Содержание
- LiveInternetLiveInternet
- Павел Корин: «Русь уходящая», мозаики метро и фрески для Елизаветы Федоровны
- «Русь уходящая»: Церковь выходит на последний парад
- Иеромонах Феодор (Олег Павлович Богоявленский)
- Иеромонах Пимен (Сергей Михайлович Извеков). С 1971 по 1990 год — Патриарх Московский и всея Руси
- Схиигумения Фамарь (Тамара Александровна Марджанова (Марджанашвили)
- Сергей Михайлович Чураков (справа) и Степан Сергеевич Чураков
- Нищий
- Портреты современников и «сила человека»
- Портрет А.М. Горького, 1932
- Портрет М.В. Нестерова, 1939
- Портрет маршала Г.К. Жукова, 1945
- Портрет художников Кукрыниксов, 1957–1958
- Портрет В.И. Качалова, 1940
- «Александр Невский» — заказ во время войны
- Великие события на стенах московского метро
- Одна из лучших в СССР коллекция икон
- Фрески по заказу Елизаветы Федоровны
- Дом Павла Корина — «малый музей» Третьяковки
- «Вера — это великая вещь!»
- Павел Корин
- Картины Корина глубоко человечные, глубоко живописные, — это высокая ступень в развитии русского искусства. И жизнь Корина — напряженная, страстная, целиком отданная искусству — может служить примером для многих художников.
- Корин прекрасно знал творчество Горького, не раз видел писателя на художественных выставках. На одной из них Горький обратил внимание на работы Павла Корина и выразил желание побывать в его мастерской.
- — Отлично. Вы большой художник. Вам есть что сказать! — говорил писатель Корину.
- — В Италию, сударь мой, поезжайте… в Италию!
- Столь высокая оценка Горького была полной неожиданностью для Корина. Так началась их дружба.
- Тогда же у художника родился замысел написать портрет Горького. Дерзкая мечта! Ведь Горького писали выдающиеся русские художники — В.А. Серов, И.Е. Репин, М.В. Нестеров, в советскую эпоху — В.М. Ходасевич, И.И. Бродский и многие другие живописцы.
- Корин заволновался. Сможет ли он запечатлеть для потомков великого писателя таким, каким он был теперь, на склоне жизни?
- — Ничего, ничего, справитесь, выйдет!
- Прошел год, и Москва услыхала о молодом живописце. На выставке «XV лет РСФСР» в 1933 году появился портрет А.М. Горького, написанный Павлом Кориным в Сорренто.
- Много лет спустя Корин создал портрет Нестерова. Он великолепно передал суровую сдержанность своего учителя и его страстную любовь к искусству.
- Долгие годы продолжалась эта дружба. В доме Нестерова Корин познакомился с выдающимися учеными, писателями, артистами. Нестеров оказал неоценимое влияние на формирование эстетических и общественных взглядов молодого художника.
- Каждое лето Корин уезжал в родной Палех, писал там этюды, завершившиеся картиной — панорамой «Моя родина», над которой художник работал немалых двадцать лет.
- Корина привлекали яркие человеческие характеры. В 1940 году он начал работу над портретом народного артиста Василия Ивановича Качалова, выступления которого для современников были праздником.
- В годы Великой Отечественной войны Корин обращается к темам героического прошлого русского народа. Он пишет огромный триптих «Александр Невский».
- Когда Новгород в 1944 году был освобожден Советской Армией от гитлеровцев, при въезде в город была установлена огромная копия этой картины. Древнерусский воин приветствовал своих героических потомков.
- Корин любил писать людей искусства, особенно привлекали его живописцы. Проникнуть в творческий мир художника, уловить в его портрете своеобразие и неповторимость таланта — такая задача казалась особенно интересной Корину.
- Однажды в гости к Павлу Дмитриевичу приехал архитектор А.Н. Щусев. Он предложил Корину создать мозаики для оформления станции московского метро «Комсомольская — кольцевая», строившейся по его проекту.
- Корин работал с разными материалами, создавал мозаики, настенную живопись, витражи из цветного стекла.
- «Русь уходящая» или Апокалипсис от Корина
- Комментарии 0
- Умер художник Павел Дмитриевич Корин
- «Русь уходящая» возвращается. Она жива!
LiveInternetLiveInternet
Творческое наследие художника Павла Дмитриевича Корина необычайно многообразно. Происходил он из иконописного Палеха и сложился поначалу как мастер-иконописец.
Вместе с тем Павел Корин навсегда сохранил интерес к внутреннему миру человека и впоследствии стал одним из выдающихся портретистов современности.
Возможно, та же чисто иконописная традиция миниатюрного пейзажа на палехских иконах привела со временем художника к созданию ряда вполне оригинальных пейзажей-панорам.
Эти завораживающе-прекрасные живописные «ленты» дарят зрителю ощущение беспредельного пространства и красоты русской природы, а самого художника представляют тончайшим лириком и глубоким философом.
Портрет Павла Корина. Художник Михаил Нестеров
Павел Корин. Моя Родина
Цитата сообщения Stephanya
Корин Павел Дмитриевич «Русь уходящая»
В 1925 в своей московской резиденции (Донской монастырь) умер патриарх Тихон. Смерть святителя Русской православной церкви вызвала массовое паломничество народа к одру умершего. По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря, потекли потоки людские. Безмолвно, день и ночь, шла вся православная Русь. Торжественная церемония отпевания, духовенство всех степеней и рангов, толпы верующих, среди которых были фанатики и юродивые…
*кликабельна
Реквием. Русь уходящая. 1935-1959
Побывали там и писатели, и композиторы, и ученые, и художники — все, кто мог тогда осознать значение происходящего. Среди художников оказался искренний певец «Святой Руси» Нестеров, а с ним ученик и к тому времени уже друг его Павел.
У стен Донского монастыря Павел Корин увидел, как эта Русь, убогая в повседневной жизни, в эти последние — трагические для нее и одновременно звездные мгновения — проявила всю силу своего характера. Эта Русь и уходила по-русски, уходом своим являя знак вечности.
Разные персонажи — молодые и старые, мужчины и женщины, епископы и монахи, игуменьи и молодые монашенки, калеки и нищие на каменных ступенях церквей и просто миряне. Все они уходили в прошлое с непреклонной верой, что уход этот временный, с надеждой на возвращение и убежденностью в правоте и святости своего дела. Художник плакал, когда вслед за ушедшими из храма служителями стали рушить прекрасные памятники зодчества, украшенные фресками талантливых мастеров.
Павел Корин сделал тогда для памяти несколько карандашных набросков. А на одном из рисунков подписал: «Встретились два схимника, как будто бы вышли из земли… Из-под нависшей седой брови смотрит глаз, одичало смотрит». И у молодого художника зародилась идея написать большую картину, которой он дал название «Реквием».
Сначала это были просто этюды, которые он писал самозабвенно, с вдохновением, доходящим до отчаяния. Еще не до конца были ясны сюжет и композиция картины, а характеры действующих лиц уже рождались на полотне. Они были живые — со своими страстями, верой, смятением. Иногда некоторые коллеги забрасывали семена сомнения в душу художника, но не охлаждали его творческого пыла, хотя и сильно терзали.
В Палехе, а затем в Москве, в иконописной мастерской, Павел Дмитриевич часто соприкасался со служителями Русской православной церкви. Впечатлительный художник с большой остротой почувствовал всю глубину трагического положения церкви, вступившей в конфликт с молодой советской властью. Эта борьба носила ожесточенный характер, и когда в стране началось уничтожение духовенства, Павел Корин понял: уходит со сцены общественной жизни великая сила. Именно в этом уходе виделось ему глубокое, полное внутреннего драматизма художественное полотно.
Корин, когда писал большую картину, увековечивающую уходящую старую Русь, говорил: «За всю Церковь нашу переживал, за Русь, за русскую душу. Я старался видеть людей просветленными и сам быть в приподнятом состоянии… Для меня заключено нечто невероятно русское в понятии «уходящее». Когда все пройдет, то самое хорошее и главное — оно все останется».
Не считая себя портретистом, Павел Дмитриевич задумал создать многофигурную композицию с ярко выраженной сюжетной основой: «Церковь выходит на последний парад». Этюды к задуманной картине были сделаны им задолго до окончательного эскиза ее композиции. Это были уже вполне самостоятельные, мастерские портреты, общее число которых достигало нескольких десятков.
Отец и сын. (С. М. и Ст.С. Чураковы). 1931
Одним из самых ранних (некоторые исследователи считают его и самым лучшим) был этюд «Отец и сын». Это парный портрет скульптора-самоучки С. М. Чуракова и его сына, впоследствии известного художника-реставратора. Они представлены почти в полный рост. Изображенная на первом плане фигура Чуракова-старшего — высокого, крепкого сложения старика с бородой пророка Микеланджело — поражает зрителя необычайной силой. Уверенно стоит он на широко расставленных ногах, приподняв правое плечо и заложив за спину руки. Голова его склоняется долу; красивое лицо с высоким открытым лбом, изборожденным резкими морщинами, осенено глубокой думой.
Стоящий позади сын как бы дополняет этот образ, развивая и варьируя тему глубокого раздумья. Внешне фигура юноши напоминает отца, хотя она много меньше и тоньше. Здесь та же глубоко сосредоточенная поза с опущенной головой и сомкнутыми руками, но зрителю ясно, что это совершенно разные, во многом даже контрастные фигуры.
Тонкое, нервное лицо молодого человека, обрамленное густыми темно-каштановыми волосами, закрывающими лоб; жиденькая юношеская бородка, судорожно сплетенные пальцы рук — все говорит о более сложной, но и более слабой внутренней организации.
«Трое» в центре старица Елагина, слева Софья Мих. Голицына, 1933-35
Через несколько лет Павел Корин написал этюд «Трое». Три женские фигуры, являющие три разных возраста, отразили три разных подхода мастера к решению портрета. Центральная фигура — приземистая, сгорбленная старуха-монахиня, тяжело опирающаяся на клюку… Перед зрителем предстает одна из главенствующих церковных особ, может быть, в прошлом — настоятельница какого-нибудь монастыря. Длинная черная ряса с накидкой облекает эту мрачную фигуру. Из-под огромной, надвинутой на лоб шапки с меховой опушкой и прикрывающего щеки черного платка рельефно выделяются мастерски вылепленные цветом детали старческого лица. С первого взгляда на нее ясно, что перед ним личность властная, решительная, мужественная.
За спиной старухи, справа, стоит пожилая женщина в полумонашеской одежде. Ее овеянное душевной теплотой и тихим спокойствием красивое лицо в обрамлении черного платка, с высоким открытым лбом и добрыми, печальными глазами говорит о трудной, многострадальной судьбе, мудром терпении и стойкости русской женщины.
Третья фигура — молодая большеглазая красавица, стройная и высокая — олицетворяет героико-романтическое направление в творчестве Корина. Она, как и ее соседка, в таком же темном полумонашеском одеянии, но горделиво приподнятая голова ее не покрыта.
Протодьякон М. К. Холмогоров
В 1935 был написан портрет протодьякона Холмогорова. Когда появились первые этюды к «Реквиему», многие встретили их в штыки. Признавая бесспорную одаренность Павла Корина, его упрекали за уход от действительности, поэтизацию мрачных сторон «наследия прошлого», апологию религиозности, однако было в этих этюдах и отражение революции, пусть пока косвенное. Суть такого отражения заключалась, в предельном накале страстей человеческих, в могучей стихии веры. «Реквием» в этюдах постепенно вырастал до символического «реквиема» уходящему старому миру.
Иеромонах Пимен и Епископ Антоний
Митрополит Трифон
В конце 1930-х Корин перестал писать этюды к своей картине, объясняя это нападками недоброжелателей. Но были и более глубокие причины мировоззренческого характера и творческого порядка. Стремительно развивалась новая жизнь, требовавшая от художника обновления и расширения тематики творчества. Обращение к новым героям (портреты замечательных деятелей советской культуры) заметно тормозило работу над задуманной картиной, но не остановило ее.
Молодой иеромонах. Отец Федор. 1932
Приехавший к Корину Горький подробно расспрашивал его о композиции будущего полотна, поинтересовался названием. «Реквием», — не очень уверенно ответил художник. — «Адреса не вижу. Название должно определять содержание. — А потом писатель проговорил, взглянув на этюды: — Они все эти — уходящие. Уходят из жизни. Уходящая Русь. Я бы так и назвал: «Русь уходящая». И как-то сразу после этих слов все стало на места, идея и замысел картины приобрели ясную и четкую стройность.
Схимница мать Серафима из Ивановского монастыря в Москве
Схимница из Ивановского монастыря. Этюд к картине «Реквием». 1930-е.
Почти четверть века (с перерывами) писал Корин окончательный эскиз картины, который завершил в 1959. Этот эскиз был уменьшенным вариантом задуманного полотна, он не просто дает представление о его композиции и художественном строе, но и раскрывает конкретное содержание каждого образа. Это эскиз многофигурного группового портрета, созданного по примеру лучших образцов этого жанра.
Нищий. 1933
Действие картины Павел Корин развернул в глубине Успенского собора Московского Кремля. Многоликая толпа, заполнив собор, готовится к торжественному выходу. Такое решение сюжета позволило художнику обратить всех героев картины лицом к зрителю, что способствует наиболее многогранному раскрытию портретных характеристик.
В центре картины расположено высшее духовенство. В одном храме вместе сошлись четыре патриарха, последовательно возглавлявшие Русскую православную церковь. Это обстоятельство говорит в пользу того, что замысел всего полотна не сводится лишь к отображению трагически уходящей Святой Руси. Долгое время некоторые искусствоведы (Г. Васильев) рассматривали картину как «последний парад осужденных историей на небытие». Критик отмечал, что «их отчужденность от жизни безжалостно подчеркнута безлюдием огромного собора. Художник задумал картину как «Реквием» — отходную могучему общественному явлению, именуемому православием».
