Содержание
- Фрески Спаса на Нередице
- ФРЕСКИ СПАСА НА НЕРЕДИЦЕ
- Х р а м ы В е л и к о г о Н о в г о р о д а
Фрески Спаса на Нередице
Категория: Галерея Опубликовано: 18.04.2015 18:22 В.К.Мясоедов
Статья написана в ноябре 1915 году исследователем древнерусской живописи В. К. Мясоедовым. В годы второй мировой войны Россия лишилась фресок новгородского храма Спаса на Нередице, разрушенного немецкими войсками в ходе боев.
В истории русского искусства, с первых же страниц ее, намечаются два основных художественных центра — Киев и Новгород, которые, при всем их общем сходстве, представляют между собой существенные различия.
Киев, будучи всего более доступным южному влиянию и восточному, обнаруживает в своих памятниках близкое родство не только с Константинополем, но и с Малой Азией через Херсонес, и с Кавказом.
Новгород питается теми же художественными течениями (не непосредственно, а через Киев), но, вместе с тем, уже с первых своих шагов проявляет сильнейшее тяготение к Западу.
Так, самый древний его памятник, Софийский собор, заложенный в 1045 г. и через пять лет освященный, являясь по своей общей конструкции обычным византийским многокупольным храмом, отличается целым рядом чисто-западных особенностей. Его фасады разделаны, подобно фасадам романских церквей, плоскими пилястрами. Боковые помещения восточного нефа у него имеют полу коробовые своды, обычные в боковых нефах романских базилик во Франции. В боковых же помещениях следующего за трансептом нефа применено любопытное двускатное покрытие, встречаемое, но как величайшая редкость, у некоторых храмов в Пуату В довершение всего, западный портал собора украшен знаменитыми дверями немецкой работы.
Но, что представляло собой искусство Новгорода в его древнейший период, сколь сильны были в нем те, или иные течения, может быть всего полнее показано на разборе Спасо-Нередицкой церкви, построенной русским князем Ярославом Владимировичем в 1198 г. и в следующем году расписанной. Своей поразительной сохранностью она превосходит все остальные русские храмы, дошедшие до нас от домонгольской эпохи.
Архангел Михаил
По архитектуре она принадлежит к типичным малым однокупольным четырехстолпным византийским храмам начала второго тысячелетия, вовсе неизвестным в Константинополе, но распространенным особенно в Малой Азии, а также в Пелопонесе, в Южной Италии, на Кавказе и у нас на Руси. Следуя обычной конструкции этого рода храмов, она обнаруживает в разделке фасадов так же, как св. София и другие солнечные и древнейшие церкви Новгорода, романские черты. Ее стены оживлены плоскими пилястрами с полуциркульными арками, а барабан увенчан арочным пояском. Что же касается технических приемов Нередицкой церкви, то они указывают на иные влияния.
Большинство ее сводов, арок и перемычек имеют ясно выраженную, так называемую „персидскую» форму. Немного повыше пят они слегка расширяются и до известной степени образуют в разрезе подковообразное очертание. Это важное обстоятельство свидетельствует о том, что свод и арки Нередицкой церкви выкладывались не на весу, как это делали в Византии, а с помощью кружал, что обычно и искони практиковалось на Востоке.
Таковы течения, которые отразились на архитектуре Нередицкой церкви.
Если обратиться теперь к ее росписи, то разнообразные влияния, вскрываемые последнею, оказываются еще более поразительными.
Нередицкая церковь. Современное состояние. После реставрации.
Нередицкая церковь сплошь расписана фресками, сверху до низу. Этим она коренным образом отличается от собственно-византийских храмов. Там священные изображения, исполненные обычно мозаикой, занимают лишь купола, арки, своды и люнеты, тогда как стены целиком облицовываются мрамором. В Нередицах подражанием мраморной облицовке занят лишь один нижний пояс, в остальных же поясах расположены священные изображения. Благодаря такой системе, применяемой во всех древних русских храмах, с Киевской Софией во главе, в храмах Малой Азии и Сицилии, получается возможность значительно расширить иконографический материал против византийских мозаик XI в. (св. Луки в Фокиде, монастырей Дафни и Хиосского и др.). Благодаря этой системе Нередицкая цеоковь отличается значительным богатством содержания, обширностью циклов и большим количеством единоличных изображений.
