М. Булгаков – прямой наследник великой традиции русского философского романа XIX века – романа Толстого и Достоевского. Его Иешуа, этот удивительный образ обычного, земного, смертного человека, проницательного и наивного, мудрого и простодушного, потому и противостоит как нравственная антитеза своему могущественному и куда более трезво видящему жизнь собеседнику, что никакие силы не могут заставить его изменить добру…
Да, это сатира – настоящая сатира, веселая, дерзкая, забавная, но и куда более глубокая, куда более внутренне серьезная, чем это может показаться на первый взгляд. Это сатира особого рода, не так уж часто встречающаяся, – сатира нравственно-философская…
М. Булгаков судит своих героев по самому строгому счету – по счету человеческой нравственности…
Мастер тоже остается верен себе до конца во многом, почти во всем. Но все-таки кроме одного: в какой-то момент, после потока злобных, угрожающих статей, он поддается страху. Нет, это не трусость, во всяком случае, не та трусость, которая толкает к предательству, заставляет совершать зло. Мастер никого не предает, не совершает никакого зла, не идет ни на какие сделки с совестью. Но он поддается отчаянию, он не выдерживает враждебности, клеветы, одиночества. , он сломлен, ему скучно, и он хочет в подвал. Вот поэтому он и лишен света…
Вот почему, не снимая со своего героя его личной вины, он сам автор страдает вместе с ним – он любит его и протягивает ему руку. Вот почему и вообще тема сострадания, милосердия, то исчезая, то вновь возникая, пройдет через весь роман… (Из статьи «Завещание мастера»)
В. Лакшин
…То, что автор свободно соединяет несоединимое: историю и фельетон, лирику и миф, быт и фантастику, – создает некоторую трудность при определении жанра этой книги. …Ее можно было бы, вероятно, назвать комической эпопеей, сатирической утопией и еще как-нибудь иначе… В «Мастере и Маргарите» Булгаков нашел форму, наиболее адекватную его оригинальному таланту, и оттого многое, что мы находим порознь в других вещах автора, как бы слилось здесь воедино…
Одну из сильных сторон таланта Булгакова составляла редкая сила изобразительности, та конкретность восприятия жизни, которую называли когда-то «тайновидением плоти», способность даже явление метафизическое воссоздать в прозрачной четкости очертаний, без всякой расплывчатости и аллегоризма – словом, так, как будто это происходит у нас на глазах и едва ли не с нами самими.
…У Булгакова – в необыкновенном и легендарном открывается по-человечески понятное, реальное и доступное, но оттого не менее существенное: не вера, но правда и красота. Зато в обыкновенном, житейском и примелькавшемся остро-иронический взгляд писателя обнаруживает немало загадок и странностей…
Так самобытно переосмыслен Булгаковым образ Воланда – Мефистофеля и его присных. Антитеза добра и зла в лице Воланда и Иешуа не состоялась. Нагоняющий на непосвященных мрачный ужас Воланд оказывается карающим мечом в руках справедливости и едва ли не волонтером добра…
…Пора отметить то общее, что сближает многоразличные и на первый взгляд автономные пласты повествования. И в истории московских похождений Воланда, и в духовном поединке Иешуа с Понтием Пилатом, и в драматической судьбе Мастера и Маргариты неумолчно звучит один объединяющий их мотив: вера в закон справедливости, правого суда, неизбежного возмездия злу…
Справедливость в романе неизменно празднует, победу, но достигается это чаще всего колдовством, непостижимым образом…
Разбор романа привел нас к мысли о «законе справедливости» как о главной идее булгаковской книги. Но существует ли и впрямь такой закон? В какой мере оправданна вера писателя в него?
(Из статьи «Романа Булгакова «Мастер и Маргарита»)
Б. Сарнов
Итак, не только сама история взаимоотношений Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри, но и то, как она была выражена Мастером в слове, – представляет собой некую объективную реальность, не вымышленную, не сочиненную, а угаданную Мастером и перенесенную им на бумагу. Вот почему рукопись Мастера не может сгореть. Говоря проще, рукопись романа, написанного Мастером, эти хрупкие, непрочные листы бумаги, испещренные буквами, – это лишь внешняя оболочка созданного им произведения, его тело. Оно, разумеется, может быть сожжено в печке. Оно может сгореть точно так же, как сгорает в печи крематория тело умершего человека. Но помимо тела у рукописи есть еще душа. И она – бессмертна. Сказанное относится не только к рукописи, написанной Мастером. И вообще не только к рукописям. Не только к «творчеству и чудотворчеству». Не исчезает, не может исчезнуть, бесследно раствориться в небытии все, что имеет душу. Не только сам человек, но и каждый поступок человека, каждый его жест, каждое движение его души…
Пилат у Булгакова наказан не за то, что он санкционировал казнь Иешуа. Если бы он совершил то же самое, находясь в ладу с самим собой и своим понятием о долге, чести, совести, за ним не было бы никакой вины. Его вина в том, что он не сделал то, что, оставаясь самим собой, должен был сделать… Вот за что он подлежит суду высших сил. Не за то, что отправил на казнь какого-то бродягу, а за то, что сделал это вопреки себе, вопреки своей воле и своим желаниям, из одной только трусости…
Булгаков, безусловно, верил в то, что жизнь человека на земле не сводится к его плоскому, двухмерному земному бытию. Что есть еще какое-то иное, третье измерение, придающее этой земной жизни смысл и цель. Порой это третье
Измерение явственно присутствует в жизни людей, они о нем знают, и знание это окрашивает всю их жизнь, придавая смысл каждому их поступку. А порой торжествует уверенность, что никакого третьего измерения нет, что в мире царит хаос и его верный слуга – случай, что жизнь бесцельна и лишена смысла. Но это – иллюзия. И дело писателя как раз в том и состоит, чтобы факт существования этого третьего измерения, скрытого от наших глаз, делать явным, постоянно напоминать людям о том, что это третье измерение и есть высшая, истинная реальность…
(Из статьи «Каждому – по его вере»)
В. Агеносов
Образцом следования нравственной заповеди любви является в романе Маргарита. В критике отмечалось, что это единственный персонаж, не имеющий двойника в мифологическом сюжете повествования. Тем самым Булгаков подчеркивает неповторимость Маргариты и владеющего ею чувства, доходящего до полного самопожертвования…
С образом Маргариты связана излюбленная булгаковская тема любви к семейному очагу. Комната Мастера в доме застройщика с неизменной для художественного мира Булгакова настольной лампой, книгами и печкой становится еще уютнее после появления здесь Маргариты – . музы Мастера.