Схиигуменья мать Фамарь. 1935
Да, мысль о происходящей трагедии читается и в композиции картины, и в лицах ее персонажей. Но лица большинства из них омрачены не только скорбью, они отмечены и глубокими сосредоточенными раздумьями. В картине и намека нет, что перед нами жертвы исторической ломки, смиренно принимающие приговор эпохи. Поэтому среди персонажей очень мало склоненных фигур и людей с поникшим взором. Слева от амвона зритель видит высокого, гордо откинувшего голову иеромонаха. Рядом с ним представлены два народных типа: древний, но еще полный неугасимых сил старик и нищий-слепец. Богата разнообразными типами и характерами правая часть композиции. Общий красновато-синий колорит полотна с обильными вкраплениями золота, строгая величавость фона, заполненного чудесно интерпретированной художником русской живописью, таинственное мерцание свечей — все усиливает суровую, напряженную торжественность этой монументальной сцены.
Таковы образы коринского «Реквиема». Как видим, во всех этих внешне, а порой и внутренне несхожих людях есть одно — духовный стержень, вера. Ею они жили, с ней умирали, принимая смерть достойно, по-христиански. Именно вера, христианское воззрение на человека как на микрокосм, утверждение в человеке сознания его неповторимости и богоподобной значимости (раб Божий уже ничей раб!) сообщало им высокую индивидуальность. Все они — отдельные ипостаси одной идеи…
Молодая монахиня. 1935
Задуманная Павлом Кориным «Русь уходящая» — полотно крупного историко-философского плана. Но художник так и не перенес готовую в сущности картину на большой холст. Натянутый на гигантский подрамник холст и поныне стоит в мастерской-музее художника. Почему же его не коснулись ни кисть, ни даже уголь? Некоторые считали, что художник почувствовал непреодолимое противоречие замысла и выбранного пути воплощения. Так Каменский писал: «Корин задумал картину как торжественный реквием, как высокую трагедию. Но трагедия лишь тогда обретает настоящую жизненную силу и величие страстей, когда при столкновении погибающая сторона обладает человеческой красотой и исторической справедливостью. У персонажей «Руси уходящей» этих качеств нет. Лучше всех это доказал сам Корин в этюдах. Он изобразил с… психологической силой вереницу духовных и физических калек, упорствующих фанатиков, слепорожденных, умирающих без прозрения… И вот когда Корин стал компоновать из своих этюдов картину, намереваясь создать трагическую композицию, объективное содержание созданных им отдельных образов стало противоречить общему замыслу. У Корина хватило душевной зоркости, чтобы это понять, и мужества, чтобы отказаться от создания полотна».
Однако факты противоречат подобным утверждениям. Зингер, например, отмечает, что в эскизе есть просто прекрасные персонажи: тот же старик-богатырь из пары «Отец и сын», некоторые женские типы — плоть от плоти тех вечных прообразов, что в свое время породили боярыню Морозову и стрельцов у Сурикова, Марфу и Досифея у Мусоргского, отца Сергия у Л. Толстого.
Были и другие обстоятельства, по которым картина оказалась незавершенной. Партийные функционеры стояли на страже принципа социалистического реализма и ревностно следили за тем, чтобы «идейно вредные, чуждые народу» произведения не увидели свет. Еще в 1936 от одного из них, Ангарова, поступило письмо на имя Сталина: «Подготовка Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся остатки духовенства, аристократических фамилий, купечества. Так, например, среди натурщиков Корина имеется человек, окончивший два высших учебных заведения и в 1932 постригшийся в монахи. Корину позируют бывшие княгини, ныне ставшие монахинями, попы всех рангов, протодьяконы, юродивые и прочие подонки…
Наши попытки доказать ему ложность взятой им темы пока не имели успеха… Прошу Вашего указания по этому вопросу».
Павел Дмитриевич в последние годы жизни страстно хотел завершить свою картину. Единственным серьезным препятствием стали возраст и резкое ухудшение здоровья . Ему было уже около семидесяти лет, он перенес два инфаркта, а работа требовала много сил. И все же мастер не хотел сдаваться. Корин собирался даже заказать специальное подъемное кресло и начать работы. Но силы убывали, и незадолго до кончины художник с горечью произнес: «Не успел».
Северная баллада — левая часть триптиха Александр Невский. 1943
Павел Корин не верил в окончательный уход Святой Руси, в исчезновение православной духовности. Он страстно верил: «Русь была, есть и будет. Все ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимся, пусть трагическим, но только эпизодом в истории великого народа».
Старинный сказ — правая часть триптиха Александр Невский. 1943
Спас Ярое Око. 1932
Левая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Правая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Центральная часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Архимандрит Отец Никита.
Пересвет и Ослябя — правая часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944
Дмитрий Донской и Сергий Радонежский — центральная часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944
Дмитрий Донской. Утро Куликова поля. 1951
Сельский священник. Отец Алексий. Фрагмент
Иеромонах Митрофан. Фрагмент
Отец Иван, священник из Палеха. 1931
Схиигумен Митрофан и Иеромонах Гермоген. 1933. На обороте на верхней планке подрамника авторская надпись: Схиигумен О. Митрофан (с крестом) из «Зосимовой пустыни»
Собор Святого Петра в Риме. 1932.
Портрет Н.А. Пешковой. 1940
Портрет М.В. Нестерова. 1939
Портрет К.Н. Игумнова. 1941-1943
Портрет маршала Г.К. Жукова. 1945
После смерти Горького в 1936 обстоятельства жизни художника резко изменились, он фактически был вынужден прекратить работу над картиной. Уже подготовленный огромный холст так и остался нетронутым.
Полностью картину Корина «Русь уходящая» можно посмотреть ТУТ
В годы Великой Отечественной войны Корин обращается к исторической теме, работать над которой он продолжал до самой смерти. Его привлекают образы воинов — защитников родной земли, духовных идеалов России.
Таков Александр Невский — центральная фигура знаменитого триптиха (1942), в котором живут черты и святых с древнерусских икон, и могучих героев итальянского Возрождения.
Александр Невский (1220-1263) издавна почитали на Руси. Благоверный князь прославился как заступник земли Русской. Вся его жизнь была посвящена служению Отечеству. В разгар войны указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июля 1942 учреждён орден Александра Невского.
Сила воздействия образа, созданного Кориным, оказалась такова, что репродукции Александра Невского украшали фронтовые землянки и фронтовые газеты. Огромная копия картины, сделанная группой бойцов, штурмовавших Древний Новгород, была установлена у въезда в город. Шли на запад солдаты, и звал их на бой за свободу легендарный русский полководец. Так, искусство, выражая «дух народный», воевало. Работа Павла Корина наравне с гимном «Вставай, страна огромная» явилась в тот период чем-то большим, нежели простое художественное произведение.
В Александре Невском сполна выражено то о чём, говорил Павел Дмитриевич Корин: «Искусство должно быть героическим, воспитывать и поднимать дух народа».
Всю жизнь Корин вел бой. Как художник. Как собиратель обреченных на гибель произведений древнерусского искусства. Как выдающийся реставратор, которому человечество обязано спасением многих великих произведений, в том числе шедевров Дрезденской галереи. Как общественный деятель — защитник культурных памятников России. Но одержать главную победу — завершить труд, к которому он сознавал себя призванным, — Корину не удалось.
,
М. В. Нестеров. Портрет братьев П. Д. и А. Д. Кориных. 1930. Москва, Третьяковская галлерея
Сложный по замыслу портрет братьев Кориных подкупает найденным в изображении этих двух художников внутренним единством.Братья любуются античной вазой, которую держит один из них в протянутой руке. Этот сосуд — композиционный центр портрета.
Служенье муз не терпит суеты…
Павел Корин: «Русь уходящая», мозаики метро и фрески для Елизаветы Федоровны
Павел Корин. Художник Михаил Нестеров
Очередь на выставку Василия Верещагина в Третьяковке не заканчивается. Менее известна еще одна важная для галереи выставка — расширенная экспозиция произведений Павла Корина.
Выпускник иконописной школы, оформитель Московского метрополитена, автор портретов советских деятелей и руководитель реставрационных мастерских в ГМИИ им. А.С. Пушкина, коллекционер икон, автор самого грандиозного и трагического художественного замысла ХХ века — незавершенной картины «Реквием. Русь уходящая».
В 2017 году исполнилось 125 лет со дня рождения художника и 50 лет со дня смерти. В ноябре Третьяковская галерея совместно с Высшей школой экономики запустили виртуальный музей Павла Корина — часть большого проекта о малых музеях галереи.
На основе материалов этого сайта «Правмир» рассказывает о творчестве художника и работах, которые нужно успеть увидеть на выставке до 16 апреля.
«Русь уходящая»: Церковь выходит на последний парад
Главное дело жизни Павла Корина — картина «Реквием. Русь уходящая». Над эскизами к ней он работал более сорока лет, но так и не приступил к написанию большого полотна. Картину называют одним из грандиозных художественных замыслов ХХ века.
А началось все в марте 1925 года, когда Павел Корин участвовал во всенародном прощании с Патриархом Тихоном в московском Донском монастыре. «Церковь выходит на последний парад», — подумал тогда молодой художник, выпускник Палехского иконописного училища, и решил писать большую картину, которую назвал траурным молебном — «Реквием».
Ее герои, среди которых есть реальные участники церемонии отпевания Патриарха — митрополиты, архиепископы, игумены, схимницы, нищие, слепые, монахи и монахини, — должны были воплотить образ Православной Церкви в целом.
Павел Корин. Реквием. Русь уходящая
Например, на картине мы видим Патриарха Московского и всея Руси Алексия I, архимандрита Сергия — духовника Марфо-Мариинской обители. Одним из первых духовных лиц, которые позировали Корину, стал митрополит Трифон (Борис Петрович Туркестанов), который широко почитался народом как подвижник и проповедник. Многие из изображенных были репрессированы во время борьбы с тайными монашескими братствами в Москве в 1920–1930-е годы.
Митрополит Трифон (фрагмент)
Переименовать картину в «Русь уходящую» Корину предложил Максим Горький и так уберег от различных преследований из-за попыток «воспевания Церкви». Писатель всегда поддерживал молодого художника.
Вскоре изменился и замысел картины: теперь главной стала не идея гибели духовной традиции, а мысль о неистребимости Церкви как вечного источника духа.
На вопрос, где и как он писал портреты «Реквиема», Корин отвечал: «Ходил по церквам, там и встречал этих людей, приводил к себе и писал». Художник признавался, что «изображал людей убежденных, но фанатиков не изображал».
«Мне трудно Вам объяснить, почему я писал это, но все-таки я скажу, что трагедия моих персонажей была моей бедой. Я не смотрел на них со стороны, я жил с ними, и сердце мое обливалось кровью» (из писем Павла Корина В. М. Черкасскому).
И хотя Корин называл эти работы «этюдами», по своим художественным свойствам это полноценные портреты. 29 портретов-этюдов для масштабной композиции сегодня хранит Третьяковская галерея. Часть из них можно увидеть на экспозиции:
Иеромонах Феодор (Олег Павлович Богоявленский)
Преподобномученик Феодор был одним из членов тайной монашеской общины Высоко-Петровского монастыря. В 1933 году его арестовали и приговорили к трем годам исправительно-трудовых работ. Иеродиакон Феодор имел неоконченное высшее образование и в лагере помогал тюремному врачу лечить заключенных.
После освобождения он служил в подмосковных храмах, но отказался заниматься доносительством. За это получил запрет жить в Московской области и переселился под Тверь. В июле 1941 года его обвинили в создании «подпольной организации церковников», арестовали и поместили в Бутырскую тюрьму, где допрашивали и пытали, но безуспешно. В 1943 году следствие развалилось и всех привлеченных по этому делу освободили. Сам иеромонах Феодор был осужден на пять лет ссылки и через месяц скончался в тюрьме в Балашове. Место его захоронения неизвестно.
В августе 2000 года причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.
Иеромонах Пимен (Сергей Михайлович Извеков). С 1971 по 1990 год — Патриарх Московский и всея Руси
В 1930–1940-х неоднократно подвергался арестам. В 1941-43 годах участвовал в Великой Отечественной войне, был ранен. Внес большой вклад в укрепление отношений между Православными Церквями разных стран, награжден орденом Трудового Красного Знамени «за активную миротворческую деятельность». По инициативе Патриарха Пимена в 1989 году были канонизированы Патриархи Тихон и Иов.
Иеромонах Пимен (на переднем плане)
Из-за нечеткой надписи, оставленной Кориным на подрамнике, есть два предположения, кто изображен за Патриархом Пименом. Либо это епископ Антонин (Александр Андреевич Грановский), богослов, исследователь и знаток древних языков, ученый и переводчик раннехристианских текстов. В 1921 году был запрещен в священнослужении за самовольные изменения в литургии. Активно сотрудничал с советской властью, выступал за низложение и арест Патриарха Тихона. Был одним из лидеров обновленческого церковного раскола. Либо это кто-то из иерархов, служивших в 1920–1930-е годы, — Антоний Миловидов, Антоний Панкеев, Антоний Романовский.
Схиигумения Фамарь (Тамара Александровна Марджанова (Марджанашвили)
Родилась в Грузии в княжеской семье. В совсем юном возрасте ушла послушницей в Бодбийский монастырь, где потом приняла постриг с именем Ювеналия, а в 1902 году стала игуменьей. Вскоре ее перевели в Москву и назначили настоятельницей Покровской общины сестер милосердия. Спустя пять лет основала в Подмосковье Серафимо-Знаменский скит.
Схиигумения Фамарь
После его закрытия в 1924 году жила в покоях великой княгини в Марфо-Мариинской обители, позднее вместе с несколькими сестрами основала трудовую артель в подмосковном селе Перхушково: делали игрушки и шили одеяла. В 1931 году монахиню арестовали и отправили в ссылку в Иркутскую область, Корин успел написать ее после возвращения. А в 1936 году она скончалась.
В 2016 году канонизирована Грузинской Православной Церковью.
Сергей Михайлович Чураков (справа) и Степан Сергеевич Чураков
Сергей Михайлович — художник, мастер деревянной скульптуры, чьи работы получили диплом в 1925 году на международной выставке декоративного искусства в Париже.
В начале 30-х был главным художником Гжельского керамического завода. Его работы хранятся в собраниях Третьяковки, а также нескольких региональных музеев.
