Содержание
Корабль спасения
Мария Городова – обозреватель «Российской газеты», ведущая рубрики «Переписка», в адрес которой приходит огромная почта со всех уголков страны. История ее жизни и письма самих читателей легли в основу ее книг «Ветер Нежность» и «Сад желаний». Обе книги стали бестселлерами, их трудно достать, особенно людям, живущим вдалеке от столицы. Поэтому, по многочисленным просьбам читателей и предложению автора, портал Православие.ру начинает публикацию глав из книги «Ветер Нежность».
***
Вместо предисловия
Эта история началась жарким июльским днем 1998 года, когда в нашем доме раздался телефонный звонок и человек, представившийся сотрудником милиции из подмосковного Раменского, сообщил мне, что мой муж погиб. Мой муж, Бабенко Василий Егорович, выпускник факультета журналистики МГУ, уже полгода работал заместителем редактора в издательском доме «Крестьянка»; мы готовились окончательно, всей семьей, перебраться из Курска в Москву, когда раздался этот звонок. Собиралась я недолго: побросала кое-какие вещи в сумку, взяла наших мальчишек – двенадцатилетнего Петю и семилетнего Георгия – и села в первый же поезд на Москву – хоронить Васю.
Как выяснили потом друзья мужа, он погиб, пытаясь спасти детдомовца, который переходил железнодорожные пути. В ушах восемнадцатилетнего Димы были наушники, и он просто не мог услышать рева стремительно летящей электрички. Мой Вася, шедший позади, рванулся, чтобы спасти юношу, – последнее, что видели старушки, продающие зелень на платформе, и был этот Васин рывок… Не спас, сам погиб. Так я осталась одна, с двумя детьми.
Гюстав Доре. Иллюстрация к Библии. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (Быт. 1.3)
После похорон редактор журнала, где работал Вася, желая поддержать меня, предложила мне писать для них, и я, то ли от безысходности, то ли в силу наивности, ухватилась за это. Никакой журналисткой я не была, я была домашней хозяйкой, в моем активе был диплом биологического факультета МГУ, и единственное, чем я могла бы похвастаться на ниве журналистики, – две крохотные заметки в газете «Культура», написанные потому, что Вася не успевал написать их сам. За те полгода, которые Вася проработал в «Крестьянке», его успели полюбить почти все – за порядочность, за терпение, за то, что был трудяга. И это уважение потом не раз помогало мне. До сих пор имя моего мужа, который никогда не занимал никаких особых постов – не успел, – открывает мне двери очень серьезных кабинетов его товарищей.
Эта гибель, такая неожиданная, была очень сильным ударом. И не только для меня – для детей. Помню, был трудный момент перед похоронами: мой младший настолько не мог принять смерть отца, в нем настолько был силен протест против произошедшего, что он отказался идти и на похороны, и на отпевание. Тогда я, растерянная, не зная, что делать, позвонила владыке Иоанну – архиепископу Белгородскому и Старооскольскому, который за четыре года до того крестил нас с детьми. Позвонила от отчаяния, с бедой, не зная, как быть. И владыка, с другого конца страны, очень долго разговаривал с Гошей, утешая и убеждая, пока не убедил, что на отпевание папы надо пойти.
В Курск я решила не возвращаться. Во-первых, понимала, что работы там не найду, во-вторых, потому что банально хотела убежать от боли. Повторюсь, последние полгода мы вынужденно жили на два дома, и каждый раз, когда Вася приезжал, с раннего утра мы ждали его, всматриваясь в то, как он торопится к нам по длинной бетонной дороге к дому… Смотреть из окна на дорогу, зная, что по ней уже никто не придет, было невыносимо.
Мой мир, мир моей семьи рухнул, и надо было учиться жить заново. Где, как? Неясно. Зато сразу стало ясно, что плакать нельзя. Мои мальчишки буквально вцепились в меня, ни на минуту не выпуская мои руки; у них были абсолютно растерянные глаза, они испуганно вглядывались в мои. И я понимала: главное сейчас – держаться. Потому что как только я переставала себя контролировать и у меня наворачивались слезы, мгновенно срывались и они. Для них смерть любимого отца была не просто потерей – рушились основы их жизни. У младшего от слез начинались спазмы, раскалывалась голова…
Все стремительно летело в тартарары – не остановить, поэтому я твердо понимала только одно – надо держаться. Те, кто помнили меня в то время, потом рассказывали: всех удивляло, когда на соболезнования и участливые вопросы, как же я собираюсь жить дальше, я уверенно сообщала, что у нас будет все хорошо, что мне уже предложили работу в «Крестьянке», и я вот-вот найду жилье. Как сказала потом одна журналистка: «Маша все время улыбалась, и это пугало». На самом деле все просто: пока ты улыбаешься, трудно заплакать.
Я действительно очень быстро сняла какую-то хибару в подмосковном Воскресенске – на то, чтобы снять квартиру в Москве, у меня бы не хватило денег. Так началась моя другая жизнь.
О том, как зарабатывать деньги, я, до того дня защищенная любовью мужа, имела достаточно смутное представление. Растила детей, писала стихи, варила борщи. Теперь больше всего я боялась, что не смогу прокормить детей. Помню, как на исповеди в Ильинском храме, в Курске, куда я заехала сразу после похорон, старенький батюшка (кажется, его звали Лука) сказал мне: «Молись и ничего не бойся, вдовы у Христа за пазухой». Помню, как я, грешным делом, подумала: «Легко говорить, а жить-то мне на что?», но какая-то огромная правда в этих словах была.
