В эту осень банки рьяно предлагают кредиты всем подряд! Нет шести месяцев стажа? Не беда! Нет постоянной регистрации? Глаза закроем!
Главное – возьмите деньги.
К чему все это? На официальных банковских сайтах обсуждается ситуация, о том, как Высший Арбитражный суд в сентябре сего года разрешил одному банку в одностороннем порядке пересмотреть условия кредитного договора, разумеется, исходя «из принципа разумности экономической ситуации». То есть, получается, должник будет столько платить, сколько банк посчитает разумным?
Надо заметить, в России кредитные условия и так хуже некуда. Это относится и к повышенным (по сравнению с западными, да и восточными тоже) банковским процентам, и кредитным договорам, и процедуре взаимоотношений банка и заемщика. Если, например, в развитых (и не очень) странах годовая процентная ставка по ипотечному кредиту 2-3% считается нормальной, то у нас, как правило, 16-18%, плюс комиссия за обслуживание, плюс страховка… В итоге, жилищные метры в прямом смысле становятся золотыми.
В отношениях банк-заемщик несуразностей много, требующих серьезного законодательного вмешательства. Вот один из них, взяв кредит в банке, человек не может какое-то время вернуть его досрочно, потому как в договоре четко прописан так называемый мораторий на досрочный возврат, то есть вернуть-то может, но только выплатив помимо взятой суммы, еще и определенный штраф. Банки мотивируют свою позицию тем, мол, они не благотворительные организации занимать физлицам деньги просто так. Им нужна прямая выгода от каждой проведенной операции. Что до заемщика, то его тоже можно понять, если договорные условия выполнены досрочно – какой может быть штраф?
Еще одно нововведение этой осени – повышенный процент за обналичивание денежных средств. Повод? См. выше…
Софья Жукова — директор благотворительного фонда «Православие и мир». Она предпочитает сокращенную версию названия — «Правмир». Потому что так проще: меньше вопросов про аффилированность с РПЦ (которой нет) и про подопечных других конфессий (которые есть). Софья смеется, рассказывая, как часто при первой встрече люди недоумевают: ждут, что придет монахиня, а появляется она. Она яркая и энергичная светская молодая женщина. Она любит цифры, порядок и приводить примеры. Так, на примерах, Софья Жукова рассказала Евгении Корытиной, шеф-редактору «Филантропа» и автору канала в Телеграмм #причинидобро, про новые программы «Правмира», научные исследования болезни Крона, абсурд бюрократической системы здравоохранения и про фандрайзинг, про который, вообще-то, не любит говорить.
Фото: Анна Данилова/adanilova.ru
Содержание
Третий директор
— Тебе 26 лет. И ты директор.
— Исполнительный директор.
— …фонда «Православие и мир». Сколько он в прошлом году набрал пожертвований?
— В прошлом году 87 миллионов.
— Когда тебя назначили?
— Прошлый год был достаточно сложным — у нас сменилось три руководителя. В начале года ушла Мила . Потом был период, когда я исполняла обязанности директора, потом к нам пришел Женя и через полгода ушел.
— Потом в правлении все поняли — что все это время здесь была ты.
— Мне предложили стать директором еще весной, когда ушла Мила. Но я находилась в таком жутком стрессе: было много работы, весной всегда отчетность, а я занималась документами, это всегда была моя основная задача работы в фонде —прозрачность документации, все должно было лежать по полочкам, аудит на носу. К тому моменту я уже три года работала в фонде и стала достаточно черствой ко многим вещам, но в тот момент произошла смерть подопечного, которую я восприняла очень тяжело. Тогда я отказалась, и пришел Женя.
— Но он ушел, и ты в итоге согласилась. И как тебе? Ты дозрела за этот год?
— Дозрела – это, наверное, самое лучшее слово.
«Я не очень люблю открыто говорить про фандрайзинг»
— Я вижу, что с твоим полноправным вступлением в должность в Фонде произошли изменения. Правильно я понимаю, что вы постепенно отходите от адресной помощи к программной?
