Содержание
Стихи Эльдара Рязанова…
Мила Григ: литературный дневник
На страницах Интернета стихотворение «В старинном парке корпуса больницы» названо прощальным, хотя оно было написано давно, и 1988 году было напечатано в отдельной брошюре стихов Эльдара Рязанова «Внутренний монолог» в художественно-литературном приложении к еженедельному журналу «Огонёк» (№ 26, Москва, Издательство «Правда»), т.е. почти за 30 лет до смерти.
В СТАРИННОМ ПАРКЕ КОРПУСА БОЛЬНИЦЫ…
В старинном парке корпуса больницы,
кирпичные простые корпуса…
Как жаль, что не учился я молиться,
и горько, что не верю в чудеса.
А за окном моей палаты осень,
листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен,
принять несправедливость не могу.
Что мне теперь до участи народа,
куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
как худо умирает человек.
Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте, запахи и голоса,
цвета и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса…
*****
А ВОТ ЕЩЕ СТИХОТВОРЕНИЯ ЭЛЬДАРА РЯЗАНОВА:
*****
Когда-то, не помню уж точно когда,
на свет я родился зачем-то…
Ответить не смог, хоть промчались года,
на уйму вопросов заветных.
Зачем-то на землю ложится туман,
всё зыбко, размыто, нечётко.
Неверные тени, какой-то обман,
и дождик бормочет о чём-то.
О чём он хлопочет? Что хочет сказать?
Иль в страшных грехах повиниться?
Боюсь, не придётся об этом узнать,
придётся с незнаньем смириться.
От звука, который никто не издал,
доходит какое-то эхо.
О чём-то скрипит и старуха-изба,
ровесница страшного века.
И ночь для чего-то сменяется днём,
куда-то несутся минуты.
Зачем-то разрушен родительский дом,
и сердце болит почему-то.
О чём-то кричат меж собою грачи,
земля проплывает под ними.
А я всё пытаюсь припомнить в ночи
какое-то женское имя.
Зачем-то бежит по теченью вода,
зачем-то листва опадает.
И жизнь утекает куда-то… Куда?
Куда и зачем утекает?
Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря,
и жизнь становится еще короче.
Был занят бестолковой суетой,
день проскочил — я не увидел друга
и не пожал его руки живой…
Что ж! Этот день я должен сбросить с круга.
А если я за день не вспомнил мать,
не позвонил хоть раз сестре иль брату,
то в оправданье нечего сказать:
тот день пропал! Бесценная растрата!
Я поленился или же устал —
не посмотрел веселого спектакля,
стихов магических не почитал
и в чем-то обделил себя, не так ли?
А если я кому-то не помог,
не сочинил ни кадра и ни строчки,
то обокрал сегодняшний итог
и сделал жизнь еще на день короче.
Сложить — так страшно, сколько промотал
на сборищах, где ни тепло, ни жарко…
А главных слов любимой не сказал
и не купил цветов или подарка.
Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря
и мерить свою жизнь еще короче.
Меж датами рожденья и кончины
(а перед ними наши имена)
Стоит тире, черта, стоит знак «минус»,
А в этом знаке жизнь заключена.
В ту черточку вместилось все, что было…
А было все! И все сошло, как снег.
Исчезло, растворилось и погибло,
Чем был похож и не похож на всех.
Погибло все мое! И безвозвратно.
Моя любовь, и боль, и маета.
Все это не воротится обратно,
Лишь будет между датами черта.
Все тороплюсь, спешу, лечу я,
Всегда я в беге нахожусь,
Нехваткой времени врачуя
Во мне таящуюся грусть.
И все ж не вижу в этом смысла —
Жить, время вечно теребя.
Куда бы я ни торопился,
Я убегаю от себя.
Ищу я новые занятья,
Гоню карьером свою жизнь,
Хочу ее совсем загнать я…
Да от себя не убежишь!
*****
Хочется легкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать все живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось, ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее…
Только за все, что промчалось, заплачено,
и остается расплата прощальная
*****
Жизнь прожить – нехитрая наука:
отыщи любовь да сбереги…
Место жизни – ближняя округа,
далью не прельщайся, не беги.
Даже если жизнь обыкновенна,
делай все, что можешь, от души,
понимай всему живому цену
и судить чужого не спеши.
Трать себя, живи неосторожно,
выгод не считай, не мелочись…
Пусть с людьми и сложно, и тревожно,
ты пойми их суетную жизнь.
Жизнь, коль вдуматься, простая штука.
Главное, ни разу не предать.
Жизнь – совсем не сука и не скука,
если станешь дальним сострадать.
И живи! В любую непогоду!
Сочиняй свой собственный мотив.
А любить жену, друзей, природу —
не такой уж, право, примитив.
*****
Музыка жизни
Что жизнь? Музыкальная пьеса,
Соната ли, фуга иль месса,
Сюита, ноктюрн или скерцо?
Тут ритмы диктуются сердцем.
Пиликает, тренькает, шпарит,
Бренчит иль бывает в ударе.
Играется без остановки.
Меняются лишь оркестровки.
Ребячество наше прелестно,
Хрустально, как отзвук челесты.
Потом мы становимся старше,
Ведут нас военные марши.
Пьяняще стучат барабаны,
Зовущие в странные страны.
Но вот увенчали нас лавры,
Грохочут тарелки, литавры.
А как зажигательны скрипки
От нежной зазывной улыбки.
Кончается общее тутти.
Не будьте столь строги, не будьте.
Мелодию, дивное диво,
Дудим мы порою фальшиво.
Проносится музыка скоро
Под взмахи судьбы дирижера.
Слабеют со временем уши,
Напевы доносятся глуше.
Оркестры играют все тише.
Жаль, реквием я не услышу.
*****
В трамвай, что несется в бессмертье,
попасть нереально, поверьте.
Меж гениями — толкотня,
и места там нет для меня.
В трамвае, идущем в известность,
ругаются тоже и тесно.
Нацелился, было, вскочить…
Да, черт с ним, решил пропустить.
А этот трамвай — до Ордынки…
Я впрыгну в него по старинке,
повисну опять на подножке
и в юность вернусь на немножко.
Под лязганье стрелок трамвайных
я вспомню подружек случайных,
забытые дружбы и лица…
И с этим ничто не сравнится!
*****
Цикл Успеха
Успех поделен по годам,
А что вы, собственно, хотели?
В пять лет удачей было нам
Проснуться на сухой постели.
В семнадцать — мысли об одном,
Как женщины быстрей добиться.
И Счастье состояло в том,
Чтоб в первый раз не осрамиться.
А в двадцать пять везёт тому,
Кто смог, не мешкая, умело,
Найти хорошую жену,
Что, кстати, не простое дело.
Куда-то делись все друзья,
То в тридцать пять — дурные вести.
Для нас карьера и семья,
Теперь стоят на первом месте.
Всё на круги придёт своя,
Мы в сорок пять вновь у барьера.
Важней для нас уже семья,
И только лишь потом — карьера.
А в шестьдесят пять загрустим,
О женщинах…(скажи на милость).
И как в семнадцать, захотим,
Чтобы хоть что-то получилось.
Но вот уж восемьдесят пять,
Как быстро годы пролетели.
Одно лишь счастье нам опять —
Проснуться на сухой постели.
*****
Ты укрой меня снегом, зима,
Так о многом хочу позабыть я,
И отринуть работу ума.
Умоляю тебя об укрытии.
Одолжи мне, зима, одолжи
Чистоты и отдохновения,
Бело-синих снегов безо лжи.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу тебя об одолжении.
Подари мне, зима, подари
День беззвучный, что светит неярко,
Полусон от зари до зари.
Мне не надо богаче подарка.
Поднеси мне, зима, поднеси
Отрешенности и смирения,
Чтобы снес я, что трудно снести.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подношения.
Ты подай мне, зима, ты подай
Тишину и печаль сострадания
К моим собственным прошлым годам.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подаяния.
*****
Капризная память
У памяти моей дурное свойство, –
Любая пакость будет долго тлеть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
Но не могу себя преодолеть.
Как в безразмерной камере храненья,
В сознаньи – чемоданы и мешки,
В которых накопились оскорбленья,
Обиды, униженья и щелчки.
