Гузель Яхина
Зулейха открывает глаза
Книга публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST Intl.
© Яхина Г. Ш.
© ООО «Издательство АСТ»
Любовь и нежность в аду
Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов… Традиции этой школы – глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие – пришел новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина и легко встала в ряд этих мастеров.
Роман «Зулейха открывает глаза» – великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы – попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времен раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы.
Несколько кинематографичный стиль повествования усиливает драматизм действия и яркость образов, а публицистичность не только не разрушает повествования, но, напротив, оказывается достоинством романа. Автор возвращает читателя к словесности точного наблюдения, тонкой психологии и, что самое существенное, к той любви, без которой даже самые талантливые писатели превращаются в холодных регистраторов болезней времени. Словосочетание «женская литература» несет в себе пренебрежительный оттенок – в большой степени по милости мужской критики. Между тем женщины лишь в двадцатом веке освоили профессии, которые до этого времени считались мужскими: врачи, учителя, ученые, писатели. Плохих романов за время существования жанра мужчинами написано в сотни раз больше, чем женщинами, и с этим фактом трудно поспорить. Роман Гузель Яхиной – вне всякого сомнения – женский. О женской силе и женской слабости, о священном материнстве не на фоне английской детской, а на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества. И для меня остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду… Я от души поздравляю автора с прекрасной премьерой, а читателей – с великолепной прозой. Это блестящий старт.
Людмила Улицкая
Часть первая
Мокрая курица
Один день
Зулейха открывает глаза. Темно, как в погребе. Сонно вздыхают за тонкой занавеской гуси. Месячный жеребенок шлепает губами, ища материнское вымя. За окошком у изголовья – глухой стон январской метели. Но из щелей не дует – спасибо Муртазе, законопатил окна до холодов. Муртаза – хороший хозяин. И хороший муж. Он раскатисто и сочно всхрапывает на мужской половине. Спи крепче, перед рассветом – самый глубокий сон.
Пора. Аллах Всемогущий, дай исполнить задуманное – пусть никто не проснется.
Зулейха бесшумно спускает на пол одну босую ногу, вторую, опирается о печь и встает. За ночь та остыла, тепло ушло, холодный пол обжигает ступни. Обуться нельзя – бесшумно пройти в войлочных кота не получится, какая-нибудь половица да и скрипнет. Ничего, Зулейха потерпит. Держась рукой за шершавый бок печи, пробирается к выходу с женской половины. Здесь узко и тесно, но она помнит каждый угол, каждый уступ – полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными.
Сколько лет она замужем? Пятнадцать из своих тридцати? Это даже больше половины жизни, наверное. Нужно будет спросить у Муртазы, когда он будет в настроении, – пусть подсчитает.
Не запнуться о палас. Не удариться босой ногой о кованый сундук справа у стены. Перешагнуть скрипучую доску у изгиба печи. Беззвучно прошмыгнуть за ситцевую чаршау, отделяющую женскую часть избы от мужской… Вот уже и дверь недалеко.
Храп Муртазы ближе. Спи, спи ради Аллаха. Жена не должна таиться от мужа, но что поделаешь – приходится.
Теперь главное – не разбудить животных. Обычно они спят в зимнем хлеву, но в сильные холода Муртаза велит брать молодняк и птицу домой. Гуси не шевелятся, а жеребенок стукнул копытцем, встряхнул головой – проснулся, чертяка. Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако. Делает шаг, переступая высокий порог, – не хватало еще наступить на него именно сейчас и потревожить злых духов, тьфу-тьфу! – и оказывается в сенях. Притворяет дверь, опирается о нее спиной.
Слава Аллаху, часть пути пройдена.
В сенях холодно, как на улице, – кожу щиплет, рубаха не греет. Струи ледяного воздуха бьют сквозь щели пола в босые ступни. Но это не страшно.
Страшное – за дверью напротив.
Убырлы карчык – Упыриха. Зулейха ее так про себя называет. Слава Всевышнему, свекровь живет с ними не в одной избе. Дом Муртазы просторный, в две избы, соединенные общими сенями. В день, когда сорокапятилетний Муртаза привел в дом пятнадцатилетнюю Зулейху, Упыриха с мученической скорбью на лице сама перетаскала свои многочисленные сундуки, тюки и посуду в гостевую избу и заняла ее всю. «Не тронь!» – грозно крикнула она сыну, когда тот попытался помочь с переездом. И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадежно слепнуть, а еще через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить.
Никто не знал, сколько ей было на самом деле лет. Она утверждала, что сто. Муртаза недавно сел подсчитывать, долго сидел – и объявил: мать права, ей действительно около ста. Он был поздним ребенком, а сейчас уже сам – почти старик.
Упыриха обычно просыпается раньше всех и выносит в сени свое бережно хранимое сокровище – изящный ночной горшок молочно-белого фарфора с нежно-синими васильками на боку и причудливой крышкой (Муртаза привез как-то в подарок из Казани). Зулейхе полагается вскочить на зов свекрови, опорожнить и осторожно вымыть драгоценный сосуд – первым делом, перед тем, как топить печь, ставить тесто и выводить корову в стадо. Горе ей, если проспит эту утреннюю побудку. За пятнадцать лет Зулейха проспала дважды – и запретила себе вспоминать, что было потом.
Содержание
- Описание книги Зулейха открывает глаза:
- Зулейха открывает глаза
- Гузель Яхина Зулейха открывает глаза
- Любовь и нежность в аду
- Часть первая Мокрая курица
- «Зулейха открывает глаза»: фильм о том, как татарка делает человека из “дурака с пистолетом”
- Мокрая курица татарской литературы, или Кого предала Зулейха
- Рецензия на роман Яхиной Зулейха открывает глаза
- Гузель Шамилевна Яхина. Зулейха открывает глаза
- Электронный читательский дневник 2.0
- «Зулейха открывает глаза»
- “Зулейха открывает глаза”: Большая книга о маленькой женщине, покорившая читателей по всему миру
- Книгу рекомендует теле- и радиоведущая Тутта Ларсен
- Автор
- Время написания и публикация
- История создания
- Интересные факты
- Ангелы в клубе
- Часть перваяМокрая курица
- Краткое содержание Зулейха открывает глаза Яхиной
- Часть 1 «Мокрая курица»
- Часть 2 «Куда? В дорогу!»
- Часть 3 «Жить»
- Часть 4 «Возвращение»
- Яхина — Зулейха открывает глаза. Картинка к рассказу
- Сейчас читают
- «Зулейха открывает глаза» Гузели Яхиной — сильный дебютный роман о раскулаченной татарке
- Гузель Шамилевна Яхина
Язык: русский
Описание книги Зулейха открывает глаза:
Гюзель Яхина описывает в собственном романе события далеких тридцатых годов двадцатого столетия.
История о непростой жизни татарской молодой женщины, которая волей судьбы оказывается среди вынужденных переселенцев. В Сибирь переселяли всех вместе православных и мусульман, малообразованных крестьян и сливки интеллигенции, верующих и атеистов, преступников и добропорядочных граждан, татар и русских.
Девушке предстоит немало испытаний, выжить в окружении многочисленных чудовищ, жаждущих крови и не лишиться здравого ума. Однако Зулейха уже давно сделала свой выбор – остаться человеком и не сломаться. Именно к этому она будет стремиться, несмотря на ужасы, которые происходят вокруг с близкими для нее людьми.
У нас на сайте вы можете читать книгу Зулейха открывает глаза онлайн полностью бесплатно и без регистрации в электронной библиотеке Enjoybooks, Rubooks, Litmir, Loveread.
Понравилась книга ? Оставьте отзыв на сайте, делитесь книгой с друзьями в социальных сетях.
Читать книгу
Зулейха открывает глаза
Гузель Яхина Зулейха открывает глаза
Книга публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST Intl.
© Яхина Г. Ш.
© ООО «Издательство АСТ»
Любовь и нежность в аду
Этот роман принадлежит тому роду литературы, который, казалось бы, совершенно утрачен со времени распада СССР. У нас была прекрасная плеяда двукультурных писателей, которые принадлежали одному из этносов, населяющих империю, но писавших на русском языке. Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Анатолий Ким, Олжас Сулейменов, Чингиз Айтматов… Традиции этой школы – глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору. Казалось бы, продолжения этому не будет, исчезнувший материк. Но произошло редкое и радостное событие – пришел новый прозаик, молодая татарская женщина Гузель Яхина и легко встала в ряд этих мастеров.
Роман «Зулейха открывает глаза» – великолепный дебют. Он обладает главным качеством настоящей литературы – попадает прямо в сердце. Рассказ о судьбе главной героини, татарской крестьянки времен раскулачивания, дышит такой подлинностью, достоверностью и обаянием, которые не так уж часто встречаются в последние десятилетия в огромном потоке современной прозы.
Несколько кинематографичный стиль повествования усиливает драматизм действия и яркость образов, а публицистичность не только не разрушает повествования, но, напротив, оказывается достоинством романа. Автор возвращает читателя к словесности точного наблюдения, тонкой психологии и, что самое существенное, к той любви, без которой даже самые талантливые писатели превращаются в холодных регистраторов болезней времени. Словосочетание «женская литература» несет в себе пренебрежительный оттенок – в большой степени по милости мужской критики. Между тем женщины лишь в двадцатом веке освоили профессии, которые до этого времени считались мужскими: врачи, учителя, ученые, писатели. Плохих романов за время существования жанра мужчинами написано в сотни раз больше, чем женщинами, и с этим фактом трудно поспорить. Роман Гузель Яхиной – вне всякого сомнения – женский. О женской силе и женской слабости, о священном материнстве не на фоне английской детской, а на фоне трудового лагеря, адского заповедника, придуманного одним из величайших злодеев человечества. И для меня остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду… Я от души поздравляю автора с прекрасной премьерой, а читателей – с великолепной прозой. Это блестящий старт.
Людмила Улицкая
Часть первая Мокрая курица
Зулейха открывает глаза. Темно, как в погребе. Сонно вздыхают за тонкой занавеской гуси. Месячный жеребенок шлепает губами, ища материнское вымя. За окошком у изголовья – глухой стон январской метели. Но из щелей не дует – спасибо Муртазе, законопатил окна до холодов. Муртаза – хороший хозяин. И хороший муж. Он раскатисто и сочно всхрапывает на мужской половине. Спи крепче, перед рассветом – самый глубокий сон.
Пора. Аллах Всемогущий, дай исполнить задуманное – пусть никто не проснется.
Зулейха бесшумно спускает на пол одну босую ногу, вторую, опирается о печь и встает. За ночь та остыла, тепло ушло, холодный пол обжигает ступни. Обуться нельзя – бесшумно пройти в войлочных кота не получится, какая-нибудь половица да и скрипнет. Ничего, Зулейха потерпит. Держась рукой за шершавый бок печи, пробирается к выходу с женской половины. Здесь узко и тесно, но она помнит каждый угол, каждый уступ – полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными.
Сколько лет она замужем? Пятнадцать из своих тридцати? Это даже больше половины жизни, наверное. Нужно будет спросить у Муртазы, когда он будет в настроении, – пусть подсчитает.
Не запнуться о палас. Не удариться босой ногой о кованый сундук справа у стены. Перешагнуть скрипучую доску у изгиба печи. Беззвучно прошмыгнуть за ситцевую чаршау, отделяющую женскую часть избы от мужской… Вот уже и дверь недалеко.
Храп Муртазы ближе. Спи, спи ради Аллаха. Жена не должна таиться от мужа, но что поделаешь – приходится.
Теперь главное – не разбудить животных. Обычно они спят в зимнем хлеву, но в сильные холода Муртаза велит брать молодняк и птицу домой. Гуси не шевелятся, а жеребенок стукнул копытцем, встряхнул головой – проснулся, чертяка. Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако. Делает шаг, переступая высокий порог, – не хватало еще наступить на него именно сейчас и потревожить злых духов, тьфу-тьфу! – и оказывается в сенях. Притворяет дверь, опирается о нее спиной.
Слава Аллаху, часть пути пройдена.
В сенях холодно, как на улице, – кожу щиплет, рубаха не греет. Струи ледяного воздуха бьют сквозь щели пола в босые ступни. Но это не страшно.
Страшное – за дверью напротив.
Убырлы карчык – Упыриха. Зулейха ее так про себя называет. Слава Всевышнему, свекровь живет с ними не в одной избе. Дом Муртазы просторный, в две избы, соединенные общими сенями. В день, когда сорокапятилетний Муртаза привел в дом пятнадцатилетнюю Зулейху, Упыриха с мученической скорбью на лице сама перетаскала свои многочисленные сундуки, тюки и посуду в гостевую избу и заняла ее всю. «Не тронь!» – грозно крикнула она сыну, когда тот попытался помочь с переездом. И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадежно слепнуть, а еще через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить.
Никто не знал, сколько ей было на самом деле лет. Она утверждала, что сто. Муртаза недавно сел подсчитывать, долго сидел – и объявил: мать права, ей действительно около ста. Он был поздним ребенком, а сейчас уже сам – почти старик.
Упыриха обычно просыпается раньше всех и выносит в сени свое бережно хранимое сокровище – изящный ночной горшок молочно-белого фарфора с нежно-синими васильками на боку и причудливой крышкой (Муртаза привез как-то в подарок из Казани). Зулейхе полагается вскочить на зов свекрови, опорожнить и осторожно вымыть драгоценный сосуд – первым делом, перед тем, как топить печь, ставить тесто и выводить корову в стадо. Горе ей, если проспит эту утреннюю побудку. За пятнадцать лет Зулейха проспала дважды – и запретила себе вспоминать, что было потом.
За дверью пока – тихо. Ну же, Зулейха, мокрая курица, поторопись. Мокрой курицей – жебегян тавык – ее впервые назвала Упыриха. Зулейха не заметила, как через некоторое время и сама стала называть себя так.
Она крадется в глубь сеней, к лестнице на чердак. Нащупывает гладко отесанные перила. Ступени крутые, подмерзшие доски чуть слышно постанывают. Сверху веет стылым деревом, мерзлой пылью, сухими травами и едва различимым ароматом соленой гусятины. Зулейха поднимается – шум метели ближе, ветер бьется о крышу и воет в углах.
По чердаку решает ползти на четвереньках – если идти, доски будут скрипеть прямо над головой у спящего Муртазы. А ползком она прошмыгнет, веса в ней – всего ничего, Муртаза одной рукой поднимает, как барана. Она подтягивает ночную рубаху к груди, чтобы не испачкалась в пыли, перекручивает, берет конец в зубы – и на ощупь пробирается между ящиками, коробами, деревянными инструментами, аккуратно переползает через поперечные балки. Утыкается лбом в стену. Наконец-то.