(Из статьи «Триждыромантический мастер»)
Б. Соколов
С образом Маргариты в романе связан мотив милосердия… Подчеркнем, что мотив милосердия и любви в образе Маргариты решен иначе, чем в гетевской поэме, где перед силой любви «сдалась природа сатаны… он не снес ее укола. Милосердие побороло», и Фауст был отпущен в свет. У Булгакова милосердие к Фриде проявляет Маргарита, а не сам Во ланд. Любовь никак не влияет на природу сатаны, ибо на самом деле судьба гениального Мастера предопределена Воландом заранее. Замысел сатаны совпадает с тем, чем просит наградить Мастера Иешуа, и Маргарита здесь – часть этой награды.
Содержание
- Почему все сходят с ума по «Мастеру и Маргарите»? Стыдные вопросы о самом известном романе Михаила Булгакова
- Я не читал «Мастера и Маргариту». Это стыдно?
- «Мастера и Маргариту» считают великим романом. Почему?
- Почему все сходят с ума по «Мастеру и Маргарите»? В школе чуть ли не фан-клубы устраивали!
- В «Мастере и Маргарите» фигурируют Ершалаим, Иешуа, Понтий Пилат. Какое отношение они имеют к Иерусалиму, Иисусу Христу и новозаветному Понтию Пилату?
- Ну хорошо, а «московские персонажи» — выдуманные? Кто такие Бездомный, Берлиоз, критик Латунский, сам Мастер, наконец?
- Книжку читать нет сил. Есть какая-нибудь хорошая экранизация, из которой все понятно?
- Если в компании заспорили о «Мастере и Маргарите», какие три умные фразы сказать, чтобы все знали, что я в теме?
- Арлекины Набокова и Булгакова
- Известны ли какие-либо отзывы Набокова о Булгакове? Был ли он вообще знаком с его произведениями?
Почему все сходят с ума по «Мастеру и Маргарите»? Стыдные вопросы о самом известном романе Михаила Булгакова
Эскиз декораций художника Сергея Алимова к мультфильму «Мастер и Маргарита» Репродукция: А. Свердлов / Sputnik / Scanpix / LETA
15 мая исполнилось 125 лет со дня рождения писателя Михаила Булгакова. Его роман «Мастер и Маргарита» — одна из самых известных русских книг XX века. Считается, что это произведение каждый русский человек должен прочесть годам к пятнадцати или, по крайней мере, к восемнадцати. Так ли роман хорош на самом деле? «Медуза» попросила поэта и литературного критика Льва Оборина ответить на стыдные вопросы о «Мастере и Маргарите».
Я не читал «Мастера и Маргариту». Это стыдно?
Нестыдно чего-то не прочитать, но стыдно понимать, что есть некое важное культурное явление и при этом не желать о нем ничего знать. «Мастер и Маргарита» — важный роман в истории русской литературы и весьма популярное произведение; со всеми плюсами и минусами такого статуса. Если вы не читали «Мастера и Маргариту», почему бы этого не сделать? Роман очень легко читается. Кстати, ниже будут спойлеры.
«Мастера и Маргариту» считают великим романом. Почему?
У Булгакова и при жизни, и после смерти была репутация одного из лучших русских писателей своего времени — причем при жизни он был скорее известен как драматург. Крупнейшие прозаические произведения Булгакова — «Белая гвардия», «Мольер», «Мастер и Маргарита», «Театральный роман» — впервые опубликованы полностью только в 1960-е и 1970-е годы, «Собачье сердце» ходило в самиздате до 1980-х, но и по «Запискам юного врача», и по «Дьяволиаде» было ясно, что Булгаков — автор виртуозный. Владение самыми разными стилистическими регистрами речи, блестящие переходы между типами повествования, ирония, совмещение смешного и страшного, фирменное использование инверсии, уточняющей самые характерные детали под конец фразы («Филипп Филиппович еще более побледнел, к старухе подошел вплотную и шепнул удушливо: — Сию секунду из кухни вон!» — класс!)… Словом, есть все основания ожидать, что роман, который писатель такого уровня сам считал своим magnum opus, окажется выдающимся.
«Мастер и Маргарита» — большой русский серьезный роман, но он полон юмора и стилистического блеска; все это создает ощущение того, что писатель, сознавая масштаб своего замысла, не собирался становиться в позу пророка. Вместе с тем замечательно, как рифмуется судьба «Мастера и Маргариты» с не имеющим названия романом самого Мастера о Понтии Пилате. «Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы?» — спрашивает Воланд, узнав, о чем писал Мастер; легко вообразить себе какого-нибудь коллегу Булгакова, который, выяснив, о чем сочиняет свою главную книгу известный советский драматург, спросил бы то же самое.