Не в силах изменить свою природу,
Я поименно помню всех врагов.
Обиды-шрамы ноют в непогоду,
К прощенью я, простите, не готов.
В самом себе копаюсь я капризно,
На свалке памяти я черт-те что храню…
Обидчиков повычеркав из жизни,
Я их в воображеньи хороню.
Конечно, признавать все это стыдно,
И я раскрыл свой неприглядный вид.
Я очень плох, и это очевидно,
Мое сознание – летопись обид!
У памяти моей дурное свойство –
Я помню то, что лучше позабыть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
Но не могу себя переломить.
*****
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть,—
дни летят в метельной круговерти.
Жизнь — тропинка от рожденья к смерти,
смутный, скрытный, кривоватый путь.
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму…
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!
Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками,
неотвязно следуя, следят…
Господи, как я метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметет остаток понемногу
милостью отзывчивой судьбы.
Господи, спасибо за подмогу!
*****
Если утром где-то заболело,
Радуйся тому, что ты живой.
Значит вялое, потасканное тело
Как-то реагирует порой.
Вот ты пробудился спозаранок,
Организм твой ноет и свербит.
Не скорби о том, что ты подранок,
А проверь-ка лучше аппетит.
Если и со стулом все порядке,
Смело челюсть с полки доставай,
Приступай к заутренней зарядке,
На ходу протезов не теряй.
И, сложив себя из всех кусочков,
Наводи фасон и марафет,
Нацепи и галстук, и носочки,
Распуши свой тощий перманент.
Главное, под ветром не качаться,
Чтобы не рассыпаться трухой..
А вообще ты выглядишь красавцем,
На молодку бросил взгляд лихой.
Силы подкрепив свои кефиром,
Ты готов сражаться с целым миром,
Показать всем кузькину мамашу,
Чтобы, елки-палки, знали наших.
Если ж нету спазмов спозаранок,
Коль кефир не пьешь, не ешь баранок,
Может, час неровен, тебя нет,
Коль пусты и душ, и рукомойник,
Может, ты уже того, покойник.
Сослуживцы вешают портрет.
Так привет вам, утренние боли,
Вы благая весть, что я живой,
Что еще я порезвлюсь на воле
С этой вот молодкой озорной.
Раз продрал глаза, всего ломает,
Чую, рвется жизненная нить.
А молодка позы принимает.
Дура, надо в скорую звонить!!!!…
*****
Во мне бурлит смешение кровей…
Признаюсь, по отцу я чисто русский.
По матери, простите, я — еврей,
Но быть «жидом» в стране родимой грустно.
Разорван в клочья бедный организм.
В какой борьбе живет моя природа!
Во мне слились в объятьях «сионизм»
Навек с «Союзом русского народа».
То хочется мне что-то разгромить,
То я боюсь, как бы не быть мне битым.
Внутри меня семит с антисемитом,
Которых я не в силах помирить.
*****
Меж датами рожденья и кончины
(а перед ними наши имена)
стоит тире, черта, стоит знак минус,
а в этом знаке жизнь заключена.
В ту черточку вместилось всё, что было.
А было всё! И всё сошло, как снег.
Исчезло, растворилось и погибло,
чем был похож и не похож на всех.
Погибло всё моё! И безвозвратно.
Моя любовь, и боль, и маета.
Всё это не воротится обратно,
лишь будет между датами черта.
*****
Жизнь скоро кончится… Меня не станет…
И я в природе вечной растворюсь.
Пока живут в тебе печаль и память,
Я снова пред тобою появлюсь.
Воскресну для тебя, и не однажды:
Водою, утоляющею жажду,
Прохладным ветром в невозможный зной,
Огнем камина ледяной зимой.
Возникну пред тобой неоднократно, —
Закатным, легким, гаснущим лучом
Иль стаей туч, бегущих в беспорядке,
Лесным ручьем, журчащим ни о чем.
Поклонится с намеком и приветом
Кровавая рябиновая гроздь,
Луна с тобою поиграет светом
Иль простучит по кровле теплый дождь.
Ночами бесконечными напомнит листва,
Что смотрит в окна наших комнат…
Повалит наш любимый крупный снег —
Ты мимолетно вспомнишь обо мне.
Потом я стану появляться реже,
Скромнее надо быть, коль стал ничем.
Но вдруг любовь перед тобой забрезжит…
И тут уж я исчезну насовсем.
*****
Смену лет, закаты и восходы,
и любви последней благодать,
как и дату своего ухода,
надо благодарно принимать.
*****
Список стихотворений Эльдара Рязанова из сборника
«Внутренний монолог» за 1988 год:
«В мои годы сердечная лирика?…»
«Я в мир вбежал легко и без тревоги….»
«Лесная речка вьется средь деревьев…»
«Как хорошо порою заболеть…»
«Я не то чтобы тоскую…»
«Меж датами рожденья и кончины…»
«На пристани начертано…»
«Ветер»
«Как будто вытекла вся кровь…»
«Как тебе я, милый, рад…»
«На могучей реке, полновластной…»
«Бессонница»
«Все тороплюсь, спешу, лечу я…»
«Детский рисунок»
«Сумерки — такое время суток…»
«Как много дней, что выброшены зря…»
«Когда я просто на тебя смотрю…»
«Письмо постаревшему другу»
«Монолог художника»
«Ты укрой меня снегом, зима…»
«Мчатся годы-непогоды…»
«Я все ещё, как прежде жил, живу…»
«Я умом могу понять все доводы…»
«Все беспричинно. Чей-то взгляд. Весна…»
«В трамвай, что несется в бессмертье…»
«Осень начинается в горах…»
«Апрель»
«Ветер закружился над деревней…»
«У памяти моей дурное свойство…»
«Что жизнь? Музыкальная пьеса…»
«Любовь готова все прощать…»
«Исступленно кланялись березы…»
«Господи, ни охнуть, ни вздохнуть…»
«Я желал бы свергнуть злое иго…»
«Так что же такое лицо человека…»
«Какие звонкие ребята…»
«Довелось мне поездить по белому свету…»
«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу — кто ты!»
«В старинном парке корпуса больницы…»*
«Как много песен о любви к Отчизне!»
«Песня из кинофильма „Вокзал для двоих“»
«Романс Ларисы из кинофильма „Жестокий романс“»
«Марш бюрократов из фильма „Забытая мелодия для флейты“»
«Песня из кинофильма „Служебный роман“»
*****
Памяти Эльдара Александровича Рязанова
Автор Алексей Лебедев Единственный
Такая вот ирония судьбы.
Не может вечно вывозить зигзаг удачи.
Жесток романс, в конце всегда — гробы.
Стареем и уходим. Старым клячам
С рожденья всем предсказанный итог —
Мелодия забытая для флейты
Вдруг зазвучит из ниоткуда, словно Бог
С небес обетованных! Не жалейте,
Что кончен был служебный наш роман.
Мы по-гусарски, славно покутили!
Любовь без адреса искали, пополам
Ночь карнавальную на всю страну делили!
Он сам был — ниоткуда. Человек.
Не спрашивал про жалобную книгу.
Вокзалом для двоих, почти что век,
Он был для многих. А теперь — покинул.
Старик-разбойник. Старый дуралей,
В ком мудрости на целый мир достанет!
И тихий омут — гавань для друзей.
Я понимаю, каждого не станет,
Но почему так горько? Почему?
Кто скажет, — “Берегись автомобиля!”?
Кто в гараже из телевизора в углу
Научит жить светло, без чёрной гнили?
Нам всем невероятно повезло
Тем, что он был. И будет. Это — точно!
Я знаю, там ему сейчас — светло!
Хоть не прощаясь, по-английски вышел. Ночью.
***
Вечная память талантливому режиссеру, поэту
и прекрасному человеку Эльдару Александровичу
Рязанову.
© Copyright: Мила Григ, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
- 27.12.2015. Не трогайте Россию, господа!