Приподнимается, выглядывает в маленькое чердачное окошко. В темно-серой предутренней мгле едва проглядывают занесенные снегом дома родного Юлбаша. Муртаза как-то считал – больше ста дворов получилось. Большая деревня, что говорить. Деревенская дорога, плавно изгибаясь, рекой утекает за горизонт. Кое-где в домах уже зажглись окна. Скорее, Зулейха.
Она встает и тянется вверх. В ладони ложится что-то тяжелое, гладкое, крупно-пупырчатое – соленый гусь. Желудок тотчас вздрагивает, требовательно рычит. Нет, гуся брать нельзя. Отпускает тушку, ищет дальше. Вот! Слева от чердачного окошка висят большие и тяжелые, затвердевшие на морозе полотнища, от которых идет еле слышный фруктовый дух. Яблочная пастила. Тщательно проваренная в печи, аккуратно раскатанная на широких досках, заботливо высушенная на крыше, впитавшая жаркое августовское солнце и прохладные сентябрьские ветры. Можно откусывать по чуть-чуть и долго рассасывать, катая шершавый кислый кусочек по нёбу, а можно набить рот и жевать, жевать упругую массу, сплевывая в ладонь изредка попадающиеся зерна… Рот мгновенно заливает слюна.
«Зулейха открывает глаза»: фильм о том, как татарка делает человека из “дурака с пистолетом”
На следующий день после закрытия Казанского международного фестиваля мусульманского кино – 11 сентября в Татарстане стартовали съемки сериала по роману Гузели Яхиной “Зулейха открывает глаза”. Производством фильма для канала “Россия-1” занимается кинокомпания “Русское”. Режиссер – Егор Анашкин. Специально для съемок на берегу Камы еще летом была построена деревня Семрук – по сюжету фильма ее строят ссыльные на берегу Ангары, и именно здесь разворачиваются основные события в романе. Имя исполнительницы главной роли в фильме стало известно одновременно с сообщениями об экранизации книги. Гузель Яхина не раз говорила, что хотела бы видеть в роли Зулейхи известную российскую актрису Чулпан Хаматову. Желание писательницы сбылось. На остальные роли актеров подбирали тщательно. Проводились многочисленные кастинги, некоторые из них были организованы и в Казани. Однако из татарстанских артистов на главные роли никого не утвердили. Лишь на роль Юсуфа – сына Зулейхи – взяли молодых казанских ребят. Один из них – Ислам Хафизов, сын артистов Тинчуринского театра Гульчачак и Ирека Хафизовых. Роль Юсуфа будут играть четыре актера – семилетнего мальчика и Юсуфа в подростковом возрасте. По словам второго режиссера Лилии Пысларь, актеров подбирали похожих друг на друга, и они очень талантливые ребята. Татарские артисты: “Хоть мы и на втором плане, у себя мы тоже звезды” …В день нашего приезда на съемочную площадку снимали сцены строительства “ссыльными” землянки. Для этого выбрали овраг на берегу Камы. Склоны местами из белой глины, напоминают берега Ангары. Вот актер тарелкой загребает глину – а это наш Ильдус Ахметзянов, артист Камаловского театра! Обрадовалась ему, как близкому родственнику. А вот Фирая Акберова. Фернат Насибуллин, Ренат Шамсутдинов тоже здесь. Родные лица! Наши, татарстанские артисты! Поговорили с ними о романе “Зулейха открывает глаза”, о том, как снимают кино в Татарстане и Москве. Фирая Акберова –актриса Камаловского театра, кинорежиссеры Татарстана активно привлекают ее в художественные и телевизионные фильмы. “Русский фильм снимается совсем по-другому, но в нашем кино нам комфортнее. Потому что там мы на первом плане, здесь – на втором. Разница лишь в этом. Здесь мне тоже комфортно. Меня не смущает присутствие известных российских артистов. Мы тоже не из последних. У себя в Казани мы такие же звезды”, — отметила актриса. “Меня называют “апа”, имени у меня нет. Хоть и на втором плане, если не вырежут, то довольно хорошая роль. В книге она “Бабка-марийка”. Там еще есть и чувашская старушка. В сценарии их объединили и получилась татарская бабка. Умелица, смекалиста, придумывает всяко-разное. Очень нужная в этой среде, деловитая и ловкая. У меня есть реплики, и внук есть. Сначала был один внук, сейчас их стало двое. Роль моя становится все больше”, — рассказывает о своей роли в сериале Фирая Акберова. “Я ведь ни в жизни, ни на сцене не боялся быть некрасивым. Думаю на кастинге меня взяли поэтому”, – делится Ренат Шамсутдинов, артист Тинчуринского театра. Он много снимается в татарских телесериалах. О своей роли в фильме и об отношении к роману “Зулейха открывает глаза” Шамсутдинов рассказал следующее: “Мы тут ссыльные люди. Имен у нас нет. И национальность моя неизвестна, и русские, и чуваши, и другие могут найти характерные для них черты. Книгу купил, когда начали говорить о фильме. Но еще не дочитал, не хватает времени. Сколько людей – столько мнений. Каждый судит со своей колокольни”. “Бывает, что отношусь к проекту необнозначно, но не считаю, что должен отказываться от работы в нем. Если могу внести свой вклад – почему нет? В данном проекте, считаю, я могу перенять опыт московских артистов, ведь мы здесь в Татарстане тоже снимаем кино, и для нас работа в этом фильме – большой опыт. Поэтому мы прикладываем все усилия, стараемся. И для фильма, и ради себя – не хочется ударить лицом в грязь. Довольно много нового для себя уже узнал, конечно, в будущем некоторые вещи буду использовать”. Фернат Насибуллин, артист Кариевского театра, рассказывает: “До того, как попал в проект, книгу не читал, хотя до меня доходили разные мнения о романе – внимания не обращал. А уж когда пришел в проект, взялся и за книгу. Сказать честно, пока не дочитал. Даже не думал, что попаду в проект, на кастинг пошел просто послушавшись совета актрисы нашего театра Рамзии Закирзяновой. Я обратил внимание, что казанским артистам отведены роли второго плана. Но, мне кажется, это не значит, что мы здесь второстепенные, ненужные – напротив, режиссер фильма Егор Анашкин, все идеи произведения передает через людей, через народ. Думаю, это его такой прием режиссера. Мне кажется, это правильно, ведь все эти ссылки, репрессии – через них проходили именно люди, это касалось, прежде всего, народа. Поэтому я поддерживаю такой подход. Считаю, что мы — артисты второго плана – очень нужные для фильма люди”. “Живи Муртаза в других обстоятельствах, его мы увидели бы другим — добрым и отзывчивым” Летом, когда активно проводились кастинги, была надежда, что на ключевые роли – Муртазы и Упырихи, свекрови Зулейхи – возьмут татарстанских артистов. Казалось, что образы татар в исполнении наших артистов получились бы более милыми и близкими нам. К слову, в постановке башкирского театра Муртаза получился чуть ли не положительным героем – в Башкортостане, где много лет лидером республики был Муртаза Рахимов, возможно, не может быть отрицательного героя по имени Муртаза. Но кастинг-менеджеры на роль Упырихи взяли Розу Хайруллину, признанную на Московском кинофестивале лучшей исполнительницей женской роли за роль Тайдуллы-ханши в фильме “Орда”. А на роль Муртазы выбрали Рамиля Сабитова, уже известного зрителю по его роли Берке-хана в сериале “Золотая Орда”. К слову, Рамиль родом из татарского села Саплык в Ульяновской области. Роза Хайруллина одно время работала в казанском ТЮЗе, имеет звание заслуженной артистки Республики Татарстан. То есть, в Татарстане их тоже можно назвать “своими”. Роза Хайруллина на год младше Рамиля Сабитова – по данным Википедии, актриса родилась в 1961 году, а ее “киношный” сын – в 1960-м. Чтобы убедить зрителя, что перед ним мать и ее сын, на помощь актерскому таланту придет талант гримера. Мне кажется, каждому татарину интересно, как будут изображены именно эти герои. Все время, пока была на съемочной площадке, буквально “носила” с собой этот вопрос. О них я поговорила… с гримером. По словам художника по гриму Михаила Вигдорова, Роза Хайруллина будет играть в парике, линзах и пластиковом гриме. Накладывание грима и его удаление – сложный процесс, на который уходит несколько часов. “Образ получился очень интересным. Перед нами не ставилась задача сделать ее страшной. Она запоминающаяся, пронзительная. Думаю, что нельзя полностью решать образ за счет грима и костюмов, тогда ему нечего будет играть. Мы стараемся совместить это, стараемся чтобы актеру было удобно, подчеркнуть нужное и важное”. Художник пока не пробовал работать с Рамилем Сабитовым, они даже не виделись. “Муртаза неудержимый, жесткий, активный, яростный. Человек доведен до этого состояния, — говорит Михаил Вигдоров, пытаясь понять образ. – С годами ничего не меняется. Людей ставят в такое положение – у них нет права голоса, их обманывают, обворовывают. Как и они, мы тоже не знаем, что будет завтра. Люди думают, что хуже быть уже не может, а оказывается бывает. Кто-то спасшись из кошмара начинает радоваться даже минимальным удобствам. У нас всегда так – создают максимальные трудности, затем дают небольшие послабления. Мы этому радуемся. И в этом произведении люди поставлены в такие условия. Может быть, живи он в других обстоятельствах, Муртазу мы увидели бы добрым и отзывчивым человеком. Пусть люди поймут, что ничего не изменилось. А измениться должно”. “Хочется прожигать жизнь” Чулпан Хаматовой в этот день на площадке не было. Но нам удалось встретиться с другим известным российским актером – Александром Башировым. Герой Александра Николаевича – попавший к ссыльным уголовник Горелов. Можно сказать, в фильме — самый отрицательный мелкий герой, без малейшей надежды на изменение в лучшую сторону. Александр Баширов татарин по линии матери, фамилия матери – Кадырова. “Мне с утра позвонили и я спросонья сразу согласился – потому что нуждался в финансах. У меня везде требуют деньги. Странно, а я ведь рассчитывал жить при коммунизме. Не получилось. Я принципиально не читаю заранее ни книги, ни сценарии. Потому что хочу быть пластилином в руках режиссера талантливого. Радовать общество подонками, которых я играю, понимаете? Людям нравятся мои отрицательные герои. Все счастливы. Странно, да? А я радуюсь, когда в кассе увижу гонорары. Значит, не зря работал. Наконец, закончил ремонт в своем доме. В последнее время и в кино сниматься надоело. Хочется прожигать жизнь. Припасть к какому-то финансовому источнику, стричь купоны, хочется тунеядствовать, почивать на лаврах”, — говорит Александр Баширов. Его слова можно принять и за шутку. Ну скажите, кому же из нас не хочется просто наслаждаться жизнью? Но и Баширов на работе, и мы. Поэтому мы пытаемся вернуть тему разговора к роману и кино. Спрашиваем, читал ли он книгу. “Если хотите я почитаю книгу – вы мне заплатите. Это тяжелый труд. Я читал “Войну и мир”. На всю жизнь хватило. Я присоединен к космосу и вселенная меня питает”, — уходит от ответа актер. Хочу почувствовать от Александра Баширова, рожденного татаркой, какое-то особое теплое отношение к татарской женщине Зулейхе, и пробую повернуть вопрос в эту сторону. “Я интернационалист. Этническое своеобразие украшает, конечно, художественную ткань. Но на самом деле страдание или счастье оно не имеет национальности”, — говорит он. На этом наша беседа с Александром Николаевичем подходит к концу, мы благодарим его и желаем успехов. Он закуривает. Однако, как же много курит кинозвезда. “Я – башкир. Я спасаю людей” Алексей Онофрейчук — непрофессиональный актер. В проект он попал из-за отсутствия одной руки. “Когда им понадобился безрукий актер на роль Лукки, обратились в нашу Ассоциацию инвалидов. Сразу предупредил: “Я не актер”. Они: “Научишься”. На меня надели какую-то одежду, и вот я тут хожу. Сначала ругали, что переигрываю. Учусь у Чулпан, Баширова, других. Здесь живем как в сказке. Себя на экране еще не видел. Егор видит и его устраивает. Значит и меня устраивает”. “Лукка был мужиком, крепко стоящим на ногах – было хозяйство, были, наверное, и слуги. И здесь он умом работает, всегда думает, что сейчас ссыльным надо делать. Когда попали на берег, сказал, что надо поставить шалаш. Перед зимними холодами по его инициативе люди стали рыть землянку. Я — прораб, я руковожу. Лука – спаситель. Если бы не он, люди не смогли бы перезимовать. Я спасаю всех ссыльных. Я спасаю людей», -рассказывает Андрей о создаваемом им образе. Актер говорит, что в сериале он башкир: “Вот, сказали что и обувь у меня башкирская”. “Я своим образом постараюсь радовать любящих эту книгу людей” Елена Шевченко в сериале исполняет роль Изабеллы. “Что получится – наверное, только сам Егор может сказать, я занимаюсь только Изабеллой”, — говорит актриса своим прозрачным, шелковым голосом. Но, слово за слово, все же узнаю ее мнение о книге и фильме. Актриса призналась, что сама не фанатка романа. “Для меня это – несколько беллетристика. Я не являюсь поклонником романа. Я когда читала роман, каждый шаг предугадывала. Скажем, после тяжелого дня муж должен к себе позвать жену, произвести сексуальное насилие и выгнать — это уже было понятно. Так и случилось… Очень многих людей роман потряс. Поклонников романа тьма, я не хочу их огорчать, конечно, приложу все усилия, чтобы моя роль была хорошая. Роль замечательна, эту женщину сыграть хотелось. Что в конце от Изабеллы останется – этого только не знаю”, – сказала она. “Очень опасаюсь, что может получиться очередная история о том, как надо выжить, понимаете? – продолжает Елена. — Мне бы очень хотелось, чтобы в этой истории было – зачем делать такие трагедии, что за власть, которая делает такие чудовищные вещи? Зачем мы приговорены?” “Здесь история недолюбленного мужчины” “Значит это вы Игнатов? В вас влюбляется Зулейха?”, – говорю, глядя на Евгения Морозова. “Не сразу влюбилась”, – поправляет он с улыбкой. Евгений Морозов в сериале исполняет роль Ивана Игнатова. Это НКВДшник, убийца мужа Зулейхи. “На кастинг я пришел, понимая, что это большой проект, что фильм снимает Егор Анашкин и будут участвовать Чулпан Хаматова, Сергей Маковецкий. Актерам, идущим на кастинг, весь сценарий не отправляют, а только тексты предполагаемого героя. Только после утверждения на роль прочитал сценарий, затем и книгу купил и прочитал, – рассказывает Евгений Морозов, – В романе описаны очень страшные годы, сейчас читаю воспоминания переживших эти времена, просмотрел биографию Сталина – хочу больше знать о том времени. Не приведи Господь, если повторится даже одна десятая часть событий тех лет – страшно. Хорошо, что телеканал взялся за это произведение. Пусть после просмотра фильма станет стыдно тем, кто говорит: “Сталин был хорошим менеджером”. Нелегко играть человека, который с 17-18 лет пачками убивал людей, признается Евгений, говоря о своем герое Иване Игнатове. “Когда ознакомился с материалом, спросил у Егора: “Мы ведь не будем снимать только кровь и убийства”, потому что лучше документальной хроники не снимешь. “Мы снимаем про людей. О мужчине и женщине в этих ужасных обстоятельствах”, — сказал он. Мужская суть она некуда не делась, самое важное для мужчины – найти правильную женщину. Иначе он так и будет всю жизнь бродить по лесам бешеным лосем. С нами это происходит часто, если мы не находим любовь, свою женщину, которая отразит все твои недостатки. Это сложно, но ты должен будешь их принять. Здесь история недолюбленного мужчины. И он пошел доказывать себе, что он достоин любви. Чтобы показать, что лучше других, убивал пачками. Потому что это было такое время, что надо было быть лучше всех. Он старался доказать, что он хороший чекист. Он НКВДшник. Встретил Зулейху, которая очень верно с ним ведет себя. Мне нравится, что Зулейха требовательная, строгая. Она умудряется не ныть, а жить. Она книг не читала, но очень мудрая женщина, это наверное передалось ей по генам. Она выживает в ужасных условиях, в этих условиях рожает. Она умудряется и мужика приручить, который при ней достал пистолет и убил в прямом смысле слова. Делает человека из абсолютного дурака с пистолетом, который привык жить, рассыпая лозунгами, который даже не знает, что такое ответственность”, – рассказывает исполнитель роли Ивана Игнатова. Сейчас в деревне Семрук на берегу Камы работает команда из 50-60 человек, не считая массовки. Эпизоды на берегу Ангары планируют отснять до конца октября. Затем съемки перенесутся в Пермскую область, где будут снимать события первой части романа, которые происходят в татарской деревне.
