Содержание
- Возмездие (Блок)/Вторая глава
- Константин Победоносцев и символ мудрости
- Константин Петрович Победоносцев
- «Охранительный консерватизм» К. П. Победоносцева
- Русский консерватизм (К. Леонтьев. К. Победоносцев)
- Константин всемогущий
- Совиные крыла
- Люди, а не учреждения
- Церковь и государство
- Синодальный мечтатель
- Справка “Фомы”. Константин Петрович Победоносцев
- профессор Константин Петрович Победоносцев
Возмездие (Блок)/Вторая глава
<Вступление>
I
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла,
И не было ни дня, ни ночи
А только — тень огромных крыл;
Он дивным кругом очертил
Россию, заглянув ей в очи
Стеклянным взором колдуна;
Под умный говор сказки чудной
Уснуть красавице не трудно, —
И затуманилась она,
Заспав надежды, думы, страсти…
Но и под игом темных чар
Ланиты красил ей загар:
И у волшебника во власти
Она казалась полной сил,
Которые рукой железной
Зажаты в узел бесполезный…
Колдун одной рукой кадил,
И струйкой синей и кудрявой
Курился росный ладан… Но —
Он клал другой рукой костлявой
Живые души под сукно.
II
В те незапамятные годы
Был Петербург еще грозней,
Хоть не тяжеле, не серей
Под крепостью катила воды
Необозримая Нева…
Штык све́тил, плакали куранты,
И те же барыни и франты
Летели здесь на острова,
И так же конь чуть слышным смехом
Коню навстречу отвечал,
И черный ус, мешаясь с мехом,
Глаза и губы щекотал…
Я помню, так и я, бывало,
Летал с тобой, забыв весь свет,
Но… право, проку в этом нет,
Мой друг, и счастья в этом мало…
III
Востока страшная заря
В те годы чуть еще алела…
Чернь петербургская глазела
Подобострастно на царя…
Народ толпился в самом деле,
В медалях кучер у дверей
Тяжелых горячил коней,
Городовые на панели
Сгоняли публику… «Ура»
Заводит кто-то голосистый,
И царь — огромный, водянистый —
С семейством едет со двора…
Весна, но солнце светит глупо,
До Пасхи — целых семь недель,
А с крыш холодная капель
Уже за воротник мой тупо
Сползает, спину холодя…
Куда ни повернись, всё ветер…
«Как тошно жить на белом свете» —
Бормочешь, лужу обходя;
Собака по́д ноги суется,
Калоши сыщика блестят,
Вонь кислая с дворов несется,
И «князь» орет: «Халат, халат!»
И встретившись лицом с прохожим,
Ему бы в рожу наплевал,
Когда б желания того же
В его глазах не прочитал…
IV
Но перед майскими ночами
Весь город погружался в сон,
И расширялся небосклон;
Огромный месяц за плечами
Таинственно румянил лик
Перед зарей необозримой…
О, город мой неуловимый,
Зачем над бездной ты возник?..
Ты помнишь: выйдя ночью белой
Туда, где в море сфинкс глядит,
И на обтесанный гранит
Склонясь главой отяжелелой,
Ты слышать мог: вдали, вдали,
Как будто с моря, звук тревожный,
Для божьей тверди невозможный
И необычный для земли…
Провидел ты всю даль, как ангел
На шпиле крепостном; и вот —
(Сон или явь): чудесный флот,
Широко развернувший фланги,
Внезапно заградил Неву…
И Сам Державный Основатель
Стоит на головном фрегате…
Так снилось многим наяву…
Какие ж сны тебе, Россия,
Какие бури суждены?..
Но в эти времена глухие
Не всем, конечно, снились сны…
Да и народу не бывало
На площади в сей дивный миг
(Один любовник запоздалый
Спешил, поднявши воротник…).
Но в алых струйках за кормами
Уже грядущий день сиял,
И дремлющими вымпелами
Уж ветер утренний играл,
Раскинулась необозримо
Уже кровавая заря,
Грозя Артуром и Цусимой,
Грозя Девятым января…
Константин Победоносцев и символ мудрости
Фото: портрет обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. А. В. Маковский, (1899)
1.СОВИНЫЕ КРЫЛА
Константина Петровича Победоносцева (1827 – 1907), обер-прокурора Святейшего Синода, прозванного тайным правителем России, одни видели её ангелом-хранителем, другие – злым гением. Одни славословили и преклонялись перед ним, другие – проклинали и ненавидели. О его всесилии ходили самые фантастические слухи.
После 17 октября 1905 г. (день подписания царского манифеста, даровавшего демократические свободы – Г.К.), «ни на кого уличная «свободная» и дешёвая сатира – пишет его первый биограф – редактор «Исторического вестника» и основатель Союза русских писателей Б.Б.Глинский, – не вылила столько злобы и глумления… Улица всячески тешилась над больным стариком и сводила с ним былые счёты» (1)
Б.Б.Глинский напомнил такую картину: «Во всю ширь Литейного проспекта движется пёстрая, разнокалиберная и возбуждённая толпа, над головами которой реют красные знамёна… Толпа останавливается против тёмного двухэтажного дома №62, где много лет живёт Константин Петрович, останавливается, чтобы прокричать ему слова ненависти и злобы, прокричать и двинуться дальше во славу грядущего сознательного пролетариата» (2)
Хорошо известно, что Александр Блок однажды прошёл во главе «революционного шествия», высоко вздымая красное знамя. Не эту ли толпу возглавлял поэт?
Набрасывая план поэмы «Возмездие», он запишет: «1 марта (день убийства Императора Александра II – Г.К.). Победоносцев бесшумно садится на трон, как сова» (3). Этот образ поэт разовьёт в поэме:
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простёр совиные крыла,
И не было ни дня, ни ночи,
А только тень огромных крыл;
Он дивным кругом очертил
Россию, заглянув ей в очи
Стеклянным взором колдуна… (4)
Какой зловещий образ! Родившийся, заметим, от расхожего либерального мнения и избытка «революционного чувства». Террорист Лаговский, неудачно стрелявший в этого «колдуна», тоже видел в нём «душителя свободы» (5). Однако вглядимся получше. Образ-то поистине эпический! Гениальный поэт точно указал на подлинный масштаб этой исторической личности.
«Совиные крыла» (а сова, напомню, символ мудрости!) воспитателя (преподавал законоведение) будущего императора Александра Александровича, а затем его ближайшего советника любовно, мудро и охранительно осеняли Россию во время правления царя, прозванного Миротворцем. В этот благодатный период страна необыкновенно быстро развивалась и достигла пика своего могущества.
19 октября 1905 г. при уходе с поста обер-прокурора Святейшего Синода К.П.Победоносцев удостоился высочайшего рескрипта, в котором были и такие слова: «Состоя в течение четверти века ближайшим сотрудником в Бозе почившего Деда и Родителя моих и моим по делам духовного ведомства православного исповедания, Вы своими совершенно выдающимися способностями и беззаветною преданностью престолу снискали искреннее моё уважение» (6).
Этот «таинственный» государственный муж до сих пор ещё не получил спокойной и справедливой оценки, хотя сегодня, наверное, каждый согласится с его первым биографом, что Победоносцев в жизни России «представлял собою явление необычайного порядка» (7).
2. ПОЭЗИЯ МЫСЛИ
Внимательно ли читал Блок знаменитый (пять изданий в 1896 – 1901 гг. и перевод на основные европейские языки!) «Московский Сборник» Победоносцева? А, может быть, и вовсе (из предубеждения!) его не раскрывал? Трудно ответить: в указателях имён и названий к самому полному на сегодняшний день собранию сочинений (1960 — 1963) и к дополнительному тому записных книжек (1965) такого названия нет. Между тем о книге «колдуна» современники писали восторженные отклики. «С глубоким интересом, с наслаждением, с удивлением читаем мы, – пишет, к примеру, профессор гражданского права и литератор Б.В.Никольский (расстрелян большевиками в 1919 г), – страницы этой книги, восхищаясь остротой критического ума, искусством художника» (8).»Поэзией сознательного чувства и проникновенного размышления» (9) называет он очерки (о церкви и государстве, суде присяжных, народном просвещении, демократии, печати и др.) маститого учёного, церковного деятеля и влиятельного царедворца. Думается, Блоку (да и любому поэту!) было бы любопытно увидеть в «тайном правителе России» коллегу по «задорному цеху» (Пушкин). Меня, например, не могло не «зацепить» (как нынче выражаются), исполненное мудрости стихотворение Победоносцева, составляющее третью часть очерка «Духовная жизнь»:
III
СТАРЫЕ ЛИСТЬЯ
(Из Саллета)
Срывая с дерева засохшие листы,
Вы не разбудите заснувшую природу,
Не вызовите вы, сквозь снег и непогоду,
Весенней зелени, весенней теплоты!
Придёт пора – тепло весеннее дохнёт,
В застывших соках жизнь и сила разольётся,
И сам собою лист засохший отпадёт,
Лишь только свежий лист на ветке развернётся.
Тогда и старый лист под солнечным лучом,
Почуяв жизнь, придёт в весеннее броженье:
В нём – новой поросли готовится назём,
В нём – свежий сок найдёт младое поколенье…
Не с тем пришла весна, чтоб гневно разорять
Веков минувших плод и дело в мире новом:
Великого удел – творить и исполнять:
Кто разоряет – мал во царствии Христовом.
Не быть тебе творцом, когда тебя ведёт
К прошедшему одно лишь гордое презренье.
Дух – создал старое: лишь в «старом» он найдёт
Основу твёрдую для «нового» творенья.
Ввек будут истинны – пророки и закон,
В черте единой – вечный смысл таится,
И в новой истине лишь то должно открыться,
В чём был издревле смысл глубокий заложён.