Расположение сюжетов Нередицкой церкви следует обычной схеме, установившейся к XI ст., и в общем очень напоминает расположение сюжетов в Киевской Софии.
В ее куполе помещен также Иисус Христос, окруженный ангелами и апостолами, в парусах евангелисты, на арках Севастийские мученики. В алтарной апсиде представлена Богородица-Оранта, евхаристия и святители, а в боковых апсидах — житийные циклы. Остальная часть храма занята событиями из Священного писания. Новозаветные сцены сосредоточены по преимуществу в трансепте, ветхозаветные же отнесены в западный неф. Вместе с композициями помещены рады святых, ближе к алтарю—преподобные, мученики и воины, дальше от алтаря святые жены. Тут же, в западном нефе, изображен основатель церкви с ее моделью в руках, которую он подносит Иисусу Христу, а на западной стене помещена огромная композиция Страшный Суд хотя и опущенная в св. Софии Киевской, но известная в других древних русских храмах, как-то в церкви св. Георгия в Ст. Ладоге и в Дмитриевском Соборе во Владимире.
Эта общая схема расположения сюжетов осложняется в Нередицах целым рядом дополнений, из коих некоторые представляют собой очень далекие переживания.
Так, обычная с X века купольная композиция с погрудным изображением Христа Вседержителя, окруженного архангелами и пророками, здесь заменена ее прототипом, композицией Вознесения, известной в древнейших купольных росписях, в мозаиках храмов св. Софии и свв. Апостолов в Константинополе, св. Софии в Солуни, а также в соборе св. Марка в Венеции. Любопытно, что это древнее предание оживает в росписях Малоазийских храмов в XII в. и на Кавказе, например, в церкви св. Григория Просветителя в Ани, начала XIII ст., а также и у нас на Руси, где, кроме Нередиц, Вознесение в куполе представлено в двух других храмах Новгородской области XII в.—Спасо-Мирожском монастыре во Пскове и в Георгиевской церкви в Ладоге.
Далее, конха алтарной апсиды, где обычно изображается одна Богородица- Оранта, лишь иногда сопровождаемая двумя ангелами, здесь занята длинной процессией святых и святых жен, подходящих с обеих сторон к Богородице. Подобные процессии святых в апсиде, вовсе неизвестные на Востоке, могут быть указаны лишь в римских мозаиках раннего средневековья, где в таких случаях было принято изображать и донаторов и местных святых. В Нередицах воскресает именно эта далекая традиция. Дело в том, что во главе процессии, по сторонам Богородицы, стоят местные святые, первые русские мученики, Борис и Глеб.
Схема расположения фресковой росписи в храме Спаса на Нередице
Наконец, в той же алтарной апсиде, внизу, мы видим сцену питания пророка Ильи вороном, которую гораздо естественнее было бы встретить не в алтаре, а в западном нефе среди прочих ветхозаветных событий.
Однако, этот сюжет здесь введен в роспись алтаря, по-видимому, как прообраз евхаристии, подобно тому, как в равеннских мозаиках было принято украшать алтарь ветхозаветными же прообразами, вроде жертвоприношения Исаака, гостеприимства Авраама, жертвоприношения Авеля и Мельхиседека. Таким образом и в факте помещения композиции питания Ильи в алтаре следует видеть очень отдаленное предание.
К числу любопытнейших архаизмов Нередицкой церкви я должен отнести и ее житийный цикл Иоакима и Анны, помещенный в жертвеннике. Он не имеет ничего общего с известными миниатюрами Гомилий Иакова, а следует древнейшей протоевангельской версии, воспроизведенной на коллоннах кивория собора св. Марка в Венеции, — памятнике сирийского происхождения, по-видимому VI века. Любопытно, что эта же редакция представлена и в Мирожской росписи.
Рядом с этими, очень далекими переживаниями, в Нередицкой церкви наблюдаются не менее любопытные новшества, которые появляются с XII в. и затем делаются уже обычными.