— Мы начали по чуть-чуть переходить к стратегическим проектам, но все-таки «Правмир» — адресный фонд. Мы сгруппировали всех наших подопечных по типологиям заболеваний. Отдельно реабилитация после травм, отдельно проблемы сердца, отдельно болезнь Крона и так далее.
Мы проанализировали опыт двух лет: сколько мы берем подопечных в год, сколько мы можем взять в этом году, какая средняя цена на обслуживание этого подопечного, сколько мы можем оказать помощи, и сложили бюджеты наших программ.
Поэтому сейчас мы собираем на программу реабилитации 21 миллион рублей на этот год для того, чтобы помочь 30 взрослым и 30 детям — это только пройти реабилитацию. Помимо этого, у нас в планах приобретение технических средств реабилитации, организация транспортировки, если нужно переехать из одной больницы в другую.
Еще мы в этом году решили попробовать такую новую историю, как оборудование квартир для инвалидов, чтобы сделать жизнь максимально комфортной.
У нас есть подопечный, который уже несколько лет проживает в реабилитационном центре. На это есть разные причины: ему нужен медицинский уход, его семья не знает, как ему помогать, боится, что до них не доедет скорая и тому подобное. Но мы посчитали, что оборудование его квартиры стоит примерно столько, сколько месяц реабилитации. Я говорю не только про расширение проходов, установку функциональных кроватей и мебели, но и про установку тревожной кнопки, заключение договора с ближайшей больницей, чтобы скорая могла приехать оттуда и отвезти его на госпитализацию.
Митя Алешковский: «Не надо воспринимать благотворительность как что-то легенькое и веселое»
— Как изменился фандрайзинг с переходом на программные сборы? Одно дело, когда надо собрать 40 тысяч рублей и ползунок движется стремительно — это одна мотивация жертвовать: «Вот еще чуть-чуть и все, вот мой взнос его чуть пододвинул к концу». А когда сбор на 31 миллион и ползунок еле движется…
— Вообще, я не очень люблю открыто говорить про фандрайзинг. Весь фандрайзинг сейчас перешел на сторителлинг, и вот в прошлом году произошел такой случай. Мы собирали на мальчика, нужна была большая сумма, и там была такая красивая история, что люди хотели ему помочь. И когда сбор уже закрылся, нам писали: «Мы хотим денег дать, дайте нам дать денег». Мы пытались предложить им другие варианты, но нет: «Хотим дать денег прямо ему». И тогда очень хотелось, чтобы этот «ползунок» не заканчивался, но это было невозможно, потому что мы адресный фонд и мы ограничены законодательством. Сейчас говорим: это история одного мальчика, но сбор не только на него, а на всех, у кого есть та же проблема, но, может быть, нет таких ярких историй. Помогите всем.
9 правил работы со СМИ для благотворителей и НКО
— Я правильно понимаю, что когда вы делаете адресный сбор, если собрали сверх суммы, вы обязаны эти деньги вернуть? Вы не можете их перераспределить?
— При денежном переводе есть такая графа «назначение платежа». Если она заполнена и там написано, условно, «Маше И.», то эти деньги могут быть потрачены исключительно на Машу И. Если назначение платежа просто «Благотворительное пожертвование», тогда их можно перераспределить на других подопечных.
— Но когда перебор денег на Машу, то фонд обязан их вернуть?
— В таких ситуациях мы пишем на нашем сайте или в рассылку по нашим донорам, что у нас на Машу перебор и предлагаем дать согласие оставить эти деньги в Фонде или мы готовы их вернуть.
— Были случаи, чтобы возвращали деньги?
— Конечно. За три года работы таких случаев было три.
— И по сколько?
— Это суммы максимум 500 рублей. У нас был случай, когда мы собирали на помощь после катастрофы ТУ-154, нам перевела пожертвование бабушка-пенсионерка 500 рублей через Сбербанк. После этого позвонил ее внук и сказал: «Верните деньги». Мы говорим: «Конечно, вернем, но с письменного согласия бабушки, и только на бабушкину карту обратно». В итоге бабушка сама с нами связалась, написала заявление.