Чураковы
Его сын Степан Сергеевич — тоже художник и реставратор. Учился у Веры Мухиной на отделении скульптуры, позже стал учеником Павла Корина и после был зачислен в реставрационную мастерскую Музея изящных искусств (ГМИИ им. Пушкина). В 60–70-х годах руководил реставрационными мастерскими после Павла Дмитриевича.
Нищий
Корин вспоминал, что встретил старика нищего на паперти Дорогомиловского Богоявленского собора (позднее взорванного) и с трудом привел в мастерскую.
Некоторые люди, изображенные на подготовительных портретах, не вошли в эскиз 1935–1959 годов. Сам эскиз хранится в Третьяковской галерее.
Портреты современников и «сила человека»
«А в громадном портретном наследии Корина, разве в них не те же характеры, что и в этюдах к картине? Те же, это их продолжение. Те же героические, трагические и возвышенные черты. Корина всегда влекла микеланжеловская сила человека» (В.И. Иванов. Памяти Павла Дмитриевича Корина).
Работа над «Русью уходящей» — так получилось в силу времени и обстоятельств — шла, как принято говорить, «в свободное от основной работы время», хотя всегда была для Павла Корина главной. Слава к художнику пришла во многом благодаря работе над портретами современников: ученых, писателей, военачальников, артистов. За эту серию он получил Ленинскую премию.
Сегодня некоторые работы художника находятся в экспозиции Третьяковской галереи, некоторые в запасниках музея. Часть из них можно увидеть на выставке:
Портрет А.М. Горького, 1932
С портрета Максима Горького началась карьера Павла Корина как живописца современников.
Корин и Горький познакомились в сентябре 1931 года, тогда писатель пришел в гости к молодому художнику в его дом-мастерскую на чердаке дома на Арбате. С того момента началась их большая дружба — Горький стал для Корина в каком-то смысле защитой от идеологически правильных и скептично настроенных по отношению к художнику соотечественников.
Подсказал новое название картины («Русь уходящая» вместо «Реквиема») и таким образом спас от многих неприятностей. Пригласил в поездку по Италии — посмотреть великих мастеров. Италия стала для художника настоящей академией искусств. Впоследствии именно Горький организовал обустройство новой мастерской Корина.
Портрет М.В. Нестерова, 1939
Корин и Нестеров познакомились в 1911 году. Тогда Павел приехал из родного села Палех, где окончил иконописную школу, и в Москве устроился работать в иконописную палату Донского монастыря. Там он и познакомился с художником Михаилом Нестеровым: тот увидел в юноше талант и взял к себе в помощники — Корин помогал расписывать Покровский храм Марфо-Мариинской обители. А Нестеров стал для него не просто учителем, но и наставником по жизни.
В экспозиции есть и другие известные портреты:
Портрет маршала Г.К. Жукова, 1945
«В портрете Георгия Константиновича Жукова я хотел отразить и несгибаемую волю нашего народа, и торжество победы», — говорил Корин.
Портрет художников Кукрыниксов, 1957–1958
(Кукрыниксы (псевдоним по первым слогам фамилий) — творческий коллектив советских художников-сатириков: Михаила Куприянова, Порфирия Крылова и Николая Соколова)
«Их сатира — плакаты во время Великой Отечественной войны разили врага не хуже наших “Катюш”, и по сие время они в политической сатире стоят на передовой линии», — говорил Корин.
Портрет В.И. Качалова, 1940
(Василий Качалов — один из ведущих актеров Московского Художественного театра)
«Александр Невский» — заказ во время войны
Целую стену на выставке в Третьяковской галерее занимает исторический триптих «Александр Невский», во многом благодаря которому нам знаком образ великого князя. Этот жанр занимал важное место в творческой биографии Корина.
Исторический триптих «Александр Невский» Павел Корин писал в 1942–43 гг. по заказу комитета по делам искусств — тема противостояния захватчику тогда была центральной. Чтобы написать латы, шлем и кольчугу, Корин ходил в Исторический музей, а для боковых картин триптиха — композиции «Северная баллада» (слева) и «Старинный сказ» (справа) — ему позировали натурщики.
Прообразами персонажей послужили сказительница из Архангельской губернии и сказитель из Карелии. Кстати, в образе молодого воина в «Северной балладе» изображен иеромонах Феодор.
В феврале 1944 года огромную копию триптиха, которую написали сами солдаты, установили при въезде в освобожденный Великий Новгород.
Великие события на стенах московского метро
И если этюды к «Руси уходящей» и портреты советских деятелей культуры можно увидеть только в музее, то есть работы, мимо которых ежедневно проходят миллионы жителей столицы и гости города, — это станции метро.
Московский метрополитен Павел Корин начал оформлять в 1950-е годы. На тот момент он уже двадцать лет был заведующим реставрационными мастерскими ГМИИ им. А.С. Пушкина.
По эскизам и под наблюдением Павла Корина на своде станционного зала «Комсомольской кольцевой» сделаны мозаики с изображением русских воинов — Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, советских солдат и офицеров, а также Орден Победы в переходе на радиальную ветку. За оформление «Комсомольской кольцевой» Павел Корин получил Сталинскую премию.
Мозаика на Комсомольской кольцевой. Фото: Сергей Авдуевский / Москва меняется
Для станции метро «Новослободская» Павел Корин нарисовал эскизы 32 витражей — они стали его первой работой в этой технике, и эскиз мозаичной картины «Миру — мир», на которой изображена мать с ребенком на руках.
Новослободская. Фото: Сергей Авдуевский / Москва меняется
«Рабочий и колхозница» на торцевой стене зала «Павелецкой» и мозаика с эмблематикой русского и советского оружия в вестибюле станции «Смоленская» — это тоже работы Павла Дмитриевича.
Нет сомнения — Павел Корин был выдающимся мастером монументального искусства, считая, что «великие события истории, изображенные на стене, дадут народу не меньше, чем книга, прочитанная миллионами».
Одна из лучших в СССР коллекция икон
За свою жизнь Павел Корин собрал одну из лучших в СССР коллекций древнерусского искусства. Корин родился в семье иконописцев, был выпускником Палехской иконописной школы и учеником иконописной палаты Донского монастыря.
Выбрав путь светского художника, он не оставил интерес к иконописи и покупал иконы в течение многих лет за гонорары от своих картин. «Я собираю иконы не ради удовольствия. Глядя на них, я творчески расту», — говорил он.
Свое собрание древнерусского искусства — всего 228 предметов — Павел Корин завещал Третьяковской галерее. Среди этих икон есть совершенно уникальные, очень древние святыни.
Фрески по заказу Елизаветы Федоровны
В 1916 году по заказу настоятельницы Марфо-Мариинской обители великой княгини Елизаветы Федоровны Павел Корин расписал подземную усыпальницу, где должны были быть захоронены сама настоятельница и сестры обители.
Сегодня фрески нуждаются в реставрации, поэтому закрыты от глаз посетителей.
Дом Павла Корина — «малый музей» Третьяковки
Более тридцати лет Павел Корин жил в здании бывшей прачечной на улице Малая Пироговская близ Новодевичьего монастыря. В одной половине дома была жилая часть, в другой — мастерская. Все свое имущество Павел Корин завещал жене Прасковье Тихоновне, а в случае ее смерти — Государственной Третьяковской галерее с единственным условием — сохранить в доме все, как при жизни художника.
После смерти мужа Прасковья Корина попросила министра культуры СССР Екатерину Фурцеву принять в дар Третьяковке коллекцию древнерусского искусства и образовать в доме их семьи художественный музей.
В 1971 году мемориальный Дом-музей открылся для посетителей как часть Третьяковской галереи.
В 2009 году музей закрыли на реконструкцию — дом нуждался в ремонте. Пока наследие Павла Корина хранится в запасниках галереи.
Дом-музей. Фото: museum.ru
«Вера — это великая вещь!»
Некоторые проекты Павла Корина не были реализованы: мозаика на станции метро «Арбатская», где он хотел продолжить тему «Становление Руси», мозаичный фриз для Большого зала Дворца Советов, мозаика «У Лукоморья» в Центральном детском магазине на Лубянке. Более подробно о творчестве Павла Корина можно узнать в его виртуальном музее.
«Я никогда не забуду одного из тех, кого я писал, он говорил: “Мне нужно немножечко веры”. “Немножечко веры” — как хорошо сказано! Вера — это великая вещь! <…> Вера — это одно из самых замечательных проявлений человеческого духа… Превыше всего ценю в человеке веру. Веру — в широком смысле. Верить можно и в Бога, и в Родину, и в народ…» (из бесед Павла Корина с Л.С. Зингер).
Подготовила Надежда Прохорова
по материалам виртуального музея Павла Корина
Павел Корин
Картины Корина глубоко человечные, глубоко живописные, — это высокая ступень в развитии русского искусства. И жизнь Корина — напряженная, страстная, целиком отданная искусству — может служить примером для многих художников.
Палех. 1927. Бумага, акварель, гуашь, белила. 10 x 22
Корин прекрасно знал творчество Горького, не раз видел писателя на художественных выставках. На одной из них Горький обратил внимание на работы Павла Корина и выразил желание побывать в его мастерской.
— Отлично. Вы большой художник. Вам есть что сказать! — говорил писатель Корину.
Уходящая Русь. Эскиз картины.
1935–1959. Акварель. 64 х 107
Иеромонах Пимен и епископ Антонин. Эскиз к картине «Уходящая Русь». 1935. Холст, масло. 244 х 137 |
Митрополит Сергий. Эскиз к картине «Уходящая Русь». 1937. Холст, масло. 244 х 137 |
Протодьякон Михаил Холмогоров. Эскиз к картине «Уходящая Русь». 1933. Холст, масло. 217 х 196 |
— В Италию, сударь мой, поезжайте… в Италию!
Столь высокая оценка Горького была полной неожиданностью для Корина. Так началась их дружба.
Тогда же у художника родился замысел написать портрет Горького. Дерзкая мечта! Ведь Горького писали выдающиеся русские художники — В.А. Серов, И.Е. Репин, М.В. Нестеров, в советскую эпоху — В.М. Ходасевич, И.И. Бродский и многие другие живописцы.
Корин заволновался. Сможет ли он запечатлеть для потомков великого писателя таким, каким он был теперь, на склоне жизни?
— Ничего, ничего, справитесь, выйдет!
Портрет А.М. Горького. 1932. Холст, масло
Портрет М. Горького. 1936 — 1937 Холст, масло
Прошел год, и Москва услыхала о молодом живописце. На выставке «XV лет РСФСР» в 1933 году появился портрет А.М. Горького, написанный Павлом Кориным в Сорренто.
Много лет спустя Корин создал портрет Нестерова. Он великолепно передал суровую сдержанность своего учителя и его страстную любовь к искусству.
Портрет М.В. Нестерова. 1939. Холст, масло. 110 x 110
Долгие годы продолжалась эта дружба. В доме Нестерова Корин познакомился с выдающимися учеными, писателями, артистами. Нестеров оказал неоценимое влияние на формирование эстетических и общественных взглядов молодого художника.
Каждое лето Корин уезжал в родной Палех, писал там этюды, завершившиеся картиной — панорамой «Моя родина», над которой художник работал немалых двадцать лет.
Моя Родина. 1928 — 1947. Бумага на картоне, масло, темпера. 45 x 150
Корина привлекали яркие человеческие характеры. В 1940 году он начал работу над портретом народного артиста Василия Ивановича Качалова, выступления которого для современников были праздником.
Портрет В.И. Качалова. 1940. Холст, масло. 206 х 108
В годы Великой Отечественной войны Корин обращается к темам героического прошлого русского народа. Он пишет огромный триптих «Александр Невский».
Когда Новгород в 1944 году был освобожден Советской Армией от гитлеровцев, при въезде в город была установлена огромная копия этой картины. Древнерусский воин приветствовал своих героических потомков.
Портрет маршала Г.К. Жукова. 1945. Холст, масло. 107 × 97
Портрет художников Кукрыниксов. 1957 — 1958. Холст, масло. 140 х 190
Корин любил писать людей искусства, особенно привлекали его живописцы. Проникнуть в творческий мир художника, уловить в его портрете своеобразие и неповторимость таланта — такая задача казалась особенно интересной Корину.
Портрет скульптора С.Т. Коненкова. 1947. Холст, масло. 108 х 100
Портрет Ренато Гуттузо. 1961. Холст, масло. 115 х 112
Однажды в гости к Павлу Дмитриевичу приехал архитектор А.Н. Щусев. Он предложил Корину создать мозаики для оформления станции московского метро «Комсомольская — кольцевая», строившейся по его проекту.
Мозаика «Минин и Пожарский». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Мозаика «Александр Невский». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Мозаика «Дмитрий Донской перед Куликовской битвой». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Корин работал с разными материалами, создавал мозаики, настенную живопись, витражи из цветного стекла.
Мозаика «Альпийский поход Суворова». 1951.
Смальта, мрамор, мозаика
Мозаика «Выступление В. И. Ленина на Красной Площади». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Мозаика «Родина-мать с пальмовой ветвью мира и серпом-молотом». «Триумф Победы». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Мозаика «Красноармейцы с Красным Знаменем». 1951. Смальта, мрамор, мозаика |
Мозаика «Бородинское сражение». 1951.
Смальта, мрамор, мозаика
Я хорошо помню часть триптиха Павла Дмитриевича Корина — «Александр Невский», который был на обложке учебника по истории за шестой класс, это изображение вызывало во мне тогда двоякую внутреннюю реакцию — с одной стороны я видел монументальную строгость, мощь и силу, но видел я и что-то отталкивающее, серость, унылость и безысходность. Особенно пугали меня глаза Спасителя…С коринской «Русью уходящей» все уже сложнее, увидел я ее осознанно буквально в этом году.
все картинки кликабельны, постарался найти изображения в лучшем качестве из доступных в сети.
Из записи в дневнике Павла Корина: 12 апреля 1925 года: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона.Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажженными свечами, плач, заупокойное пение. Прошел старичок-схимник. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати,пели какой-то старинный стих. Помню слова: «Сердца на копья поднимем». Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это – реквием!»