Помню, как меня вызвали в «Крестьянку», с тем чтобы отдать не полученную Васей зарплату, еще какие-то причитающиеся деньги. Хорошо помню, как бухгалтер Марина Борисовна, внимательно посмотрев на меня и заставив несколько раз пересчитать полученную сумму, очень акцентированно, подчеркивая каждое слово, сказала: «Мария, спрячьте деньги подальше», – по-видимому, несмотря на улыбку и уверенный вид, я все-таки внушала ей опасения. Помню, как я вышла из серой высотки издательского дома и пошла к метро, как у меня перед глазами вырос желтый щит обменного пункта, как я почти автоматически зашла в закуток обменника. Точно знаю, что не до конца осознавая, что делаю, я зачем-то поменяла все выданные мне деньги на доллары, оставив только мелочь на транспорт. Точно знаю, что в тот момент плохо понимала, что делаю, и меня можно было запросто обмануть… Через несколько дней грянул дефолт, и те доллары, которые я в тот день поменяла, кормили нас почти полгода. Самые трудные полгода, когда закрывались издания, нигде ничего не платили и без работы и денег сидели даже самые маститые журналисты.
Честно говоря, какие-то вещи, которые были сродни чуду, еще долго сопровождали меня. Например, не имея прописки и постоянной работы, я легко устроила учиться своих мальчиков в лучшую школу Воскресенска, причем их там окружили такой заботой, с какой мы никогда не сталкивались ни до, ни после. Как выяснилось уже позже, у директора этой школы Розы Николаевны Утешевой когда-то при похожих обстоятельствах тоже погиб муж, и она сделала все, чтобы мальчишки на новом месте оттаяли. Первый год на работу в Москву я ездила из подмосковного Воскресенска, дети не оставляли меня одну, и я брала их с собой.
Везло, я считаю, мне и в журналистике: даже первые мои материалы сразу ставили в номер. Самый первый был с Яном Арлазоровым, причем он ему так понравился, что Ян Майорович помог мне взять следующее интервью – у Геннадия Хазанова. Те, кто хоть раз сталкивался с глянцевой журналистикой, знает: на то, чтобы добраться до таких звезд, у профессионалов уходят годы. У меня этого времени не было, мне каждый день надо было кормить детей, платить за съемную квартиру.
Все говорят, что мне повезло, когда на мои стихи, написанные по просьбе очень талантливого композитора Саши Лукьянова, Алла Пугачева спела песню. То, что текст «Осторожно, листопад!» попал в руки Алле Борисовне, было случайностью, счастливым стечением обстоятельств – назовите это как угодно: я ведь и раньше, когда жила в Курске, писала стихи и даже посылала какие-то из них Пугачевой, но так ни разу и не попала «в хит». А в тот год всю осень, каждый вечер я возвращалась с работы домой под аккомпанемент своей песни, которая звучала из каждого окна. Я была не просто рада, дело тут не в тщеславии автора – хотя, конечно, приятно. Все было гораздо прозаичнее: Алла Борисовна сразу же очень достойно заплатила за мои стихи – это были реальные деньги, которые позволяли не набирать еще и еще работу, давали возможность лишний раз отоспаться. Вообще в тот год песни на мои стихи спели и Маша Распутина, и Лев Лещенко; за тот первый год я сделала профессиональный прорыв – взяла интервью у Игоря Крутого, Лаймы Вайкуле, Татьяны Толстой.
А потом были Армен Джигарханян, Вахтанг Кикабидзе, Николай Дроздов, Юрий Шевчук, Эдита Пьеха, Давид Тухманов, Сергей Жигунов, Тигран Кеосаян, Кристина Орбакайте, Алла Пугачева…
Но, наверное, самое большое чудо случилось, когда я начала писать религиозные материалы. Однажды в «Крестьянке» перед самой сдачей номера слетел какой-то материал, и в спешном порядке на освободившейся полосе решили дать текст, посвященный Рождеству. К тому времени я уже утвердилась как журналист, все знали, что я человек верующий, поэтому задание поручили мне. С кем делать материал? Для меня тут вопроса не было. Позвонила архиепископу Белгородскому и Старооскольскому, владыке Иоанну. На счастье в тот день, 9 ноября 1999 года, он оказался проездом в Москве, и мы сделали наше первое интервью. Материал понравился: в нем была и живая, горячая вера владыки, и такт по отношению к читателям, еще только начинающим свой путь к Богу, и глубина мысли, и тонкость чувств, а еще – умение о сложном говорить просто. Поэтому в редакции решили тему продолжить, а я очень скоро поняла, что для меня эти статьи – спасение.
Дело в том, что глянцевая журналистика для тех, кто в ней работает, – вещь достаточно жесткая. Острая конкуренция между изданиями и авторами, высокий темп, который диктуется постоянным калейдоскопом знаменитостей, – все это приводит к тому, что человек, работающий там, быстро изнашивается, исписывается. Кроме того, так называемый глянец часто мир без правил, вымороченный по самой своей сути, потому что мерилом всего там становится успех – категория крайне лукавая.
Здесь же все было другое: представьте, я могла спрашивать о том, что меня действительно интересовало – о том, что такое грех и как прийти к покаянию, что такое Промысл Божий и как распознать волю Божию о себе… Я могла обо всем этом спрашивать, да еще не кого-нибудь – архиепископа! Я брала интервью, потом все это подробно расшифровывала, писала, с радостью открывая для себя новый мир, погружаясь в пространство Священного Писания. А потом это еще печатали и даже платили деньги! Для меня, живущей неустойчиво – постоянные съемные квартиры, работа в нескольких местах, – эти материалы, которые надо было сдавать каждый месяц, создавали остов, каркас моей жизни. Они стали моей опорой. Духовной опорой.
Можно спать на кухне на полу в съемной квартире, но чувствовать себя абсолютно счастливой, если ты написала дивный материал под названием «Корабль спасения».
Я и сейчас считаю, что возможность писать эти интервью была для меня каким-то удивительным, неслыханным подарком. А тогда я больше всего боялась, что по какой-то причине это может закончиться. Писать такие материалы чрезвычайно сложно (каждый верующий меня поймет), потому что постоянно возникают искушения. И я, честно говоря, долго обижалась на владыку за то, что он не предупредил меня, с чем придется столкнуться, – ведь предупреждает же старший ребенка о том, что опасно. Почему-то это не было предметом нашего разговора. Но зато, когда как-то уж слишком закручивало и я с этим не справлялась, я всегда могла позвонить владыке Иоанну и что-нибудь спросить по тексту, уточнить, – и обычно все стихало. Иногда, по немощи, такие материалы писать было очень трудно. Но уж если ты все-таки написал, вылизав статью до последней запятой, материал ушел в номер, то чувство полета, внутреннего подъема, света и радости, которое переполняет тебя внутри, мало с чем может сравниться.
