Содержание
Ахматова и Апокалипсис
Пророческое стихотворение поэтессы «Июль 1914» – в проекте «50 великих стихотворений».
Июль 1914
1
Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даже птицы сегодня не пели,
И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей,
Дождик с Пасхи полей не кропил.
Приходил одноногий прохожий
И один на дворе говорил:
«Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил.
Только нашей земли не разделит
На потеху себе супостат:
Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат».
2
Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятами стонут солдатки,
Вдовий плач по деревне звенит.
Не напрасно молебны служились,
О дожде тосковала земля!
Красной влагой тепло окропились
Затоптанные поля.
Низко, низко небо пустое,
И голос молящего тих:
«Ранят тело твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах твоих».
Исторический контекст
Манифест о вступлении России в Первую мировую войну
Под стихотворением, которое стало откликом Анны Ахматовой на события Первой мировой войны, проставлена точная дата — 20 июля 1914 года.
15 июля 1914 года Австрия объявила войну Сербии, а 19 июля Германия объявила войну России. В этот день Анна Ахматова была в Слепневе — имении родителей своего мужа, поэта Николая Гумилева. О начале войны здесь узнали вечером 20 июля, когда был опубликован «Высочайший манифест» императора Николая II о вступлении России в войну. Остаться в стороне от этого события поэтесса, которая ранее фактически не писала стихотворений по какому-либо историческому поводу, в этот раз не смогла. Свое произведение она озаглавила «Июль 1914».
Автор
Портрет Ахматовой 1914 года. Художник — Натан Альтман
Ахматовой было 25 лет. К этому времени она была известна в литературных кругах как представительница поэтического направления «акмеизм». Ахматова уже выпустила свой первый сборник стихов «Вечер» (1912), на слуху были стихотворения «Сжала руки под темной вуалью…» и «Песня последней встречи» («Я на правую руку надела/ Перчатку с левой руки…»).
Весной 1914 года, незадолго до начала войны, в издательстве «Гиперборей» вышел ее второй сборник «Четки», который станет одним из самых популярных в творческой биографии Ахматовой.
Основу практически всех ранних стихов Ахматовой составляли любовные переживания, поэтическое осмысление чувств. Здесь же, в «Июле 1914», она говорит об одной из главных общенародных трагедий ХХ столетия и сливается с участью всех простых людей. В стихотворении Ахматова обращается к христианским образам и мотивам. Важно, что православная вера всегда являлась для поэта важным духовным ориентиром, а Священное Писание — богатым источником творчества. Поэтесса особенно почитала свою небесную покровительницу — праведную Анну Пророчицу, посетила Оптину пустынь, где встретилась с преподобным старцем Нектарием.
Сборник «Четки» (1914)
Литературовед и переводчик Никита Струве в работе «Православие и культура» отмечал: «Доказывать, что Анна Ахматова была христианским поэтом, не приходится. Слишком явна христианская тональность ее поэзии, слишком отчетливы свидетельства о ней или ее собственные, хотя редкие, высказывания. Напомню кратко известное «утешительное» письмо Пастернака 1940 года, в котором он называет ее “истинной христианкой” <…> У нее, и в этом ее исключительность, не было эволюции в религиозных взглядах. Она не стала христианкой, она ею неизменно была всю жизнь».
Если в ранней лирике религиозность Ахматовой носила бытовой характер («Я научилась просто, мудро жить / Смотреть на небо и молиться Богу»), то позднее ее обращение к религии носит более серьезный, сакральный характер («Реквием»), в ее поэзии звучат пророческие ноты. Во многом пророческим стало и стихотворение «Июль 1914».
Произведение
Анна Ахматова в имении Слепнево (1910-е годы)
Стихотворение «Июль 1914» было впервые опубликовано в шестом номере одного из самых известных журналов Серебряного века «Аполлон» и вошло в третий поэтический сборник Анны Ахматовой «Белая стая» (1917). В этой книге, по выражению известного филолога Бориса Эйхенбаума, поэт передает «ощущение личной жизни как жизни национальной, исторической».
Хотя стихотворение датировано вторым днем после начала Первой мировой войны, оно было создано раньше: в первой его редакции написано: «11 июля 1914 г., Слепнево».
В начальном варианте стихотворения тема войны явственно не проступала. Оно состояло из трех строф: первая — такая же, как в окончательном варианте, а две другие были следующими:
Стало солнце немилостью Божьей,
Сушит реку, спалило траву.