- 02.12.2015. Стихи Эльдара Рязанова…
Авторы Произведения Рецензии Поиск Кабинет Ваша страница О портале Стихи.ру Проза.ру
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
LiveInternetLiveInternet
Дм. Пухов
Т. Буевич
Очень редко на этих страницах появляется рассказ о жизни ныне живущего поэта и его стихи. Наверно, это потому что так мало мы знаем о своих современниках и так не ценим их. «Любить мы можем только мёртвых». Это пушкинское изречение относится и к поэтам. А может быть, поэт, как то евангелиевское зерно приносит много плода, когда умрёт?..
Сегодня я хочу написать о замечательном русском кинорежиссёре Эльдаре Александровиче Рязанове, о его поэзии.
Начну с его собственных слов:
«Наверное, мучительное желание высказаться о личном, только своём, стремление поделиться чем-то заветном, жажда исповеди и побудили меня к стихотворству. Исповедальность – то, к чему властно тяготеет каждый вид искусства. В этом смысле поэзия наиболее интимна. Превосходит её разве что музыка. В искренности, правдивости чувств, обнажении тайников души, умении заглянуть в человеческие глубины – наверное, суть поэзии. И, конечно, очень важна форма – гармония рифм, ритмов, а также сочетания, столкновения обычных, стёртых слов, от которых возвращается их первородное значение. Истинная поэзия всегда музыкальна, в ней существует некое звуковое волшебство…»
***
В трамвай, что несётся в бессмертье,
попасть нереально, поверьте.
Меж гениями – толкотня.
И места там нет для меня.
В трамвае, идущем в известность,
ругаются тоже, и тесно.
Нацелился было вскочить,
да чёрт с ним, решил пропустить.
А этот трамвай до Ордынки.
Я впрыгну в него по старинке,
повисну, стоять на подножке
И в юность вернусь на немножко.
Под лязганье стрелок трамвайных
я вспомню подружек случайных,
забытых товарищей лица.
И с этим ничто не сравнится!
Сентябрь 1986
Рязанов нисколько не мечтал и не думал работать в кино; поэзия увлекала его, вероятно, с отроческих лет. Он начал сочинять, когда ему было пятнадцать. (Надо отметить, что рос он в простой семье: отец его из крестьян, мать из мещан). Учась в 8-ом классе, он решил стать писателем. Это было следствием его страстной любви к чтению, а читать он научился уже в три года.
Первые поэтические опыты были подражанием великим, начиная с Пушкина. Особенно он увлёкся Надсоном. «Вот что оказалось близко неимоверно – горькие, печальные строчки. Поэт умер двадцати трёх лет», — говорит он. Затем воображением юного Рязанова завладел Есенин. Шла война, книги запрещённого поэта нельзя было достать, тайком читал он переписанную от руки поэму «Чёрный человек». Так же через несколько лет он знакомился с поэзией Ахматовой. Поэзия вдохновляла его, и, читая и подражая, постигал он «азы ремесла». Толстая тетрадка заполнялась его стихами.
Самым заметным поэтом того времени был Константин Симонов. Юноша загорелся желанием показать ему свои стихи и, конечно, надеждой получить одобрение. Ему удалось только первое.
«… это была середина лета 1944 года – шёл к Симонову от метро «Белорусская». Может быть, у меня в памяти спуталось два события, а может, так и было, но в тот день по Ленинградскому шоссе по направлению к центру вели нескончаемую колонну пленных немцев. А я шёл навстречу мимо небритых, оборванных, поникших, побеждённых фашистов, шёл к самому знаменитому поэту нашей страны – первому читателю моих – я в этом был уверен – замечательных стихов. Близился конец войны. Я намеревался поступить в Одесское мореходное училище. Короче, победные трубы гремели в моей душе».
Жил Симонов в «кружевном» доме напротив гостиницы «Советская» в одной комнате коммунальной квартиры. Он встретил юного поэта как интеллигентный человек, но разговор их был очень коротким. Тетрадь он оставил у себя, и вернул через несколько дней, сказав, что стихи должны быть неповторимыми выражать личность автора. Заинтересованности в способностях молодого человека он не проявил. Рязанов пишет: «… ушёл от него без малейшей обиды, без ущемлённого или оскорблённого самолюбия, хотя он не сказал о моих стихах ни одного доброго слова. И потом, несмотря на нелестный отзыв, я продолжал думать о Симонове с восхищением и ещё несколько лет очень почитал его как выдающегося стихотворца».
Поступая во ВГИК, свою толстую тетрадь со стихами Рязанов подал в экзаменационную комиссию, там требовалось представить свои творческие работы.
Учителями его были Г.М. Козинцев, С.М. Эйзенштейн и И.А. Пырьев. По совету Пырьева он снял свою первую музыкальную комедию «Карнавальная ночь», которая имела большой успех. Он долго размышлял потом, как случилось, что, не имея музыкального слуха, ему удалось сделать такой любимый народом фильм? Вероятно, наличие слуха и голоса не влияет на любовь к музыке. А в музыку Рязанов влюбился ещё во время войны, когда его семья была в эвакуации в Самаре, где он впервые услышал оперы в исполнении артистов Большого театра. Но наибольший восторг вызвала у него «Сильва» Имре Кальмана. Оперетта шла в здании филармонии напротив дома, в котором они тогда жили, и он посмотрел и послушал её не менее семнадцати раз.
Как действует эта прекрасная, чистая, лёгкая музыка на юную душу подростка! Помню себя в тёмном, неудобном кинозале, находящемся почто под мостом через Орлик. Мы пошли в кино с отцом. И, когда засветился экран и по нему побежали фамилии актёров и исполнителей, раздалась волшебная, чарующая музыка из «Принцессы цирка». Именно тогда, с первого не взгляда, а слуха влюбилась я в музыку вообще, а не только в Кальмана. Такой восторг, такая радость и волнение охватили меня, что, я, восьмилетний ребёнок, встала со стула и как будто устремилась туда, на экран, готовая полететь.
***
Хочется лёгкого, светлого, нежного,
раннего, хрупкого и пустопорожнего,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву не помятую,
в небо уставить глаза завидущие
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать всё живущее.
Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожею солнца свечение,
в воду, как в детстве, сигать без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
Воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила
и чтобы сердце неслось ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее…
Только за всё, что промчалось, заплачено,
и остаётся расплата прощальная.
Когда Рязанову пришлось общаться с композиторами и принимать или не принимать их музыку для своих фильмов, в первое время он очень смущался и пасовал – говорил, что не компетентен и готов был устраниться от этих вопросов. Однако Андрей Петров вспоминает: «В начале работы Эльдар Александрович обычно заявляет: «В музыке я ничего не понимаю, и поэтому, какая будет музыка, в каком стиле, какие будутиграть инструменты, вы решайте сами». И я, воодушевлённый оказанным мне большим творческим доверием, приступаю к работе. И вот, когда я показываю Эльдару Александровичу музыку к новому фильму и когда наступает время её записывать, то от утверждений, что он ничего не понимает в музыке, не остаётся и следа. (…) Я считаю Рязанова в полном смысле слова соавтором многих счастливых находок в музыкальном решении его фильмов».
Карло Рустикелли, работавший с Рязановым над фильмом «Невероятные приключения итальянцев в России» пишет: «… Ему недостаточно услышать приятную мелодию, соответствующую его вкусу. Он добивается глубокого проникновения в психологию своих героев».
Рязанов работал и с Микаэлом Таривердиевым, и с Анатолием Лепиным, на его стихи писали музыку Александр Блох и Сергей Никитин.
С благодарностью за сотрудничество и прекрасный вклад в его фильмы Рязанов пишет: «Жизнь свела меня с замечательными музыкантами. Они обогатили не только фильмы, которые я ставил, но и мою духовную, музыкальную жизнь. Композиторы, с которыми я сотрудничал, всегда оказывались моими единомышленниками. Они – мои настоящие друзья и подлинные соавторы моих кинолент».
РОМАНС ЛАРИСЫ
(Из кинофильма «Жестокий романс»)
Я, словно бабочка к огню,
стремилась так неодолимо
в любовь – волшебную страну,
где назовут меня любимой,
где бесподобен день любой,
где б не страшилась я ненастья.
Прекрасная страна – любовь.
Ведь только в ней бывает счастье…
… Пришли иные времена –
тебя то нет, то лжёшь не морщась.
Я поняла, любовь – страна,
где каждый человек – притворщик.
Моя беда, а не вина,
что я наивности образчик.