Очень быстро появилось ощущение, что это – самое главное, что я делаю. Лишним подтверждением тому стал такой случай. Помню, я зашла в редакционный отдел проверки, чтобы попросить у корректора на ночь «Симфонию» – книгу, где по ключевому слову я находила точные библейские цитаты. Сделать это днем я не успевала из-за того, что одновременно писала другой материал, вот я и решила попросить книгу домой. «Да бери, ради Бога, – сказала наш корректор Жанна. И продолжила, сама удивляясь тому, что говорит: – У нас эту “Симфонию” за все время никто в редакции и не спрашивал. Только ты и… твой Вася!»
Мой Вася не был воцерковленным человеком. Порядочным – да, был. Он был, как это называют, «чистый сердцем» – я, например, никогда не слышала, чтобы он кого-нибудь осудил или о ком-то сказал плохо. Но воцерковленным он не был, не успел… Но вот, оказывается, в последние месяцы жизни ему нужна была эта книга… Для меня в тот миг многое сошлось. Если чувство, что меня кто-то ведет, посещало меня и раньше, то в тот момент я ощутила, что это действительно так, с особенной остротой.
Жила я и трудно, и удивительно счастливо одновременно, и почему-то мне казалось, что ничего плохого со мной уже не случится. Мы с владыкой Иоанном уже собирались делать из наших материалов книгу – все убеждали, что пора, когда погиб мой старший сын – девятнадцатилетний Петя.
Петя учился на втором курсе факультета прикладной математики и физики Московского авиационного института, поступив туда самостоятельно, и уже становился мне настоящей опорой. Он помогал во всех моих начинаниях, набирал на компьютере мои материалы, и многие вопросы и темы, вошедшие в интервью, подсказал именно он. В тот день, после сданного экзамена, Петя поехал с ребятами позагорать в Серебряный Бор, отошел от своих и пропал.
Мы искали Петю четыре дня – обзванивая больницы, морги, милицию. На пятый день нашли – избитого, в реке. За что, кто? Так и неясно. С моего чистого, по-детски открытого Пети, который кроме своей математики-физики, наивных юношеских стихов да гитары, еще ничего не знал в жизни, и взять-то было нечего. Когда его нашли, избитого, на нем были только трусики и крестик…
Помню, я стою около морга, где лежит мой ребенок, надо идти, что-то делать, подписывать какие-то бумаги, а я не могу сдвинуться с места, и кажется, что сама жизнь истекает из меня. Причем страшно, что ты этому уже даже и не сопротивляешься – не можешь, потому что сама эта жизнь обесценена тем, что произошло. И еще помню – отпевание. Петя был верующим мальчиком, уже давно ходил в храм сам, без меня, подчиняясь своим внутренним побуждениям, за неделю до того страшного дня поисповедовался и причастился. И то ли потому, что Петю любили, то ли потому, что знали, что он мальчик верующий, на отпевание пришло очень много его друзей, я даже не подозревала, что у него их так много.
Конечно, оттого, что столько людей пришло разделить с тобой твою боль, становится легче. Но все равно – это очень тяжело, даже просто физически тяжело – стоять у гроба своего ребенка, и только то, что в твоей руке рука младшего сына, а еще есть мама и папа, только это заставляет тебя держаться. И вот тут, в храме, в какой-то момент, когда я даже не столько молилась, сколько пыталась молиться, я вдруг с отчетливой ясностью поняла, что моя любовь к Пете, так же как и его ко мне, никуда не делась. Что я ее чувствую, причем с той первозданной силой, какую нам редко дано испытать в обычной жизни.
И стало вдруг очевидно, что для этой любви нет границ, существующих между нашим и тем миром, что любовь действительно «никогда не перестает», и эта любовь очевидней реальности стоящего перед тобой гроба. Мне кажется, что именно с этого момента, в храме, ко мне и начала возвращаться жизнь.
Один Оптинский старец сравнивал скорби со сверлом Божиим, которое отверзает в человеке источник молитвы. Это правда. Когда такое случается, ты молишься – постоянно, просто потому что иначе не выживешь, это необходимое условие выживания. Когда я немножко окрепла, вопрос «что делать?» передо мной даже и не стоял. Я взяла наши 58 интервью и села за книгу «Любовь долготерпит», погружаясь в пространство Библии, рассказов владыки, молитв и христианской поэзии. Эта книга, я считаю, спасла меня дважды. Могу ли я забыть об этом?
Молитва о ниспослании благодати
Господи Боже наш! В Тебе все благо мое. Как мне претерпеть все беды и напасти этой жизни, если не поддержит меня милость Твоя и благодать Твоя? Не отврати от меня лика Твоего, не откладывай Твое посещение, не отнимай Твоего утешения, дабы душа моя не обратилась в иссушенную пустыню! Научи меня, Господи, исполнять волю Твою! Научи меня пребывать пред Тобою с достоинством и в смирении. Ибо Ты – мудрость моя!
(Продолжение следует.)
Написать автору можно по адресу: pisma-maria@mail.ru
Костинешть Евангелия: Затонувший корабль превратился в туристический магнит.
Неважно, в каком возрасте мы живем, лето — это нечто особенное для многих из нас. Будь то несколько выходных, летние каникулы, школьные каникулы или множество возможностей позагорать. В этом сезоне для каждого из нас есть что-то особенное. В детстве для меня не было ничего более особенного, чем 18-часовая поездка на поезде до побережья. Поездка была наполнена смехом и предвкушением, многие дети, такие как я, с нетерпением ждали, чтобы увидеть достопримечательность, которая означала бы начало нашего отпуска на море. Затонувший корабль «Евангелия» — это та достопримечательность, развалина, которая со временем превратилась в туристический магнит. Это символ прибрежного села Костинешть на юго-востоке Румынии.