— Расскажи про этот сбор на ТУ-154.
— Сбербанк вышел на нас с инициативой поддержать семьи погибших в авиакатастрофе и дать возможность гражданам нашей страны скинуться. Мы открыли специальный счет, это было 30 декабря, через пять дней после катастрофы, и до 15 февраля. Со стороны Сбербанка была следующая схема: люди могли оставить свою сдачу при совершении операции в Сбербанке на этот сбор.
— Сколько набрали?
— Набрали немного – 1,7 млн рублей
— Куда ушли?
— Ушло в равной пропорции всем семьям погибших, которые вышли с нами на связь и написали заявление об оказании благотворительной помощи.
— Сколько их было?
— 54 семьи. Мы очень долго выходили на связь, к сожалению, никакие госорганы не шли на взаимодействие с нами, и была большая проблема найти эти семьи и с ними связаться.
фото из личного архива
«Постановка верного диагноза может занять до восьми лет»
— Ты говоришь, что некоторые проблемы невозможно решить из третьего сектора и нужно для этого идти в чиновники. Что ты имеешь в виду?
— Я приведу в пример нашу большую программу лечения воспалительных заболеваний кишечника. Есть такая болезнь — болезнь Крона и язвенный колит, который в своем проявлении выглядит жутко и не лечится особо. Человек может войти в ремиссию при правильном приеме препаратов и соблюдении диеты. Если нарушен один из этих пунктов, то может появиться язва в любом месте кишечника, а дальше свищи, спайки, резекция кишечника. Всех пациентов с болезнью Крона и язвенным колитом полностью обеспечивает государство. Даже больших проблем нет с поставкой препаратов, да и пациентов таких немного.
Первая проблема встала перед нами, когда в РДКБ стали поступать дети граждане других стран, проживающие на территории России. Конечно, они этими препаратами не обеспечиваются. Вторая проблема, с которой к нам обратились уже сами врачи РДКБ, — ранняя манифестация воспалительных проблем кишечника.
Что это значит: заболевания кишечника не должны проявляться у детей до шести лет, это большая редкость. Но мировая статистика говорит, что у нас резкий скачок этих проявлений у детей до шести лет. Единственное исследование, которое было проведено, показало взаимосвязь ранней манифестации с первичными иммунодефицитами. Но этого исследования недостаточно для мировой практики и тем более для России.
Я сейчас сложными словами говорю, но суть проста: ребенку два года, у него начинает болеть животик, животик болит, болит, не проходит, ребенок начинает терять вес. Ему говорят: язвенный колит или болезнь Крона. Начинают его лечить. Государство его полностью обеспечивает препаратами, только эти препараты его не лечат, а калечат, потому что реальный диагноз у него другой.
— А диагноз —это первичный иммунодефицит?
— Не всегда. Но обычно постановка верного диагноза может занять до восьми лет. И есть случаи, когда это первичный иммунодефицит и нужна трансплантация костного мозга. Просто восемь лет государство тратит деньги на препараты, которые этому ребенку не нужны, они его убивают. Вместо того, чтобы оплатить ему генетические исследования, которые помогут выявить реальный диагноз.
Поэтому «Правмир» финансирует генетические исследования, которые проводятся совместно с РДКБ и Вторым медом, которые должны выявить взаимосвязь болезни Крона и первичного иммунодефицита.
— Это научное исследование по сути?
— Научное исследование. Если найдется взаимосвязь, если найдется мутация в конкретном гене у этих детей, стоимость исследования с 40 тысяч упадет до четырех.
И тогда мы, как Фонд, сможем прийти в Министерство здравоохранения и сказать: «Пожалуйста, включите генетические исследования в нашу программу ОМС, потому что есть результат этого научного исследования, которое показывает, что этим детям, наравне с лабораторными и клиническими исследованиями, нужно проводить еще генетические».
