Детально: псалом 136 текст — со всех открытых источников и разных уголков мира на сайте 1000-molitv.ru для наших уважаемых читателей.
Содержание
Давиду Иеремием |
Давида, через Иеремию. |
1 На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. |
1 У рек Вавилонских там мы сели и заплакали, когда вспомнилось нам о Сионе. |
2 На вербиих посреде eго обесихом органы наша. |
2 На ивах посреди него повесили мы органы наши, |
3 Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. |
3 ибо там спросили нас пленившие нас о словах песен и уведшие нас – о пении: “Пропойте нам из песен Сионских”. |
4 Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? |
4 Как споём мы песнь Господню на земле чужой? |
5 Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. |
5 Если забуду тебя, Иерусалим, пусть забыта будет десница моя! |
6 Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. |
6 Пусть прилипнет язык мой к гортани моей, если не вспомню тебя, если не поставлю Иерусалима в самом начале веселья моего. |
7 Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте, истощайте до оснований eго. |
7 Вспомни, Господи, сынов Эдома в день Иерусалима, говорящих: “Разоряйте, разоряйте до оснований его”. |
8 Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. |
8 Дочь Вавилона злосчастная, блажен, кто воздаст тебе возмездие твоё, которым ты воздала нам; |
9 Блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень. |
9 блажен, кто схватит и разобьёт младенцев твоих о камень! |
Слава: |
Слава: |
На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. На вербиих посреде его обесихом органы нашя. Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте, истощайте до оснований его. Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. Блажен иже имет и разбиет младенцы Твоя о камень.
Слава:
- При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе;
- на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.
- Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши — веселья: «пропойте нам из песней Сионских».
- Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
- Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня, десница моя;
- прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.
- Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «разрушайте, разрушайте до основания его».
- Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!
- Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
Сто тридцать шестой псалом — 136-й псалом из книги Псалтырь (в масоретской нумерации — 137-й). Известен по первым словам «Super flumina Babylonis» (лат.) и «На реках вавилонских» (церк.-слав.). Один из самых известных библейских псалмов, получивший вторую жизнь в многочисленных произведениях художественной культуры.
Оглавление
Авторство и время написания
В еврейской Библии псалом не имеет надписания имени автора, в латинской и греческой Библии стоит имя Давида, в славянской Библии надписан так: Давиду Иеремием. Архиепископ Ириней (Клементьевский) считал, что псалом написан Давидом, предвидевшим пленение Вавилонское, которое пророк Иеремия после проповедывал и предсказал. Однако современные ученые считают, что надписание «Давиду Иеремием» указывает на сборник псалмов с именем Давида, имевшийся у пророка Иеремии и дополнявшийся после него и через него сохранившийся и переданный собирателям псалмов. Блаженный Феодорит Кирский отмечал, что пророк Иеремия не был в Вавилоне и поэтому не мог написать этот псалом и также считал, что псалом написан иудеями, возвратившимися из вавилонского плена. Также по мнению авторов Толковой Библии А. П. Лопухина и профессору П. А. Юнгерову, псалом написан после возвращения из вавилонского плена. Согласно протоиерею Григорию Разумовскому, псалом написан в Вавилоне кем-либо из пленных иудеев, а имя Иеремии поставлено потому, что он предсказывал о плене. Также профессор и библеист Андрей Десницкий считает, этот псалом не мог написать пророк Давид, однако он является богодухновенным.
Псалом 136 «На реках вавилонских» представляет собой песню еврейских изгнанников, томящихся в вавилонском плену после падения Иерусалима и разрушения Первого Храма. Первая часть псалма (ст. 1-6) выражает скорбь евреев о потерянной родине, вторая (ст. 7-9) — надежду на возмездие захватчикам и угнетателям.
«Реки вавилонские», упоминаемые в тексте, — это Евфрат, Тигр и, возможно, Ховар (упоминается у Иезекииля), на пустынных берегах которых предавались скорби евреи, вспоминая Иерусалимский храм и совершавшиеся там богослужения. По толкованию Феодорита Киррского вавилоняне требовали от евреев исполнения священных песен не для того, чтобы научиться почитанию истинного Бога, но для того, чтобы посмеяться над пленёнными. Чтобы не давать повода для насмешек, а также потому, что священные песни нельзя было исполнять вне Храма, евреи отказывались «петь песнь Господню на земле чужой». Десница, которая забудет того, кто подвергнет забвению Иерусалим, — это, по толкованию Афанасия Великого и блаженного Феодорита, помощь свыше от Бога; тот, кто забудет Иерусалим и, соответственно, завет между Богом и Его народом, сам будет забыт Богом.
В новозаветном контексте псалом 136 понимается как скорбь христианина, из-за своих грехов и страстей удалённого от Бога, ставшего пленником своих страстей и пороков. В святоотеческом и богословском понимании трудные для истолкования последние стихи псалма, содержащие молитву о возмездии сынам Едомовым, дочери Вавилона и её младенцам, обретают свой смысл — младенцами Вавилона являются греховные пожелания, которые должны быть безжалостно искоренены в зародыше. Буквальное истолкование этих стихов в православной традиции также встречается: по св. Иоанну Златоусту, таким образом пророк изображает страстную, недостойную христианина, мстительность пленных, будучи сам далёким от неё, а по блаж. Феодориту, стих можно понимать не как молитву, а как пророчество о завоевателях.
Псалом 136 в иудаизме
- В некоторых еврейских общинах читают Псалом 137 перед Биркат Ха-мазон (благословение после еды) в те дни, когда Псалом 126 (Шир ха-Маалот) не читается.
- Псалом обычно читается на Девятое Ава а некоторыми — в течение девяти дней, предшествующих девятому ава, в память разрушения Иерусалимских Храмов.
- Стих 7 есть в повторении Амиды на Рош Ха-Шана
- Стихи 5 и 6 произносит жених в конце еврейской свадебной церемонии.
Псалом 136 в богослужении Православной церкви
Для удобства богослужебного использования Псалтирь разделена на 20 кафизм. Псалом 136 входит в состав 19-й кафизмы и в обычное время года читается в её составе, еженедельно на утрене пятницы. В шесть недель Великого поста эта кафизма читается на утрене среды и третьем часе пятницы.
Особую роль псалом 136 приобрёл в богослужениях, готовящих верных к Великому посту. На утренях трёх приготовительных воскресений (неделя о блудном сыне, неделя о Страшном суде (мясопустная) и Прощёное воскресенье (неделя сыропустная)) этот псалом поётся с «аллилуйей красной» до чтения Евангелия. Этот порядок отражен в богослужебных указаниях на официальном сайте Московского патриархата: «К двум полиелейным псалмам присоединяется псалом 136-й».
Псалом 136 в культуре
В академической музыке
Стихи Пс. 136 использовали многие композиторы. Они встречаются, например,
- в мотете «Super flumina Babylonis» Дж. П. Палестрины
- в вокальном цикле А. Дворжака «Библейские песни» (op. 99 № 7).
