Содержание
- Место и роль религии в СССР
- Религия и Советская власть
- Религия в годы революции
- Религия в 1930-е годы
- Роль религии в войне 1941-1945 г.г
- Религия в 1960-е годы
- Религия в современном обществе
- Почему в СССР религию уничтожали, а сейчас развивают?
- Вера ученых
- 15 ученых – епископов, священников и монахов
- Возможно ли монаху быть ученым?
- Столп учения
Место и роль религии в СССР
В 1917 году в России произошла революция, которая коренным образом изменила положение религии в новом обществе. Хотя ее былое влияние было утрачено, окончательно искоренить религиозные чувства у населения не удалось – религия по-прежнему занимает важное место в сердцах многих людей.
Религия и Советская власть
В царской России религия занимала важное место в жизни общества, являясь частью государственного аппарата. Доминирующую роль среди многих вероисповеданий занимала Православная церковь, которая руководилась Синодом. Все религии на огромной территории страны верой и правдой служили русскому самодержавию, препятствуя и осуждая любые попытки свободолюбия.
А вы верите в Бога? ДАНЕТ
В результате большевистского переворота в 1917 году власть царя была свергнута, страна на долгие годы погрузилась в хаос. Разрушительное влияние революционных преобразований сполна ощутила на себе и некогда всесильная религия – коммунисты, захватившие власть, планировали полностью искоренить из людей любые религиозные чувства. Желание верующих просить помощи у небес высмеивалось, отрицалось и запрещалось. Отныне только коммунистическая идеология являлась непререкаемым авторитетом и основой всех преобразований.
Положение религии в СССР определялось декретом Совета Народных Комиссаров, принятом в 1918 году. Отныне все религиозные организации – а в дореволюционной России они были весьма многочисленными – потеряли ту роль, которую они имели в обществе. Они больше не являлись юридическими лицами, все вероисповедания были отделены от государства и образование от церкви.
Население России и территорий вблизи от нее издавна было религиозным. Авторитет церкви был непререкаемым. Извечное стремление к лучшему люди связывали только с Богом. Большевикам же (впоследствии – коммунистам) хотелось, чтобы все надежды людей были возложены на новую власть. Религия считалась пережитком прошлого, тормозом для перемен, «опиумом для народа». Предполагалось религию заменить всеобщим атеизмом – полным отрицанием существования Бога и его руководящей роли в жизни людей.
Религия в годы революции
Новая революционная власть, желая иметь абсолютное влияние на общество, заняла крайне враждебную позицию к религиозным организациям. Отрицая и высмеивая веру в Бога, новое государство объявило церквям настоящую войну, отнимая у них земли и храмы. Теперь все церковное имущество принадлежало государству; никакой деятельности, кроме религиозной, церкви осуществлять не могли.
Под видом «революционной необходимости» многие храмы были разрушены, их имущество разграблено. Тысячи священнослужителей лишились своих приходов, а некоторые – и жизни.
В период массовой организации колхозов – коллективизации – даже ставилась цель создания новых сельскохозяйственных объединений «без попов и храмов».
Религия в 1930-е годы
Террор в отношении религии значительно усилился после переписи 1937 года, по результатам которой более 70% населения открыто признало себя верующими. Незамедлительно последовали новые аресты: было осуждено более 32 000 «церковников и сектантов». Только епископов среди них было около 200 человек. Многие из мест заключения так и не вернулись.
Продолжилось и уничтожение церковного имущества. В результате на всей огромной территории СССР перед началом Великой Отечественной войны насчитывалось всего несколько сотен уцелевших храмов, многие из которых использовались не по назначению.
Мнение эксперта Ртутный Степан Игоревич Видный историк, эксперт в области исследований истории СССР, член археологического общества, академик. В Белоруссии функционировала всего одна церковь в отдаленном селе – видимо поэтому и сохранилась.
Роль религии в войне 1941-1945 г.г
Понимая, что победа над фашизмом невозможна без небывалого сплочения советских людей, И. Сталин решает использовать религиозные чувства населения. Карательная роль государства в отношении религии значительно ослабевает. Используя религию в корыстных целях и стремясь понравиться военным союзникам (которые открыто осуждали притеснение религии в СССР), советское правительство в 1942 году официально разрешает проводить богослужения в праздник Пасхи, а в 1943 году под эгидой Сталина состоялись выборы нового православного Патриарха.
Очевидцы подтверждают проведение зимой 1941 года молебнов о победе во многих городах страны. Вокруг Москвы на самолете даже была пронесена Тихвинская икона. Все это – по мнению правительства – способствовало поднятию боевого духа советских людей. Как известно, на войне все средства хороши.
Часто антирелигиозная пропаганда в СССР была выгодна немцам – свое вторжение на нашу территорию они называли освободительным, чтобы активно восстанавливать на оккупированной части страны храмы. Советскому правительству нужно было немедленно исправлять эту ситуацию.
Религия в 1960-е годы
В послевоенное время атеистическую пропаганду попытались поставить на научную основу. В эти годы давление на религию ослабевает. С 1959 года проводится активная разработка новых методов воздействия на народные массы. Всей работой в этом направлении руководит специально созданный Институт научного атеизма. Организовывается выпуск журнала «Вопросы научного атеизма», повсеместно общество «Знание» проводит тематические лекции, обсуждая философские и религиозные вопросы.
Религия в современном обществе
В 1980-м году планировалось показать по телевидению последнего попа…Сейчас это может казаться смешным. Но еще живы те, кто помнит яростное сопротивление государства противиться вечному стремлению людей подчиняться божественной силе.
В современном обществе к разным вероисповеданиям относятся по-разному, но в целом религия сейчас переживает период активного возрождения.
Почему в СССР религию уничтожали, а сейчас развивают?
— В церковь сходи! – заявил мне как-то один из партнеров, когда речь зашла о снижении доходов по одному из направлений бизнеса. Далее полчаса рассказывал о падении нравов, о том, что в церковь бизнесмены ходят редко, а нужно как-то исправлять ситуацию: ведь только церковь способна объединить нацию, наладить личную жизнь и, естественно, улучшить дела в бизнесе. В какой-то момент я не мог понять: передо мной айтишник сорока лет или бабка лет семидесяти?!
На самом деле, к религии я отношусь положительно и сам являюсь православным. Просто никогда не считал церковь инструментом решения моих личных жизненных проблем, а особенно инструментом, улучшающим бизнес-процессы. Религия для меня – это уголок спокойствия, где можно отречься от будничной суеты и поразмышлять о вечных темах (о прощении, любви, помощи).
Церковные служители мне представляются специалистами, которые могут помочь как раз найти это спокойствие и научить отрекаться от бытовухи ради этих нескольких минут в день светлых мыслей. Возможно, я ошибаюсь, но как реально мне может помочь в принятии бизнес-решений человек, который даже понятия не имеет, что такое современный онлайн-бизнес, не говоря уже о нюансах? Да и вообще, странно, когда священники примеряют на себя образ консультантов по всем вопросам, касающихся жизни верующих, особенно бизнеса и политики.
Как-то так выглядел обычный священник в 40-е годы прошлого века. Показывает дорогу партизанам
Религия – опиум для народа. Ведь какая ёмкая фраза! Действительно же, когда человек абсолютно лишен способности брать на себя ответственность за собственную жизнь, он подсознательно ищет того, кто эту ответственность как бы примет. Допустим, не хватает у человека силы воли развестись со своей женой. Вот слабак он по жизни. Пошел в церковь, спросил совета у священника, а тот и ответил, что, мол, отбрось дурные мысли свои и живи в мире со своей супругой. Как поступит человек? Скорее всего, будет терпеть свою жену-зануду далее.
Религиозные деятели и генсек СССР товарищ Леонид Брежнев
Или политика. В любом светском государстве церковь точно не является местом агитации, а церковные служители не могут быть агитаторами, но в России ведь иначе дела идут! Нет-нет, да и скажет священник пару слов о стабильности, построенной Петровым-Ивановым-Сидоровым. Нет-нет, да и похвалит губернатора, отвалившего деньжат на новый храм. На Кавказе вообще все однозначно – только один вариант выбора может быть, и голосовать мы все будем за такого-то человека!
Так вот что интересно. В СССР с религией боролись, всячески препятствуя распространению влияния церкви на население. Все-таки, большинство священников были рождены не в СССР (допустим, священнослужители 40-50-х годов), и они помнили еще и царя, и Отечество. А это были огромные риски для только что рожденной страны. Вдруг священник начнет учить молодежь, что Ленин – это просто лысый дядька, а коммунизм – что-то второстепенное (в сравнении с верой, например)? А если завтра действительно будет приказ идти и убивать противников коммунизма, что скажут вот такие вот верующие?! Что они не могут убивать, поскольку вера запрещает? Кроме этого, священники в советскую эпоху не были агитаторами.
Получается, что в СССР религию запрещали, поскольку попросту руководство страны не имело реальных рычагов влияния на церковь? Подсадить священников на финансовую иглу тогда было сложно: потреблядство совершенно не развивалось (и было фактически запрещено в СССР), а, соответственно, и строительства новых храмов никто не требовал. Храмы превращались в склады, спортивные залы, концертные площадки или клубы. ЦК КПСС всячески пыталось уничтожить сам канал общения неконтролируемой малочисленной группы священников с многочисленной группой верующих.
Собор Рождества Христова (Храм Христа Спасителя) после взрыва в 30-х годах прошлого века
Сейчас храмы строятся на каждом свободном углу. Количество только православных священников превышает 33 000 (это только священники и диаконы), а общее число персонала, обеспечивающего деятельность РПЦ в России, думаю, значительно выше 100 000 человек. Государство всячески поощряет церковную деятельность, как финансово, так и своими решениями в отношении выделения земель, например. Очевидно, что гнев сменился даже не на милость, а на щедрость.