«Картина моя – на похоронный мотив «Святой Боже». Удары колокола. Мрачно, безнадежно… Торжественный трагизм». Корин хотел показать «последний парад православия». Но получилось по-другому. Почему? В конце жизни художник скажет: «Писал я людей большой веры и убеждений, а не фанатиков». Значит, Корин, спеша запечатлеть Русь, безвозвратно, как казалось многим, да и ему самому, уходящую, внутренне преклонялся перед ней.
«3 апреля 1935. Вечер. Колонный зал. «Реквием» Берлиоза. Помни «День гнева», какое величие! Вот так бы написать картину. «День гнева, день суда, который превратит весь мир в пепел». Какая музыка!Этот пафос и стон должен быть в моей картине. Гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть».
Чтобы лучше понять замысел картины, нужно прослушать это произведение, особенно – «Dies irae».
Должно сказать, что работа над картиной шла во многом благодаря протекции А.М.Горького, придумавшего кстати название «Русь уходящая», как более прямолинейное и позволяющее жить картине дал именно он. Но после того как Горький умер в 1936 г. Корин был беззащитен и донос не заставил себя ждать:
«Секретарю ЦК ВКП (б) – т. Сталину И.В. т. Андрееву А.А.
Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и темные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии. Наши попытки доказать ему ложность взятой им темы пока не имели успеха, так как он находил поддержку у некоторых авторитетных товарищей. Прошу Вашего указания по этому вопросу. Зам. Зав. Культпросветотдела ЦК ВКП (б): А. Ангаров. 8.XII. 36″.
После этого Газета «Известия» в апреле 1937 года опубликовала подряд две статьи о Корине, где говорилось, что он «отгородился от советской художественной общественности», «работает над антисоветским произведением» и даже что в его мастерской «троцкистско-фашистская нечисть создала… лабораторию мракобесия». В том же направлении усердствовали коллеги-художники. Но дальше этого дело, к счастью, не пошло. Тем не менее, дальнейшая работа над этюдами прекратилась. Маленький акварельный эскиз картины за все 24 года работы над ним (с 1935 по 1959-й) пополнился лишь несколькими фигурами, оставшись практически без изменений в композиции. А на огромном холсте (941 х 551 см), сделанным по специальному заказу и растянутому уже в мастерской, так и не появилось ни одного мазка. Остался лишь маленький эскиз.
Ему пришлось почти полностью скрыть свой внутренний мир от окружающих. Зажигая дома лампадку перед иконами, собранными им с огромной любовью и пониманием их духовной и художественной ценности, знакомым, знавшим, что он верующий, православный, церковный человек, он говорил: «Зажжешь, сядешь напротив, и как-то приятно и легко станет на душе. Сверкнет этаким светлячком свет тихо и красиво…»
комната в доме-музее Павла Корина
Даже когда времена уже стали более терпимыми и казалось бы были все возможности вернуться к картине, Павел Корин не сделал этого. О причинах этого искусствоведы спорят до сих пор.
Очевидно, что духовная сила и мощь коринских героев светилась из портретов-этюдов. Корин мастерски передал внутреннюю суть основы нашей Церкви, возможно сам того не желая, он не смог скрыть ту силу, которая смогла пережить самые тяжелые годы гонений. Все было столь явно, что это видели даже доносчики. На самом деле, немудрено, ведь Корин готовился к судьбе иконописца, и именно иконописной основой он открыл внутреннюю суть образов. Так или иначе, Павел Корин был верующим человеком и поэтому не удалось ему изобразить последний парад уходящей Руси. Смотря в глаза этих людей не видишь обреченности, безысходности и угасания. Даже если переложить все действо на «похоронный мотив», «реквием», то ведь для Церкви это все радость! Радость сочетания с Господом Иисусом Христом!
Получился уникальный случай, картины нет, но она существует! Каждый портрет, каждый этюд стал самостоятельным произведением, а если собрать их все воедино, то эти люди являют собой «единую святую соборную и апостольскую Церковь», где исторический сюжет утратил свою конкретность и обрел предельную силу обобщения, тут мы ощущаем крепкий духовный стержень каждого героя картины и видим торжество Православия!
Ранние эскизы
Епископ Трифон, в миру князь Туркестанов. 1929 г.
Князь Борис Петрович Туркестанов, (1861–1934 гг). владыка Трифон освятил храм в Марфо-Мариинской обители в Москве, посвятил в звание крестовых сестер милосердия ее основательницу Великую княгиню Елизавету Фёдоровну и сестер; в начале Первой мировой войны добровольцем ушел в действующую армию, а после контузии стал настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Славился своим даром слова. Является автором известного акафиста «Слава Богу за все», с этими словами многие умирали в лагерях.
Митрополит Сергий. 1937 г.
Будущий Патриарх Сергий (Страгородский), по сути он возглавлял церковь после смерти Патриарха Тихона, будучи сначала заместителем местоблюстителя патриаршего престола, а потом и самим местоблюстителем, а в годы Велий Отечественной Войны стал патриархом. Именно при нем выстроились взаимоотношения между руководством Советского Союза и Церкови.
Отец Сергий Успенский (старший) 1929 г.
Сергей Васильевич Успенский служил 50 лет в церкви Спаса Преображения на Песках. Как и многие согласился позировать Корину, узнав, что ему позировал сам владыка Трифон.
Отец Сергий Успенский (младший), племянник отца Сергия Успенского Старшего. 1931 г.
После революции неоднократно арестовывался и ссылался, в 1937 году был расстрелян на Бутовском полигоне, причислен к сонму новомучеников и исповедников Российских.
Протоиерей Василий Фёдорович Соболев. 1930 г.Настоятель храма Преподобного Сергия у Рогожской заставы.
Архимандрит (Отец Никита). 1936 г.
отец Никита (Курочкин 1889–1937гг). Духовный сын старца схиархимандрита Мелхиседека, иеромонах Зосимовой пустыни. После ее закрытия – старец Высоко-Петровского монастыря.Был в ссылке, по возвращении из ссылки служил в селе Ивановском под Волоколамском. Окормляя многие общины. Скончался в Волоколамске в 1937 г.
Арсений, митрополит Новгородский. 1933 г.
Арсений (Авксентий Георгиевич Стадницкий, 1862–1936), выдающийся историк, богослов, прозванный «строгим архипастырем» духовник Алексия Симанского – патриарха Алексия I. В 1918 году митрополит Арсений стал одним из трех кандидатов в патриархи, а в начале 1920-х был арестован и с тех пор почти постоянно находился в тюрьме или ссылке. В 1936-м скончался в Ташкенте на руках своего духовного сына – хирурга и архиепископа Луки Войно-Ясенецкого.
Архиепископ Владимир (Соколовский). 1926 г.
Архиепископ Владимир (Соколовский) 1931 г.
На сколько я понял, оба портрета, размещенные выше, несмотря на их различия, являются изображениями одного человека, — в миру — Василия Григорьевича Соколовского-Автономова (1852-1931).
Владыка был большим знатоком знаменного пения. Что интересно для нашей местности, дак это то, что он был в 1903 г. переведен на Екатеринбургскую и Ирбитскую кафедру. В 1904 г. возглавил юбилейные торжества по случаю 300-летия основания Верхотурского монастыря во имя свт. Николая Чудотворца и 200-летия со времени перенесения в монастырь мощей прав. Симеона Верхотурского. Под его непосредственным наблюдением был возведен Крестовоздвиженский собор Верхотурского монастыря. Во время своего посещения Екатеринбурга в июне 1905 г. прав. Иоанн Кронштадтский после совместного служения с владыкой записал в дневнике: «Божий он человек: умный, наблюдательный, твердый в правде, скромный, кроткий, благолепный». Отошел ко Господу в 1931 году в нищите и аскезе.
Молодой иеромонах Алексий (Виктор Сергеев)
В будущем Архиепископ Алексий.
Иеродиакон Федор (Олег Богоявленский 1905-1943 гг.) в будущем преподобномученик иеромонах Феодор. Когда арестовали его духовного отца, игумена Высоко-петровскогомонастыря (в 20-30 е годы самый крупный центр тайного монашества), о.Митрофана (его портрет ниже), то предчувствуя скорый арест, в своей келии о.Феодор постился и молился, в тишине и уединении готовясь к смерти.
Схиигумен Митрофан (с крестом) (1869-1943?) и иеромонах Гермоген.
Иеромонах Пимен (Извеков), который почти через сорок лет после написания этого портрета станет патриархом. Второй человек на картине — епископ Антонин (Грановский), один из видных деятелей обновленческой церкви.
Схимонах Агафон. В миру — Лебедев Александр Александрович. В будущем — Преподобномученик схиархимандрит Игнатий (Лебедев) (1884- 1938 гг.). Изначально являлся насельником Зосимовой пустыни. После ее закрытия стал наместником Высокопетровского монастыря. Имел очень большое количество духовных детей, был опытным духовником, многоопытным старцем, несмотря на то что по возрасту не был стар, он умер в 54 года, в исправительно-трудовой колонии близ города Алатырь.
Отец Иван (Рождественский), священник из Палеха. 1931 г.
Этот портрет был написан Павлом Кориным по ранним наброскам, или по памяти, т.к. о. Иоанн был расстрелян еще в 1922 году. Ныне же он прославлен в лике священномучеников.
Отец Алексий из Палеха 1931
Настоятель церкви Иоанна Златоуста в селе Краснове недалеко от Палеха. Он видел, как разрушаются храмы, точнее — их разрушают самые обычные люди, в том числе те, кто вчера еще приходил на службу, как рушатся родственные связи. «Добрый пастырь (…), переживший в этой жизни крушение всех земных идеалов: самоубийство сына, посрамленного за свое родство с отцом-священником, измену собственной паствы», — пишет о герое Корина искусствовед Вадим Валентинович Нарциссов.
Священник у аналоя со свечой. 1931 г.
Холмогоров Михаил Кузьмич, серия портретов.
Протодиакон, обладавший уникальным голосом. Таким запомнился он его современнику, историку Василию Алексееву:»Очень прямой, на полголовы выше толпы, спокойный и необыкновенно величественный отец Михаил запоминался с первого взгляда… величия, подобного холмогоровскому, не было ни у кого другого… Жесты Холмогорова напоминали жесты апостолов в «Тайной вечере» Леонардо…»
Глядя на него, изображенного по центру картины, в голове звучит низкое и могучее — «Благослови Владыко…»
Схиигуменья мать Фамарь 1935 г. (Тамара Марджанова 1869 -1936 гг.)
Происходила из рода грузинских князей, но в ранней молодости посвятила себя Богу. Была настоятельницей 3-х монастырей. После революции пережила разорение скита и ссылку в сибири, на портрете она изображена в первый год после возвращения из ссылки.
Молодая монахиня 1935
копия с картины Корина «Молодая монахиня».
На картине изображена тайная монахиня Таисия (Протасьева Татьяна Николаевна 1904-1987 гг.) много позже, уже в схиме, она примет имя своей духовной матери схиигумении Фамари. Монахине Таисии пришлось прожить всю жизнь в миру, в 1953 она окончила Московский Государственный университет, но еще до этого и потом, уже после окончания МГУ, она много лет работала в Государственном Историческом музее, изучая древние рукописи и издавая по ним монографии и статьи. Пела в хоре храма храма Илии Обыденного в Москве.
«Трое» 1933-35 гг.
Слева изображена София Михайловна Мейен (Голицына 1903-1982 гг.), она не была монахиней, рано потеряла мужа и осталась с тремя детьми, всю жизнь проработала машинисткой. На переднем плане Корин изобразил монахиню (Марию Николаевну Елагину (? – начало 1930-х)). и справа неизвестную инокиню.
Схимница мать Серафима из Ивановского монастыря в Москве. 1930 г.
Схимница из Вознесенского Кремлевского монастыря в Москве. 1933 г.
Предположительно это игумения Евгения (Екатерина Алексеевна Виноградова) из Вознесенского монастыря в Кремле.
В другом месте я встретил воспоминания касающиеся этих двух схимонахинь, там говорится том, что это сестры, матушки Серафима и Нина. Может быть матушка Евгения до принятия схимы имела имя Нина. Пока не разобрался в этой истории.
Отец и сын (С.М. и Ст.С.Чураковы) 1931
Скульптор и реставратор Сергей Михайлович Чураков и его сын Станислав, художник, ученик Павла Корина, по замыслу художника, на картине должен был быть еще его старший брат, стоять за ними, но после первого позирования он отказлся продолжать, П.Корин стер, что успел написать. Станислав в воспоминаниях вспоминает о том что были еще эскизы -«шествие в горах. Снеговые горы и идущие люди. Впереди Холмогоров с кадилом, нищий, слепой и я с отцом. Митрополит Трифон в центре толпы. Эта композиция отвлеченная. Для меня это было неожиданным откровением. Я знал композицию богослужения в Успенском соборе. Это начало крестного хода. Холмогоров, митрополит Трифон, все духовенство, вся нищая братия, миряне, мой отец и я.»
Слепой 1931 г.
На портрете изображен Блаженный («Данило слепой», как называл его П.Д. Корин). По свидетельствам очевидцев, в частности монахини Игнатии Петровской, в 1920-е годы он служил певчим в Москве в храмах Сергия Радонежского и Высоко-Петровского монастыря, а также в церкви Рождества Богородицы в Путинках . В воспоминаниях жены художника П.Т. Кориной сохранилось свидетельство о работе над портретом слепого: «Вид у него был неказистый. Голова большая и еще трясется во все стороны. Рот гнилой, точно пожар был во рту. Жил он у нас три дня. Павел Дмитриевич всегда старался работать молча… Тихо в комнате. Иногда лишь слышна реплика слепого: «А Вавилон-то шуми-и-т!» (на Арбате, около нашего дома, трамваи давали сильные, продолжительные звонки). «Как я устал, — говорил Паня после сеанса, — сам скоро буду трясти головой, как Данило слепой»» . На эскизе «Реквиема» (1935—1959) Корин изобразил слепого Данилу в левой группе, между архимандритом Алексием (Сергеевым) и схимником Агафоном (Лебедевым).
Нищий 1933 г.
Нищий с паперти Дорогомиловского собора
Старик Гервасий Иванович 1925 г.