Парафразом Пс. 136 считается хор «Va, pensiero» из оперы «Набукко» Дж. Верди.
В эстрадной музыке
- «Rivers of Babylon» — песня группы «Boney M» (1978), кавер-версия песни ямайского вокального трио «The Melodians».
- «Babylon» — песня Дона Маклина на текст первой строфы псалма, исполняемая в стиле канон в сопровождении банджо.
- В различных вариантах песню исполняли Олег Погудин, Елена Камбурова и Юлий Ким.
В кино
- «По рекам вавилонским» — рабочее название фильма российского исторического художественного фильма «Поп» режиссёра Владимира Хотиненко (2010). Колокольным перезвоном «По рекам вавилонским» заканчивается этот фильм, перебивая «Rivers of Babylon» группы «Boney M».
В литературе
- На псалме основана поэма Луиса Камоэнса «Sôbolos rios que vão por Babilônia».
- В главе 53-й романа Жорж Санд «Лелия» главная героиня после своего монашеского пострижения поёт этот псалом вместо положенной по чину первой молитвы монахини.
- Название романа Уильяма Фолкнера «Если я забуду тебя, Иерусалим» (1939) — точная цитата Пс. 136:5.
- «By Grand Central Station I Sat Down and Wept» — поэма в прозе Элизабет Смарт (1945).
- У реки Рио-Пьедра села я и заплакала… — роман Паоло Коэльо (1994).
- Принц Корвин в романе Роджера Желязны «Ружья Авалона» цитирует балладу, текст которой — смесь немного видоизмененного 136-го псалма и известной детской песенки о Лондоне: «Давным-давно читал мне стихи один странствующий бард, и я их запомнил: „На берегу реки благословенной сидели мы, и, вспомнив Авалон, заплакали. В руках остались сломанные шпаги, щиты развесили мы на деревьях. Разрушены серебряные башни, утоплены в потоках крови. Так сколько миль до Авалона? И все, и ни одной. Разрушены серебряные башни.“»
- В десятой книге романа Фёдора Достоевского «Братья Карамазовы» капитан Снегирёв цитирует псалом: «— Не хочу хорошего мальчика! не хочу другого мальчика! — прошептал он диким шёпотом, скрежеща зубами, — аще забуду тебе, Иерусалиме, да прильпнет…» Там же Алексей Карамазов поясняет: «Это из Библии: „Аще забуду тебе, Иерусалиме“, — то есть если забуду всё, что есть самого у меня драгоценного, если променяю на что, то да поразит…»
- Название повести Артура Кларка «И если я, земля, тебя забуду…» (англ. «If I Forget Thee, Oh Earth»).
Ссылки
Псалом 136
В еврейской Библии псалом не имеет надписания имени автора, в латинской же и греческой стоит имя Давида. Последнее указание нельзя считать правильным: содержание псалма (Пс.136_1–3) – представляет воспоминание о плене вавилонском уже по его окончании и возвращении евреев на родину, свидетелем каковых событий Давид не мог быть. Самый характер изложения есть живой и трогательный рассказ автора о пережитом им, что тоже не могло быть испытано Давидом. Более точное определение времени написания псалма можно найти в указании Пс.136_8 и Пс.136_9 ст., где Вавилон представляется грозным и еще не опустошенным. Из сопоставления содержания первых трех стихов псалма и последних двух можно заключить, что псалом написан вскоре по возвращении евреев из плена при Кире Персидском до опустошения Вавилона в 517 г. в 6 год Дария Гистаспа, значит прежде окончания и освящения второго храма.
В плену вавилонском замолкли наши песни и арфы висели на деревьях (1–2). Притеснители наши просили нас пропеть из Сионских песней. Да иссохнет мой язык и рука, если буду петь и играть в чужой стране и если я забуду тебя, Иерусалим (3–6)! Господи, отмсти Едому за его злобу к Иерусалиму. Блажен тот, кто разобьет о камень и твоих детей, дочь Вавилона, опустошительница (7–9).
Пс.136:1. При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе;
«При реках Вавилона» – разумеются реки Тигр и Евфрат, с их притоками и искусственными каналами, проведенными вавилонянами для орошения своих полей.
Пс.136:2. на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.
«На вербах». По берегам многочисленных рек и притоков вавилонской низменности росло множество ив, или верб. Берега рек были любимым местом посещения пленников.
Пс.136:3. Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши – веселья: «пропойте нам из песней Сионских».
Еврейский народ был одним из самых музыкальных народов древнего Востока. Евреи славились как обилием поэтических произведений, так и развитием инструментальной музыки. Но музыка и поэзия еврейского народа носила религиозный характер: она касалась воспевания Бога и Сиона и имела молитвенное содержание. Она тесно была привязана к Палестине, храму и разнообразным проявлениям водительства Богом еврейского народа. Пение этих песней имело, поэтому, священное значение и национальное. Просьба вавилонян, чтобы евреи пропели им из священных Сионских песен, была лишь простым любопытством, развлечением, и исполнение этой просьбы плененными евреями являлось в глазах последних профанацией, оскорблением святости содержания своей поэзии и своего религиозного чувства, почему она с негодованием отвергалась.
Пс.136:5. Если я забуду тебя, Иерусалим, – забудь меня десница моя;
Пс.136:6. прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.
«Забудь меня десница» – перестань действовать, т. е. высохни. – «Прилипни язык» – тоже высохни. «Поставить Иерусалим… во главе веселия» – радоваться только тому, что является радостью для всего Иерусалима. Во время же плена евреев Иерусалим был опустошен и находился в развалинах. Его заселение и восстановление прежнего значения для еврейского народа и было для пленников единственной мечтой и заглавной радостью.
Пс.136:7. Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «разрушайте, разрушайте до основания его».
Едом или идумеяне, родственный народ евреям, всегда был враждебно настроен к своему собрату, и во всех печальных событиях его жизни принимал деятельное и злое участие. Так было и при разрушении Иерусалима вавилонянами, когда идумеи радовались этому национальному бедствию (Ам. 1:11; Авд. 1:10–15).
Пс.136:8. Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!
Пс.136:9. Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
У пророка Исаии (Ис. 13:16–18) предсказана тяжелая судьба Вавилона именно теми чертами, которые указаны в этом псалме. Тяжесть этого приговора – непреложная воля Господа, которая непреложно же осуществится и найдет своего исполнителя. Последний называется писателем псалма блаженным, так как им осуществляется одно из предначертаний Божественных, а потому справедливых и благодетельных, хотя бы они казались в глазах человека жестокими и тяжкими.
Весь псалом прекрасно передает то грустно-покаянное настроение, каким жили евреи в плену, их тоску по родине и мечту о своем национальном возрождении.
Псалом 136/137
При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе;
2. на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.
3. Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притес-
нители наши — веселья: “пропойте нам из песней Сион-
ских”.
4. Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
5. Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя;
6. прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить
тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.
7. Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима,
когда они говорили: “разрушайте, разрушайте до основания
его”.
8. Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе
за то, что ты сделала нам!
9. Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
Подражание псалму СХХХVI
В дни плена, полные печали,
На Вавилонских берегах,
Среди врагов мы восседали
В молчанье горьком и слезах;
Там вопрошали нас тираны,
Почто мы плачем и грустим.
“Возьмите гусли и тимпаны
И пойте ваш Ерусалим”.
Нет! Свято нам воспоминанье
О славной родине своей;
Мы не дадим на посмеянье
Высоких песен прошлых дней!
Твои, Сион, они прекрасны!
В них ум и звук любимых стран!
Порвитесь, струны сладкогласны,
Разбейся, звонкий мой тимпан!
Окаменей, язык лукавый,
Когда забуду грусть мою
И песнь отечественной славы
Ее губителям спою.
А Ты, среди огней и грома
Нам даровавший Свой закон,
напомяни сынам Эдома
День, опозоривший Сион,
Когда они в веселье диком
Убийства, шумные вином,
Нас оглушали диким криком:
“Все истребим, всех поженем!”
Блажен, кто смелою десницей
Оковы плена сокрушит,
Кто плач Израиля сторицей
На притеснителях отмстит!
Кто в дом тирана меч и пламень
И смерть ужасную внесет!
И с ярким хохотом о камень
Его младенцев разобьет!
Н. Языков
Из “Опытов священной поэзии”
Плач плененных иудеев
На реках вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. Пс 136
Когда, влекомы в плен, мы стали
От стен сионских далеки,
Мы слез ручьи не раз мешали
С волнами чуждыя реки.
В печали, молча, мы грустили
Все по тебе, святой Сион;
Надежды редко нам светили,
И те надежды были — сон!
Замолкли вещие органы,
Затих веселый наш тимпан.
Напрасно нам гласят тираны:
“Воспойте песнь сионских стран!”
Сиона песни — глас свободы!
Те песни слава нам дала!
В них тайны мы поем природы
И Бога дивного дела!
Немей, орган наш голосистый,
Как занемел наш в рабстве дух!
Не опозорим песни чистой:
Не ей ласкать злодеев слух!
Увы, неволи дни суровы
Органам жизни не дают:
Рабы, влачащие оковы,
Высоких песней не поют.
Ф. Глинка
(1822?)
* * *
В стране изгнанья — в Вавилоне,
При дальних, неродных реках,
Мы по родном своем Сионе
Грустили молча и в слезах.
На серебристых ветвях ивы
Повесил каждый свой орган,
И с струн их отзывы плаксивы
Срывала буря чуждых стран.
“Зачем для песен Иеговы
Вы жизнь не взбудите в струне?
Играйте!” — говорят нам. — “Что вы?
Как нам играть в чужой стране?…
Забудь меня, моя десница,
Когда тебя забуду я,
Иерусалим — царей столица, —
Святая родина моя!
Припомни, Бог, как сын Эдома
Наш град неистово громил:
И меч и пламень в дом из дома,
Как лютый вихорь разносил!…
О, в ком дух мести Бог возбудит
На злую Вавилона дщерь,
И от кого терпеть ей будет
За то, что терпим мы теперь?
Блажен, кто, стоны преселенцев
Послышав, на тебя пойдет
И плачущих твоих младенцев,
Взмахнув, о камень расшибет!…”
Ф. Глинка
Между 1826–1830
Псалом Давиду Иеремием
На реках Вавилонских
Мы сидели и плакали, бедные,
Вспоминая в тоске и слезах
О вершинах Сионских:
Там мы лютни повесили медные
На зеленых ветвях.
И сказали враги нам:
“Спойте, пленники, песни Сионские”.
Нет, в земле нечестивой, чужой,
По враждебным долинам
Не раздаться, сыны Вавилонские,
Нашей песне святой!
Город Господа брани,
Мой Шалим светозарный, в забвении
Будет вечно десница моя,
И присохнет к гортани
Мой язык, если я на мгновенье
Позабуду тебя!
Помяни, Адонаи,
В день суда — как эдомляне пламени
Предавали Твой город и в плен
Нас вели, восклицая:
“Не оставим и камня на камени!”
О, блажен и блажен,
Злая дочь Вавилона,
Кто воздаст твоей злобе сторицею,
Кто младенцев твоих оторвет
От нечистого лона
И о камень их мощной десницею
Пред тобой разобьет!
Л. Мей
(1854?)
* * *
Возле рек Вавилонских
мы сидели и плакали,
вспоминая Сион.
Мы повесили арфы
на ветви ив,
а властители наши
желали пенья,
притеснители наши
желали веселья:
— Пойте нам песни
из песен Сионских! —
Песнь ли Господню
петь на чужбине?
Если забуду тебя,
Иерусалим,
да забудет меня
десница моя;
если тебя не поставлю
главою веселья,
да прилипнет язык мой
к моей гортани!
Припомни, о Господи,
чадам Едома,
как взывали они:
— Крушите, крушите
до основанья
Иерусалим! —
Дщерь Вавилона,
губительница,
блажен, кто поступит с тобою,
как ты с нами;
блажен, кто младенцев твоих
разобьет о камень!
Поэтическое переложение А. Сергеева
Это песня плененных, гонимых врагом,
Преисполнена горя и стона
На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом,
Внегда помянути нам Сиона.
И рыдают сидящие у чужих берегов,
Путь, которым ведут, как ты страшен!
И в молчаньи на вербиих посреде его
Обесихом органы наша.
Но отчаянье пленных не радует глаз,
И чтоб путь этот был интересней,
Вопросиша ны тамо пленшии нас
О словесех песней.
О, ведущие в плен, о, служители тьмы,
Что глумитесь над болью людей?
Како воспоем песнь Господню мы,
Находясь на земли чуждей?
Мы молитвою к Богу боль утолим
И в чужих необжитых краях.
Аще забуду тебе, Иерусалим,
Забвена буди десница моя!
О, ведущие в плен, притупите мечи,
Бога нашему мы и без вас воспоем.
Окаянная дочь, вавилонская дщи,
Да воздастся тебе воздаянье твое.
Так возьми же органы, плененный народ,
Зазвучи серебро под руками.
Вавилонская дочь, наш Господь разобьет
Младенцы твоя о камень.
Иеромонах Роман (Матюшин) 24 декабря 1987 г.
Перепечатано из: Иеромонах Роман. Камни святых алтарей. Псков, б. г., с. 118.