Современные священники живут значительно лучше своих коллег из СССР
Получается, что связь церкви с народом не только восстановилась, но и значительно укрепилась со времен СССР. Что изменилось? Государство беспокоится о душевном спокойствии своих граждан, или все-таки найден подход, при котором церковь и власть действуют сообща? Получается, что возросший уровень потребительства добавил желания священникам жить лучше: иметь мерседесы, виллы, яхты? А повышенный спрос на блага рождает и вполне конкретное предложение этих благ в обмен на что-то?
Как вы относитесь к религии вообще и к РПЦ в частности? Часто ли посещаете церковь: берете ли на службу семью или нет? И самое главное, как изменилась церковь со времен СССР, есть среди моих читателей те, кто могут провести сравнение?
Добавляйтесь в друзья и выигрывайте жетоны ЖЖ!
Вера ученых
О науке, вере и выдающихся учёных, ставших исповедниками Православия в XX веке — нефтянике В.Н. Щелкачёве, математиках Д.Ф. Егорове и Н.Н. Лузине, геологе и тайном священнике Глебе Каледе нашему порталу рассказал доктор физико-математических наук, профессор Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова, зав. кафедрой математики факультета информатики и прикладной математики ПСТГУ Владимир Игоревич Богачёв.
Ученый-нефтяник Владимир Николаевич Щелкачев
— Владимир Игоревич, вы достаточно долго знали замечательного русского ученого-нефтяника Владимира Николаевича Щелкачева. Он всю жизнь оставался верующим человеком, никогда этого не скрывал и даже пострадал за веру Христову. Не могли бы Вы о нем рассказать?
— Действительно, Владимира Николаевича Щелкачева мы знали около четверти века. Можно даже сказать, что мы родственники: его сын — крестный нашего сына, а духовное родство иногда считается сильнее кровного.
Владимир Николаевич Щелкачев был исключительно интересным человеком. Он прожил долгую жизнь, почти век: родился в 1907 году, а скончался в 2005, немножко не дожив до своего столетия. Недавно в издательстве «Нефтяное хозяйство» вышла книга «Дорога к истине», — её можно порекомендовать всем, правда, не знаю, насколько она доступна.
Основную часть этой книги составляют его личные воспоминания — их, конечно, пересказать кратко невозможно, но в двух словах лейтмотив такой: вопросы взаимоотношений науки и веры, поиска личного пути — это, конечно, вопросы вечные, и сто лет назад они были столь же острыми, что и сегодня.
И вот Владимир Николаевич рассказывает, как он и другие люди его времени решали такие вопросы, — причем надо отметить, что тогда, наверное, всё это было ещё более драматично.
Он родился в 1907 году, и его пятнадцати-двадцатилетие, — возраст, когда человек вообще начинает задаваться «вечными» вопросами, — пришлось на послереволюционный период, гражданскую войну и первые годы после неё.
При этом надо учесть, что отец Щелкачева был боевым офицером — царской, разумеется, армии, полковником, — и несколько раз арестовывался новыми властями. Его выпускали, затем опять арестовывали, снова выпускали и забирали, — он прожил после революции около двадцати пяти лет и почти все это время провел в лагерях и ссылках.
Владимир Николаевич несколько раз тайно встречался с отцом, когда тот, будучи в ссылке, работал на каких-то огромных стройках, куда можно было проникнуть постороннему. Но на свободу он так и не вышел.
Так что Владимир Николаевич воспитывался в основном матерью, школу закончил рано — в 15 лет, — и оказался в большом городе: приехал в Москву поступать. Вырос он в верующей семье, а тут окунулся в новую пропаганду, которая была совершенно противоположна тому, что он усвоил дома.
В.Н. Щелкачев в молодости
И вот в какой-то момент у него, как у многих тогда, стали возникать сомнения в вере, которыми он, приехав домой, и поделился с матерью.
Та проявила очень большую мудрость. Не стала агитировать, а сказала примерно следующее: «Вот, ты с детства воспитывался в одних взглядах, а тут столкнулся с другими и засомневался. Если ты человек основательный, то должен, конечно, сделать для себя вывод не на основании поверхностных, эмоциональных впечатлений, а серьезно подумав, взвесив и всё для себя решив. Поезжай обратно в Москву, посиди в библиотеках, почитай, что пишут сторонники одного взгляда и что — другого, сделай выбор, и тогда скажешь мне, к чему ты пришел.
И я буду уважать тебя как человека, принявшего взвешенное решение, даже если для меня лично оно будет неприемлемо».
Так Владимир Николаевич и поступил, — вернулся в Москву и принялся читать. Он ко всем вопросам подходил методично, как к математическим проблемам.
Получил допуск в закрытый отдел библиотеки: в двадцатые годы часть фондов быстро перевели в категорию «для служебного пользования», но профессора еще могли давать студентам право брать книги оттуда. Вскоре это стало невозможно, но Владимир Николаевич успел прочитать труды отдельных философов, не говоря уже о множестве советской агитационной литературы.
Читал и сравнивал. Это чтение и сравнение произвело на него колоссальное впечатление. И он сделал действительно осознанный выбор.
Он понял, что вера — это не приверженность каким-то обрядам или культурная традиция семьи. Вера, — это действительно вопрос, который можно рационально, как научную теорию, для себя обосновать.
— Не столько, наверно, обосновать саму веру, сколько показать ошибочность её опровержений?
— И это тоже, но и более широко: свои взгляды можно обосновывать, как научные результаты. Это не значит, что их можно вывести логически, — было бы смешно думать, что в вопросах веры можно дать какие-то логические, научные доказательства.
Даже в такой наиболее формализованной науке, как математика, простейшие вещи очень часто оказываются в принципе недоказуемыми. Например, в арифметике, которая имеет дело с натуральными числами. Доказано, что есть некоторые уравнения, относительно которых нельзя установить, разрешимы они или нет. Это кажется парадоксальным: уравнение написано, и кажется, это очевидно — оно либо разрешимо, либо нет. Так и есть, но вот только средствами самой арифметики это установить невозможно.
— Теорема Гёделя о неполноте?
— Да. Это очень интересное явление. И если такое происходит с базовыми вещами, то смешно полагать, что с помощью научных доводов можно доказать или опровергнуть более кардинальные вещи.
— Но та же теорема Гёделя говорит, что всякая аксиоматическая теория либо противоречива, либо неполна. И в этом смысле можно, по крайней мере, сказать, что если в основании какой-то догматической системы лежат противоречивые основания, — как у католиков, например, — то уже по совокупности саму догматическую теорию рассматривать неинтересно, потому что всё, что угодно можно из этой теории вывести. Можно же так применить эту теорему?
— Я думаю, что на филологическом уровне можно сделать как раз другой вывод, — о том, что сами основания не находятся в сфере формальных, так сказать, «машинно-проверяемых» соотношений. Это факты, которые подтверждаются колоссальным опытом, — вот в каком смысле можно явления духовной жизни сравнивать, как это делал Владимир Николаевич Щелкачев, с наукой.
Есть факты, значит, есть какая-то эмпирика, и она действительно подлежит верификации.
Мировоззренческие истины не являются аксиомами или теоремами, которые откуда-то выводятся, — это эмпирическая наука. Владимир Николаевич эту науку постигал и был счастлив, что за почти столетнюю жизнь не разочаровывался в своих убеждениях.
Он проделал еще одну, очень интересную работу: стал собирать литературу, связанную с высказываниями известных ученых о вере.
Оказалось, что есть выдающиеся верующие ученые и столь же выдающиеся неверующие учёные. Сто лет назад было проведено такое исследование.
— Анкета Табрума?
— Да, англичанин Табрум разослал около 200 анкет самым крупным ученым того времени и от большинства из них — около 150 — получил ответы. Оказалось, что процент верующих ученых очень велик.
Если бы подобное исследование провели сейчас, то, скорее всего, процент оказался бы меньше. Ну, и что же следовало бы из этого? Думаю, что ничего.
Нет никаких оснований считать, что химики или физики, занимаясь своими узкими проблемами и достигнув в них, быть может, невероятных высот, обладают более весомым мнением по мировоззренческим вопросам, чем другие люди, — ну, никак нельзя с таким согласиться.
Конечно, если посмотреть, к кому сегодня апеллируют в средствах массовой информации, — к футболистам, актерам, певцам, — то обращение к ученым заслуживает, конечно, куда большего внимания. Тем ни менее, мне кажется, в принципе неправильно думать, что какая-то статистика среди какой-то категории людей что-то в этом вопросе определяет.
В отношении веры все люди равны, — независимо от того, чем они занимаются, и сколь велики их достижения.
Кстати, о статистике. Если посмотреть, сколько сейчас в России действительно православных, церковных людей, то выяснится, что совсем немного. Но так, наверное, было почти всегда, — и что-то подобное будет и в будущем.
Ещё до революции среди ученых, особенно в нашей стране, вырос процент нецерковных людей, хотя были и глубоко верующие люди — тот же Менделеев. А среди математиков — Егоров, учеником которого как раз и был Владимир Николаевич Щелкачев.
Дмитрий Фёдорович Егоров
— Не могли бы вы рассказать о Егорове и Лузине, о том, чем обязаны им Московский Университет и вообще вся московская математическая школа?
— Егоров был старым, еще дореволюционным профессором. Он получил образование в России, потом, как тогда было принято, ездил во Францию и Германию. Хорошо владел несколькими языками и лично знал многих выдающихся ученых Европы, посещал их лекции, беседовал с ними. Уже в Москве Егоров стал одним из инициаторов современной системы работы со студентами, когда помимо обязательных дисциплин в программу включаются спецкурсы и семинары, на которых учащиеся делают доклады и занимаются научной работой.