Мокрая курица татарской литературы, или Кого предала Зулейха
Шумный роман уроженки Казани Гузели Яхиной появился кстати. Сталин решительно утвердился нашим современником, и потому роман, действие которого разворачивается в сталинскую эпоху, обречен на неравнодушие читателя. Почти все «толстые» журналы либеральной направленности в обеих столицах отозвались на получившую «Большую книгу» «Зулейху» благожелательными рецензиями.1 Несостыковки в сюжете, недостоверность некоторых персонажей и прочие литературные огрехи произведения великодушно прощались Яхиной как дебютанту.
Затем с некоторым опозданием роман прочли те, кого принято именовать русскими патриотами. Реакция их была предсказуемой. Они находили в романе недостатки, которые в глазах либеральных авторов выглядели очевидными достоинствами. Яхину обвинили в «борьбе с прошлым»2, нелюбви к России3 и других смертных грехах.
До земляков Яхиной роман дошел под самый конец года. Казалось бы, вот кто должен был обрадоваться: знай, мол, наших, без булдырабыз4 и все такое! Но вместо этого в казанских электронных изданиях появилось несколько рецензий, в которых автор романа и его героиня обвинялись ни больше ни меньше как в «национальном предательстве», «измене татарскому народу в угоду русским колонизаторам», «изящном навете на татарский традиционный уклад», «манкуртизме» и др.
Один из рецензентов недолго думая так и назвал свой текст: «История одного предательства»5. Другие критики «Зулейхи» также не поскупились на громкие слова и выражения, характеризуя текст как «дешевый образец псевдотатарского колониального романа»6, а самого автора как «человека, продавшего свою нацию»7. Последний рецензент вообще усомнился в том, что Яхина сама от начала до конца писала роман: «У женщины для этого не хватит ума, впрочем, ей этого и не нужно».
Пожалуй, стоило бы оставить без внимания эти гневные тексты. Они отражают не столько содержание самого романа, сколько внутренний мир людей, довольно своеобразно его прочитавших. Но есть одно обстоятельство, проигнорировать которое невозможно:
Казань — не Москва, читатели здесь не только читают критические рецензии, но и прислушиваются к ним. После появления вышеупомянутых откликов на роман Яхиной немало людей стало воспринимать «Зулейху» как звонкую пощечину татарам и Татарстану. Мне неоднократно приходилось слышать такую фразу: «Роман Яхиной не читал(а) и читать не буду. Говорят, он татарофобский».
В чем же провинилась Гузель Яхина вместе со своей героиней перед казанскими татарами? Для того чтобы найти ответ на этот вопрос, будет уместно освежить в памяти сюжет романа.
1930 год. Тридцатилетняя Зулейха Валиева живет в деревне Юлбаш с мужем Муртазой и его матерью — слепой столетней старухой. Муж у нее подходящий: «недолго бьет, быстро остывает», а вот свекровь — та просто проходу не дает. Ругает и шпыняет по поводу и без повода. Кличет невестку «мокрой курицей», «жидкокровной», «маломеркой» и др. Зулейха зовет свекровь Упырихой. Про себя, конечно.
Утро Зулейхи начинается с выставляемого Упырихой в сени «судна» («из молочно-белого фарфора, с нежно-синими васильками на боку»).
Образ Упырихи, на мой взгляд, — наиболее убедительный в романе. В самом начале повествования она предстает злобной старухой-тираншей, владычицей морской, не знающей, чего ей еще пожелать. Но как преображается она, когда заговаривает с сыном! Злобная мегера превращается в умилительно заботливую мать.
Неужели рецензенты, хором обвиняющие Яхину в незнании национального характера, никогда не встречали таких колоритных татарских мамаш, продолжающих нянчиться со своими сыновьями и не желающих делить их ни с кем, даже если у сыновей уже имеются собственные дети и внуки?
Упыриха была полновластной хозяйкой в доме при покойном муже и теперь требует беспрекословного подчинения со стороны невестки. В голодные годы Упыриха потеряла своих детей. Выжил только младший — Муртаза. Долго не могла и не хотела она отпустить его от себя. И только когда Муртазе стукнуло сорок пять, Упыриха смирилась — женила сына. В их с Муртазой мир входит посторонний — маленькая Зулейха. Упырихе кажется, что Зулейха недостаточно заботится о ее сыне. Что же тут необычного? Борьба между свекровью и невесткой — это классика жанра.
Упыриха вобрала в себя как положительные, так и отрицательные черты, присущие татарскому народу. Это самый полнокровный персонаж в романе. И потому упреки в том, что в лице Упырихи и ее сына Муртазы высмеян и унижен весь татарский народ (Р. Айсин, «История одного предательства»), звучат неубедительно.
Сын Упырихи Муртаза обрисован скупее. Это — «сильный мужчина, большой», обладатель «кустистых бровей», «курчавого живота» и «мохнатых плеч». Крепкий хозяйственник, как сейчас принято говорить. Дом — полная чаша. Но Зулейхе почему-то недоступны имеющиеся в изобилии блага. Идет борьба с кулаками. Муртаза и Зулейха ждут незваных гостей. Нужно срочно уничтожать продуктовые запасы, и Муртаза запихивает себе в рот палку конской колбасы (казылык): «Слышно, как скрипят под крепкими зубами упругие конские жилы». Ест через не хочу, но жене не предлагает, хотя и казылыка, и другого добра хоть отбавляй. Зулейха лишь тайком «ворует» на чердаке пастилу, пока все спят. Не для себя — для духов, чтобы умилостивить их. Прежде всего духа околицы, чтобы тот в свою очередь замолвил доброе словечко перед духом кладбища, где погребены четверо ее дочерей, умерших в младенчестве.
По роману, все, что знает Зулейха о религии и национальных легендах, усвоено ею в детстве от матери. Муртаза каждую пятницу ходит в мечеть и, возвращаясь, передает жене услышанное от «муллы хазрата». Но то ли мулла не очень красноречив, то ли Муртаза плохо доносит до жены слова проповеди — на ее мировоззрении это не сильно отражается.
Так и прожила бы Зулейха с Муртазой до самой смерти, если бы не коллективизация. Кто-то предупреждает их о предстоящей продразверстке. Муртаза с женой отправляются до рассвета на кладбище. Здесь, между могилами дочерей, они зарыли в деревянном ящике зерно. Лихо, конечно, придумано. Но, с другой стороны, почему бы и нет?..
На обратном пути им попадаются красноармейцы (красноордынцы, как называет их Зулейха). Красноордынцы спрашивают дорогу, но Муртаза, у которого нервы на пределе, замахивается на их главаря топором. Тот предупреждает удар выстрелом. Зулейха привозит убитого мужа домой, раздевает, укладывает в постель, ложится как ни в чем не бывало рядом. Утром являются те самые красноордынцы во главе с тем, кто накануне убил мужа, — Иваном Игнатовым.
Зулейхе дают классические пять минут на сборы. Игнатов доставляет раскулаченных в Казань, в пересыльную тюрьму. Здесь, казалось бы, судьба должна была навсегда разлучить Зулейху и убийцу ее мужа. Но начальник и в прошлом боевой товарищ Игнатова — Бакиев приказывает ему сопровождать группу поселенцев до Сибири. Начинается долгая дорога на восток. В пути часть поселенцев умирает от невыносимых условий, часть — сбегает (как раз из того, восьмого, вагона, в котором едет Зулейха). Сама Зулейха отказывается присоединиться к беглецам. Куда ей, с ребенком Муртазы в животе? О своей беременности она узнает от гинеколога Вольфа Карловича Лейбе, чокнутого профессора, берущего ее под опеку во время долгого пути.
Если Зулейха поймет, что больше не может сносить лишения, у нее есть средство понадежнее: оставленный мужем кусок сахарной головы, пропитанный крысиным ядом, — на случай, если красноордынцы придут забирать лошадь по кличке Сандугач (Соловушка). Добрая Зулейха впервые ослушалась мужа — пожалела животное вместе с жеребенком. Но и сахар тоже не выбросила.
После занявшей несколько месяцев дороги поезд прибывает в сибирский райцентр. Игнатов уверен, что миссия его на этом выполнена и он может наконец возвратиться в Казань. Однако местный чекист по фамилии Кузнец приказывает ему сопровождать поселенцев на барже по Ангаре — до пункта назначения. Игнатов поначалу отказывается, но Кузнец между прочим напоминает ему про побег из восьмого вагона и не советует торопиться с возвращением в Казань. Теперь уже у читателя не остается сомнений: Игнатов с ним, читателем, надолго и никуда не денется до конца романа…
Ржавая посудина «Клара» забита людьми сверх нормы. Во время начавшегося шторма она идет ко дну. Игнатов, задремавший на палубе, не успевает открыть дверь в трюм, где содержатся спецпоселенцы. Триста человек гибнет в «метели белых пузырей» Ангары.
Спасаются только он и беременная Зулейха, оставленная по его распоряжению на верхней палубе, да еще несколько матросов. Осколок сахарной головы растворяется в водах Ангары. Зулейха видит в этом знак: нужно жить дальше и перестать думать о смерти как способе избавления от страха, голода, неопределенности. Вскоре в пункт назначения на катере вместе с Кузнецом прибывают старики, которые не поместились на злосчастную «Клару». Это были самые слабые люди, которые могли не вынести пути в набитом до отказа трюме баржи.
Кузнец приказывает Игнатову ждать его возвращения, и тот остается вместе с выжившими поселенцами. Всего их тридцать, включая самого Игнатова…
Неплохое начало для робинзонады. Оторвавшиеся от корней, как сказали бы критики романа, переселенцы пытаются выжить. Всякому находится дело по душе. Каждый оказывается на своем месте. Игнатов каждый день ходит на охоту. Чуваш Лукка Чиндыков обеспечивает переселенцев рыбой. Излечившийся от состояния, близкого к помешательству, профессор медицины Лейбе собирает в лесу полезные травы. Он же принимает у Зулейхи удачные роды. Вопреки пророчествам Упырихи, у «жидкокровной» Зулейхи рождается мальчик. Здоровый мальчик. Это само по себе чудо — после всего, что перенесла за последнее время Зулейха.
Проходят недели, а Кузнец, обещавший вскоре возвратиться со сменщиком Игнатова, так и не появляется. Люди остаются на зимовку. Под руководством опытного крестьянина Авдея Богатыря поселенцы, состоящие частью из раскулаченных крестьян, частью — из ленинградской интеллигенции, роют землянку. Но Игнатов не простой буржуазный Робинзон, а советский. С одной стороны, его задача — обеспечить выживание подопечных Пятниц, с другой стороны, он должен организовать для них новую жизнь с чистого листа, перевоспитать их.
Только весной объявляется Кузнец с новой партией поселенцев. Увидев обросшего, в истрепанной одежде Игнатова-Робинзона, Кузнец поражен, что тот вместе со своими подопечными уцелел. Вскоре на месте зимовья спасшейся группы вырастает небольшой поселок. У него появляется необычное имя: Семрук.
Некоторые критики увидели в «Зулейхе» роман о ГУЛАГе. Это не так. Яхина написала роман о Семруке. Семрук — это ГУЛАГ наоборот, анти-ГУЛАГ.
Гоголь в «Вечерах на хуторе…» придумал свою Украину, имевшую мало общего с реальной Малороссией. Яхина придумала страну Семрук. Это не Казань и не Ленинград. Это забытое богом место на реке Ангаре. Как писал тот же Гоголь, «хоть три года скачи, никуда не доскачешь». До Семрука можно добраться лишь водным путем из города N. Здесь от каждого берется по способностям, каждый занят любимым делом. Единственный отрицательный герой в поселке — бывший уголовник Горелов. Но и ему не удается проявить своих отрицательных качеств в идеальном семрукском обществе. Горелов строчит доносы Кузнецу, но районное начальство до поры не реагирует на поступающие сигналы.
Во главе этого «Города Солнца» стоит рефлексирующий чекист Игнатов, которому по ночам являются утопшие по его недосмотру пассажиры «Клары». Разве мог протянуть такой «плачущий большевик» в условиях обычного ГУЛАГа до 1946 года? Конечно же нет. А в Семруке смог, потому что здесь все по-другому.
В поселке Семрук рождается новый человек. Национальные и религиозные различия не имеют больше никакого значения. И не потому, что начальство приказало отказаться от веры предков. Слишком далеко закинула судьба этих людей. Аллах не видит ее здесь, в этом медвежьем углу, решает Зулейха, иначе он давно бы отправил на тот свет ее сына Юзуфа, как предрекала свекровь. А духи, для которых она воровала пастилу, остались в Юлбаше.
Единственный, кто последовал за Зулейхой из ее прежней, досемрукской жизни на Ангару, — это Упыриха. Вернее, не сама Упыриха, а ее призрак. Обычно он является, когда стемнеет. Бывает, постоит, как тень отца Гамлета, и уходит, а иногда, перед тем как исчезнуть, произносит свои пророчества или упрекает, как в той, прежней, жизни. Но это уже не та Упыриха. В Семруке она выступает уже не как притеснитель Зулейхи, но как «громкий голос ее совести», если перефразировать высказывание М. Ганди.