Параллельно с пьесой «Батум» о молодых годах Сталина (которая, как считают биографы, Булгакова свела в могилу: Сталин не захотел разрешать постановку) Булгаков, оказывается, пишет роман о сверхъестественной силе, о Сатане в большевистской Москве, о Христе и Пилате, о гениальном писателе, затравленном соцреалистическими критиками. Роман, в котором классическое, первородное мировое зло, Сатана и его свита — «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» — в карнавальной форме противостоит злу новой формации, чисто советскому. Перечитайте московские главы романа и обратите внимание на то, как часто там упоминаются органы госбезопасности, как Булгаков расставляет их агентов по углам и закоулкам, как заражены этим неврозом обитатели Москвы 1930-х. Их испортил не только квартирный вопрос, но и нечто другое.
История создания романа — с сожженным первым вариантом, с последней правкой, которую автор вносил в рукопись прямо перед смертью, с борьбой его вдовы за публикацию, с предсказаниями друзей о том, что «Мастер и Маргарита» будут напечатаны только лет через 50 или 100, — создает вокруг «Мастера и Маргариты» именно ту отчасти трагическую, отчасти мистическую ауру, которая содержится и в книге. Именно эта книга становится уже в позднесоветские годы главным русским бестселлером XX века на Западе. Она повлияла на множество людей, вплоть до рок-музыканта Мика Джаггера и художника Ханса Гигера, породила некоторые популярные произведения позднейшего времени — хотя бы «Альтиста Данилова» Владимира Орлова, — заставила людей разрисовывать стены котами Бегемотами и разлетелась на цитаты. Незначительному произведению такое не под силу.
Рукопись первой редакции романа «Мастер и Маргарита» (1928 год) на выставке в рамках открытия мемориальной квартиры Михаила Булгакова (филиала Музея Булгакова) на Большой Пироговской улице в Москве Фото: Артем Геодакян / ТАСС / Scanpix / LETA
Почему все сходят с ума по «Мастеру и Маргарите»? В школе чуть ли не фан-клубы устраивали!
В силе романа «Мастер и Маргарита» заключается и его слабость. Можно сказать, что он слишком эффектный. Это идеальный материал для фэндома (так называют субкультуру, выстраиваемую вокруг какого-то произведения искусства), его легко растащить на афоризмы: «Рукописи не горят», «Никогда и ничего не просите», «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Очень «объемные» герои так и просятся в фанфикшн, комиксы, граффити и так далее. Иешуа Га-Ноцри — это, при всей разнице в характере персонажей, Иисус Христос Суперзвезда за 30 лет до рок-оперы Эндрю Ллойда Уэббера. Словом, главное произведение Булгакова так и хочется назвать романом для юношества.
С другой стороны, что в этом дурного? Множество писателей многое бы отдали за способность создавать таких персонажей и так продумывать композицию. Да, это роман, будто нарочно созданный для того, чтобы им восторгались. В глазах школьников — оправдание школьной программы по литературе, особенно после петербургских трущоб «Преступления и наказания» и 100-страничного эпилога «Войны и мира». Для всех остальных — знакомство с важнейшей частью мировой культуры, евангельским контекстом, пусть даже он у Булгакова неканоничен. Это шаг в мир того, что умеет русская проза помимо проповедей и описаний природы. Но из-за неимоверной притягательности романа, цепкости его спецэффектов, велик риск на этом шаге и застрять.
Надписи на стенах подъезда дома на Садовой, где находилась «нехорошая» квартира из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». 1993 год Фото: Игнорь Зотин / ТАСС
В «Мастере и Маргарите» фигурируют Ершалаим, Иешуа, Понтий Пилат. Какое отношение они имеют к Иерусалиму, Иисусу Христу и новозаветному Понтию Пилату?
Очевидно, что Булгаков пишет «Иешуа» и «Ершалаим», а не «Иисус» и «Иерусалим» не просто так. Ему важно отойти от канонического евангельского текста, показать даже ошибочность догмы. Мы помним, что Иешуа, увидев, что пишет о нем Левий Матвей (прозрачная аллюзия на апостола Матфея, автора первого из евангелий), пришел в ужас и умолял сжечь пергамент. Иешуа в «Мастере и Маргарите» не воскресает — воскресение если и происходит, то остается за рамками романа. О том, что этот Иешуа — не просто «философ с мирною проповедью», напрямую свидетельствует, может быть, только появление Левия Матвея в Москве перед Воландом: Воланд разговаривает с ним как с посланцем высшей силы, Света. Употребляя еврейское имя Иисуса — Иешуа — Булгаков подчеркивает расстояние между евангельским Иисусом и своим персонажем. В Библии Иисус — это Бог, ставший человеком; подвергаясь унижениям, страдая на кресте, умирая, он остается Богом. Иешуа страдает и умирает как человек — и только; в век, видевший ужасные смерти людей в невообразимых количествах, такое новое умаление Бога до страдающего человека, как ни странно, по-особому трогает. За фигурой Иешуа нет историй чуда в Кане Галилейской, Нагорной проповеди, хождения по водам. Есть только обрывки, дистиллят его учения: «рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины», «злых людей нет на свете», «всякая власть является насилием над людьми и… настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти». И есть огромное сострадание, которым Иешуа изумляет человека, в чьей власти, казалось бы, он находится.
О настоящем Пилате мы мало что знаем — кроме Евангелий, его упоминают новозаветные апокрифы (и эти сведения вполне легендарны), кратко описывают римские и иудейские историки; его имя есть на известняковой плите, найденной в 1961 году на территории современного Израиля. Пилат Булгакова отличается и от исторического, и от библейского прокуратора. Выбор Пилата в качестве главного героя романа Мастера неслучаен: это «негероический» герой, человек, подверженный сомнениям, рефлексии, проклинающий себя за минуту трусости и конформизма — персонаж, очень понятный свидетелю тоталитарных режимов XX века. Мастер в точности угадал своего Пилата — и это, разумеется, психоисторический анахронизм, но встраивающийся в логику булгаковского романа.