— Вы только оплачиваете техническую составляющую? Или еще платите что-то врачам — бонус к зарплате?
— Только техническую часть — реагенты и тп. Я, вообще, восхищаюсь врачами! Во-первых, они половину вещей делают за свой счет. Иногда сами лекарства покупают пациентам, они обивают все пороги, ходят во все инстанции, все, что только можно делать, делают.
Мы купили препарат мальчику. Мальчику препарат назначен по решению врачебной комиссии. Препарат не входит в список того, что можно принимать детям, но по жизненным показаниям ему нужен был именно этот препарат. Мы его закупили. Стоит он 800 тысяч рублей. Мы его должны официально передать через аптеку больницы как пожертвование. А больница мне в ответ присылает договор о неразглашении конфиденциальной информации и штраф 1,5 млн рублей. То есть если мы открываем сбор, где рассказываем его историю, то получим 1,5 млн рублей штрафа, а лекарство стоит 800 тысяч.
Илья Чукалин: «Мы постоянно говорим, что запросы должны быть скромнее, реалистичнее»
— То есть выходит, что есть инициатива сверху, чтобы сложности, возникающие в медицинском обеспечении, не доходили до широкой общественности? Потому что это сильно бьет по имиджу медицинской организации?
— Потому что формально у больницы есть на эти лекарства бюджеты. Но абсурд в том, что именно этот препарат больница не может закупить под этого ребенка, потому что по закону он «для взрослых». И вот у больницы есть деньги на лекарства, есть пациент, которому они нужны, но купить их больница не может. Надо идти через все бюрократические круги ада, чтобы получить разрешение на закупку, а лечить надо сейчас. Поэтому через фонд проще.
— Это же примерно то, о чем говорила министр здравоохранения Вероника Скворцова в конце прошлого года. Мол российская система здравоохранения может оказывать бесплатную помощь всем нуждающимся, а фонды собирают на то, на что и так все уже есть.
— На самом деле, то, что сказала Скворцова, правда: очередей нет, проблем с поставкой лекарств нет. С бюрократическим процессом только есть. В любом случае, ты будешь минимум месяц чего-то ждать, еще минимум месяц собирать бумажки. И вот у нас набегает три месяца, когда человек без препаратов.
У нас есть подопечный из Краснодарского края, который не может препараты получить. Стоит в очереди, и его все время отодвигают, пишут письма «извините, пока нет, как только появится — все будет у вас».
Или мы покупаем Колистин и отправляем его за тридевять земель, далеко за Урал, в глубокую деревню. Тут звонит оттуда мама подопечного и говорит: «Софья, нам Колистин не давали-не давали, а теперь сразу дали четыре коробки, но у него срок годности скоро кончается». И отправила нам этот Колистин в Москву.
— Обратно?
— Не обратно, а тот, который ей выдали. То есть они продолжают пользоваться нашим, а нам отдали тот, который им вдруг выдали с коротким сроком годности. Обменяли, считай.
Фото Евгения Корытина
«У нас просили 450 тысяч рублей на свадьбу»
— Сколько сотрудников сейчас в фонде?
— 10 человек.
— Сколько у вас было подопечных в прошлом году?
— 222. Это тех, кого мы взяли на сбор.
— А заявок?
— Больше двух тысяч.
— Как устроена оценка заявок? Как принимаете решение кого брать, а кого нет?
— Все заявки попадают на общую почту. Сначала их смотрит юрист, оценивает, может человек получить помощь за счет госбюджета или не может. Если может, он помогает оформить документы, подать прошения. Если нельзя решить через бюджет, то заявка попадает к Ане — руководителю и координатору программ. Она запрашивает документы, оценивает, какая помощь необходима, ставит в очередь на сбор.
— Часто сталкиваетесь с мошенническими заявками?