Приходил одноногий прохожий
И сказал: «Отойдешь к Покрову!»
Богородица белый расстелет
Над скорбями безгласными плат.
Это счастье со мною разделит
Мой единственный ласковый брат.
20 июля Ахматова пишет вторую часть стихотворения («Можжевельника запах сладкий»), добавляет в первоначальный текст «военные» строки и проставляет окончательную дату — 20 июля 1914.
В стихотворении есть присущая Ахматовой детальность изображаемого и даже календарная точность: «пахнет гарью», «горит торф», отсутствие дождя — все это констатация природных катаклизмов конца июня — начала июля 1914 года. Действительно, в это время страна страдала от постоянных торфяных и лесных пожаров, засухи, о чем регулярно сообщали петербургские газеты.
Однако конкретность описанных погодных явлений не только передает атмосферу начала войны, но обретает в контексте всего стихотворения апокалиптический смысл.
Отсылки к Библии
В стихотворении «Июль 1914» отчетливо видна ориентация на текст Библии.
Кто этот прохожий-пророк, о котором пишет Ахматова?
Серафим Саровский
Большая часть стихотворения посвящена описанию пророчества безымянного прохожего. Образ этого героя отсылает к реально существовавшему человеку.
Известно, что день объявления Первой мировой войны (19 июля по старому стилю, 1 августа — по новому) совпал со днем памяти одного из самых почитаемых Русской Православной Церковью святых — Серафима Саровского. На эту дату пришлось обретение святых мощей преподобного. Существуют свидетельства о том, что подвижник смог предсказать тяжелейшие для судьбы страны события: «Такая великая скорбь будет, какой от века не было. Ангелы не будут поспевать принимать души». Пророчества старца о неизбежных бедствиях были предельно конкретны: «…произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее». Несмотря на это трагическое обещание, преподобный Серафим говорил, что «Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе».
Схожие мысли высказывает прохожий в стихотворении Ахматовой. С образом Божией Матери — Заступницы связывались надежды автора и всего народа на избавление от бед и «великих скорбей», постигших страну.
Апокалипсис в июле
«Воины Апокалипсиса». Картина Виктора Васнецова (1887)
В пророчестве странника есть прямые отсылки к Откровению Иоанна Богослова — последней пророческой книге Нового Завета. Помимо описания природных катаклизмов, затмения (Откр 9:2) здесь особенно заметна аллюзия на персонажей шестой главы Откровения — всадников Апокалипсиса. Они олицетворяют бедствия и катастрофы перед вторым пришествием и Страшным судом.
Согласно традиционной трактовке образов всадников, Мор — это нарицательное имя всадника на белом коне. Всадника, который едет на вороном коне, именуют Голодом. Еще один всадник, Раздор (Война), — на рыжем коне (Сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч (Откр 6:4)). Четвертый всадник — на коне бледном: и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными (Откр 6:8).
Строка «Ждите глада, и труса, и мора» также отсылает к евангельскому тексту, к словам Иисуса Христа: Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде: но не тотчас конец… восстанет народ на народ и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба (Лк 21:9–11).
Последние строки
Последние строки стихотворения «Ранят Тело Твое пресвятое / Мечут жребий о ризах Твоих» — это переложение строк из 21-го псалма Давида: Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий (Пс 21:19). В Евангелии от Иоанна рассказывается следующее: Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак, сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий» (Ин 19:23–24).
Эти строки — напоминание о том, что после страданий обязательно наступит утешение и спасение.
Стихотворение «Июль 1914» можно назвать пророчеством о близком будущем России. Анна Ахматова поэтически чувствовала приближение войны еще до ее объявления, а затем описала грядущие жестокие испытания, которые выпали на долю родной страны.
Ахматова и Апокалипсис
В 1914 году Анна Ахматова написала стихотворение, в котором она не только описала предчувствие одной из самых кровопролитных войн в мировой истории, но и предсказала ее грядущие ужасные последствия. Пророческое стихотворение поэтессы «Июль 1914» – в проекте «50 великих стихотворений».
О произведении |
Отсылки к Библии |
Трудные слова |
Июль 1914
1
Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даже птицы сегодня не пели,
И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей,
Дождик с Пасхи полей не кропил.