The Costineşti Evangelia Shipwreck
Costinești 907090, Romania
Костиннешть
Если вы назовёте румынам деревню Костинешть, то узнаете, что она рассматривается большинством как прибрежный курорт для молодежи. Когда вы его посещаете, количество подростков здесь просто поражает. Есть много причин, почему это так. Костинешть известна своей ночной жизнью, а также близостью к румынскому черноморскому партийному центру, Вама Вече и достопримечательностям города Констанца: Казино и судостроительная верфь.
Picture © Credit to: istock/ master2
Отдых в Костинешть дешевле, а на пляжах очень мелкий песок. Посетители также могут арендовать небольшие лодки для гребли на озере, которое ведет к морю, или сфотографироваться с Обелиском Кости, второй достопримечательностью этого прибрежного города. Большинство посетителей Костинешть принимают участие в этих мероприятиях или купаются в Черном море только после того, как они увидели затонувший корабль «Евангелие».
Picture © Credit to: istock/ master2
Загадка Евангелия.
Что общего у открыток и сувениров в Костинешть? Корабль, застрявший на пляже в 1968 году, 15 октября. То, как он застрял, и его спасательная операция, проводимая румынским спасательным кораблем, превращают сегодняшнее разрушение в главного героя очень интересной истории. Существует множество предположений, почему греческий корабль «Евангелия» длиной 131 м, шириной 17 м и высотой 17 м причаливает в Костинешть, что приводит к полной гибели этого корабля. Однако исследователи со временем пришли к такому же выводу. Если тебе интересно, то позволь мне провести тебя по цепочке событий.
Порт Constanţa 14 октября получил S.O.S. с грузового судна «Евангелие». Они послали спасательный корабль под названием Сальватор Войникюль, чтобы помочь им справиться с их проблемами. Этот спасательный корабль был отправлен на глупое поручение, евангельская команда дважды давала им плохие координаты на том месте, где они находились. Мирча Ионеску, начальник спасательной операции и капитан корабля «Войникул», выяснил, что что-то не так, и пошел в обратном направлении, чем ему говорили. Так он нашел корабль после целой ночи поисков, застрявший на скамейке запасных песка в этом районе, в селе Костинешты.
Picture © Credit to: istock/ Claudius Nica
Вот где история становится интереснее. С помощью другого спасательного корабля «Альбатрос» Мирча Ионеску вытащил евангелию с песчаной отмели, и его команда, похоже, с нетерпением ждала продолжения путешествия. Но на следующий день Войникюл нашел Евангелию на той же песчаной отмели. После расследования выяснилось, что экипаж Евангелия намеренно повредила корабль, направив его с полной силой к берегу. Два года назад срок действия навигационного права судна истек, и владелец убедил экипаж судна разрушить его, чтобы получить деньги по страховке. В конце концов, это было невозможно, так как румынская спасательная команда все это выяснила и не взяла взятку у владельца Евангелия. Греки покинули корабль и остались без страховки.
Picture © Credit to: istock/ Igorad
Другая интересная информация
Хотя история Евангелия сама по себе интересна, есть несколько дополнительных моментов, о которых стоит упомянуть. Судно было построено на той же верфи, что и «Титаник», в 1942 году, и его первое название было Empire Strength. В экстремальных зимних погодных условиях судно оставалось в полной сохранности 44 года, прежде чем разбиться на две части. Это произошло из-за сильного шторма 20 декабря 2012 года, когда температура воздуха упала до очень низкой отметки. Такова была окончательная судьба всех затонувших судов во времени, эрозия, серьезно ухудшающая состояние судна. В одной из местных историй также упоминается о том, что на следующий день после застрявшего на мели судна по всему пляжу Костинешть апельсины к радости всех прохожих.
Picture © Credit to: istock/ Claudius Nica
Уверен, что после знакомства с менее известной историей корабля «Евангелия», вы, возможно, захотите посетить Костинешть, чтобы просто увидеть его. Вам повезло, вы можете заказать экскурсии на лодках, и они проведут вас по развалинам Евангелия. Посетителям не рекомендуется плавать рядом с кораблем или пытаться сесть на него, так как структура руины не стабильна. Это не должно останавливать вас от восхищения этим затонувшим судном, превратившимся в туристический магнит из лодки или с берега, во время загорания или плавания. Позвольте Евангелии, символу Костинешть, означать начало вашего веселого отдыха на Черном море в Румынии.
Корабль спасения (+ВИДЕО)
Слова «Без Церкви нет спасения» знает каждый, но каков их смысл? Что собственно такое – Церковь? И кто – истинный христианин? Вот я хожу регулярно в храм, исповедуюсь, причащаюсь, достаточно ли этого, чтобы быть членом Церкви и спастись? Об этом в своем видеоэссе рассуждает профессора МДА богослов Алексей Ильич Осипов.
Говоря о Церкви, нужно сразу отметить, что она имеет внешнюю сторону и внутреннюю. Так же, как и каждый человек: одно дело – его тело, даже его интеллект, психика, и другое дело – состояние его души. И Церковь, с одной стороны, – это общество людей, одинаково верующих – естественно, по-христиански: имеющих единое вероучение, единую дисциплину жизни, каноны, Таинства, основы и принципы духовной жизни… Это та внешняя сторона, которую представляет, в конечном счете, организация, именуемая тоже Церковью. В этой организации есть свои структуры, есть своя иерархия. Всё это – внешняя сторона.