Великолепная, замечу, чеканка стиха – подлинно бронзы звон! Но и несомненная бездна смысла! Но это ещё не всё, что имел сказать поэт. В следующей главке, которую можно назвать стихотворением в прозе, Победоносцев пояснит и божественные корни ума, и небесное происхождение красоты, и неисследимые глубины поэзии:
IV
Один разве глупец может иметь обо всём ясные мысли и представления. Самые драгоценные понятия, какие вмещает в себе ум человеческий, – находятся в самой глубине поля и в полумраке; около этих-то смутных идей, которые мы не в силах привесть в связь между собою, – вращаются ясные мысли, расширяются, развиваются, возвышаются. Если б отрезать нас от этого заднего плана, – в этом мире остались бы только геометры да понятливые животные; даже точные науки утратили бы в нём нынешнее своё величие, зависящее от скрытого их отношения к другим бесконечным истинам, которые мы только угадываем и в которые лишь по временам как будто прозираем. Неизвестное – это самое драгоценное достояние человека: недаром учил Платон, что всё в здешнем мире есть слабый образ верховного домостроительства. Кажется даже, что главное действие красоты, которую мы видим, состоит в возбуждении мысли о высшей красоте, которой не видим, и очарование, производимое, например, великими поэтами, состоит не столько в картинах, ими изображаемых, сколько в тех дальних отголосках, которые они будят в нас и которые идут из невидимого мира.
После столь глубокого определения поэзии Победоносцевым хочу напомнить о его великой любви к поэзии Пушкина. От избытка этой любви, от желания поделиться ею со всеми русскими людьми и родился плод, или иначе – просветительский (от сердца!) поступок. Константин Петрович собрал и издал в виде миниатюрного томика букет из выбранных им стихотворений и отрывков из крупных произведений Пушкина под названием «Северные цветы» (10).
Хотелось бы напоследок сказать о Победоносцеве как человеке. Многое можно найти, но здесь приведу лишь одно свидетельство, меня поразившее. Его написал современник Победоносцева, причём вполне заражённый устоявшимся в «передовых кругах» интеллигенции мнением об этом государственном деятеле.
«Знаете, ведь Победоносцев – искренний человек, – пишет В.А. Манасеин. – Он, несомненно, ханжа, но это глубоко искренний человек. Я видел его в 60-х годах, когда все кругом либеральничали, когда нужно было иметь большое мужество, буквально отвагу, чтобы в профессорской среде не быть либералом. И в это самое время Победоносцев, подходя к монастырю, становился на колени, вставал и, поминутно падая на колени, полз по земле к храму. Вот каков это человек! И как много ни сделал Победоносцев зла России, этот человек никогда не лгал и всегда сам был искренне убежден в пользе того, что делал» (11).
Первая часть очерка была написана к 100-летию со дня кончины К.П.Победоносцева (12). Прошло восемь лет, и в 2015 году Почта России в серии «Выдающиеся юристы России» выпустила ему посвящённую почтовую марку. А это уже высокая государственная оценка! И она не только радует, но и вселяет надежду, что этот великий сын России займёт, наконец, достойное в её истории место.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) Б.Б.Глинский. Константин Петрович Победоносцев. (Материалы для биографии). Тайный правитель России. М., «Русская книга», 2001. С.7
(2) Там же. С.7
(3) Александр Блок. Собрание сочинений. Гос. изд. худож. литературы. М. – Л., 1960. Т.3. С.463
(4) Там же. С.328
(5) Анатолий Степанов. Консервативный народник. Общенациональный Русский Журнал. http://rusk.ru/st.php?idar=105003
(6) Б.Б.Глинский. Константин Петрович Победоносцев. (Материалы для биографии). Тайный правитель России. М., «Русская книга», 2001. С.13.
(7) Там же. С.6
(8) Б.В.Никольский. Литературная деятельность К.П.Победоносцева. К.П.Победоносцев: PRO ET CONTRA. Издательство Русского Христианского гуманитарного института. СПб, 1996. С.370
(9) Там же. С.382
(10) Северные цветы. Выбор из стихотворений А.С.Пушкина. СПб, 1888
(11) Статья о К.П.Победоносцеве (автор, к сожалению, не назван), которая опубликована в Интернете по адресу http://funeral-spb.ru/necropols/else/pobedonostsev/
(12) Журнал «Культурно-просветительная работа» («Встреча») №6, 2007
Константин Петрович Победоносцев
Константин Петрович Победоносцев
10/23 марта 2007 года исполняется 100 лет со дня кончины великого государственного деятеля Константина Петровича Победоносцева. В течение четверти века он был ближайшим советником двух Российских императоров – Александра III и св. Николая II, оказывая руководящее влияние на направление российской политики, которое в публике не оставалось незамеченным и даже, по словам самого К.П. Победоносцева, преувеличивалось. «Существует, – писал он, – закоренелое мнение, что в России при самодержавной власти есть непременно тот или другой – один человек всесильный, который всем распоряжается и от которого все зависит. И вот этим человеком все и всюду стали считать меня и доныне считают, человека, всегда уклоняющегося от всякого исключительного присвоения себе какой-либо власти». Обладая разносторонними знаниями, отличаясь острым, трезвым, наблюдательным умом, он по любому вопросу государственной политики мог сформулировать продуманное, веское суждение, исходя из заботы о высших интересах отечества.
К.П. Победоносцев был не только высокопоставленным сановником – членом Государственного Совета и обер-прокурором Святейшего Синода, но и, что редко соединяется в одной личности, выдающимся ученым – крупным специалистом в области гражданского права и – что выставляет его личность еще более масштабной и многогранной – мыслителем, стоящим в этом отношении в одном ряду с Данилевским, Леонтьевым, Тихомировым, которые по-разному сближались с ним своими историософскими взглядами. Но он, будучи государственным деятелем высокого ранга, отличался от своих единомышленников особой ответственностью за каждое написанное им слово и потому взвешенностью, обоснованностью и прагматизмом как своих теоретических построений, так и высказываний по частным вопросам церковной, государственной, общественной и даже литературной жизни. Ко всему прочему К.П. Победоносцев был проницательным и талантливым литературным критиком. За столетие до Победоносцева Екатерина II писала своему знаменитому корреспонденту Дидро, что правители, в отличие от писателей, которые пишут пером по бесчувственной бумаге, наносят свои письмена кнутом по живой человеческой коже и поэтому не могут быть столь легкомысленны, как писатели, в своих деяниях. Так вот, Победоносцев, советник царей, помнил о высокой ответственности за всякое написанное им слово и не позволял себе, высказываясь на темы, затрагивавшие государственную и церковную жизнь, сопряженные с жизнью миллионов людей, позволять себе литературные вольности и остроумные парадоксы, мастером которых был, например, К. Леонтьев.
К.П. Победоносцев родился в 1827 году в семье профессора словесности Московского университета, который был сыном священника в Звенигородском уезде. Как характеризовал свою семью сам Константин Петрович в письме императору Николаю II, у его отца «было 11 человек детей… Воспитан в семье благочестивой, преданной царю и отечеству, трудолюбивой». Образование он получил в Петербурге, в Училище правоведения, которое окончил в 1846 году, после чего возвратился в Москву, поступив на службу в сенатский департамент. В 1850–1860-е годы состоял профессором юридического факультета Московского университета, преподавал гражданское право, писал научные монографии и статьи – специальной областью его исследований было межевое право. Университетские занятия он соединял со службой в сенатском ведомстве.
Имея репутацию превосходного знатока юридической науки и блестящего лектора, в 1861 году он был приглашен во дворец для преподавания права наследнику цесаревичу Николаю Александровичу. По завершении курса преподавания наследнику Победоносцев возвратился в Москву к своим прежним занятиям, но после ранней кончины Николая Александровича новый наследник Александр Александрович пожелал, чтобы Победоносцев преподал юридические науки и ему. Приняв это предложение, Победоносцев в 1866 году окончательно переселился в Петербург, где ему пришлось преподавать не только наследнику Александру Александровичу, но и другим великим князьям – его братьям Владимиру и Сергею, Николаю Константиновичу, а также супруге наследника Марии Федоровне. Впоследствии Победоносцев преподавал право будущему императору Николаю II в бытность его наследником престола. Император Александр II, оценив знания, способности, замечательные деловые качества и, главное, преданность наставника своих детей престолу, назначил его членом Государственного Совета.
В 1880 году состоялось назначение Победоносцева на должность обер-прокурора Святейшего Синода. Он занимал ее до октября 1905 года. Через два дня после издания знаменитого императорского манифеста о гражданских свободах и созыве законодательной палаты – Государственной Думы К. П. Победоносцев, не одобривший этого шага, вышел в отставку. Два года спустя он скончался.
К Победоносцеву с глубоким уважением относились императоры Александр III и Николай II, его высоко ценил К. Леонтьев, с ним поддерживал дружеские отношения И.С. Аксаков. Характеризуя новую атмосферу в обществе после воцарения Александра III, крупный церковный ученый и автор замечательных мемуаров архиепископ Никанор (Бровкович) писал: «Это что-то новое, новое веяние, какое-то возрождение русского духа, религиозного духа. Надолго ли, не знаю… Чувствовалось, что это новое веяние – нового царствования, что во всем этом… веет дух К.П. Победоносцева».
Но недоброжелателей у Победоносцева было все-таки больше, чем почитателей, в особенности если судить об этом по литературным оценкам его деятельности. Хрестоматийной поэтической квинтэссенцией восприятия обществом его места, его роли в истории России рубежа столетий стали строчки из поэмы А. Блока «Возмездие»:
В те годы дальние, глухие
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла.
И не было ни дня, ни ночи,
А только тень огромных крыл,
Он дивным кругом очертил
Россию, заглянув ей в очи
Стеклянным взором колдуна.
