Николая Михайловичу было 93 годаФото: Александр ГЛУЗ
Великая Отечественная становится историей: 8 декабря в Петербурге умер последний участник штурма Рейхстага Николай Михайлович Беляев. Комсоргу 756 полка, водрузившего Знамя Победы, было 93 года.
– Утром он просто не проснулся, – рассказывает знакомый Николая Михайловича Петр Корягин. – Тихо покинул. В молчании.
Последние годы Николай Михайлович провел в тихом спальном районе Петербурга, в окружении детей, внуков и правнуков. В канун годовщины Победы «Комсомолка» беседовала с ним о войне. Мы приносим всем его близким свои соболезнования и публикуем последнее его интервью, которое называлось «Последний герой».
ЗНАЛИ, ЧТО СКОРО ВОЙНА
– «Коммунисты, вперед! Комсомольцы, вперед!» Не слушайте тех, кто говорит, что люди не шли в атаку под этими лозунгами, – уверенно говорит Николай Беляев.
Этот человек сделал все, чтобы над Рейхстагом взвилось Знамя ПобедыФото: Александр ГЛУЗ
Комсорг – это не политрук, предпочитающий отсиживаться в штабе. В боях под Пустошкой смерть впервые замаячила где-то рядом. Но не догнала, не поймала. Осколками разорвавшейся мины комсоргу изрешетило спину. Однако он выжил.
– Моя роль какая? Солдатам важно видеть в бою не только командира роты, – объясняет Николай Михайлович. – Они относились ко мне как-то особенно. Им интересно было,что комсорг скажет, что интересного поведает? И я рассказывал последние сводки информбюро: какие города взяли, какие новости в тылу, какие подвиги их товарищи совершили. Конечно, у нас была дивизионная газета. Но не у всех солдат находилось время читать. Война, вы же понимаете.
Новости Беляев рассказывал и до войны. Работал в районной газете Калининской, ныне Тверской области под названием «Ленинский ударник».
22 июня 1941 года Николай делал репортаж с соревнований трактористов в колхозе на Волге. Только начался забег, через толпу зрителей пробился перепуганный работник с машинно-транспортной станции: «Война, товарищи, – говорит. – Молотов по радио сейчас выступил».
– Конечно, как журналист я знал, что мы готовимся к войне, – вспоминает ветеран. – Помню, когда немцы подтянули к нашим границам войска, было сообщение ТАСС. А лекторы в клубах шутили: «Мы тоже подтягиваем некоторые части к границе, чтобы охранять отдых германских солдат». Приближение войны чувствовалось. Вся атмосфера была насыщенна ею. И люди были готовы защищать свою страну. Правда, не были готовы к тому, что война начнется уже в воскресенье, 22 июня.
НОМЕР ПЯТЬ
В 2010 году, 65 лет спустя, Николай Михайлович вновь поднялся по ступеням Рейхстага. Заметил, что на месте, где 1 мая 1945 года развевалось Знамя Победы, теперь воронка, по которой стекает дождевая вода. Скульптуры бронзовой колесницы, куда Егоров и Кантария воткнули красный флаг, тоже нет.
– Немцы сделали это, чтобы больше никто не смог установить стяг над Рейхстагом, – считает Беляев.
Немногие знают, что штурмовых флагов было девять – по числу дивизий, освобождавших Берлин. 150-й дивизии досталось знамя под номером пять.
– Никаких надписей на нем не было, они появились позже, когда знамя передавали в Москву. Это был стандартный флаг Советского Союза: красное полотнище, звезда, серп и молот, – рассказывает ветеран.
– Почему именно 150-й дивизии доверили штурмовать Рейхстаг?
– Мы первыми вошли в Берлин. Именно мы заняли здание Министерства иностранных дел Германии – дом Гиммлера, как мы его называли. А он был рядом с Рейхстагом.
На фотографии — бойцы отряда, штурмовавшего здание. Фото: Из личного архива Николая Беляева
В группу офицеров, которой доверили отобрать лучших бойцов для установки Знамени Победы, пригласили комсорга Николая Беляева. Его выбор пал на разведчика Михаила Егорова.
