелось папой назвать. Мама у него тоже пила. Ну он и запил, когда она умерла, тогда же он начал маму бить, серьезно так, вплоть до того, что маму увозили в больницу с гематомами.
Мама вызывала полицию, но потом жалела: «Нет, я не буду заявление писать! Как мы жить-то будем без отца?!» Мама не уходила, потому что одна она не потянула бы нас. Мама у меня инвалид нерабочей группы. Она только пенсию получала. У нее астма, сахарный диабет и вообще много болячек.
Я все твердила про себя: «Мама, забери меня отсюда, я не могу тут больше находиться»
Когда мне было 14 лет, позвонили с папиной работы и сказали, что у него инсульт, парализовало его. Потом он умер. У него в кошельке даже картинка нашлась, которую я в детстве вырезала. Он ее носил, пока не умер, в этом кошельке. Я понимала, что он именно из-за алкоголя плохо себя ведет. Когда он был трезвый, он и маму тоже любил. Мы папу очень любили.
Мама нас отправила в лагерь, чтобы мы отвлеклись, чтобы забыли горе. А там, наоборот, было еще хуже, надо мной там издевались. Наверное, они просто чувствовали мою уязвимость. Я все твердила про себя: «Мама, забери меня отсюда, я не могу тут больше находиться».
Я еще была подростком, а уже поняла для себя, что я не хочу мужа-алкоголика, и в то же время я не хочу, чтобы у меня ребенок рос без отца. Но так получилось, что я встретила пьющего мужчину, а теперь мой ребенок растет без отца. Как будто все, чего я боялась, случилось.
Фото: Анастасия Рябцева
Я встретила Сашу в Петербурге. Они тут с отцом жили, приезжие из Оренбурга. Я стала общаться только с ним, потеряла друзей, потеряла доверительные отношения с мамой. Я была полностью в нем, только в нем. Мне хотелось быть постоянно с ним. Это была очень яркая влюбленность, но, наверное, все-таки не любовь. Если бы была любовь, возможно, все было бы иначе. В какой-то момент он был вынужден уехать в Оренбург, потому что у него дедушка там умер, на похороны. Он мне об этом сообщил, когда был уже в пути. А потом, после похорон, он мне говорит: «Приезжай сюда, мне от дедушки квартира досталась». И я поехала.
В Оренбурге я довольно быстро поняла, что я там совершенно чужая. Сашина семья меня не приняла. Было сложно устроиться на работу: нигде не брали из-за отсутствия прописки, а Саша не давал мне у себя прописаться. У меня есть профессия, я специалист-архивист, но там я не могла устроиться даже продавцом.
Периодически Саша выпивал. Для меня это уже было слишком похоже на то, что происходило с моей мамой. И я поняла, что я приехала не к тому человеку. Тогда мне сестра выслала денег на билет, и я вернулась в Петербург. У меня началась какая-то апатия. Я вообще ни с кем не хотела общаться, устроилась недалеко от дома на работу. Потом я узнала, что беременна. Я маме сказала. Потом Саше отослала тест на беременность. Он начал говорить: «Да это не мой ребенок» и тому подобное. Мне стало обидно, я ведь знала, что это его ребенок. А потом он стал просить справку: «Я хочу знать, сколько у тебя недель, хочу знать, что ты точно беременна». Я говорю: «Я ничего тебе присылать не буду. Это твой ребенок, я послала тебе тест, чтобы ты знал, что у тебя будет сын». Потом еще немного времени прошло. Я помню, что моя старшая сестра написала ему что-то вроде: «Кристина ни с кем не общается, постоянно ревет. Надо с этим что-то делать». Она и сама мать-одиночка.
Я терпела всю беременность. На сохранении лежала несколько раз, потому что мне тоже прилетало, даже по животу, когда он выпивал
А тут вдруг звонит Саша и говорит: «Приезжай ко мне, у нас будет семья». Ну, я и поверила. Меня мама тогда останавливала: «Кристина, не едь, пожалуйста. Запишешься матерью-одиночкой, устроишься на работу, будешь декретные получать». Но меня невозможно было остановить. Я считала, что я должна поехать ради ребенка, ведь это его отец. Я верила, что в этот раз что-то изменится, что все будет намного лучше.
Я во второй раз приехала в Оренбург. Сначала все было нормально. Он был рад, что у нас будет ребенок, мы думали насчет свадьбы, копили деньги, откладывали на кольца. С деньгами было не особо хорошо: он таксистом подрабатывал. Мама на радостях прислала мне денег на платье и на обувь. Платье, которое я купила, было украдено, обувь тоже была украдена, и деньги тоже. Скорее всего, это сделали его родители. Такое случилось не в первый раз. Они пьют. Не постоянно, но сильно. В семье у них было даже хуже, чем в нашей. Они поднимали руку на детей, друг на друга, и никто никого не уважал.