Спас Нерукотворный
К числу таких новшеств нужно отнести, прежде всего, присоединение к св. Убрусу, известному в росписях М. Азии и Кавказа и на рельефе Юрьева Польского, второго нерукотворенного образа — св. Чрепия, т. е. отпечатка убруса на черепице. Эти оба образа представлены впервые, как в Нередицах, т. е. один против другого, во лбу подпружных арок, в Мирожском монастыре. На этих же местах они пишутся и позднее.
Далее следует отметить, что в Нередице Богородица-Оранта в апсиде представлена уже с медалионом младенца Эммануила на груди, как в мозаиках Вифлеемской базилики, исполненных в 1169 г. и во многих росписях XIV—XV ст.
Здесь же, в Нередицах, мы встречаем древнейшее изображение Ильи, питаемого вороном, — композиции, обычной в храмах Сербии XIV в. и особенно на Афоне, в его многочисленных трапезах.
Обращает на себя внимание также и то обстоятельство, что в нередицкий Страшный Суд введена фигура олицетворения земли, отдающей мертвецов, неизвестная в более ранних византийских памятниках, но затем делающаяся вполне обычной и повторяемой, например, уже в начале XIII в. в притворе церкви св. Григория Просветителя в Ани.
Наконец, как на наиболее важное для русских древностей нововведение следует указать на фигуры свв. Бориса и Глеба. Это древнейший дошедший до нас образец их изображений в храмовой росписи.
Чтобы закончить указание важнейших уклонений от обычной схемы, наблюдаемых в Нередицах, мне остается отметить только несколько редчайших мотивов нашей росписи.
Князь Ярослав Всеволодович с моделью храма Спаса перед Христом
Прежде всего, это — обилие изображений ангелов. Кроме Михаила и Гавриила, написанных по обычаю на восточном своде, мы видим в каждом люнете, северном, южном и западном, вместо отдельных сложных композиций, по колоссальной поясной фигуре архангелов — Рафаила, Уриила и Селафиила. Мало того, в люнете восточной стены жертвенника помещена фигура херувима, а в нижнем поясе диаконика — изображение шестикрылого серафима в медальоне. Подобное обилие ангелов, необычное в других памятниках, мне известно только в некоторых росписях М. Азии, где оно может быть объяснено местным высоким почитанием сил небесных, особенно же архистратига Михаила.
К таким же редким чертам Нередицкой росписи нужно отнести и образ „И X. ветхого деньми», помещенного в замке восточного свода. Это любопытное изображение, создавшееся по тексту пророка Даниила может быть указано в одной из росписей Каппадокии, а также в росписи крипты св. Власия близ Бриндизи, имеющей, подобно другим южно-итальянским криптам, много общего с памятниками Малой Азии.
Не меньший интерес представляет собой и композиция конхи жертвенника с изображением известной сирийской легенды о молении св. Алексия Человека Божия нерукотворенному образу Богородицы в Эдессе, являющаяся редчайшим сюжетом.
К числу таких же редкостей приходится отнести и любопытную сцену, входящую в состав сложной композиции Страшного Суда и помещенную на северной стене, под изображением адских мучений. Здесь представлен богач, сидящий в огне, а перед ним сатана с сосудом в руках. Эта сцена, как выясняется из надписи, стоит в связи с помещенной напротив, на южной стене, фигурой Авраама с душою Лазаря в лоне.
Таков смысл этой любопытной композиции. На Востоке она неизвестна. Там богач помещается обычно в общей массе грешников, в огненной реке, и всегда может быть замечен по своей характерной позе. Единственную и довольно близкую аналогию нередицкой фреске я могу указать на одном западном памятнике XI ст., а именно, на кресте Королевского Музея в Копенгагене, принадлежавшем принцессе Гунхильде, дочери короля Свенда Эстридсена и племяннице Канута Великого. На этом кресте изображена сокращенная композиция Страшного Суда: посредине Христос Судия, направо от него — праведники, налево грешники. Вверху креста представен Авраам с Лазарем в лоне, внизу перед столбом пламени богач с сатаной. Он изображен с тем же жестом, но сатана не стоит перед ним, а держит его сзади, обхватив обеими руками за живот.