Зулейха часто рассказывает сыну легенду о птице Семруг, или Шах-птице. В царстве птиц начался разлад. Тогда решили пернатые разыскать Шах-птицу и попросить ее стать их царицей. После долгих поисков лишь тридцати самым упорным птицам удалось добраться до самых вершин мироздания. И тогда поняли они, что Семруг — это они все вместе и каждая по отдельности. Красивая легенда, в которой воспевается сила духа, умение преодолеть любые невзгоды и выжить, сохранив в себе лучшие человеческие качества.
Если бы Яхина закончила свой роман 1945 годом, то его и впрямь можно было бы назвать утопией. Но в 1946 году в Семрук приезжает катер. Среди его пассажиров — бравый офицер в фуражке с малиновым околышем. Это лейтенант госбезопасности Горелов. Его появление знаменует конец рая в отдельно взятом поселке. Утопия оборачивается антиутопией. Маленький мир идеального Семрука обречен.
Первым делом бывший урка направляется к Игнатову и прозрачно намекает, кто теперь здесь главный. Вслед за Гореловым прибывает и сам Кузнец. Еще в начале войны тогда еще лейтенант Кузнец предлагал Игнатову «обнаружить» в лагере профашистские элементы, разоблачить заговор и таким образом получить повышение. Но семрукский Робинзон сделал вид, что не понял приятеля. Кузнец, до этого регулярно наезжавший в Семрук попариться, выпить и покалякать о жизни, быстро охладел к Игнатову. Теперь он прибыл с приказом об увольнении бывшего собутыльника из органов.
Идиллия кончается. Многие из старожилов Семрука к тому времени уже умерли. Профессор Лейбе был отправлен на работу в больницу райцентра, художник Иконников ушел на фронт и каким-то образом очутился в конце войны в Париже. Из старожилов кроме Горелова остались только сам Игнатов, Зулейха и ее сын Юзуф.
Ученик Иконникова Юзуф тоже мечтает стать художником. Он задумал бежать из Семрука в Ленинград, поступить в Академию художеств. Ленинград, конечно, далеко от поселка на Ангаре, но ведь Париж еще дальше, а Иконников все-таки сумел добраться до манившего его города. Юзуф скрывает свое намерение от всех, даже от матери, но та случайно узнает о планах сына. Первая реакция матери: не пущу! Но, взяв себя в руки, Зулейха идет к Игнатову.
Момент для визита не самый удачный. Игнатов после появления Горелова с минуты на минуту ждет Кузнеца с приказом о его отставке. Завидев приближающийся катер, Игнатов отсылает Зулейху.
Кузнец дает Игнатову пять минут на сборы. За это время Игнатов сжигает старую метрику Юзуфа и составляет новую. С таким, правильным, документом «сын красноармейца» Юзуф Игнатов имеет право поступить в академию. Убийца Муртазы спасает его сына. С воцарением в Семруке Горелова художника Юзуфа ждала бы незавидная судьба.
Зулейха провожает сына до места, где укрыта лодка, завещанная Юзуфу рыболовом Луккой, а затем долго еще стоит на утесе: «Лодка удаляется, уменьшается — а глаза ее видят мальчика все лучше, яснее, отчетливее. Она машет до тех пор, пока его бледное лицо не исчезает за огромным холмом. И еще много после, долго машет».
Будь на ее месте Упыриха, она бы ни за что не отпустила сына. Но это отнюдь не означает, что Зулейха любит своего сына меньше, чем Упыриха своего — или наоборот. Мы лишь имеем дело с разными проявлениями безграничной материнской любви. Для обеих женщин весь смысл их существования заключается в сыновьях. Только у Упырихи эта любовь собственническая, а у Зулейхи — жертвенная. Напомним, что и сам Муртаза собирался бежать в лес, оставив мать на попечение Зулейхи. Пуля Игнатова помешала этому.
К слову, Упыриха, вернее ее призрак, косвенно благословляет такое решение Зулейхи. Юзуф взрослеет. Целые дни проводит в мастерской: рисует. Зулейха переживает, что отчуждение между ними усиливается. И вот оно, ужасное открытие: сын собирается бежать, бросить ее здесь. В этот момент является Упыриха: «Зулейха хочет оттолкнуть Упыриху, замахивается — но вместо этого почему-то падает ей на грудь, обнимает могучее тело, пахнущее не то древесной корой, не то свежей землей. Утыкается лицом во что-то теплое, плотное, мускулистое, живое, чувствует сильные руки — на спине, на затылке, вокруг себя, везде. Слезы подступают к горлу, веревкой свивают глотку — Зулейха плачет, уткнувшись в грудь свекрови, долго и сладко. Слезы льются так щедро и стремительно, что кажется — не из глаз, а откуда-то со дна сердца, подгоняемые его частым и упругим биением. Минуты, а может, часы спустя, выплакав все не выплаканное за годы, она успокаивается, приходит в себя. Еще спешит дыхание, еще вздымается судорожно грудь, но уже разливается по телу долгожданное усталое облегчение… Зулейха удивленно отстраняется, чтобы заглянуть свекрови в глаза. Лицо старухи — темно-коричневое, в крупных извилистых морщинах. Да и не лицо то вовсе — древесная кора. В объятиях Зулейхи — старая корявая лиственница… Зулейха утирает со щек прилипшие куски коры и хвои, бредет из тайги обратно в поселок». После этого символического примирения Упыриха больше не тревожит Зулейху.
Как видно, роман Яхиной многослойный, неоднозначный. Наряду с шаблонными или заимствованными из советской классики образами8 (вроде питерского рабочего Денисова) в «Зулейхе» действуют сложные характеры, выдуманные или удачно подсмотренные автором.
Но эволюция героев почему-то выпала из поля зрения критиков романа. Игнатов представляется как убийца Муртазы, а Зулейха — как предательница, «прыгнувшая в кровать к убийце своего мужа» (Р. Айсин).
Татарский драматург Батулла упаковал сюжет романа в одну фразу: «Забитая татарка, у которой убили “хорошего мужа”, выходит замуж за убийцу собственного мужа»9. Пожалуй, если бы М. Хабутдинова, Р. Батулла, Р. Айсин и прочие критики писали рецензию на роман И. А. Гончарова «Обломов», то они бы представили его как историю о мужике, который целыми днями лежал на диване, а потом помер. А еще бы им показалось, что это русофобский роман, потому что русский Илья Ильич показан каким-то нелепым и «приниженным» на фоне умного немца Штольца.
На самом деле героиня романа не выходит замуж за Игнатова, несмотря на уговоры последнего. Игнатов не воспитывал сына Зулейхи и Муртазы, как утверждает тот же Батулла. Более того, на протяжении всего романа нет ни слова о каком-то общении Юзуфа с Игнатовым. Что касается новой фамилии, то не Юзуф или Зулейха меняют ее. Сам Игнатов делает это. В невероятной спешке перед побегом Юзуфа.
Самое простое, что могла сделать Зулейха для спасения себя и своего малолетнего сына, — это стать любовницей или женой Игнатова. Тем более что он ей был небезразличен, а сердцу, как известно, не прикажешь. Но этого не происходит. Долгие годы Зулейха борется с чувствами, не смея приблизиться к Игнатову. И лишь восемь лет спустя сдается. Она, казалось бы, обретает свое женское счастье. Сын уже вырос, его жизни, как в первые годы, ничто не угрожает. Но она ошибается.
Возвратившись однажды от Игнатова, Зулейха видит, что постель сына пуста. Бросается на поиски. Сначала она находит сломанные лыжи, затем видит сына, забравшегося на высокое дерево. Под деревом — стая волков. Ставшая к тому времени опытной охотницей, Зулейха истребляет хищников. Сын спасен, но после пережитого заболевает и находится между жизнью и смертью. Зулейха видит в этом знак и принимает это как справедливое наказание за ее грех. После выздоровления сына она уже не возвращается к Игнатову. Увидеть за всем этим лишь банальное предательство может только человек, не способный к вдумчивому прочтению.
Но не только предательство «раскрыли» в романе Яхиной бдительные казанские критики. Филолог М. Хабутдинова увидела в нем оправдание сталинских репрессий: «Браво Яхиной, создавшей воистину гимн в честь репрессий как необходимой ступени в духовном самосовершенствовании советского человека!!!» Вот уж действительно: воистину. Но и этого критику мало. «Г. Яхина предлагает своим соплеменникам стать частью расы господ колониальных империй», — пишет М. Хабутдинова. Само произведение характеризуется как «дешевый образец псевдотатарского колониального романа». Но далее Хабутдинова замечает, что «духовным центром Казани в течение двух веков выступал Казанский университет — один из краеугольных символов российский науки и культуры». Помилуйте, но ведь основанный в 1804 г. Казанский университет был одним из проявлений того самого «колониализма», за который Хабутдинова так поносит Яхину!
Другим ориентиром духовности в глазах Хабутдиновой выглядит Казань 1920—1930 гг.: «В романе не упоминаются имена представителей национальной интеллигенции, — сетует Хабутдинова. — Очень жаль, что жительнице Казани не удалось создать реалистичный бессмертный образ Казани 1920—1930-х гг.». Да ведь роман же не о Казани! Кстати, на фоне развлечений казанской богемы того времени Зулейха, которая топит по ночам баню и «ворует» пастилу для духов, выглядит образцом традиционализма и добропорядочности.
От рецензий казанских авторов веет какой-то местечковой любовью-ненавистью к Москве, свойственной многим провинциалам. С одной стороны, Москва — сосредоточие всего плохого, что есть в мире, с другой — каждый стремится туда попасть. Иначе нельзя понять упреки, адресованные автору «Зулейхи»: «Видимо, годы работы в пиар-агентстве Москвы наложили свой неизгладимый отпечаток…», «долгие годы интеллектуального кружения в московско-либеральных кругах».
Читая подобные рецензии, понимаешь отчасти причины успеха Яхиной. Ей удалось преодолеть местечковость татарской литературы, стать интересной не только узкому кругу любителей «национальной словесности». За такие вещи принято говорить спасибо. Но, видимо, не в Казани.
В интернете развернулась дискуссия: стоит ли считать Яхину татарской писательницей? Роман ее написан на русском языке, и потому она прежде всего русский писатель. Но для казанских критиков Яхиной дело не в языке. Татарский писатель — это титул, который нужно заслужить: «Яхина не может быть той, кто способен описывать драму татарского народа. Потому что она не принадлежит к его культурно-духовному кругу» (Р. Айсин). Кто принадлежит к этому кругу, рецензент не уточняет.
Сейчас в Казани готовится перевод книги на татарский язык. Быть может, чтобы не травмировать местную творческую интеллигенцию, стоит сделать этот перевод адаптированным для казанских читателей?
Существует легенда, что во время гражданской войны в Испании участникам интернациональных бригад демонстрировался фильм «Чапаев». Всякий раз, когда Чапай в конце фильма тонул в Урале, в зрительном зале раздавались гневные крики и даже выстрелы. И тогда режиссеры фильма братья Васильевы пошли навстречу аудитории. Переделали финальную сцену. Чапаев больше не тонул, а благополучно доплывал до другого берега. Народ был доволен.
Может, стоит таким же образом поступить и с «Зулейхой»? Попросить Яхину исправить концовку. Зулейха после XX съезда возвращается в родную деревню. Находит могилы Муртазы и Упырихи, плачет и просит у них прощения. К ней возвращается из Ленинграда сын, разочаровавшийся в искусстве и пресытившийся соблазнами большого города. И они начинают жить-поживать, занимаясь сельским хозяйством. Благо Хрущёв разрешил увеличить размеры приусадебного хозяйства, а налог на него снизил.
Так живут Юзуф с Зулейхой долго и счастливо. Юзуф большой и сильный, а Зулейха стареет, она уже потеряла слух и зрение. И каждое утро молодая жена Юзуфа выносит на двор Зулейхин горшок из «молочно-белого фарфора, с нежно-синими васильками на боку»…
Но Яхину, к счастью, переводят не только на татарский. Впереди у писательницы несомненный успех на Западе. В «Зулейхе» есть все, что составляет привычный рацион западного читателя: и «постколониализм», и «гендер». Для поклонников Мишеля Фуко найдется немало примеров на тему власти и подчинения. А случай профессора Лейбе просто словно сошел со страниц «Истории безумия в классическую эпоху».
Благодаря роману немало читателей в мире впервые услышат о существовании такого народа, как татары. Уже за одно это стоит сказать Гузели Яхиной: зур рахмат10.
Похоже, казанские критики романа придерживаются принципа: о татарах либо хорошо, либо ничего. Но так говорят лишь о покойниках. А татарский народ не только жив, но и полон сил. По крайней мере, такие выводы можно сделать, внимательно прочитав роман Гузели Яхиной.
2 Артамонов В. Гузель показала личико. — Литературная газета, 2015, № 50 (6536).
3 Трапезников А. «Свобода от» и «свобода для». — Литературная газета, 2015, № 38 (6526).
4 Без булдырабыз (татарск. мы можем) — неофициальный девиз Республики Татарстан.
5 Айсин Р. История одного предательства. http://poistine.org/istoriya-odnogo-predatelstva#.V5mXeaOLXoQ
6 Хабутдинова М. Если заглянуть в глаза Зулейхе. http://kalebtatar.ru/article/2813
8 При этом ничем не обоснованным выглядит утверждение М. Хабутдиновой в вышеупомянутой статье, что «казанские главы о гинекологе Лейбе представляют собой низкосортную копию соответствующих глав из “Собачьего сердца” М. Булгакова».
Рецензия на роман Яхиной Зулейха открывает глаза
Рецензия опубликована в журнале «Дружба народов» № 10 — 2015
Древняя восточная легенда гласит, что когда-то слетелись птицы всей земли на торжество, чтобы веселиться и радоваться жизни. Вот только праздника не получилось, начали ругаться и ссориться. Долго кричали, на всей земле было слышно, устали все от того шума. И тогда самый мудрый из всех, удод, предложил остановить распри и выбрать повелительницу, которой бы подчинялись остальные. И птицы решили просить Симурга, птицу счастья и справедливости, стать их царицей.
Долог был путь, семь долин предстояло пройти, семь морей пролететь. Много опасностей ждало птиц на том пути, и не все выдержали его тяжести: одни погибли, другие вернулись домой. И только тридцать самых стойких добрались до дворца Симурга. Огляделись вокруг и поняли — они и есть та самая божественная птица. Симург — это каждая из них и все они вместе взятые.
Имя Симург переводится как «тридцать птиц». В татарском варианте оно звучит как Семруг.
Гузель Яхина рассказала нам легенду. По-своему, по-женски, по-татарски. Легенду длиною в роман. О тридцати переселенцах, переживших сотни других, проделавших тяжелый и опасный путь. Путь от Казани до маленького никому неизвестного поселка, расположенного на высоком берегу реки Ангары. Поселка, которого в далеком 30-м году прошлого века не было на карте, — они построили его и назвали Семрук. Хотели «Семь рук», правда. Мол, на четверых главных работников семь рук всего, один инвалид. Да машинистка ошиблась, допустила опечатку, и пошла бумага по инстанциям. Семрук и Семрук. Не переименовывать же. По-татарски почти как имя царицы птиц.