Приходил одноногий прохожий
И один на дворе говорил:
«Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил.
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил.
Только нашей земли не разделит
На потеху себе супостат:
Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат».
2
Можжевельника запах сладкий
От горящих лесов летит.
Над ребятами стонут солдатки,
Вдовий плач по деревне звенит.
Не напрасно молебны служились,
О дожде тосковала земля!
Красной влагой тепло окропились
Затоптанные поля.
Низко, низко небо пустое,
И голос молящего тих:
«Ранят тело Твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах Твоих».
Исторический контекст
Манифест о вступлении России в Первую мировую войну
Под стихотворением, которое стало откликом Анны Ахматовой на события Первой мировой войны, проставлена точная дата — 20 июля 1914 года.
15 июля 1914 года Австрия объявила войну Сербии, а 19 июля Германия объявила войну России. В этот день Анна Ахматова была в Слепневе — имении родителей своего мужа, поэта Николая Гумилева. О начале войны здесь узнали вечером 20 июля, когда был опубликован «Высочайший манифест» императора Николая II о вступлении России в войну. Остаться в стороне от этого события поэтесса, которая ранее фактически не писала стихотворений по какому-либо историческому поводу, в этот раз не смогла. Свое произведение она озаглавила «Июль 1914».
Автор
Портрет Ахматовой 1914 года. Художник – Натан Альтман
Ахматовой было 25 лет. К этому времени она была известна в литературных кругах как представительница поэтического направления «акмеизм». Ахматова уже выпустила свой первый сборник стихов «Вечер» (1912), на слуху были стихотворения «Сжала руки под темной вуалью…» и «Песня последней встречи» («Я на правую руку надела/ Перчатку с левой руки…»).
Весной 1914 года, незадолго до начала войны, в издательстве «Гиперборей» вышел ее второй сборник «Четки», который станет одним из самых популярных в творческой биографии Ахматовой.
http://foma.ru/wp-content/uploads/2017/07/47395_106015139.mp3
Анна Ахматова читает свое стихотворение “Сжала руки под темной вуалью…”
Основу практически всех ранних стихов Ахматовой составляли любовные переживания, поэтическое осмысление чувств. Здесь же, в «Июле 1914», она говорит об одной из главных общенародных трагедий ХХ столетия и сливается с участью всех простых людей. В стихотворении Ахматова обращается к христианским образам и мотивам. Важно, что православная вера всегда являлась для поэта важным духовным ориентиром, а Священное Писание — богатым источником творчества. Поэтесса особенно почитала свою небесную покровительницу — праведную Анну Пророчицу, посетила Оптину пустынь, где встретилась с преподобным старцем Нектарием.
Сборник “Четки” (1914)
Литературовед и переводчик Никита Струве в работе «Православие и культура» отмечал: «Доказывать, что Анна Ахматова была христианским поэтом, не приходится. Слишком явна христианская тональность ее поэзии, слишком отчетливы свидетельства о ней или ее собственные, хотя редкие, высказывания. Напомню кратко известное «утешительное» письмо Пастернака 1940 года, в котором он называет ее “истинной христианкой” <…> У нее, и в этом ее исключительность, не было эволюции в религиозных взглядах. Она не стала христианкой, она ею неизменно была всю жизнь».
Если в ранней лирике религиозность Ахматовой носила бытовой характер («Я научилась просто, мудро жить / Смотреть на небо и молиться Богу»), то позднее ее обращение к религии носит более серьезный, сакральный характер («Реквием»), в ее поэзии звучат пророческие ноты. Во многом пророческим стало и стихотворение «Июль 1914».
Произведение
Анна Ахматова в имении Слепнево (1910-е годы)
Стихотворение «Июль 1914» было впервые опубликовано в шестом номере одного из самых известных журналов Серебряного века «Аполлон» и вошло в третий поэтический сборник Анны Ахматовой «Белая стая» (1917). В этой книге, по выражению известного филолога Бориса Эйхенбаума, поэт передает «ощущение личной жизни как жизни национальной, исторической».
Хотя стихотворение датировано вторым днем после начала Первой мировой войны, оно было создано раньше: в первой его редакции написано: «11 июля 1914 г., Слепнево».
В начальном варианте стихотворения тема войны явственно не проступала. Оно состояло из трех строф: первая — такая же, как в окончательном варианте, а две другие были следующими:
Стало солнце немилостью Божьей,
Сушит реку, спалило траву.