Крещение Христа
Но совершенно исключительный интерес представляет собой деисус, помещенный в нижнем поясе алтарной апсиды. Посредине, в нише, т. е. над горним местом для епископа, изображен Иисус Христос, стоящий на красном подножии, со свернутым свитком в левой руке и с благословляющей правой. Налево от него помещен Иоанн Предтеча, направо Богородица, оба в медальонах. Акад. Н. П. Кондаков указывал на этот деисус, как на один из примеров наблюдаемых, по его мнению, в Нередицах архаизмов.
Как бы там ни было, но этот деисус мне представляется более интересным, прямо исключительным, в другом отношении. Его Христос единственный в своем роде. Он юный с небольшими усами и небольшой бородой, и с очень короткими волосами. Правда, таким мы его знаем на некоторых миниатюрах сирийского Евангелия Рабулы 586 г., но здесь, в Нередицах он имеет еще одну важную особенность — на его голове прострижено гуменцо, обязательное для всех священно-служителей диаконского, иерейского и епископского сана, и наблюдаемое у многих святых той же нередицкой росписи.
Мне кажется возможным истолковать это изображение легендой об иерействе Христа, известной уже в VIII веке и впервые подробно изложенной у Свиды. По словам этой легенды, Иисус был выбран в число 22 священников
Иерусалимского храма за мудрость, чистоту и добродетели и несмотря на то, что был еще очень молод. Ведь и на фреске он представлен именно молодым.
Лик Петра Александрийского
С другой стороны, нахождение Иисуса Христа на горнем месте дает основание видеть в этом изображении прототип его образа в качестве Великого Архиерея по чину Мельхиседекову, еще не облаченного в святительские регалии—саккос, омофор и митру, как на памятниках с XIV ст.
Роспись Нередицкой церкви, столь важная, как мы могли убедиться, по своему иконографическому значению, и обнаруживающая поразительные параллели к самым разнообразным памятникам, дает обширное поле для наблюдений над ее техникой, стилем и пошибами. Для выяснения тех художественных течений, которые имели влияние на наш памятник, и которые, как я надеюсь, уже до известной степени наметились из моего изложения, будет достаточно остановиться лишь на нескольких главнейших пошибах.
В нередицкой росписи я насчитываю около десяти пошибов или манер письма, представляющих между собой поразительное разнообразие.
Петр Александрийский
Некоторые из них выделяются крайней архаичностью. Так, один из них, характерный очень широкой и смелой манерой, и резкими светами, переходящими в глубокие тени, напоминает технику некоторых энкавстических икон IX — X ст., уцелевших в монастыре св Екатерины на Синае. Другой пошиб примечателен своей поразительной лепкой и приближается к манере мозаики апсиды св. Софии Солунской.
Далее следует указать три пошиба, которые можно признать типичными для XII в. Один из них очень утонченный и строгий и замечательно нежный по колориту, но слишком зализанный, может быть поставлен наряду с наиболее шикарной Константинопольской манерой того времени; другой имеет ближайшую аналогию во фресках Ст. Ладоги; наконец, третий — выказывает близкое родство с пошибом, наблюдаемым в росписи притвора церкви св. Григория в Ани.
Сюда же относится довольно грубая, плоская манера, с резкими бликами, напоминающая манеру сирийского евангелия только что приобретенного Парижской Нац. библиотекой и отнесенного Омоном к XIII ст
Наконец, остается отметить еще два пошиба. Один из них отличается очень странной не византийской драпировкой складок и плоскими, почти сплошь забеленными лицами и напоминает некоторые романские фрески Бриксена.
Здесь же будет кстати отметить, что в романских же формах выдеожана, как мне кажется, и большая часть орнаментики Нередицкой церкви, хотя многое в ней еще чисто византийское.
Подводя итоги всему сказанному, нетрудно заключить, что искусство на почве Новгорода, насколько это позволяет судить Нередицкая церковь, представляло собой в XII в. весьма сложное явление.
Екатерина святая. Копия 1870-х гг.
Обращает на себя внимание прежде всего то обстоятельство, что, отыскивая параллели к той или иной особенности росписи храма, мы почти ничего не находим на почве собственно-византийской. С одной стороны, приходилось указывать на далекие традиции Сирии, а еще больше на традиции М. Азии, которые проникали в Новгород либо через Киев, либо минуя его, через Кавказ и Владимиро-Суздальскую область, где восточные течения, особенно же кавказские, были в конце XII в. весьма сильны. С другой стороны, я должен был отметить сильнейшие влияния Запада, которые отразились не только на архитектуре, как в Софийском соборе, но и на иконографии, стиле и орнаменте.