Именно с этого этюда, со 107-летнего старика Гервасия, начала воплощаться в жизнь идея этой нереализованной в огромном полотне картины. Запись об этом в дневнике: «Работал с мыслью о будущей картине, еще неясно рисовавшейся в сознании»
«Русь уходящая» или Апокалипсис от Корина
Однажды в 1931 году писатель Максим Горький подсел к художнику Павлу Корину и сказал:
– Знаете что, напишите-ка с меня портрет.
Художник ответил, что ещё ни разу не писал портрет, поэтому боится пустой траты времени. Но в итоге согласился. Так было положено начало удивительному сотрудничеству и дружбе маститого писателя с малоизвестным тогда ещё художником, который вскоре прославится как лучший портретист Советского Союза. Всем знакомый по школьным учебникам портрет князя Александра Невского, портрет «демона войны» маршала Жукова, портреты художников Михаила Нестерова и Кукрыниксов, писателя Алексея Толстого, академика Зелинского, Сергея Коненкова и Василия Качалова – это всё Корин. Но началось всё с Горького. Впрочем, речь не об этом.
Павел Корин
Так вот, однажды Максим Горький после очередного сеанса позирования увидел в углу мастерской сваленные в кучу этюды – наброски какого-то грандиозного полотна: торжественный крестный ход священников под мрачной громадой Успенского собора Московского кремля – яростно сверкали на солнце купола, а внизу разливалось сияние от шитых золотом архиепископских одежд.
– Что это? – заинтересовался писатель.
– «Реквием», – не очень уверенно ответил художник.
– Нет, друг мой, название должно определять содержание, а в этом названии я не вижу этого…
Писатель еще раз внимательно посмотрел на этюды, задумчиво покачал головой: нет, нельзя в годы Второй Безбожной пятилетки быть таким неосторожным.
Павел Корин. Фрагмент портрета А.М. Горького
– Понимаете, это же все уходит из нашей жизни. Уходящая натура – уходящие люди… Кстати, помните, у Сергея Есенина есть такое замечательное стихотворение «Русь Уходящая»?
И тут же начал декламировать:
«Я уходящих в грусти не виню,
Ну где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться…»
– Да, – резко подвел итог размышлениям писатель. – Я бы так и назвал: «Русь уходящая».
– Вот спасибо, Алексей Максимович, – с жаром воскликнул Корин, – непременно воспользуюсь вашим советом.
Поддержка и покровительство всемогущего «инженера душ человеческих» была ему тогда очень необходима.
Павел Корин в студии рядом c картиной «Портрет художников Кукрыниксов» (1958 год)
* * *
У каждого художника есть своё главное полотно – его визитная карточка, его душа, распятая на подрамнике, его воплощённая мечта. У Корина таким главным полотном стала воображаемая картина – задуманный «Реквием», или «Русь уходящая», так и не был никогда написан, несмотря на то что Павел Дмитриевич несколько десятилетий работал над композицией картины, написал цикл портретов, сделал этюды интерьеров Успенского собора Московского кремля. По его замыслу, это должно было быть эпическое полотно – 40 квадратных метров, почти столько же, сколько и «Явление Христа народу» Александра Иванова.
Павел Корин. Русь уходящая
Но когда картина вдруг предстала перед мысленным взором во всех подробностях, когда он вдруг со всей ясностью понял, что именно он хочет нарисовать, вернее, ЧТО как будто бы само собой явилось из сотен эскизов и рисунков, его руки словно парализовало от страха.
И он так и не притронулся к огромному загрунтованному холсту, который сделали специально для Корина. Много лет этот гигантский холст немым укором стоял в его мастерской.
Но в искусстве многие вещи совсем не зависят от воли творца, вернее, тех людей, которым Творец поручает что-то создать для Своих надобностей. Раз уж Творцу что-то нужно, то это появится в любом случае, можете даже и не беспокоиться. И поэтому ненаписанное полотно Корина так или иначе всё равно появилось на свет – пусть и в виде эскизов и множества разрозненных этюдов.
Творцу же требовалось послать чадам Своим Знак.
* * *
Павел Корин с самого раннего детства обещал служить Богу, ведь он появился на свет в июле 1892 года в знаменитом на весь мир селе Палех Владимирской губернии – в семье потомственных русских иконописцев. В десять лет Павел, как и его старшие братья, был принят в иконописную школу Палеха, затем он с братом Александром уехал на заработки в Москву, поступил учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ).
Одновременно они с братом подрядились работать в артель «богомазов» К.П. Степанова при Донском монастыре, где охотно брали палехцев. Так братья Корины и попали на строительство храмов для Марфо-Мариинской обители в Москве, которая создавалась на средства великой княгини Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы Александры Федоровны. В Марфо-Мариинской обители тогда работали лучшие церковные живописцы того времени: Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Нестеров. Именно Михаил и стал на долгие годы другом и наставником Павла Корина. Вместе с Нестеровым они расписали главный купол храма Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители, а далее уже один Павел Корин оформил подкупольное пространство храма, своды окон и дверей.
Фреска Михаила Васильевича Нестерова «Христос в доме Марфы и Марии» Покровского храма Марфо-Мариинской обители
Кстати, в монастыре Павел Корин нашёл и свою будущую жену – воспитанницу обители Прасковью Тихоновну.
Затем настали тяжёлые и голодные революционные годы. Марфо-Мариинская обитель была закрыта, княгиня Елизавета Федоровна арестована и казнена. Чтобы хоть как-то прокормить семью, Павлу Корину пришлось устроиться в анатомичку 1-го Московского университета: он зарисовывал различные органы трупов, также он преподавал технику рисунка в МУЖВЗ (вернее, после революции училище сменило название на 2-е Государственные художественные мастерские).
Княгиня Елизвета Федоровна
Но, несмотря на все гонения, художник остался верен православию и глубоко сочувствовал всем событиям Русской церкви этого периода. Также Корин глубоко переживал арест патриарха Тихона в мае 1922 года и суд над предстоятелем церкви. Как и многие сотни москвичей, он посчитал своим долгом отнести передачу патриарху, заключённому в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Корин тоже ездил в Донской, передал посылку с продовольствием и тёплыми вещами, сшитыми бывшими монахинями Марфо-Мариинской обители, и в благодарность получил фотографию патриарха и ответ на клочке бумаги: «Получил и благодарю. Патр. Тихон». Эту записку, приклеенную к обратной стороне фотографии, Павел Дмитриевич как благословение всегда хранил у себя.
Патриарх Тихон
Ещё большее потрясение на художника произвела смерть патриарха в апреле 1925 года. Несмотря на негласные запреты, толпы людей шли проститься с патриархом в Донской монастырь, где в течение нескольких дней стоял гроб. Корин был там все те дни, и увиденное им массовое народное стояние у гроба патриарха произвело на него необычайно сильное впечатление. Запомнились и слова проповеди митрополита Трифона (Туркестанова):
– Мы должны нести крест, и я заметил, что как бы в напоминание об этом нас постигают скорби, иногда ожидаемые, иногда большей частью катастрофические, как теперь…
В своём дневнике Павел Корин писал: «Донской монастырь. Отпевание Патриарха Тихона. Народа было великое множество. Был вечер перед сумерками, тихий, ясный. Народ стоял с зажжёнными свечами, плач, заупокойное пение. Прошёл старичок-схимник. Около ограды стояли ряды нищих. В стороне сидел слепой и с ним мальчишка лет тринадцати, пели какой-то старинный стих. Помню слова: «Сердца на копья поднимем». Это же картина из Данте! Это «Страшный суд» Микеланджело, Синьорелли! Написать всё это, не дать уйти. Это – реквием!»
Свой замысел художник связывал с «Реквиемом» Берлиоза: «Помни “День гнева”, какое величие! Вот так бы написать картину. “День гнева, день суда, который превратит весь мир в пепел”. Какая музыка! Этот пафос и стон должен быть в моей картине. Гром, медные трубы и басы. Этот почерк должен быть!».
Так возник замысел картины, увековечивающей образы русского духовенства и верующих, которые, казалось, скоро совсем исчезнут в новой безбожной России.
Корин стал ходить с записной книжкой на службы в московские храмы, зарисовывая особенно заинтересовавшие его лица.
Вскоре он познакомился и с митрополитом Трифоном – бывшим дворянином и бывшим настоятелем московского Богоявленского монастыря, который добровольно отправился полковым священником на Первую мировую войну, заработав несколько боевых ранений. В Москве он вёл совершенно нищенскую жизнь. Согласившись позировать для будущей картины, владыка Трифон дал Корину рекомендательное письмо, в котором он просил других архиереев оказать помощь художнику. Более того, многие видные священники соглашались позировать живописцу только потому, что прежде ему позировал сам владыка Трифон! Благодаря помощи владыки Корин мог познакомиться и с тайными монахами из разогнанной Смоленской Зосимовой пустыни Владимирской епархии, и с монахинями закрытого Вознесенского монастыря в Московском кремле, которые скрывались от гонений.
Павел Корин. Трифон (Туркестанов). (Фрагмент картины)
* * *
Орудием Божьего замысла стал и Максим Горький, заказавший по совету Михаила Нестерова у бедного художника огромный портрет – в два человеческих роста. Он содействовал тому, что Павла Дмитриевича взяли на работу в реставрационные мастерские Пушкинского музея, также он устроил поездку братьев Кориных в Европу и Италию для знакомства с шедеврами мирового искусства.
Но, главное, Горький создал все условия для осуществления масштабного замысла «Реквиема».
Прежде всего он договорился о том, что Корин мог свободно рисовать этюды в Успенском соборе Московского кремля, ведь в те годы все кремлевские храмы были закрыты для посещения.
Павел Корин. Рисунок в Усепенском соборе кремля
Также он выбил для художника новую просторную мастерскую на Малой Пироговской улице, где мог поместиться огромный холст для картины (сам холст был по личной просьбе Горького сделан по спецзаказу в Ленинграде).
Но в 1936 году Горький умер, и для Корина наступили чёрные дни. На него буквально обрушился поток обвинений в том, что он «оторвался от действительности, не участвует в развитии пролетарского искусства, ушёл в живописание реакционной среды».
Вчерашние друзья строчили на него доносы в НКВД: «Подготовка П. Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве, обломки духовенства, аристократических фамилий, бывшего купечества и пр. Он утверждает, но весьма неуверенно, что вся эта коллекция мракобесов собрана им для того, чтобы показать их обреченность. Между тем никакого впечатления обреченности, судя по эскизам, он не создает. Мастерски выписанные фанатики и тёмные личности явно превращаются в героев, христиан-мучеников, гонимых, но не сдающихся поборников религии».
В газете «Известия» в апреле 1937 года были опубликованы две обличительные статьи, где Корин назван «реакционером»: «в его мастерской троцкистско-фашистская нечисть создала лабораторию мракобесия».
Казалось бы, после таких доносов судьба художника была предрешена, но Господь хранил Корина. В итоге все репрессии ограничились только тем, что Третьяковская галерея убрала из постоянной экспозиции все его картины, объявленные «формалистской мазнёй».
Ему пришлось почти полностью скрыть свой внутренний мир от окружающих. Зажигая дома лампадку перед иконами, собранными им с огромной любовью и пониманием их духовной и художественной ценности, знакомым, знавшим, что он верующий, православный, церковный человек, он говорил: «Зажжёшь, сядешь напротив, и как-то приятно и легко станет на душе. Сверкнет этаким светлячком свет тихо и красиво…»
Отношение к художнику изменилось только во время войны, когда в 1942 году Павел Дмитриевич по заказу Комитета по делам искусств СССР создал триптих «Александр Невский», где святой русский князь, закованный с ног до головы в стальные латы, стоял на фоне знамени с ликом Христа. Сталин был в восторге – именно такой железный русский исполин без всяких «васнецовских» кафтанов и сафьяновых сапожек и мог сломать хребет фашистскому зверю.
Павел Корин. Триптих «Александр Невский»
Также Корин руководил реставрацией полотен Дрезденской галереи. В разрушенном Владимирском соборе Киева он реставрировал фрески Виктора Васнецова и Михаила Нестерова, за что ему было присвоено звание народного художника СССР, он стал лауреатом Ленинской и Сталинской премий.
В то же время он продолжал работать над своим главным замыслом. В 1948 году он рассказал о своем замысле патриарху Алексию (Симанскому), который с готовностью согласился позировать художнику. Состоялось несколько сеансов, но патриарха все время отвлекали суетные дела: кто-то звонил по телефону, требовалось решить какие-то самые срочные и неотложные дела, имевшие важное политическое звучание.
В конце концов они с Алексием условились, что Корин с супругой приедут в Одессу, где будет отдыхать патриарх, и там можно будет продолжить работу, совмещая её с отдыхом на море. Но внезапный инфаркт помешал Корину осуществить задуманное.
Алексий Симанский
* * *
В последние годы ни признание, ни персональные выставки уже не радовали Павла Дмитриевича: его близкие не раз отмечали, что Корин часто с горечью повторял, что не выполнил своего предназначения, не закончил своей самой главной картины.
Но случилось неожиданное: картина стала существовать сама по себе. И совсем не такая, какой её задумал сам художник.
Посмотрите внимательно на эскиз.
Павел Корин. Русь уходящая
Красный цвет богослужебных облачений митрополита Трифона и стоящих за его спиной патриархов ясно говорит нам о том, что это праздничное Пасхальное богослужение. Можно даже с точностью установить дату: это 5 мая 1918 года. Именно в этот день епископ Дмитровский Трифон Туркестанов, викарий Московской епархии, возглавлял последнее Пасхальное богослужение в Успенском соборе, которое оказалось и последним богослужением в соборе вообще – после этого большевики закрыли доступ в храм для верующих.
Но дата здесь имеет очень условное значение. Это Пасхальное богослужение проходит уже в мистическом и метафизическом пространстве, ведь славить воскресшего Христа собрались и живые, и воскресшие из мёртвых патриархи: святитель Тихон (Беллавин) и Сергий (Страгородский), митрополиты и епископы, священники и монахи, сгинувшие в жерновах сталинского Молоха.
Успенский собор Кремля
«Не дивитесь сему: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения».