Одна из основных заслуг Егорова — установление российского образования. У него, конечно, есть и личные научные достижения; скажем, одна из его теорем входит в университетскую программу, но, повторюсь, главным мне представляется его роль в организации нового для России вида образования.
Лузин был одним из самых известных студентов Егорова, в числе учеников которого были и другие замечательные учёные, — тот же выдающийся ректор Московского Университета Петровский. Лузин стал профессором перед самой революцией. Интересно, что докторское звание он получил за свою магистерскую диссертацию — ввиду её выдающегося значения.
Так вот, Лузин был учеником Егорова и воспринял от него многие традиции. А в свою очередь ученики Лузина составили уже целое созвездие.
Николай Николаевич Лузин
— «Лузинское древо»…
— Да, «лузинское древо»: его ученики, ученики его учеников…
Если посмотреть, кто попадает в это древо, то мы увидим, что это — большинство нынешних российских математиков. Есть, конечно, ученые, которые восходят к каким-то другим истокам, но, несомненно, большинство имеют отношение к Егорову и Лузину. Так что расцвет российской математической науки, произошедший в 30-е годы, и её лидирующее положение, сохранившееся до настоящего времени, во многом заслуга Егорова и Лузина.
— И они оба были верующими людьми.
— Да, причем Егоров пострадал как верующий. Он никогда, даже в тяжелые годы гонений, не скрывал своих взглядов.
В каком смысле не скрывал? Он был человеком довольно замкнутым, никогда не занимался пропагандой, вообще считал, что вера — это личная область,
но он не скрывал своей позиции по вопросам, связанным с его убеждениями.
До самой смерти он был президентом Московского математического общества. В 20-е годы уже вовсю шли репрессии, — и вот он мог на заседании общества встать и сказать, что такие-то люди арестованы, их семьи находятся в бедственном положении, давайте соберем деньги.
До поры до времени это сходило ему с рук, а в 30-м было сфабриковано антицерковное дело.
Это была череда ударов по Православной Церкви. За несколько лет до этого была попытка формирования своего рода альтернативной церкви, а когда она бесславно провалилась, и стало понятно, что большинство верующих таким способом не разложить, то этот проект был заброшен, а на смену ему пришел новый способ давления — фабрикация дел.
Вот Егоров и попал вместе с целым кругом известных профессоров под такое дело. И Владимир Николаевич Щелкачев тоже оказался арестован по этому делу, хотя был тогда совсем молод — ему было всего 22. Несколько месяцев он провел в тюрьме, в одной камере с Егоровым.
Он очень интересно пишет про это в воспоминаниях, — в двух словах не перескажешь.
Егоров получил ссылку, но здоровье его было подорвано, пребывание в тюрьме еще больше это усугубило, и вскоре после прибытия в Казань он скончался.
А Щелкачев сначала получил лагеря, но его сестре путем долгого хождения по инстанциям как-то удалось немножко ослабить приговор, и лагеря заменили ссылкой. Много лет Щелкачев провел вне Москвы, — только, по-моему, после войны ему удалось вернуться.
Из-за этих ссылок, из-за того, что он был оторван от математики, ему пришлось освоить новую профессию, — он стал заниматься нефтедобычей. И это оказалось делом всей его жизни. Щелкачев стал одним из крупнейших специалистов по нефтедобыче не только в России, но и в мире: хотя он и занимался нашими месторождениями, но очень тщательно проработал нефтедобычу в Америке.
— Теоретически?
— В каком смысле теоретически? Теоретическими вопросами, вплоть до уравнений, связанных с расчетом давления в скважинах, он тоже занимался, но он очень хорошо изучил месторождения Америки и был одним из крупнейших наших знатоков по тамошней нефтедобыче. И конечно, он не из теоретических соображений всё это изучил.
С конца 30-х до конца 70-х он участвовал в разработке самых крупных месторождений нефти. Даже в последние годы его жизни к нему обращались за консультациями, — это был выдающийся нефтяник. У него было множество правительственных наград, — в начале 50-х он даже стал лауреатом Сталинской премии первой степени.
— Видели ли окружающие во Владимире Николаевиче верующего человека?
— То, что он был верующим, знали многие, но не все, потому что он не занимался, как бы сейчас сказали, пропагандой. Но надо сказать, что когда узнавали, то это никого не удивляло: по всему его облику и, конечно, поведению можно было легко догадаться, что он христианин.
В то время люди особенно не афишировали свои убеждения. До начала 60-х советская интеллигенция вообще была крайне атеистична и всё дальше отходила от веры, а затем начался обратный процесс, причем, как ни странно, не среди гуманитариев, а среди «технарей», — физиков, математиков, инженеров.
Многие уже в зрелом возрасте приходили к вере, — например, я сам: это произошло, когда я уже стал студентом. Ну, сколько мне тогда было? Около двадцати. Тогда же я и познакомился с Владимиром Николаевичем.
На протяжении всей своей жизни он проповедовал христианские ценности. Может быть, не называя вещи своими именами, — понятно, что в советское время не допустили бы в явном виде христианскую проповедь, — но если сейчас почитать его выступления на представительных съездах, совещаниях, брошюрки, которые он издавал, совершенно не возникнет желания что-то оттуда вычеркнуть. То, что он говорил и писал, и сейчас годится. А ведь не так много, думаю, найдется выступлений — не по научным вопросам, а по мировоззренческим, — сделанным в советские годы, чтобы сейчас их авторам не было бы стыдно за то, что они тогда говорили.
— Как же вы познакомились?
— Через его сына, который давно уже священник, а тогда был физиком. Долгое время он был физиком-теоретиком, учеником Боголюбова, подготовил докторскую диссертацию, но когда решил стать священником, до защиты ее не довел.
Вполне мог защититься, но вышел на новое для себя поприще.
Еще тогда, в 70-х, он занимался новой историей Русской Православной Церкви и, в частности, событиями, связанными с Собором 1918 года, с избранием Патриарха и тем, что за этим последовало. На этой почве мы и познакомились, — он делал очень интересные доклады. Понятно, что тогда такие доклады не могли быть официальными, — все это происходило по студенческим домам.
— Как тогда в Университете относились к тому, что кто-то из преподавателей или студентов ходит в храм? Были ли какие-то послабления в этом отношении в начале 80-х?
— Послаблений не было. Даже в начале Перестройки, когда партийные чиновники принялись торговать государственным имуществом, и за границу уже пускали, и было очевидно, что всё падает, в отношении религии никакого послабления не было. До самого последнего момента давление на Церковь по инерции продолжалось.
Ещё могли, скажем, людей не рекомендовать в аспирантуру из-за того, что они верующие. Или кого-то куда-то не пустить, — если еще можно было кого-то не пустить на этом основании. Так было до середины 80-х, — и даже, мне кажется, до конца 80-х.
Во всяком случае, когда праздновалось тысячелетие Крещения Руси, это восприняли, как невероятное послабление. Хотя вот если из сегодняшнего дня посмотреть: что, собственно, произошло такого? Просто разрешили отпраздновать историческое событие, не больше — никакого продолжения не последовало, не было никаких послаблений в отношении Церкви.
А ведь это был уже 88 год, партийные чиновники, стоявшие на присматривающих должностях, были уже совсем другим озабочены, — бешено приватизировали бывшую общенародную собственность, — но, тем не менее, давление не ослабевало.
Изменения начались году в 90-91-м: церкви начали открываться, разрешили воскресные школы.
Конечно, нельзя сказать, что до этого были гонения — даже сравнить нельзя с тем, что происходило в 30-х, — но, несомненно, давление ощущалось.
Но, — еще раз хочу повторить, — Владимир Николаевич Щелкачев, хотя и никогда ни в какой оппозиции не был, никаких материалов нелегальных не распространял, всей своей деятельностью, и научной, и педагогической, несомненно, свидетельствовал о христианстве.
— Как бы тихо проповедовал своей жизнью, своим отношением к людям?
— Я бы не сказал, что тихо, а просто без громких слов. Но ярко. Да-да! Не только тем, как жил, но и тем, что искренне высказывал свои взгляды на то, как воспитывать молодежь. И это пример для нас, которому, может быть, не очень легко следовать.
Он много рассказывал о своих учителях, в первую очередь, о Егорове, Лузине, Лейбензоне. И интересовался не одной лишь математикой, но например, музыкой и другими вещами. У него было очень много интересных контактов с совершенно разными людьми. И где бы он ни работал, что-нибудь обязательно устраивал: дополнительные занятия, кружки… Где бы он ни был — в Грозном, в Алма-Ате, еще где-то, — всюду о нем помнят.
Владимир Игоревич Богачев с супругой Анной Николаевной. Фото: А.Поспелов / Православие.Ru
— Хотелось бы услышать о Владимире Николаевиче, как о живом человеке. Чем он запомнился, помимо своих рассказов, помимо отношения к делу?
Анна Николаевна Богачева: Позвольте мне.
— Конечно.
— Он мог проповедовать, даже если ничего не говорил. Просто своим обликом проповедовать. Это трудно передать словами. Говорили, что он похож на старорежимного генерала. Высокий, прямой. Это, конечно, далеко не исчерпывающая характеристика, но вот что в ней точно: он действительно чувствовал себя, как человек в строю. Он служил истине, не только в своей работе, но и вообще Истине. Это было по нему видно.
И, конечно, облик человека служащего, направленного к цели всем своим существом, проповедовал сам собою.
Может быть, жить рядом с таким человеком, находиться с ним в близких отношениях иногда было тяжело, — тот, у кого есть цель, часто действительно идет вперед как танк, и рядом с ним трудно.
— А вы его долго знали?
