Содержание
Решетов Алексей. Стихи уральского поэта
Алексей Решетов родился 3 апреля 1937 года в Хабаровске. Его родители в этот трагический год были репрессированы – отец расстрелян, а мать отправлена в лагеря. Так она оказалась на Урале, куда позже был перевезен и Алексей.
Большая часть жизни Алексея Решетова связана с городом Березники (Пермский край), где его и сейчас помнят и любят. Также поэт в разные годы жил в Перми и Екатеринбурге. Умер 29 сентября 2002 года.
Алексей Решетов заслуженно считается одним из лучших лирических поэтов России. Многие его стихи напрямую связаны с Уралом.
ЗЕНИЦА ОКА
Зеница ока, Родина моя,
Что без тебя на белом свете я?
Без белых рощ, без пушкинской строки;
Я не жилец, я сгину от тоски.
* * *
Проснулся я от солнечных лучей.
Цвела трава. В России было лето.
Как хорошо, что этот мир – ничей:
Ходи, дыши, и нет тебе запрета.
Как хорошо, что кто-то нам сберег
Земной простор – леса, озера, тучи! –
Любимая не пустит на порог,
Неплохо и на камушке горючем.
Спешу к земле, как матери родной,
От всех своих досад и треволнений,
И возле первой нивушки ржаной
Надолго опускаюсь на колени.
Я жил далеко на Урале,
В почти недоступной дали.
То льдины у ног проплывали,
То сено на лодках везли.
То словно разрытая яма,
То будто поверхность стекла,
То злая, то добрая Кама,
Как совесть людская была…
Я плыл в сентябре на пароме,
Открытом, без теплых кабин,
И все человечьи пороки
Казались мне пеной глубин.
Эти тихие речки под тонкой слюдою,
Это пламя осин при клубящейся мгле,
Этот стог на лугу, как с нехитрой едою
Чугунок на шершавом крестьянском столе…
Далеко-далеко, далеко мое детство,
Сколько зим, сколько лет у меня на счету! –
А на русский простор не могу наглядеться,
Все гляжу и гляжу на его красоту…
В путь-дорогу пора перелетному клину.
Полегли камыши на глухих рукавах…
Не печалься, мой край, я тебя не покину,
Я в России живу не на птичьих правах.
Я снова русской осенью дышу,
Брожу под серым солнышком осенним,
Сухой цветок отыскиваю в сене
И просто так держу его, держу.
Я говорю: отыскивай, смотри,
Пока не в тягость дальняя дорожка,
Пока вкусна печеная картошка
С еще сырым колесиком внутри.
А между тем зима недалека,
Уже глаза озер осенних смеркли,
Лишь вены на опущенных руках
Еще журчат, еще перечат смерти.
Душа и природа – в предчувствии вьюг,
И стрелки часов улетают на юг,
И маятник желтый вот-вот упадет,
И дворник с метлою уже его ждет.
Нам долгие ночи с тобой коротать,
Стихи, завывая по-волчьи, читать.
Спаси меня, милый полуночный друг!
Душа и природа – в предчувствии вьюг.
Не убивайся, человече,
Что еле движутся дела,
Что ненаглядная далече,
Что вьюга окна замела.
Пока в природе двоевластье
Чудной четы – добра и зла,
Исключено сплошное счастье,
Исключена сплошная мгла.
ЦЫГАНКА
Цыганка на Перми второй
Легко руки моей касалась
И милой старшею сестрой,
А не гадалкой мне казалась.
Она бессовестно врала,
Но так в глаза мои глядела
И так ладонь мою брала,
Что счастью не было предела.
КОСТЕР
Как истинно талантливый актер,
Чьим мастерством нельзя не восхищаться,
Всю ночь горел в глухой тайге костер,
Не уставая перевоплощаться.
И ярок был его короткий век,
И смерть его была, как роль живая,
В которой умирает человек,
Багровую рубаху разрывая.
ВОЛШЕБНАЯ КНИГА ПРИРОДЫ
Набродиться летними лесами,
Лечь в траву, вздохнуть и замереть
И почти закрытыми глазами
В небо полуденное смотреть.
Ощущать цветов благоуханье
И лучей скользящее тепло.
Думать: это женское дыханье
Чудом в глушь лесную занесло.
И внимать земле и небосводу,
И, вернувшись в хмурое жилье,
Потерять, как женщину, природу,
Мучиться и сохнуть без нее.
Всего-то навсего лесок —
Не величавый лес.
Под ним каменья и песок,
Над ним клочок небес.