Кто является принадлежащим к Церкви в этом, внешнем ее проявлении? – Каждый, кто крещен. Крещен? – Ты уже член Церкви. О крещении, о том, каким оно может быть, увы, мало кто думает. Да вообще никто не думает! Главное – крещеный или нет. Это, повторюсь, внешняя сторона Церкви. Но в этой среде – я подчеркиваю: именно в этой, не отдельной среде – невидимо существует тот организм духовный, наполняемый только теми верующими христианами, которые стремятся жить по Евангелию. Все эти стремящиеся к жизни по Евангелию объединены Духом Святым, в Котором они живут. И вот они-то и составляют, выражают и осуществляют именно Церковь саму по себе.
Вот мы часто говорим: «Море житейское». И наша жизнь – это действительно море житейское, в котором бушует множество страстей и всяких нестроений. Этот образ хорошо показывает, что Церковь является тем местом, где человек может найти соответствующие средства к своему спасению – к тому, чтобы переплыть это житейское море. Эти средства – в Церкви. Ведь что такое Таинства, которые можно получить только в Церкви? – Это как раз средства, помогающие человеку в спасении. Хотя, как мы знаем, многие спаслись без Таинств: и множество мучеников, и разбойник, висевший на кресте справа от Спасителя, не успели принять ни одного Таинства. Но Сам Христос сказал: «Кто не ест Моей Плоти и не пьет Моей Крови, не может иметь жизни вечной» (ср.: Ин. 6: 53). Но первым в рай попал тот разбойник, ему Он говорил: «Сегодня же будешь со Мной в раю» (Лк. 23: 43). Это пример того, как осторожно нужно относиться к словам и всегда брать контекст, а не вырывать из контекста отдельные фразы и на них основывать какие-то утверждения!
Церковь — корабль спасения
Так вот, Церковь – тот, если хотите, институт, где человек может найти наилучшие средства спасения.
Средства для любого дела всегда найдутся самые разные. Вот, например, надо нам добраться из Владивостока до Москвы. Можно пешком. Я знаю одного монаха (он, правда, тогда не был еще монахом), который дошел – ничего удивительного. Можно на машине, можно на поезде, можно на самолете… Всегда найдется много разных средств. Для спасения Церковь предлагает средства самые оптимальные, самые лучшие!
Без правильной жизни во Христе невозможно спасение
Какие же это средства? Прежде всего, это, конечно, правильная жизнь во Христе. Если не будет правильной жизни во Христе, то всё прочее не имеет уже никакого значения – будь ты доктор богословия, будь ты патриарх, будь ты кто угодно – без этого невозможно спасение. Где можно получить знания об основах духовной жизни? В Церкви. Церковь, даже та внешняя Церковь, дает возможность человеку узнать учение Церкви – то есть во что верят и как верят.
Когда Церковь – Церковь?
Спрашивают: «Как определить Церковь, по каким критериям? Какая-нибудь баптистская церковь или Католическая церковь – Церковь или не Церковь?» Критериев несколько, и, конечно, первый – это святоотеческое понимание Священного Писания. Вот я выше вспоминал слова Христа о разбойнике и о Причащении. Как соотносить их? Мы руководствуемся святоотеческим пониманием Священного Писания. Это протестанты утверждают: «Только Писание!» Мы говорим: «Нет! Истинное понимание Писания мы найдем только у святых отцов, которые были просвещены Духом Божиим – тем же Духом, Которым были написаны сами Евангелия».
Итак, первое – это понимание Священного Писания. Второе – понимание самих истин веры – на основе, опять-таки, святых отцов. Третье – понимание духовной жизни – опять-таки, на основе святых отцов. Не удивляйтесь, что я это подчеркиваю: мы видим, к чему пришло западное христианство, отступив от святоотеческого учения.
Возьмите, к примеру, только одно вот такое положение: «Бог наделил непогрешимостью в объявлении вопросов веры и жизни Римского первосвященника, и когда он говорит ex cathedra, он безошибочен», – я своими словами передаю этот догмат, который был давным-давно принят, но официально в 1870 году на I Ватиканском соборе. Причем там сказано: «Такой же непогрешимостью, какую Он даровал Своей Церкви». Когда Господь даровал Своей Церкви – мы знаем. А когда даровал это одному лицу? Когда? Где?
Камень нерукотворный, на котором стоит Церковь, есть Сам Христос, а не какой-то человек. Человек не может быть основанием Церкви
Христос даровал власть отпускать и вязать грехи всем апостолам. Более того, в Откровении апостола Иоанна Церковью Христос называет эти 12 камней, на которых она строится, то есть всех апостолов. И самое главное: камень нерукотворный, на котором стоит Церковь, есть Сам Христос, а не какой-то человек. Человек не может быть таким камнем.
Я вспомнил догмат о непогрешимости папы как пример того, куда пришли католики. А сейчас что уж и говорить о Западе! Вспомните только, что с «гомиками» там творится! Пока только протестанты – одна община за другой – принимают их. Но вот папа Франциск издал книгу «300 с чем-то вопросов», в которой – мне звонили и рассказывали об этом, я пока не читал сам, – он обращается к этим «гомикам»: «Подождите немножко, потерпите…» Он прямо говорит им: скоро вы будете признаны. Вот такие тенденции существуют в Католической церкви. Их очень много, этих тенденций. Да возьмите хотя бы такую. Христос говорит: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3). Добродетель, которую человек обнаруживает перед людьми, уже не является добродетелью. А что делает папа? Перед телекамерами умывает ноги подросткам-заключенным, умывает ноги беженцам, берет с собой эти 12 человек беженцев… Это фарисейство, возведенное в высшую степень! Это что – Евангелие? Нет. Святые отцы? Нет. Тогда что же это? Да, Евангелие – только по-фарисейски.