— Как и Владимир Игоревич, почти 25 лет. Я всегда дружила, и сейчас дружу с женой его сына, мы часто бывали у них дома. Общались не в формальной обстановке. Конечно, сугубо личных разговоров у меня с Владимиром Николаевичем не было, потому что я совсем другого поколения человек, но его образ очень много для меня значил.
— Образ человека дореволюционных времен?
— Не просто дореволюционных времен, а, можно сказать, вечный образ. Образ человека убежденного, христианина, — он, наверно, неизменен с апостольских времен, и Владимир Николаевич его собой являл.
— Наверняка, вы знали и других подобных людей?
Протоиерей Глеб Каледа
В. И. Богачев: Да, хотелось бы вспомнить еще одного замечательного ученого-геолога — отца Глеба Каледу. С ним мы тоже общались довольно продолжительное время, причем о том, что он был тайным священником, узнали не сразу.
Вот тоже — какой человек! Прошел фронт, стал ученым, видным геологом. Очень много времени провел в геологических партиях по всей стране. Имел много трудов, был доктором наук. И в какой-то момент его рукоположили.
Церковь тогда была в большой опасности. Некоторые видные архиереи понимали, что нельзя иногда в открытую рукополагать, — либо власти кандидатуру не пропустят, либо человек окажется под их контролем, — и тогда рукополагали тайно.
Одним из таких тайно рукоположенных священников и был отец Глеб Каледа. И, по-моему, лет пятнадцать, если не больше, он был на таком положении — о том, что он священник, знали очень немногие близкие люди. Он всегда служил Литургию дома.
Ну, а уж потом, когда ситуация переменилась, вышел в открытое служение по благословению патриарха Алексия.
И вот отец Глеб тоже очень много занимался вопросами, связанными с наукой и верой. В частности, очень интересовался Туринской плащаницей. Собирал материалы по ней и даже опубликовал очень интересную брошюрку, — мне кажется, всем интересующимся этим вопросом надо ее обязательно прочесть. В ней ярко и сжато изложены основные сведения и различные научные гипотезы, связанные с Плащаницей. Это очень интересное чтение.
И в печати, и в проповедях отец Глеб говорил на ту же тему, что и Владимир Николаевич: о соотношении науки и веры.
Конечно, такие люди одним своим примером проповедовали.
Я, кстати, нашел, листая книжку отца Глеба о Туринской плащанице, слова Щелкачева: «Настоящая вера сродни науке. Ведь что такое наука? Это совокупность знаний, основанных на наблюдениях, опыте и умозаключениях. А что есть религиозная вера? Религиозная вера — это убеждения, также основанные на наблюдениях, опыте и умозаключениях». Вот это очень характерные для него слова. Мне кажется, он всей своей жизни доказывал эту точку зрения.
15 ученых – епископов, священников и монахов
Вопреки распространенному мнению о противостоянии Церкви и науки, в мире – большое количество верующих ученых. О 15 из них – священниках и монахах, которые внесли значительный вклад в разные области науки, наш рассказ.
Существует ошибочное мнение, что Церковь против образования и науки. Сформировано оно вследствие существующего стереотипа, который говорит о том, что вера и наука несовместимы, так как настоящий ученый может доверять только фактам, а верующий – не способен к объективному мышлению. Также распространен стереотип о том, что люди верят в Бога в силу своей необразованности, наивности и неспособности критически мыслить.
На самом деле это не так. С давних времен крупнейшие библиотеки и первые университеты возникали зачастую при монастырях. Миссионеры вместе с проповедью о Христе несли просвещаемым народам и грамоту: так, святые Кирилл и Мефодий разработали первую азбуку для славянских народов. Первая типография Ивана Федорова была создана с благословения митрополита московского Макария, а сам Иван Федоров принадлежал к ближайшему окружению Макария и был человеком ученым и глубоко верующим. А сколько было и остается в мире ученых-христиан, которые занимаются естественными науками?
Примечательно и то, что многие замечательные научные открытия и изобретения принадлежат христианским священникам и монахам. Эти люди понимали, что, занимаясь наукой, мы познаем творение Божие, апознавая творение, можно приблизиться к познанию Творца, подобно тому, как, узнавая назначение и свойства глиняного кувшина, мы узнаем замысел и идею его создателя, гончара. В этой статье мы расскажем вам о пятнадцати ученых-священнослужителях и монахах. Но, безусловно, подобных примеров в истории было гораздо больше…
Ученые – католики
Уильям Оккам – монах-францисканец, сформулировавший знаменитый принцип логики, известный как «Бритва Оккама»
1. Уильям Оккам (1285-1347)
Английский философ, монах францисканского ордена.
Один из величайших логиков всех времен. Отец современной эпистемологии — науки о знании. Развил принцип мышления, получивший название «бритва Оккама». Он формулируется следующим образом: «Не следует умножать сущности без необходимости». Этот принцип означает, что если нужно объяснить какое-то явление, то чем меньше новых понятий, фактов и логических шагов мы для этого используем, тем лучше.
2. Николай Кузанский (1401-1464)
Католический кардинал Николай Кузанский изобрел рассеивающую линзу для очков
Крупнейший немецкий мыслитель XV века, учёный-энциклопедист, математик, католический кардинал.
В сфере астрономии одним первых высказал идею о том, что Вселенная бесконечна и не имеет центра ни на Земле, ни на Солнце, а также о том, что все светила движутся и состоят из веществ, сходных с земными (а не из «вечного эфира», как считали последователи Аристотеля). Вероятно, космологические труды Николая Кузанского повлияли на взгляды Коперника и Галилея. Он написал математические трактаты «О квадратуре круга» и «О соизмерении прямого и кривого», то есть о спрямлении окружности. Работая в сфере оптики, изобрёл рассеивающую линзу для очков.
3. Филипп Маттеус Ган (1739—1790)
Немецкий изобретатель и священник.
Изучал теологию в Тюбингенском университете, а также увлекался математикой и механикой. Разработал машину, воспроизводящую движение небесных тел, что принесло ему широкую известность в Германии. Интересовался трудами математика Лейбница и вслед за ним одним из первых в мире изобрел счетную машину.
После работ над счетной машиной вернулся к вычислительной технике. Разрабатывал новые часовые механизмы и астрономические приборы.
4. Грегор Мендель (1822—1884)
Грегор Мендель – настоятель аббатства, начавший свои исследования по генетике в монастырском садув
Австрийский биолог и ботаник, автор математических законов генетики, и в то же время — священник, а впоследствии настоятель Августинского аббатства Святого Томаша в Старе Брно (Чехия).
Начал свои исследования в саду при монастыре. Ему удалось сформулировать основные законы, объясняющие, каким образом живые организмы наследуют внешние признаки своих родителей. В наши дни три закона Менделя изучают в средней школе.
В 1868 году Менделя избрали аббатом Старобрненского монастыря, и он перестал заниматься биологическими исследованиями. Только в начале XX века ученые-генетики заново открыли законы, которые за три десятилетия до них уже вывел Мендель.
5. Жорж Леметр (1894—1966)
Жорж Леметр – бельгийский астроном и священник, который впервые сформулировал «теорию Большого взрыва»
Бельгийский астроном и математик, католический священник.
Леметр — герой Первой Мировой войны, награжден Военным Крестом. После войны он изучал в университете математику, физику, астрономию и теологию. В 1923 уже в сане аббата продолжил образование в Кембридже, а позже занимался астрономией в Гарварде (США). В 1960 Леметра избрали президентом Папской академии наук.
Основной научный вклад Леметр внес в астрофизику и космологию. Он первым сформулировал теорию расширяющейся Вселенной и ее зарождения из «первоначального атома». Позже теория была названа «Большим взрывом», и под этим названием известна в науке сегодня.
ПРАВОСЛАВНЫЕ УЧЕНЫЕ
6. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский (1877-1961)
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) внес огромный вклад в развитие регионарной анестезии, а его учебником по гнойной хирургии пользуются до сих пор
Замечательный русский хирург, доктор медицинских наук, профессор. И при этом — епископ Русской Православной Церкви.
Святитель Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ Симферопольский
В России его времени многие даже несложные операции заканчивались смертью пациента из-за неправильного применения анестезии. Хирург Войно-Ясенецкий одним из первых развил регионарную, или проводниковую, анестезию. Впоследствии она стала одним из основных методов анестезии.
Епископ-хирург провел сотни сложнейших операций на глазах. Зафиксированы случаи, когда благодаря его операциям и помощи Божией зрение обретали люди, слепые от рождения. Он продвинул мировую науку в области гнойной хирургии. Его книга «Очерки гнойной хирургии» в 1946 году в СССР получила сталинскую премию I степени (несмотря на то, что была написана действующим православным епископом). О своей жизни и служении сам святитель Лука рассказал в автобиографии «Как я полюбил страдание».
7. Алексей Алексеевич Ухтомский (1875-1942)
А.А.Ухтомский – иеромонах в миру, открывший принцип доминанты в работе человеческого мозга
Русский и советский физиолог, академик Академии наук СССР, создатель учения о доминанте, иеромонах.
Ухтомский был иеромонахом в миру, делегатом Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 года, на котором было восстановлено патриаршество. Активно участвовал в совещаниях по воссоединению со старообрядцами.
В 1920 году Ухтомский был арестован чекистами и отправлен в особое отделение ВЧК на Лубянке, где находился до января 1921 года. Интересно, что в тюрьме он читал сокамерникам лекции по физиологии. Однако уже вскоре ученый-монах был выпущен на свободу и возглавил кафедру физиологии человека и животных Петроградского университета.
Основной вклад Ухтомского в науку — разработанный им принцип доминанты как новое учение о работе мозга. Эта теория помогает объяснить фундаментальные аспекты поведения человека и психических процессов. За эти работы в 1932 году Алексей Алексеевич награждён Ленинской премией.