Оба эти основные течения, наблюдаемые в Нередицкой церкви, восточное—кавказское и западное могут быть объяснены современными историческими условиями.
Основатель Нередицкой церкви, Ярослав Владимирович, был посажен в Новгороде великим князем Всеволодом „Большим Гнездом». Ярослав приходился ему свояком, т.-е. был женат на родной сестре жены Всеволода, княгини Марии, про которую известно, что она была „ясыня», т.-е. уроженка северного Кавказа. Любопытно, что главное сооружение Всеволода—Дмитриевский собор во Владимире—обнаруживает своими рельефами, как мне кажется, наибольшее родство с Кавказом. И не в силу ли этих родственных связей основателя Нередицкой церкви с Кавказом в ее диаконике представлена св. Рипсимия, хотя и рано вошедшая в общие святцы восточной церкви, но почитаемая особенно на Кавказе.
Христина святая. Копия 1870-х гг.
Не тем ли нужно также объяснить и все западные течения, наблюдаемые в Нередицах, — что к концу XII в. сношения Новгорода с Ганзой особенно окрепли, и что сам основатель Нередицкой церкви, князь Ярослав пишет в 1199 г. первый известный нам договор с немцами. Как тесны были тогда культурные связи Новгорода с Западом, подтверждается и тем, что, как оказывается, не были исключены и обратные художественные течения, с Востока.
Отметив разнообразные течения, какие слились в одно целое в Нередицкой церкви, я отнюдь не представляю себе дело ее создания в том виде, будто над ней работали мастера и художники разных национальностей, призванные чуть ли не со всего тогдашнего мира.
Исследуя нередицкую роспись, я мог убедиться, что во время ее исполнения мастера не делились по специальностям, как это несомненно вошло уже в обычай с XIV ст. Каждый из них писал и лики, и одежды, и околичности,
а также и надписи. Любопытно, что манера данной фрески всегда находится в полном соответствии с манерой ее надписи. Если живопись исполнена строго, то строго выписана и надпись и наоборот. Надписи Нередицкой церкви, за исключением одной испорченной греческой надписи на свитке Иоанна Крестителя сплошь русские; мало того, их язык обнаруживает обычные черты Новгородских текстов с их типичной меной ц и ч и другими характерными особенностями. Вот почему мне кажется небезосновательным видеть в Нередицкой церкви, особенно в ее росписи, произведение местное, чисто-новгородское, хотя и таящее в себе в высшей степени разнообразные, подчас очень далекие переживания и художественные течения.
Преподобная
ФРЕСКИ СПАСА НА НЕРЕДИЦЕ
Х р а м ы В е л и к о г о Н о в г о р о д а
Елизавета ЗОТОВА
Святитель Фока. 1198
Одним из самых знаменитых памятников монументальной живописи не только русского, но и европейского искусства является церковь Спаса на Нередице. Судьба этого некогда уникального по сохранности фрескового цикла трагична. Почти восемь веков простояла церковь Спаса в целости, но во время Великой Отечественной войны была разрушена фашистскими снарядами. Позже, благодаря сделанным ранее обмерам и фотографиям, храм был восстановлен, но большая часть фресок безвозвратно утрачена. Сейчас мы можем получить представление о них только по фотографиям, сделанным в довоенное время.
Спас на Нередице, небольшой, компактный четырехстолпный храм, принадлежал княжеской семье.
Скромно декорированный снаружи, внутри храм был украшен фресками, которые сплошным ковром покрывали стены. Прекрасно сохранившийся фресковый ансамбль давал полное представление о том, как выглядели древнерусские храмовые росписи. Мастера Спаса на Нередице не воспроизводили с абсолютной точностью иконографическую программу росписей, сложившуюся в византийском искусстве к XI веку (как в Софийском соборе Киева или Новгорода). Но тем не менее эти фрески ясно говорили о том, чем является храм, — образом мира, небесного и земного.