Сова – символ мудрости у древних, но Блок, находясь в плену расхожих предубеждений, вложил в этот образ и нечто иное, видимо, верно передав восприятие Победоносцева русским обществом, уже тогда готовым устремиться с крутизны в пучину «мирового пожара». Победоносцев имел устойчивую репутацию монархиста и клерикала, реакционера и обскуранта, шовиниста и зубра-крепостника. И все эти характеристики – за вычетом его несомненного монархизма или, лучше сказать, его верности царю, верности присяге, – совершенно неосновательны.
К.П. Победоносцев, которого современное ему либерально и радикально ориентированное общество клеймило как обскуранта, сделал для распространения грамотности в народе, вероятно, больше, чем кто-либо другой не только из числа его современников, но и вообще за всю историю Российской империи. Благодаря его инициативе, его заботам, его покровительству, в России повсеместно стали открываться церковно-приходские школы. К учению в них вовлечены были миллионы крестьянских детей, и начатки знаний они получали в этих школах под опекой православных пастырей. Числом учащихся приходские школы значительно опережали земские. «Для блага народного необходимо, – писал Победоносцев, – чтобы повсюду… около приходской церкви была первоначальная школа грамотности, в неразрывной связи с учением закона Божия и церковного пения, облагораживающего всякую простую душу. Православный русский человек мечтает о том времени, когда вся Россия по приходам покроется сетью таких школ, когда каждый приход будет считать такую школу своею и заботиться о ней посредством приходского попечительства». И он добился поразительных успехов в создании системы приходского начального образования. До его обер-прокурорства грамотные крестьяне в России были в ничтожном числе, а в результате деятельности приходских школ в начале ХХ века уже четверть населения умела читать и писать, а в младшем поколении грамотные составляли большинство.
Можно по-разному относиться к тому, что Победоносцев не считал нужным, чтобы выпускники приходских школ получали подготовку, достаточную для поступления в среднее учебное заведение. Но здравый смысл присутствовал, несомненно, и в этой черте его образовательной политики. Он не хотел наводнять общество полуобразованным элементом, не видел нужды в том, чтобы брешь между людьми высшего образования и высшей культуры, с одной стороны, и народом, для которого, как он считал, достаточно элементарной грамотности, умения читать самые необходимые ему душеполезные книги, заполнить недоучками, легко заражающимися нигилизмом, падкими на сомнительные новые идеи, которые они при этом плохо понимают, предельно вульгаризируя их. Во всяком случае, не по вине Победоносцева умножившийся в канун российской катастрофы полуобразованный элемент внес свой вклад в саму эту катастрофу, наложил свою характерную печать на позднейший ход российской истории.
Бережно опекая церковно-приходские школы, Победоносцев выделял среди занятых в них учителей педагогов с незаурядным талантом и подвижническим отношением к делу, которое они избрали. В письме Александру III он просил государя оказать материальную помощь С. Рачинскому, «который, оставив профессорство в Московском университете, уехал на житье в свое имение… и живет там безвыездно вот уже более 14 лет, работая с утра до ночи для пользы народной. Он вдохнул совсем новую жизнь в целое поколение крестьян, сидевших во тьме кромешной… основал и ведет с помощью четырех священников пять народных школ, которые представляют теперь образец для всей земли».
И в этом письме, и в других его письмах императору, во многих его статьях, во всей его государственной деятельности обнаруживается с очевидностью, что совершенно несправедливо его недруги видели в нем защитника интересов дворянского сословия. И действительно, его главная забота была о русском крестьянине, о том, чтобы научить его грамоте, вызволить его из кабацкого плена, улучшить его материальное положение. А главное – о том, чтобы крестьяне и впредь оставались в спасительной ограде Православной Церкви, из которой их пытались извлечь безумные, на взгляд Победоносцева, студенты и курсистки, назвавшие себя народниками.
И поэтому его собственные политические воззрения протоиерей Георгий Флоровский метко охарактеризовал как консервативное народничество. Победоносцев верил в прочность патриархального народного быта, в стихийную мудрость простого народа. «Народ чует душой», – любил повторять он. И в своих религиозных воззрениях он, человек высокой культуры и разносторонней эрудиции, пытался отождествиться с простым народом. По его словам, он любил «исчезать со своим “я” в этой массе молящегося народа Народ не понимает решительно ничего ни в словах службы церковной, ни даже в “Отче наш”, но это неважно, ибо истина постигается не разумом, не верою, и самые драгоценные понятия… находятся в самой глубине воли и в полумраке».
Что же касается отношения Победоносцева к высшему сословию, то положительно можно сказать лишь одно: в качестве землевладельцев он действительно предпочитал видеть дворян, а не толстосумов из тех, кого его мировоззренческий антипод и при этом сам, в отличие от Победоносцева, принадлежавший к старинному знатному роду М.Е. Салтыков-Щедрин называл «чумазыми». «Хотя ни от кого, – писал Победоносцев, – нельзя ожидать совершенства и безусловной добродетели, дворянство, по историческому своему положению, более чем всякое иное сословие привыкло, с одной стороны, служить, а с другой стороны – начальствовать. Вот почему дворянин помещик всегда благонадежнее, нежели купец помещик, и в народе будет иметь больше доверия, а о купце знают, что он прежде всего имеет в виду свой барыш в хозяйстве. Вот почему в настоящем нашем положении в высшей степени важно, чтобы дворяне землевладельцы стремились как можно более жить в своих имениях внутри России, а не скоплялись в столицах».
Репутацию шовиниста Победоносцеву создавали поляки – российские поляки, отстаивавшие привилегии католических помещиков на православном Западе России, который ныне называют Украиной и Белоруссией, и остзейцы лютеранского исповедания, господствовавшие в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии, энергично и до Победоносцева небезуспешно противившиеся тяготению значительной части подвластных им местных эстонских и латышских крестьян к Православию, в котором они находили утешение, потому что лютеранство с нескрываемой прямолинейностью проявляло себя в Прибалтике как религия господствующего немецкого элемента, а принадлежность к ней туземцев воспринималась этим элементом как знак их покорности своим помещикам и настоящим господам этого края.
Между тем издавна многие латыши и эстонцы, даже оставаясь лютеранами, ходили на богомолье в Псково-Печерский монастырь и постепенно исполнялись убеждения в истине Православия. Еще в 1840-х годах более 100 тысяч латышей и эстонцев обратились в Православие. Остзейские бароны встревожились этим, опасаясь, что укрепление Православия в Прибалтике подорвет их господство. Опираясь на поддержку высших правительственных чиновников – Бенкендорфа, Остен-Сакена, Дубельта, немецкая партия при императорском дворе, сломив сопротивление обер-прокурора графа Протасова, добилась от Святейшего Синода распоряжения о том, чтобы при принятии лютеран в Православие соблюдалась «сугубая осторожность и постепенность». В результате стали происходить события, казалось бы, невозможные в православном государстве: немецкая полиция в Риге оружием разгоняла людей от архиерейского дома, за одну попытку приблизиться к этому дому их избивали плетьми и бросали в тюрьмы.
Новая волна массовых присоединений среди эстонцев и латышей поднялась в 1880-е годы, и на этот раз обер-прокурор К.П. Победоносцев твердо держал удар со стороны той же самой остзейской партии, которая и в его время оставалась влиятельной, присутствуя даже в кабинете министров. И лютеране стали тогда жаловаться всему миру на религиозное гонение. В 1886 году Победоносцеву из Швейцарии было прислано письмо от Евангелического союза с обвинением в гонениях на лютеран и с требованием прекратить их. На это письмо последовал ответ, в котором обер-прокурор справедливо утверждал, что жалобы остзейских лютеран происходят из вполне мирских стремлений удержать господство над местным населением Прибалтики.
Комментируя эту переписку в письме Александру III, Победоносцев писал: «По поводу нынешнего движения к Православию в Прибалтийском крае и принимаемых новых мер заграничные немецкие газеты наполняются невообразимыми сплетнями и клеветами… Известно, что нет такой лжи, которой бы не поверили иностранцы, когда она рассказывается о России. К сожалению, и из русских, особливо из числа знатных здешних дам, с иностранного голоса тоже верят всяким нелепостям». В этом отношении, надо признать, и на Западе, и в России мало что изменилось за прошедшие с тех пор более сотни лет; никуда не исчезли и «легковерные» дамы, особенно в журналистской среде, вот только знатными их если и можно назвать, то с особым оттенком этого слова, уместным по отношению к журналистике.
Что же касается клерикализма, который также приписывался Победоносцеву, то в России его никогда не было, да и быть не могло. Это все-таки явление, которое естественным образом произрастало лишь на почве католицизма. Его тем более не существовало у нас в синодальную эпоху, хотя в XVIII веке российское правительство всерьез опасалось этого призрака – отсюда и расправа Екатерины Великой над священномучеником митрополитом Арсением (Мацеевичем). Победоносцев был верным сыном Православной Церкви, по должности обер-прокурора он постоянно имел дело с Церковью, но направление его деятельности в этом ведомстве, соответствовавшее его убеждениям, было прямо противоположным тому, какое принято называть клерикальным. В этом он скорее разделял предрассудки российского правительства, сложившиеся в петровскую эпоху и продержавшиеся до последнего царствования.
К.П. Победоносцев не только не допускал и мысли о самостоятельном участии церковной иерархии в делах государственного правления (в чем, собственно, и заключается клерикализм), но, как он считал, даже в делах церковных епископат должен состоять под опекой государственной власти. Он был исполнен глубокого недоверия к способности российского епископата самостоятельно, без государственной опеки, решать церковные дела: «Опыт (правда, невеселый) и наблюдение удостоверяют меня в том, что наша церковная иерархия нуждается в мирянине и ищет себе опоры вне круга церковного управления… Вообще у нас в России невозможно ни в какой сфере деятельности успокоиться на том, что все и сорганизуется и пойдет само собою; всюду надо хозяина».