Актеры Николай Бурляев (Иешуа Га-Ноцри) и Михаил Ульянов (Понтий Пилат, справа) в сцене из фильма режиссера Юрия Кары «Мастер и Маргарита» Фото: Пресс-служба группы компаний «Люксор» / ТАСС / Scanpix / LETA
Ну хорошо, а «московские персонажи» — выдуманные? Кто такие Бездомный, Берлиоз, критик Латунский, сам Мастер, наконец?
У персонажей Булгакова есть прототипы — реальные люди, на образах которых во многом строится описание литературных героев. Часто говорят, что в «Мастере и Маргарите» Булгаков изобразил самого себя и свою жену Елену. Конечно, биографии автора и героя радикально различаются, но самоощущение писателя, который работает над главной своей вещью, неадекватной требованиям современного ему общества, Булгакову было известно лучше других.
Советским литераторам в романе досталось по полной программе. Псевдоним «Иван Бездомный» обыгрывает такие реальные «пролетарские» псевдонимы, как Демьян Бедный, Иван Приблудный, Михаил Голодный (а то и Максим Горький). Демьян Бедный, кстати, написал антирелигиозную и нарочито богохульную поэму «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна» — то есть ровно то, чего от Бездомного требовал Берлиоз. На этом, впрочем, сходство заканчивается: никакого духовного перерождения с Бедным не случилось. Еще один прототип, на которого указывают исследователи, — комсомольский поэт Александр Безыменский (фамилия настоящая). Прототипом Бездомного до встречи с Воландом мог, в принципе, стать и просто обобщенный официозно-пролетарский поэт, сочинявший «взвейтесь да развейтесь»; после встречи, психбольницы и знакомства с Мастером Бездомный включается в не слишком жесткую, но все же ощутимую систему двойничества, «отзеркаливая» ощущения Мастера, а через него — и самого Булгакова. В свою очередь, мнимый друг и тайный ненавистник Бездомного, поэт Рюхин, как считается, списан с Владимира Маяковского. Маяковский не просто ругался с Безыменским — он еще и соперничал с Булгаковым, как писательски, так и идеологически, и жизнетворчески; отношения у них были крайне непростые. Внезапные нападки Рюхина на памятник Пушкину — отзвук стихотворения Маяковского «Юбилейное».
В фигуре Берлиоза читаются намеки на председателя Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) Леонида Авербаха; в фигуре критика Латунского — отсылка к «прорабатывавшему» Булгакова в печати критику Осафу Литовскому. Даже у Арчибальда Арчибальдовича, писательницы Штурман Жорж и прочих посетителей Дома Грибоедова есть свои прототипы — в определении таковых хорошо помогает «Булгаковская энциклопедия».
Артисты Александр Галибин (Мастер) и Анна Ковальчук (Маргарита) во время съемок 10-серийного фильма Владимира Бортко Фото: Юрий Белинский / ТАСС
Книжку читать нет сил. Есть какая-нибудь хорошая экранизация, из которой все понятно?
«Мастера и Маргариту» экранизировали как минимум четыре раза. Наиболее известны у нас фильм Юрия Кары, который вышел в прокат только через 17 лет после съемок (из-за чего мистически настроенная публика, разумеется, заговорила о «проклятии „Мастера и Маргариты“»), и сериал Владимира Бортко (после которого о «проклятии» заговорили снова, потому что в течение нескольких лет умерли несколько актеров, занятых в сериале).
Произведение Бортко ругали и за неслаженный кастинг, и за операторскую работу, и за неубедительность компьютерных эффектов, но, скорее всего, больше всего ему досталось за то, что это не «Собачье сердце» того же режиссера — признанный шедевр конца 1980-х. То, что Кара снимал не для современного телевидения, позволило ему включить в фильм смелые сцены в достаточно вольной трактовке (Великий бал у Сатаны в сериале Бортко по сравнению с фильмом Кары выглядит прямо-таки пуританским).
Кроме того, есть фильм Анджея Вайды «Пилат и другие», экранизация ершалаимских глав романа. Вайда — большой художник, и этот камерный, вписанный в современные ландшафты фильм стоит посмотреть, но и он не заменит чтения книги.
Вообще говоря, экранизация может быть самодостаточным произведением, но не суррогатом книги. В случае с «Мастером и Маргаритой» при замене романа на фильм вы теряете язык повествования, авторские портреты героев, множество деталей, не попавших в экранизацию. Если книгу читать у вас нет сил — ну, не читайте, никто не заставляет.
Если в компании заспорили о «Мастере и Маргарите», какие три умные фразы сказать, чтобы все знали, что я в теме?
Тут вам поможет книга Пьера Байяра «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали», но лучше все же роман прочитать. Если вы упорствуете в нежелании потратить несколько часов жизни на «Мастера и Маргариту», возьмите произвольные три фразы из текста, который сейчас перед вами, — смею надеяться, они вам пригодятся.
Лев Оборин
- Напишите нам
Арлекины Набокова и Булгакова
Каждый его стих переливался арлекином.
В. Набоков. «Дар»
Одеяло, сшитое из разноцветных ромбов, прикрывало койку.