— Довольно часто. Есть те, кто собирает в интернете, а потом приходят в фонд и придумывают какие-то супер-схемы: мы уже заплатили, а давайте вы заплатите, а нам сделают возврат. Еще есть люди, которые просто хотят денег. У нас просили 450 тысяч рублей на свадьбу. Просили на ринопластику. Буквально недавно нам пришла заявка: дайте денег, у меня долги, если не дадите, я пойду убивать.
Почему-то к фондам относятся, как к каким-то коммерческим организациям, считая, что у нас куча денег. К нам приходят поставщики товаров и услуг и предлагают свои услуги.
— То есть к вам уже потянулись медицинские представители?
— Конечно. Ежедневно с ними встречаемся. А чаще всего я задаю вопрос: почему у вас дороже, чем через больницу?
— У вас есть какой-то экспертный совет?
— Все заявки, которые мы берем на сбор, так или иначе проходят экспертов. Заявка к нам может прийти не от самого подопечного, а от врача: врач может сказать, что есть человек, которому помощь нужна, но он ее получить не может. Тогда это сразу первичная экспертиза. Если как-то иначе — мы спрашиваем экспертов, собираем все рекомендации.
— Как это устроено? У вас есть пул врачей, с которыми вы постоянно работаете?
— Мы начали с пациентских организаций, они рекомендовали своих врачей, мы шли к этим врачам, те рекомендовали коллег и так далее. Я вообще не знаю, почему они нам помогают. Это исключительно добрая воля врачей.
Алексей Кортнев: «С гораздо большей щедростью люди отдают деньги сильным»
«Мне не нравится словосочетание «православный фонд»
— Фонд называется «Правмир» или, если полностью, то «Православие и мир». Что у тебя по части православия?
— Хороший вопрос.
— Но без него никуда.
— По статистике у нас вся страна православная, вот и я отношусь к этим 85%. Больше всего пугаются, когда я пишу письма и прошу о встрече. Прихожу, открываю дверь и вижу, как меняются в лице — ждали какую-то монахиню или матрону. Но если уж мы говорим про православие, то про милосердие, в первую очередь. И когда нас спрашивают, почему вы помогаете мусульманам, потому что мусульмане тоже люди. И все.
— Я видела, что в соцсетях разгорались жаркие дискуссии как раз насчет того, почему у православного фонда «неправославные» подопечные.
— Это так дико звучит для меня — «неправославные подопечные». Я не помню ни одного раза, чтобы мы обсуждали принадлежность кого-то из подопечных к той или иной религиозной конфессии В нашей миссии и в наших ценностях, во всех наших буклетах четко написано, что мы помогаем всем независимо от возраста, места жительства, вероисповедания.
— Окей, ты сказала, что православный фонд…
— Подожди. Мне не нравится словосочетание «православный фонд», я его не понимаю и не хочу его применять. Мы никак не относимся к РПЦ как фонд, мы не хотим делить себя на православный фонд и неправославный. Мы благотворительный фонд, который помогает людям.
— Но в вашем названии есть это слово.
— Да. И люди, которые нас поддерживают, зачастую это воцерковленные православные люди. За что я им благодарна.
— Я слышала историю, что у вас был сбор в поддержку мусульманского ребенка, который попросили закрыть якобы потому, что «негоже у православных брать». Не знаю, насколько это правда, поэтому прошу тебя прокомментировать.
— Нет, там не так было. Аргумент был другой: нехорошо, что ребенок больной родился, не надо про это так рассказывать. Позор для семьи. Сбор-то как раз шел очень активно, но позвонили из диаспоры и сказали: «Снимайте сбор, мы сами поможем, только по-тихому, чтобы лишней шумихи не создавать».
— Помогли, не знаешь?
— Помогли. Я общалась с мамой в конце прошлого года. Ребенок жив, все хорошо.
— Что ни говори, но благотворительность, особенно адресная, — это жуткий стресс. Как ты с ним справляешься?