Меткая и проницательная критика воззрений Победоносцева содержится в обращенном к нему письме его друга И.С. Аксакова, написанном в 1882 году: «Если бы в те времена спросили тебя: созывать ли Вселенские соборы, которые мы признаем теперь святыми, ты представил бы столько основательных критических резонов против их созыва, что они бы, пожалуй, и не состоялись… Твоя душа слишком болезненно чувствительна ко всему ложному, нечистому, и потому ты стал отрицательно относиться ко всему живому, усматривая в нем примесь нечистоты и фальши».
Победоносцев высказывался против созыва Поместного собора, потому что и в церковном соборе усматривал опасность соскальзывания в пагубную по его убеждениям демократию. Премьер-министр С.Ю. Витте в марте 1905 года подал императору составленную неизвестным автором пространную записку «О современном положении Православной Церкви», в которой резкой критике подвергались бюрократизм синодального правления и засилье обер-прокурорской власти. В «Записке» была выдвинута мысль о созыве собора и восстановлении патриаршества. Болезненно задетый этим документом, К.П. Победоносцев выступил с «Соображениями по вопросам о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви», в которых категорически отвергал целесообразность восстановления патриаршества. Патриаршества, как это явствует из его переписки с императором Николаем II, Победоносцев опасался потому, что видел в этом институте угрозу умаления неограниченного самодержавия, которое он считал единственно приемлемой формой правления в России.
Последовательный апологет самодержавия, Победоносцев, однако, не был реакционером, если этот термин употреблять не просто как бранное клеймо, а как обозначение политического направления, ориентированного на реставрацию прежних порядков. В этом смысле с гораздо большим основанием можно считать реакционерами славянофилов и почвенников, общим местом в исторической концепции которых было критическое отношение к петровским реформам и идеализация допетровской старины. Победоносцев же как раз, наоборот, был апологетом петровских реформ, убежденным охранителем основных начал государственного строя, созданного Петром Великим, с его абсолютизмом образца протестантских германских государств Вестфальской эпохи, не ограниченным, как это было в допетровскую эпоху, ни самостоятельностью Церкви с ее освященными соборами и ее патриархом, ни Земскими соборами, подобными западноевропейским средневековым парламентам.
В то же время, по контрасту с петровской идеологией европеизации России, которой русское правительство придерживалось в течение почти двух столетий, К.П. Победоносцев к современной ему западной цивилизации (но не к Европе эпохи абсолютизма) относился с нескрываемым отвращением. В европейском либерализме он видел последнюю ступень перед тотальной катастрофой и в своей политике вдохновлялся надеждой удержать Россию от повторения пагубных тупиков западного пути. Во взглядах И.С. Аксакова, как и его единомышленников – славянофилов, или Ф.М. Достоевского была смесь идей реакционных и либеральных, а для характеристики политической позиции Победоносцева единственно уместным будет обозначение ее как консервативной. Он был именно и прежде всего консерватором – носителем охранительных идей, опасавшимся рискованных перемен.
Наивный консерватизм рождается из некритично благодушного восприятия современного положения дел, из склонности видеть жизнь сквозь розовые очки. Но Победоносцев в своей охранительной, консервативной политике не опирался на прекраснодушные иллюзии. В статье с характерным названием «Болезни нашего времени» он набрасывает нерадостные картинки современного ему отечественного быта: «Вот больница, в которую боится идти народ, потому что там холод, голод, беспорядок и равнодушие своекорыстного управления… вот улица, по которой пройти нельзя без ужаса и омерзения от нечистот, заражающих воздух, и от скопления домов разврата и пьянства, вот присутственное место, призванное к важнейшему государственному отправлению, в котором водворился хаос неурядицы и неправды… Велик этот свиток, и сколько в нем написано у нас рыданий, и жалости, и горя». Победоносцев не сомневался в том, что Россия «нуждается» в «бездне улучшений».
Вот только в каких улучшениях? Некоторые из его современников находили, что улучшение можно осуществить лишь самым радикальным способом – взорвать старый мир и на его развалинах выстроить новый, подобный дворцу из хрусталя и алюминия. И Победоносцев с горечью наблюдал, что эта дешевая и несбыточная утопия (это сказано не о крупноблочном строительстве, которое процветает) вкупе с вполне реальной перспективой всероссийской пугачевщины пьянит и кружит головы едва ли не большей половине российского студенчества. А люди более солидных лет и более сдержанных порывов надежду на улучшения связывали с введением конституции, представительной демократии, парламентаризма, который Победоносцев назвал «великой ложью нашего времени». «По теории парламентаризма, – писал он, – должно господствовать разумное большинство, на практике господствует пять-шесть предводителей партий… по теории, убеждение утверждается ясными доводами во время парламентских дебатов, на практике… оно направляется волею предводителей и соображениями личного интереса. По теории, народные представители имеют в виду единственно народное благо, на практике – они, под предлогом народного блага и на счет его, имеют в виду преимущественно личное благо свое и друзей своих. По теории, они должны быть из лучших… граждан, на практике – это наиболее честолюбивые и нахальные граждане». Такие заключения Победоносцев сделал из наблюдений над политической жизнью страны, ставшей родиной парламентаризма. В нашем отечестве после водворения в нем парламентаризма те же самые качества парламента и парламентариев проступают с особенно выпуклой, если не сказать художественной выразительностью. Победоносцев уже тогда предвидел подобную перспективу – в противном случае незачем было бы и предостерегать. За его консерватизмом скрывалась большая тревога с почти апокалиптическими тонами. «Россию надо подморозить, – говорил он, чтобы она не протухла».
Конечно, его охранительство, его консерватизм легко назвать нетворческой реакцией на угрозы, нависшие над Россией на исходе XIX столетия. Но два вида «творческих» реакций – введение парламентаризма и пускание поезда российской государственности под откос – Россия уже испытала на себе и… выжила. Забота Победоносцева была о том, чтобы избежать того, что оказалось неизбежным. И не является ли способ лечения российских болезней, какой виделся ему единственно приемлемым, в действительности наиболее надежным и даже творческим по существу, если творчеством называть не революционное разрушение и не блеск фейерверка трескучих фраз, а самоотверженное служение по заветам Евангелия?! «Властное звание, – писал К.П. Победоносцев, – соблазнительно для людского тщеславия, с ним соединяется представление о почете, о льготном положении, о праве раздавать честь и создавать из ничего иные власти. Но каково бы ни было людское представление, нравственное начало власти одно, непреложное: “Кто хочет быть первым, тот должен быть всем слугой”».
«Охранительный консерватизм» К. П. Победоносцева
Константин Петрович Победоносцев (1827–1907) – ученый, видный государственный деятель, является символом российского консерватизма.
К. П. Победоносцев родился в Москве в семье профессора русской словесности Московского университета. В 1846 г. окончил Императорское училище правоведения, затем служил в петербургских, а с 1853 г. – в московских департаментах Правительствующего Сената. Государственную службу совмещал с преподавательской деятельностью – в 1860–1865 гг. был профессором Московского университета на кафедре гражданского права.
В 1861 г. К. П. Победоносцев был приглашен во дворец для преподавания права великим князьям Николаю, Александру (будущему императору Александру III) и Владимиру. С 1865 г. – он член консультации министерства юстиции, с 1868 г. – сенатор, а с 1872 г. – член Государственного Совета. С 1880 г. по 1905 г. состоял в должности обер-прокурора Святейшего Синода.
К. П. Победоносцев был почетным членом Императорской Академии наук и практически всех российских университетов, а также Французской академии, членство в которой являлось едва ли не самым престижным в научном мире. Он является автором многочисленных произведений по юридической, церковной, педагогической и общественно-политической проблематике. К числу его основных работ относятся: «Имение родовое и благоприобретенное» (1861); «Гражданское судопроизводство. Лекции» (1863); «Исторические исследования и статьи» (1876); «История Православной Церкви до разделения церквей» (1891); «Московский сборник», сборник статей о церкви и государстве (1896 г.); «Победа, победившая мир» (1898); «Курс гражданского права» (в 3 т., 1896); «Откуда нигилизм» (1904) и др.
Как любой консерватор, К. П. Победоносцев с недоверием относился к слову «прогресс», видя в нем скорее энергию разрушения, чем созидания. «Старые учреждения, старые предания, старые обычаи – великое дело» – девиз и жизненная позиция мыслителя. По его мнению, нужно улучшать не государственные и общественные институты, которые, якобы, портят людей, а самого человека. Для Победоносцева было характерно глубочайшее недоверие к несовершенной, испорченной («наследство адамова первородного греха») человеческой природе. Из этого следовало, что несовершенный человек не может построить совершенного общества, отсюда принципиальное отвержение мыслителем любых перестроек социального бытия. Только государство, построенное на религиозных началах, способно удержать человечество от гибельного хаоса.
Олицетворением разрушения в обществе для К. П. Победоносцева являлась демократия и ее основные составляющие: отделенная от государства церковь, свободная пресса, суд присяжных, парламентаризм.