В. Набоков. «Приглашение на казнь»
Арлекин способен изменять свойства времени и материи и пересотворять хаос в гармонию. Жезл трансформации Набокова – гигантский фаберовский карандаш, увиденный ребёнком в бреду и подаренный ему наяву матерью. Арлекины-пересмешники, – слова, метафоры, символы, образы, маски автора, персонажи, приемы, аллюзии, – связаны у Набокова и Булгакова с произведениями предшественников и современников разветвлённейшей кровеносной системой. Оба – признанные мастера литературного действа «с оттенком маскарада» («Дар»). Арлекин – непременный персонаж демонологии, у Булгакова – явной, у Набокова – скрытой, но не менее насыщенной.
Советским официальным писателям, ипостасям Берлиоза, так же трудно было поверить в существование писателя Набокова-Сирина, как в Христа в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». «Но неудачник облыселый / Высоко палочкой взмахнул. / Открылись темные пределы…» («Звёзды») – писал В. Ходасевич, один из любимых поэтов-современников Набокова. Иван Бездомный (латентный внутренний эмигрант) о чём-то подспудно догадывался, и к разочарованию своих наставников, создал живой образ Спасителя, впрочем, разительно отличавшийся от канонического, так и Булгаков, вослед Львы Толстому и его авторскому Евангелию, написал вставную новеллу о Понтии Пилате от лица мастера. Лужин-старший, автор назидательных книг для юношества, возвращается на дачу, к семье, в крайне взволнованном состоянии, узнав, что его сын… арлекин. Некто, в человеческом обличии, наделённый свойством видеть мир как отражение шахматной партии. В один из бледных и тёмных квадратов бездны шагнул в немецкую ночь гроссмейстер Александр Иванович Лужин. Увиденные в детстве фокусы, откуда был выход в реальную жизнь и искусство, поразили Набокова, как шахматы – Лужина, писатель заимствовал приёмы мистификации для своей творческой лаборатории. О его приёмах писал В. Ходасевич «Сирин сам их выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес».
В романе «Смотри на арлекинов!» двоюродная бабка призывает ребёнка:
» – Довольно кукситься! – бывало, восклицала она. – Смотри на арлекинов!
– Каких арлекинов? Где?
– Да везде! Всюду вокруг. Деревья арлекины, слова – арлекины. И ситуации, и задачки. Сложи любые две вещи – остроты, образы – и вот тебе троица скоморохов! Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!»
Слова-арлекины у Набокова живут своей наполненной жизнью, получая удовольствие от аллитераций и ассонансов, они оборотни, вывертни, потустотелости, так тройная английская опечатка “crown-crow-cow” соответствует русскому «корона-ворона-корова», – отмечает Набоков в комментарии к «Бледному пламени».
Английская аббревиатура романа «Смотри на арлекинов» (пер. названия Сергея Ильина) – “Look At The Harlequins” – LATH – означает планку Меркурия, прародителя Арлекина (планеты – прародители других персонажей арлекинады), который, как и жезл, (палка Феликса на месте преступления в романе Набокова «Отчаяние», «трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя» в «Мастере и Маргарите») не только помогает ему становиться невидимым и перемещаться сквозь границы измерений, но и вершить суд в мире людей.
«Сшитое из лоскутов одеяние и деревянный посох со временем эволюционировали в разделённый на четыре четверти разноцветный костюм и жезл с привязанным к нему пузырём — атрибуты шута и арлекина. Само по себе слово “арлекин” происходит от арабской игры слов, означающей либо “великую дверь”, либо “сбивчивую речь”. Это aglaq, во множественном числе – aghlaqin, которое произносится как “арпакин”. Арабский эквивалент слова “путь” также происходит от корня, имеющего следующие альтернативные переводы: в форме арк’а – “дурак”, в форме ракуа’ – “безумный” и в форме ру’ат – “шахматная доска”. Это последнее значение очень важно в связи с шахматным рисунком полов в некоторых местах собраний дервишей, а также в масонских храмах».
Какое отношение планка имеет к Арлекину, позволяет прояснить следующее место в заметке Исаака Дизраэли «Персонажи пантомимы» из его знаменитых «Литературных курьёзов»: «Д-р Кларк обнаружил лёгкий меч-планку (light lath sword) Арлекина, что доныне оставался загадкой в моих самых усердных изысканиях, среди тёмных мистерий древней мифологии! С равным изумлением и любопытством мы узнаём, что современная пантомима берёт своё начало из языческих мистерий, что Арлекин ; это Меркурий с его коротким мечом… или жезлом “кадуцеем”, позволявшим ему становиться невидимым и перемещаться из одного места на земле в другое».
Булгаковские арлекины – это Воланд и свита, прибывшая в Москву в канун Пасхи. С «огненным домино» из модернистского романа А. Белого «Петербург» перекликается серый клетчатый костюмчик Коровьева-Бегемота, напоминающий поле шахматно-шашечной игры. Шахматный пол есть в усадьбе Набокова в Рождествено, два его загородных дома сгорели, как и родовая усадьба в рассказе Булгакова «Ханский огонь». Писательский дом в Москве подожжен слугами Воланда. «Клетчатый» – серый Арлекин в царстве серости, чёрно-белых квадратов Советской республики, которую основал «бритый шут» Ленин. Купленный в Берлине шахматный журнальчик из СССР дал импульс Фёдору Годунову-Чердынцеву к написанию своеобычной биографии Н.Г. Чернышевского.