— Я приезжаю на работу в воскресенье, когда никого нет. Занимаюсь двумя вещами. Первое: отвечаю на почту, которую не успела разобрать за неделю. Второе — леплю из глины. У меня в шкафу 30 кг глины и я леплю. У меня куча есть интересных вещей, помимо работы, в жизни. У меня есть маленькая дочка, ей пять.
29.05 | Евдокия Малогловец: «Где бы ты ни был, опыт, навыки и твои компетенции остаются с тобой»
С региональным директором Южного филиала Росбанка мы общались полтора часа. Интересная беседа могла иметь продолжение, если бы временные рамки интервью не диктовали свои условия. Тем не менее, Евдокия Николаевна успела поделиться с читателями fininfo.ru самым ценным: историей своей семьи, секретами self-made woman и особенностями работы в любимом банке. Мы не могли не затронуть и такую важную тему, как объединение BSGV и Росбанка…
Ребрендинг для банка — это не просто смена имени. Это целый комплекс серьезных мероприятий, который говорит о том, что в компании произошли существенные изменения. Расскажите о них подробнее…
Переход Росбанка на новую корпоративную символику — это новая глава в истории развития группы Societe Generale в России. Ребрендинг стал частью программы консолидации российских активов группы, которая включала покупку Росбанком банков Русфинанс и DeltaCredit, а также объединение с BSGV. В 2012 году банк начал процесс смены вывесок на своих отделениях, а также изменения интерьеров офисов. Вместе с внешними атрибутами менялась структура управления, внедрялась новая продуктовая линейка.
Концепция объединения уже знакома группе Societe Generale. На исторической родине группы, во Франции, работают принадлежащие ей два банка — международный универсальный банк Societe Generale и местная сеть, позиционирующая себя как региональный банк.
Какие цели вы преследовали, объединившись?
Вопрос связан с дальнейшей концепцией развития банка в России. Если говорить о размерах сети объединенного банка, то она стала третьей среди частных банков по размеру в России. В течение прошлого года были закрыты нерентабельные подразделения, офисы, которые были близко расположены друг к другу. 27 филиалов по стране были переформатированы в операционные офисы, что позволило значительно снизить расходы и параллельно повысить уровень продаж.
Объединение активов Societe Generale в России коснулось также работы дочерних компаний — Русфинанс банка, занимающегося автокредитованием, и банка DeltaCredit, работающего на рынке ипотечного кредитования. Зоны ответственности Росбанка и дочерних банков были четко разграничены. Благодаря правильно выстроенной системе кросс-продаж, нам удалось добиться хороших результатов. К примеру, объем продаж автокредитов вырос в 2012 году более чем в 2 раза по сравнению с 2011 годом, что доказывает эффективность проекта консолидации активов Группы.
Кроме того, очень важным моментом объединения стало создание единой сильной команды. Широкая продуктовая линейка позволила удержать существующих клиентов в непростой период объединения.
Изменения на уровне бренда не могли не затронуть работников. Как сотрудники двух банков, можно сказать, с разными стратегическими направлениями пришли к взаимопониманию и стали командой? Приходилось ли обучать их заново?
Очевидно, что структурные изменения всегда касаются сотрудников. В результате юридического объединения изменились бизнес-процессы. У BSGV и Росбанка были разные IT-платформы. Банки были объединены не просто на бумаге — проведена колоссальная проектная работа. Вы себе можете представить: регламент, бизнес-процессы, IT-платформы, продуктовые линейки, навыки сотрудников — все разное! Для обучения сотрудников Росбанк открыл 8 учебных центров в крупнейших региональных центрах. В общей сложности сегодня в России работает 8 учебных площадок банка, в том числе и в Ростове-на-Дону.
Существуют ли программы обмена опытом, повышения квалификации между сотрудниками Росбанка и иностранными коллегами?