«Зулейха открывает глаза» — книга, пронизанная болью за нашу страну. Роман, каждая строка которого полна страданий, оставляющих в душе глубокий след — до невольных, непрошенных слез. Таких книг в современной литературе — по пальцам пересчитать.
«Зулейха открывает глаза» — книга об одном из самых трагических периодов становления советского строя в нашей стране, времени, когда нищета и беднота брали власть в свои руки и требовали равенства. Тысячи и тысячи самостоятельных крестьян, владеющих собственным, зачастую совсем небольшим хозяйством, огородом, пашней, признавали кулаками и высылали в далекую Сибирь — зачастую навсегда. Хозяйство Муртазы — жителя маленького татарского поселка Юлбаш — подлежит раскулачиванию. Есть разнарядка, выехал вооруженный отряд красноармейцев. Муртазу убивают — не захотел сдаться добровольно, поднял топор на командира отряда Игнатова. Зулейха, главная героиня романа, жена Муртазы, остается одна. На сборы пять минут. Всего-то и успела взять, что теплый тулуп. Повезло, хоть не замерзнет в Сибири. А вот профессору Лейбе — доктору, ученому, арестованному по доносу прислуги, не позволили вернуться домой и собрать вещи… Полный поезд переселенцев. Много питерских интеллигентов. С нежными музыкальными пальцами, писатели, художники, поэты. Страна не выполняла план по раскулаченным. Чиновники «на местах» делали приписки, переводя сотни людей из одной социальной группы в другую. Шесть месяцев поезд идет в Сибирь, неделями простаивая на полустанках в ожидании своей очереди. Десятки эшелонов, сотни. Страну выворачивают наизнанку. «Как жить, мама? Как жить?!. Грабят, грабят, грабят. Забирают все. Когда уже не остается у тебя ничего — хоть к праотцам отправляйся! — дают отдышаться. А придешь в себя, приподнимешь голову — опять грабят», — плакался своей столетней матери Муртаза. И ей нечего ответить сыну. Муртаза трудолюбив. Пашет, сеет. Крепко стоит на ногах. Врос в землю, словно огромный вековой дуб. Не подарок Муртаза. Жене за целую главу десять слов всего и сказал. По имени не назвал ни разу. Только и слышала Зулейха от мужа — «женщина»! Женщина, принеси! Женщина, убери! Женщина, подай! Словно рабыня. Впрочем, рабыня и есть. Хоть и жена.
Стоит дуб, держит землю, страну крепит своими корнями. Однако ищет врага новая власть. Не нужны ей сильные самостоятельные мужики. Роется у корней дуба кто-то, острым клыком подрезая силу, червячком скользким пробираясь под кору, жучком вертким выпивая влагу. Они настоящие хозяева страны. Кузнец, Игнатов, Бакиев, Мансурка-Репей, Денисов… Хоть под одну гребенку всех и нельзя. Вот Горелов. Яркая личность. Урка, блатной, уголовник. Две ходки, эта третья. А под конец книги — галифе, мундир, погоны: «франтоватый военный в жестко наглаженной форме и обильно надушенный одеколоном» — лейтенант. Из зеков — в начальники. Кулаки — враги народа, враги власти, а урка для власти — помощник. Старший по вагону, смотрящий, стукач — и в конце романа, уже после войны, новый комендант того самого сибирского поселка переселенцев. Где разница между уголовником и энкавэдэшником? — словно спрашивает автор. Один посадил на перо фраера, другой… Давай у тебя в поселке «обнаружим заговор, раскроем, организаторов расстреляем по закону военного времени, а сообщников — по лагерям. Вся Сибирь узнает. Поселенцам — урок: во избежание! Другим комендатурам — пример. А нам с тобой… дырочки сверлить в петлицах», — говорит Кузнец, сотрудник НКВД, отвечающий в районе за пересыльных. Это он Игнатову предлагает. Игнатов — красный командир, раскулачивал, сопровождал до места поселения, волею судьбы и начальства — комендант их поселка. Застрелил мужа Зулейхи Муртазу, бровью не повел, не первая смерть на счету. Только там война была, революционная борьба. А здесь другое. Отказывается. Совесть проснулась.
И это лишь командиры и начальники. А сколько еще разных мелких нахлебников, рваный картуз да дырявые портки. А еще большой рот и тысячелетиями взращенная злоба, зависть взращенная. Как сорняки на поле — растут, не дают свободы полезному, забирают влагу и солнце. Жизнь забирают…
«Зулейха открывает глаза» — роман о кромешно трудной жизни, написанный прекрасным языком. Женским, ласковым. Россыпь татарских слов — кульмэк, камча, бичура… Интересен не только слог — быт тех лет, национальные устои. Труд с раннего утра, еще затемно. Пока не проснулась Упыриха, столетняя мать Муртазы, слепая совсем, надо вынести ее ночной горшок. Подоить корову, расчистить снег, приготовить завтрак. Обед, ужин, стирка, уборка. Все на плечах Зулейхи, маленькой зеленоглазой женщины. К вечеру сил нет никаких, хочется лечь на кровать (а и кровати-то нет, спит на сундуке), да как уснешь. Мать хочет помыться — говорит Муртаза. И нужно натаскать два десятка ведер воды, протопить баню, стерпеть изощренные измывательства Упырихи, попарить свекровь, потом мужа, заварить им чаю, напоить, а когда они отправятся спать, вымыть все до другого раза, нового дня.
…Читается книга. Едет поезд в Сибирь. Плывет баржа по Ангаре. Все дальше родной поселок Зулейхи. Новое место жизни. Новые люди, другой быт. Национальностей два десятка. Исчезают татарские слова, забываются, тают. Яхина великолепно владеет техникой погружения в жизнь своих героев, описывает быт переселенцев так, словно провела с ними десятки ночей в поезде, тонула вместе с баржой, грелась у костра, плела снегоступы, охотилась, ловила рыбу, рисовала картины в клубе, пила самогон с комендантом…
«Зулейха открывает глаза» — глубоко женский роман. Не в том смысле, что — для любительниц всплакнуть о несчастной любви и счастливом замужестве в финале. Хотя и несчастливая любовь в романе есть. Это книга о женской силе, воли к жизни, стремлении в первую очередь продолжить род, родить и воспитать сына. Воспитать и отпустить, как птицу, как сокола, в дальний путь с неизвестным концом, с неясной судьбой — но с уверенностью: он сможет, потому что я дала ему все, что могла.
Книгу Гузели Яхиной нужно воспринимать через рождение.
Вот Зулейха. Умерли четыре дочери, одна за другой. Вот Илона, любовница Игнатова — семь лет бесплодна. Вот Груня, сожительница люмпенизированного Степана — забеременела в 46 и умерла при родах. Яхина словно запрещает своим героиням рожать в том страшном времени «красноордынцев»: не продолжить им род свой, не родится у них никто, не может родиться, не должен. Даже доктор Лейбе, светило по женским делам, тут не помощник, талант его не может проявляться в жизни, в которой нет счастья и справедливости. И лишь в далекой Сибири, на вольной Ангаре начинается новая жизнь, появляются дети, выходит из беспамятства доктор. Только у тех, кто перенес несчастье, кто потерял прошлую жизнь, у кого есть память, кто вынес в своем сердце всю тяжесть этого горя, не покорился, не сломался, только у них будут дети. Они будут жить и помнить.
Везде способен пустить корни человек. Если хочет жить, если хочет продолжать род свой. Сибирь — не Северный полюс. Есть земля, солнце, вода. Рыба есть, зверь, птица. «Зулейха открывает глаза» — роман о том, как женщина, маленькая, слабая, оказывается в ситуации, в которой далеко не каждый мужчина способен выжить. Зулейха не просто выживает. Вопреки природе, небесным силам, здравому смыслу — рожает в нечеловеческих условиях. Мальчика, Юзуфа, память о Муртазе. Вон он, тот росток, тот молодой побег, который пробивается через всю эту страшную жизнь, тот, кто спасается от острых клыков, скользких червяков, ненасытных жуков-паразитов. Он, родившийся в неволе, на берегу Ангары, в голоде, холоде, словно символ новой страны, той, которая победила фашизм, которой строить новую жизнь, запускать человека в космос, перегораживать реки, возводить города. Вот только будет ли он счастлив?..
Семруг — птица справедливости и счастья. Тридцать переселенцев находят приют на берегу Ангары. Они прошли семь долин — долину Искания, Долину Любви, Долину Познания. Затем были Долина Безразличия, Долина Единения и Долина Смятений. Последней — Долина Отрешений. Они прошли и ее. Чтобы войти в страну Вечности, страну, куда нет входа живым. Вошли, чтобы понять: они и есть Семруг, они и есть высшая справедливость. Они и есть счастье. Счастье в неволе, в ГУЛАГе, вопреки неволе и ГУЛАГу.
Счастлив Игнатов. Что ждало его в Казани? Расстрел! Заговор, контрреволюционеры, враги народа. Арестован начальник Игнатова — Бакиев. Картина обычная для тех лет. Семрук меняет судьбу Игнатова. Он дарит ему жизнь и любовь. Любовь к Зулейхе. И пусть не ясно их будущее, но мы верим — эти люди слишком сильны, чтобы согнуться под тяжестью обстоятельств.
Счастлив доктор Лейбе. Казань вычеркнула его из списков врачей. Она забыла его. Стране не нужны доктора с враждебными немецкими фамилиями, буржуазными привычками, либеральными взглядами. Высохшая пальма и комната в бывшей когда-то его собственной, а теперь комунальной квартире — это все, что оставило доктору государство. Ангара и Семрук дали ему то, о чем он мечтал всю свою жизнь. Он, врач от бога, лечит самые тяжелые болезни, ставит на ноги безнадежных больных.
Счастлив питерский интеллигент, художник Иконников. Чем он занимался в Ленинграде? Рисовал, тихо проклиная себя, портреты усатого вождя. Семрук дает ему свободу творчества. Он, подобно Микеланжело, расписывает клуб, от пола до потолка, один. А после добровольцем уходит на Великую Отечественную и — воин-победитель — остается в Париже, городе своей мечты.
Счастлив агроном Константин Арнольдович. «Моя магистерская диссертация — еще в девятьсот шестом, в Мюнхене — была посвящена теории питания злаковых. Я рассматривал свой труд скорее как теоретический, имеющий стратегическое, нежели конкретное практическое значение. Мог ли я тогда подумать, что мне придется самому выращивать эту самую пшеницу?» — восхищается он.
Счастлив Горелов. Он, бывший уркаган, расправляет в Семруке плечи. Его будущее на Большой земле очевидно: за третьей ходкой — четвертая, следом — пятая, а там, глядишь, и смерть в воровской разборке. Стал бы он в Казани лейтенантом госбезопасности? Да никогда. Семрук меняет и его жизнь. Жаль только, что все его низменные инстинкты и замашки остаются при нем.
Счастлив Кузнец. Он сделал свое гадкое дело. Придуманный им заговор раскрыт. Не в Семруке, так в другом поселке. На погоны легли полковничьи звезды. Жизнь безбедна и сытна.
Счастлив Юзуф. Он не знал другой жизни. Родись он в маленьком Юлбаше, вслед за отцом сеял бы хлеб, скакал на жеребце по полям, парился бы в выходные в бане. Люди Семрука познакомили его с другим миром, где есть Казань, Петербург-Ленинград и Париж. Юзуф хочет учиться, стать художником и быть счастливым. И он отчаянно бросается в манящую неизвестность.
Счастлива Зулейха. В далеком Юлбаше осталась ненависть мужа, придирки свекрови, беспросветное будущее, рабский труд без благодарности, без радости, без удовольствия. Семрук подарил ей сына, дал любовь, странную, конечно, любовь к убийце собственного мужа, но сердцу не прикажешь. Жила она в Юлбаше чужая, маленькая, тихая, никому не нужная, жила сжавшись в комок и зажмурившись. А когда ее вырвали из этой привычной жизни, Зулейха открыла глаза и увидела мир. И превратилась в птицу Семруг. На это у нее ушла почти вся жизнь.
Главный человек ее жизни, ее смысл и радость — сын Юзуф — вырос. Ему пора в путь. Навстречу опасностям. Навстречу своему счастью.
Зулейха остается. Ей некуда идти. Она уже все нашла.
По легенде птица Семруг, когда у нее подрастает сын, бросается в огонь…
Гузель Шамилевна Яхина. Зулейха открывает глаза
На эту книгу только восторженные отзывы, и именно поэтому начинала читать с большой опаской. Часто характеристики «мощное произведение» и «откровение» носят популистский характер, а сама книга разочаровывает. Но не в данном случае! Действительно сильная, пронзительная история, заставляющая сопереживать, страдать и совсем немного радоваться. Трудная судьба, ужасные условия жизни, страшные события и много смертей вокруг, но это действительно помогает героине «открыть глаза». Воспитанная в восточной покорности, не смеющая поднять глаз даже на мужа, она постепенно становится сама творцом своей судьбы. Судьба дарит ей много хороших людей, каждый из которых играет свою роль в её жизни и жизни её драгоценного сына. Каждая мать любит своего ребёнка, но у Зулейхи особенная любовь — похоронив в младенчестве четверых дочерей, каждая из которых умирала у неё на руках, она воспринимает неожиданно родившегося сына как бесценный дар. Вся её жизнь сосредоточена в нём. И конец книги очень пронзителен — как можно отпустить сына во взрослую жизнь?! Это больше, чем оторвать кусок от самой себя…
Очень хороший стиль повествования, язык. Фразы иногда очень короткие, рубленые, иногда очень насыщенные. Яркие образы, характеры. Читается очень плавно, невозможно оторваться.
Но для меня есть важная особенность, не совпадающая с большинством мнений. Да, события страшные, да, очень жалко людей, попавших в эти условия и обстоятельства, но я не вижу здесь ненависти, страха, озлобленности. Всё это будто фон для чувств самой героини, будто констатация факта — да, так было. По эмоциональному накалу для меня эта книга сродни например «Судьбе человека» — тоже очень тяжёлые события, преодоление их. А более страшными для меня остаются «Рожденный дважды» и «Тысяча сияющих солнц».
Электронный читательский дневник 2.0
Гузель Яхина «Зулейха открывает глаза»
Жанр: Современная проза, Драма
Издательство: Редакция Елены Шубиной, 2015 г.
Аннотация: Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».
Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.
Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши — все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.
Всем раскулаченным и переселенным посвящается.
Мнение о романе:
«Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной – один из популярных современных романов, вызвавший небывалый интерес к истории и автору за последние два-три года. Настоящее явление в русской литературе.
Роман Гузель Яхиной мне очень понравился, оставив неизгладимый след в моей душе.