Приходил одноногий прохожий
И сказал: «Отойдешь к Покрову!»
Богородица белый расстелет
Над скорбями безгласными плат.
Это счастье со мною разделит
Мой единственный ласковый брат.
20 июля Ахматова пишет вторую часть стихотворения («Можжевельника запах сладкий»), добавляет в первоначальный текст «военные» строки и проставляет окончательную дату — 20 июля 1914.
В стихотворении есть присущая Ахматовой детальность изображаемого и даже календарная точность: «пахнет гарью», «горит торф», отсутствие дождя — все это констатация природных катаклизмов конца июня — начала июля 1914 года. Действительно, в это время страна страдала от постоянных торфяных и лесных пожаров, засухи, о чем регулярно сообщали петербургские газеты.
Однако конкретность описанных погодных явлений не только передает атмосферу начала войны, но обретает в контексте всего стихотворения апокалиптический смысл.
Отсылки к Библии
В стихотворении «Июль 1914» отчетливо видна ориентация на текст Библии.
Кто этот прохожий-пророк, о котором пишет Ахматова?
Серафим Саровский
Большая часть стихотворения посвящена описанию пророчества безымянного прохожего. Образ этого героя отсылает к реально существовавшему человеку.
Известно, что день объявления Первой мировой войны (19 июля по старому стилю, 1 августа — по новому) совпал со днем памяти одного из самых почитаемых Русской Православной Церковью святых — Серафима Саровского. На эту дату пришлось обретение святых мощей преподобного. Существуют свидетельства о том, что подвижник смог предсказать тяжелейшие для судьбы страны события: «Такая великая скорбь будет, какой от века не было. Ангелы не будут поспевать принимать души». Пророчества старца о неизбежных бедствиях были предельно конкретны: «…произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее». Несмотря на это трагическое обещание, преподобный Серафим говорил, что «Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе».
Схожие мысли высказывает прохожий в стихотворении Ахматовой. С образом Божией Матери — Заступницы связывались надежды автора и всего народа на избавление от бед и «великих скорбей», постигших страну.
Апокалипсис в июле
«Воины Апокалипсиса». Картина Виктора Васнецова (1887)
В пророчестве странника есть прямые отсылки к Откровению Иоанна Богослова — последней пророческой книге Нового Завета. Помимо описания природных катаклизмов, затмения (Откр 9:2) здесь особенно заметна аллюзия на персонажей шестой главы Откровения — всадников Апокалипсиса. Они олицетворяют бедствия и катастрофы перед вторым пришествием и Страшным судом.
Согласно традиционной трактовке образов всадников, Мор — это нарицательное имя всадника на белом коне. Всадника, который едет на вороном коне, именуют Голодом. Еще один всадник, Раздор (Война), — на рыжем коне (Сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч (Откр 6:4)). Четвертый всадник — на коне бледном: и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными (Откр 6:8).
Строка «Ждите глада, и труса, и мора» также отсылает к евангельскому тексту, к словам Иисуса Христа: Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде: но не тотчас конец… восстанет народ на народ и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба (Лк 21:9–11).
Последние строки
Последние строки стихотворения «Ранят Тело Твое пресвятое / Мечут жребий о ризах Твоих» — это переложение строк из 21-го псалма Давида: Делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий (Пс 21:19). В Евангелии от Иоанна рассказывается следующее: Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды его и разделили на четыре части, каждому воину по части, и хитон; хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху. Итак, сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, — да сбудется реченное в Писании: разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий» (Ин 19:23–24).
Эти строки — напоминание о том, что после страданий обязательно наступит утешение и спасение.
Стихотворение «Июль 1914» можно назвать пророчеством о близком будущем России. Анна Ахматова поэтически чувствовала приближение войны еще до ее объявления, а затем описала грядущие жестокие испытания, которые выпали на долю родной страны.
«Я на правую руку надела перчатку с левой руки»…
Интересный взгляд на известное стихотворение. Я такого ещё не встречала. Очень может быть, что автор записи не права, но всё равно интересно.