Кажется, что стоящие спиной к алтарю Успенского собора люди только и ждут знака дьякона, чтобы уйти из храма навсегда по завершении службы. Погашены огромные паникадила, в соборе уже установлены строительные леса, Царские врата уже закрыты…
Но на самом деле художник изобразил самое начало Пасхальной службы – каждение. Вот сейчас протодьякон отец Михаил, приподняв правую руку с кадилом, низко поклонится и возгласит густым басом:
– Благослови, владыко, кадило!
Но при этом обращается он не к митрополиту Трифону, и рука его вытянута не на восток, как обычно, не к алтарю и не к служащему митрополиту Трифону, а на запад.
Туда же смотрит и сам митрополит Трифон, широко открыв от удивления единственный зрячий глаз, и все патриархи, и все стоящие в храме. И нельзя не задуматься, что же ТАКОГО увидел митрополит?
Если представить себя на месте митрополита Трифона и посмотреть в том же направлении, то очевидно, что его взор обращен на образ Спасителя на фреске «Страшный суд», которую по традиции всегда располагают на западной стене каждого православного храма.
Но там уже не фреска: и стены храма, и сами Небеса разверзлись в ожидании Второго пришествия.
Именно у Христа воскресшего и грядущего судить живых и мёртвых и испрашивает благословения протодиакон, именно Спаситель – Живой и Воплощенный Бог – отныне является предстоятелем на этой литургии, предваряющей наступление Страшного суда.
Нет, Русская церковь никуда не собирается уходить. Она собрана здесь самим Христом в ожидании скорого суда, который готовится принять спокойно и с любовью к Господу.
«И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них» (Откровение святого Иоанна Богослова).
Страшный суд уже начался.
Путеводитель по картине «Русь уходящая»: кто есть кто.
Комментарии 0
В 1925 году в своей московской резиденции (тогда это был Донской монастырь) умер патриарх Тихон. Смерть святителя Русской православной церкви вызвала массовое паломничество народа к одру умершего. По всем дорогам к Москве, к стенам Донского монастыря, потекли потоки людские. Безмолвно, день и ночь, шла вся православная Русь. Торжественная церемония отпевания, духовенство всех степеней и рангов, толпы верующих, среди которых были фанатики и юродивые…
*кликабельно»
Реквием. Русь уходящая. 1935-1959
Побывали там и писатели, и композиторы, и ученые, и художники — все, кто мог тогда осознать значение происходящего. Среди художников оказался искренний певец «Святой Руси» М.В. Нестеров, а с ним ученик и к тому времени самый уже близкий друг его Павел Корин. Он и увидел, как эта Русь, убогая в повседневной жизни, в эти последние — трагические для нее и одновременно звездные мгновения — проявила всю силу своего характера. Эта Русь и уходила по-русски, уходом своим являя знак вечности.
Разные персонажи — молодые и старые, мужчины и женщины, епископы и монахи, игуменьи и молодые монашенки, калеки и нищие на каменных ступенях церквей и просто миряне. Все они уходили в прошлое с непреклонной верой, что уход этот временный, с надеждой на возвращение и убежденностью в правоте и святости своего дела. Сам художник плакал, когда вслед за ушедшими из храма служителями культа стали рушить прекрасные памятники зодчества, украшенные фресками талантливых мастеров.
Павел Корин сделал тогда для памяти несколько карандашных набросков. А на одном из рисунков подписал: «Встретились два схимника, как будто бы вышли из земли… Из-под нависшей седой брови смотрит глаз, одичало смотрит». Именно тогда и зародилась у молодого художника идея написать большую картину, которой он дал название «Реквием».
Сначала это были просто этюды, которые он писал самозабвенно, с вдохновением, доходящим до отчаяния. Еще не до конца были ясны сюжет и композиция картины, а характеры действующих лиц уже рождались на полотне. Они были живые — со своими страстями, верой, смятением. Иногда некоторые коллеги забрасывали семена сомнения в душу художника, но не охлаждали его творческого пыла, хотя и сильно терзали.
В Палехе, а затем в Москве, в иконописной мастерской, П. Корин часто соприкасался со служителями Русской православной церкви, и этот мир стал ему хорошо знаком. Впечатлительный художник с большой остротой почувствовал и понял всю глубину трагического положения церкви, вступившей в конфликт с молодой советской властью. Эта борьба носила ожесточенный характер, и когда в стране началось уничтожение духовенства, П. Корин понял: уходит со сцены общественной жизни великая сила. Именно в этом уходе виделось ему глубокое, полное внутреннего драматизма художественное полотно.
Когда П. Корин решил написать большую картину, увековечивающую уходящую старую Русь, он говорил: «За всю Церковь нашу переживал, за Русь, за русскую душу. Тут больше меня, чем всех этих людей; я старался их видеть просветленными и сам быть в приподнятом состоянии… Для меня заключено нечто невероятно русское в понятии «уходящее». Когда все пройдет, то самое хорошее и главное — оно все останется».
Не считая себя портретистом, П. Корин задумал создать многофигурную композицию с ярко выраженной сюжетной основой: «Церковь выходит на последний парад». Этюды к задуманной картине были сделаны им задолго до окончательного эскиза ее композиции. Это были уже вполне самостоятельные, мастерские портреты, общее число которых достигало нескольких десятков.
Отец и сын. (С.М. и Ст.С. Чураковы). 1931
Одним из самых ранних (некоторые исследователи считают его и самым лучшим) был этюд «Отец и сын». Это парный портрет скульптора-самоучки СМ. Чуракова и его сына, впоследствии известного художника-реставратора. Они представлены почти в полный рост. Изображенная на первом плане фигура Чуракова-старшего — высокого, крепкого сложения старика с бородой микеланджеловского пророка — поражает зрителя необычайной силой. Уверенно стоит он на широко расставленных ногах, приподняв правое плечо и заложив за спину руки, держащие клюку. Голова его склоняется долу; красивое лицо с высоким открытым лбом, изборожденным резкими морщинами, осенено глубокой думой.
Стоящий позади него сын как бы дополняет этот образ, развивая и варьируя тему глубокого раздумья. Внешне фигура юноши напоминает фигуру отца. Правда, она значительно меньше и тоньше, но и здесь та же глубоко сосредоточенная поза с опущенной головой и сомкнутыми руками. При всем том зрителю ясно, что перед ним совершенно разные, во многом даже контрастные фигуры.
Тонкое, нервное лицо молодого человека, обрамленное густыми темно-каштановыми волосами, закрывающими лоб; жиденькая юношеская бородка, судорожно сплетенные пальцы рук — все говорит о более сложной и одновременно более слабой внутренней организации.
Через несколько лет П. Корин написал этюд «Трое». Три женские фигуры, являющие три разных возраста, отразили три разных подхода мастера к решению портретного образа. Центральная фигура — приземистая, сгорбленная старуха-монахиня, тяжело опирающаяся на клюку… Перед зрителем предстает одна из главенствующих церковных особ, может быть, в прошлом — настоятельница какого-нибудь монастыря. Длинная черная ряса с накидкой облекает эту мрачную фигуру. Из-под огромной, надвинутой на лоб шапки с меховой опушкой и прикрывающего щеки черного платка рельефно выделяются мастерски вылепленные цветом детали старческого лица. С первого взгляда на нее зрителю ясно, что перед ним личность властная, решительная, мужественная.
За спиной старухи, справа, стоит пожилая женщина в полумонашеской одежде. Ее красивое лицо в обрамлении черного платка, с высоким открытым лбом и добрыми, печальными глазами овеяно какой-то особой душевной теплотой и тихим спокойствием, говорит о трудной, многострадальной судьбе, мудром терпении и стойкости русской женщины.
Третья фигура — молодая большеглазая красавица, стройная и высокая — олицетворяет героико-романтическое направление в творчестве П. Корина. Она в таком же темном полумонашеском одеянии, как и ее соседка, но горделиво приподнятая голова ее не покрыта.
Протодьякон М.К. Холмогоров
В 1935 году последовал еще один этюд — портрет протодьякона М.К. Холмогорова, а потом еще и другие. Когда появились еще первые этюды к «Реквиему», многие встретили их просто в штыки. Признавая бесспорную одаренность П. Корина, его упрекали за уход от действительности, поэтизацию мрачных сторон «наследия прошлого», апологию религиозности и за многое другое. Однако уже в этих этюдах было своеобразное отражение революции, пусть пока и косвенное. Суть такого отражения заключалась, в предельном накале страстей человеческих, в могучей стихии веры. «Реквием» в этюдах постепенно вырастал до символического «реквиема» уходящему старому миру.
Митрополит Трифон
В конце 1930-х годов П. Корин перестал писать этюды к своей картине, объясняя это чисто внешними фактами — нападками недоброжелателей и т.д. Но были и более глубокие причины мировоззренческого характера и творческого порядка. Стремительно развивалась новая жизнь, требовавшая от художника обновления и расширения тематики творчества. Обращение к новым героям (портреты замечательных деятелей советской культуры) заметно притормозило работу над задуманной картиной, но не остановило ее.
Молодой иеромонах. Отец Федор. 1932
Приехавший однажды к художнику A.M. Горький подробно расспрашивал о композиции будущего полотна, поинтересовался и названием. «Реквием», — не очень уверенно ответил художник. — «Адреса не вижу. Название должно определять содержание. — А потом писатель проговорил, взглянув на этюды: — Они все эти — уходящие. Уходят из жизни. Уходящая Русь. Я бы так и назвал: «Русь уходящая».
И как-то сразу после этих слов все определилось у П. Корина. Все стало на свои места, идея и замысел картины приобрели ясную и четкую стройность.
Схимница мать Серафима из Ивановского монастыря в Москве
Схимница из Ивановского монастыря. Этюд к картине «Реквием». 1930-е.
Почти четверть века (хотя и со значительными перерывами) писал Павел Корин окончательный эскиз картины, который и завершил в 1959 году. Этот эскиз был уменьшенным вариантом задуманного полотна, он не просто дает представление о его композиции и художественном строе, но и раскрывает конкретное содержание каждого образа. Это эскиз многофигурного группового портрета, созданного по примеру лучших образцов этого жанра.
Нищий. 1933
Действие своей картины П. Корин развернул в глубине Успенского собора Московского Кремля. Многоликая толпа, заполнив собор, готовится к торжественному выходу. Такое решение сюжета позволило художнику обратить всех героев картины лицом к зрителю, что в свою очередь способствует наиболее многогранному раскрытию портретных характеристик.
В центре картины П. Корин расположил высшее духовенство. В одном храме одновременно вместе сошлись четыре патриарха, последовательно возглавлявшие Русскую православную церковь. Уже одно только это обстоятельство говорит в пользу того, что замысел всего полотна не сводится лишь к отображению трагически уходящей Святой Руси. Долгое время некоторые искусствоведы (например, Г. Васильев) рассматривали картину П. Корина как «последний парад осужденных историей на небытие». Критик отмечал, что «их отчужденность от жизни безжалостно подчеркнута безлюдием огромного собора. Художник задумал свою картину как «Реквием» — отходную могучему общественному явлению, именуемому православием».
Молодая монахиня. 1935
Да, мысль о происходящей трагедии читается и в композиции картины, и в лицах ее персонажей. Но лица большинства из них омрачены не только скорбью, они отмечены и глубокими сосредоточенными раздумьями. В картине и намека нет, что перед нами представлены жертвы великой исторической ломки, смиренно принимающие приговор эпохи. Поэтому среди персонажей очень мало склоненных фигур и людей с поникшим взором. Слева от амвона зритель видит высокого, гордо откинувшего голову иеромонаха. Рядом с ним представлены два народных типа: древний, но еще полный неугасимых сил старик и нищий-слепец. На переднем плане уже называвшиеся выше три женские фигуры. Богата разнообразными типами и характерами правая часть композиции. Общий красновато-синий колорит полотна с обильными вкраплениями золота, строгая величавость фона, заполненного чудесно интерпретированной художником русской живописью, таинственное мерцание свечей — все усиливает суровую, напряженную торжественность этой монументальной сцены.
Задуманная П. Кориным «Русь уходящая» — полотно крупного историко-философского плана. Но художник так и не перенес готовую в сущности картину на большой холст. Натянутый на гигантский подрамник, холст этот и поныне стоит в мастерской-музее художника. Почему же его не коснулись ни кисть, ни даже уголь?
Некоторые считают, что художник почувствовал непреодолимое противоречие между замыслом и выбранным им путем его воплощения. А. Каменский, например, писал: «Корин задумал свою огромную картину как торжественный реквием, как высокую трагедию. Но трагедия лишь тогда обретает настоящую жизненную силу и величие страстей, когда при конкретном столкновении погибающая сторона обладает своей исторической справедливостью и человеческой красотой. У персонажей «Руси уходящей» этих качеств нет. Лучше всех это доказал сам Корин в своих этюдах. Он изобразил с… психологической силой вереницу духовных и физических калек, упорствующих фанатиков, слепорожденных, умирающих без прозрения… И вот когда Корин стал компоновать из своих этюдов картину, намереваясь создать трагическую композицию, объективное содержание созданных им же самим отдельных образов стало противоречить общему замыслу. У Корина хватило душевной зоркости, чтобы это понять, и мужества, чтобы отказаться от создания полотна».
Однако, как уже говорилось выше, факты противоречат утверждению, будто художник пришел к выводу о нецелесообразности завершения своей картины. Л. Зингер, например, отмечает, что в эскизе есть просто прекрасные персонажи: тот же старик-богатырь из пары «Отец и сын», некоторые женские типы — плоть от плоти тех вечных прообразов, что в свое время породили боярыню Морозову и стрельцов у В. Сурикова, Марфу и Досифея у Мусоргского, отца Сергия у Л. Толстого.
Но картина оказалась незавершенной не столько по воле самого художника. Партийные функционеры стояли на страже принципа социалистического реализма в литературе и искусстве, ревностно следили за тем, чтобы «идейно вредные» и «чуждые народу» произведения никогда не увидели свет.