Я терпела всю беременность. На сохранении лежала несколько раз, потому что мне тоже прилетало, даже по животу, когда он выпивал. Но я считала, что главное — у ребенка должен быть отец.
Фото: Анастасия Рябцева
И вот в Оренбурге я родила Даню. Через пару недель после того, как Даня родился, Саша начал мне предъявлять: «Почему я прихожу домой, а ты не можешь даже приготовить?» А у меня ребенок маленький, постоянно плачет, я просто не успеваю ничего сделать. Слово за слово, и он стал меня бить: толкал, пинал ногами. Даня маленький совсем был, но все чувствовал, плакал. А родственники его стояли и смотрели на это всё.
Я позвонила маме, говорю: «Забери меня, пожалуйста, отсюда». Мама говорит: «Я не смогу доехать до тебя! Мне может стать плохо в любой момент». Она у меня инвалид, а там двое суток ехать. Возможности денег мне прислать на дорогу у нее тоже не было. Я стала рассматривать варианты кризисных центров. Но я как представлю себе, что я одна, без коляски, ребенок на руках, вещи. Непонятно, как уйти. Тем более снег был чуть не по колено. Я понимаю, что дальше, чем до остановки, я просто не смогу дойти, а куда ехать, я не знаю, да и денег на проезд нет ни копейки. Денег он мне не давал, конечно. Что такое памперсы, до Даниных трех месяцев я вообще не знала. Все это время я стирала руками. До сих пор у меня от воды на руках начинается экзема.
Отпустил он меня, когда я сказала, что надо ребенку оформить пособие и прописку в Петербурге. А пособия ведь не сразу оформляются — это небыстрое дело. Шло время, я стала осознавать все, что происходило. И вдруг он мне по телефону говорит: «Ты приедешь, я тебя изобью. Ты чего-то борзая стала у себя в Питере». В тот момент я решила, что я туда больше не поеду. Дане было 4 с половиной месяца.
Что такое памперсы, до Даниных трех месяцев я вообще не знала
Сейчас мы живем с мамой и младшей сестрой. Живем мы очень трудно. Летом благодаря фонду у меня была подработка — я работала няней, и на эти деньги мы прожили все лето.
«Теплый дом» помогает нам продуктами, вещами, памперсами и психологически помогает очень хорошо. Мы отвлекаемся здесь от проблем, рассказываем о «новом хорошем», и это хорошее нас стимулирует на дальнейшие действия, вдохновляет не опускать рук. Мне нравится в «Теплом доме». Во-первых, когда я здесь, я не замыкаюсь, я могу открыто говорить о том, что у меня произошло. Я довольно закрытый человек, мне постоянно кажется, что меня осудят за то, что я что-то не то сказала. А тут все меня слушают и никто не осуждает. И мне сразу хочется говорить. Да и других слушать мне нравится. А еще ребенку здорово, когда вокруг есть другие дети, когда есть развивающие занятия. Мне кажется, Данька и начало садика проще перенес благодаря фонду. Потому что здесь он уже немного научился общаться с детьми.
Я хотела бы Даньку воспитать мужчиной. Мне хочется, чтобы он мог постоять за женщину, которую он любит, за маму мог постоять. И чтобы он всегда держал свое слово.
Благотворительный фонд «Теплый дом» с 2007 года помогает малоимущим семьям с детьми, оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации. Он работает с матерями-одиночками, выпускницами детских домов, женщинами в СИЗО. «Теплый дом» поддерживает семьи психологически и материально, помогает взаимодействовать с органами опеки и представляет интересы родителей в суде. Главная задача фонда — сделать все, чтобы дети оставались в семьях и чтобы жить там им было комфортно и безопасно. Вы можете помочь «Теплому дому» в его работе.
Дорогие осиротевшие родители!
Меня зовут Екатерина. 13 лет назад я тоже потеряла ребенка, сына. Ему было 1 год и 2 месяца. Абсолютно здорового, жизнерадостного, любознательного малыша за несколько дней унесла болезнь.
Я, как и все родители, потерявшие детей, тоже прошла через все этапы скорби, через все стадии осознания случившегося: нежелание жить, обвинение в потере себя, обвинение родственников и мужа, отрицание веры, встречи с психологами, вопросы, вопросы, вопросы, поиски ответов, и, наконец, нахождение тех ответов, которые позволили мне перестать копаться в прошлом, отпустить боль и сына.
На все это мне потребовалось много лет. А с успокоением пришло и осознание того, сколько нас, потерявших единственного, неповторимого, любимого ребёнка, под гнетом горя, с нежеланием просыпаться по утрам, действующих механически и живущих по инерции. Я прочитала сотни комментариев на разных форумах. Все истории разные, но переживаем мы случившееся одинаково – убиваем себя, снова и снова, выплакивая каждый раз по капле жизнь, отталкивая близких, не желая смотреть в будущее в полной уверенности, что его нет.