Кстати, опять из Фейсбука…
С юности мучила загадка стихотворения Анны Ахматовой, непонятно почему надо было надевать перчатку не на ту руку. Психологизм и нервная истеричность не убеждали. Однако, читая на днях книгу «Мифы о загробном мире» В. Я. Петрухина внезапно нашла отгадку: «О том, чтобы умерший не мог найти дорогу назад, заботятся в самом начале погребального обряда… шапку надевают задом наперед, варежку с правой руки надевают на левую…» То есть это стихотворение написано от лица покойницы: с холодной грудью, легкими шагами привидения, одетой в соответствии с похоронным ритуалом. Она забирается на три ступеньки (инициации? зиккурата?) и прямо говорит о своей смерти. А вы говорите: любовная лирика Ахматовой!
Песня последней встречи
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой…»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
источник
Перчатка Ахматовой
Из письма к NN
… А за окном… –
О! Вот тебе «lа petite histoire» (по поводу — «за окном»).
Я не уверен, что слова «маленькая история» написал по-французски
верно, ну да — представим, что я всё-таки знаю французский.
Так вот — сама история.
В конце 80-х годов мой брат Юрий получил трёхкомнатную квартиру
в Ясеневе на окраине столицы. Добираться туда приходилось из центра,
что было малоприятно — метро, толпа на остановке, потом — автобусом
на Литовский бульвар… И вот мне пришлось целый месяц — с конца августа
и весь сентябрь торчать у Юрия в доме и заниматься либретто балета
об Анне Ахматовой. Дело в том, что моему балетмейстеру Анатолию
Дементьеву (который до того уже поставил два балета по моим либретто)
— в общем, «Дёме» вздумалось создать балет, навеянный биографией
Анны Андреевны.
Я согласился сразу, отпросился в отпуск, взялся за литературу.
Ахматова мне нравилась, но я с изумлением вдруг понял, что не могу
сходу процитировать её стихи наизусть.
«Почему?» – недоумевал я. Ведь матушка, будучи актрисой филармонии,
работала мастером художественного слова и иногда читала со сцены
среди патриотических стихов ахматовские строки — «Мне голос был…»,
«Мы знаем, что ныне лежит на весах…» – это был своего рода
литературный монтаж из стихов Симонова, Твардовского, Щипачева,
поэтому фамилии лишний раз не объявлялись. Филармоническая бригада,
в которой работала маман, подозреваю, была чаще «левой» —
из человек пяти, но являлись они в города и веси области под эгидой
филармонии, предпочитая посёлки, а еще лучше — сёла с их вечно холодными
клубами — в полусарае или в церкви (иногда в кирхе, непонятно почему,
торчавшей посреди русского села — я еще не знал о выселенных немцах).
В ту пору мне было лет десять. В доме и на концертах со сцены постоянно
звучали Пушкин, Чехов, Толстой, Шолохов, Виктор Ардов… — и поэтому
я знал почти всех наизусть.
Мы жили, хотя и в центре Саратова, но в проходной, комнате — через нас
(словно дальняя родственница) ходила соседка, учительница литературы,
Валентина Афанасьевна. Двенадцатиметровка, в которой мы обосновались,
когда-то принадлежала ей, потом хозяйку – пока она была на работе,
где сеяла разумное, доброе, вечное — насильно потеснили, подселив
к ней многодетную семью, затем семье дали комнату в другом районе,
а в освободившуюся поселили «артистку филармонии» — матушку.
С въездом нашего семейства в эти апартаменты бедная женщина поняла,
что своей второй комнаты ей теперь вовек не видать.
В.А. интеллигентно скрывала обиду, иногда фыркала, узрев нового
матушкиного знакомого, который мгновенно каменел спиной, когда соседка
пересекала диагональ нашего жилья. Валентина Афанасьевна проходила
в свою комнату, закрывала за собой тяжелую высокую дверь, выдвигала
ящик из комода – это нехитрое приспособление было надёжнее всяких
крепостных засовов. Делала В.А., наверное, это на тот случай, чтобы мы
не ворвались к ней и не заняли бы её последние квадратные метры. Кстати,
звук отодвигаемого ящика сигнализировал: я иду! И в этом неусловленном
знаке, как я теперь понимаю, крылась какая-то старинная деликатность.
Однажды вечером мы с матушкой в комнате сумерничали.
Маман готовила репертуар.