– До освобождения Смоленской области он был партизаном, в армию из-за возраста не взяли, – пояснил Беляев. – Когда Миша пришел в полк, то подружился с Мелитоном Кантарией, который служил в разведроте. Мы спросили Егорова: «Кого с собой возьмешь на крышу Рейхстага?» Он долго не раздумывал: «Как кого? Мелитона, конечно!»
РУКИ В КРОВИ
– Мы шли к Рейхстагу небольшой группой. Бойцы с флагом и группа прикрытия, куда попал я. Был на левом фланге – мы отбивали атаки фашистов с реки. Оттуда, где находилась моя позиция во время штурма, флаг было не разглядеть: вид закрывало громадное здание, – вспоминает Николай Михайлович. – Поэтому мы поверили бойцам на слово: сказали, что установили знамя – значит установили. Позже, когда бои стихли, я дошел до штаба, чтобы поздравить Егорова и Кантарию. У них все руки были в крови. Они лезли на купол, а там все было в стеклянных осколках.
Знамя Победы над Рейхстагом подняли в ночь на 1 мая, когда немецкий гарнизон и не думал сдаваться. В подвалах здания еще держали оборону полторы тысячи немецких солдат. Переговоры о капитуляции закончились ничем.
Буквы на Знамени Победы появились уже по дороге из Берлина. Когда знамя возвышалось над Рейхстагом, на нем были только серп и молот. Фото: Из личного архива Николая Беляева
– Поэтому штурмовой флаг нужно было не только установить, но и защищать. Немцы целые сутки пытались его убрать. Безрезультатно, – объясняет ветеран.
Гарнизон Рейхстага сдался только 2 мая. А следом и весь Берлин. На этом для Николая Беляева война закончилась. 150-ю девизию до середины мая расквартировали в Рейхстаге.
– На стене Рейхстага я написал два слова: «Наша Лиза». В честь Лизы Чайкиной. До войны мы с ней несколько раз встречались, ездили в командировки. Она была секретарем Пеновского райкома комсомола, а потом организовала партизанский отряд. В ноябре 1941-го ее поймали немцы… Потом расстреляли.
БОЯЛИСЬ МЕСТИ
– Последние четыре года на День Победы меня и других ветеранов приглашают в Берлин. Это, конечно, особенное место. Местные жители, которые пережили ту войну, смотрят на нас со слезами на глазах и благодарят.
Благодарить им есть за что. В День Победы в 1945 году в Берлине стреляли. Но только в воздух.
– Немцы в ужасе разбегались по подъездам, а им пытались объяснить, чтобы они не боялись: «Салют! Салют!», – вспоминает Беляев. – Но они все равно были перепуганы. Боялись, что мы пришли мстить, потому что знали, как их солдаты вели себя в Советском Союзе. Я немного знал их язык и объяснял, что «Гитлер приходит и уходит, а немецкий народ остается». А что касаемо мародеров, о которых сейчас любят рассказывать, у нас нашлась всего одна «паршивая овца». После трибунала этого человека выслали в СССР. Не расстреляли только потому, что проступок был несерьезным…
Четыре долгих года шла война. И тем, кто попал на фронт, и тем, кто их ждал, было нелегко. Нечеловечески тяжело. Но победа была неизбежна, потому что наши деды и отцы защищали свою Родину, свои дома, свои семьи.
Николай Михайлович провел последние дни в окружении внуков и правнуковФото: Александр ГЛУЗ
– Причин жаловаться на жизнь нет. У меня есть дети, внуки, правнуки. Кто-то живет в Ставрополе, кто-то – в Петербурге. Вот недавно привозили в гости правнучку Василису, ей всего восемь месяцев. Целый день с ней занимался. Она прыгает, скачет. Не соскучишься! И разве этого мало?
СПРАВКА «КП»:
Михаил Алексеевич ЕГОРОВ и Мелитон Варламович КАНТАРИЯ рано утром 1 мая первыми водрузили над зданием Рейхстага Знамя Победы. За этот подвиг бойцам было присвоено звание Героя Советского Союза.