Мыслитель назвал парламентаризм «великой ложью нашего времени». Теория парламентаризма предполагает, что сам народ в народных собраниях творит себе законы, избирает должностных лиц, изъявляет непосредственно свою волю и приводит ее в действие. В теории все выглядит довольно пристойно и заманчиво, но на практике совсем все иначе. Народ переносит свое право властвовать на выборные лица, те в свою очередь – на еще более узкий круг людей – министров. Все было бы хорошо, если бы министры и депутаты были механическими исполнителями воли народа, не имели бы своих интересов и не подвергались бы влиянию со стороны. Тогда управление действительно исходило бы от парламента, и каждый гражданин явно и сознательно участвовал бы в управлении общественными делами. Однако в классических странах парламентаризма ничего этого в действительности нет: выборы не отражают волю избирателей, депутаты руководствуются собственным произвольным усмотрением или расчетом, министры и вовсе самовластны, скорее они диктуют волю парламенту, чем наоборот. «Если бы потребовалось истинное определение парламента, надлежало бы сказать, – пишет Победоносцев, – что парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей… Как и прежде, правит ими личная воля и интерес привилегированных лиц; только эта личная воля осуществляется уже не в лице монарха, а в лице предводителя партии, и привилегированное положение принадлежит не родовым аристократам, а господствующему в парламенте и правлении большинству».
Знаменем парламентаризма выступает лозунг «Все для общественного блага». На самом деле, заявляет Победоносцев, парламентаризм есть торжество эгоизма, его высшее выражение. Во время выборов кандидат выставляет себя печальником народа, заступником и благодетелем. Но эти слова используются в качестве ступенек лестницы на пути к власти. Избиратели для него являются стадом для сбора голосов. Так развивается, совершенствуется целое искусство играть инстинктами и страстями массы, для того чтобы достигнуть личных целей: удовлетворения честолюбия и достижения власти.
Наиболее востребованными качествами депутатов являются не ум и нравственность, а воля и красноречие. Опыт непререкаемо свидетельствует, отмечает Победоносцев, что в «больших собраниях решительное действие принадлежит не разумному, но бойкому и блестящему слову, что всего действительнее на массу не ясные, стройные аргументы, глубоко коренящиеся в существе дела, но громкие слова и фразы, искусно подобранные, усильно натверженные и рассчитанные на инстинкты гладкой пошлости, всегда таящиеся в массе».
Победоносцев был принципиальным противником демократизации общественной жизни и убежденным сторонником аристократического начала: «ясность сознания доступна лишь немногим умам, составляющим аристократию интеллигенции; а масса, как всегда и повсюду, состояла и состоит из толпы… и ее представления по необходимости будут «вульгарные».
Демократической идее, считал мыслитель, должна быть противопоставлена верность традиции, программа предельно осторожных, консервативных реформ, принцип монархии.
Неразумно, по мнению К. П. Победоносцева, связывать пороки власти с формой правления: тирания и бедность могут иметь место и в республике, а свобода и достаток – в монархическом государстве.
Основу российской государственности мыслитель видел в знаменитой формуле министра народного просвещения при Николае I графа Уварова – «Православие, Самодержавие, Народность».
Лишь православная вера, которую русский народ «чует душой», способна давать целостную истину. Церковь как хранительница православия укрепляет духовные основы государства: «Государство не может быть представителем одних материальных интересов общества; в таком случае оно само себя лишило бы духовной силы и отрешилось бы от духовного единения с народом. Государство тем сильнее и тем более имеет значения, чем явственнее в нем обозначается представительство духовное. Только под этим условием поддерживается и укрепляется в среде народной и в гражданской жизни чувство законности, уважение к закону и доверие к государственной власти».
Отношение К. П. Победоносцева к идее народности вообще и к народу как хранителю национальной культуры в частности противоречиво. С одной стороны он видит в народе самобытную силу: «Человек есть сын земли своей, отпрыск своего народа: кость от кости, плоть от плоти своих предков, сын того же народа, и его психическая природа есть их природа, с ее отличительными признаками и недостатками, с ее бессознательными стремлениями, ищущими деятельного исхода» и «всякий раз меня возмущает тон, которым говориться о народе, как о материи, подлежащей просвещению посредством науки…» Но, с другой стороны, он отрицает эту самобытную силу в народе: «Россия – ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек». Представляется, что подобное противоречие в высказываниях Победоносцева объясняется тем, что в его понимании народ сам по себе, без церкви, не самобытен – свою самобытность он обретает только в церкви.
Именно церковь и является тем инструментом, который просвещает и облагораживает душу народа. Без церкви душа народа остается темной и непросвещенной: «…у этого темного народа связь с Церковью живая и действенная и на этой связи стоит и будет стоять вся наша история».
К. П. Победоносцев был уверен, что многокультурность и многорелигиозность в государстве способны стать очагами насилия и привести к распаду самого государства. Для многонациональной Российской империи мыслитель предложил простой выход: обратить в православие всех инородцев и создать монокультурное и монорелигиозное государство. Поэтому одной из важнейших забот Победоносцева было создание и развитие системы церковно-приходских школ. Значимость таких школ он не раз подчеркивал как в официальных речах и статьях, так и в частной переписке. «Школа, поскольку она народная, должна отражать в себе душу народную и веру народную – тогда только будет люба народу. Итак, школе прямое место при церкви и в тесной связи с церковью. Она должна быть проникнута церковностью в лучшем, духовном смысле этого слова».
В православии К. II. Победоносцев видел консолидирующее национальное начало, органически слитое с монархизмом и государством. Именно православие способствовало складыванию самодержавия: «Единодержавие, возросшее у нас вместе с церковью и в неразрывном единении с нею… создало государство Российское». Поэтому, делает вывод К. П. Победоносцев, как православие неотделимо от народа, так от парода неотделимо и самодержавие. Самодержавие и православие есть историческая государственная форма бытия русского народа.
Консерватизм К. П. Победоносцева имел последовательный характер. Скептик и пессимист, он вообще не верил в возможность улучшения общества посредством переделки его государственных и социальных институтов, считая, что только благодаря исправлению человеческих нравов можно достичь каких-нибудь положительных изменений. Государственную программу, которую он пытался осуществить, можно назвать «программой нравственного перевоспитания общества». К. П. Победоносцев стремился перевоссоздать людей внутренне: возродить в обществе набожность, трезвость, крепкие семейные связи, чувство долга и дисциплины. Ко всему же, что выходило за пределы этой программы, консерватор относился по меньшей мере с недоверием (характерно его любимое присловье – «не надо»). Он был противником всякой «коренной ломки» социального бытия, и даже основные «контрреформы» 1880-х гг. встретили в нем решительного противника.
К. П. Победоносцев являлся сложной и противоречивой фигурой. Взаимоисключающими началами была проникнута вся его деятельность. Так, например, он при всей его приверженности идее сословных привилегий дворянства и сильной власти все же важнейшей ценностью самого института власти почитал соблюдение законов. Позиции Победоносцева во многом отражали общие трудности становления политического консерватизма в России, сложность и противоречивость поисков властью возможного пути развития России.
Русский консерватизм (К. Леонтьев. К. Победоносцев)
Консерватизм (лат. Conservare – охранять, сохранять) – сохранение и поддержание традиционных, исторически сложившихся форм государственной и общественной жизни, ее моральных, правовых, религиозных и семейных основ.
Б.Н. Чичерин (1828-1904), философ, правовед.
Работа «Вопросы политики»:
«Консерватизм… является крепким оплотом государственного порядка, воспрещает всякую бесполезную, и тем более вредную ломку. Он равно удален и от узкой реакции, пытающейся остановить естественный ход вещей, и от стремления вперед, отрывающегося от почвы в преследовании теоретических целей. Ему одинаково противны упорное старание удержать то, что потеряло жизненную силу, и посягательство на то, что еще заключает в себе внутреннюю крепость и может служить полезным элементом общественного строя.
Его задача состоит в том, чтобы внимательно следить за ходом жизни и делать только те изменения, которые вызываются насущными потребностями».
Противоположные консерватизму направления – экстремизм, радикализм, анархизм, нигилизм и т.п.
В русской философии идеи консерватизма были особенно развиты в XIX веке, сначала — во взглядах славянофилов, хотя в чистом виде встречались редко (Леонтьев, Победоносцев, Погодин).
Судьба консерватизма в России (как и либерализма) трагична. Консервативный тип мышления в русской общественной мысли оказался зажатым между двумя крайними формами: левым радикализмом и реакционной философией правых, между которыми шарахалось общественное мнение.
Консерватизм не был популярен в русском обществе, его исповедовали единицы. Опыт консерваторов отвергался как нечто совершенно ненужное или замалчивался.
Леонтьев Константин Николаевич(1831-1891)
Философ, публицист, дипломат. Родился в сельце Кудиново Мещовского уезда Калужской губернии. Под конец жизни постригся в монахи.
Сформулировал закон «триединого процесса развития»:
Общество – живой организм, развивается по органическим законам, проходит три стадии развития:
1 стадия. «Первичная простота»:
Национальные образования неразличимы, т.к. власть, религия, искусство, разделения на сословия существуют лишь в зачаточном состоянии.
2 стадия. «Цветущая сложность»:
Власть сильной монархии и церкви, дифференцированность сословий, складывание традиций и преданий, появление науки и искусств. Стадия – государственной стабильности и культурной производительности, вершина и цель исторического бытия.
3 стадия. «Вторичное смесительное упрощение»:
Процесс разложения общества в результате смешения и равенства сословий, сходства воспитания, замены монархии конституционно-демократическими порядками, падение влияния религии и т.п.
Пример этому – нынешняя Европа, которая безнадежно устарела и разлагается. Ее ждет упадок во всех сферах общественной жизни, общественная неустроенность, жалкие индивидуальные мещанские блага и добродетели безликого и безбожного буржуа.
Отсюда – резкое отрицание К. Леонтьевым западноевропейских идей всеобщего прогресса, который, в конечном счете, ведет к потере индивидуальности и деградации общества и человека.
Россия как государственная целостность сложилась значительно позже Европы. Ее расцвет – при Екатерине II (когда укрепился абсолютизм, укрепление сословия дворянства и расцвет искусств).
России нужно оставаться самобытным государством. Для этого необходимо:
— изолироваться от Европы;
— сохранить традиционные социально-политические институты и общины;
— поддерживать религиозно-мистическое настроение граждан.