«Аще забуду тебе, Иерусалиме»
О вере и неверии
- Человек перед Богом Антоний, митрополит Сурожский
- Человек перед Богом Антоний, митрополит Сурожский
- Почему нам трудно поверить в Бога? прот. А. Мень
- Почему нам трудно поверить в Бога? прот. А. Мень
- О бессмертии протоиерей Валентин Свенцицкий
- О бессмертии протоиерей Валентин Свенцицкий
- О вере, неверии и сомнении митрополит Вениамин
- О вере, неверии и сомнении митрополит Вениамин
- Найти Бога иеромонах Сергий (Рыбко)
- Найти Бога иеромонах Сергий (Рыбко)
- О вере и неверии священник Димитрий Байбаков
- О вере и неверии священник Димитрий Байбаков
- Путь разума в поисках истины проф. А.И. Осипов
- Путь разума в поисках истины проф. А.И. Осипов
- О вере. Об откровении прот. Александр Шмеман
- О вере. Об откровении прот. Александр Шмеман
- Беседы о вере архиепископ Нафанаил (Львов)
- Беседы о вере архиепископ Нафанаил (Львов)
- Небеса, по которым мы так тоскуем Питер Крифт
- Небеса, по которым мы так тоскуем Питер Крифт
- Истина и идолы. Ложь современного атеизма Ирина Силуянова
- Истина и идолы. Ложь современного атеизма Ирина Силуянова
- Непознанный мир веры
- Непознанный мир веры
- Миссионерские письма святитель Николай Сербский
- Миссионерские письма святитель Николай Сербский
- Яко с нами Бог, или Диспут с атеистом Ф.Е. Мельников (С. Лавров)
- Яко с нами Бог, или Диспут с атеистом Ф.Е. Мельников (С. Лавров)
- Путь осознанной веры свящ. Георгий Завершинский
- Путь осознанной веры свящ. Георгий Завершинский
- Диалог верующего с неверующим митр. Сурожский Антоний
- Диалог верующего с неверующим митр. Сурожский Антоний
- «Аще забуду тебе, Иерусалиме» иеромонах Серафим (Роуз)
- «Аще забуду тебе, Иерусалиме» иеромонах Серафим (Роуз)
- Вера и разум Сборник
- Вера и разум Сборник
- С нами Бог Семён Людвигович Франк
- С нами Бог Семён Людвигович Франк
- Вера в горниле Сомнений М.М. Дунаев
- Вера в горниле Сомнений М.М. Дунаев
- Как мы веруем Павел, архиепископ Финляндский
- Как мы веруем Павел, архиепископ Финляндский
Аще забуду тебе, Иерусалиме
Вечер, сумрачная питерская коммуналка, 1975 год, я сижу за огромным, занимающим полкомнаты столом с резными краями и читаю «Ленинградскую правду»; вдруг — перебой сердца — внизу полосы крохотный прямоугольник в черной рамке: «Умерла Ольга Федоровна Берггольц». Ни слова больше. Я зову: «Мама!»; моя мама — блокадница — робкая женщина, которой требуется мобилизовать все свое гражданское мужество, чтобы подойти к окошку и заполнить какую-нибудь квитанцию, с несвойственной решимостью берет телефонный справочник и набирает номер Лазаря Ефимовича Маграчева, известного всем ленинградцам журналиста, работавшего вместе с Ольгой Федоровной на радио. Не так давно мы простились с ним… «Не знаю, все скрывают», — не сдерживая раздражения перед незнакомым человеком, отвечает Лазарь Ефимович. Однако же обещает позвонить, как только узнает…
Сумрачная улица, я стою напротив Дома писателей, не смея присоединиться к жалкой горстке людей, выносящих гроб. Мокрый снег. В платок кутается Мария Федоровна. Ей отказали, родным отказали — нам всем отказали — не разрешили похоронить Музу блокадного Города на Пискаревском кладбище.
«Скопления не хотели. Романовский обком наконец-то мог отыграться…», — пишет в своих мемуарах Даниил Гранин. Остановили у Пискаревки на минуту, не больше, подгоняемые «подкованным» водителем, напротив памятника со стихами, выбитыми как на каменных скрижалях: «Никто не забыт, и ничто не забыто» — словами, которые из-за частого употребления потеряли остроту, а из-за паутины лжи и патоки — смысл.
«Как-то будут хоронить его наши держиморды? Поди, не дадут народу проститься с ним, не поместят даже некролога», — пишет Ольга Федоровна в дневнике о смерти Зощенко — словно пророчески описывает свои похороны.
♦♦
«Ольга. Запретный дневник». К столетию поэта в издательской группе «Азбука-классика» вышла книга, в которую включены дневниковые записи 1939–1949 годов, изъятые после смерти; впервые обнародованы материалы из архива ФСБ следственного дела Ольги Федоровны; письма из Архива литературы и искусства, Института русской литературы РАН; стихи, в том числе ранее не опубликованные; воспоминания об Ольге Берггольц.
Судьба дневников, как человеческая судьба, практически параллельна жизни поэта. Скрывала, закапывала, прятала на даче, прибивала к обратной стороне скамейки огромным ржавым гвоздем; их изымали при обысках, зачитывали на допросах и возвращали, словно арестантов из застенков. Наконец, дневники увидели свет. Листаем их, и перед нами встает образ страдалицы и героини, возвращающейся из оболганного небытия.
Дневник Ольга Федоровна ведет чуть ли не с детства, с несвойственной тому времени искренностью, словно нет никаких преград, словно между поэтом и бумагой нет даже кожи. Дневник сопровождает всю ее жизнь — бодрую комсомольскую юность, краткий период соблазна советской утопией, медленный процесс осознания разрыва между жизнью народа и официальной пропагандой; вместе с раздроблением судеб друзей, гибелью в лагерях первого мужа, Бориса Корнилова, приходит понимание бесчеловечности, применяемой для внедрения «самой справедливой теории» в практику.
Долго ей еще будет казаться, что все-таки есть сияющая мечта, идеал, который поруган этими «страшными», еще долго будет она писать вполне советские стишки. Вместе со вторым мужем, Николаем Молчановым, будет бороться с басмачами, ее покровительственно похлопает по плечу Секретарь Союза писателей Фадеев.
Девочка из религиозной семьи, воспитанная бабушкой, мамой — Ольга Федоровна не расставалась с иконой Ангела Благого Молчания до своего последнего дня. Самое главное не исчезает — «молитва как серебряное ведерко» всегда с ней — но ее уже отучили искать силы в Боге, она ищет в себе; до полного испепеления.
«Покалечена, сильно покалечена, но, кажется, не раздавлена…»
Первый арест. 1938. Второй арест. 1939. Задается вопросом, побежденная или победитель — ?, раздавлена или «мучима химерами» — ?
«Тупость проходит понемногу-понемногу».
Она еще мечтает о восстановлении чести «честных коммунистов», на полном серьезе рассуждает, не написать ли Сталину.
В дневниках видна мучительная работа души, видно, как исчезает советская шелуха, коррозируется мечта об идеале, и «все глубже и глубже опускается серебряное ведерко».