Любовь – обманная страна,
и каждый житель в ней – обманщик.
Зачем я плачу пред тобой
и улыбаюсь так некстати…
Неверная страна – любовь.
Там каждый человек – предатель.
Но снова прорастёт трава
сквозь все преграды и напасти.
Любовь – весенняя страна,
И только в ней бывает счастье.
(Муз. А. Петрова)
Поэтический дар Рязанова проявился в его кинематографических работах. В фильме «Вокзал для двоих» меня всегда особенно волнуют кадры расставания героев, когда уходит поезд, увозя его в неизвестное и тяжёлое будущее, а она идёт по мосту, удаляясь от линии железной дороги, возвращаясь к своему безрадостному настоящему, и пути их расходятся, как два вектора, выходящие из одной точки.
ЛЮБОВЬ
(Песня из кинофильма «Привет, дуралеи!»
Любовь готова всё прощать,
когда она – любовь,
умеет беспредельно ждать,
когда она – любовь.
Любовь не может грешной быть,
когда она – любовь.
Её немыслимо забыть,
когда она – любовь.
Она способна жизнь отдать,
когда она – любовь.
Она – спасенье, благодать,
когда она – любовь.
Полна безмерной доброты,
когда она – любовь.
Она естественна, как ты,
когда она – любовь.
Сентябрь 1986
(Муз. А. Петрова)
Одна из книг Эльдара Рязанова называется «Грустное лицо комедии». В комедиях Рязанова всегда присутствует грусть, и это делает их глубокими, не смеха ради.
МОЛИТВА
(Романс из кинофильма
«Небеса обетованные)
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть,
дни летят в метельной круговерти.
Жизнь – тропинка от рожденья к смерти,
смутный, скрытный, одинокий путь.
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоём,
как нам одолеть большую зиму.
Одолеть её необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живём!
Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками,
неотвязно следуя, следят.
Господи, как я метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметёт остаток понемногу
милостью отзывчивой судьбы.
Господи, спасибо за подмогу.
(Муз. А. Петрова)
***
Когда-то, не помню уж точно когда,
на свет я родился зачем-то…
Ответить не смог, хоть промчались года,
на уйму вопросов заветных.
Зачем-то на землю ложится туман,
всё зыбко, размыто, нечётко.
Неверные тени, какой-то обман,
и дождик бормочет о чём-то.
О чём он хлопочет? Что хочет сказать?
Иль в страшных грехах повиниться?
Боюсь, не придётся об этом узнать,
придётся с незнаньем смириться.
От звука, который никто не издал,
доходит какое-то эхо.
О чём-то скрипит и старуха-изба,
ровесница страшного века.
И ночь для чего-то сменяется днём,
куда-то несутся минуты.
Зачем-то разрушен родительский дом,
и сердце болит почему-то.
О чём-то кричат меж собою грачи,
земля проплывает под ними.
А я всё пытаюсь припомнить в ночи
какое-то женское имя.
Зачем-то бежит по теченью вода,
зачем-то листва опадает.
И жизнь утекает куда-то… Куда?
Куда и зачем утекает?
Кончается всё. Видно, я не пойму
загадок, что мучают с детства…
И эти «куда-то», «о чём-то», «к чему»
я вам оставляю в наследство.
_______________
«Воспоминанья зыбки, хрупки…
Их память прячет, хороня.
Теперь живут мои поступки
Отдельной жизнью от меня.
Всех дел своих уж не припомню,
Они – давно, они – везде.
И, словно брошенные комья,
круги пускают по воде».
_____________________________________________________________
Дмитрий Пухов
Небеса обетованные
Эльдару Рязанову
Летящий в небе и дымящий паровоз,
Бомжи несчастные, еврей со скрипкой,
Собаки следом… И встаёт вопрос:
Что режиссёр пророчит с горькою улыбкой?
И грустные глаза творца
Глядят мне в душу с тёмного экрана.
Не ждали в эйфории мы конца;
Но и свободе было радоваться рано.
Так где же счастье? Только лишь взлететь
Над этим миром, где Мамона и нажива?
И, если, тот полёт – не смерть,
То чем и как герои будут живы?
И всё-таки восторг в душе:
Они не сдались, и они непобедимы,
И скрипка вновь поёт уже,
И сердце, сжавшись, слушает ранимо.
Грядут иные времена;
Но благоденствие не скоро,
И погружается огромная страна
В трясину лжи, разврата и позора.
Татьяна Буевич
Жизнь без любви
Эльдару Рязанову.
Руки стариков с нечистыми, заскорузлыми пальцами по очереди протягивают свои миски, куда плюхаются сгустки серой каши из большой деревянной ложки. Сев за длинный дощатый стол, каждый начинает молиться.
Это – дом призрения. Некоторые уже разучились говорить, многие забыли слова молитвы; но каждый, косноязычно или мыча, обращается к кому-то там, в Небесах, единственному, на кого не покинула его надежда. Они просят ещё один день, ещё немного солнца, чуть-чуть тепла в этой жизни. Неясное бормотание постепенно приобретает ритм и превращается в едва слышное, но всё более отчётливое пение. И вот слова, вырывающиеся из беззубых, шамкающих ртов под тусклым светом слепнущих слезящихся глаз, подхватывают мощные звуки симфонии жизни: шелеста травы, дыхания моря, шума деревьев, света… и, всё нарастая и расширяясь, звучит музыка, и подхватив меня, мою душу, несёт туда, к Богу.
Так вот, оказывается, кто они, эти нищие духом, чьё царствие Господне! Да! это они, уже потерявшее способность ясно мыслить и впадающие в детство, никому не нужные и отвратительные в своей старости. Но Он!.. Он любит их и скоро согреет и приласкает их, как малых детей.
Мировоззрение
Народный артист Советского Союза, кинорежиссёр, сценарист, легенда отечественного кинематографа Эльдар Рязанов. Писать стихи Эльдар Рязанов начал начал не в молодости, а довольно поздно, уже когда стал тесно общаться с поэтами.
Цикл Успеха
Успех поделен по годам,
А что вы, собственно, хотели?
В пять лет удачей было нам
Проснуться на сухой постели.
В семнадцать — мысли об одном,
Как женщины быстрей добиться.
И СЧастье состояло в том,
Чтоб в первый раз не осрамиться.
А в двадцать пять везёт тому,
Кто смог, не мешкая, умело,
Найти хорошую жену,
Что, кстати, не простое дело.
Куда-то делись все друзья,
То в тридцать пять — дурные вести.
Для нас карьера и семья,
Теперь стоят на первом месте.
Всё на круги придёт своя,
Мы в сорок пять вновь у барьера.
Важней для нас уже семья,
И только лишь потом — карьера.
А в шестьдесят пять загрустим,
О женщинах…(скажи на милость).
И как в семнадцать, захотим,
Чтобы хоть что-то получилось.
Но вот уж восемьдесят пять,
Как быстро годы пролетели.
Одно лишь счастье нам опять —
Проснуться на сухой постели.
Капризная память
У памяти моей дурное свойство, –
Любая пакость будет долго тлеть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
Но не могу себя преодолеть.
Как в безразмерной камере храненья,
В сознаньи – чемоданы и мешки,
В которых накопились оскорбленья,
Обиды, униженья и щелчки.
Не в силах изменить свою природу,
Я поименно помню всех врагов.
Обиды-шрамы ноют в непогоду,
К прощенью я, простите, не готов.
В самом себе копаюсь я капризно,
На свалке памяти я черт-те что храню…
Обидчиков повычеркав из жизни,
Я их в воображеньи хороню.
Конечно, признавать все это стыдно,
И я раскрыл свой неприглядный вид.
Я очень плох, и это очевидно,
Мое сознание – летопись обид!
У памяти моей дурное свойство –
Я помню то, что лучше позабыть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
Но не могу себя переломить.
Музыка жизни
Что жизнь? Музыкальная пьеса,
Соната ли, фуга иль месса,
Сюита, ноктюрн или скерцо?
Тут ритмы диктуются сердцем.
Пиликает, тренькает, шпарит,
Бренчит иль бывает в ударе.
Играется без остановки.
Меняются лишь оркестровки.
Ребячество наше прелестно,
Хрустально, как отзвук челесты.