К. Леонтьев: «Россия подгнила, ее нужно подморозить!».
Победоносцев Константин Петрович(1827-1907)
Консерватор, профессор права, обер-прокурор Священного Синода, воспитатель 3-х цесаревичей.
Основные идеи:
1. Критика идеи народовластия, которого реально никогда не будет, т.к. всегда будет править некая политическая элита.
2. Парламентаризм – великая ложь нашего времени. Выбирают не представителей народа, а самых нахальных и эгоистичных, которые рвутся во власть.
3. Выступал за низкий уровень образования (4 класса) для простого народа. Просвещение народа ни к чему хорошему не приведет.
4. Противник реформ общества, которые погубят Россию.
С.Ю. Витте (председатель Совета министров России, 1905): «Победоносцев подморозил Россию» (1905).
Константин всемогущий
2 июня 2017 года – 190 лет со дня рождения Константина Победоносцева.
Когда спорят о том, «как нам обустроить Россию», то предлагают либо модернизацию по западному образцу, либо возврат к архаичным, допетровским формам государственного устройства. Но в обоих случаях предполагается сверху насаждать желаемое, изменить законы в нужную сторону. Между тем в российской истории была и другая позиция: вообще не трогать политические формы, а воздействовать на сознание людей в надежде, что если внизу будет здоровая нравственная основа, то всё само собой выправится.
Такой подход в русской истории связан с именем знаменитого обер-прокурора Синода Константина Петровича Победоносцева. О нем и его церковно-политической программе мы беседуем с автором двух научных монографий о Победоносцеве, доктором исторических наук Александром Полуновым.
Совиные крыла
Александр Полунов
— Александр Юрьевич, почему в нашем историческом сознании был создан столь отрицательный имидж Победоносцева, и только сейчас мы пытаемся более или менее объективно подойти к оценке этой исторической фигуры?
— При большевиках, начиная с 1930-х, о Победоносцеве писать было просто нельзя. Ранее же некоторые его современники писали о нем как о примитивном стороннике неограниченного самодержавия, властолюбце и корыстолюбце, даже чуть ли не монстре и негодяе.
— Кто так писал?
— Леволиберальные и революционные авторы. Однако думающие люди (например, Василий Розанов, Николай Бердяев и др.) оценивали его как неоднозначную, противоречивую и трагическую фигуру. И даже в советские 1920-е годы, когда еще сохранялась относительная свобода слова и научных исследований, о нем писали пусть и обличительно, но довольно объективно.
— Многие помнят только школьные строки из Блока о Победоносцеве.
— Но ведь этот пассаж из Блока на самом деле очень неоднозначен:
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла.
И не было ни дня, ни ночи
А только — тень огромных крыл;
Он дивным кругом очертил
Россию, заглянув ей в очи
Стеклянным взором колдуна;
Под умный говор сказки чудной
Уснуть красавице не трудно, —
И затуманилась она,
Заспав надежды, думы, страсти…
Блок чувствовал, что в Победоносцеве было что-то очень важное. Сам он с ним не встречался, но знал людей, которые встречались с обер-прокурором Синода (например, Мережковского) или просто хорошо с ним были знакомы (Розанов). И они наверняка Блоку много рассказывали о Победоносцеве.
Константин Победоносцев. 1902 год
Кстати, Победоносцев внешне был весьма непривлекателен, даже напоминал обликом Кощея Бессмертного, что также порождало массу характерных ассоциаций. Но когда он начинал говорить, это впечатление пропадало. Он был великолепный оратор и просто поглощал, гипнотизировал своим разговором даже очень плохо к нему настроенных людей. Так что образ колдуна, непонятного, иногда страшного, но умного и гипнотизирующего, у Блока в поэме был неслучаен.
— В чем была суть деятельности Победоносцева и почему его так ненавидели многие политические оппоненты?
— Тут нужно начать с реформ 1860–1870-х годов и отмены крепостного права. Это был колоссальный рубеж. Некоторые историки считают, что 1861 год для истории России был даже более важен, чем 1917-й. По их мнению, именно тогда были подорваны основы порядков, существовавших в России на протяжении столетий. Изменения в системе социальных и экономических отношений, в духовной жизни страны носили фундаментальный характер.
— Интересно, на чем основана точка зрения, что 1861 год был, возможно, более важным в истории России, чем даже 1917-й?
— Я имею в виду прежде всего отмену крепостного права. На нем ранее держалось практически все, включая монархию. И, собственно говоря, умные и проницательные люди говорили об этом еще в первой половине XIX века. В частности, знаменитый министр народного просвещения граф Уваров, автор известной триады «Православие — самодержавие — народность», так и говорил, что крепостное право — это дерево, корни которого глубоко уходят в почву, а ветвями является все остальное: и самодержавие, и целостность империи, и даже Церковь. Если мы отменяем крепостное право, то все начнет меняться в непредсказуемую сторону, и эти изменения будут иметь очень серьезные последствия и для политического строя, и для всей страны в целом. Действительно, так оно и получилось.
— Но все-таки Россия в 60-х годах XIX века поменялась не так радикально, как в XX веке.
— Во-первых, поменялась достаточно радикально уже тогда. А во-вторых, были запущены процессы, которые приобрели абсолютно неконтролируемый характер и привели к дальнейшим глубоким изменениям.
— То есть, чтобы Россия не поменялась в непредсказуемую сторону и чтобы в ней не случилась революция, не нужно было отменять крепостное право?
— Тогда Россия превратилась бы в подобие Ирана или Китая. Эти великие страны стали в то время объектом агрессии и раздела со стороны иностранных держав. И с Россией произошло бы то же самое.
В общем, так или иначе, но при Победоносцеве в политике и жизни страны очень многое определялось стремлением дать ответ на эти изменения 1860-х годов. Был, например, либеральный ответ на вызов эпохи, звавший Россию на путь традиционного западного развития. Был и революционный ответ. Многие считали, что конфликты и противоречия, которые вышли на поверхность после отмены крепостного права, настолько серьезны и страшны, что иначе как через революцию их не разрешишь.
Помимо всего этого существовал и ответ на реформы в консервативном духе. Одним из его сторонников и был Константин Петрович Победоносцев. Кстати, либеральный и революционный пути многими людьми консервативных взглядов рассматривались как две стороны одной медали, некое единое целое.
Сенаторы. Фото Карла Буллы. 1914
— Две стороны одной медали потому, что из либерального пути, по их мнению, вытекает революционный?
— Да. Это была распространенная точка зрения среди консерваторов. Придерживался ее и Победоносцев. Они считали, что либералы опаснее, чем революционеры.
— Почему?
— Потому что дают дорогу революционерам. Консерваторы в противовес либеральной и революционной общественным фракциям предлагали целостную и довольно привлекательную для людей того времени программу. В частности, она предусматривала внимание и интерес к так называемому простому народу и попытку спасения тех ценностей, которые (по их мнению) сохраняются в народной среде.
Но народ — это своего рода великий немой: что он чувствует, думает и носит в себе, понималось очень по-разному. Революционеры воспринимали его как естественную почву для революции. Консерваторы же старались увидеть в народе иное и на этом ином сделать совсем другой акцент. Победоносцев словно выбивал почву из-под ног революционеров, говоря им, что выступает от имени народа, а не от имени узкой верхушки, проводящей чуждые России западнические либеральные реформы. Народ, говорил Победоносцев, вовсе не такой, каким изображаете его вы, революционеры. Он патриархален, предан Царю, монархичен, глубоко религиозен, не видит жизни вне Церкви.
Грандиозная, совершенно беспрецедентная по размаху и до сих пор не изученная как следует программа Победоносцева по развитию церковноприходских школ — как раз прямой вывод из таких взглядов. И это, как ни парадоксально, очень демократическое начинание. Он пытался дать возможность народу и близким к нему силам и деятелям самим проявить инициативу и создать в сфере образования нечто, близкое ему самому. Это учеба по церковным книгам, изучение церковного пения и церковнославянского языка. В данном случае школа оказывается неразрывно связанной с Церковью, и обучение происходит во многом через участие в церковной жизни. Народ сам этого хочет, — говорил Победоносцев, — а я просто выразитель мнения народа.
Люди, а не учреждения
— Можно ли Победоносцева назвать идеологом контрреформ эпохи Александра III?
— Идеологом контрреформ — ни в коем случае. Он, может, и был идеологом царствования Александра III, но это время не сводилось к контрреформам. У консерватизма, который можно считать господствующей идеологией эпохи Александра III, было много разных течений. Это было внутренне неоднородное явление. Победоносцев был только одним из его представителей, воплощал только одно из направлений в рамках консерватизма. И к контрреформам он относился очень скептически.
— Почему?
— Победоносцев боялся вообще любых изменений в сфере административных и политических институтов. Он считал, что в 1860-е годы там было столько наворочено, что уже пора остановиться. По его мнению, изменения административных учреждений даже в реакционном или консервативном духе могли принести только ухудшения. Это как в шахматах, в ситуации цугцванга: каждый последующий ход ухудшает положение.
При этом он был сторонником более жесткой политики во всем, что касалось информации, культуры и просвещения. И действовал очень резко и бескомпромиссно. Отсюда его мрачный образ в общественном сознании.
В каком-то смысле он был серым кардиналом и теневым центром правительства, хотя не все ведомства держал под своим контролем, а лишь некоторые. Например, цензурное ведомство. Хотя официально, по закону, Победоносцев как обер-прокурор Синода имел ограниченные возможности вмешиваться в цензурную политику, но фактически (по крайней мере, в 1880-е годы) он был всевластным правителем этого ведомства, его глава действовал по указке Победоносцева.
Интересно, что Победоносцев лично прочитывал почти все, что печаталось в России. Он вообще был чрезвычайно работоспособный человек. В те времена при очень большом напряжении сил такое было еще возможно.