Мир небесный символизировали росписи купола и его барабана. В куполе представлено «Вознесение»: Христос восседает на радуге, его окружают шесть ангелов. Внизу расположились апостолы, как свидетели чуда, и Богородица, которую сопровождают два ангела. Надпись на белой ленте, опоясывающей купол, гласит: «Вси языцы восплещите руками» («языцы» означает «народы»). Размещение «Вознесения» в куполе не соответствовало константинопольскому образцу, согласно которому в куполе должен был быть Пантократор (как, например, в Софии Киевской). Это, по мнению исследователей, говорит о том, что мастера ориентировались на искусство архаичное, искусство византийских провинций.
В простенках между окнами барабана помещены не апостолы, как в Софийском соборе, а пророки (поскольку апостолы уже изображены в сцене Вознесения).
В парусах же традиционно расположились четыре евангелиста: Марк, Лука, Матфей и Иоанн. Они несут в мир слово Христа, связывают землю и небо. И место их расположения выбрано не случайно — паруса служат для перехода от несущих опор к куполу. Между евангелистами изображены Иоаким и Анна, родители Богоматери. Между фигурами евангелистов — два Спаса Нерукотворных: первый — святой Убрус (лик Христа, запечатленный на ткани), второй — святое Чрепие (лик Христа на черепице).
На подпружных арках, несущих конструкцию купола, находятся медальоны с «севастийскими мучениками». Святые мученики являются опорой церкви Христовой, поэтому размещение их изображений на подпружных арках глубоко символично. В люнетах (арочных проемах западной, северной и южной стен) находятся полуфигуры архангелов Рафаила, Уриила и Селафиила. Это небесное воинство.
Если купол посвящен теме Христа, то алтарная апсида — Богоматери. В конхе (сводчатой части апсиды) изображена Богоматерь Знамение. Богородица представлена в виде Оранты (молящейся). На ее груди медальон с изображением Христа-Иммануила. Этот иконографический тип получил название «Знамения» (т.е. знака), потому что младенец во чреве Богородицы был знаком грядущего спасения. К Богоматери подходят святые, процессию которых возглавляют Борис и Глеб. Князья Борис и Глеб были первыми русскими святыми мучениками. Они считались покровителями русского воинства, и изображение их в алтаре княжеской церкви далеко не случайно.
Над образом Богоматери располагается Этимасия («престол, уготованный для второго пришествия Иисуса Христа, грядущего вершить над живыми и мертвыми» (Пс. IX, 5–8), по сторонам от которого находятся ангелы.
На алтарном своде помещено интереснейшее по иконографии изображение — Христос «Ветхий Деньми». Здесь Иисус представлен в виде старца, что символизирует единство Бога Сына и Бога Отца. Возможно, это единственное изображение такого рода в древнерусском искусстве данного периода.
Схема расположения росписей. Прорись
Под Знамением расположены три фриза. Первый посвящен Евхаристии — символическому изображению таинства причастия. Два нижних фриза занимают фигуры святителей, представленных в виде суровых старцев.
В нише под нижним фризом, над горним местом епископа, изображен Христос в образе священника. По сторонам от фигуры Христа-священника два медальона: слева Иоанн Креститель, справа Богоматерь. Все вместе они образуют традиционную композицию деисуса — Богородица и Иоанн Креститель обращаются с молитвой к Христу.
В аркосолиях (неглубоких полукруглых нишах) представлены: слева — пророк Илья, справа — епископ Петр Александрийский. Ветхозаветный сюжет о том, как ворон кормил пророка Илию, в христианской традиции считается прототипом жертвы Христа. Св. епископ Петр Александрийский, по легенде, никогда не садился на горнее место епископа, потому что видел на нем «свет небесный». Таким образом, расположение двух этих сюжетов в алтарных нишах имеет символическое значение.
В конхе жертвенника (боковой апсиде) помещается сцена моления св. Алексия нерукотворному образу Богоматери в Эдессе. Нерукотворный образ представлен в виде Богоматери Знамение. Ниже располагаются фигуры святых — св. Акакия, св. Зосимы, и нетрадиционное для росписей русского храма изображение св. Бенедикта Нурсийского, основателя ордена бенедиктинцев, одного из важнейших католических святых. На сводах жертвенника расположены сцены из истории Иоакима и Анны, родителей Богоматери.