«Скоро 6 месяцев, как я на воле, а нет дня, нет ночи, чтобы я не думала о тюрьме, чтобы я не видела ее во сне»… В дневнике появляются аресты, доносы, оговоры, издевательства…
В какой-то момент духота, страх сгущаются так, что уже нет разницы между повседневной жизнью и тюрьмой. И палачи, и жертвы перетекают из камер в залы Союза писателей и обратно, и окружают их все те же подлость и ложь.
«Загаженные, измученные дневники».
Уже в 1940 году она пишет дневник, осознавая, что его будет читать следователь.
Уже в 1940-м точно отделяет себя от этих «подлецов», «лжецов».
Из тюрьмы вышла «со смутной, зыбкой, но страстной надеждой, что «все объяснят», что то чудовищное преступление перед народом, которое было совершено в 35–38 гг., будет хоть как-то объяснено… В июле тридцать девятого я еще чего-то ждала, теперь чувствую, что ждать больше нечего — от государства».
«Я задыхаюсь в том всеобволакивающем, душном тумане лицемерия и лжи, который царит в нашей жизни, и это-то и называют социализмом!!!», — 1941 год.
Пробитая гвоздем страница дневника Ольги Берггольц с записью от 26 мая 1949 года.
♦♦
Помню замершее лицо мамы, когда я пришла из школы в красном галстуке: «Мама, я крещеная?». «Да». «Вот, наверное, поэтому я так часто болею». Мамино молчание — что она могла сказать? Аккуратно, осторожно, книгами, стихами, примерами мама противостояла советской пропаганде и где-то к моим 14 победила окончательно. Мы жили в военном гарнизоне. Стандартной советской школе не было никакой альтернативы — интеллигентного круга, который я нашла потом, когда мы вернулись в Ленинград. Остро помню мысль — почему я вижу то, что не видят другие, почему вся эта фальшь мне противна, а они считают ее нормой?
Кругом ликуют: «Белое!», а ты видишь, что чернее некуда, но обязан ликовать со всеми. Кошмар раздвоения.
♦♦
В ее жизни вариантов делалось все меньше и меньше. «Предлагают написать очерк о днях финской войны… Нет, не буду! … правды — жестокой, нужной, прекрасной — об этом все равно нельзя написать…. И «не принимала» я эту войну»…
Путаница закончилась, во всей полноте она осознает раздвоенность — есть государственная машина, цели которой уже не видны и непонятны, и есть жизнь. Нам, жителям брежневского застоя, уже не представить боли разочарования в высоких идеалах. Мы уже все знали про эти «зияющие высоты».
«Сегодня Коля закопает эти мои дневники… Если выживу — пригодятся, чтоб написать всю правду. О беспредельной вере в теорию, о жертвах во имя ее осуществления… О том, как политика потом сожрала теорию, прикрываясь ее же знаменами, как шли годы немыслимой, удушающей лжи»…
Начинается война.
«Позор в общем и в частности. На рабочих окраинах некуда прятаться от бомб, некуда. Это называлось — «Мы готовы к войне».
«Ничтожность и никчемность личных усилий — вот что еще дополнительно деморализует…. Собственно, меня не немцы угнетают, а наша собственная растерянность, неорганизованность, наша родная срамота…». «Мне говорят, что я должна писать стихи… Хорошо… — буду».
«Я не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего… к нашему правительству. Этак обосраться! Почти вся Украина у немцев — наша сталь, наш уголь, наши люди, люди, люди!»
«Зашла к Ахматовой, она живет у дворника в подвале… Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии… Она почти голодает, больная, испуганная. А товарищ Шумилов сидит в Смольном в бронированном удобном бомбоубежище и занимается тем, что даже сейчас… не дает людям вымолвить живого, нужного, как хлеб, слова… А я должна писать для Европы, как героически обороняется Ленинград, мировой центр культуры».
К войне она потеряла троих детей. Двое умерли. «Степку» сапогами во время допросов выбивают из живота. Пропадает где-то в лагерях ее первый муж, в первый год войны от дистрофии умирает второй. Отца, военного врача, который всю свою трудовую биографию, начиная с Первой мировой войны, лечил раненых, арестовывают и высылают из города. По дороге на всех пересылках он организовывает лазареты. Лечит контуженных, раненых, дистрофиков, варит кисельки для блокадников…
1942 год. Первый раз в ее дневниках звучит псалом. «Аще забуду тебя, Иерусалиме»…
Работает на радио. Над закостеневшим Городом звучат ставшие хрестоматийными строки: «Я говорю с тобой под свист снарядов,/ Угрюмым заревом озарена,/ Я говорю с тобой из Ленинграда,/ Страна моя, печальная страна»… В историю страны входят 900 дней, черная тарелка радио, стук метронома и «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам».
Голод, мороз, смерть, страх, позор — и над всем этим Голос Ольги Берггольц — средоточие не жизни даже, а бытия, того, что станет духом ленинградской трагедии — смешение человечности, веры, надменности. Той надменности, которая до сих пор живет у нас в генах и отзывается камертоном в геометрии площадей; той самой надменности, за которую спустя несколько лет будут ломать ленинградскую интеллигенцию, превращая великий город в населенный пункт с областной судьбой…
Анна Ахматова и Ольга Берггольц. 1947 год
♦♦
Сумрачная, пустая комната, маленькая девочка сидит в ней, закутавшись в какие-то тряпки: умерли все. Низкий, гудящий звук летящего немецкого самолета. «От советского информбюро», — в сводке мрачно приподнятые советские интонации дикторов, и вдруг голос Берггольц, мягкий, женский, человеческий. Маленькая замерзшая девочка чувствует, что не одна, что жива. Не выживи она, не читали бы вы сейчас этих строк…
♦♦
Как судьба вывела Ольгу Берггольц на такую высоту!
Из дневников стал известен эпизод о двухмесячной поездке в Москву. Только одно держит ее в столице — попытки рассказать правду о том, что происходит в блокадном Ленинграде. Ходит по комитетам, пытается что-то доказать. «Я просила отправить посылку с продовольствием на наш Радиокомитет. Холеный чиновник… говорил… «ленинградцы сами возражают против этих посылок» (это Жданов — «ленинградцы»!), что «государство знает, кому помогать» и т.п. муру. О, Иудушки Головлевы!»
Она возвращается, потому что там бытие, а здесь ложь. Идеальные увлечения кончились, личная судьба разбита. Единственным смыслом становится Город.
Хоронит одного за другим. Только работа в Радиокомитете позволяет ей сохранять себя как человеческое существо, поддержка друзей и нового мужа, Георгия Макагоненко, тоже сотрудника Радиокомитета. «И лег в ногах, окоченевший сам,/ И ничего не называл любовью»…
«Молитва — серебряное ведерко, которое опускает человек в свою глубину».
В 1942-м возвращается то, что она пыталась заместить верой в утопию. В заклеенных крест-накрест окнах видит «Крест отчаянья» и бормочет: «Да воскреснет Бог!».
«Твой час настал, — молись».