Во время войны Ухтомский оказался в блокадном Ленинграде. Участвовал в организации работы учёных на нужды обороны, руководил исследованиями по травматическому шоку. За неделю до голодной смерти он продолжал заниматься наукой и подготовил доклад «Система рефлексов в восходящем ряду», прочитать который уже не успел.
8. Павел Александрович Флоренский (1882-1937)
Расстрелянный в 1937 году священник Павел Флоренский даже в лагерях сделал более 10 научных открытий, связанных с добычей йода и агар-агара
Павел Александрович Флоренский
Русский православный священник, богослов, религиозный философ, учёный, поэт. Флоренский закончил физико-математический факультет Московского университета, был знаком и дружен со многими знаменитыми поэтами Серебряного века, сам писал стихи и печатался в ряде литературных журналов. Затем поступил в Московскую духовную академию и в 1911 году принял священство.
В двадцатых годах вернулся к занятиям физикой и математикой, работал в Главэнерго, принял активное участие в разработке и внедрении знаменитого плана ГОЭЛРО (Государственной электрификации России). Одновременно работал в Комиссии по охране памятников и старины Троице-Сергиевой Лавры. В 1924 году выпустил большую монографию о диэлектриках. Его научную деятельность поддерживал Лев Троцкий, что в тридцатые годы сыграло роковую роль в судьбе Флоренского. Когда начались преследования, Павел Александрович имел возможность эмигрировать, но счел необходимым остаться на родине, понимая, что обрекает себя на арест, лагеря и мученическую смерть.
В нечеловеческих условиях лагерей Флоренский продолжал научные исследования. Так родилась книга «Вечная мерзлота и строительство на ней», и было сделано более 10 научных открытий, связанных с добычей йода и агар-агара в Соловецком лагере. В 1937 году Флоренский был расстрелян по приговору особой тройки НКВД.
9. Алексей Федорович Лосев (1893-1988)
Крупный исследователь античности и эпохи Возрождения А.Ф.Лосев вместе с женой тайно принял монашеский постриг
Алексей Федорович Лосев
Всемирно известный философ и филолог, деятель советской культуры. В монашестве – Андроник.
В 1929 года вместе с женой тайно принял монашество. Супруги Лосевы в постриге были наречены Андроником и Афанасией. Лосев до самой смерти носил монашескую скуфью.
Он отвергал марксизм и официальную философию — диалектический материализм, за что был арестован и приговорён к 10-ти годам лишения свободы. Отбывал наказание на строительстве Беломорско-Балтийского канала, где почти полностью потерял зрение.
Лосев — один из крупнейших исследователей античности и эпохи Возрождения. Переводил труды Аристотеля, Плотина, Секста Эмпирика, Прокла и Николая Кузанского. Год за годом и том за томом выходили новые книги Лосева по античной эстетике. В его библиографии – более 800 произведений.
10. Игуменья Серафима (Чёрная) (1914-1999)
Игуменья Серафима (Чёрная) – один из разработчиков космического скафандра, она также изобрела технологию латексного производства
Советский учёный-химик, инженер, монахиня. В миру – Варвара Васильевна Чёрная. Настоятельница московского Новодевичьего монастыря в 1994—1999 годах.
С детства была воспитана в православной вере. В годы Великой Отечественной войны работала заместитель главного инженера Московского завода «Каучук». Позже занималась научными разработками в Институте резиновой промышленности, где была заместителем директора в течение 16 лет. Участвовала в разработке космических скафандров. Основала новую отрасль резинового производства — латексную технологию. Эта технология применяется при разработке защитных средств из латекса, а также латексных шаров-пилотов для зондирования атмосферы. При участии Варвары Черной создан скафандр для Юрия Гагарина, в котором он полетел в космос.
В 1994 приняла Варвара Черная монашеский постриг. Она стала первой настоятельницей Новодевичьего монастыря после его возвращения Церкви. При ней были отреставрированы храмы монастыря и воссоздано их внутреннее убранство, введен монашеский устав, возрождены иконописная и золотошвейная мастерские.
Игуменья Серафима внесла значительный вклад в сооружение храма-памятника Новомучеников и Исповедников Российских в Бутово. Именно там, на Бутовском полигоне, в числе тысяч расстрелянных священников был убит и её дед, митрополит Серафим (Чичагов). В 1997 году он был прославлен в лике новомучеников Русской Православной Церкви.
Наши современники
Теперь мы познакомим вас с некоторыми из наших современников, посвятивших себя священническому служению и одновременно внесших весомый вклад в развитие науки. Эти люди каждым днем своей жизни доказывают не только возможность совмещения науки и религии, но и удивительную гармоничность, полноту такой жизни и служения.
11. Александр Иванович Половинкин (родился 8 марта 1937)
А.И.Половинкин – доктор технических наук, до рукоположения руководивший Волгоградским политехническим институтом
Александр Иванович Половинкин
Священник Русской Православной Церкви, настоятель храма Рождества Христова Волгоградской епархии, а также первый проректор Царицынского православного университета.
Доктор технических наук, профессор. С 1983 по 1988 год А. И. Половинкин руководил Волгоградским политехническим институтом в должности ректора. Большое внимание уделял компьютеризации учебной и научной работы, результатом чего стало создание мощного по тем временам вычислительного центра, началось широкое применение персональных компьютеров.
Наиболее широко известной работой Александра Ивановича Половинкина стала его неоднократно переизданная книга «Основы инженерного творчества». Символичны его награды, которыми отмечены его заслуги как ученого и как священнослужителя: орден «Знак Почета» и орден преподобного Сергия Радонежского.
12. Александр Ильич Борисов (родился 13 октября 1939)
По благословению духовника, протоиерея Александра Меня, закончил Московскую Духовную Академию советский ученый-биолог А.И.Борисов
Александр Ильич Борисов
Советский учёный-биолог, публицист и общественный деятель, священник Русской Православной Церкви.
Работал в Лаборатории радиационной генетики Института биофизики Академии наук СССР. Защитил диссертацию по генетике с присуждением учёной степени кандидата биологических наук.
По благословению своего духовника отца Александра Меня оставил научную работу и окончил Московскую духовную семинарию, а затем Московскую духовную академию. Долгое время не мог быть рукоположен в сан священника из-за противодействия властей.
В 1989 году рукоположение, наконец, стало возможным, и таинство состоялось. В 1991 году отец Александр был назначен настоятелем храма святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине. В этот приход перешла значительная часть духовных детей погибшего протоиерея Александра Меня.
13. Монахиня Анувия (Виноградова)
Н.М.Виноградова, археолог, востоковед с мировым именем, приняла монашеский постриг с именем Анувия в 2010 году
Монахиня Анувия (Виноградова)
Историк, археолог, учёный с мировым именем. Действующий старший научный сотрудник Российской академии наук, член-корреспондент Немецкого археологического института.
Монахиня Анувия (в миру – Наталия Матвеевна Виноградова) много лет работала в Институте востоковедения Российской академии наук, ездила в археологические экспедиции в Таджикистан. Защитила диссертацию, написала несколько монографий об археологических памятниках Таджикистана и более 100 научных статей.
В 2010 году Виноградова приняла монашеский постриг с именем Анувия. Вот уже много лет она совмещает монашество и науку.
Основное послушание монахини Анувии в монастыре — организация строительно-реставрационных работ. Матушка Анувия — казначея Иоанно-Предтеченского монастыря в Москве, еще со времен иночества активно участвует в его возрождении, за что удостоена и церковных, и светских наград.
14. Протоиерей Кирилл Копейкин (родился 7 июня 1959)
«Разум – это дар Божий, грех отказываться от него», – протоиерей Кирилл Копейкин, кандидат физико-математических наук
Протоиерей Кирилл Копейкин
Кандидат богословия и кандидат физико-математических наук, директор Научно-богословского центра междисциплинарных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, доцент кафедры богословия Санкт-Петербургской Православной Духовной Академии, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла при СПбГУ.
Закончил физический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, потом аспирантуру, защитил диссертацию, работал в особом конструкторском бюро «Интеграл» при университете.
По окончании С.-Петербургской Духовной семинарии рукоположен митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Иоанном во диакона, 6 июня 1993 года рукоположен митрополитом Иоанном во иерея.
Отец Кирилл пишет, что наука и религия не противоречат друг другу:
«Посмотрите Священное Писание. Апостол Павел говорит, что наше служение Богу есть служение разумное (Рим.12:1)… Разум – это дар Божий, грех отказываться от него. Другое дело, что всё не сводится к одному только разуму. Самое неожиданное, с чем мы сталкиваемся, когда в нашем исследовании мира доходим до фундаментального уровня, до квантомеханических объектов, это то, что объекты похожи, скорее, на нечто психическое, чем на физическое».
15. Сергей Владимирович Кривовичев (родился в 1972 году)
«Научная работа подразумевает очень тонкую духовную интуицию», – доктор геолого-минералогических наук, диакон Сергей Кривовичев
Сергей Владимирович Кривовичев
Геолог, ученый, доктор геолого-минералогических наук, диакон.
Сергей Кривовичев закончил геологический факультет СПбГУ. Защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертацию. Работал на кафедре кристаллографии СПбГУ в должности доцента, ныне – профессор и заведующий кафедрой.
Награжден медалью для молодых ученых Российского минералогического общества, медалью для молодых ученых Российской академии наук, медалью Европейского минералогического союза.
Автор более 200 статей в отечественных и международных научных журналах, соавтор открытия 25 новых минеральных видов на месторождениях России. В его честь назван новый минерал кривовичевит. Специалист в области рентгеноструктурного анализа, автор более 400 структурных расшифровок.