Но так на сердце хорошо,
Такая благодать,
Как будто в дом родной пришел,
Где ждут отец и мать.
Как будто не был много лет
В родимой стороне
И этот кустик-бересклет —
Меньшой брательник мне.
Раздвигается валежник,
И, размером с ноготок,
Появляется подснежник,
Первый истинный цветок.
Расцветет потом и роза,
И гвоздика, и репей.
Но все это будет проза.
А поэзия — теперь.
Березники, мои Березники!
Пусть кое-где о них и не слыхали,
Но только здесь шаги мои легки,
Здесь исцелимы все мои печали.
Как палочку волшебную держу
Я ветку тополиную в апреле.
Желаете? – взмахну и прикажу,
Чтоб вы, как этот город, не старели.
Ни триумфальных арок, ни соборов,
Ни шпилей, уходящих в облака,
Но я люблю всем сердцем этот город,
Я счастлив, что живу в Березниках.
Мне нравятся бесхитростные зданья,
Мне мил и дорог каждый уголок.
Я помню каждой улочки названье,-
Я сам здесь подрастал, как тополек.
Пусть нынче сердце –
Словно запоздалый осенний лист.
Пока оно горит,
Пока его ветрами не сорвало,
Оно живет и жизнь благодарит
Не плачьте обо мне. Я был счастливый малый.
Я тридцать лет копал подземную руду.
Обвалами друзей моих поубивало,
А я еще живу, еще чего-то жду.
Не плачьте обо мне,
Меня любили девы.
Являясь по ночам, чаруя и пьяня,
Не за мои рубли, не за мои напевы.
И ни одна из них не предала меня.
Не плачьте обо мне.
Я сын «врагов народа»,
В тридцать седьмом году поставленных к стене.
В стране, где столько лет отсутствует Свобода,
Я все еще живу. Не плачьте обо мне.
Алексей Решетов. Стихи из книги «Чаша»
СТИХИ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ
Я из чёрного теста,
из пепла войны,
и стихи мои, как погорельцы, грустны.
Лишь закрою глаза,
и опять я — малец,
в неокрепшее темечко
метит свинец.
И несёт почтальон
на потёртом ремне
безотцовщину чёрную
брату и мне.
Никогда не забуду,
как во время войны
из картошки из мёрзлой
мать пекла деруны.
Деруны на олифе
и сластят, и горчат,
но и этому рады
я и старший мой брат.
Мы сидим в одеялах,
за окошком мороз.
Письмоносец соседке
«смертью храбрых…» — принёс.
И она прибежала к нам —
белее стены.
Мать ее утешает…
И горят деруны.
Война прошла, прошла война,
Но барабанным перепонкам
Казалась странной тишина,
Обманчивой, чрезмерно полной.
На кровью политых полях
Уже пшеницу убирали,
Но все ещё в госпиталях
Солдаты наши умирали.
***
Отец мой стал полярною землёй,
Одной из многих,
золотой крупинкой.
А я хотел бы,
в мир уйдя иной,
вернуться к вам зелёною осинкой.
Пусть в гости к ней приходят грибники,
и целый день
звенит в листве пичуга.
А эти вот надежные суки —
Для тех, кто предал
правду или друга.
***
Ищите без вести пропавших,
Ищите древних, молодых,
Полотна дивные создавших,
В боях Россию отстоявших —
Ищите их! Ищите их!
На душных стенах одиночек,
В полуистлевших письменах
Ищите днём, ищите ночью
Их золотые имена.
Ищите их по белу свету,
Ищите мёртвых и живых!
И если всюду скажут: — Нету! —
Найдите их в себе самих.
***
Убитым хочется дышать.
Я был убит однажды горем
И не забыл, как спазмы в горле
Дыханью начали мешать.
Убитым хочется дышать.
Лежат бойцы в земле глубоко,
И тяжело им ощущать
Утрату выдоха и вдоха.
Глоточек воздуха бы им
На все их роты, все их части,
Они бы плакали над ним,
Они бы умерли от счастья!
***
Я помню: с тихою улыбкой
Скрипач, что на войне ослеп,
Водил смычком над тёмной скрипкой,
Как будто резал чёрный хлеб…
***
Я был пацаном голопятым,
Но память навек сберегла,
Какая у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денёчки,
Когда, без вина веселя,
Пластинкой о синем платочке
Вращалась родная земля.
РУКИ
Навек остыли руки рыбака,
Но как похожи на живые руки,
Скрепленные при помощи шнурка,
Большие и тяжёлые, как муки.