Потом мы становимся старше,
Ведут нас военные марши.
Пьяняще стучат барабаны,
Зовущие в странные страны.
Но вот увенчали нас лавры,
Грохочут тарелки, литавры.
А как зажигательны скрипки
От нежной зазывной улыбки.
Кончается общее тутти.
Не будьте столь строги, не будьте.
Мелодию, дивное диво,
Дудим мы порою фальшиво.
Проносится музыка скоро
Под взмахи судьбы дирижера.
Слабеют со временем уши,
Напевы доносятся глуше.
Оркестры играют все тише.
Жаль, реквием я не услышу.
Как много дней, что выброшены зря…
Как много дней, что выброшены зря,
Дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря,
И жизнь становится еще короче.
Был занят бестолковой суетой,
День проскочил – я не увидел друга
И не пожал его руки живой…
Что ж! Этот день я должен сбросить с круга.
А если я за день не вспомнил мать,
Не позвонил хоть раз сестре иль брату,
То в оправданье нечего сказать:
Тот день пропал! Бесценная растрата!
Я поленился или же устал —
Не посмотрел веселого спектакля,
Стихов магических не почитал
И в чем-то обделил себя, не так ли?
А если я кому-то не помог,
Не сочинил ни кадра и ни строчки,
То обокрал сегодняшний итог
И сделал жизнь еще на день короче.
Сложить – так страшно, сколько промотал
На сборищах, где ни тепло, ни жарко…
А главных слов любимой не сказал
И не купил цветов или подарка.
Как много дней, что выброшены зря,
Дней, что погибли как-то, между прочим.
Их надо вычесть из календаря
И мерить свою жизнь еще короче.
Меж датами рожденья и кончины
(а перед ними наши имена)
Стоит тире, черта, стоит знак «минус»,
А в этом знаке жизнь заключена.
В ту черточку вместилось все, что было…
А было все! И все сошло, как снег.
Исчезло, растворилось и погибло,
Чем был похож и не похож на всех.
Погибло все мое! И безвозвратно.
Моя любовь, и боль, и маета.
Все это не воротится обратно,
Лишь будет между датами черта.
Все тороплюсь, спешу, лечу я,
Всегда я в беге нахожусь,
Нехваткой времени врачуя
Во мне таящуюся грусть.
И все ж не вижу в этом смысла —
Жить, время вечно теребя.
Куда бы я ни торопился,
Я убегаю от себя.
Ищу я новые занятья,
Гоню карьером свою жизнь,
Хочу ее совсем загнать я…
Да от себя не убежишь!
Не верится! Хотя уже 88 лет… Больной человек, все время операции. Плохо и трудно ходящий. И сердце…
Только что был день рождения Эльдара Рязанова, 18 ноября. По-моему, это должен быть национальный день всех нас, большой-большой праздник. Хотя сейчас очень горько — и слезы текут из глаз.
Но это был очень счастливый человек. Потому что полностью выразил сам себя, без остатка. Потому что был свободным, делал то, что хотел. Был веселым, даже несмотря на все свои личные трагедии, и очень мудрым. Компанейским, но состоящим из множества острых углов. Он творил. Он был талантлив!
Простите, это очень личное. У каждого есть свой Рязанов, да. И у меня он есть. Так что я о себе… Извините.
Зимний пионерский лагерь, мне 10 лет. По случаю Нового года нам разрешили лечь попозже. И вот — «Ирония судьбы, или С легким паром!» по телевизору. Премьера фильма. Что это было? Мне, ничего еще не понимающему мальчишке, вдруг открылись какие-то неведомые сферы бытия. Эти разговоры, эти шутки. Эти песни… Все, все абсолютно настоящее. То, как это бывает в жизни. Как должно быть… И еще — любовь. Не зная, не испытав еще ничего, не попробовав эту жизнь на вкус, вдруг был охвачен, покрыт этой неведомой раньше атмосферой. С головой, до прожилок, навсегда.
«Кинопанорама»… Что он там вытворял! Нет, просто был самим собой, больше ничего. Но в закрытой на все пуговицы стране это было нечто. Легкий, вдумчивый, не скрывающий своего отношения к собеседнику человек вел это действо, попутно ввергая нас в мир кино. Он сам был как кино, он был больше, чем кино. Он был — Личность.
Все самые большие знаменитости шли к нему, как к гуру. А гуру был абсолютно не пафосным, не сделанным, он просто общался. Помните, «Веселые ребята» сделали на него пародию: «О чем этот фильм? Да ни о чем». «Рязанов» ерзал в кресле, ложился на стол всем своим немаленьким животом. А кто смеялся больше всех над этой хохмой? Он, Рязанов, самый настоящий.
Вот к нему в «Кинопанораму» приходит Юрий Богатырев и показывает свои ни на что не похожие картины-портреты. Вот Андрей Миронов стоит где-то в закутке, ждет, когда его позовут, чтобы он спел одну-единственную песенку из «О бедном гусаре»… Обидчиво так выходит, он же звезда. Но Рязанов уже заключил в свои объятия любимого Андрея Александровича. Недовольная гримаса тут же сходит с лица, и Миронов лишь упивается этим общением.
Вот Людмила Марковна Гурченко… Они встретились через бесконечных 25 лет после «Карнавальной ночи». Уже идут съемки «Вокзала для двоих», но это держится в большом секрете. Рязанов приглашает Гурченко на танец, упоительный танец в Останкинской студии. Объясняется ей в любви. Ничего не забыто с того самого 56-го, когда режиссеру было 29, а актрисе 21…
Я помню все эти «Кинопанорамы», я так ждал их всегда. И первая (самая первая!) моя заметка в «МК» называлась «Почему Эльдар Рязанов ушел из «Кинопанорамы»?» Это была долгая история, обида. Он ушел и не обещал вернуться. А я обиделся на него: как, зачем он отнял у меня этот постоянный праздник. Хлопнул дверью, вышел вон, а я? А мы? Это была обида от большой, искренней, неразделенной любви. Потом, через много лет, я показал ему эту заметку: «Вы мой крестный отец». Он согласился, хитро улыбнувшись.
В свои юбилеи этот человек-праздник любил устраивать феерии на ТВ. 50 лет, 77-й год — легкость, интеллигентность, интимность общения (для всех и для каждого). Смех, бесконечные розыгрыши по ходу дела, «капустник» один на всех… и неимоверное зрительское счастье.
60 лет, 87-й год. На сцену выходят Ширвиндт и Державин — в дамском платье, на каблучках, в шляпке. «Эльд-а-ар», — только и мурлычет «она». А на заднем плане сидят и трясутся от хохота Хазанов, Горин и он, виновник всего этого безобразия, Эльдар Александрович.
Когда ему было 70 лет, это был очень грустный праздник, со слезами на глазах. Недавно у Рязанова умерла жена, Нина Скуйбина. Он остался один, страдал. Остался как будто в вакууме, в пустоте, это было так видно, так чувствовалось…
Его спасла Эмма Абайдуллина. Пришла, увидела и спасла. Поздняя, неимоверная любовь двух одиночеств. Я видел их отношения — это чудо! Сказать, что она сдувала с него пылинки — ничего не сказать. Она была его оруженосцем, командиром, музой. Сколько стихов он посвятил ей! Как она ухаживала, билась за него все это последнее немощное для него время. Как вытягивала его…
Но он выкарабкивался сам. Так любил жизнь, и она его любила. Он бился за то, чтобы прожить, посвятить Эмме еще один день. Чтобы написать новые стихи. Чтобы остаться неравнодушным. Рассказывал, как для этого истязал себя по утрам, выливая ведро студеной колодезной воды прямо себе на голову. Закалялся, как сталь!
Он так чувствовал время. 56-й, «Карнавальная ночь», оттепель, «…и хорошее настроение не покинет больше нас». 66-й, «Берегись автомобиля», еще не застой, остатки разрешенной свободы и Деточкин, как символ индивидуального донкихотства. 75-й, «Ирония судьбы», генсек Брежнев дает задний ход. «Ирония» — знак мягкого авторитаризма, компромисса думающих, все понимающих людей с властью, когда можно иронично так заплетающимся похмельным языком: «Это город на Неве» про Ленинград, колыбель революции. Или «когда выпьют — поют, на демонстрациях поют» — про праздник Великой и Октябрьской. Да, мы голосуем, как им надо, зато они дают нам право на частную жизнь, такую порой непутевую, полусказочную, безбашенную, но очень личную и невозможно яркую, если 31 декабря пойти в баню. 82-й, «Вокзал для двоих» — хмурое, остановившееся время, но звучит рязановский рефрен на его же стихи — «Спешите жизнь переменить!»