Люди и персонажи истории уподобляются Арлекину, занимая промежуточное пространство между шутом мистериальным и назначенным – например, Стёпа Лиходеев за минуты был перенесён в Ялту. Маргарита перемещается по воздуху, оседлав борова, в котором смутно угадывается Фрэнсис Бэкон (в чьей фамилии – вырвень, то есть кабан). В финале «Мастера и Маргариты» персонажи, как вещи в поэзии Б. Пастернака, «рвут с себя личину» («Косых картин, летящих ливмя…»): «Тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, теперь оказался худеньким юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире». Коровьев становится тёмно-фиолетовым Рыцарем Печального Образа, который когда-то «неудачно пошутил о Свете и Тьме», никогда не улыбающимся, в отличие от «Клетчатого» двойника. Цинциннат, осужденный за «гносеологическую гнусность» – личинка существ, ожидающих его после обезглавливания («Приглашение на казнь»). Фальтер из набоковского рассказа “Ultima Thule”, прикоснувшийся к истине, чудом выжил и обратился в шута. Вещая об истине, но вынужденный плодить лишь «обезьянок истины», он единственный её хранитель в земном воплощении. Его смятение, из которого он не может выйти, сродни гениальному безумию Евгения в «Медном Всаднике» А. Пушкина, ибо только приближенный к иллюзорности сознания Петра Великого может увидеть грандиозность его замыслов.
Тенью арлекинов являются Цинциннат и м-сье Пьер Набокова, вослед толстовскому Пьеру из «Войны и мира». Арлекинам чуждо враньё, их искренность раздражает, будущая тёща Лужина шокирована его прямотой и бестактной речью, которая Лужину мнится проявлением вежливости. «Я никогда не лгу, – внушительно сказал м-сье Пьер…. Сюда, голубчик мой, я попал из-за вас».
Арлекин – внеперсональное начало, подражающее и персонажам, и автору. Он ускользает, словно тень – не случайно «тень» одно из частых слов в романе «Дар». Дьявол в «Мастере и Маргарите» не отбрасывает тени в кабинете Римского. Произведения Набокова и Булгакова раскрывают особый взгляд на христианство, в них присутствуют оккультные символы из различных доктрин и течений. На связь с иезуитским орденом указывают плащи Воланда и Азазелло, а также стрижка Фальтера: «вместо… в скобку остриженных голов виднелась… коричневая от загара плешь почти иезуитской формы. В шёлковой, цвета пареной репы рубашке, с клетчатым галстуком, в широких гриперловых панталонах и пегих туфлях, он показался мне ряженым».
На принадлежность персонажей к герметичным союзам – подлинную или мнимую – намекают «масонские» символы. Об антрепренере Лужина, удачливом Валентинове, говорится: «Он носил на указательном пальце перстень с адамовой головой…» Возможно, здесь заключён намёк на ритуальный масонский череп, отождествляемый Набоковым с фамилией масона, известным критика Г. Адамовича. «Артист, большой артист», ; часто думала невеста Лужина, подозревая его в масонстве. Масонский образ м-сье Пьера, напоминает о посвящении в вольные каменщики героя романа «Война и мир» Пьера Безухова: «М-сье Пьер, уже надевший белый фартук (из-под которого странно выглядывали голенища сапог), тщательно вытирал руки полотенцем, спокойно и благожелательно поглядывая по сторонам».
Троица скоморохов участвует в трагическом конфликте во вставной новелле романе «Дар» о Яше Чернышевском. В пьесе Блока «Балаганчик» также говорилось о троичности: «Но трое пойдут зловещей дорогой: / Ты – и я – и мой двойник!» Троица шутов-«иностранцев» появляется на Патриарших. «Огненный хитон» в стихотворении А. Белого «Вакханалия» напоминает хитиновый панцирь насекомого. Один из арлекинов назван «жезлоносец долгоносый», что говорит о его способностях к проницанию в суть вещей. И далее можно перечислять разные ипостаси Арлекина в набоковских произведениях, как это было в романе Рабле. Михаил Бахтин в книге «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса отмечал: «В “Пантагрюэлической прогностике” есть очень характерное “карнавальное” описание карнавала: “Одна часть людей переодевается для того, чтобы обманывать другую часть, и все будут бегать по улицам как дураки и сумасшедшие; никто никогда не видел еще подобного беспорядка в природе”.
Игра очень тесно связана с временем и с будущим.
Так понимались шахматные фигуры, фигуры и масти карт, так воспринимались и кости. Это касается и… других игр, в том числе спортивных (игра в кегли, игра в мяч) и детских игр /…/ Романтики пытались реставрировать образы игры в литературе (как и образы карнавала), но они воспринимали их субъективно и в плане индивидуально-личной судьбы, поэтому и тональность этих образов у романтиков совершенно иная: они звучат обычно в миноре». В «Двенадцати» А. Блока «апостолы» становятся революционными матросами, то ли ведомые Христом, то ли избрав Его жертвой.
В черновых набросках «Мастера и Маргариты» мастер именовался поэтом. Поэзия является одной из древнейших форм игры, подсказав Набокову выбор изобразительных средств. «Для понимания поэзии нужно облечь себя душою ребенка, словно волшебной сорочкой, и мудрость ребенка поставить выше мудрости взрослого. В мифических представлениях первобытных народов об основах бытия, как в зародыше, уже заключен смысл, который позднее будет осознан и выражен в логических формах и терминах, филология и богословие стремятся все глубже проникнуть в постижение мифологического ядра ранних верований Поэт — Vates, одержимый, воодушевленный, неистовый Фигуру ватеса в некоторых из ее граней представляет в древненор-вежской литературе thulr, называемый в англосаксонском thyle. Тул выступает на нескольких поприщах: то изрекая литургические формулы, то как исполнитель в священном драматическом представлении, то принося жертву, то как волшебник. /…/ Сцепленному со словом понятию суждено всегда оставаться неадекватным потоку жизни. Претворённое в образы слово облекает вещи экспрессией, высвечивает их лучами понятий. В то время как язык обыденной жизни, это практически и повсеместно используемое орудие, неизменно стирает образность употребляемых слов и выражений, предполагая внешне их строго логическую самостоятельность, поэзия намеренно культивирует образный строй языка.