Она вживалась в новое творение и вполголоса, с лёгкой меланхолией,
как-то «упаднически» вдруг продекламировала:
— Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на левую руку надела
Перчатку… —
— и матушка тут на секунду запнулась, а из-за двери мгновенно раздался
негодующий голос Валентины Афанасьевны:
— Я на ПРАВУЮ руку надела…
Громыхнул отодвигаемый «сигнальный» ящик, дверь полубоязливо приоткрылась,
и Валентина Афанасьевна всё-таки закончила фразу:
— Перчатку с левой руки…
Сгустилось напряженное молчание.
— Ну да, — почему-то смущённо, как нерадивая ученица, согласилась мать:
— Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки…
Внезапное восклицание Валентины Афанасьевны, вероятно, вырвалось помимо
её воли: наверное, сработало подсознание.
Я не мог понять, почему так вдруг возмутилась В.А. и — сразу оробела
матушка.
Женщины молчали и словно чего-то ждали.
— Спасибо, — сказала мать, осторожно отложила тетрадь с переписанными
стихами в сторону, стала искать пудру, хвататься за зеркальце.
— Её — разрешили? — немного охрипшим голосом спросила
Валентина Афанасьевна.
— Да-а, — по-московски протянула мать, но не смогла сказать неправду:
— Разрешили, но не это…
— Патриотическое. — Твёрдо уточнила В.А.
— Да. — Коротко отвечала мать. — А это… что-то привязались с утра…
Странные стихи, какие-то они…
— Мне понравилось, — вдруг сказал я. А еще (но я не сказал) мне
понравилось то, как матушка надевала воображаемую длинную перчатку
не на ту руку.
— …декадентские стихи, — твёрдо произнесла В.А.
— Конечно, декадентские, — поспешно согласилась мать…
— А я думала — разрешили… — через паузу произнесла В.А.
— Разрешили, но другие… Может быть, и эти разрешат… Скоро…
— Понятно, — сказала В.А., закрыла дверь и задвинула ящик.
…И вот спустя много лет я сидел в Москве, в доме у брата, и пытался
найти общие знаменатели между стихами Анны Андреевны и балетом. И тогда,
к своему стыду, я понял, что толком не знаю ахматовских стихов.
Я читал её, я читал о ней, я подпитывался музыкой Прокофьева, Шнитке
и Шостаковича.
Я вновь и вновь вглядывался в строфы «Поэмы без героя».
Дело не шло.
И вдруг сами собой родились строчки — «под Ахматову»:
Арабескам и пируэтам
Не дается никак либретто.
Увядает за окнами лето,
Но не дарит мне осень плоды.
И хранительный Ангел Анны,
Черновик мой читая странный,
Не спешит осенить за труды…
Удивительно, но сразу после этого экспромта работа пошла.
Я быстро написал либретто, отослал его балетмейстеру, вскоре мы заключили
договор с Министерством Культуры (СССР). Мне выдали аванс — 400 рублей.
Впереди маячили еще 800, после постановки балета. Но… Вот именно то, что
выше осталось в скобках, вскоре кануло в Лету. Заключенный договор
не состоялся, балет стал неактуален. Министерство растворилось, как сон,
как утренний туман, и я пожизненно остался в долгу перед исчезнувшим
государством.
А в тот давний саратовский вечер, когда я, наверное, впервые услышал
стихи Ахматовой, матушка, как только Валентина Афанасьевна скрылась
за дверью, почти беззвучно артикулируя губами, еле слышно прошептала:
— Она ждёт мужа… Оттуда… Десять лет без переписки…- Матушка
приставила палец к губам, сделав загадочный знак рукой, и я понял, что
должен обо всём этом забыть и молчать. Как выяснилось, я надолго забыл
этот случай — выходит, что до сегодняшнего дня…
7.08.09
Что перепутала героиня стихотворения Анны Ахматовой «Песня последней встречи»?
Что перепутала героиня стихотворения Анны Ахматовой «Песня последней встречи»?
- А) туфли
- В) зонты
- С) шляпки
- D) перчатки
Сто тридцать лет назад на свет появилась одна из самых ярких, самобытных и талантливых поэтесс Серебряного века Анна Горенко, более известная как Анна Ахматова, ставшая свидетелем смены эпох, пережившая две революции и две мировые войны. Но не будем вдаваться в её биографию, нам с вами необходимо лишь ответить на вопрос.
И для этого, нам необходимо вспомнить слова, о которых здесь идёт речь.
Как беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый —
И я тоже. Умру с тобой!»
Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.
Следовательно, правильный ответ находится под буквой D, это перчатки.