Елизавета Ивановна ЧАЙКИНА стала Героем Советского Союза посмертно. До июня 1941 года она работала секретарем Пеновского райкома комсомола. Во время Великой Отечественной войны руководила подпольной организацией сопротивления. Принимала участие в операциях партизанского отряда, действующего в Великолукской и Калининской областях. 22 ноября 1941 года Лизу заметил староста хутора Красное Покатище, где жила ее подруга, и сообщил об этом немцам. Фашисты расстреляли семью подруги, а Чайкину почти сутки пытали, выбивая из нее информацию о партизанах. На следующий день, ничего не добившись, немцы расстреляли комсомолку.
Содержание
Последний участник штурма Рейхстага: Егорова и Кантарию выбирали мы сами
Если вбить в поисковик «последний участник штурма Рейхстага», он неизбежно ответит «Николай Михайлович Беляев». Спустя два дня после своего 93-летия комсорг 756-го полка, бойцы которого водрузили знамя Победы над Рейхстагом, дал интервью Алексею Токареву.
«Последний из могикан», «супергерой» — этими эпитетами Николая Беляева страна стала награждать, когда у нее закончились медали, но появился интернет. Беляев оказался совсем не таким, каким его рисуют соцсети: миловидным дедушкой с застенчивой улыбкой, которому положено гладить школьников по голове на уроках мужества.
— Вы действительно последний оставшийся в живых участник штурма Рейхстага? У вас есть ощущение, что вы — легенда?
— Никакая я не легенда! Это вообще журналисты придумали, что я последний.
Есть еще оставшиеся в живых ветераны 150-ой Идрицкой дивизии, штурмовавшей Берлин. А то, что в Ленинграде больше никого из наших не осталось, скорее всего, правда. Никто уже на встречи не приходит.
Политрук не кадилом махал
— Что делал комсорг?
— Нам надо было встречаться с комсомольцами, готовить их к бою, к подвигу.
— А как это — подготовить к бою? Какими словами?
— От нас этот бой требует захвата во-о-он той высоты. Мы освобождаем свою территорию от фашистских захватчиков…
Фото: Маргарита Пятнина
— О чем вели разговоры на фронте? Что бойцы спрашивали у вас?
— Идешь, беседуешь: как дела? Как близкие? Как здоровье? Сам написал матери? Давай, дорогой, пиши — она от тебя весточки ждет…
— То есть вы «работали человеком». Вас можно сравнить со священником? Люди вам открывали душу?
— Политработник не кадилом махал, не о Боге рассказывал, а в атаку поднимал.
А про Бога некоторые говорили. Призывали Богоматерь в помощь. Но мы воевали без ксендзов, без попов…
— Но ведь Бог не в попах, а в душе. Вы уверены, что все ваши сослуживцы были неверующими?
— Может, кто-то и молился, когда шел в атаку или шла артподготовка.
Война
— Война — это что?
— Война — это кровь разорванного миной товарища на твоей гимнастерке.
— Как вы 22 июня отреагировали на слова Молотова «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»?
— Молотова, когда он выступал в 12 часов, я не слышал. Как член Пенского райкома комсомола я проводил сдачу норм ГТО на территории машинно-тракторной станции (МТС) на бывшей территории помещика Забелина. Первый забег ГТО — стометровка. Вдруг крик: «Ребята, война!» Пришел товарищ из управления МТС, сказал, что военнообязанные должны прибыть в военкоматы, чтобы получить мобилизационные предписания с явкой на сборный пункт.
— Войны вообще не ждали? Не готовились?
— Война была где-то далеко. К ней готовились. Но именно 22 июня никто не ждал.
— Где вы воевали?
— На следующий день после начала войны Центральный комитет коммунистической партии большевиков и Центральный комитет ленинского коммунистического союза молодежи (Беляев не употребляет аббревиатуры. Он с гордостью проговаривает эти названия целиком. — А.Т.) приняли решение провести партийно-комсомольский призыв. Надо было личным примером показывать, как готовить себя к бою на передовой. Эту роль исполняли политбойцы, которых брали из народного хозяйства. Я и был в их числе.
Фото: Маргарита Пятнина
Первый бой
— Как вы оказались на фронте?