История Зулейхи – это непростая, полная драматизма история народа и страны в первой половине 20 века. Жизнь в татарской семье с дряхлым мужем и свекровью. Для нее такая судьба не сахар, но этим не ограничиваются трудности главной героини. Зулейху отправляют в Сибирь. И перед читателем предстает история женщины, оказавшейся на далеких берегах Ангары, которая находиться в поисках счастья.
Для меня история Зулейхи – сильная, яркая история маленькой татарской женщины, которая не потеряла душу в трудностях и лишениях, не смотря на тяжелые, почти невыносимые условия жизни: ссылка, голод, холод.
Не повезло людям, которые родились в то время жестоких перемен и глобальных изменений в стране. Но нужно не забывать, что это и наша история и мы должны помнить и знать, что пришлось пережить нашим отцам и дедам в тот период. Знать историю и не повторять ошибок тех поколений.
Роман «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной рекомендую всем читателям к обязательному прочтению.
***Роман «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной читала Манана Хозрнванидзе, главный библиотекарь библиотеки № 200 «Истоки». С моего профиля опубликовано ее личное мнение о романе. Наши мнения могут не совпадать.
«Зулейха открывает глаза»
17. Модная книга, которая у всех на слуху
Гузель Яхина «Зулейха открывает глаза»
М.: АСТ, 2015.
Награды:
2015 «Большая Книга»
2015 «Ясная Поляна»
Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по каторжному маршруту в Сибирь. Крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, чуваши, татары, немцы — все они встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и государства своё право на существование.
Охохо.
Даже и не знаю, как подступиться к рецензии.
Написано вроде и неплохо, читаешь прям и не то, чтоб наслаждаешься, но очень себе все наглядно представляешь – звуки, запахи, людей…
Это из плюсов.
Что же до всего остального…
Есть такая женщина, Зулейха. Было ей 15, выдали ее замуж за самодура Муртазу, 45 лет от роду. Муртаза ее бьет и голодом морит. Мать Муртазы, столетняя Упыриха, слепая-слепая, а жизнь Зулейхе отравляет, как сто зрячих.
А Зулейха что? Зулейха молчит и терпит, работает, рожает и хоронит дочерей. И из мыслей у нее одна – «Хороший у меня муж».
И вот грядет очередная облава «красноордынцев», Муртаза с Зулейхой пытаются спрятать посевной материал. В итоге – Муртазу убивает доблестный чекист Иван Игнатов. А Зулейху раскулачивают.
И вот едет-едет Зулейха подводами-паровозами-пароходами. И не просто Зулейха, а беременная Зулейха.
И наконец приехала.
На берег реки Ангары.
Зулейха, Игнатов (который был конвоиром и комендантом поезда) и еще 28 бедолаг. И ничего им злые люди не оставили, кроме ржавых пил, мешка патронов да пары ведер.
Однако, злой эксплуататор Игнатов заставил всех работать до изнеможения, но выбурить пол-тайги на дрова. И наши Робинзоны с свежеродившей Зулейхой пережили и осень (в тайге!), и зиму, и весну. И никто не умер. А потом приехали «новенькие» и привезли материал для дальнейшего житья-бытья.
Долго ли, коротко ли, поселок строится, дело спорится.
Прошли годы, вот уж 1946 на дворе. Зулейха и Игнатов постарели (ах, какие у них амуры были!), сын Зулейхи, Юзуф, вскормленный материнской кровью (в прямом смысле) вырос, возмужал и собрался бежать на большую землю…
Собственно, его побегом роман и заканчивается.
Итак, сюжет не нов, но вроде бы неплох. Казалось бы.
Но нюансы делают все.
1.Главная героиня.
Читала в отзывах о «философской составляющей романа», о достоинстве Зулейхи и прочих положительных моментах.
Так вот. Философии в романе нет.
И достоинства – человеческого – нет. Ибо Зулейха как была зверьком, так им и осталась. Нет у нее никаких инстинктов, кроме базовых. Даже с Игнатовым ее не любовь, не ненависть (за убитого мужа) связывали, а только половой инстинкт.
За годы жизни в Семруке (так поселенцы назвали свой поселок) Зулейха даже грамоте не обучилась, а ведь там была школа.
Вот что позволяет человеку оставаться человеком в даже самых ужасающих условиях?
Многое, конечно, но в первую очередь, интерес к другим людям – забота о них, сочувствие, соучастие.
А Зулейха далека от всего этого. Работая в лазарете санитаркой, она просто исполняет свои обязанности. До этого работала на кухне. Потом была охотницей. Ей все едино. Отработала-пайку получила-молодец.
Так и в теплушке, по дороге в ссылку, Зулейха ни с кем не разговаривает, ничего не делает, она далека от всех. Складывается впечатление, что люди ей попросту неинтересны.
И к сыну отношение такое же. Она кормит его, отдает последнее, даже свою кровь. Они – до его 16летия и их переезда в общагу – спят в одной постели, но Зулейха ничего не знает о Юзуфе. О том, что ему нравится рисовать, и пьяный художник Иконников, который рисовал маленькому Юзуфу невиданные места (Париж, Лениград, Лазурный берег) и животных (корова, собака, коза) ему куда как ближе, чем старый нудный доктор Лейбе, при котором живет мать и он сам.
Когда Зулейха понимает, что сын надумал бежать, она бьет его и бьется в истерике сама. Самка с детенышем.
2. Сама тема. Очень и очень коньюнктурная. Ужасы ГУЛАГа и СССРии очень хорошо продаются.
Только вот кого судим, товарищи?
Тех, кто «пламенея мотором», с чистыми руками и холодным сердцем, раскулачивали «бедненьких» крестьян?
Тех, кто закрывал на происходящее глаза, «я не я и хата не моя»?
Тех, кто писал доносы на соседей «заради» лишней комнаты в коммуналке? (типа Груни, домработницы доктора Лейбе)
А ведь это – наши прямые предки. Это, по сути, мы. Они выживали, как могли, и выжили, и дали жизнь нам. А мы их «ах-ах-ах, сволочи».
Ведь не Сталин, не Ленин сделали революцию. Ее люди сделали, такие же, как мы.
Мы, которые не пойдут к соседям узнавать, почему так долго и надрывно кричит ребенок, почему раздаются звуки ударов и треск ломающейся мебели.
Мы, которые будут снимать видео на месте страшного ДТП, потому что местные СМИ платят по 300 р за ролик.
Мы, которые дают взятки за ЕГЭ, поступление в вуз, оплачивают платные дипломы и курсовые.
Мы, которые кричат о продажности ментов, учителей и врачей, но садясь пьяными и непристегнутыми за руль предлагаем сержанту-дпснику с зп в 16 тыс рублей взяткой треть его зарплаты.
Это все мы.
И нас судить будут те, кто прочтут книги о нас.
Книги, написанные хоть и через сто лет, но также пристрастно и с прикрасами.
3. Третья моя претензия, пожалуй, самая объективная и самая «серьезная» для меня.
Всю дорогу меня не оставляло ощущение вторичности данного текста.
Мне вдруг вспомнились пары на 5 курсе, чтение дорогого нашего Ролана Барта, и его пафосное «Автор мертв»… Пожалуй, книга Яхиной – отличная иллюстрация к теории интертекстуальности.
Некий Павел Басинский таким образом охарактеризовал роман Яхиной «Зулейха открывает глаза»: «Манера Гузель Яхиной жесткая. Короткие фразы, минимум деталей, ничего лишнего».
Ничего не напоминает? Или никого?
Ага, он самый, Солженицын. Еще один коньюктурщик, поднявшийся на теме ГУЛАГа.
А еще мне вспомнилась о прошлом годе читанная эпопея Веры Кетлинской «Мужество». Там, правда, в героях –комсомольцы (боже, как в советское время были популярны слова на букву – коммунизм, комсомол, кулаки), и не на Ангаре, а на Амуре, но они также строили с нуля поселок, выросший до славного города.
В первой главе книги, где еще есть Муртаза и мать его – Упыриха, между матерью и сыном происходит диалог-воспоминание о страшном голоде, который унес жизни всех братьев и сестер Муртазы. Мать уверяет его, что они не ели трупы, а просто захоронили детей тайно. И вот этот эпизод очень-очень напоминает эпизод из очень мною любимой книги А. Брунштейн «Дорога уходит в даль».
В общем-то, сюжеты в литературе – как и в жизни – не новы. Но ведь литература – это не сюжеты, это их вербальная реализация и авторская трактовка, некая акцентуация.
Подытоживая и возвращаясь к началу: Зулейха глаза так и не открыла.
Оценка: 3/6
Я сегодня «Белинский года», но все-таки промолчу еще о нескольких недостатках книги, ибо лень.
Простите, дорогие сообщники, за многобуков.
P.s. Подходящие категории:
11. Книга о выживании.
15. Исторический роман или приключение.
37. Книга с событиями в гермитичных условиях.
39. Книга, в названии которой есть имя.
43. Книга, получившая какую-то премию.
45. Книга о жителях маленького городка.
51. Книга, поднимающая некую социальную проблему.
“Зулейха открывает глаза”: Большая книга о маленькой женщине, покорившая читателей по всему миру
В нашей рубрике друзья «Фомы» выбирают и советуют читателям книги, которые – Стоит прочесть.
Книгу рекомендует теле- и радиоведущая Тутта Ларсен
Автор
Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, закончила факультет иностранных языков Казанского педагогического университета, а также сценарный факультет Московской школы кино. Она публиковала свои рассказы в литературных журналах, однако успех ей принес дебютный роман «Зулейха открывает глаза», благодаря которому Яхину называют «самой яркой дебютанткой в истории российской литературы новейшего времени». В 2018 году вышел второй роман писательницы — «Дети мои».
Время написания и публикация
Долгое время писательница нигде не могла опубликовать свое произведение, безуспешно отправляла текст во многие издательства и журнальные редакции. И все же в 2014 году отрывок из него появился в журнале «Сибирские огни», а в 2015 роман вышел отдельной книгой. В одном из своих интервью писательница призналась: «“Зулейха…” — это очень личная вещь, я вынашивала и писала ее почти три года».
История создания
В основе романа о жизни и судьбе раскулаченных лежит история переселения бабушки писательницы. Гузель Яхина поместила свою героиню Зулейху в ту же эпоху (с 1930 по 1946 годы) и провела ее тем же маршрутом: Казань — Красноярск — спецпоселение на Ангаре.
Автор рассказывает, что родителей ее бабушки раскулачили, когда той было всего 7 лет, всех их сослали на Ангару и «высадили на пустом берегу, в глухой тайге». Сначала они жили в землянках, потом удалось построить дом, появилась работа в трудовом поселке на золоторудном комбинате: «Когда подплываешь к этому месту по Ангаре, поселочек, стоящий на высоком пригорке, очень красиво отражается в реке, очень похоже на древнерусский былинный град». Бабушка прожила там целых 16 лет, а после вернулась домой.
Из сибирских рассказов бабушки в романе используется несколько эпизодов. Один из них — самый страшный — о том, как тонет баржа, набитая сотнями поселенцев, запертых в трюмах. Бабушка писательницы видела это всё своими глазами — она в это время находилась на другой барже, шедшей следом.
Сначала Яхина и вовсе хотела сделать главной героиней бабушку. Однако решила «омолодить» героиню и показать путь изменения характера и мировосприятия тридцатилетней женщины: «Мне показалось, что нужный возраст — 30 лет, когда человек еще способен измениться».
Писательница рассказывает, что изначально роман открывался важной сценой (теперь она помещена в центральную часть романа), когда героиня стоит перед гигантской картой Советского Союза и осознает, что она сама — «маленькая песчинка» в этом огромном мире, его часть. «От этой сцены — назад и вперед по ходу действия — стали развиваться, разворачиваться какие-то события. Но отправная точка — маленькая женщина и большая карта», — говорит автор книги.
Действие романа начинается в 1930 году и продолжается до 1946 года. В центре повествования — судьба молодой татарской женщины Зулейхи Валиевой, которая живет со строгим мужем и суровой свекровью в деревне в ежедневном рабском труде и постоянных унижениях. Представители новой власти во главе с коммунистом Иваном Игнатовым убивают ее мужа, а беременную Зулейху вместе с другими «кулаками», жителями деревень, петербургскими интеллигентами и прочими «врагами народа» везут в вагонах для скота в Сибирь, где на голом берегу Ангары те, кто смог выжить, строят «социалистический поселок» Семрук. Главным для маленькой женщины в этой новой жизни становится сын Юзуф и материнская самоотверженная любовь к нему.
Интересные факты
Книга получила множество престижных российских литературных премий, среди которых «Книга года», «Большая книга» и «Ясная Поляна».
На сегодняшний день роман переведен на 30 языков, включая фарси, финский и китайский. Автор объясняет успех своей истории за рубежом тем, что психологический план книги для читателей важнее и интереснее, чем политический.
Изначально текст «Зулейхи…» писался как сценарий — отсюда и кинематографичность романа.
Стилистические особенности книги — смешение языков и фольклорный элемент наряду с религиозным. Яхина смешивает татарский и русский (в конце книги помещен словарик), а также вплетает в ткань текста легенды, народные рассказы и поверья о духах и мифологических существах.
Из всех персонажей книги (кроме параллелей образа Зулейхи с бабушкой автора) только один имеет реальный прототип — страшная деспотичная старуха Упыриха, образ которой сложился благодаря рассказам родных писательницы о ее властной родственнице. Все остальное в книге либо вымышлено, либо основано на воспоминаниях раскулаченных, сосланных и переживших ГУЛАГ.
Из-за сложных и серьезных тем коллективизации, репрессий, лагерей, историй о людях, которые лишились родного дома и были помещены в ужасающие условия, «Зулейху…» Яхиной сравнивают с произведениями Солженицына, Шолохова, Гроссмана и Шаламова, а также называют «женским вариантом» романа «Обитель» Захара Прилепина
…Отрывок из романа Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза»
Ангелы в клубе
В этом отрывке один из героев — ссыльный художник Иконников — расписывает поселковый клуб под видом «революционной агитации». Он рисует на его потолке изображения, похожие на иконы на церковном куполе, и располагает их по углам, на тех местах, где в православном храме изображаются ангелы или символы евангелистов.
Также в отрывке появляется сын главной героини Зулейхи — Юзуф.
конников лежал в закатном полумраке и смотрел на роспись… Завтра — предъявлять агитацию. Приедет Кузнец, будет щупать ее хищными глазками, прикидывать, достаточен ли идеологический посыл — а значит, оставить ли ее в клубе или содрать к чертям собачьим и сжечь, а самого автора — вон из мирной семрукской жизни, в лагеря, да подальше…
Иконников до предела выкручивает фитилек керосинки — и поднимает вверх. А там — небесный свод: прозрачная синева, по которой легко, перьями, плывут облака. Четыре человека вырастают из четырех углов потолка, напряженно тянут руки вверх, словно стараясь дотянуться до чего-то в центре… Златовласый врач в крахмально-белом халате, атлетический воин с винтовкой за спиной, агроном со связкой пшеницы и землемером на плече, мать с младенцем на руках — они молоды и сильны; лица — открыты, смелы и чрезвычайно напряжены, в них одно стремление — дотянуться до цели. До какой? В центре потолка — пустота.