В 2004 году рукоположен в сан диакона. О своей жизни и работе Сергей Владимирович говорит: «Мы расшифровываем кристаллические структуры соединений, внутреннее положение атомов, — по сути, открываем новую реальность. Мы заглядываем туда, куда никто никогда не заглядывал. И когда ты это видишь, ты уже не мыслишь себя без этой спрятанной красоты. Такая работа дает интеллектуальную и духовную радость.
Как говорил академик Н. Н. Боголюбов, не бывает неверующих физиков. Научная работа подразумевает очень тонкую духовную интуицию. Ведь, в итоге, наука построена не на рациональности, а на созерцании».
Эти слова нашего современника, одного из самых молодых профессоров России (профессором отец Сергий стал в возрасте 35 лет), счастливого отца шестерых детей — лучший ответ на вопрос о совместимости науки и веры.
Подобных ученых мужей в истории – гораздо больше. По этим ссылкам Вы можете познакомиться с их трудами, открытиями, биографиями. Также будем рады, если вы поделитесь интересной информацией в комментариях.
Список христиан, занимавшихся наукой: https://en.m.wikipedia.org/wiki/List_of_Christians_in_science_and_technology
Список священников-ученых западной церкви: https://en.m.wikipedia.org/wiki/List_of_Roman_Catholic_cleric-scientists
Наука и религия не совместимы?
Ученые-священники
Нетрудно продемонстрировать, что многие великие ученые, такие как Луи Пастер, были католиками. Но гораздо более показательно то, что значительный вклад в развитие науки внесло огромное количество духовных лиц, в том числе священников. Речь идет в основном о людях, которые были посвящены в духовный сан, т. е. навсегда связали себя с Католической церковью самыми прочными узами из всех, какие только существуют. Их неутолимая любознательность по отношению к созданной Богом Вселенной и их преданность науке показывает, что естественные взаимоотношения Католической церкви и науки – дружественные и им вовсе не свойственны враждебность и подозрительность.
Упомянем в этой связи о некоторых выдающихся ученых XIII века. Роджер Бэкон, францисканец, преподававший в Оксфорде, прославился своими трудами по математике и оптике; его считают предтечей современного научного метода. Бэкон писал о философии науки, подчеркивая важность опыта и эксперимента. В своем «Большом сочинении» (Opus Malus) Бэкон отмечал: «…Без опыта ничто не может быть познано достаточным образом. В самом деле, имеются два вида познания: с помощью аргументации и с помощью опыта. Аргумент дает заключение и вынуждает нас соглашаться с заключением, но он не дает твердой уверенности и не устраняет сомнения так, чтобы разум успокоился в созерцании истины». В «Третьем сочинении» (Opus Tertiuni) Бэкон предупреждал, «что самые сильные аргументы ничего не доказывают, если выводы из них не подтверждены опытом». Он выделял несколько препятствий для распространения истины, в том числе невежество публики и ошибочные, но укоренившиеся представления.
Св. Альберт Великий (ок. 1200–1280), или Albertus Magnus, учился в Падуе, а позже вступил в доминиканский орден. Он преподавал в различных немецких монастырях, а потом в университете в Париже, где вырастил плеяду блестящих ученых (его учеником был, например, св. Фома Аквинский). Кроме того, св. Альберт занимал важные церковные должности. В течение нескольких лет он был провинциалом доминиканского ордена в Германии и два года – епископом Регенсбурга. В Биографическом словаре науки (Dictionary of Scientific Biography) читаем: «Он был чрезвычайно разносторонне одарен и по праву считается одним из предтеч современной науки в Высоком Средневековье». Св. Альберт был канонизирован папой Пием XI в 1931 году, а спустя десять лет Пий XII объявил его святым покровителем всех, кто занимается естественными науками.
Св. Альберт был знаменитым исследователем природы и очень много написал об окружающем мире. Ему принадлежат работы по физике, логике, метафизике, биологии, психологии и различным наукам о Земле. Как и Роджер Бэкон, св. Альберт подчеркивал важность непосредственных наблюдений для познания физического мира. В трактате «О минералах» (De Mineral?bus) он писал, что цель естественных наук состоит «не просто в том, чтобы принимать мнения других, т. е. то, о чем повествуют люди, но и в том, чтобы самостоятельно исследовать сами действующие в природе причины». Он настаивал на важности непосредственного наблюдения и, хотя и восхищался Аристотелем, его отказ принимать на веру утверждения научных авторитетов послужил существенным вкладом в развитие научного образа мышления.
У Роберта Гроссетеста, который занимал кресло канцлера Оксфордского университета и епископскую кафедру в Линкольне, самом крупном диоцезе Англии, были очень широкие научные интересы и достижения, позволяющие поставить его в один ряд с Роджером Бэконом и Альбертом Великим. На Гроссетеста оказала огромное влияние Шартрская школа, особенно Тьерри. Гроссетест был одним из наиболее образованных людей своего времени; он считается первым человеком, который полностью и пошагово описал процедуру научного эксперимента. В своей книге «Роберт Гроссетест и рождение экспериментальной науки» (Robert Grosseteste and the Origins of Experimental Science) А. Кромби утверждал, что именно благодаря таким людям, как Гроссетест, в XIII веке зародились основы научного метода. Несмотря на то что следует отдать должное достижениям научной революции XVII века, теоретическое значение наблюдения и эксперимента подчеркивалось уже в Высоком Средневековье.
В учебниках обычно говорится о Роджере Бэконе и Альберте Великом, а также упоминается о Роберте Гроссетесте. Другие католики, повлиявшие на развитие науки, обычно остаются в тени. Например, о. Николаус Стено (1638–1686), обратившийся в католичество и ставший католическим священником лютеранин, считается «создателем большинства принципов современной геологии»; его часто называют отцом стратиграфии (науки о слоях горных пород). О. Стено был уроженцем Дании; он жил и работал во многих странах Европы. Одно время он был придворным врачом великого герцога Тосканского. Однако, несмотря на то что его высоко ценили как врача, главным делом его жизни было исследование окаменелостей и геологических страт.
Его работа началась после весьма необычного эпизода: ему выпало препарировать голову огромной акулы, которую поймали французские рыбаки в 1666 году. Это была самая крупная акула в мире: она весила 2800 фунтов (примерно 1270 кг). Именно поэтому препарировать ее позвали Стено, который был известен как искусный прозектор.
Для нас существенно то, что Стено чрезвычайно поразили зубы акулы. Они имели странное сходство с так называемыми глоссопетрами (камнями в форме языка), тайна происхождения которых занимала людей еще в глубокой древности. На Мальте эти камни находили в земле; считалось, что они обладают целительной силой. Бытовали многочисленные объяснения того, откуда они взялись. Гийом Ронделе в XVI веке высказал предположение, что это акульи зубы, но это мнение не получило поддержки. И вот у Стено возникла возможность сравнить эти объекты – и он обнаружил между ними поразительное сходство.
Это был очень важный момент в истории науки, поскольку был связан с гораздо более важным вопросом, чем сотношение между акульими зубами и таинственными камнями – с наличием раковин и морских окаменелостей в камнях, расположенных далеко от моря. Вслед за разгадкой тайны глоссопетр, которые почти наверняка были зубами акул, встал вопрос о происхождении окаменелостей вообще и причин, по которым они приняли ту форму, в которой мы их наблюдаем. Почему мы находим их в камнях? На этот вопрос было много ответов, в том числе, что они спонтанно порождаются камнями, но ни один из них не устраивал Стено. С его точки зрения, эти объяснения были неубедительными с научной точки зрения и к тому же оскорбительными для Господа, которому подобные теории приписывали бесцельные и произвольные действия. На основании целого ряда доводов Стено пришел к выводу, что все теории возникновения окаменелостей противоречат известным фактам. Он с головой погрузился в изучение этого вопроса и через два года закончил труд под названием «Предварительные замечания к рассуждению о твердом, внутри твердого естественно содержащемся» (De solido intra solidum naturaliter contento dissertationis prodromus).
Это была нелегкая работа: ведь Стено вступил на неизведанную территорию. Геологической науки, у которой он мог бы позаимствовать методологию или базовые принципы, еще не существовало. Ему приходилось заниматься событиями и процессами, которые происходили в отдаленном прошлом, и он не мог воспользоваться для подтверждения некоторых своих выводов методом непосредственного наблюдения.
Несмотря на это, он упорно продвигался вперед. Стено был уверен, что камни, окаменелости и геологические страты могут рассказать нам об истории земли и что изучение геологии позволит узнать эту историю. Эта идея была новой и революционной. В прежние времена ученые, начиная с Аристотеля, полагали, что прошлое земли непостижимо. Автор недавно опубликованной биографии Стено пишет, что тот «был первым, кто заявил, что историю земли можно восстановить по камням, и поставил перед собой такую задачу». «Главное достижение Стено в его трактате De solido состоит не только в том, что он предложил новое и правильное объяснение происхождения окаменелостей. Как он сам отметил, по сути дела те же идеи высказывались за тысячу лет до него. Его заслуга не сводится и к тому, что он представил новую и правильную интерпретацию пластов горных пород. Его главным достижением была выработка концепции совершенно нового научного подхода к изучению природы – подхода, учитывавшего фактор времени. Говоря словами самого Стено: „Из того, что мы наблюдаем непосредственно, можно сделать обоснованные выводы о том, что недоступно наблюдению». Наблюдая за окружающим миром, можно восстановить картину ушедших миров».
Из его многочисленных открытий особое значение имеют три так называемых принципа Стено. Его трактат – первая известная нам книга, где сформулирован принцип суперпозиции, один из основных принципов стратиграфии. Это и есть первый принцип Стено. Он гласит, что пласты осадочных пород следуют в порядке их образования таким образом, что более старые пласты находятся ниже более молодых.