Неужто им и вёсел не держать,
В раздумье рыжей не сгребать бородки?.
Так просто возле ворота лежат,
Как в ливень перевёрнутые лодки…
***
В поле вечернем стою
И не могу разобраться:
Что же прекраснее — рожь
Или движения жниц?..
***
Не убивайся, человече,
Что еле движутся дела,
Что ненаглядная далече,
Что вьюга окна замела.
Пока в природе двоевластье
Чудной четы — добра и зла,
Исключено сплошное счастье,
Исключена сплошная мгла.
МОЙ БРАТ
Мой брат, твой адрес — кладбище, бурьян,
Земля сырая, мир потусторонний.
Когда тебе из наших дальних стран
Снесут письмо усталые вороны?
Когда расскажут липы на ветру,
Что ни одна звезда не почернела,
И тёплый хлеб нас будит поутру,
И нет у жизни края и предела?
Мой милый брат, ты — дома, я — в гостях,
Мне здесь, в гостях, то весело, то грустно,
Когда же я тебе о новостях
Поведаю не письменно, а устно?
***
Мы в детстве были много откровенней:
— Что у тебя на завтрак?
— Ничего.
— А у меня хлеб с маслом и вареньем.
Возьми немного хлеба моего…
Года прошли, и мы иными стали,
Теперь никто не спросит никого:
— Что у тебя на сердце? Уж не тьма ли?
Возьми немного света моего…
***
Что-то всё тяжелее ночами.
Спой, соловушка, спой мне, дружок,
Чтобы я отдохнул от печали,
Чтобы юность припомнить я смог.
Чтобы снова весенние громы
Прогремели бы в честь бытия,
И возникла из пены черёмух
Афродита лесная моя.
Чтобы, милостью тайной возвышен,
Легким пламенем райским объят,
Я услышал, как бабочки дышат
И далекие звёзды звенят.
Чтоб уже никакого значенья
До последнего самого дня
Не имели мои злоключенья,
Ибо юность была у меня.
***
Мы разучились письма создавать,
Замолкли их чарующие звуки.
И том последний будет тосковать
Без этой удивительной науки.
Но дело не в бессмертии — зачем
Так безмятежно, так напропалую
И подлинным товарищам, и всем
Писали: обнимаю и целую…
***
Ты знаешь, что такое рань?
Ты просыпался рано,
Когда стекло оконных рам
Мерцает как-то странно,
Когда ещё не слышно птах,
Ещё не пали росы,
Когда лежит на трех китах
Земля без всякой оси?..
***
Скоро снеги седенькие лягут,
Волки пьют вино из волчьих ягод,
И стоят осинки на ветру,
Красные, как гибель на миру.
***
С первой встречи, с самого начала
Плоть твоя моей душою стала.
И теперь мне сладко сознавать,
Что тебе в земле не истлевать.
ПОЭТЫ
Л. И. Давыдычеву
Поэты погибают не от пуль,
Поэтов сокрушают не наветы:
Сам по себе мучителен их путь,
Самих себя не берегут поэты.
Расширены глаза, как у детей.
Попробуй жить
и не растратить крови,
Переживая тысячи смертей
И чьих-то несложившихся любовей!
Да, чистой кровью пишутся стихи,
Да, вечно словотворчество людское
И с красной начинается строки,
И красной завершается строкою.
***
Я, как волк, появился в апреле
В этом яростном мире большом.
Мне авдотка играл на свирели.
Я лежал на земле нагишом.
Объясните-ка мне, буквоеды:
Мы не волки — а плечи сильны,
Мы не волки — а головы седы,
Мы не волки — а песни грустны.
И когда я ночные потемки
Пью вприкуску с гусиным пером,
Я-то ведаю, чьи мы потомки,
Разрази Чарльза Дарвина гром!
***
Ты молода, мой друг, а я поэт,
И, стало быть, мне много тысяч лет.
Я много раз рождался и старел
И на высоком пламени горел.
Ты молода, а на моё чело
Извечное страдание легло.
И вот опять всю ночь пишу стихи,
А за окном — вторые петухи.
А от вторых до третьих петухов
Не более полутора веков.
***
Нет детей у меня. Лишь стихи
Окружают меня, словно дети,
Но они и бледны, и тихи,
Не живут они долго на свете.
Дорогой, потерпи до утра,
Золотой, подожди до рассвета,
Завтра утром придут доктора,
Мы на дачу уедем на лето.
…И опять — словно снег — черновик,
И перо — словно посох скрипучий,
И рука — как безумный старик,
И свеча — как звезда из-за тучи.