Столовая для крестьянских детей в церковно-приходской школе. 1890-е годы
— Как же Победоносцев отвечал на знаменитый вопрос «Что делать»?
— Выход он видел в воздействии на людей. Одно из направлений его программы можно охарактеризовать так: люди, а не учреждения. Он считал, что ситуация изменится к лучшему, только если влиять на сферы, которые связаны с внутренним миром людей: на общественное сознание, школу, культуру.
— Как именно он влиял на эти сферы?
— Про цензуру мы уже сказали. Еще, например, он контролировал живопись. Под его давлением с выставок снимались разные картины — в частности, полотно Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван». В то же время он поддерживал многих художников. Он сотрудничал со многими известными композиторами, которые обращались к сочинению церковной музыки, в том числе с П. И. Чайковским. Чайковскому он даже выхлопотал материальную помощь от Александра III.
Церковь и государство
— Вы в своей книге о Победоносцеве пишете, что он был один из первых обер-прокуроров Синода, кто понимал самостоятельное значение Церкви, и вообще был искренне верующим человеком — что среди обер-прокуроров Синода бывало, к сожалению, нечасто. А как Победоносцев понимал церковно-государственные отношения?
— Для него государство было частью некоего цельного социального организма, обязательно должно было в своей деятельности уделять внимание духовной жизни общества. Он считал, что все материальные улучшения, совершенствование учреждений, проведение той или иной политики — все это абсолютно бессмысленно, если подорвана духовная основа. А духовной основой существовавшего в России порядка он считал мировоззрение народа, опирающееся на православную веру и православную Церковь. И государство, с точки зрения Победоносцева, должно было в первую очередь выполнять те запросы и требования, которые были связаны с духовной сферой. Запросы эти могли предъявлять не обязательно иерархи, но и благочестивые миряне.
Итак, государство не должно ставить свои государственные цели выше духовных. Например, в 1860–1870-е годы государство, исходя из своих соображений, в том числе из экономии государственных средств, вступило на путь сокращения количества приходов и духовенства. Для Победоносцева же соображения государственной экономии здесь не имели никакого значения, он решительно выступал против политики, проводившейся в то время правительством.
Первомайская демонстрация у Путиловского завода. Борис Кустодиев. 1906
— А что имело значение?
— Поддержание традиционного церковного мировоззрения народа, осознание того, что власть едина с ним духовно. Если власть начинает сокращать приходы и закрывать храмы, у народа в сознании произойдет переворот. Если власть православная, то она не может закрывать храмы, иначе это уже какая-то другая власть. И если народ станет думать именно так, то, как считал Победоносцев, настанут хаос и смута.
— Возможна ли была тогда иная политика в сфере государственно-церковных отношений? Были ли деятели, которые могли повести иную линию в этой сфере и дать Церкви больше самостоятельности?
— Я думаю, что другая линия вряд ли была возможна. Церковь и государство к этому времени настолько срослись, что без каких-то принципиальных изменений в самом государстве и изменение отношений с Церковью было невозможным. Вспомним, что в 1905 году, когда система государственной власти изменилась, хотя и не принципиально, отношения государства с Церковью не изменились вообще. Остались та же обер-прокуратура, тот же Синод. Пока был царь и обер-прокурор был представителем царя, это еще куда ни шло. А когда существовала обер-прокуратура и рядом с царем существовала еще Государственная Дума, а обер-прокурор был включен в состав совета министров как один из членов кабинета, то это стало чем-то невообразимым, напоминало карикатуру. Обер-прокуроры стали стремительно сменяться, некоторые на своем посту проводили всего несколько месяцев. Значительные изменения наступили только после падения монархии.
— Когда революция 1905 года развернулась, Победоносцев говорил «я же вас предупреждал»?
— Разумеется, говорил. Но он был потрясен, раздавлен, бесконечно переживал по поводу разразившегося хаоса, из которого, как ему казалось, уже нет никакого выхода. Для него все это было очень болезненным потрясением. В том числе потому, что против него выступили некоторые церковные деятели, среди них фактически первоиерарх русской Церкви митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). Победоносцев-то считал, что все делает в первую очередь для Церкви. Он был этим просто поражен.
— Победоносцев умер в 1907 году, к концу первой русской революции. Как он себя тогда ощущал?
— Безусловно, плохо он себя ощущал. Он чувствовал, что кругом безумие, и не понимал, почему это происходит. Победоносцев считал, что все его предали, включая церковных иерархов и священников. Они же все как один выступили за изменение системы управления Русской Церковью, то есть за возвращение к тому, что сам он отвергал.
— Но почему против него выступили даже церковные деятели?
— Конечно, потому что он не давал свободы Церкви. Над Синодом он властвовал очень жестко и все обсуждения сразу пресекал. Со стороны иерархов это вызывало, естественно, протест. Он на этот протест отвечал новыми жесткими мерами, и довольно быстро у него отношения с иерархией испортились.
— Тогда получается, что он не признавал самостоятельности Церкви?
— Признавал, но под своим патронажем и покровительством. Он считал, что он единственный человек в России, осознавший истинные потребности народа и Церкви, и он один знает, что нужно делать и куда идти.
По сути, Победоносцев был человеком очень амбициозным. Собственно, его неприязнь к реформам 1860–1870-х годов и к реформам как таковым во многом началась из-за личной обиды. Его, такого великолепного специалиста по гражданскому праву (а он был действительно одним из очень немногих на тот момент специалистов в этой области), не приняли в расчет и сделали реформу по другому плану, не тому, который он предлагал.
— Было ли вообще творческое начало у Победоносцева, или его характеристика как своего рода «старой невинной девушки» была заслуженна и справедлива?
— Творческое начало у него было, но очень своеобразное, в русле консервативного народничества, постепенной и незаметной работы на местах в нижних этажах общественного организма. Он не терпел ничего громкого, широковещательного, хотя лично себя воспринимал как некоего пророка, носителя истинных народных начал. В целом он считал, что тихая и незаметная работа на местах постепенно будет пересоздавать социальную ткань, завязывать новые связи.
В этой работе он проявлял колоссальную энергию, лично общаясь с огромным количеством священников и учителей церковно-приходских школ. Его жена была попечительницей образцовой школы для учительниц — Свято-Владимирской женской учительской школы. А набирали в эту школу исключительно крестьянских девочек. Выпускницы этой школы создали неформальную сеть, из которой жена Победоносцева и он сам черпали альтернативную информацию о том, что происходит на местах.
Во всем этом был если не мощный творческий посыл, то по крайней мере очень большая работа и инициативность.
Синодальный мечтатель
— Можно как-то охарактеризовать итоги работы Победоносцева? Его политику можно считать успешной?
— Безусловно, раз его политика закончилась революцией, ее нельзя считать успешной. Он ушел в отставку, после того как был издан манифест 17 октября 1905 года, и это был акт несогласия. Победоносцев понял, что бороться дальше бессмысленно. Со стороны это могло выглядеть как попытки цепляться за власть. Отчасти он, может быть, за нее и цеплялся. Но точнее было бы сказать, что он сражался за сохранение старого порядка.
18 октября 1905 года. И. Репин. 1907–1911
— На Ваш взгляд, почему он не победил?
— Его взгляды были по сути одной из утопий, на которые было богато то время.
— Почему утопия?
— Потому что она основывалась на мифе. Очень красивом, но все же мифе о патриархальности и неизбывности церковно-религиозных настроений простого народа. Иллюзорным оказалось и стремление улучшить ситуацию путем постепенной работы на местах. Это была своего рода теория малых дел в ее консервативном изложении — вера в возможность изменить ситуацию, влияя на внутренний духовный мир людей, без переустройства учреждений.
Кстати, сказать, к Победоносцеву лично обращались его противники, пытаясь его переубедить. К какому-то другому завзятому реакционеру, типа министра внутренних дел Плеве, никто бы и не подумал обращаться лично и пытаться с ним спорить. А к Победоносцеву обращались. Например, Лев Толстой писал ему о том, чтобы не наказывали народовольцев-первомартовцев, убивших Александра Второго. А философ Владимир Соловьев даже писал, что знает его «в любом случае как человека незлонамеренного» и что он обращается к нему как «ко брату во Христе». Они чувствовали, что Победоносцев был не только и не просто бюрократ. С просто бюрократом, даже самым высокопоставленным, никто не стал бы полемизировать.
— Но все же была логика в его действиях? В конце концов, может, действительно, лучше было ничего не трогать, и лишь «снизу», через приходские школы, личные контакты духовно влиять на Россию?
— Как тогда быть с проблемой индустриализации, которую Победоносцев в упор не видел? Можно сколько угодно действовать «снизу», но как выжить нации в новых условиях, не имея индустриальной основы?
Победоносцеву казалось, что никакого движения в истории нет, а есть некое равенство России самой себе. Она пребывает в неком постоянстве, а если какие-то изменения и происходят, то случаются из-за поползновений разных испорченных людей. Словом, то, что стояло на повестке дня, в частности, ту же индустриализацию, он вообще не видел и не воспринимал.
— За что Победоносцева критиковал в частных письмах мыслитель Константин Леонтьев, тоже крайний консерватор?
— Леонтьев не принимал как раз это стояние на месте, этот принцип, что «каждый сверчок знай свой шесток» и работай в своем маленьком кругу. Дескать, пусть все будут простыми и незамысловатыми. Это Леонтьева буквально взрывало. Он был за контрасты, бурление жизни, полное противоречий.
— Какая альтернативная программа в консервативном духе была возможна в этом смысле? А сам Леонтьев что мог предложить?
— Хотя бы выдвинуть ту же теорию самодержавия и как-то ее обсуждать, остро ее навязывать остальному обществу.