Блокада в ее стихах становится образом русской Голгофы.
Вот женщина стоит с доской в объятьях;
угрюмо сомкнуты ее уста,
доска в гвоздях — как будто часть распятья,
большой обломок русского креста.
Еще до окончания войны пишет: «Живу двойственно: вдруг с ужасом, тоской, отчаяньем — слушая радио или читая газеты — понимаю, какая ложь и кошмар все, что происходит, понимаю это сердцем, вижу, что и после войны ничего не изменится».
Заканчивается война, и все продолжается так же. Эта банда испугана тем, что народ вдохнул свежего воздуха. Сталин боится боевых офицеров, чует в них потенциальных декабристов, повидавших западной жизни, отправляет в лагеря. Люди, возвращающиеся из плена, оккупации, получают клеймо пособников. Появляется слово «реэвакуация». Не пускают тех, кто был эвакуирован из города, на место ленинградцев завозят жителей новгородской, псковской областей.
Надо было доламывать тех, кого не доломали до этого — люди, которые могли противостоять одному злу, возможно, могли противостоять и другому. Подлая власть нуждалась в подлецах.
Расправа над Зощенко, Ахматовой, травля Шварца, Ленинградское дело.
1949 год. В городе идут аресты: вначале — партийные работники, но никто не может быть уверен, что и его не «привяжут» к этому делу. Ольгу Федоровну начинают травить. Упрекают в упадничестве, индивидуализме, в том, что допускает крупные ошибки, восхваляя «безыдейно-этическое» творчество Ахматовой, продолжает воспевать тему страдания и ужасов перенесенной блокады.
«Не дам забыть, как падал ленинградец / на желтый снег пустынных площадей».
Друзья из Публичной библиотеки предупреждают, что ищут компромат в ее книге «Говорит Ленинград».
Спасаются с мужем бегством. В каждой машине видят гепеушников, которые, как бесы, мчатся за ними по лесу — то ли мерещится, то ли нет. Прячут дневник на даче.
«Мы ехали, и даже луна гналась за нами, как гепеушник».
Почему не достигли, не дотянулись руки? Причин было несколько: с литературной сцены оттеснили, новые стихи не печатали, она спивалась. Создали удобный образ советской поэтессы, писавшей военные стихи и комсомольские песни — все-таки дотянулись…
«И равнодушны наши книги, и трижды лжива их хвала».
«А, брось, Миша, ну что ты от меня хочешь? Почему ты хочешь, чтобы меня принимали в Кремле?» — «Потому что я не хочу, чтобы ты была на Лубянке», — это говорит ей Михаил Светлов: приспосабливайся, иначе убьют, оскорбят память, вычеркнут из жизни.
Друзья твердят: «Все средства хороши,
Чтобы спасти от злобы и напасти»…
Я даже гибели своей не уступлю
за ваше принудительное счастье…
Всегда находится один, «Сумевший Подняться». Она сумела. Продолжала свидетельствовать. В своей поэзии, в своем дневнике…
Что остается? — Искромсанная судьба, искромсанные судьбы… Из-за уже слегка приоткрытых дверей льется такой поток крови и гноя… еще кто-то хочет, чтобы мы молчали, чтобы в 2010 мы их еще раз оболгали, но уже своим молчанием…
Автограф стихотворения «Отрывок»
♦♦
Последняя просьба, которую пытаются выполнить друзья — чтобы «Ныне отпущаеши» звучало над ней, когда она уже не услышит.
— Ну что вы? Ведь Берггольц коммунист. Она давно отреклась от религии.
Давиду Иеремием.655. «Евреи, отведенные в плен и потом возвратившиеся, рассказывают в сем псалме, что было в Вавилоне» (Бл. Феод.).
1. На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом. Св. Афанасий принимает сии слова, как предсказание о плене и скорбях его, а св. Злат. и бл. Феод., – как воспоминание о прошедшем. На реках. Вавилон лежал на обоих берегах реки Евфрата, который разветвлялся на множество каналов, как и другая река Вавилонии – Тигр. По св. Златоусту, «Евреи, как пленники, жили вне стен и городов»; в скорби естественно удалялись в места уединенные и, сидя на берегах рек или каналов, горько, горько плакали, воспоминая о Сионе, о храме, о родине.
2. На вербиих посреде его обесихом органы нашя. С Евр.: «На вербах посреди его (Вавилона или Вавил. народа) повесили наши арфы». Музыкальные инструменты, коими не могли и не хотели пользоваться Евреи, взяты были с собою последними, по устроению Божию, «для того, – говорит св. Злат., – чтобы и в чужой стране они имели памятники своего прежнего общественного устройства и тем более сокрушались, видя знаки тогдашнего богослужения».
3. Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней, и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. С Евр.: «Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши – веселия: пропойте нам из песней Сионских». О словесех песней – о содержании песней; песни Сионския – те, которые пелись на Сионе, в храме, песни Господни (ст. 4), священные, которых не могли и недостойны были слышать нечестивые язычники. Притом Вавилоняне требовали петь Сионские песни «не для того, – говорит бл. Феод., – чтобы получить им от сего какую-либо пользу, но чтобы посмеяться над Евреями».
4. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? Т.е. нам не позволительно петь; хотя мы и лишились отечества, однако продолжаем хранить закон и соблюдать его в точности» (Злат.) А закон повелевал петь свящ. песни только во храме, в Иудее.
5. Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. «Пусть, говорит пророк, крепость моя, сила моя забудет меня, и пусть я буду безгласен от множества бедствий» (Злат.). Пленные Иудеи дают знать Вавилонянам, что для них невозможно забыть Иерусалим и его священные уставы, как невозможно забыть правую руку, всегда нужную. Но св. Афанасий и бл. Феодорит под десницею разумеют помощь свыше. Т.е., а если я забуду Иерусалим, то да не улучу помощи свыше. «Сию то помощь, – говорит бл. Феод., – пророк называет десницею».
6. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. С Евр.: «Прильпни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего». Прильпни язык; «ибо что пользы, – говорит св. Афан., – иметь такое орудие слова, которое, по-видимому, здорово, но не издает должных звуков. Аще не предложу, т.е. если память о тебе, Иерусалим, предпочту всякому веселию. Ибо в таком только случае может быть, что и всякое другое веселие обратится мне во благо». «Слово: предложу, – говорит св. Злат., – значит: поставлю в начале песни; оно выражает сильное желание или лучше любовь и пламенное стремление к городу (Иерусалиму)». Т.е. «верх веселия для меня – зрение на тебя, Иерусалим, обновление твое, торжество среди тебя; потому что в них нахожу истинное наслаждение» (Бл. Феодорит).
7. Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте656, истощайте, до оснований его. С Евр.: «Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: разрушайте, разрушайте до основания его». Сыны Едомские суть Исавовы потомки – Идумеяне. Этот родственный Евреям народ был их злейшим врагом. С Филистимлянами они вместе и не раз опустошали Палестинские пределы (2Пар. 28:17). Бог, чрез св. пророка Авдия, обличал Идумеев за то, что они в день разорения Иерусалима Вавилонянами были вместе с ними; радовались гибели Иудеев и разширяли уста свои в день их скорби, т.е. смеялись и поносили; простирали руки на пленение в день несчастия их; стояли на распутиях, чтобы рубить бегущих, и таким образом не давали Евреям спасаться бегством (Авд. 1:11–15). За такие злодеяния и дам отмщение Мое на Идумею, говорит Господь, рукою людей Моих Израиля (Иез. 25:13–14), что и исполнилось в последствии; ибо Иоанн Гиркан наказал и поработил Идумеев по свидетельству Иосифа Флавия657. А потому слово: помяни – нужно принимать не как зложелание, а как предсказание.
8. Дщи Вавилоня окаянная. С Евр.: «Дочь Вавилона, опустошительница»! Здесь слово Вавилон означает страну Вавилонию, а дочь – Вавилон город. Слово; окаянная658, т.е. злосчастная, или достойная жалости, – произнесенное во дни славы и могущества Вавилона, должно быть понимаемо, как предсказание о погибели Вавилона. Так и разумеют Отцы. «Это – пророческое слово, – говорит св. Афан., – и оно изображает падение Вавилона». «Здесь пророк, – говорит св. Злат., – предсказывает несчастия, которые постигнут Вавилон и, по причине имеющих постигнуть его бедствий, называет его несчастным». Так же и бл. Феод. Блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. С Евр.: «Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам», – «т.е. блажен, кто и тебя сделает пленником» (Св. Афанасий).
9. Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень. «Поелику Вавилоняне, – говорит бл. Феод., – жестоко поступали с младенцами Иудейскими, то пророк предсказывает им равное наказание». Св. пророк Исаия предсказывал, что дети Вавилонян будут убиты пред глазами их, что враги не пощадят младенцев их (Ис. 13:16–18); следовательно слова псалмопевца выражают не зложелание, но предсказывают, что случится при раззорении Вавнлона Киром и Дарием, Мидянами и Персами, по определению Божию: в нюже меру мерите, возмерится и вам (Мф. 7:2). По мнению св. Златоуста, приведенные слова псалмопевца «суть слова страсти пленных, которые требуют великого наказания, простирали гнев свой даже на младенческий возраст. Пророки, – замечает сей святитель, – многое говорили не от себя, но изображая и выставляя на вид страсти других. Сам же пророк стоял выше даже той меры возмездия, которая была дозволена ему законом (Пс. 7:5».
Комментарии 4
Духовный смысл подготовительных недель Великого поста.
Подготовительные недели Великого поста в богослужении Русской Православной Церкви. Святая Четыредесятница.
Понятие о посте.
Подготовительные недели Великого Поста.
Бондарь С. О.
Научный руководитель: игуменья Амвросия (Соломатина)
Смысловое значение 136 псалма
«На реках Вавилонских».
Следует привести текст самого псалма, прежде чем начать разговор о его смысловом значении: «На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона.На вербиих посреде его обесихом органы нашя. Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней, и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей; Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего. Помяни, Господи, сыны Едомския в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте, истощайте до оснований его. Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам: Блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» (Пс.136, 1-9).
Этим песнопением Церковь возбуждает человека, находящегося в рабстве греха и в плену у дьявола, к познанию своего несчастного и греховного состояния, на примере состояния иудейского народа, который осознавал свое плачевное положение в Вавилонском плену и в последствии принес покаяние.
Псалом этот является яркой исторической новеллой о жизни иудейского народа. Пророк Давид, вдохновленный Святым Духом, предсказывал будущее пленение вавилонское.
Пророк Иеремия изъяснил это Давидово пророчество непокорному народу, который и был пленен Вавилонским царем Навуходоносором за свою нераскаянность.
Пророчество это содержит воздыхание и плач всякого человека, который претерпевает множество бед и искушений «в плену греховного Вавилона» и рыдающий, воспоминая «Небесный Сион».
Голосом Давида показано, как слезной водой, покаянием и окормлением благодатью Божией христианин достигает «желаемого пристанища — вожделенного Небесного Отечества».
«На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона» (Пс.136, 1).
Находясь вне городов, на берегах рек и в пустынях, пленный еврейский народ, сокрушая свои сердца в слезной молитве, оплакивал бедствие свое. Народ иудейский был лишен благ и свободы за презрение и гордость, для того чтобы вновь желать их и стремиться к ним.
«Бог всегда так поступает с презрителями благ Его, чтобы они вразумились лишением их и опять старались приобрести их».
Все люди символично показаны в виде плененного Навуходоносором еврейского народа, а пленен весь род человеческий духовным Навуходоносором – дьяволом.
«Реки Вавилонские – это реки страстей и увлечений грехом».
Евреи плакали о земном Иерусалиме, где был их храм истинному Богу; мы же должны плакать о Сионе духовном, граде Бога Живого, Иерусалиме небесном, истинном отечестве христиан, от которого удалились мы нерадением в исполнении заповедей Господних и равнодушием к небесной манне – Пречистому Телу и Крови Христовой (Златоуст, Иоанн Кронштадтский).
«На вербиих посреде его обесихом органы наша» (Пс.136, 2).
Находясь в Иерусалиме, избранный народ мог совершать богослужение лишь в одном месте – в Иерусалимском храме. Богослужение сопровождалось игрой на органах – музыкальных инструментах. В плену Вавилонском эти музыкальные инструменты были ненужны.
Теперь же, в плену Вавилонском, народ израильский, при течении рек рассуждал о скоротечности дел человеческой жизни, и свои органы скрывали на берегах, чтобы не видели их враги, а «сами производили вместо псалмов рыдания, оплакивая лишения богослужения» (Феодорит, Евсевий).
«Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней, и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских» (Пс.136, 3).
Пленившие народ израильский просили исполнить им песнопения духовные, богослужебные, для того чтобы надругаться над святостью этих песен и предметов, используемых в богослужении.
Несмотря на то, что, евреи нарушили прежде закон, находясь в плену в чужой земле, они вели себя очень строго и никогда, даже под сильным давлением и воздействием вавилонян, не решились нарушить закон.
«Видишь ли, как скорбь делает людей сильными, сокрушенными, как смиряет душу?» (Златоуст, Феодорит) .
«Како воспоем песнь Господню на земли чуждей» (Пс.136, 4)
Нечистым ушам не должно слышать этих таинственных божественных песнопений, именно поэтому евреям не позволялось петь в чужой стране. Мир этот есть область иного, «князя века сего» (Ин. 14, 30).