«Забытая мелодия для флейты» (1987-й) — это перестройка, самое ее начало: «Мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем…». «Небеса обетованные» (1991-й) — распад большой страны, демонстрации нищих, но свободных, ОМОН, оцепление… Но оцепление тогда мы прорвали. И вознеслись, как казалось… «Предсказание» (1993-й) — предсказание нового путча, обстрел Белого дома, того самого. В воздухе пахнет грозой…
А дальше начался новый период в творчестве Рязанова. Наверное, неоднозначный. Но там был «Андерсен. Жизнь без любви» (2006-й). Он сделал это про себя, грустного (несмотря на всю свою показную веселость), гениального сказочника. В самом конце жизни оказавшегося один на один перед Ним. Как и положено.
И еще у него был свой «Эльдар», киноклуб, переданный ему московским правительством. Вместе с Эммой Валерьяновной они сделали его местом намоленным. Туда, на окраину Москвы, через все пробки прорывались остатки недобитой интеллигенции, чтобы видеть и слышать его и тех штучных людей, которых он туда приглашал.
Все-таки он был советским человеком. В советской системе координат чувствовал себя свободно, потому что знал ее как облупленную. Может, как и Высоцкий, он готов был сказать: «Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю». Хотя он действительно жаждал этих перемен, приближал их как мог. Кто-то скажет, что после не вписался. Это «перемены» в него не вписались!
фото: Иван Скрипалев
…На юбилей своей тещи по совету дочки я попросил Рязанова и еще нескольких самых близких мне людей — Жванецкого, Хазанова, Сванидзе, Урганта — позвонить ей «вдруг» и поздравить. Он тут же согласился с большим удовольствием. И вот у нас дома раздается звонок: «Здравствуйте, Марина Соломоновна, это Рязанов. Я немножко старше вас, извините, но…». И полились такие комплименты, пожелания. Теща была на седьмом небе!
А последний раз мы с ним виделись год назад, в его «Эльдаре». Он уже очень плохо ходил, ему помогали. Мы обнялись… Он все спрашивал про дела в «Московском комсомольце»… Точно так же ему помогали уйти. А я только смотрел в спину… Я так помню все наши встречи, все его звонки… А он уходил…
И ушел. Но оставил нам надежду. Может, как никто другой, сделал для того, чтобы мы жили с этой надеждой, с этой его высокой иронией, тонкой лирикой. А жизнь, что она — трагикомедия.
Рязанов прав.
Александр Мельман.
Смотрите видео по теме «Памяти Эльдара Рязанова: маленькие эпизоды большого мастера»
Справка:
Эльдар Александрович Рязанов (18 ноября 1927, Самара, РСФСР, СССР) — российский и советский кинорежиссёр, сценарист, актёр, педагог, телеведущий, писатель, поэт, драматург, продюсер. Народный артист СССР (1984). Один из наиболее прославленных советских кинорежиссёров, крупнейший мастер лирических трагикомедий.
В 2002 году Э. А. Рязанов стал президентом Российской академии кинематографических искусств «Ника».
23 января 2005 года открылся киноклуб Эльдара Рязанова. Киноклуб задуман, по выражению самого Рязанова, как своеобразный центр отечественной комедии. В трёх залах, самый большой из которых рассчитан более чем на пятьсот мест, идут фильмы и спектакли, проходят творческие встречи, концерты.
Э. А. Рязанов преподавал на Высших курсах сценаристов и режиссёров (среди его учеников — режиссёры Ю. Б. Мамин, И. В. Дыховичный, Е. Цымбал, И. Фридберг).
Член Союза кинематографистов СССР.
В 2010 году стал одним из учредителей КиноСоюза.
Эльдар Рязанов скончался в одной из московских больниц в возрасте 88 лет. Kинематографист умер в ночь на 30 ноября 2015 около полуночи.
Эльдар Рязанов: Стихи
Помните песню из «Служебного романа»: «У природы нет плохой погоды… Всякая погода – благодать…» Знаете ли вы, кто написал эти стихи? Их автором стал сам Эльдар Рязанов. Правда, поначалу режиссер всем говорил, что это раннее произведение английского поэта Уильяма Блейка. По легенде, стихи понравились всем кроме актера Андрея Мягкова. Он заявил, что им не хватает изящества. Рязанов в свою очередь решал в шутливой форме наказать артиста «за отсутствие интуиции». В своем следующем фильме «Гараж» он отдал Мягкову роль почти без слов. По сценарию его лаборант Хвостов простудился и потерял голос. Но на самом деле все потому, что Мягкову не понравились стихи режиссера.
Кроме этой знаменитой песни Рязанов написал еще много стихов. Его душа и здесь выразила свою творческую сущность.
***
У природы нет плохой погоды!
Всякая погода – благодать.
Дождь ли, снег… Любое время года
надо благодарно принимать.
Отзвуки душевной непогоды,
в сердце одиночества печать
и бессонниц горестные всходы
надо благодарно принимать.
Смерть желаний, годы и невзгоды —
с каждым днем всё непосильней кладь.
Что тебе назначено природой,
надо благодарно принимать.
Смену лет, закаты и восходы,
и любви последней благодать,
как и дату своего ухода,
надо благодарно принимать.
У природы нет плохой погоды,
ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
надо, не скорбя, благословить.
Песня на слова Эльдара Рязанова.
Музыка Андрея Петрова
***
Песня из кинфильма “Жестокий романс”
Я, словно бабочка к огню
Стремилась так неодолимо,
В любовь, волшебную страну,
Где назовут меня любимой.
Где бесподобен день любой,
Где не страшилась я б ненастья.
Прекрасная страна – любовь,
Страна любовь,
Ведь только в ней бывает счастье.
Пришли иные времена,
Тебя то нет, то лжешь не морщась,
Я поняла, любовь страна,
Где каждый человек притворщик.
Моя беда, а не вина,
Что я наивности образчик.
Любовь – обманная страна,
Обманная страна,
И каждый житель в ней обманщик.
Зачем я плачу пред тобой,
И улыбаюсь так некстати.
Неверная страна – любовь,
Там каждый человек предатель.
Но снова прорастет трава,
Сквозь все преграды и напасти.
Любовь – весенняя страна,
Весенняя страна,
Ведь только в ней бывает счастье.
***
Стихи – капризная материя,
непредсказуемый предмет.
Им широко открою двери я
и жду, а их все нет и нет.
А коль приходят, то незваными…
Тогда бросаю все дела.
Всегда так было с графоманами,
а я – ура! – из их числа.
***
Стих – состояние души…
Попробуй это опиши.
Но описать не в состоянии
свое плохое состояние.
Коль в сердце пусто, ни души,
ты все же рифму не души.
А если ты от жизни стих,
то сочини негромкий стих,
а о неважном настроенье —
неважное стихотворенье.
***
Абстрактная живопись
Я не то чтобы тоскую…
Возьму в руки карандаш,
как сумею нарисую
скромный простенький пейзаж:
под водой летают галки,
солнца ярко-черный цвет,
на снегу кровавом, жарком
твой прозрачный силуэт.
От луны в потоке кружев
льется синенький мотив,
и бездонный смелый ужас
смотрит в белый негатив.
Дождь в обратном странном беге,
чей-то невидимка-след.
Тень огромная на небе
от того, чего и нет.
***
Есть тяжелая болезнь,
нет уней диагноза.
Протекает без болей,
но, увы, заразная.
Самый главный ее знак —
крепкое здоровье.
Не подвержен ей слабак,
тут без малокровья.
Нету сжатий головных
и сердечных спазмов.
Нет и слабостей иных —
слез или маразма.
Первоклассен организм
(лучшее давление!)
излучает оптимизм
и пищеварение.
Чем сытней набит живот,
тяжелее случаи.