В Росбанке есть целый ряд программ обучения сотрудников — это своего рода форма поощрения, удержания и повышения лояльности сотрудников. Расскажу о двух интересных проектах Группы. Программа «Starting» знакомит нового сотрудника с банком, позволяет понять структуру банка, ценности, дает возможность наладить с коллегами коммуникации, необходимые для дальнейшей работы. Вторая программа — «Кадровый резерв». По большому счету, это внутренний университет группы. В эту программу отбираются сотрудники, показавшие выдающиеся результаты. Программа нацелена на развитие компетенций сотрудника и является нефинансовым вознаграждением. Наши опыт, навыки и компетенции навсегда остаются с нами, где бы мы ни работали. Руководители подразделений банка имеют возможность обучаться во Франции, в штаб-квартире Группы.
Насколько сильно ощущается присутствие и участие французской стороны в делах российского партнера?
Societe Generale предъявляет четкие требования, которым должна соответствовать дочерняя компания. Все они направлены, в конечном итоге, на повышение рентабельности бизнеса. Самый яркий пример — это увеличение количества продуктов, приходящихся на одного клиента. В российской практике один клиент приобретает в банке в среднем 1-2 продукта. В результате банк тратит огромные средства на привлечение новых клиентов, вместо того, чтобы работать с уже имеющимися, которые в свою очередь нуждаются в большем количестве услуг, но приобретают их в разных банках. Во Франции среднее количество продуктов на одного клиента равно пяти. В Росбанке уже приближается к трем, так что, нам есть, к чему стремиться. Достигается это за счет внедрения пакетных предложений. Продавая кредит или депозит, банк предлагает клиенту пластиковую карту, обслуживание текущего счета, мобильный и интернет-банкинг, SMS-информирование, различные бонусные программы. Однажды попробовав удобство каждого из этих продуктов, клиент будет пользоваться ими постоянно. Чтобы способствовать этому, банк постоянно снижает стоимость различных продуктов для постоянных клиентов. Например, добросовестные заемщики и зарплатные клиенты Росбанка могут рассчитывать на снижение процентных ставок по всем видам кредитов. Это означает, что выплатив один кредит, клиент уже не пойдет с заявкой в другой банк, а обратится в «свой» банк, так как процентная ставка со скидкой окажется, скорее всего, ниже, чем в любом «новом» банке.
Какие еще требования предъявляют к соискателям?
Требования к будущим сотрудникам банка с одной стороны стандартны. В первую очередь, мы говорим о порядочности, профессионализме и коммуникативных навыках. Далее речь будет идти о необходимых навыках для работы на конкретной позиции. Если у кандидата есть опыт — это позитивный фактор, но его отсутствие не является препятствием, чтобы стать сотрудником банка.
Группа культивирует региональную и географическую мобильность сотрудников. Если вы готовы переезжать, вам будет предоставлена такая возможность. Если компетенции сотрудников высоки и он «перерос» свою позицию, переезд может стать следующей ступенькой карьерной лестницы. Функциональная мобильность также существует: например, главный бухгалтер BSGV в городе Ростове-на-Дону в настоящее время работает в Южном филиале Росбанка директором по HR и логистике.
Целевая аудитория Росбанка — кто это?
Росбанк — универсальный банк, предлагающий полный перечень банковских продуктов и услуг для корпоративного, среднего, малого бизнеса, а также для физических лиц. Если говорить о клиентах розничного блока, то их портрет выглядит примерно так: люди старше 27 лет, состоящие в браке и имеющие детей. Они — добросовестные заемщики, ценят хороший сервис и комфорт.
Планирует ли Росбанк осваивать новые коммуникационные интернет-каналы?
Сайт Росбанка признан победителем XII Всероссийского интерент-конкурса «Золотой сайт 2012» в номинации «Банки и финансы». Он, действительно, очень удобен.
Мы активно развиваем мобильную составляющую обслуживания наших клиентов. Для того чтобы оплатить кредит, пополнить вклад, оплатить услуги связи и покупки в интернете, нашим клиентам не обязательно выходить из дома — все это можно сделать на сайте или с помощью мобильных приложений, разработанных для iPhone и Android.