— И бóльшую независимость Церкви?
— Конечно. Пусть Церковь будет независима, пусть у нее будет яркий, властный патриарх типа Никона, который, если нужно, обличает непорядки в самых верхах, потому что он никакой не русский патриарх, а часть вселенской Церкви и подвержен суду только греческих патриархов. Да и вообще, патриарх этот может быть никакой не русский, как Леонтьев говорил по какому-то поводу, что властный, канонически поставленный епископ, будь он хоть крещеный монгол, должен быть нам гораздо более близок, чем какой-нибудь славянин, переродившийся в буржуазном духе. Для Победоносцева же это было безумие: как это кто-то кого-то будет обличать? Все должно быть ровненько заглажено, тихо. Если начать куда-то двигаться, вы этим вызовете камнепад, все развалится, все ведь держится непонятно на чем, люди слабы и неумелы.
— А разве Победоносцев не был в этом прав, что лучше не трогать? Тронули — и посыпалось. Не просто же так он, споря с либералами, назвал Россию «ледяной пустыней, по которой бродит лихой человек». Может, он интуитивно понимал, что случится, если растопить этот лёд?
— Но тогда для того, чтобы защитить тот строй, нужен был настоящий супермен. Если согласиться с тем, что все слабые и неумелые, то человек, который взял на себя задачу осуществлять в одиночку политическую активность, вообще должен быть наделен какими-то невероятными дарованиями.
— Почему в массовом сознании в отношении него сложился такой негативный образ?
— Как я уже сказал, Победоносцев мог вести себя очень резко. Он считал, что если случаются какие-то волнения и беспорядки, то они ни в коем случае не могут исходить от народа. Это все какие-то внешние подстрекатели, агитаторы, которых нужно изъять и обезвредить. Он, например, жестко расправлялся с участниками волнений в духовных семинариях, которые иногда были вызваны революционными подстрекателями, а иногда проистекали из реального тяжелого положения семинаристов.
Воспитанницы Свято-Владимирской женской церковно-учительской школы на занятиях в мастерской церковной жизни. 1909
— Вы считаете, что реалистом Победоносцев все же не был?
— Нет, конечно, скорее он был своего рода фантазером или сказочником.
— А постоянная работа на местах с людьми?
— Так это и было утопией. Вы же понимаете, что нельзя всех объехать и постоянно разговаривать, например, с 50 тысячами священников или несколькими тысячами учителей церковноприходских школ. По большому счету его можно назвать мечтателем. Только не кремлевским, а синодальным.
— А все-таки могла его политика быть перспективной в России?
— Он не понимал, что времена изменились, и не хотел этого понимать. Если что-то и может меняться, по его мнению, то только в худшую сторону, ситуация может лишь деградировать. Чтобы было хорошо, нужно, чтобы ничего не менялось.
Но при Победоносцеве, как он ни фантазировал, все-таки еще были живы патриархальные структуры, живо религиозное сознание. Он фантазировал, но фантазировал вокруг реальных вещей, то есть самодержавия, синодальной Церкви, существовавшей двести лет, — было что сохранять.
Сейчас иначе. Я не думаю, что можно провести достаточно параллелей с нашей нынешней ситуацией. Для нас идейная драма Победоносцева — важный исторический урок, но вовсе не прямое руководство к действию.
Справка “Фомы”. Константин Петрович Победоносцев
Фигура в российской истории и культуре знаковая, причем она продолжает оставаться загадочной для наших современников — столько мифов вокруг его деятельности было создано. Считалось, что Победоносцев был «серым кардиналом» при государях Александре III и Николае II, что возглавлял российскую реакцию, давил малейшие ростки свобод и мечтал погрузить страну в средневековье. Либеральная интеллигенция ненавидела Победоносцева, но и в лагере консерваторов отношение к нему было весьма неоднозначным.
Родился Победоносцев в 1827 году в Москве, дед его был священником, а отец — профессором словесности и литературы Московского университета. В 1846 году он окончил Императорское училище правоведения, много занимался изучением российского права, делая при этом стремительную карьеру, стал сенатором, членом Государственного совета. С 1880 года он — обер-прокурор Святейшего синода, член Комитета министров. Помимо административного управления Церковью, он влиял также на государственную политику в народном образовании, в сфере национальных отношений. С 1884 года он энергично продвигал проект церковноприходских школ (в которых уже в начале XX века обучались около половины всех детей, получавших в России начальное образование). Дружил с Ф. М. Достоевским. В 1901 году едва не стал жертвой покушения. В 1905 году руководил комиссией, которая вырабатывала текст царского манифеста об учреждении Государственной Думы. Но октябрьский манифест Николая II он не принял и ушел в отставку. Умер в 1907 году.
На анонсе портрет К. П. Победоносцева. И. Е. Репин. 1903. Репродукция предоставлена издательством “Белый город”
профессор Константин Петрович Победоносцев
Русский государственный деятель, юрист, обер-прокурор Святейшего Синода (1880 — 1905).
Родился 21 мая 1827 года в Москве, в семье профессора Московского университета, дед Победоносцева был священником. В семье было 11 детей, сам Победоносцев характеризовал свою семью как «благочестивую, преданную царю и отечеству, трудолюбивую».
В 1841 году поступил в Училище правоведения в Санкт-Петербурге, кончил курс в 1846 году и поселился в родном доме в Москве, на службе в сенате.
Современники отзывались о молодом Победоносцеве как о человеке “тихого, скромного нрава, благочестивом, с разносторонним образованием и тонким умом”. Отец готовил Победоносцева к священническому званию, но он избрал иную стезю. По окончании Училища правоведения (1846) Победоносцев начал службу в московских департаментах Сената.
Победоносцев вспоминал:
«По природе нисколько не честолюбивый, я ничего не искал, никуда не просился, довольный тем, что у меня было и своей работою, преданный умственным интересам, не искал никакой карьеры и всю жизнь не просился ни на какое место, но не отказывался, когда был в силах, ни от какой работы, и ни от какого служебного поручения. В 50-х годах московский университет, оскудев профессорами юристами, обратился ко мне, и я не отказался, оставаясь на службе в сенате, читать там лекции, по 8 часов в неделю, в течение 5 лет.».
В 1859 — 1865 годах он служит профессором-юристом Московского университета. Его курс “Гражданского права”, выдержавший пять изданий, превратился в настольную книгу юристов.
В конце 1850-х выступал как либеральный писатель-публицист. В начале 1860-х принял деятельное участие в разработке судебной реформы (1864), отстаивая принципы независимости суда, гласности судопроизводства и состязательности судебного процесса.
В 1861 году был приглашен для преподавания юридических наук цесаревичу Николаю Александровичу, для чего на год переехал в Санкт-Петербург, в 1863 году сопровождал цесаревича в поездке по России и, как он сам пишет, «стал известен и двору».
В 1865 году он оставляет профессорскую должность и окончательно переселяется в Петербург, где продолжает придворную преподавательскую деятельность, был преподавателем истории права у цесаревича Александра Александровича, a позднее — у его наследника Николая Александровича: «Я стал известен в правящих кругах, обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал, без всякой вины своей, в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен».
В 1868 году Победоносцев стал сенатором, в 1872 году — членом Государственного совета.
«Без всякого ходатайства с моей стороны и без всякого участия цесаревича я был назначен членом Госуд. Совета и тут получил возможность высказывать вслух всем свои мнения по государственным вопросам,— мнения, коих никогда ни от кого не скрывал. Так, мало-помалу приобрел я репутацию упорного консерватора — в противодействии новым направлениям и веяниям государственных либералов».
По свидетельству известного адвоката А. Ф. Кони, речи Победоносцева, произнесенные в Сенате и Госсовете, производили сильное впечатление на слушателей, поражая своей безукоризненной логикой, ясностью и силой убеждения.
В тот же период активно занимался и научно-публицистической деятельностью, опубликовал 17 книг, множество статей, документальных сборников, переводных сочинений по истории и юриспруденции.
В конце 1870-х во взглядах Победоносцева произошел коренной перелом. Победоносцев теперь был убежден в ложности идей парламентаризма, свободы печати, демократии. Видел в православии консолидирующее национальное начало, органически слитое с монархизмом и государством, в укреплении которого Победоносцев видел высший смысл общественной деятельности.
В 1880 году был назначен обер-прокурором Святейшего Синода, в этой должности пребывал в течение 26 лет.
После убийства Александра II (1881) при обсуждении проекта преобразований, представленного М. Т. Лорис-Меликовым, выступил с острой критикой реформ 1860-70-х. Победоносцев — автор манифеста 29 апреля 1881 “О незыблемости самодержавия”. Был одним из создателей тайной правительственной организации “Священная дружина” (1881-83), призванной бороться с народническим экстремизмом.
В 1896 году в “Московском сборнике” Победоносцев подверг критике основные устои современной ему западноевропейской культуры и принципы государственного устройства, видя основные пороки в “народовластии и парламентаризме”, ибо они “родят великую смуту”, затуманивая “русские безумные головы”. Политические перевороты в мировой истории Победоносцев объяснял интригами людей.
Как христианский мыслитель Победоносцев полагал, что философия и наука имеют статус вероятностных предположений, не могущих содержать в себе абсолютного, безусловного и цельного знания. Лишь православная вера, которую русский народ “чует душой”, способна давать целостную истину. С позиции Православия Победоносцев убедительно критиковал материализм и позитивизм. Он последовательно отстаивал идеал монархического государственного устройства, называя современную ему западную демократию “великой ложью нашего времени”.
В начале XX века влияние Победоносцева на политику правительства стало ослабевать. После принятия, под давлением революционного подъема, Манифеста 17 октября 1905, провозгласившего буржуазные “свободы”, 19 октября вышел в отставку.
Скончался 10 марта 1907 года.