Этот вирус сам растет
от благополучия.
Крепок глаз, быстра нога
и железны нервы…
В очереди на блага
он, конечно, первый.
Тут нахрапистость важна,
пусть одна извилина.
Пусть прямая! Но она
невозможно сильная.
Есть еще один симптом:
локоть очень острый…
Ну, а вроде в остальном
не похож на монстра.
Эпидемия страшна,
для больных удобна.
Называется она
комплексом апломба.
Начало октября 1986
***
В мои годы сердечная лирика?
Ничего нет смешней и опасней.
Лучше с тонкой улыбкой сатирика
сочинять ядовитые басни.
Не давать над собой насмехаться,
тайники схоронить в неизвестность,
и о чувствах своих отмолчаться,
понимая всю их неуместность.
Иль, вернее сказать, запоздалость,
потому что всему свои даты…
Но идет в наступленье усталость,
и все ближе и горше утраты.
***
Я в мир вбежал легко и без тревоги…
Секундных стрелок ноги, семеня,
за мной гнались по жизненной дороге,
да где там! – не могли догнать меня.
Не уступал минутам длинноногим,
на равных с ними долго я бежал.
Но сбил ступни о камни и пороги,
и фору, что имел, не удержал.
Ушли вперед ребята-скороспелки,
а я тащусь… Но все же на ходу.
Меня обходят часовые стрелки, —
так тяжело сегодня я иду.
***
Все я в доме живу,
в том, который снесли и забыли;
на работу хожу,
ту, где должность мою упразднили;
от мороза дрожу,
хоть метели давно отшумели,
и по снегу брожу,
что растаял в прошедшем апреле.
***
Пусть мы живем в дому чужом,
но ведь и жизнь взята в аренду.
Когда-то, молодой пижон,
вбежал я в мир, как на арену.
Запрыгал бодро по ковру,
участник яркого парада.
Мешая факты и игру,
вокруг крутилась клоунада.
Не сразу понял, что и как.
Сгорали лица, чувства, даты…
И был я сам себе батрак,
у этой жизни арендатор.
К концу подходит договор,
кончаются рассрочки, льготы.
Жизнь – неуютный кредитор,
все время должен я по счету.
Живу и, стало быть, плачу́
неисчислимые налоги:
волненьем, горем, в крик кричу,
люблю, боюсь, не сплю в тревоге.
Но все равно не доплатил,
такая вышла незадача.
Хоть бьюсь я на пределе сил,
а в кассе вечно недостача.
Неравноправен наш контракт,
условия его кабальны,
его не выполнить никак
и жалко, что финал печальный.
И сокрушаться ни к чему…
Иным, что выйдут на арену,
вот так же жить в чужом дому —
платить, платить, платить аренду.
***
Мои ботинки
Нет ничего милей и проще
протертых, сношенных одежд.
Теперь во мне намного больше
воспоминаний, чем надежд.
Мои растоптанные туфли,
мои родные башмаки!
В вас ноги никогда не пухли,
вы были быстры и легки.
В вас бегал я довольно бойко,
быть в ногу с веком поспевал.
Сапожник обновлял набойки,
и снова я бежал, бежал.
В моем круговороте прошлом
вы мне служили как могли:
сгорали об асфальт подошвы,
крошились в лужах и в пыли.
На вас давил я тяжким весом,
вы шли дорогою потерь.
И мне знакома жизнь под прессом,
знакома прежде и теперь.
Потом замедлилась походка —
брели мы, шаркали, плелись…
Теперь нам не догнать молодку,
сошла на нет вся наша жизнь.
Вы ныне жалкие ошметки,
и ваш хозяин подустал.
Он раньше на ходу подметки,
но не чужие, правда, рвал.
Вы скособочены и кривы,
и безобразны, и жутки,
но, как и я, покамест живы,
хоть стерлись напрочь каблуки.
Жаль, человека на колодку
нельзя напялить, как башмак,
сменить набойку иль подметку,
или подклеить кое-как.
Нет ничего милей и проще
потертых, сношенных вещей,
и, словно старенький старьевщик,
смотрю вперед я без затей.
***
Монолог «художника»
Прожитая жизнь – сложенье чисел:
сумма дней, недель, мгновений, лет.
Я вдруг осознал: я живописец,
вечно создающий твой портрет.
Для импровизаций и художеств
мне не нужен, в общем, черновик.
Может, кто другой не сразу сможет,
я ж эскизы делать не привык.
Я малюю на живой модели:
притушил слезой бездонный взгляд,
легкий штрих – глазищи потемнели,
потому что вытерпели ад.
Я прорисовал твои морщины,
в волосы добавил белизны.
Натуральный цвет люблю в картинах,
я противник басмы или хны.
Перекрасил – в горькую! – улыбку,
два мазка – и ты нехороша.
Я без красок этого добился,
без кистей и без карандаша.
Близких раним походя, без смысла,
гасим в них глубинный теплый свет.
Сам собою как-то получился
этот твой теперешний портрет…
***
Почти обшарен шар земной,
хотя не до конца изучен.
Но что мне мир, коль сам собой
я недоволен и измучен.
Не смерил всех своих глубин,
во мне немало белых пятен.
Пускай я дожил до седин,
но не во всем себе понятен.
Стараюсь жить я по уму,
заверить, что благоразумен.
Но мне-то ясно самому,
что я – увы! – непредсказуем.
У расписания в плену
я следую привычным рейсом.
Вдруг неожиданно взбрыкну —
поеду поперек по рельсам.
Нормальный, вроде, не чудной,
и знаю правила вожденья.
Но вот я левой стороной
прусь против встречного движенья.
Корят и гладят по плечу,
чтоб поведение исправил.
Да я и сам-то не хочу
быть исключением из правил.
Я обещания даю,
я соглашаюсь, соглашаюсь:
мол, изменюсь, пойду в строю!
Но – бац! – и я опять срываюсь.
***
Автопортрет
В мозгах туман. И сам раскис.
Я существую отупело.
И непрерывен свист тоски,
и расползлось, как тесто, тело.
Ужасен мой автопортрет,
похож он на карикатуру.
Нарисовал его я сдуру,
теперь сведу его на нет:
что написалось, зачеркну
и снова внутрь себя нырну.
***
После фильма
Пришла озябшая и жалкая зима
с каким-то серым и убогим снегом,
с давящим, низким, сумеречным небом
и с тусклой отупелостью ума.
Закончен труд. Ушел он на свободу.
Покинул автора, чтоб жить сам по себе.
И ты не волен уж в его судьбе,
не в силах изменить его природу.
Так поздней осенью тяжелые плоды,
отторгнуты ветвями, упадают…
А почерневшие усталые сады,
воздевши к небу руки, замирают.
И кажется, отныне никогда
на голых ветках не набухнут почки…
Что не взрастить на бездыханной почве
ни выдумки, ни мысли и ни строчки…
И жуть, что ты приехал в никуда.
***
В трамвай, что несется в бессмертье,
попасть нереально, поверьте.
Меж гениями – толкотня.
И места там нет для меня.
В трамвае, идущем в известность,
ругаются тоже, и тесно.
Нацелился было вскочить,
да черт с ним, решил пропустить.
А этот трамвай до Ордынки.
Я впрыгну в него по старинке,
повисну опять на подножке
и в юность вернусь на немножко.
Под лязганье стрелок трамвайных
я вспомню подружек случайных,
забытых товарищей лица.
И с этим ничто не сравнится!
Сентябрь 1986
***
Больница
И я, бывало, приезжал с визитом
в обитель скорби, боли и беды
и привозил обильные корзины
цветов и книжек, фруктов и еды.
Как будто мне хотелось откупиться
за то, что я и крепок, и здоров.
Там у больных приниженные лица,
начальственны фигуры докторов.
В застиранных халатах и пижамах
смиренный и безропотный народ,
в палатах по восьми они лежали,
как экспонаты горя и невзгод.
Повсюду стоны, храп, объедки, пакость,
тяжелый смрад давно немытых тел.
Бодры родные – только б не заплакать…
Вот тихо дух соседа отлетел…
А из уборных било в нос зловонье,
больные в коридорах, скуден стол.