Однако, поскольку наблюдаемые в реальности пласты обычно тем или иным образом нарушены, деформированы или смещены, их геологическую историю не всегда просто реконструировать. К примеру, если пласты повернуты вертикально, возникает вопрос: какой слой считать верхним, а какой – нижним? Расположить ли стратиграфическую последовательность слева направо или справа налево? Чтобы ответить на него, Стено вводит принцип первичной горизонтальности. Источником осадочных пород, утверждает он, является вода (река, морской шторм и т. д. и т. п.). Порода уносится водой и в конце концов осаждается в виде тех или иных слоев. После того, как это произошло, отложения выравниваются под воздействием силы притяжения и водных течений прибойной зоны. В результате снизу они принимают форму дна, а сверху разглаживаются. Как же установить последовательность отложения пород, слои которых не расположены горизонтально? Поскольку наиболее крупные и тяжелые частицы, естественно, осаждаются первыми, а более мелкие и легкие – потом, то достаточно выяснить, в каком слое расположены самые крупные частицы. Это и будет нижний слой данной стратиграфической последовательности.
Наконец, сформулированный Стено принцип латеральной непрерывности гласит, что если по обеим сторонам долины имеется одинаковая последовательность слоев, то это значит, что некогда на ее месте существовала непрерывная стратиграфическая последовательность, т. е. соответствующие слои двух ее сторон были соединены непрерывными отложениями, а образование долины является более поздним геологическим событием. Стено также указывал на то, что если в каком-то месте мы находим слой, в котором обнаруживается морская соль или другие объекты, имеющие отношение к морю – в частности, зубы акулы, – это значит, что некогда на этом месте должно было быть море.
С течением времени о. Стено стал восприниматься как образец святости и учености. В 1722 году его внучатый племянник Якоб Уинслоу написал его биографию для сборника под названием «Жития святых на каждый день» (она вошла в раздел, посвященный потенциальным святым). Уинслоу, перешедший в католичество из лютеранства, считал, что его обращение – результат молитв о. Стено. В 1938 году группа датских почитателей о. Стено обратилась к папе Пию XI с просьбой официально причислить его к лику святых. Спустя 50 лет папа Иоанн Павел II беатифицировал о. Стено, воздав должное и его святости, и его вкладу в науку.
Поделитесь на страничке
Следующая глава >
Возможно ли монаху быть ученым?
Совместима ли научная работа и монашеское служение? Может ли монах заниматься еще чем-то, помимо молитв и физического труда? О ярких примерах «ученых монахов» Востока и Запада, а также о том, откуда берет начало русское «ученое монашество», рассказывает в своей статье иеромонах Константин (Симон), в прошлом – монах иезуитского ордена, впоследствии принявший Православие.
Предисловие
Прежде чем начать рассуждать на тему, совместимо ли монашество и научная работа, другими словами – «ученость», нужно определиться с терминами. Под «ученостью» мы подразумеваем занятия не только «духовными дисциплинами», так или иначе связанными с богословием – догматикой, экзегетикой, библеистикой, церковной историей и другими. Но также и занятиями в тех областях научного знания, которые никакого отношения к богословию не имеют – например, медициной, естествознанием, математикой и прочими.
Говоря о «монашестве», мы скорее имеем в виду те формы монашества, сохранившиеся на христианском Востоке, например, в Русской Церкви, на Святой горе Афон; на Западе – в Бенедиктинском ордене или его ветвях: цистерианстве, у траппистов и камальдулов, которые соблюдают молитвенное правило и являются приверженцами строгой аскезы. Однако в данной статье мы не будем обращаться к католическим орденам иезуитов, варнавитов или театинцев так как они в полной мере не являются монашескими общинами, хотя и занимаются научной деятельностью.
Кратко, насколько это возможно, я постараюсь пояснить, почему идеальные формы монашества не совместимы с чистой научной деятельностью. Отдельные монашествующие рассматривают ее как искушение, источник гордыни, считая, что она оказывает разрушающее воздействие на монашеский образ жизни и монашеские идеалы и на главную цель – достижение союза с Богом.
Безусловно, мы должны различать интеллектуальный труд в целях развития богословской науки и интеллектуализм как смысл жизни, как самоцель.
И, конечно же, так как мы оперируем понятиями апофатического богословия, различие между приведенными видами «интеллектуализма» является размытым, однако мы постараемся избежать ошибки сверхобобщения.
Не до ученых трудов
Преподобный Антоний Великий, всемирно почитаемый основоположник монашества, был коптским крестьянином, который, вполне возможно, был неграмотным. Его тяга к монашеской жизни проистекала из его желания исполнить то, о чем он слышал в Евангельском чтении в храме: продай все, что имеешь и следуй за Христом. Антоний Великий, услышав эти слова, видит в них призыв и не размышляет долго, а исполняет их, покоряясь действию Святого Духа.
Жития отцов-пустынников египетской Фиваиды заслуживают особого внимания, поскольку содержат в себе примеры полного отказа от всего мирского, от собственной воли, полного подчинения себя игумену, отказа в том числе и от интеллектуальной деятельности. Распоряжения духовного отца должны были исполняться без вопросов, а иногда и вопреки человеческой и интеллектуальной логике, как, например, в том случае, когда послушнику было сказано его духовником продолжать поливать кусок древесины, хотя было очевидно, что у него никогда не появятся корни. В этой истории показано первостепенно скорее послушание, нежели логика.
Ежедневный круг богослужений также был ориентирован (и ориентирован до сих пор, если рассматривать его со всей строгостью) на то, чтобы день монаха был полностью заполнен и времени на интеллектуальный труд не оставалось.
В первые века ежедневный монашеский круг молитвы, вероятно, состоял из почти непрерывного чтения Псалтири от начала до конца и бесконечного ее повторения. Даже сегодня великопостное богослужение, совершаемое в монастырях византийской традиции, включает в себя чтение более длинных Великопостных Часов, чем в обычные богослужения вне поста. Порой к великопостным Часам, которые содержат в себе чтение кафизм, также присоединяют Междучасие. Таким образом, у монахов остается еще меньше времени для интеллектуальной или какой бы то ни было деятельности, помимо Литургической молитвы.
Конечно, византийская традиция также богата и богословскими трудами, но те монашествующие, которые занимались ими, были скорее исключением, чем правилом. Среди них можно выделить, например, святителя Василия Великого, который составил монашеский устав и определил развитие византийского монашества на века вперед. В конце концов святитель Василий стал епископом и был поглощен административными обязанностями в своей епархии.
Показателен также пример жившего в XIX веке митрополита Макария (Булгакова), который не мог дождаться, когда отправится на покой и оставит дела епархиального управления, чтобы закончить свое многотомное исследование по истории Русской Церкви. Это тоже можно рассматривать как интеллектуальное, а не строго монашеское делание.
В течение иконоборческого периода византийские монашеские круги поддерживали более консервативный курс развития Церкви и противостояли интеллектуальным придворным кругам, которые имели тенденцию распространять ересь иконоборчества.
Для тех, кто противостоял этой ереси, иконоборчество было во многих отношениях эквивалентом чрезмерно интеллектуального подхода к богословию, и потому подозрительность по отношению к богословской науке выросла.
Когда святой патриарх Фотий заслужил репутацию интеллектуала своего времени, он еще не был монахом.
Святые Кирилл и Мефодий были тоже примечательными исключениями из этого правила. Но Кирилл (известный также как Константин Философ), принял монашеский постриг только к концу своей очень активной жизни, тогда как Мефодию пришлось против своей воли покинуть монастырь на горе Олимп в Византийской Вифинии, чтобы сопровождать своего брата в Великой Моравии.
Анти-интеллектуальный элемент продолжает являть себя и в житиях русских монашествующих. Патерик Киево-Печерской лавры восхваляет монахов за их внимание к молитве, за трудолюбие, но подозрительно относится к тем, кто занимается наукой, философией и интеллектуальным трудом. Один из наиболее примечательных случаев, иллюстрирующих предвзятое отношение к интеллектуальному труду – рассказ об образованном монахе, гордившимся своими способностями к языкам, который стал посвящать большую часть времени преимущественно чтению Ветхого Завета. Эта крайность привела его к диавольским видениям и, в итоге, к некой форме бесовской одержимости. В Патерике также высмеивается западное монашество с его любовью к интеллектуальным занятиям. Там, например, мы можем найти историю о том, как диавол являлся монашествующим в облике ляха, то есть католика-поляка.
Мы также должны вспомнить, что время величайшего расцвета монашества на Руси пришлось на Монголо-татарское иго, когда совсем не было времени заниматься интеллектуальной работой.
Русские монахи более всего интересовались спасением своих душ в атмосфере полной изоляции от мира и в аскетических размышлениях. В то время как их римо-католические собратья на Западе были охвачены желанием миссионерского служения и обращения язычников.
Тот факт, что язычники были обращены в веру Христову благодаря появлению русских храмов и монастырей в отделенных регионах, является, скорее, побочным результатом простого совместного проживания полу-христианизированных жителей деревень с монахами, нежели прямым итогом спланированной миссионерской деятельности монахов.
Великий реформатор император Петр и его единомышленники были первыми, кто сформулировал идею ученого монашества как особой касты монахов, которые со временем могли бы принять стезю архиерейского служения.
Возможно, эта тенденция появилась во время правления отца Петра I – государя Алексея Михайловича. На территории Западной Руси было достаточно много ученых монахов, например, Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий. Епифаний Славинецкий любил использовать риторические приемы в своих проповедях и увлекался чтением латинских авторов. Большинство московских монахов, использовавших те же методы, что и Епифаний, были под подозрением, особенно после их работы в качестве справщиков книг во время реформы патриарха Никона.