«Не освободившись от пристрастия к миру, душа не может любить Бога искренно. Ибо житейское пристрастие для нас есть как бы покрывало. Ибо, доколе мысль наша рассеивается и душа возмущается в себе страстями, дотоле не можем петь Богу чистую песнь. Ибо как мы можем петь песнь Господню в сердце, обладаемом страстями? Ибо сердце иносказательно называется землею, а песнь означает чистую и нерассеянную молитву» (Златоуст, Григорий Богослов, Антиох, Серафим, Никита, Симеон Новый Богослов).
«Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего» (Пс.136, 5-6).
Некогда потеряв отечественный Иерусалим, евреи искали его и плакали о потере. Так и многим из нас «должно так устроять настоящую жизнь, чтобы не быть изгнанниками из «вышняго града» (Златоуст).
«Помяни, Господи, сыны Едомския в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте, истощайте до оснований его» (Пс.136, 7).
«Просят наказания сынам Едомским, этим потомкам Исава (злейшим врагам евреев), которые находились в день разорения Иерусалима вместе с вавилонянами, требовали разрушения города даже без следов оснований его. Сыны Едомские — это гонители святой Церкви и враги человеческого спасения – демоны, которые повелевают друг другу истощать богатство нашей души до основания» (Афанасий, Феодорит).
«Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам» (Пс.136, 8).
«Это пророческое слово, и оно изображает падение Вавилона. Окаянная, т.е. злосчастная, достойная жалости, которая будет разграблена. Как есть обыкновение у иудеев называть человека сыном человеческим, так и дщерию Вавилона называют тот же Вавилон. Это выражение страсти пленников! Ибо если хочешь знать расположенность Давида, то послушай, что он говорит: аще воздах воздающим ми зла? – А это показывает, что он стоял выше позволяемой законом соразмерности. Ибо когда передает он страсти других, то изображает ярость и печаль, что и теперь сделал, выставив сильное желание иудеев» (Феодорит, Златоуст).
«Блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» (Пс.136, 9).
«Иудеи распространяют свой гнев и на незрелый возраст отроков, чтобы не произвели и они весьма много зла. Обрати внимание: как вавилоняне поступали жестоко с младенцами иудейскими, то Пророк предсказывает и им равное наказание. Но не таков Новый Завет; в нем повелевается нам поить и кормить врагов и молиться за творящих нам напасть, как ученикам кроткого и человеколюбивого Иисуса Христа. Младенцами вавилонскими, о камень разбиваемыми, непогрешительно можешь назвать семена зла и страстных помыслов, которые надлежит истреблять спасительным словом Иисусовой молитвы (ибо камень – есть Христос), чтобы не возрастало в нас зло и не очерняло светлейшую доброту души, и не приходило в действие, противозаконно заповедям любящего нас Кроткого и Смиренного Владыки – Господа нашего Иисуса Христа» (Феодорит, Златоуст, Василий В., Нил, Дорофей).
Весь псалом побуждает грешника к осознанию своего несчастного состояния в плену греха, страсти и дьявола, как иудеи, понявшие свое горькое положение в Вавилонском плену и принесшим покаяние о содеянных грехах.
Пение 136 псалма «На реках Вавилонских» на утрени, после пения 134 «Хвалите имя Господне» и 135 «Исповедайтеся Господеви» бывает только в неделю о блудном сыне, в неделю мясопустную и сырную, то есть всего три раза в году.
Псалтирь 136 псалом
Толкование Далласской семинарии
Толкование Псалма 136
Трогательно и поэтично начинается эта песнь изгнания, написанная, как полагают, при конце вавилонского пленения или вскоре после него, судя по прошедшему времени в стихе 1 и по тону воспоминания, в котором звучат первые три стиха, возможно, неизвестный псалмопевец был из тех евреев, которые возвратились в Палестину согласно указу царя Кира; Вавилон, разрушенный при Дарии Гистаспе в 517 году до Р. Х., еще благоденствовал. Другими словами, Пс. 136, скорее всего, был написан прежде окончания строительства второго храма.
А. Тоска по Сиону (136:1-4)
Пс. 136:1. Псалмопевец вспоминает, как, будучи в плену, евреи собирались на берегах вавилонских рек (Тигра и Евфрата со всеми отходившими от них протоками и каналами, выкопанными для орошения полей) и плакали, вспоминая о Сионе (Иерусалиме).
Пс. 136:2-4. Там… притеснители… требовали от них, чтобы веселили их своей игрой на арфах и пением песней Сиенских. Но арфы пленников висели на вербах (или ивах) по берегам рек, и они не хотели снимать их, не желая петь, играть и веселиться. Фраза посреди его в стихе 2, по-видимому, относится к Вавилону, а не к Сиону.
Как нам петь песнь Господню на земле чужой? (стих 4) Еврейский народ славился на древнем Востоке своей музыкальной культурой и высокими образцами своей поэзии. Однако и музыка, и поэзия их были Господними, т. е. вдохновленными мыслями о Господе и упованием на Него; характер их чаще всего был молитвенным. Могли ли они этими священными для себя произведениями тешить язычников, отторгших их от родной земли! Подобные «требования» звучали для них кощунством: исполнение их равносильно было бы забвению Иерусалима (стих 5).
Б. Верность памяти… (136:5-6)
Пс. 136:5-6. Эти стихи звучат как заклятье в устах псалмопевца: Да перестанет действовать (да отсохнет) правая рука моя, да онемею я, если забуду тебя, Иерусалим, и если стану радоваться не твоей радостью! (Напомним, что Иерусалим, куда в допленные годы все колена Израилевы стекшись для поклонения Господу, в дни плена лежал в развалинах. Могли ли они радоваться в такое время? Лишь возвращение к жизни и веселию Иерусалима могло стать началом их радости.)
В. Проклятие врагам Сиона (136:7-9)
Последнюю часть Псалма 136 следует воспринимать в свете великой скорби иудеев, угнанных на чужбину. В сущности, проклятия (об этом в «Богословских идеях псалмов» во Вступлении) звучали в устах псалмопевца как мольба к Богу о справедливом воздаянии врагам Его народа.
Пс. 136:7. Едомляне, или идумеи, были давними и упорными недругами евреев, хотя и были близки им по крови (связаны с ними «братскими» узами, Ам. 1:11); по поводу разрушения Иерусалима они торжествовали и радовались. Отсюда просьба псалмопевца об отмщении Едому (Иез. 25:12; Авд. 1:9-16).
Пс. 136:8-9. Проклятие псалмопевца обращено на Вавилон. Но обречь его беспощадному уничтожению было волей Господа. Стих 9 созвучен со словами пророка Исаии об этом (Ис. 13:16). Возможно, «блажен» в стихе 9 надо понимать в том смысле, что те, кто совершат «казнь» Вавилона, совершат ее во исполнение Божией воли.
Так или иначе, на страницах Псалтири не найти проклятия более горького чем то, которое звучит в Пс. 136:8-9. В представлении псалмопевца, сердце которого, как и сердца его соплеменников, преисполнено было печали, – те, кто опустошали святую землю или радовались этому опустошению, лучшей участи не заслужили.