— Я успел сказать отцу и матери, что ухожу добровольно. Мать в слезы, отец ответил: «Николай, я тебя провожу». 29 июня мы уже были в Калинине (нынешняя Тверь — А.Т.). Здесь мы проходили курс молодого бойца: учились обустраивать окопы, ходить в штыковую атаку, бросать гранаты, плавать в Волге. Через 20 дней я оказался сначала в Ленинграде, потом в Мурманске. А там — пешком на фронт. В пути были воздушные тревоги, падали бомбы. В 60 км от Мурманска немцы сражались с полной отдачей. От двух горных егерских дивизий требовали в трехдневный срок захватить город. Автомат в пузо и вперед. «Возьмете город. Там еда и утехи. Потом посылки и деньги», — они это уже в плену рассказывали.
Меня распределили в минометную роту. Я был подносчиком мин и в штыковую атаку не ходил, к сожалению.
Под Мурманском я и воевал до конца февраля 43-го года. Там вся долина Западной Лицы была в крови, которая в нее стекала с лежащих трупов…
Я стал замполитрука роты. Это было недолго, ибо после разгрома немцев в Сталинградской битве институт комиссаров и политруков был отменен — вводилось единоначалие. До этого командир принимал приказ на бой, а согласовать должен был с комиссаром и политруком. А теперь эти стали заместителями, а командир принимал самостоятельное решение.
«Пятая колонна»
— Как относились к приказу 227?
— Немцы наступали на Сталинград. Главнокомандующий Сталин сформулировал требование: «Ни шагу назад!».
— Я понимаю, что вы его исполняли. Но человеческое отношение было к нему какое? О чем вы говорили со своими товарищами?
— Если бы не этот приказ, Сталинград могли и сдать. Сталинградская битва показала упорство советского солдата и офицера.
— Сталин для вас всегда один? Ваше отношение к нему менялось на протяжении вашей жизни?
— Сталин в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Это руководитель коммунистической партии, советского государства, основатель военной промышленности.
Фото: Маргарита Пятнина
Это «шкурники»
— Вы были дважды ранены.
— 18 августа 1943-го было наступление. Стрелял явно снайпер в голову. Пуля сделала в каске вмятину и ушла вверх рикошетом. Я потерял сознание. Потом полежал в госпитале, и меня выписали в часть. Все на фронт рвались: надоедало самому хромать или видеть хромых. А 18 апреля 1944 года другое ранение было. Под Пустошкой в Псковской области мы бежали в сопку, чтобы залечь при артобстреле, я и Саша Мизгов. Мина взорвалась за мной и перед ним. Он не погиб, но ему обожгло глаза, меня посекло осколками. Часть из них до сих пор внутри. Как вернулся в часть, назначили комсоргом.
— Простите меня за глупый вопрос. Вам страшно было?
— Инстинкт самосохранения основной у человека. Воспитание человека позволяет преодолеть его.
Была ли трусость? Да. Трусов, бежавших в тыл, мог расстреливать любой.
— Вы таких видели?
— Под Мурманском мы выходили из длительного, жестокого боя, дальняя артиллерия нас огнем поливает. Капитан Кудрин — командир нашей минометной роты, вологодский учитель математики, орет приказ: «Выноси матчасть». Я упаковываю мины, чтобы врагу не остались… но они б и так ему не пригодились… — тут Беляев хитро улыбается, — наши мины — 82-мм, а немецкие — 81. Мы их снарядами могли стрелять, а они нашими — нет. Тут слышу: «Беляев, найти двуногу-лафет» (опорная часть 82-мм миномета — А.Т.). Смотрю солдат с ней лежит. Ору ему:
— Ты ранен?
— Нет!
— Так пошли?
— А как? Стреляют же!
Ну, я ему: «Встать! За мной!»
Это была его трусость. Я ж за него не понесу двуногу-лафет. Он — здоровый — все-таки пошел за мной. А если бы остался, я бы мог его и пристрелить.
— Пристрелили бы?
— Слава Богу, не пришлось. Война жестокая. Я видел, как расстреливали трех человек по решению суда военного трибунала за трусость. Они пошли вперед, их в затылок хлопнули.