— Они тянутся к тому, чего не существует, так?
— Нет, Белла, — Константин Арнольдович прикладывает узенькую ладошку к нижней губе, теребит тощую бороденку, — они тянутся друг к другу.
— Илья Петрович, — спохватывается Изабелла, — а где же собственно агитация?
— Будет, — усмехается тот. — Мне еще одну деталь осталось дописать, как раз за ночь успею…
Кузнец как приехал, — прямиком в клуб, агитацию смотреть. Встал посреди клуба, воткнул глаза в потолок; стоит, бровями шевелит, проникается. Иконников решает немного разрядить обстановку.
— Разрешите, — говорит, — я как автор пару слов про концепцию скажу… про основную идею то есть.
Начальство молчит, громко дышит.
— Агитация представляет собой аллегорию… собирательный образ советского общества, — Иконников поднимает руку поочередно к каждой из парящих в небе фигур. — Защитник отечества — символ доблестных вооруженных сил. Мать с младенцем — всех советских женщин. Красный агроном… он же хлебороб… воплощает земледелие и вытекающее из него процветание нашей страны, а врач — защиту населения от болезней, а также всю советскую научную мысль, вместе взятую… Армия и мирное население, наука и земледелие в едином порыве устремлены к символу революции — красному знамени.
В центре потолка, где вчера еще синело высокое небо, реет гигантский, похожий на ковер-самолет, алый стяг… «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — течет по его складкам увесистая, шитая толстым золотом надпись. Четыре фигуры по углам росписи, сразу будто уменьшившиеся в размерах, теперь истово тянут руки в определенном направлении — к знамени. <…>
— Ну… — произносит наконец Кузнец. — Пробирает, хвалю. Такому мастеру и артель доверить можно.
И — хлоп Иконникова по сутулому плечу, тот еле на ногах устоял.
Начальство пошло вон, а Илья Петрович остался в клубе. Сел на стремянку, опустил голову в перепачканные краской руки, так и сидел, долго. Когда наконец поднял лицо, с потолка непривычно дохнуло горячим и красным — знамя.
Конечно, это были ангелы. Про них Юзуфу рассказывала мать: что парят они в небесных высях, питаются солнечным светом, иногда, невидимые, встают у людей за плечами и защищают в беде, а являются редко, только чтобы возвестить что-то очень важное. Мать их называла — фэрэштэ. По-русски — ангелы, значит.
Он так и спросил у Ильи Петровича: вы ангелов на потолке нарисовали? Тот заулыбался. Очень даже может быть, говорит.
Однажды, когда Иконникова не было в клубе, Юзуф залез на леса и тщательно изучил почти законченную роспись вблизи. Сначала долго лежал, смотрел на златовласого врача, а тот смотрел на Юзуфа. Глаза у врача были остро-синие, яркие, волос пышный, бараном. «На доктора нашего похож, — решил Юзуф. — Только молодой и без лысины».
Затем смотрел на агронома. Этот был еще моложе, совсем юноша, мечтательный, нежный; щеки бархатные, взгляд восторженный. Ни на кого не похож — не было в Семруке таких радостных лиц.
Иное дело воин: глаза строгие, упрямые, рот в нитку — вылитый комендант. Удивительно, как могут быть похожи люди и ангелы.
Женщина с ребенком была зеленоглаза, темные косы скручены на затылке; дите на руках — крошечное, полуслепое. Юзуф и не знал, что дети при рождении бывают такими мелкими. Интересно, ребенок ангела, когда вырастает, тоже становится ангелом? Додумать не успел — пришел Иконников.
— Ну как, — спрашивает, — рассмотрел? И кто это, по-твоему?
Юзуф слез с лесов, деловито отряхнулся.
— Конечно, — говорит, — ангелы, самые обыкновенные. Каждому понятно. Что я, маленький, что ли, таких вещей не понимать…
Книга публикуется по соглашению с литературным агентством ELKOST Intl.
© Яхина Г. Ш.
© ООО «Издательство АСТ»
Часть первая
Мокрая курица
Зулейха открывает глаза. Темно, как в погребе. Сонно вздыхают за тонкой занавеской гуси. Месячный жеребенок шлепает губами, ища материнское вымя. За окошком у изголовья – глухой стон январской метели. Но из щелей не дует – спасибо Муртазе, законопатил окна до холодов. Муртаза – хороший хозяин. И хороший муж. Он раскатисто и сочно всхрапывает на мужской половине. Спи крепче, перед рассветом – самый глубокий сон.
Пора. Аллах Всемогущий, дай исполнить задуманное – пусть никто не проснется.
Зулейха бесшумно спускает на пол одну босую ногу, вторую, опирается о печь и встает. За ночь та остыла, тепло ушло, холодный пол обжигает ступни. Обуться нельзя – бесшумно пройти в войлочных кота не получится, какая-нибудь половица да и скрипнет. Ничего, Зулейха потерпит. Держась рукой за шершавый бок печи, пробирается к выходу с женской половины. Здесь узко и тесно, но она помнит каждый угол, каждый уступ – полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными.
Сколько лет она замужем? Пятнадцать из своих тридцати? Это даже больше половины жизни, наверное. Нужно будет спросить у Муртазы, когда он будет в настроении, – пусть подсчитает.
Не запнуться о палас. Не удариться босой ногой о кованый сундук справа у стены. Перешагнуть скрипучую доску у изгиба печи. Беззвучно прошмыгнуть за ситцевую чаршау, отделяющую женскую часть избы от мужской… Вот уже и дверь недалеко.
Храп Муртазы ближе. Спи, спи ради Аллаха. Жена не должна таиться от мужа, но что поделаешь – приходится.
Теперь главное – не разбудить животных. Обычно они спят в зимнем хлеву, но в сильные холода Муртаза велит брать молодняк и птицу домой. Гуси не шевелятся, а жеребенок стукнул копытцем, встряхнул головой – проснулся, чертяка. Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако. Делает шаг, переступая высокий порог, – не хватало еще наступить на него именно сейчас и потревожить злых духов, тьфу-тьфу! – и оказывается в сенях. Притворяет дверь, опирается о нее спиной.
Слава Аллаху, часть пути пройдена.
В сенях холодно, как на улице, – кожу щиплет, рубаха не греет. Струи ледяного воздуха бьют сквозь щели пола в босые ступни. Но это не страшно.
Страшное – за дверью напротив.
Убырлы карчык – Упыриха. Зулейха ее так про себя называет. Слава Всевышнему, свекровь живет с ними не в одной избе. Дом Муртазы просторный, в две избы, соединенные общими сенями. В день, когда сорокапятилетний Муртаза привел в дом пятнадцатилетнюю Зулейху, Упыриха с мученической скорбью на лице сама перетаскала свои многочисленные сундуки, тюки и посуду в гостевую избу и заняла ее всю. «Не тронь!» – грозно крикнула она сыну, когда тот попытался помочь с переездом. И не разговаривала с ним два месяца. В тот же год начала быстро и безнадежно слепнуть, а еще через некоторое время – глохнуть. Спустя пару лет была слепа и глуха, как камень. Зато теперь разговаривала много, не остановить.
Никто не знал, сколько ей было на самом деле лет. Она утверждала, что сто. Муртаза недавно сел подсчитывать, долго сидел – и объявил: мать права, ей действительно около ста. Он был поздним ребенком, а сейчас уже сам – почти старик.
Упыриха обычно просыпается раньше всех и выносит в сени свое бережно хранимое сокровище – изящный ночной горшок молочно-белого фарфора с нежно-синими васильками на боку и причудливой крышкой (Муртаза привез как-то в подарок из Казани). Зулейхе полагается вскочить на зов свекрови, опорожнить и осторожно вымыть драгоценный сосуд – первым делом, перед тем, как топить печь, ставить тесто и выводить корову в стадо. Горе ей, если проспит эту утреннюю побудку. За пятнадцать лет Зулейха проспала дважды – и запретила себе вспоминать, что было потом.
За дверью пока – тихо. Ну же, Зулейха, мокрая курица, поторопись. Мокрой курицей – жебегян тавык – ее впервые назвала Упыриха. Зулейха не заметила, как через некоторое время и сама стала называть себя так.
Она крадется в глубь сеней, к лестнице на чердак. Нащупывает гладко отесанные перила. Ступени крутые, подмерзшие доски чуть слышно постанывают. Сверху веет стылым деревом, мерзлой пылью, сухими травами и едва различимым ароматом соленой гусятины. Зулейха поднимается – шум метели ближе, ветер бьется о крышу и воет в углах.
По чердаку решает ползти на четвереньках – если идти, доски будут скрипеть прямо над головой у спящего Муртазы. А ползком она прошмыгнет, веса в ней – всего ничего, Муртаза одной рукой поднимает, как барана. Она подтягивает ночную рубаху к груди, чтобы не испачкалась в пыли, перекручивает, берет конец в зубы – и на ощупь пробирается между ящиками, коробами, деревянными инструментами, аккуратно переползает через поперечные балки. Утыкается лбом в стену. Наконец-то.
Приподнимается, выглядывает в маленькое чердачное окошко. В темно-серой предутренней мгле едва проглядывают занесенные снегом дома родного Юлбаша. Муртаза как-то считал – больше ста дворов получилось. Большая деревня, что говорить. Деревенская дорога, плавно изгибаясь, рекой утекает за горизонт. Кое-где в домах уже зажглись окна. Скорее, Зулейха.
Она встает и тянется вверх. В ладони ложится что-то тяжелое, гладкое, крупно-пупырчатое – соленый гусь. Желудок тотчас вздрагивает, требовательно рычит. Нет, гуся брать нельзя. Отпускает тушку, ищет дальше. Вот! Слева от чердачного окошка висят большие и тяжелые, затвердевшие на морозе полотнища, от которых идет еле слышный фруктовый дух. Яблочная пастила. Тщательно проваренная в печи, аккуратно раскатанная на широких досках, заботливо высушенная на крыше, впитавшая жаркое августовское солнце и прохладные сентябрьские ветры. Можно откусывать по чуть-чуть и долго рассасывать, катая шершавый кислый кусочек по нёбу, а можно набить рот и жевать, жевать упругую массу, сплевывая в ладонь изредка попадающиеся зерна… Рот мгновенно заливает слюна.
Зулейха срывает пару листов с веревки, скручивает их плотно и засовывает под мышку. Проводит рукой по оставшимся – много, еще очень много осталось. Муртаза не должен догадаться.
А теперь – обратно.
Она встает на колени и ползет к лестнице. Свиток пастилы мешает двигаться быстро. Вот ведь действительно – мокрая курица, не догадалась какую-нибудь торбу взять с собой. По лестнице спускается медленно: ног не чувствует – закоченели, приходится ставить онемевшие ступни боком, на ребро. Когда достигает последней ступеньки, дверь со стороны Упырихи с шумом распахивается, и светлый, едва различимый силуэт возникает в черном проеме. Стукает об пол тяжелая клюка.
– Есть кто? – спрашивает Упыриха темноту низким мужским голосом.
Зулейха замирает. Сердце ухает, живот сжимается ледяным комом. Не успела… Пастила под мышкой оттаивает, мягчеет.
Упыриха делает шаг вперед. За пятнадцать лет слепоты она выучила дом наизусть – передвигается в нем уверенно, свободно.
Зулейха взлетает на пару ступенек вверх, крепче прижимая к себе локтем размякшую пастилу.
Старуха ведет подбородком в одну сторону, в другую. Не слышит ведь ничего, не видит, – а чувствует, старая ведьма. Одно слово – Упыриха. Клюка стучит громко – ближе, ближе. Эх, разбудит Муртазу…
Зулейха перескакивает еще на несколько ступенек выше, жмется к перилам, облизывает пересохшие губы.
Белый силуэт останавливается у подножия лестницы. Слышно, как старуха принюхивается, с шумом втягивая ноздрями воздух. Зулейха подносит ладони к лицу – так и есть, пахнут гусятиной и яблоками. Вдруг Упыриха делает ловкий выпад вперед и наотмашь бьет длинной клюкой по ступеням лестницы, словно разрубая их мечом пополам. Конец палки свистит где-то совсем близко и со звоном вонзается в доску в полупальце от босой ступни Зулейхи. Тело слабеет, тестом растекается по ступеням. Если старая ведьма ударит еще раз… Упыриха бормочет что-то невнятное, подтягивает к себе клюку. Глухо звякает в темноте ночной горшок.
– Зулейха! – зычно кричит Упыриха на сыновью половину избы.
Так обычно начинается утро в доме.
Зулейха сглатывает высохшим горлом комок плотной слюны. Неужели обошлось? Аккуратно переставляя ступни, сползает по лестнице. Выжидает пару мгновений.
– Зулейха-а-а!
А вот теперь – пора. Третий раз повторять свекровь не любит. Зулейха подскакивает к Упырихе – «Лечу, лечу, мама!» – и берет из ее рук тяжелый, покрытый теплой липкой испариной горшок, как делает это каждый день.
– Явилась, мокрая курица, – ворчит та. – Только спать и горазда, лентяйка…
Муртаза наверняка проснулся от шума, может выйти в сени. Зулейха сжимает под мышкой пастилу (не потерять бы на улице!), нащупывает ногами на полу чьи-то валенки и выскакивает на улицу. Метель бьет в грудь, берет в плотный кулак, пытаясь сорвать с места. Рубаха поднимается колоколом. Крыльцо за ночь превратилось в сугроб, – Зулейха спускается вниз, еле угадывая ногами ступеньки. Проваливаясь почти по колено, бредет к отхожему месту. Борется с дверью, открывая ее против ветра. Швыряет содержимое горшка в оледенелую дыру. Когда возвращается в дом, Упырихи уже нет – ушла к себе.
На пороге встречает сонный Муртаза, в руке – керосиновая лампа. Кустистые брови сдвинуты к переносице, морщины на мятых со сна щеках глубоки, словно вырезаны ножом.
– Сдурела, женщина? В метель – нагишом!
– Я только горшок мамин вынесла – и обратно…
– Опять хочешь ползимы больная проваляться? И весь дом на меня взвалить?
– Что ты, Муртаза! Я и не замерзла совсем. Смотри! – Зулейха протягивает вперед ярко-красные ладони, плотно прижимая локти к поясу, – под мышкой топорщится пастила. Не видно ли ее под рубахой? Ткань промокла на снегу, липнет к телу.
Но Муртаза сердится, на нее даже не смотрит. Сплевывает в сторону, растопыренной ладонью оглаживает бритый череп, расчесывает взлохмаченную бороду.
– Есть давай. А расчистишь двор – собирайся. За дровами поедем.
Зулейха низко кивает и шмыгает за чаршау.