То, что язык поэзии делает с образами, есть игра. Именно она располагает их в стилистической упорядоченности, она облекает их тайнами, так что каждый образ — играя — разрешает какую-нибудь загадку.
Слишком ясное считается у скальдов техническим промахом. Существует древнее требование, которого некогда придерживались и древние греки: оно гласит, что слово поэта должно быть тёмным».
Набоков, равнодушный к религиозной обрядовости, передавал её как разновидность театрального действа. В стихотворении «Об ангелах» он описывает картину потустороннего пейзажа, слившегося с реальностью: «Ангелы. Балаган. Рай». В стихотворении «Тень» читателю представлен не только бродячий канатоходец (в котором угадывается сам изгнанник Набоков-Сирин), но и «библейское» его окружение, перенесённое в новое время. Циферблат часовни – символ повторяющегося времени астрологического «цирка», то есть круговорота рождения, жизни, жертвы и воскресения Христа. «Бродячий цирк» – Христос с апостолами – разыгрывает мистерию бытия Спасителя (готового сорваться любой миг с каната) за «семь ночей», напоминающих о страстной седмице. «Прелестный облик теневой» намекает нам на то, что акробат или арлекин, идущий с шестом и чья тень похожа на огромное движущееся распятие, в то же время – тень муляжа Христа, висящего в католическом соборе имени Иоанна на площади. Акробат сходит к толпе – «гаер грубый… / потен и тяжёл», как обманщик, так и Христос предвосхитил, что вернётся в мир неузнанным, когда «день Господень так придёт, как тать ночью».
Слово «гаер» имеет множество оттенков: «В истории современной Европы ни одна организация не играла такой значительной роли, как тайное общество, известное с XI по XVIII столетие под именем гульярдов, или сыновей Гуля. Эта организация распалась лишь в начале нашего века, после того, как была полностью достигнута цель, к которой она стремилась почти тысячу лет и которая состояла в том, чтобы заменить власть церкви и аристократии властью народа. /…/
Гульярды не были исключительно французами; их было немало и в Германии, в обществах розенкрейцеров и иллюминатов. Их организации существовали также в Англии, в Италии и в Испании; повсюду они пользовались одним и тем же языком и одной и той же письменностью, искусством шифровать и расшифровывать непонятные для посторонних иероглифы, и это искусство называли они “стихоплетством”». Пушкин, шифровавший свои произведения, наверняка знал о подобной манере письма. Набоков в комментарии к «Бледному пламени» вступает в полемику об авторстве «Слова о полку Игореве»: «Следует добавить, что Карл Возлюбленный мог похвастать толикой русской крови. В средние века двое его пращуров женились на новгородских княжнах. Королева Яруга (годы правления 1799–1800), его прапрабабка, была наполовину русская, и большинство историков считает, что единственный отпрыск Яруги, Игорь, — это вовсе не сын Урана Последнего (годы правления 1798–1799), но плод ее любовной связи с русским авантюристом Ходынским, ее goliartom (придворным шутом) и даровитым поэтом, — говорят, это он сочинил на досуге известную русскую chanson de geste, обыкновенно приписываемую безымянному барду двенадцатого столетия».
Набоков подмечал тягу к переодеванию в Арлекина у писателей-разночинцев: «зрелым мужем Писарев вдруг бросал спешную работу, чтобы тщательно раскрашивать политипажи в книгах, или, отправляясь в деревню, заказывал портному красно-синюю летнюю пару из сарафанного ситца» («Дар»). На тень колпака юродивого обращает внимание читателя Г. Державин в своём «Памятнике», когда пишет о праве поэта «…истину царям с улыбкой говорить».
Многозначные каламбуры в произведении Булгакова и Набокова раскрывают мистическую сторону предметов и явлений. Так, слово «штука», означающее обычно единицу товара, раскрывается в иных, скоморошно-драматических смыслах: «»Вот так бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку», ; подумалось мельком с беспечной иронией» Фёдору Годунову-Чердынцеву. «Но кот отмочил штуку почище номера с чужими часами. Неожиданно поднявшись с дивана, он на задних лапах подошел к подзеркальному столику, передней лапой вытащил пробку из графина, налил воды в стакан, выпил ее, водрузил пробку на место и гримировальной тряпкой вытер усы» («Мастер и Маргарита»).
Политический подтекст явственен в романах писателей: «Вообще, я бы завтра же бросил эту тяжкую, как головная боль, страну, – где все мне чуждо и противно, где роман о кровосмешении или бездарно-ударная, приторно-риторическая, фальшиво-вшивая повесть о войне считается венцом литературы… где из тумана какой-то скучнейшей демократической мокроты, – тоже фальшивой, – торчат все те же сапоги и каска», – говорит Фёдор о Германии. Он покинул России, как и его автор, мастер же остался на родине, искренне сходясь во мнении с Булгаковым в ответе на вопрос Сталина по телефону:
» – А может быть, правда, – вас пустить за границу? Что – мы вам очень надоели?
М.А. сказал, что он настолько не ожидал подобного вопроса (да и звонка вообще не ожидал, – что растерялся и не сразу ответил:
“Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может». Набоков мечтал о Петербурге и Выре, Булгаков о Риме и Париже. Границы были закрыты с обоих пределов, и только литературное слово проникало сквозь ставни и щели. Символика ключей играет значимую роль у Булгакова и Набокова. «А захватил ли я собой ключи?» – беспокоится Федор в начале романа, напоминая «записку» Ходасевича: «Бог знает, что себе бормочешь, // Ища пенсне или ключи», подразумевая ключи традиции: «Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь, – во-первых, потому что увез с собой от нее ключи, а во-вторых, потому что все равно когда, через сто, через двести лет, – буду жить там в своих книгах, или хотя бы в подстрочном примечании исследователя. «Вожделею бессмертия, – хотя бы его земной тени!»» Александр, старший сын Николая Гавриловича Чернышевского, полюбив французских «проклятых поэтов», выбрасывает ключи от материального мира в Волгу: «Саша по пути, в знойный, нефтяной, сатанинский полдень… бросил в радужную воду ключи и уехал домой в Астрахань». Мастер признается: «Я стащил у неё месяц тому назад связку ключей…» Но удача временна и мнима: «Тут только он понял, что войти в квартиру не может. Особенно было обидно глядеть, приподняв заслонку, в почтовую щель на связку ключей, звездой лежавшую на полу в прихожей…» («Дар»).