О сути смирения
Решимость жить по Евангелию – это смирение. А мы забыли аскетическое понимание смирения. Вот я решил жить по Евангелию, я принимаю христианство, Христа, я вижу, что это действительно Истина, что Евангелие – это путь жизни, и я это принял. А если принял – значит, я должен как жить? Не обманывать, не осуждать, не злиться, не завидовать… Но что со мной? Я знаю, что я хочу жить так, но вижу, как то и дело спотыкаюсь. Я-то думал, что раз я решил, то теперь я буду святым. А оказывается – все не так просто. Вот сел за стол, уже сыт, но я объедаюсь. Выпил рюмку, выпил две – нет, надо 22. Смирение откуда проистекает? Что такое смирение? Это видение того, насколько я не способен стать духовно тем идеалом, который я сам избрал. Не завидовать, не осуждать, не ненавидеть… Вот, оказывается, что такое смирение: это осознание, видение своей поврежденности, своей греховности, своей неспособности стать тем, кем я должен быть. И я в этом убеждаюсь только тогда, когда я приму решение так жить. Пока я не принял решение, я чувствую себя неплохо.
А людьми нецерковными делается акцент на слово «раб», которое в Церкви, действительно, постоянно употребляется: «раб Божий», «раба Божия». И под смирением разумеют рабство, покорность, забитость, пассивность, отсутствие всякой активности и т.д. Кто виноват в этом? Мы, преподаватели и духовенство. Потому что мы не объясняем, что такое смирение. Более того, говоря: «Смирись», мы призываем человека прекратить что-то делать, что-то говорить и прочее.
Когда я раб Божий, это означает: своим идеалом я избрал святость
Но надо же объяснить, что означает слово «смирение», что означает выражение «раб Божий»! Я раб греха, когда я делаю то, о чем я знаю, что это зло, – но все равно это делаю. Я уже раб этому. Когда я раб Божий, это означает: своими идеалами я избрал святость, честность, благородство, любовь; эти великие идеалы являются смыслом всей моей жизни, и я не отступлю от них. И я раб их – да, пожалуйста, я согласен.
И разве «смиренный» – значит «забитый»? Да ничего подобного! Кто мог Ивана Грозного обличить? В лицо сказать ему правду? Кто? Смиреннейший митрополит Филипп, а больше никто. Или псковский юродивый, который встретил верхом на палочке Ивана Грозного, когда тот разгромил Новгород и пришел в Псков: «Ванюша, заходи ко мне!» «Ванюша» знал его, зашел к нему в его каморку – а там стол, чистая белая скатерть, на столе блюдо с куском кровяного мяса. Был Великий пост. «Ешь, Ванюша, ешь!» – «Я постом мяса не ем!» – он в ужасе. «А-а-а! Ты мяса не ешь, а кровь человеческую пьешь?! Вон отсюда, иначе подохнешь так, как твоя лошадь!» И тут вбегает конюший, бледный как полотно, и говорит: «Издохла любимая лошадь Грозного». Ни одного человека не тронул Грозный во Пскове. Кто это сделал? – Святой. А кого мы называем святыми? – Тех, кто достигли смирения.
Без внимательной молитвы нет подлинной духовной жизни
Если нет внимания, нет и молитвы. А если нет молитвы, то вся наша религиозность –пустой мыльный пузырь
Но вся наша религиозность оказывается пустым мыльным пузырем, если нет молитвы. А нет молитвы там, где нет внимания к молитве. Поэтому мы ничего и не достигаем в своей жизни. Вот почему святитель Игнатий (Брянчанинов) писал: «Нужно начать учиться молиться».
По учению святых отцов, молитва, без внимания совершаемая, уже не только не молитва, а просто оскорбление Бога. И Бог не слышит пустой болтовни, когда она идет вместо молитвы, которая должна совершаться со вниманием и покаянием, с благоговением.
А без молитвы нет религии, ибо только в молитве человек соединяется с Богом, а не в чем-то другом. Я могу горы сдвинуть. Более того, самое поразительное: можно обратить неверующих, сделать верующими множество людей, можно что угодно делать внешнее, но если человек не имеет внутри себя молитвы, не молится душой, умом, то вся его религиозность оказывается пустой. Это святоотеческие мысли. Вот, оказывается, что связано с молитвой. А она превращается все больше в какую-то «богослужебную традицию», вычитывание: поют, читают, служат – а молится кто?
И каждый может себя проверить, как он молится. Пусть кто-нибудь скажет себе: «Сейчас я произнесу 10 раз молитву Иисусову с полным вниманием», – он увидит, сколько раз он может произнести эту молитву с полным вниманием. Тут же убедится, в каком расслабленном состоянии мы находимся. И это действительно катастрофа.
Если мы будем рассматривать Бога и святых только как подаятелей земных благ, то мы ничем не будем отличаться от язычников. Вся суть-то христианства – в ином. Оно не отрицает наших нужд, Сам Христос научил молиться: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», но мы же должны понимать, что есть вещи первичные и есть вторичные. И когда у нас на первый план выходят только земные нужды и мы забываем о своей душе, тогда религия, какой бы она ни была, превращается в язычество. Язычникам только материальное было нужно, только земные блага – больше ничего им не нужно. А мы-то, христиане, говорим о чем? Мы же повторяем слова Христа: «Ищите прежде всего Царства Божиего и правды его». И Христос обещает: «И это всё (то есть материальное, земное) приложится вам». Но ведь долго ждать, пока приложится, а нам сразу надо!
Я участвовал в диалогах с протестантами и иногда им говорил такие слова: «Хотите, я вам скажу суть вашей веры?» Они: «Ну, скажите», – и смеются, зная меня. Я говорю: «Слушайте: ищите прежде всего, что есть, что пить и во что одеться, а Царство Божие приложится вам». Они: «Ха-ха-ха! Точно!» Даже не спорят. Пора бы и нам обратить внимание на это антиевангелие.
Храм – это корабль спасения
Проповедь из Оптиной пустыни в дни Рождественского поста Игумен Тихон (Борисов) 06.12.2018
В мире много лестниц. И очень много людей и ангелов, восходящих и нисходящих по ним. Жизнь – это вообще ступени. Делает свои первые несмелые шаги младенец, открывая для себя неизведанный прекрасный мир. Совершает последние усталые шаги старик, открывая для себя Вечность. Каждая ступень – это познание чего-то нового, неожиданного, порою чудесного и таинственного. Но она может оказаться и ступенью испытания, жизненного кризиса, страшного волнующего вопроса. Как хорошо было бы, если бы наша жизнь стала лестницей в Небо!