Орнамент в окне. 1198
В конхе диаконника изображен Иоанн Предтеча, своды апсиды повествуют о его жизни. В апсиде расположены фигуры святых жен.
В трансепте храма все всякого хронологического порядка расположены новозаветные сцены. По мнению исследователей (В.Н. Лазарев), это объясняется тем, что мастера торопились выполнить княжеский заказ и каждый из них работал согласно своему собственному плану.
Нижний регистр посвящен ранним евангельским сценам, связанным с Богоматерью. Это «Введение во храм», «Сретение». В верхнем регистре практически вне хронологии расположены сцены христологического цикла: «Преображение», «Вход в Иерусалим», «Несение креста», «Моление о чаше», «Распятие», «Снятие с креста», «Явление женам мироносицам».
На сводах находилось «Явление Христа Клеопе», «Беседа Христа с учениками», «Воскрешение Лазаря», «Тайная вечеря», «Целование Иуды», «Сошествие во ад» и сцены страстного цикла. Эти сюжеты также располагались непоследовательно.
В западном нефе представлены сцены из Ветхого завета: «Жертвоприношение Аврааму», «Явление Троицы Аврааму». Эти сюжеты являются прообразами жертвы Христовой и новозаветной Троицы (Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой). Там же в 1246 г. по заказу Александра Невского была создана фреска, изображающая князя Ярослава Всеволодовича, отца Александра. Князь подносит модель церкви Спаса Христу, восседающему на троне. Подобные изображения называются ктиторскими.
Пространство между сюжетными росписями было заполнено фигурами святых мучеников, воинов, святых жен.
На западной стене храма согласно традиции размещалась сцена Страшного суда. Тема Страшного суда разработана мастерами до мельчайших подробностей, что характерно скорее для западного, романского искусства, а не для Византии. В центре композиции согласно канонам находится Христос Судия на троне, рядом с ним апостолы и ангелы — небесное воинство.
Ангел. 1198
Ад олицетворяет собой Сатана верхом на звере. В его руках Иуда. Интересна персонификации моря, отдающего своих мертвецов. Море представлено в виде женщины, восседающей на драконе, в ее руках сосуд с водой.
На фреске весьма живописно изображаются всевозможные мучения, уготованные для грешников: «Тьма кромешная», «Мраз», «Смола», «Скрьжату зубом» (скрежет зубовный). Одна из самых знаменитых адских сцен росписей церкви на Нередице — евангельская притча о богаче и бедном Лазаре. Богач горит в адском пламени Он молит находящегося в раю Авраама, в лоне которого душа бедного Лазаря, чтобы Лазарь облегчил его страдания: «Отче Аврааме, помилуй мя и посли Лазаря, да умочит перст свой в воде и устудит ми язык, изъмагаю бо в пламени семъ». Но Сатана подносит грешнику сосуд с огнем: «Дроуже богатый, испей горящего пламени».
Большая часть композиции «Страшного суда» погибла. В настоящее время можно увидеть только ангела, «свивающего небо», апокалипсическую блудницу, восседающую на звере, змея Сатаны, несколько фигур праведников и фрагменты сцен мучений грешников в аду.
Евангелист Матвей. 1198
В средневековом искусстве ад изображался с такими подробностями, чтобы люди смогли себе живо представить, какая суровая кара уготована им за их прегрешения. И, конечно, эти явленные взорам верующих картины оказывали сильнейшее воздействие.
Фресковый ансамбль церкви Спаса не Нередице — явление уникальное. Ее росписи, пусть и не соответствующие иконографической программе константинопольского образца, давали полное представление о том, как выглядел древнерусский храм, о том, какое значение имел каждый элемент росписи для создания общей картины — образа мира. Уникальны эти фрески еще и тем, что в них переплелось множество культурных и художественных традиций — это и искусство византийских провинций, сохранившее в себе, в частности, черты искусства Сирии, и искусство европейское, романское. Кроме того, в этих росписях представлены и исконно русские сюжеты, такие как изображения свв. Бориса и Глеба.
Все это дало жизнь единственному в своем роде памятнику, гибель которого во время Второй мировой войны стала настоящей трагедией не только для русского, но и для мирового искусства.