Трусость – один грехов для Набокова и Булгакова: «Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость», – передаёт Левий Матвей в «Мастере и Маргарите» слова Иешуа. В «Даре» из троих заговорщиков, поклявшихся застрелиться, кончает самоубийством только Яша Чернышевский: «Ясно только то, что у Рудольфа, потому ли, что для него открылась кое-какая земная вакансия, потому ли, что он просто был трус, пропала всякая охота стреляться, а что Оля, если и упорствовала в своём намерении, то все равно ничего сделать не могла, так как он немедленно револьвер спрятал».
Пространство перевоплощения в Арлекина – это храмина, сродни бывшей готической кирхе рядом с домом Набокова по Большой Морской 47. Цветные стёкла и витражи создают особую атмосферу. «Вдруг вырос тополь, и за ним — высокая кирка, с фиолетово-красным окном в арлекиновых ромбах света…» («Дар»). Многие эпизоды «Мастера и Маргариты» перекликаются с мистериальными и масонскими обрядами. «Клиника Стравинского, куда позднее попадает поэт, напоминает ученическую масонскую ложу…» – пишет исследователь Б. Соколов. «С Коровьевым-Фаготом связано посвящение в степень Кадош – степень рыцаря белого и черного Орла. Не случайно во время визита буфетчика Театра Варьете в Нехорошую квартиру Гелла впервые называет первого помощника Воланда рыцарем. Детали обстановки, которую видит вошедший, соответствуют пародии на обряд посвящения именно в рыцарскую степень: “…Сквозь цветные стекла больших окон… лился необыкновенный, похожий на церковный свет”». Чтобы получить право на свидание с погибшим отцом, Фёдор «проснулся в гробу, на луне, в темнице вялого небытия…», в положении неофита. «Дверь бесшумно, но со страшной силой, открылась, и на пороге остановился отец. Он был в золотой тюбетейке, в черной шевиотовой куртке, с карманами на груди для портсигара и лупы; коричневые щеки в резком разбеге парных борозд были особенно чисто выбриты; в темной бороде блестела, как соль, седина; глаза тепло и мохнато смеялись из сети морщин… Застонав, всхлипнув, Федор шагнул к нему…»
Возлюбленные героев-арлекинов, Зина Мерц и Маргарита играют заглавную роль в их земном и последующем существовании, мечтая о обители творческого покоя для своего мастера: «Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом» («Мастер и Маргарита»). Образ собаки – Анубиса из царства мертвы – это голова пуделя на набалдашнике трости Воланда, на последней странице романа «Дар» герои видят «чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду. А вот площадь и темная кирка с желтыми часами. А вот, на углу – дом».
«Самые верные и праведные водяные знаки» Булгакова перекликаются с индивидуальными «водяными знаками» творчества Набокова («Другие берега»). Подлинность их подтверждается умением вовлечь читателя в карнавальное действо. «Искусство в своих высших проявлениях фантастически обманчиво и сложно», ; подчёркивал Набоков. Набоковский и булгаковский Арлекин – расширенный образ пушкинского «Пророка», в нём также угадываются черты лермонтовского пророка-изгнанника, как в стихотворении Набокова, посвящённом жене и музе:
To Vera
Ax, угонят их в степь, Арлекинов моих,
в буераки, к чужим атаманам!
Геометрию их, Венецию их
назовут шутовством и обманом.
Только ты, только ты все дивилась вослед
чёрным, синим, оранжевым ромбам…
«N писатель недюжинный, сноб и атлет,
наделённый огромным апломбом…»
1974
Набоковский сборник
Материалы научной программы «Набоковские чтения» музея В. В. Набокова СПбГУ
Санкт-Петербург, 2015. С. 184-195
Известны ли какие-либо отзывы Набокова о Булгакове? Был ли он вообще знаком с его произведениями?
Знакомы лично не были. Владимир Набоков до 1918 года жил в Санкт-Петербурге, а Михаил Булгаков- на Украине. В последующем, Набоков никогда не приезжал на свою историческую Родину. А Булгаков- её никогда не покидал. Владимир Владимирович Набоков обладал, достаточно сложным характером. Если почитать его воспоминания о встрече с Иваном Буниным, то создастся впечатление, что на тот момент лауреатом Нобелевской премии был Набоков, а не Бунин. Отношение к другим русским и советским деятелям искусства было не лучше, включая классиков. Упоминаний Булгакова лично я не встречал, хотя, допускаю, что какие-то интервью Набокова я пропустил. А вот у Набокова в одном из его ранних рассказов конца 20-х годов чёрт появляется в виде толстой дамы по фамилии Отт, которая, в доказательство своей дьявольской силы, предлагает герою рассказа: «А если вы еще не верите в мою силу.. . Видите, вон там через улицу переходит господин в черепаховых очках. Пускай на него наскочит трамвай» . И отрезанная голова покатилась по мостовой.
У Булгакова два брата- бывшие офицеры жили в Германии, могли прочитать рассказ и поделиться понравившейся сценой.