В самом начале Рождественского поста, когда нам предстоит еще долгая дорога, мы таинственно и благоговейно празднуем Введение Божией Матери во храм. И Святая Церковь уже сейчас предлагает нам начинать литургически переживать грядущее Рождество Христово в праздничных ирмосах: «Христос раждается – славите, Христос с небес – срящите!»
И сегодня мы молитвенно созерцаем, как рожденная по обетованию от святых своих родителей праведных Иоакима и Анны, юная трехлетняя Богоотроковица поднимается по таинственным ступеням храма во Святая Святых. «Ангелы и человецы, Девы вхождение почтим, яко со славою вниде во Святая Святых». Тут и радостные благочестивые родители. Здесь ее ровесницы и юные девы с цветами в руках. И первосвященник Захария, отец Иоанна Крестителя, удивленный и, по внушению Духа Божия, введший маленькую Марию в самую внутреннюю часть храма, куда и он сам-то входил только один раз в год.
Прежде чем Пречистая Дева Мария стала Божией Матерью, Ей надлежало Промыслом Божиим быть введенной в Иерусалимский храм. Храм, молитва, богомыслие, слово Божие становятся Ее жизнью. Не частью жизни, не отдельным ее сегментом, а всей жизнью, всей полнотой.
Она погружается в пространство преданности воле Божией, в ту область, где кроме Божественных путей нет никаких других. Ее сердце приуготовляется к самой большой Тайне, имя которой – Христос.
Святитель Григорий Палама говорит: «Если древо познается на основании своего плода, и “древо доброе и плод добрый творит”, то Матерь Самого Добра и Родительница присносущной Прекрасности, ужели несравненно не превосходит Своей прекрасностью все прекрасное, сущее как в мире, так и премирное? И если описанная в Евангелии благоразумная женщина, услышав немного спасительных слов от Господа, воздала ублажением и благодарностью Его Матери, поднявши и возвысивши свой голос из среды народа и, обратившись ко Христу: “Блаженно чрево носившее Тя и сосца, яже еси ссал”, то мы, имеющие все слова жизни вечной записанными по порядку, и не только слова, но и чудеса и Страсти, и благодаря им Восстание из мертвых нашего естества и Вознесение от земли на небо, и в силу сего обетованную нам бессмертную жизнь и неизменное спасение, ужели не будем непрестанно прославлять и ублажать Матерь Начальника нашего спасения, Дарователя жизни, – празднуя Ее и зачатие, и рождество, и, теперь переселение во Святая Святых?!»
Пройдет время, и Она, «честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим», на слова Архангела о рождении от Нее Спасителя вдохновенно ответит: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему». Она явится Той, семя Которой сотрет главу змия. В лице Божией Матери человечество вышло навстречу Богу, восхотевшему спасти род человеческий. Человечество принесло воплотившемуся Богу в дар от себя Матерь Деву. Об этом очень поэтически говорится в грядущих стихирах на Рождество Христово: «Что Тебе принесем, Христе, яко явшся ecu на земли яко Человек нас ради? Каяждо бо от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: Ангели пение; небеса звезду; волсви дары; пастырие чудо; земля вертеп; пустыня ясли; мы же Матерь Деву. Иже прежде век, Боже, помилуй нас».
Богоотроковица Мария прошла 15 ступеней, не поддерживаемая никем. Конечно же, поддерживаемая Богом! Она поднималась в высоту. Но, войдя в храм, она оказалась в самой глубине, во Святая Святых. Высота и глубина!
Это постепенное восхождение ввысь, прообразует то восхождение, которое совершает каждый человек, пришедший к вере. Это – его приобщение к соборности Церкви, его воцерковление.
Это – его личные ступени обретения веры. Но еще должно совершиться вхождение внутрь себя, внутрь своего сердца, во Святая Святых своей души. «Царствие Божие внутрь вас есть». Вхождение внутрь – это Преображение человеческой души благодатию Святаго Духа. У каждого из нас свои ступени движения к Богу. Свое стремление во Святая Святых. Свой путь ввысь и в глубину.
Митрополит Вениамин (Федченков) в дневниковых воспоминаниях писал о встрече со святым праведным Иоанном Кронштадтским. «Батюшка! – спросил я великого пастыря, – скажите, пожалуйста, откуда у вас такая пламенная вера?» «Откуда вера? – задумался старец. – Я жил в Церкви!» «Что значит, жили в Церкви?» «Что это значит? Я служил Божественную Литургию и другие службы, молился в храме, любил читать каноны святым. Вот что значит жить в Церкви».
Храм для нас должен стать самым возлюбленным пространством. Храм – это корабль спасения, это училище благочестия, это духовная врачебница, куда мы приходим лечить наши немощи. Через храм проходит вся жизнь от люльки и до гроба, от крещения и до отпевания. В храме мы плачем на исповеди и радуемся, вкушая Тело и Кровь Христовы.
И пускай в наших храмах иногда бывает тесновато. Это хорошо! В тесноте, да не в обиде. Одно «Господи помилуй!» в храме, говорят святые отцы, выше тысяч молитв дома. И если человек говорит, что храм ему не нужен, что у него Бог в душе, то это просто вежливая форма атеизма.
И самое страшное, если для кого-то храмом становится стадион, ночной клуб, казино, фитнес. Страшно, если ты всю жизнь поднимался по лестнице, а она была приставлена не к той стене. Преподобный Иустин Сербский говорит, что «если человек растратит душу свою в пороках и грехах, то он не сможет ее выкупить, хотя бы и стал хозяином всех солнечных систем!»
«Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16,26) Страшно не только потерять свободу, страшно полюбить клетку: свои пороки, свои страсти, греховные привычки, в которых порою уютно, комфортно, тепло, удобно. Человеку хочется, чтобы все было «включено». Это влечение ко всему телесному, материальному, вещественному Достоевский назвал «плотоядной жаждой».