Торопится надменное здоровье,
как бы исполнив милосердья долг…
Со вздохом облегченья убегая,
я вновь включался в свой круговорот,
убогих и недужных забывая.
Но вдруг случился резкий поворот.
Я заболел. Теперь живу в больнице.
И мысль, что не умру, похоронил.
Легко среди увечных растворился,
себя к их касте присоединил.
Теперь люблю хромых, глухих, незрячих,
инфекционных, раковых – любых!
Люблю я всех – ходячих и лежачих,
отчаянную армию больных.
Терпением и кротостью лучатся
из глубины печальные глаза.
Так помогите! Люди! Сестры! Братцы!
Никто не слышит эти голоса…
Сентябрь 1986
***
Нету веры.
И нет уверенности,
лишь примеры
моей потерянности…
Хоть ты тресни
от своей ненужности.
Бег на месте —
и тот по окружности.
***
Сколько лет участвовал я в беге!
Спрессовалось прошлое в комок,
а теперь, когда вблизи порог,
не пора ль задуматься о небе
и осмыслить жизненный урок.
***
Оцепенелая зима!
От белизны сойти с ума.
Стога под крышами из снега
под светло-серой сферой неба.
Мелькают ярких лыжниц пятна,
душа, как поле, необъятна.
Упала под уклон лыжня,
скольжение влечет меня.
Я за тобою следом еду,
бездумно за тобой качу.
О пораженьях и победах
я помнить вовсе не хочу.
Заиндевелые деревья,
как ювелирные изделья,
где только чернь и серебро.
В природе тишина, добро,
спокойствие, благословенье…
О счастья редкие мгновенья!
***
Апрель
По грязи чавкают шаги,
шуршат о твердый наст подошвы,
в ручьях я мою сапоги.
Земля в чащобе – крик о прошлом.
Тут прошлогодних желтых трав
торчат поломанные стебли,
разбросан бурых листьев прах,
и умирает снег последний.
Трухлявые сучки везде,
на лужах ржавые иголки.
И отражаются в воде
немые, сумрачные елки.
Жизнь представляется порой
какой-то конченой, далекой…
Но под березовой корой
пульсируют живые соки.
Согрет дыханием земным,
лес оживет без проволочки.
Как с механизмом часовым
дрожат на ветках бомбы-почки.
Где рядом почерневший снег,
продрались трав зеленых нити.
Лес замер, словно человек
перед свершением событий.
Не слышно натяженья струн.
Лес полон скрытого азарта,
как победительный бегун,
что сжат пружиной перед стартом.
Здесь бескорыстен птичий смех,
здесь все в преддверии полета.
Вдруг о себе напомнил век
далеким гулом самолета.
Я выпустил из рук тоску
в весенний ветер непослушный…
А по последнему ледку
скакали первые лягушки.
Молитва
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть,–
дни летят в метельной круговерти.
Жизнь — тропинка от рожденья к смерти,
смутный, скрытный, кривоватый путь.
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму…
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!
Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками,
неотвязно следуя, следят…
Господи, как я метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметет остаток понемногу
милостью отзывчивой судьбы.
Господи, спасибо за подмогу!
Эльдар Рязанов Ностальгия
Светлана Тишкова: литературный дневник
Ностальгия – это значит
неизбывная тоска,
когда сердце горько плачет
от любого пустяка.
Ностальгия, как дорожка —
очень трепетная нить —
в то, что больше невозможно
ни вернуть, ни воскресить.
Что такое ностальгия?
Это боль, и это крик,
и разлука с дорогими,
и со всем, к чему привык.
Ностальгия – это пламя,
не зальют его года,
это раненая память
об ушедших навсегда.
Голову сжимает обруч,
жизнь на медленном огне.
Ностальгия – это горечь
по потерянной стране.
По утраченному детству,
куда путь заказан вновь,
и не существует средства,
чтобы оживить любовь.
Ностальгия, как дорожка —
очень трепетная нить —
в то, что больше невозможно
ни вернуть, ни воскресить.
© Copyright: Светлана Тишкова, 2018.
- 31.12.2018. Белла Ахмадулина Какое блаженство, что блещут снег
- 30.12.2018. Лидия Григорьева Вот зимний, пагубный, венозный
- 29.12.2018. Янина Юдина Да простит меня год уходящий
- 28.12.2018. Александр Кушнер Полнолуние
- 27.12.2018. Сергей Мнацаканян Ночная музыка
- 26.12.2018. Валерий Лобанов А новый век — не брат меньшой
- 25.12.2018. Светлана Кузнецова Дикие пустынные холмы
- 24.12.2018. Эльдар Рязанов Ностальгия
- 23.12.2018. Михаил Айзенберг Отданные в вечное владение
- 22.12.2018. Самуил Маршак И поступь и голос у времени тише
- 21.12.2018. Илья Рейдерман Снег шёл всю ночь. Он шёл упорно
- 20.12.2018. Владимир Фирсов Когда душа перерастает в слово
- 19.12.2018. Ефим Бершин Снег идёт неслышно, по-кошачьи
- 18.12.2018. Игорь Северянин Нона
- 17.12.2018. Елена Куприянова Неутолима жажда пития
- 16.12.2018. Янина Юдина Всё сотрётся за давностью лет
- 15.12.2018. Уильям Шекспир Сонет 121
- 14.12.2018. Константин Ваншенкин Снег
- 13.12.2018. Эльдар Рязанов Ностальгия
- 12.12.2018. Александр Кушнер Пунктуация — радость моя!
- 11.12.2018. Николай Якушев У жизни строгий есть закон
- 10.12.2018. Владимир Костров В вагоне бесконечного Транссиба
- 09.12.2018. Константин Ваншенкин К чему копить ничтожные обиды
- 08.12.2018. Самуил Маршак Цените слух, цените зренье
- 07.12.2018. Светлана Кузнецова Одиночество
- 06.12.2018. Виктор Генрихович Гофман Жить невозможно в тупом п
- 05.12.2018. Янина Юдина А вы о чем-нибудь жалели?..
- 04.12.2018. Наталия Кугушева К музе
- 03.12.2018. Ирина Маулер Неделя сбрасывает хвост — как будто н
- 02.12.2018. Александр Кушнер Люблю невзрачные сады
- 01.12.2018. Николай Якушев Первый падает снег
Авторы Произведения Рецензии Поиск Кабинет Ваша страница О портале Стихи.ру Проза.ру
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Многие из нас открыли для себя Эльдара Рязанова — поэта только после фильма » Служебный роман» , в котором прозвучала песня на эго стихи » У природы нет плохой погоды». Сколько в строчках этого стихотворения мудрости и светлой грусти, глубоко личного и того, что волнует всех.
Стихи, по признанию самого автора, он начал писать не в молодости, а довольно поздно, когда, как признался Эльдар Александрович, пришло «мучительное желание высказаться о личном, только своём, стремление поделиться чем-то заветным. Исповедальность – то, к чему властно тяготеет каждый вид искусства. В этом смысле поэзия наиболее интимна. Превосходит её разве что музыка. В искренности, правдивости чувств, обнажении тайников души, умении заглянуть в человеческие глубины – наверное, суть поэзии. И, конечно, очень важна форма – гармония рифм, ритмов, а также сочетания, столкновения обычных, стёртых слов, от которых возвращается их первородное значение. Истинная поэзия всегда музыкальна, в ней существует некое звуковое волшебство…»
Стихи этого талантливого режиссера, киносценариста, телеведущего — еще одна грань его таланта.
Ностальгия- это значит неизбывная тоска,
когда сердце горько
плачет
от любого пустяка.
Ностальгия — как дорожка очень трепетная нить — в то что больше невозможно
ни вернуть, ни воскресить.
Что такое ностальгия?
Это боль и это крик,
и разлука с дорогими,
и со всем, к чему привык.
Ностальгия — это пламя,
не зальют его года,
это раненая память
об ушедших навсегда.
Голову сжимает обруч,
жизнь на медленном огне.
ностальгия — это горечь
по потерянной стране.
По утраченному детству,
когда путь заказан вновь
и не существует средства
чтобы оживить любовь.
Ностальгия — как дорожка —
очень трепетная нить —
в то что больше
невозможно
ни вернуть,
ни воскресить…