Еще в 1936 году от одного из них, А. Ангарова, поступило письмо на имя И.В. Сталина: «Подготовка Корина к основной картине выражается в сотне эскизов, натурщиками для которых служат махровые изуверы, сохранившиеся в Москве остатки духовенства, аристократических фамилий, купечества и т.д. Так, например, среди натурщиков Корина имеется человек, окончивший два высших учебных заведения и в 1932 году постригшийся в монахи. Корину позируют бывшие княгини, ныне ставшие монахинями, попы всех рангов и положений, протодьяконы, юродивые и прочие подонки…
Наши попытки доказать ему ложность взятой им темы пока не имели успеха… Прошу Вашего указания по этому вопросу».
Сам П. Корин в последние годы страстно хотел завершить свою картину. Единственным серьезным препятствием стали возраст и резкое ухудшение здоровья художника. Ему было уже около семидесяти лет, он перенес два инфаркта, а работа требовала много сил. И все же мастер не хотел сдаваться.
П.Д. Корин собирался даже заказать специальное подъемное кресло и начать работы. Но силы убывали, и незадолго до кончины художник с горечью произнес: «Не успел».
Сам П. Корин никогда не верил в окончательный уход Святой Руси, в исчезновение православной духовности. Он страстно верил: «Русь была, есть и будет. Все ложное и искажающее ее подлинное лицо может быть пусть затянувшимся, пусть трагическим, но только эпизодом в истории этого великого народа».
***
Моя Родина
Старинный сказ — правая часть триптиха Александр Невский. 1943
Александр Невский. Центральная часть триптиха. 1942
Спас Ярое Око. 1932
Левая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Правая часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Центральная часть эскиза неосуществленного триптиха Сполохи. 1966
Архимандрит Отец Никита.
Пересвет и Ослябя — правая часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944
Дмитрий Донской и Сергий Радонежский — центральная часть эскиза-варианта неосуществленного триптиха
Дмитрий Донской. 1944
Дмитрий Донской. Утро Куликова поля. 1951
Иеромонах Митрофан. Фрагмент
Отец Иван, священник из Палеха. 1931
Схиигумен Митрофан и Иеромонах Гермоген. 1933
На обороте на верхней планке подрамника авторская надпись: Схиигумен О. Митрофан (с крестом) из «Зосимовой пустыни»
Собор Святого Петра в Риме. 1932.
Портрет Кукрыниксов
Портрет Н.А. Пешковой. 1940
Портрет М.В. Нестерова. 1939
Портрет К.Н. Игумнова. 1941-1943
Портрет маршала Г.К. Жукова. 1945
***
Корин Павел Дмитриевич
(25 июня (7 июля) 1892 — 22 ноября 1967 (75 лет)
Корин, Павел Дмитриевич
П.Д. Корин — одна из самых крупных, сложных и трагических фигур в русском искусстве XX в.
Родился он в знаменитом селе Палех в семье потомственных иконописцев. Жизненная стезя была предопределена. Однако талант требовал развития. Корин перебирается в Москву, в 1911 г. становится помощником М. В. Нестерова в работе над росписью церкви Марфо-Мариинской обители.
Встреча с Нестеровым, понимавшим искусство как духовный подвиг, а также другая «встреча» — с творчеством А. А. Иванова, преклонение перед его подвижнической жизнью укрепили в Корине мечту отдать всю жизнь служению искусству, достичь высот мастерства, стать продолжателем великих традиций русской живописи.
В 1916 г. Корин заканчивает МУЖВЗ, но, неудовлетворенный своими первыми самостоятельными работами, осознает, сколь далек заветный идеал, сколь труден путь к намеченной цели.
В 1918-25 гг., в самый разгар смуты в стране и в искусстве, Корин словно несет добровольное послушание: много рисует, копирует, изучает анатомию. Он убежден, что новые и новейшие художественные течения не расширяют, а резко сужают возможности художника, не дают ему в руки достаточных пластических средств, что это движение не вверх, а вниз.
В 1925 г. Корин, как некогда А. А. Иванов, обретает свою тему. В апреле этого года умирает патриарх Тихон. В Москву на его похороны собирается вся православная Россия. Потрясенный увиденным ученик Нестерова, православный русский человек, Павел Корин осознает себя художником этой России, казалось бы обреченной, но продолжающей жить, уверенной в своей духовной правоте. Он задумывает изобразить крестный ход во время похорон патриарха.
Вскоре началась работа над подготовительными этюдами к картине, которую Корин назвал «Реквием». Одновременно художник создает первую крупную работу — панорамный пейзаж «Моя родина» (1928). Это вид на Палех издали. Корин словно прикасается к родной земле, набираясь сил для воплощения грандиозного замысла. Он вновь словно клянется в верности великой национальной традиции, своим постоянным учителям — А. А. Иванову и М. В. Нестерову. Работа над этюдами к большой картине заняла десять лет.
Последний портрет — митрополита Сергия, будущего патриарха — написан в 1937 г. Исполненные с редкой для искусства XX в. пластической мощью этюды вместе составляют уникальную портретную серию. Православная Русь — от нищего до высших церковных иерархов — предстает перед зрителем. Персонажи объединены общим состоянием, полны внутреннего духовного огня, но при этом каждый обладает индивидуальным характером.
В 1931 г. мастерскую Корина неожиданно посещает М. Горький. От него картина получила новое название — «Русь уходящая», что исказило первоначальный замысел, но и «прикрыло» художника от возможных нападок. Благодаря Горькому, братья Павел и Александр Корины едут в Италию. Там они изучают работы старых мастеров, Павел Дмитриевич пишет пейзажи и известный портрет Горького (1932). В это время окончательно складывается живописный стиль Корина: мощная пластическая лепка, чеканная и обобщенная форма, сдержанная и одновременно насыщенная цветовая гамма с введением отдельных цветовых акцентов, живопись плотная, многослойная, с использованием лессировок (Корин — блестящий знаток техники живописи).
После смерти Горького в 1936 г. обстоятельства жизни художника резко изменились, он фактически был вынужден прекратить работу над картиной. Уже подготовленный огромный холст так и остался нетронутым. Эскиз (1935-37) показывает, что «Русь уходящая» могла стать самым значительным произведением русской живописи после 1917 г., исполненным мощи и символического значения. Это Церковь, выходящая на бой. В центре — три патриарха, Тихон, Сергий и Алексий, современником которых был Корин. Перед ними митрополит в красном пасхальном облачении (Пасха — праздник Воскресения и вечной жизни). Огромный архидиакон непомерно (и намеренно) длинной рукой вздымает вверх кадило жестом, означающим начало литургии: «Благослови кадило, Владыка!» — но обращается не к патриархам, как того требует обряд, а как бы прямо к Богу. Это Церковь, «уходящая» в вечность.
По сути, те же качества духовного подвижничества подчеркивает Корин в портретах деятелей культуры и науки, заказ на которые художник получает в 1939 г. Среди портретируемых — М. В. Нестеров, А. Н. Толстой, актеры В. И. Качалов, Л. М. Леонидов, пианист К. Н. Игумнов; после войны к ним добавились портреты М. С. Сарьяна, С. Т. Конёнкова, Кукрыниксов, итальянского живописца Р. Гуттузо.
При всем мастерстве и силе этих произведений, в самой их живописи есть ощущение трагического надрыва, живопись как бы замыкается и кристаллизуется, уходит непосредственность, картины словно закованы в броню гладких, плотных мазков. Это естественно. И сам Корин чувствует себя воином, постоянно отражающим натиск враждебных сил.
В годы Великой Отечественной войны художник обращается к исторической теме, работать над которой он продолжал до самой смерти. Образы воинов — защитников не просто родной земли, но духовных идеалов России — привлекают Корина. Таков Александр Невский — центральная фигура знаменитого одноименного триптиха (1942), — в котором живут черты и святых с древнерусских икон, и могучих героев итальянского Возрождения.
Всю жизнь Корин вел бой. Как художник. Как собиратель обреченных на гибель произведений древнерусского искусства. Как выдающийся реставратор, которому человечество обязано спасением многих великих произведений, в том числе шедевров Дрезденской галереи. Как общественный деятель — защитник культурных памятников России. Но одержать главную победу — завершить труд, к которому он сознавал себя призванным, — Корину не удалось.
Умер художник Павел Дмитриевич Корин
22.11.1967. — Умер художник Павел Дмитриевич Корин
Павел Дмитриевич Корин (25.6.1892–22.11.1967), талантливый русский художник. Родился в селе Палех Владимірской губернии в семье потомственного иконописца. Учился в иконописной школе в Палехе. В 1908 г. переехал в Москву, где работал в иконописной палате при Донском монастыре в Москве, помогал М.В. Нестерову в росписи церкви Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке. Как и его наставник, в годы «первой революции» вступил в «Союз Русского Народа». Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1912–1919) у К.А. Коровина и С.В. Малютина. Работал над росписью усыпальницы Великой княгини Елизаветы Федоровны под церковью Покрова Богородицы Марфо-Мариинской обители.
Революция сделала его основную профессию иконописца и церковного художника «ненужной»: храмы рушились, а не строились, иконы сжигались на огромных кострах. В 1918–1919 гг. Корин преподавал рисунок и живопись. В 1923 г. с братом А.Д. Кориным совершил путешествие по Северу, посетив Вологду, старую Ладогу, Ферапонтов монастырь, Новгород; изучал росписи в соборах и церквях, делал зарисовки церковной утвари, фресок старых мастеров. Делал зарисовки во время похорон Патриарха Московского и Всей Руси Тихона в Донском монастыре.
Все эти занятия были подготовительной работой к эпохальному полотну «Русь уходящая», над которым Корин работал в конце 1920–1930-х гг. Эта картина стала духовным гимном уходящей, но не сломленной исторической России. Многочисленные этюды к этой картине («Схимница», «Отец и сын» и др.) известны как самостоятельные произведения.
В 1931 г. при поручительстве Горького вместе с братом совершил поездку через Германию в Италию и Францию (возвратились в июне 1932). Вел путевой дневник, создал большое количество зарисовок знаменитых картин, интерьеров и скульптур античности, средневековья и эпохи Возрождения. Написал портрет Горького в Сорренто, на итальянской даче пролетарского классика. В 1935 г. посетил Францию и Англию, в Париже встретился с Ф.И. Шаляпиным.
Не желая становиться советским художником-пропагандистом, с конца 1930-х гг. писал в основном портреты. Руководил реставрационной мастерской Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина (1932-1959). После реабилитации русского патриотизма в 1942–1945 гг. исполнил триптих «Александр Невский» и варианты эскизов триптиха «Дмитрий Донской». В 1949–1950 гг. преподавал в Московском государственном художественном институте им. В.И. Сурикова.
Впрочем, в 1951–1952 гг. работал над созданием мозаичных панно для станций метрополитена «Комсомольская-кольцевая» (получил государственную премию), «Арбатская», актового зала Московского государственного университета, эскизов витражей и мозаик для станции метрополитена «Новослободская».
В 1962 г. к 150-летию Бородинского сражения были завершены под руководством П.Д. Корина реставрационные работы панорамы Ф.А. Рубо «Бородинская битва» (начало работ – 1957 г.). Присвоено звание народного художника СССР.
В числе многих заграничных поездок в 1965 г. посетил США в связи с открытием организованной Армандом Хаммером персональной выставки в Нью-Йорке. Посетил также Италию и Францию.
С 1933 г. получил мастерскую на Малой Пироговской улице, где жил и работал до конца жизни; ныне – Дом-музей П.Д. Корина (филиал ГТГ). Награжден орденом Ленина. Вот так печально сложилась судьба талантливого русского иконописца…
П.Д. Корин скончался в Москве 22 ноября 1967 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
П.Д. Корин. «Русь уходящая»
Постоянный адрес страницы: https://rusidea.org/25112207
«Русь уходящая» возвращается. Она жива!
В книге воспоминаний приснопамятного митрополита Питирима (Нечаева) «Русь уходящая», записанных по устным рассказам Владыки двумя его помощницами-референтами, есть эпизод, который дал ей название. По благословению Святейшего Патриарха Алексия I автор воспоминаний с двумя товарищами – будущим наместником Троице-Сергиевой лавры иеромонахом Пименом (Хмелевским) и будущим протоиереем Алексием Остаповым – отправился в Академию художеств на выставку подлинников-портретов для так и не написанного Павлом Кориным грандиозного полотна «Русь уходящая». Будущий митрополит Питирим был в рясе, иеромонах Пимен – с крестом. «Вон, “Уходящая Русь” ходит!» – слышалось за спиной. Когда, ознакомившись с выставкой, они спустились в гардероб, вдогонку им раздались слова: «“Уходящая Русь” совсем ушла!» И тут отец Пимен громко произнес: «А мы еще вернемся!» В ответ, по воспоминаниям владыки Питирима, раздался несмолкаемый хохот и – аплодисменты.
В галерее образов «Руси уходящей» были портреты сестер Крыловых – схимонахини Серафимы и схимонахини Марии.
Изгнание из Кремлевского Вознесенского монастыря
Недавно, в 80-ю годовщину со дня смерти схимонахини Серафимы (Крыловой), в Иоанно-Предтеченском ставропигиальном женском монастыре состоялась удивительная во всех отношениях встреча. Она согрела и сердца насельниц обители, благоговейно чтущих память своих предшественниц, и сердца более двух десятков людей – священнослужителей и мирян – родственными узами связанных с теми, кто до последнего вздоха ревностно исполнял монашеские обеты. Дошедшие до нас воспоминания о жизненном пути сестер-схимонахинь помогают остро почувствовать, что время беспамятства прошло, наступило другое время. Панихиду в монастырском соборе святого Иоанна Предтечи возглавил маститый московский пастырь – протоиерей Димитрий Смирнов. Три священнических рода Смирновых, Поспеловых и Крыловых на протяжении последних веков несколько раз пересекались в брачных союзах. Когда отец Дмитрий Смирнов решил стать священником, он попытался установить связь со всеми родственниками, которых в ту пору можно было так или иначе разыскать. Впоследствии к серьезному изучению своего рода – этой трудоемкой кропотливой работе – подключилась дочь батюшки Мария, кандидат филологических наук, преподаватель немецкого языка в МГУ. На встрече в монастыре Мария Дмитриевна познакомила собравшихся с частью архивного материала, который удалось собрать. Конечно, рассказывать обо всем ей пришлось сжато, даже схематично, поскольку семьи в дореволюционные времена часто бывали многодетными (например, в семье Крыловых, где родились будущие схимонахини, насчитывалось 10 детей). Сколько ветвей они дали! И сколько служителей Церкви было в той или иной ветви-династии! Архивные фотографии во весь экран помогли представить тех стойких людей, многим из которых были уготованы тюрьмы, ссылки, расстрел. Кто-то радостно узнавал на снимках своего прапрадеда, кто-то – прабабушку, других близких родственников. А фотографии схимниц, сделанные в разные годы, и снимки их портретов, написанных Павлом Кориным, многим были уже знакомы. «Это матушки нас здесь сегодня собрали» – прозвучало в зале.