Жизнь это не просто отрезок времени, который надо успеть провести весело и красиво. Жизнь – это поручение! Это поручение Бога человеку наполнить свою жизнь смыслом, Истиной, верой, Христом, Небом. И не важно, чем мы занимаемся в жизни: строим дома, учим детей, подметаем улицу, готовим обед, служим в армии, лечим больных, самое главное – чтобы во всем, к чему мы прикасаемся в жизни, осталась частица нашего сердца. Чтобы мы все делали с молитвой, во славу Божию, а не в свою. Чтобы в нашей душе не поселилось равнодушие, пустота, высокомерие, самодовольство.
«Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? – восклицает апостол Павел. – Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм — вы! (1Кор.3,16-47) Наш внутренний сердечный храм мы призваны не разорить, а украсить! Украсить любовью, смирением, покаянием, верой, великодушием, молитвой, благодатию.
Есть еще один очень важный аспект, прообраз, указание в сегодняшнем празднике. Введение Богородицы во Храм началось с жертвы. Пречистая Дева была пожертвована Богу ее благочестивыми родителями! В начале этого пути была жертва! Наша с вами жизнь тоже в ее глубине должна быть жертвенным служением Богу и ближним. Не только в воскресенье или в большой праздник – каждый день! Это сложно, трудно, но другого пути ко спасению нет.
Преподобный Силуан Афонский говорит: «Не всякий может быть царем или князем, не каждый может быть патриархом или игуменом, или начальником, но во всяком чине можно любить Бога и угодить Ему, и только это важно!»
Пусть наши жизненные ступени будут ступенями ко Христу, к ближнему, к Свету, к мудрости, к чистоте, а не ступенями лжи, безверия, подлости, зла и страха.
Лестницы ведут вверх и вниз. Но есть лестница, ведущая внутрь. Опускаясь по ней вглубь своего сердца, мы поднимаемся вверх к Богу!
У свт. Тарасия, патриарха Константинопольского, есть удивительные слова, целый гимн, посвященный Богородице. Давайте присоединим наши сердца к этой небесной молитве: «Мы же, народ Божий, «люди избранны» (Тит.2,14), сонм православных, чада благодати, празднуя введение Девы во храм, душами чистыми и нескверными устами почтим сие светлое торжество, радостное для ангелов и достохвальное для человеков, и «радуйся» – Гавриила со трепетом и радостию возопиим Всесвятой. Радуйся, благословение Отчее, чрез которое в концы земли явилось Богопознание! Радуйся, честное селение Сына! Радуйся, несказанное жилище Духа Святаго! Радуйся, святейшая Херувим и славнейшая Серафим! Радуйся, пророков преславная проповедь! Радуйся, апостолов всемирное оглашение! Радуйся, мучеников преславное исповедание! Радуйся, патриархов многохвальное славословие! Радуйся, святых высшее украшение! Радуйся, святителей величайшее служение! Радуйся, грешников нерушимое пристанище! Радуйся, плавающих преславный кормчий! Радуйся, болящих врач безмездный! Радуйся, умирающих воскресение надежное! Радуйся, матерей радость непорочная! Радуйся, старцев крепкий посох! Радуйся, юношей Божественная водительнице! Радуйся, младенцев светлое охранение! Радуйся, всех под небом ходатаице! Радуйся, неба и земли всеславное торжество! Радуйся, обрадованная! Господь с Тобою, сый прежде Тебя, из Тебя и с нами! Ему слава со Отцем и всесвятым и благим и животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Икона Корабль Веры
Март 17th 2010 —
Образ гонения на церковь Божию.
Оригинальная икона была написана в конце 17, начале 18 века. Размер оригинала 64 на 92 см. Икона находится в Государственной Третьяковской галерее.
На иконе мы видим на ней корабль с мачтой в виде православного креста, ведомый самим Иисусом Христом, окруженным апостолами, вероучителями и мучениками. Плавание совершается в бурном житейском море, где верных последователей Христа подстерегают бесчисленные опасности: тут и известные своей растленностью вавилоняне, и римские императоры-язычники, и древние ересиархи, и более близкие по времени деятели «поповщины» и «нетовщины».
Этот сюжет в русском искусстве известен в стенописях, на иконах, в лубочных картинках. Впервые он появился в XVII веке, когда в 1666 году в Киево-Печерской лавре вышел сборник проповедей епископа Черниговского и Новгородского Лазаря «Меч духовный». «Корабль веры» помещался на титульном листе книги, представляя собой не отдельную гравюру, а часть более обширной композиции».На иконе мы видим на ней корабль с мачтой в виде православного креста, ведомый самим Иисусом Христом, окруженным апостолами, вероучителями и мучениками. Плавание совершается в бурном житейском море, где верных последователей Христа подстерегают бесчисленные опасности: тут и известные своей растленностью вавилоняне, и римские императоры-язычники, и древние ересиархи, и более близкие по времени деятели «поповщины» и «нетовщины». Этот сюжет в русском искусстве известен в стенописях, на иконах, в лубочных картинках. Впервые он появился в XVII веке, когда в 1666 году в Киево-Печерской лавре вышел сборник проповедей епископа Черниговского и Новгородского Лазаря «Меч духовный». «Корабль веры» помещался на титульном листе книги, представляя собой не отдельную гравюру, а часть более обширной композиции».
Отождествление церкви с кораблем — древняя традиция. Иногда и архитектурно храм уподобляется спасительному кораблю. Слово «неф» (в средневековых церквах — продолговатая часть здания, простирающаяся от главных входных дверей до хора) произошло от латинского navis — корабль, вследствие того, что в обозначаемой им части храма собираются во время богослужений члены христианской общины, которая издревле уподоблялась кораблю, а также вследствие внешнего сходства этой части с кузовом опрокинутого корабля.
Метки: Церковь
- Июнь 21st, 2014 at 22:53
Русь святая, храни веру православную!