Сам патриарх Никон, хотя и был родом с Севера Руси и в прошлом женатым священником, рассматривался своими оппонентами – старообрядцами – как монах, пошедший ложным путем именно из-за своей любви к интеллектуальным занятиям, которые и сделали его столпом гордыни. «Не тот, кто почитался за свою ученость, велик в очах Господа, но тот, кто живет доброй и святой жизнью», – гласит одно из высказываний протопопа Аввакума.
Известно, что ученые монахи в начале XVIII в., при Петре и его преемниках, принимали участие в мирских делах. Их образ жизни способствовал недостаточно усердному исполнению ими монашеских обетов или даже препятствовал их выполнению.
Ярким примером такого «типа» монахов стал архиепископ Феофан Прокопович, ближайший сподвижник императора Петра. Сам архиепископ Феофан признавался, что он возненавидел (по крайней мере – внешнюю) атрибутику монашества и даже Литургии. С другой стороны, он был одним из образованнейших людей своего времени, известный своими трактатами по астрономии, физике, политике и даже был автором нескольких пьес.
Еще один пример, митрополит Платон Левшин, любимый епископ Екатерины Великой. Однажды она спросила его, почему он решил принять монашество. Его ответ прозвучал удивительно, особенно из уст русского монаха, потому что в качестве причины, приведшей его в монастырь, он назвал любовь к науке. Левшин интересен как один из удачных примеров ученого монаха, который смог сочетать монашеское призвание с любовью к науке.
Примеры последующих веков подтвердили тот факт, что тяжело сочетать традиционное монашество с ученостью. Хотя были и некоторые примечательные исключения, и среди них уже упоминавшийся церковный историк митрополит Макарий (Булгаков), святой хирург архиеп67310ископ Лука (Войно-Ясенецкий), а также митрополит Евлогий (Георгиевский) – все они были монахами, епископами и одновременно – учеными.
Мы уже видели, что Петр Великий был главным инициатором создания ученого монашества, которое позже получило широкое распространение в Русской Церкви.
Император Петр, как и всегда, руководствовался западными моделями и своим отвращением к тому, что он считал примитивностью и бескультурьем в среде русских клириков. Потому нам сейчас необходимо бегло взглянуть на Запад – на то, как развивалось римо-католическое монашество.
Запад: монашество и псевдо-монашество
В житии святителя Августина, епископа Иппонского, мы читаем, что он основал религиозную – хоть и не монашескую – общину, для которой составил устав и сам жил по нему со своими последователями и был им примером в любви к учености. Конечно, то, что основал Августин, едва ли было религиозным орденом в западном смысле этого слова, скорее, группой священников или каноников, живших вместе со своим епископом и служивших в кафедральном соборе. Сам Августин, кто бы что ни думал о его богословии, уникален среди святых отцов своим интересом к философии, естествознанию и особенно к психологии человека.
В этом же контексте мы должны обратить внимание на преподобного Мартина Турского и в особенности на преподобного Венедикта Нурсийского. Это они разработали монашеские уставы, на которых основываются все монашеские ордена Запада. Знаменитый принцип – «Orare est laborare» – «молитва есть работа» – для святого Венедикта, который в прошлом был юристом, не означало полное обесценивание интеллектуальной жизни, но трудолюбие и во всем полное послушание настоятелю монастыря. В итоге тяжелый физический труд можно было приравнять к работе переписчика или иллюстратора, однако и эта деятельность в полной мере не является интеллектуальным трудом. Основной деятельностью монастырей в течение Темных Веков на Западе было, скорее, накопление и ретрансляция ранее приобретенных знаний, нежели привнесение нового в богословскую или научную сокровищницу прошлого. Крупнейшие бенедиктинские обители Средневековья, такие как Клюни во Франции, стали образовательными центрами, хотя это и не было их главным назначением. Главным трудом оставалась Литургическая молитва: совершение дневного круга, состоящего из семи молитвенных Часов, которые в западных монастырях не соединяются в единое последование, но служатся каждый в отведенное для него особое время, а поскольку монахи в западных монастырях также обязательно должны присутствовать на всех богослужениях, это занимало весь их день.
Здесь необходимо отметить два различия латинского Запада от византийского Востока. На Западе образование стало исключительной прерогативой клириков и особенно монашествующих клириков, что не исключало анти-интеллектуальных предубеждений и у латинян. Например, последователи различных ветвей Бенедиктинского ордена (клервосцы, цистерцианцы или трапписты) сознательно выбрали анти-интеллектуальный стиль монашества, которому сопутствовали скудно украшенные церкви и прочие их особенности. Для них устава было характерно сочетание тяжелого физического труда и аскезы. Большую часть времени они проводили в молчании, мало читали, но вместе с тем достигли серьезных успехов в сельском хозяйстве, технике и производстве вина, пива и сыров. С другой стороны, клерикализация образования привела к тому, что западные университеты, основанные Церковью, возглавлялись монахами и преподаватели были из монашествующих. Преподаватели богословия из числа мирян были и остаются редки на Западе вплоть до сегодняшнего дня. На Востоке, в России, Греции и на Балканах преподаватели богословия были чаще из мирян. Вспоминается русская девушка, которая обратилась в католицизм на Западе и хотела изучать богословие в Бельгии перед II-й Мировой войной. Это ее решение вызвало шок среди ее клерикальных преподавателей.
Другое различие, которое необходимо отметить – это типы и наименования «религиозных орденов» на Западе. Только те, которые происходят из бенедиктинской традиции вместе с картезианцами, а также, возможно, босоногими кармелитами, могут по праву называться монашествующими орденами.
Доминиканцы и францисканцы являются нищенствующими немонашескими братствами, поскольку они не являются частью братии конкретного монастыря и постоянно занимаются проповедью в миру и в мире.
Иезуиты и другие поздние ордена также не являются монашескими, не смотря на то, что считают себя таковыми. Игнатий Лойола, их основатель, радикально сократил монашеский круг молитвы до минимума. Это означает, что иезуиты не обязаны регулярно совершать братское правило и даже вместе совершать Литургию. Это позволило иезуитам всецело посвятить себя апостольскому служению в мире. Тем не менее, у них есть некоторые элементы монашеской жизни, например, обеты нестяжательства, целомудрия и послушания. Было бы не лишним добавить, что изначально орден иезуитов создан был не для того, чтобы создавать и возглавлять колледжи и университеты, чем они и прославились впоследствии. Первоначальной целью их создания была проповедь на улицах среди простого народа против ереси протестантизма.
Монахи-униаты Базилианского ордена, который был реформирован иезуитами в конце XIX века, тоже являются монахами скорее по имени.
Несправедливо было бы умолчать о том факте, что Римо-католический Запад и,mendel в частности, Орден иезуитов преуспели в воспитании огромного числа священников, которые также достигли выдающихся успехов в науке, напрямую не связанной с богословием. Одним из величайших является чех Грегор Мендель, член августинского ордена, основатель науки генетики.
Трагедия Менделя заключалась в том, что он был возведен на должность настоятеля своей общины, а административные обязанности не позволили ему продолжить научные занятия.
Парадоксальным образом эти примеры западного псевдо-монашества отчасти стали примерами, которыми был очарован Петр Великий и на основе которых он создал программу для российского ученого монашества. Это происходило в те времена, как Феофан Прокопович, Стефан Яворский и другие приближенные Петра обучались в иезуитских школах, а Киевская Духовная Академии в каком-то смысле была создана по иезуитским лекалам.
Значительно позже, в советское время, русские иерархи также были заинтересованы опытом «ученого монашества» на Западе и желали инкорпорировать некоторые элементы того образа, который должен представлять из себя русский ученый монах. Не будем забывать, что православные наблюдатели восторгались тем, что было на самом деле одной из форм облегченного на западе монашества.
Следует также отметить в сослагательном наклонении, что Петр Великий мог бы в качестве образца ученого монашества взять пример хорошо упорядоченных бенедиктинских монастырей, нежели учащихся иезуитских колледжей.
Мой собственный опыт преподавания в Папском Восточном институте в Риме на протяжении 30 лет среди иезуитов является неоднозначным. Хотя я и восхищаюсь ученостью, которую встречал среди своих коллег, я также видел там – и в Германии, и в Италии – нехватку преданности Церкви и молитве. Некоторые едва могли совершать Мессу, а молились еще меньше. Поддавались искушению преувеличивать интеллектуальные занятия, что и приводило многих к чувству гордыни, самоуверенному высокомерию, властной самости и нетерпимости к мнению других. Может быть, автор Киевского Патерика был прав – по крайней мере, в некотором смысле.
Тем не менее, мы считаем важным заявить, что сочетание «монашества» и «учености» в строгом смысле этого слова – это трудно, но возможно.
18 Декабря 2016 Источник: Высоко-Петровский ставропигиальный мужской монастырь
Столп учения
Примеры употребления слова адепт в литературе.
Да, Адепт мог внушить ей любовь к себе с помощью чар, но на это он никогда не решится, и она об этом знает.
Стараясь выражаться как можно велеречивее, чтобы воздать должное уважение кобылице, Стайл сказал: — Я сожалею, что вынужден просить Нейсу упустить благоприятный момент обзавестись потомством, но так случилось, что у Адепта из Голубого Замка есть неизвестный враг, возможно, другой могущественный Адепт, который убил однажды его дубля и теперь мечтает сделать то же самое с ним.
Не без основания полагая, что главным Недругом был Адепт, Стайл надеялся, что его собственные силы, подкрепленные преданностью единорога, помогут одержать победу в схватке с могущественным противником.
Конечно, можно опять прибегнуть к заклинаниям, но это в силах сделать лишь посторонний, сам Адепт не в состоянии вылечить себя от недуга.
Я полагаю, что мой неизвестный враг — Адепт, и поэтому я должен быть особенно осторожным и доверяться только надежной охране.
Источник: библиотека Максима Мошкова