Кризис 2008-2010 годов научил людей брать кредиты реже и, что называется, «жить по средствам»?
В романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» есть слова: «… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…» Мне кажется, данные слова отражают действительность: люди остались прежними. Даже в кризис спрос на кредитные продукты оставался на высоком уровне. Скорее, банки старались ограничить этот спрос.
Представим ситуацию: Вы принимаете руководство банка с французской стороны в Ростове-на-Дону. Какую программу Вы запланируете на день, учитывая деловой интерес, но не без культурно-увеселительного акцента…
Мы часто принимаем наших коллег, среди которых много экспатов. Им интересно знакомиться не только с банком, региональными коллегами, но и с нашими клиентами и их бизнесом. На недавней встрече наши иностранные коллеги посетили «Ростсельмаш» и «Атлантис-Пак» и были поражены высоким уровнем ведения бизнеса. Что касается программы за рамками формальных встреч, то не секрет, что Ростов и близлежащий Краснодар — столицы казачества. Дух казачества здесь силен и, в хорошем смысле, даже коммерциализирован. Мы стараемся знакомить наших гостей с донскими традициями и национальной кухней. Сало, холодец, селедка и борщ обычно вызывают изумление и интерес. У нас также есть внутренний своеобразный тест на тему того, насколько хорошо человек знаком с русской культурой, мы спрашиваем: «Знаете ли вы разницу между казаками, казахами и казанцами?» ?
Как Вы проведете выходной день вдали от работы?
Я очень люблю читать, но с моим плотным графиком это большая роскошь. Мне нравится проводить время с семьей и друзьями. Стараюсь не забывать о себе: с удовольствием посещаю бассейн. Для меня час плавания — это некая медитация, позволяющая привести чувства, мысли и физическую форму в порядок.
Что Вы читаете, если не секрет?
Я «всеядна». Мне нравятся разные жанры: от исторического романа до фантастики. Читаю и специализированную бизнес-литературу.
Сейчас моя настольная книга — «Жесткий менеджмент» Дэна Кеннеди. У автора достаточно интересный подход к управлению, хотя и есть вещи, с которыми я не совсем согласна. Одна из книг, которая в последнее время на меня произвела впечатление — «От хорошего к великому» Джима Коллинза. В книге выведены определенные тренды и закономерности, которые позволяют компании не просто закрепиться на рынке, а иметь феноменальный успех. Очень рекомендую к прочтению. Из классики люблю Михаила Булгакова, из фантастики — Роджера Желязны и Бредбери.
Кстати, книга, которая, по сути, послужила неким фундаментом моей банковской карьеры, называется «Банкир» Лесли Оллера. Я прочла ее восьмиклассницей. Моя мама, увидев, что я читаю, поинтересовалась: «Не рано ли?» А книгу, помню, мне фактически подсунул папа. Это был 88 или 89 год и тогда, конечно, и речи еще не было о коммерческих банках в России в принципе. Только, когда в 96 году я закончила институт и получила приглашение пойти на работу в банк, вспомнила себя и свои мысли, когда читала «Банкира» и подумала: «Наконец-таки мои желания воплощаются в жизнь: я начинаю карьеру банкира!»
Не могу не спросить про крайне редкое и красивое имя «Евдокия». Кто из родителей был так оригинален?
Имя выбрала моя мама. Меня и брата Сергея назвали в честь прабабушки и прадедушки. У прабабушки было 11 детей. Она знала 3 языка: французский, латинский, греческий. Прадед служил в кадетском корпусе в Санкт-Петербурге. Мама закончила Астраханский педагогический институт, работала преподавателем математики. Мои родители сделали все, чтобы я получила хорошее образование. Это стало хорошим фундаментом для моей карьеры, и я им очень благодарна. Возвращаясь к банковской теме, хочу сказать, что для меня работа в Росбанке очень важна: и дело, в первую очередь, не в деньгах, а в возможности общаться с интересными людьми, реализовывать нестандартные проекты и возможность развиваться!