Целых 30 лет монашеской жизни двух дочерей священника Димитрия Крылова, Лидии и Екатерины, были связаны с другой обителью – Вознесенской женской в Кремле. Для многих наших верующих современников она, вместе с кремлевским Чудовым мужским монастырем, – как незаживающие раны на духовном теле Церкви. Оба монастыря, относящиеся к числу древнейших в Москве, были взорваны в 1929–1930 годах. По утверждениям специалистов, впервые для разрушения храмов был применен динамит… Однако еще раньше – спустя какое-то время после расстрела Московского Кремля в 1917 году артиллерийским, бомбометным, пулеметным, ружейным огнем, когда большевики сосредоточили главный удар на православных храмах, комендант Кремля приказал всем сестрам Вознесенского монастыря и братии Чудова покинуть свои обители в недельный срок. Лидия, человек кроткого нрава, принявшая монашество с именем новопрославленного Серафима Саровского, многие годы несла послушание старшей при монастырской больнице и, по дошедшим до нас свидетельствам, любила больных. Ее младшая сестра Екатерина, носившая в постриге имя Нины – в честь святой равноапостольной Нины (в схиме стала Марией), проходила послушание учительницы в церковно-приходской двухклассной школе при Вознесенском монастыре, где обучались будущие сельские учительницы. Дорогой ей наградой стала Высочайше утвержденная серебряная медаль для ношения на груди в память 25-летия церковно-приходской школы… То есть монастырь, основанный вдовой благоверного великого князя Димитрия Донского великой княгиней Московской Евдокией (в иночестве Евфросинией), в предреволюционные годы был известен как своей сосредоточенной молитвенной жизнью, так и социальным служением, активной просветительской деятельностью. Но рушились устои государства, рушилась веками налаженная монашеская жизнь в духовно-религиозном центре России. Понимая, что монашествующих вот-вот выселят из Кремля, Патриарх Тихон благословил их изнести из храмов родных обителей и из кремлевских соборов мощи и другие святыни – сколько смогут забрать с собой, а затем разместить их в других монастырях и церквях Москвы. И благословил приурочить это к крестному ходу, совершаемому обычно в Москве в день Казанской иконы Божией Матери, 8 (21) июля. Сестры Крыловы смогли вынести икону «Достойно есть» афонского письма, она сопровождала их повсюду и после их кончины была передана в кладбищенскую церковь подмосковного города Дмитрова; недавно на этом кладбище удалось отыскать их заброшенные могилы. Также сестрам Крыловым в 1918 году удалось вынести из Вознесенского монастыря чудный живописный портрет старца Амвросия работы оптинского иеромонаха Даниила (Болотова), портрет другого духоносного старца из Оптиной – отца Варнавы и крест с мощами святителя Митрофана, епископа Воронежского. Крест-святыня впоследствии был передан в дар московскому храму святителя Митрофана Воронежского на Хуторской, настоятелем которого 28 лет является протоиерей Димитрий Смирнов.
Ивановская обитель на Китай-городе как… «прабабушка коммунизма»
Одно из послушаний монахини Тавифы (Исаевой), проводившей эту встречу – заниматься историей монастыря, собирать по крупицам сведения о судьбах предшественниц и служивших здесь клириков. Располагая обширным историческим материалом, мать Тавифа постаралась обрисовать гостям жизнь насельниц, их труды и хлопоты в те годы, когда монахини Крыловы сюда пришли. Монастырь был общежительным. В списках ивановских сестер за 1919 год, извлеченных из архивов, указывается род занятий сестер: «Личный труд в пользу общежития». В этом монастыре, как и во многих других обителях, имелись замечательные мастерские. После официального – юридического – закрытия монастыря мастерские стали принимать заказы и от населения (например, на стеганые одеяла высокого качества), и от ряда государственных структур. Известно, что во время Первой мировой войны ивановские сестры шили белье и военное обмундирование для царской армии, а позже им пришлось обшивать красноармейцев, что являлось основным источником дохода для монастыря. И хотя он официально был закрыт в 1918 году, но продержался до конца 1926 года – в значительной мере благодаря мастерским, при том что сестрам пришлось жить в крайне стесненных условиях. Как шло сражение за монастырь – отдельная история. В ней много трагических событий, но есть и комические для тех наших современников, у кого ясный взгляд на суть октябрьского переворота. С одной стороны, монастырь приглянулся чекистам – для обустройства здесь концентрационного лагеря (в итоге ставшего одним из 12 московских концлагерей и позже преобразованного в лагерь особого назначения, нужда в котором у новой власти была велика). С другой стороны, церковные правозащитники тоже не бездействовали.
Николай Дмитриевич Кузнецов, член Всероссийского Церковного Собора, профессор церковного права, до этого пытавшийся добиться отсрочки выселения монашествующих из монастырей Московского Кремля, поручил хлопотать об ивановских сестрах, как указано в документах, гражданину Николаю Ивановичу Холщевникову. В начале 1919 года тот обратился в президиум Московского совета рабочих и красноармейских депутатов со «срочным прошением», где было следующее обоснование: «Вся жизнь этого единственного в своем роде монастыря построена на строго коммунистических началах. Если Брешко-Брешковскую (одну из создателей Партии социалистов-революционеров и ее террористической Боевой организации. – Ред.) величают бабушкой революции, то по справедливости Ивановский женский монастырь может быть назван прапрабабушкой коммунизма. Разорить это веками созданное коммунистическое гнездышко вряд ли допустимо с точки зрения нашей Республики и ее стремления к коммунизму – этому рычагу нового строя мировой жизни». По размышлениям монахини Тавифы, документ подобного толка, наверное, можно было составить от отчаяния – душу свою ревностно положить за то, чтобы монастырь остался. Дальше еще интереснее: по просьбе Холщевникова была образована комиссия «для выяснения возможности освобождения владений монастыря от реквизиции в пользу ВЧК». И что же? Ознакомившись с положением дел, комиссия заверяет Совдеп, что… реквизиция Ивановского монастыря для нужд концентрационного лагеря нецелесообразна, так как разрушит налаженную трудовую жизнь коммунистической ячейки! И все же, несмотря на «идеологически верную» защиту, летом 1919 года большую часть монастырских зданий у общины, состоявшей из монахинь и прихожан, забрали, хотя первоначальное решение – полностью выдворить насельниц отсюда – пришлось отложить. «Вот в этот самый период, когда шел захват обители, пришли сюда сестры-монахини Крыловы, Серафима и Нина, – продолжила свой рассказ мать Тавифа. – Тем не менее, их приняли, нашли для них место. Хотя у сестер имелась возможность пойти к старшему брату – протоиерею Александру Крылову, служившему в московском храме святых праведных Иоакима и Анны на Якиманке, но, вероятно, для них монастырская жизнь – жизнь с монашеским правилом, жизнь по уставу была предпочтительнее. А к брату на Якиманку они попали после того, как у ивановских матушек в конце 1926 года отобрали соборный храм святого Иоанна Предтечи, Елисаветинскую церковь, и было принято решение о полном выселении монашествующих с этой территории».
Позирование «по послушанию»
Были в жизни сестер-монахинь Крыловых и скитания в миру, жительство у доброхотов. Предположительно была и ссылка в Сибирь (эту страницу их биографии только предстоит открыть и исследовать). Но до скитаний была огромная радость от духовного общения с отцом Алексием Мечёвым. Помимо того, что Ивановская обитель находилась близко, в двадцати минутах ходьбы от храма святителя Николая Чудотворца в Кленниках, где служил прозорливый батюшка, он, праведник, будущий святой, являлся к тому же их родственником – троюродным братом по отцовской линии. В 1923 году сестры Крыловы провожали его в последний путь на Лазаревском кладбище, куда прибыл Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения. Кто-то точно заметил, что Промыслом Божиим быстротекущее время не удалило, а приблизило к нам батюшку Алексия. Эти слова в полной мере можно отнести и к сестрам-монахиням, которые становятся ближе, дороже не только для их родственников, но и для насельниц и прихожан возрожденного Иоанно-Предтеченского монастыря. Важным фактом в судьбе сестер стала поездка осенью 1924 года к зосимовскому старцу Алексию, в 2000 году прославленному в лике преподобных. В 1926 году они были на отпевании митрополита Макария (Невского), тоже причисленного к лику святых в 2000 году.
А позирование одному из лучших живописцев XX века, вероятней всего, ни одна из них не восприняла как что-то значительное. Мать Серафиму, страдавшую туберкулезом костей, поэтому сгорбленную, с крючковатыми руками и выглядевшую старше своих лет Корин изобразил именно так. Член Союза художников России Максим Тычков в статье «Ненаписанный “Реквием”» приводит эпизод, который потрясает: «В 1930 году Корин пишет “Схимницу из Ивановского монастыря”. Придя позировать “по послушанию”, она не заметила обстановки мастерской, не стала вникать в замысел художника, а сразу предалась привычному делу – молитве. Весь сеанс она стояла, не шелохнувшись с медным крестом и зажженной свечой в руках. Когда свеча догорела, предложили сделать перерыв. Жена художника хотела взять у монахини крест, но, вскрикнув, выронила его: от пламени свечи он нестерпимо накалился. На вопрос, как же она держала его все время, схимница просто ответила: “Так ведь я молилась…”».
Образ монахини Нины, ставшей схимонахиней Марией, запечатлен на картине 1933 года под названием «Схимница из Вознесенского Кремлевского монастыря в Москве». Небольшое отступление: в интервью с настоятельницей Серафимо-Знаменского скита игуменией Иннокентией (Поповой) «Человек, пришедший к нам от Бога» мы говорили о портрете кисти Павла Корина «Схиигумения Фамарь». Многим он сегодня знаком – портрет схиигумении Фамари (Марджановой), основавшей эту обитель в лесном уголке Подмосковья, где с июня 2018 года покоятся ее святые мощи – новопрославленной преподобноисповедницы Фамари, святой земли Грузинской и земли Русской. Теперь мы знаем, кого еще из представительниц женского монашества первой половины XIX века Корин включил в галерею не написанного им крупного историко-философского полотна…
Жизнь опровергла стихотворение Есенина
«Я уходящих в грусти не виню,
Ну где же старикам
За юношами гнаться?
Они несжатой рожью на корню
Остались догнивать и осыпаться…»
В этих строках стихотворения Сергея Есенина «Русь уходящая», воспевающем «ленинскую победу», бьют по сердцу глаголы «догнивать» и «осыпаться». Но будь всё так, по-есенински – уйди в небытие те поколения, на чью долю выпало нести крест мученичества в обезображенной богоборческим режимом стране, вряд ли стали бы возрождаться на просторах русской земли монастыри и храмы. И могла ли в таком случае состояться воодушевляющая встреча в Иоанно-Предтеченском монастыре? Повторюсь: много родственников собралось. Не все друг друга знали в лицо. Подходили, с интересом спрашивали: «А вы по какой линии будете?.. Богоявленских?!» Богоявленские – еще одна обильная духовными плодами ветвь. Младшая сестра схимниц Елизавета вышла замуж за сына священника, семинариста Дмитрия Богоявленского, впоследствии – настоятеля Троицкой церкви в Купавне, расстрелянного в 1937 году. 93-летняя гостья, представившаяся Галиной, с чувством повторяла, что она чрезвычайно рада, что приехала в монастырь на встречу, о которой сообщил их родственник Андрюшенька. Андрюшенька, как выяснилось, – известный московский священник, психолог, антрополог протоиерей Андрей Лоргус. Он тоже «по линии Богоявленских». (К сожалению, отец Андрей находился в дальней поездке, поэтому не смог быть вместе со всеми.)
Прапрадед молодого преподавателя немецкого языка в РГГУ Марии Тимощук – тот самый протоиерей Александр Крылов, настоятель Иоакимовского храма на Якиманке, у которого нашли приют его родные сестры-монахини после закрытия Ивановского монастыря. И вот две наши современницы, две Марии – Смирнова и Тимощук, подружившись, встали во главе набирающего силу процесса по изучению богатой родословной. Мария Смирнова активно помогала в сборе архивного материала своей пожилой родственнице – тетушке протоиерея Димитрия Смирнова, двоюродной сестре его отца. В итоге появилась очень важная, очень нужная статья «Русь уходящая», составленная Анной Николаевной Сергеевой (в девичестве Поспеловой), чей отец – доктор филологических наук профессор МГУ Николай Семенович Поспелов – с 18 лет вел дневниковые записи. В них, в 100 исписанных им тетрадях (а также в архивах двух дедушек-священников), были обнаружены ценные сведения о многих известных и мало известных молитвенниках той эпохи, включая сестер-монахинь Крыловых. Благодаря дмитровчанке Ирине Пятилетовой, автору книг по истории Русской Православной Церкви, на городском кладбище в Дмитрове, как говорилось выше, были обретены могилы двух схимниц – Серафимы и Марии. И Мария Смирнова организовала две поездки туда, на могилу своих своячениц. Ездили Мария Тимощук вместе с братом Вадимом, алтарничающим в Зачатьевском монастыре в Москве, другие родственники, а также сестры обители на Китай-городе. На двух безымянных прежде могилах были установлены таблички с именами, датами жизни и смерти схимонахинь.
…Еще раз вспомним слова иеромонаха Пимена (Хмелевского), ответившего насмешникам на выставке Павла Корина: «А мы еще вернемся!» И они возвращаются, подвижники веры и благочестия, становясь в нашей жизни той могущественной силой, что способна изменить душу человека и сплотить общество на духовных началах. Недавняя встреча в монастыре на Китай-городе – одно из многочисленных тому подтверждений.
Фото Марии Тимощук и Светланы Зотовой