Моя история будет вам до боли знакомой…На первом этапе я не искала таких же родителей, потерявших детей, чтобы услышать их и быть услышанной самой. Я не искала поддержки среди друзей и знакомых, даже отвернулась от своих родителей и мужа, хотя они тоже потеряли внука и сына. Скорбь поглотила полностью, затопила сознание. Я часами напролет сидела у телевизора, где одни картинки сменялись другими, мелькали утренние новости, сериалы, а потом — и вечерние новости. Жизнь перешла на автоматический режим, в котором мысль о потере ребенка блокировалась моим организмом, чтобы дать мне возможность выжить. Время шло, в защите стали появляться бреши, и настала необходимость искать пути и возможности жить дальше. Групп поддержки родителей, потерявших детей, в том городе, где я жила, не было. И понятно, почему: с небольшой охотой раскрываются люди, прошедшие через боль, страх быть непонятыми пересиливает желание общаться и встречаться. Посещение (довольно длительное) психолога не принесло никаких результатов. Мне прописали антидепрессант, на фоне приема которого жизнь показалась сносной, но как будто не моей. После трехмесячного приема я сама себе отменила лекарство и стала снова искать группы поддержки осиротевшим родителям. К моему большому сожалению,
встречи для родителей, потерявших детей, не проводились и в близлежащих городах. Нашлись онлайн группы, чаты и религиозные сайты, но ни теплоты встреч, ни общих слез, ни рассказов и фотографий об ушедших детях…ничего. Когда отчаяние от одиночества и чувства покинутости достигло предела, хорошая подруга посоветовала попробовать другой тип терапии. По ее словам, эта терапия подходила как раз для таких «острых» случаев, как потеря родных или, как у меня, потеря ребенка.
Не очень веря в очередного «целителя», я, тем не менее, решила попробовать. Это были интенсивные недели возврата «к себе». В процессе «исцеления» были использованы техники визуализации, глубоких погружений в медитацию, минуты ярости и злости на жизнь перемежались с минутами принятия ситуации, мгновения отчаяния, знакомые всем родителям, потерявшим детей, — с моментами прощания с сыном и, как результат, появление возможности его отпустить. С исцелением пришло понимание, что цепляться за агрессию на весь мир, за зависть к тем родителям, которые не знают. через что проходят родители, потерявшие детей, и не ценят бесценные моменты со своими детьми, нельзя. Это неправильно. У каждого в жизни своя дорога, свои уроки и препятствия на пути достижения жизненных целей и знаний.
На место пустоты, где раньше гнездилась боль от потери ребенка, мой учитель и гуру заложила свет и силу, появились знания о вещах, о существовании которых я и предполагала, а главное – в меня было заложена вера в то, что я могу и должна начать помогать родителям, потерявшим детей. Конечно, не сразу я поняла, в каком направлении двигаться. Да и нельзя начать помогать, не до конца еще поставив саму себя на ноги. Состояние эйфории после интенсивной психотерапии сменилось спокойствием и уверенностью в правильности выбора дороги. А пару месяцев спустя моя терапевт, ментор и, к тому времени, уже подруга, предложила место в ее группе, где я смогу обучиться, как помочь родителям, потерявшим детей. Процесс получения знаний прекрасен тем, что конечная цель уже неважна, или не так важна, как казалось в самом начале, а вот процесс путешествия вглубь самого себя, погружение в книги и в души тех людей, что учились вместе со мной, – это бесценно. Вчитываясь в книги (многие из них я выставила на сайте в помощь родителям, потерявшим детей), я находила ответы, и один за другим отпадали вопросы. Принимая и понимая точку зрения разных религий, учений и авторов, я формировала свое отношение к потере, выводила формулу жизни, прокладывала дорогу к свету и мудрости.
Я создала этот проект, чтобы мы поддерживали друг друга. По отдельности родители не справляются с обрушившихся на них горем, вместе вернуться к жизни легче. Основной целью для меня стало помочь выйти из одиночества и небытия каждой маме.
Поначалу родилась идея встреч, походов в театр, посещение мастер-классов (отчеты о некоторых вы можете увидеть на сайте
www.detiryadom.com) Также здесь, на сайте, разместятся статьи и интервью. В разделе Форум у вас есть возможность не только пообщаться друг с другом, но и задать вопросы психологам.
Если есть вопросы и сомнения, пишите!
Если просто хотите пообщаться, пишите!
Если одиноко, пишите! Пишите мне ja-mama@list.ru и vmeste@detiryadom.com
Буду рада ответить всем и на все.