Получилось! У нее получилось! Ай да Зулейха, ай да мокрая курица! Вот она, добыча: две смятые, перекрученные, слипшиеся тряпицы вкуснейшей пастилы. Удастся ли отнести сегодня? И где это богатство спрятать? Дома оставить нельзя: в их отсутствие Упыриха копается в вещах. Придется носить с собой. Опасно, конечно. Но сегодня Аллах, кажется, на ее стороне – должно повезти.
Зулейха туго заворачивает пастилу в длинную тряпицу и обматывает вокруг пояса. Сверху опускает исподнюю рубаху, надевает кульмэк, шаровары. Переплетает косы, накидывает платок.
Плотный сумрак за окошком в изголовье ее ложа становится жиже, разбавляется чахлым светом пасмурного зимнего утра. Зулейха откидывает занавески, – все лучше, чем в темноте работать. Керосинка, стоящая на углу печи, бросает немного косого света и на женскую половину, но экономный Муртаза подкрутил фитилек так низко, что огонек почти не виден. Не страшно, она могла бы все делать и с завязанными глазами.
Начинается новый день.
Еще до полудня утренняя метель стихла, и солнце проглянуло на ярко заголубевшем небе. Выехали за дровами.
Зулейха сидит на задке саней спиной к Муртазе и смотрит на удаляющиеся дома Юлбаша. Зеленые, желтые, темно-голубые, они яркими грибами выглядывают из-под сугробов. Высокие белые свечи дыма тают в небесной сини. Громко и вкусно хрустит под полозьями снег. Изредка фыркает и встряхивает гривой бодрая на морозе Сандугач. Старая овечья шкура под Зулейхой согревает. А на животе теплеет заветная тряпица – тоже греет. Сегодня, лишь бы успеть отнести сегодня…
Руки и спина ноют – ночью намело много снега, и Зулейха долго вгрызалась лопатой в сугробы, расчищая во дворе широкие дорожки: от крыльца – к большому амбару, к малому, к нужнику, к зимнему хлеву, к заднему двору. После работы так приятно побездельничать на мерно покачивающихся санях – сесть поудобнее, закутаться поглубже в пахучий тулуп, засунуть коченеющие ладони в рукава, положить подбородок на грудь и прикрыть глаза…
– Просыпайся, женщина, приехали.
Громадины деревьев обступили сани. Белые подушки снега на еловых лапах и раскидистых головах сосен. Иней на березовых ветвях, тонких и длинных, как женский волос. Могучие валы сугробов. Молчание – на многие версты окрест.
Муртаза повязывает на валенки плетеные снегоступы, спрыгивает с саней, закидывает на спину ружье, заправляет за пояс большой топор. Берет в руки палки-упоры и, не оглядываясь, уверенно тропит дорожку в чащу. Зулейха – следом.
Лес возле Юлбаша хороший, богатый. Летом кормит деревенских крупной земляникой и сладкой зернистой малиной, осенью – пахучими грибами. Дичи много. Из глубины леса течет Чишмэ – обычно ласковая, мелкая, полная быстрой рыбы и неповоротливых раков, а по весне стремительная, ворчащая, набухшая талым снегом и грязью. Во времена Большого голода только они и спасали – лес и река. Ну и милость Аллаха, конечно.
Сегодня Муртаза далеко заехал, почти до конца лесной дороги. Дорога эта была проложена в давние времена и вела до границы светлой части леса. Потом втыкалась в Крайнюю поляну, окруженную девятью кривыми соснами, и обрывалась. Дальше пути не было. Лес заканчивался – начинался дремучий урман, буреломная чащоба, обиталище диких зверей, лесных духов и всякой дурной нечисти. Вековые черные ели с похожими на копья острыми вершинами росли в урмане так часто, что коню не пройти. А светлых деревьев – рыжих сосен, крапчатых берез, серых дубов – там не было вовсе.
Говорили, что через урман можно прийти к землям марийцев – если идти от солнца много дней подряд. Да какой же человек в здравом уме решится на такое?! Даже во времена Большого голода деревенские не смели преступать за границу Крайней поляны: объели кору с деревьев, перемололи желуди с дубов, разрыли мышиные норы в поисках зерна – в урман не ходили. А кто ходил – тех больше не видели.
Зулейха останавливается на мгновение, ставит на снег большую корзину для хвороста. Беспокойно оглядывается – все-таки зря Муртаза заехал так далеко.
– Далеко еще, Муртаза? Я уже Сандугач сквозь деревья не вижу.
Краткое содержание Зулейха открывает глаза Яхиной
Основной темой произведения является описание событий, происходящих в России в период раскулачивания в 30-е годы 20 столетия.
Композиционная структура романа состоит из четырех частей, повествующих о судьбе татарской женщины Зулейхи, являющейся главной героиней произведения.
Часть 1 «Мокрая курица»
Начинается с описания семейной жизни татарина Муртазы, являющегося шестидесятилетним крестьянином, и тридцатилетней Зулейхи, проживающих совместно с матерью мужа Упырихой, потерявшей зрение. Дети в семье отсутствуют. Домашнее хозяйство лежит полностью на плечах молодой женщины, над которой издевается злобная и капризная свекровь.
В один из дней Упыриха представляет сыну доказательства нападения на нее Зулейхи, за что муж избивает женщину, которая безропотно переносит все тяготы семейной жизни.
Муртаза узнает о планируемом изъятии у крестьян имущества и продуктов, в то время, как мать упивается воспоминаниями о пережитом голоде. У мужчины рождаются подозрения о том, что в прошлом Упыриха в голодные годы съедает своих старших детей.
Зулейха с мужем отправляются на кладбищенский погост с целью сокрытия в могилах их умерших детей зерна. Однако на обратном пути они оказываются задержанными красноармейцами, которые расстреливают мужа, а затем арестовывают Зулейху, прихватив из дома все ценное имущество.
Часть 2 «Куда? В дорогу!»
Героиню распределяют в спецкараван, который отправляется в Казань, где помещают на месяц в пересыльный дом, расположенный в помещении бывшей церкви.Здесь происходит знакомство Зулейхи с одним из осужденных, являющихся профессором, хирургом Вольфом Карловичем Лейбе, оказавшимся арестованным по доносу собственной домработницы Груни, оставшейся после задержания хозяина собственницей его квартиры.
Через месяц заключенных отправляют эшелоном в Сибирь, командование которым осуществляет Игнатов совместно со смотрящим вагона Горелым. В пути арестованных сопровождает ежедневная смерть детей, а также несколькими заключенными совершается побег. В этот момент Зулейха узнает о своей беременности.
По прибытию в Красноярск заключенных помещают на баржу, которая во время шторма тонет, а сумевших выжить людей размещают на берегу Ангары, при этом Игнатов назначается комендантом лагеря.
Часть 3 «Жить»
Люди начинают приспосабливаться к жизни в таежных условиях, не имея продуктов и крыши над головой. Игнатов, имеющий оружие, охотиться, желая прокормить подопечных.
У Зулейхи начинаются роды и на свет появляется мальчик, которого женщина называет Юзуфом.
С наступлением зимы в лагере появляются первые больные, а Зулейха лишается молока и вынуждена кормить ребенка собственной кровью. В этот период во сне женщина видит образ свекрови.
С приходом весны у Игнатова заканчиваются патроны, однако приходит баржа, доставившая новую партию заключенных.
Игнатов оказывает знаки внимания Зулейхи, которая работает на кухне, но женщина отказывает в близости коменданту.
Лагерь существует на протяжении семи лет, в течение которых Зулейха осваивает азы охоты, а Юзуф проявляет интерес к рисованию под влиянием художника Иконникова, а также занимается французским языком с заключенной Изабель.
В один из дней Игнатов оказывается травмированным и Зулейха, ухаживающая за ним, соглашается на интимную близость с мужчиной.
Часть 4 «Возвращение»
С началом войны осуществляется призыв на фронт и из числа раскулаченных граждан. Игнатов не стремится попасть на войну, но в этот период Зулейха прерывает с ним отношения.
Повзрослевший Юзуф планирует совершение побега из лагеря. Узнав об этом, Зулейха обращается к Игнатову, который изменяет имя юноши, дав ему собственную фамилию, а также оказывая помощь в побеге.
Смысл романа заключается в неиссякаемых человеческих возможностях в преодолении жизненных трудностей.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Яхина — Зулейха открывает глаза. Картинка к рассказу
Сейчас читают
- Краткое содержание Сенкевич Огнём и мечом
17 век, Речь Посполитая еще не отдала Украину. Ян Скшетуский проявил себя как храбрый и отважный рыцарь, который предан своей стране. Однажды он спасает человека — Богдана Хмельницкого.
- Краткое содержание Мотогонки по отвесной стене Драгунского
Произведение является составной частью сборника коротких новелл под названием «Денискины рассказы», повествующего о различных историях, приключившихся в главным героем Денисом Кораблевым, любознательным мальчишкой.
- Краткое содержание Шиллер Мария Стюарт
В книге рассказывается про Англию в 1586 году. Главной героиней книги является Мария Стюарт. Она была сводной сестрой королевы Елизаветы. Кроме самой королевы леди Стюарт претендовала на английский трон
- Краткое содержание Джейн Остин Эмма
Главной героиней данного произведения британской писательницы стала молодая девушка Эмма двадцати одного года. Она отличается от многих юных особ деревни тем, что любит сватать соседей друг с другом
- Краткое содержание эпоса Калевала (Карело-финский эпос)
«Калевала» – карело-финская эпическая поэма, дающая возможность ознакомиться с историей и легендам народов. Книга состоит из 50 рун (или песен). Считается, что сочинил поэму народ
«Зулейха открывает глаза» Гузели Яхиной — сильный дебютный роман о раскулаченной татарке
- Чтобы сохранить этот материал в
избранное, войдите или зарегистрируйтесь Материал добавлен в «Избранное» Вы сможете прочитать его позднее с любого устройства. Раздел «Избранное» доступен в вашем личном кабинете Материал добавлен в «Избранное» Удалить материал из «Избранного»? Удалить Материал удален из «Избранного»
- Чтобы сохранить этот материал в
избранное, войдите или зарегистрируйтесь Материал добавлен в «Избранное» Вы сможете прочитать его позднее с любого устройства. Раздел «Избранное» доступен в вашем личном кабинете Материал добавлен в «Избранное» Удалить материал из «Избранного»? Удалить Материал удален из «Избранного»
Марина Цветаева однажды обронила: «Все стихи пишутся ради последней строки». Книга Гузели Яхиной написана, кажется, ради первой главы. Потрясающей. «Один день» – вот так, очень литературно, она называется и описывает день Зулейхи, тридцатилетней жительницы татарской деревни, жены «хорошего хозяина» и «хорошего мужа» Муртазы. Этот день переполнен до отказа – животным страхом, тяжким трудом, болью, угождением грозному мужу и безжалостной к невестке свекрови, смертной усталостью и невозможностью отдохнуть. Сначала нужно тайно стащить пастилу из домашних запасов, потом ехать с мужем в лес за дровами, в краткой паузе после обеда принести пастилу в жертву духу околицы, чтобы тот упросил духа кладбища позаботиться о лежащих там дочках Зулейхи, затем, уже полуживой, протопить баню, вымыть свекровь, принять от мужа побои, ублажить мужа. Гамма переживаний Зулейхи разыграна автором безупречно – точно, просто, до последней молекулы каждого физического ощущения. Вот, например, утренняя встреча с жеребенком: «Хороший будет конь, чуткий. Она протягивает руку сквозь занавеску, прикасается к бархатной морде: успокойся, свои. Тот благодарно пыхает ноздрями в ладонь – признал. Зулейха вытирает мокрые пальцы об исподнюю рубаху и мягко толкает дверь плечом. Тугая, обитая на зиму войлоком, она тяжело подается, сквозь щель влетает колкое морозное облако».
Сценарная закваска
Гузель Яхина выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков Казанского педагогического университета, в настоящее время студентка Московской школы кино, сценарист.
Зулейха не ведает: то, что с ней происходит, в другой системе ценностей называется «насилием», «рабством», «унижением». Она так привыкла и так живет. Поэтому, когда взбунтовавшегося против коллективизации Муртазу убивает гэпэушник Игнатов, а Зулейху угоняют вместе с другими раскулаченными в Сибирь, она жалеет о прошлой трудной, зато понятной жизни. Но уже в пути, в одном вагоне с питерским ученым Константином Арнольдовичем и его супругой Изабеллой, художником Иконниковым, безумным профессором из Казани Лейбе, уголовником Гореловым, Зулейха начинает открывать совсем другой мир, который не лучше старого, но уж точно шире, разнообразней и требует от нее не слепого послушания, а мысли, не подчинения, а ответственности, не, не, не. Родившийся уже в Сибири, на берегу Ангары, сын Юзуф, единственный выживший ее ребенок, помогает Зулейхе еще крепче врасти в жизнь и не погибнуть.
Роман Гузели Яхиной – состоявшаяся профессиональная проза, с простроенной композицией, тонкостью в передаче и цвета неба над тайгой, и дыхания младенца, немалым числом сильных сцен. Одна из них – роды в лесу, принимая их у Зулейхи, профессор Лейбе побеждает собственное безумие, выскальзывает из выстроенного его сознанием яйца, уберегавшего его от боли жизни. Так что это, бесспорно, очень сильный дебют. Хорошо, что и экспертный совет «Большой книги» роман разглядел и включил его в премиальный шорт-лист.
Есть лишь одно «но». От слова «новый». Дело литературы – открывать новые вселенные, языки, говорить о давно известном так, чтобы все только ахнули. Сталинская эпоха с ее культом насилия и смерти, невыносимая жизнь ссыльных, разрушение уклада прописаны и отрефлексированы и в художественной, и в документальной литературе до последней мелочи. Чтобы заговорить все о том же снова, нужно иметь за пазухой ну хоть новый ракурс. Гузель Яхина его даже нашла. Так, с точки зрения хрупкой дикарки и мусульманки, этот мир зла еще не был показан. Похожим путем прошел за год до того Прилепин в «Обители» – он придумал необычного героя, удачливого и дерзкого, который и вывел роман на не менее избитую тему в лучшие из книг последних лет. У Зулейхи сил вывезти эти санки не хватило – первая глава вспыхнула и закончилась, ниточка неповторимого взгляда героини стала прерываться, гидра соцреалистического языка начала просовываться то здесь, то там («Ну… Пробирает, хвалю. Такому мастеру и артель доверить можно», – формулирует один из персонажей, и то, что он старый партиец, не извиняет ходульности его речи). Несмотря на годы, прожитые за время действия романа, герои его не изменяются, не выходят из назначенных им ролей, поэтому и развязку предсказать так легко – изображенный в романе мир оборачивается неподвижной заколдованной сказкой. Неожиданность, взрывчатость сюжета – вот те еще не достигнутые станции, доехать до которых у Гузели Яхиной, писателя большого дарования и чуткости, однако, есть все шансы.
Гузель Яхина. Зулейха открывает глаза. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015