***
Опущу усталую главу:
Поздно для хорошего поэта
Я узрел подземную траву
И потоки косвенного света.
То, что рядом, — надоело брать,
Что подальше — всё никак не трону,
Только глажу новую тетрадь —
Белую, голодную ворону…
* * *
Когда отца в тридцать седьмом
Оклеветали и забрали,
Все наши книги под окном
Свалили, место подобрали.
И рыжий дворник подпитой,
При всех арестах понятой,
Сонеты Данте и Петрарки
Рвал на вонючие цигарки.
Осколок солнца догорал,
Из труб печных летела сажа,
И снова Пушкин умирал,
И Натали шептала: «Саша»…
* * *
Поэзия! Странная штука:
Кому-то шутя, с кондачка,
Кому-то с немыслимой мукой
Даётся любая строка.
И всё же фальшивое – гаснет,
А то, что на совесть, – горит.
И всё же со временем ясно:
Поэт ли с тобой говорит.
ДВОРИК ПОСЛЕ ВОЙНЫ
—
Мирный дворик. Горький запах щепок.
Голуби воркуют без конца.
В ожерелье сереньких прищепок
Женщина спускается с крыльца.
—
Пронеслось на крыльях веретёшко –
То есть непоседа-стрекоза.
Золотая заспанная кошка
Трёт зеленоватые глаза.
—
У калитки вся в цвету калина,
А под ней – не молод и не стар –
Сапогом, прошедшим до Берлина,
Дядька раздувает самовар.
* * *
Не искал, где живётся получше,
Не молился чужим парусам:
За морями телушка – полушка,
Да не весело русским глазам!
Может быть, и в живых я остался,
И беда не накрыла волной
Оттого, что упрямо хватался
За соломинку с крыши родной.
* * *
Доживаю последние годы,
Может, даже последние дни.
Подступают летейские воды,
Но меня не пугают они.
Как положено, жил я на свете,
Не кривил православной душой.
Я не знаю, как там меня встретят,
Но проводят меня хорошо.
* * *
Я снова русской осенью дышу,
Брожу под серым солнышком осенним,
Сухой цветок отыскиваю в сене
И просто так держу его, держу.
—
Я говорю: отыскивай, смотри,
Пока не в тягость дальняя дорожка,
Пока вкусна печёная картошка
С ещё сырым колёсиком внутри.
—
А между тем зима недалека,
Уже глаза озёр осенних смеркли,
Лишь вены на опущенных руках
Ещё журчат, ещё перечат смерти.
* * *
Только чёрные шпалы да рельсы
Между нами на тысячи вёрст.
Как герои шекспировской пьесы,
Мы с тобою не выживем врозь.
Как боюсь я такой параллели!
Ведь для тех, кто безумно любил,
Не стелили другие постели,
Кроме вырытых наспех могил.
О, моя дорогая подруга,
Отдохнём от мучительных драм.
И читать будем только друг друга
По глазам, по устам, по сердцам.
* * *
Собрать бы последние силы,
Склониться над белым листом
И так написать о России,
Как пишут о самом святом.
—
Она тебе зла не попомнит.
Попросишь прощенья — простит.
Настанет твой час — похоронит.
Приидет пора — воскресит.
* * *
Ищите без вести пропавших,
Ищите древних, молодых,
Полотна дивные создавших,
В боях Россию отстоявших –
Ищите их! Ищите их!
—
На душных стенах одиночек,
В полуистлевших письменах
Ищите днём, ищите ночью
Их золотые имена.
—
Ищите их по белу свету,
Ищите мёртвых и живых!
И если всюду скажут: – Нету! –
Найдите их в себе самих.
Заповедь
—
Паша, Юра, Костя, Вова,
Надя, Ира, все друзья,
Это письменное слово –
Воля, заповедь моя.
—
Вот что сделать будет надо:
Надо мой смиренный прах
Возле матушки и брата
Схоронить в Березниках.
—
Это хлопотно, конечно.
Но ведь там мой край родной.
Там простой, восьмиконечный
Крест поставьте надо мной.
—
И сидите, поминайте
Друга милого вином.
И стихи свои читайте,
Как читали их при нём.
—
Тот, кто вечно славы ищет,
Возомнив, что он пророк,
Не посмеет, не освищет
Наших выстраданных строк.
* * *
Последней спичкою в зубах не ковыряют: Промерзнут до костей – костёр и разожгут. Последние слова на ветер не бросают, Последние слова для Бога берегут.