— Вам не было их жалко?
— Это «шкурники». Сам хотел сохранить свою жизнь, а другие за него кровь должны проливать?! Ты иди вместе со всеми.
Штурм Берлина
— Немцы вгрызались в землю?
— Конечно.
Они защищали интересы своего гитлеровского государства. Хотя потом начали понимать, что они защищают и свой народ.
— Вы не простили простого солдата Вермахта, ведь немцы покаялись, признав Гитлера чудовищем?
— Им нет прощения за то, что они пришли захватчиками на территорию нашей Родины с целью завоевания пространства.
Фото: Маргарита Пятнина
— Как для вас проходил штурм Рейхстага?
— Мы двигались по Моабит-штрассе мимо тюрьмы Моабит, в которой содержались Эрнст Тельман и Муса Джалиль, и 29 апреля вышли на Королевскую площадь перед Рейхстагом. А ранним утром 30-го узнали, что есть приказ на штурм. 26 апреля в наш полк было принесено знамя, утвержденное военным советом 3-й ударной армии под номером пять (всего их было девять).
— Вы лично принимали это знамя?
— Да. Я встречал его.
Никакой особенной церемонии не было — шел бой. Мы принесли его в полк, командир полка приказал командиру комендантского взвода хранить это знамя вместе со знаменем полка.
— 26-го апреля, когда принесли знамя, была информация о встрече на Эльбе? Вы понимали, что должны взять Берлин раньше американцев?
— Друзьями нашими американцы никогда не были. Просто партнерами по войне, а Гитлер — общим врагом. Мы знали про встречу, но, конечно, не про стратегические задачи. Главная цель: взять Рейхстаг. Мы вели разговоры в окопах: «Товарищи, нам оказана честь. Мы должны водрузить знамя на вершине». Возник вопрос, кому это поручить? Заместитель командира полка по политической части подполковник Ефимов, начальник разведки полка капитан Кондрашов и я, комсорг полка, решали это. Кондрашов предложил опытного разведчика Михаила Егорова. Он пришел к нам в полк после освобождения Смоленской области, сразу сказав, что пойдет только в разведку (он был разведчиком партизанского отряда в Белоруссии). Мы спросили, кого он возьмет в пару? Он сразу ответил: «Мелитона! (Кантарию — А.Т.) Я же с ним всегда хожу».
— Есть слух, что Кантарию устанавливать знамя на купол отправил едва ли не лично Сталин, дескать, вождь захотел русского «дополнить» грузином.
— Это выдумки. Ни Сталин, ни Жуков не участвовали в этом.
Нашему полку вручили знамя и дали приказ «установить на куполе Рейхстага». Егорова и Кантарию выбирали мы сами.
У Рейхстага. Первый слева в нижнем ряду — Николай Беляев, крайние справа в верхнем ряду — Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Фото из архива Николая Беляева
Третья фамилия
— Почему зачастую этими двумя фамилиями история о подвиге ограничивается? Расскажите про лейтенанта Береста.
— Берест был не разведчиком, а заместителем командира первого батальона, которому было поручено захватить Рейхстаг. Немцы обороняли каждый квадратный метр здания.
Подниматься утром 30-го апреля на купол было невозможно. Поэтому флаг установили на круп лошади под статуей Вильгельма на крыше. Это было примерно в 14 часов. Когда наступила ночь, этим же ребятам поступил приказ водрузить знамя на куполе.
Берест, командовавший группой из роты Сьянова, из 5–6 человек поддержки, поднимался на крышу, охраняя Егорова и Кантарию. Но на сам купол не лазал.
— Ваш командир полка Зинченко пишет: «Виной всему было ошибочное донесение…» Дескать, установили флаг на статую Вильгельма только ночью 1 мая, а не днем 30 апреля.
— Он пишет про донесения других командиров. В 14:40 первый флаг на ступеньках Рейхстага был установлен Петром Пятницким — связным командира первого батальона Степана Неустроева. Он сказал Пятницкому: «Найди кусок красного полотна, прикрепи к древку и вперед». Он приказ выполнил, но на ступенях здания был убит. Сержант Щербина этот флаг поднял и закрепил на одной из колонн. Про этот флаг и доложили наверх. А знамя Победы было установлено вечером 30 апреля, а не ночью 1 мая. Ночью знамя перенесли уже на купол, когда наступила темнота и немцы не могли вести прицельный огонь по куполу, во флагштоке которого был германский флаг.
— Почему в донесениях об установке знамени Победы командующий 3-й ударной армией генерал-полковник Кузнецов пишет «коммунист Берест, комсомолец Егоров и беспартийный Кантария установили знамя»? Почему так важно было подчеркнуть их партийную принадлежность?
— Потому что коммунисты и комсомольцы воевали в первых рядах. Они воевали своим примером.
В партию на фронте принимали за совершенный геройский поступок.
— Я вырос в другой стране… все ведь сражались за Родину. Какая разница, кто из вас коммунист?!
— Коммунисты показывали личный пример. Это сейчас партийной организации в частях нет. Тогда же не было олигархов, капиталистов, все были равны и жили на зарплату.
— Давайте к Бересту вернемся. Был такой случай, когда лейтенант стал «полковником» при переговорах о капитуляции гарнизона Рейхстага?
— Весь день 1 мая ожесточенный бой шел не только за стены, но уже и за знамя, которое надо было сохранить. Ночью немцы запросили на переговоры офицера не ниже полковника в звании, а был только старлей Берест и капитан Неустроев.
Берест — здоровенный малый, всегда веселый, бодрый, общительный. Решили его представить в качестве полковника. Нашли кожаную куртку и фуражку. Он достойно выглядел.
Немцы ему предложили выпустить гарнизон. Берест ответил: «Только капитуляция».
Вторая война
— Как вы встретили день Победы?
— Всю дивизию собрали на одном из стадионов. 9 мая была вторая война: все стреляли в воздух. Зенитчики тоже стреляли. Из артиллеристов, кто мог поднять пушки, тоже стреляли.
Плачущих я не видел. Сердца солдат были настолько закаленные, что было не до слез.
Фото из архива Николая Беляева
— Вы написали что-нибудь на Рейхстаге?
— «Наша Лиза». Про Лизу Чайкину — секретаря нашего райкома комсомола. Этой надписи не осталось — она была на колонне.
— А какова история появления надписей на самом знамени?
— Сначала было просто знамя: флаг Советского Союза увеличенного размера с серпом, молотом и звездой, нарисованными серебряной краской — другой-то не было. После того как знамя Победы сняли, его привезли в штаб дивизии. Чтобы оно не было безымянным, там написали «150-я стрелковая ордена Кутузова II степени Идрицкая дивизия». Потом в корпусе дописали «79-й корпус», а в политуправлении 3-й ударной армии — «3 УА, 1 БФ» (первый белорусский фронт).
Фото: Маргарита Пятнина
— Скажите мне напоследок, чем наше поколение вам не нравится? Вы же поругиваете нас.
— Не нравится? — Беляев задумывается. — Нынешнее буржуазное государство воспитывает молодежь в духе недоверия к Советскому Союзу, к нашей Победе. Говорят, что слишком много потеряно людей, что воевали большой кровью. Вот что внушают либералы, составляющие «пятую колонну».
— А что надо внушать?
— Надо воспитывать гордость за наших отцов, дедов, прадедов, за Советский Союз и коммунистическую партию, которые добились Победы. Наши потери слишком велики потому, что немцы уничтожали и жгли русских людей в специально создаваемых (даже подвижных) топках. Отступающие в Польше немцы убивали, прежде всего, русских, советских людей, а поляков уж потом. А боевые потери в армии и на флоте — восемь с половиной миллионов. Наших военнопленных немцы уничтожили 40%, а сами потеряли только 14%.
— У вас сейчас есть гордость за страну?
— У меня была гордость за Союз Советских Социалистических республик.
— Сейчас нет такой страны, — напоминаю я, но Беляев не слышит. Он снова говорит про то, что не было «олигархов и миллионеров, а были коммунисты и комсомольцы, и все были равны».
Фото: Маргарита Пятнина