Содержание
- Операция века
- Отделение челюстно-лицевой хирургии
- Врачебный персонал
- Схема расположения отделения
- Контактная информация
- Лопатин Андрей Вячеславович, Москва
- Места приёма
- Хирург, который дарит лица детям
- «Родители годами не могут понять, как у них мог родиться такой ребенок»
- За что этим детям такое?
- «Слухи о смерти российской медицины сильно преувеличены»
Операция века
Михаил Германович, удалось восстановить веко?
Михаил Катаев: Да, все нормально. Хотя повреждение века было обширное. Оно состоит из десяти слоев, и все были повреждены. К тому же разорваны мышцы, с помощью которых закрывается и открывается глаз. У нашей пациентки он вообще не открывался. Ситуация осложнялась тем, что после предыдущих операций осталось множество рубцов. Операция шла под наркозом в течение часа. Сделали правильный рельеф, контур, форму века. Восстановили мышцы.
И часто вам приходится проводить подобные операции?
Михаил Катаев: Примерно десять в неделю. Вообще травмы века часты. Дело в том, что любая иная травма на лице не имеет таких последствий, как на веках и глазах. Глаз подобен некой воронке, в нее буквально стекаются все удары по лицу. А кроме травм еще немало других напастей на глаз. Причем они возможны в любой период жизни — от рождения до глубокой старости. Только операций по устранению врожденных патологий века я делаю около 200 в год. А еще немало и других повреждений, которые необходимо устранять. Скажем, чрезвычайная аллергическая реакция на привычные медикаменты. Тот же обычный, привычный аспирин. Может, слышали о синдроме Лайелла. При нем человек, принявший таблетку, чтобы сбить высокую температуру, получает «ожог» всего тела. До 89 процентов кожи и слизистых оболочек покрывается волдырями и отмирает. Если это ногти или странные пятна на коже, то последствия еще можно перетерпеть. Но если это слизистая оболочка глаза, то человек иногда слепнет.
И что же делать? К кому обращаться? Когда я искала специалиста для узбекской девочки, мне называли только вашу фамилию.
Михаил Катаев: Это очень важный вопрос. Современные офтальмологи больше заняты катарактой и устранением близорукости и дальнозоркости. Здесь проще и быстрее можно получить желанный эффект. А реконструкция век среди специалистов не популярна. Дело хлопотное и не дает материальной отдачи. Но, пожалуй, ни с чем нельзя сравнить то удовлетворение, которое приносит наша помощь. С тем же синдромом Лайелла пациент обычно попадает, извините за тавтологию, в обычную реанимацию, в которой специалисты спасают его жизнь. Но при этом гибнет глаз, Обычные реаниматологи не знают, что в таких ситуациях делать с глазом. И самое досадное, этого не знают и приглашенные консультанты-офтальмологи.
Ваши операции обычно сравнивают с ювелирным мастерством…
Михаил Катаев: Но ювелиры имеют дело с твердыми предметами. А наш материал — живой, подвижный, ускользающий. Нам даже микроскоп не всегда нужен, потому что лицом к лицу — лица не увидать. Мы пользуемся только специальными лупами. Современные офтальмохирурги заканчивают свой вклад в лечение больного, когда у того возникают необратимые изменения — гибель глаза. Но пациент-то продолжает жить. И следующий этап его жизни берет на себя офтальмопластик. Человеку необходим приемлемый для жизни внешний вид. Ему нужно подобрать глазной протез. И значит, надо правильно удалить глаз и правильно провести протезирование
Считается, что в современной медицине нельзя обойтись без стандартов. Но не каждая операция, тем более такая тонкая, как на веках, на глазах, укладывается в них. И как быть?
Михаил Катаев: Действующие стандарты не в состоянии охватить все разнообразие повреждений. Да и не только повреждений. Существует международная классификация болезней, по которой работают практически все медики мира. В ней есть только один код, соответствующий травматической деформации век. И в то же время в этой же классификации десятки кодов, характеризующих столкновения между двумя участниками ДТП. Например, мотоциклист, ударившийся об автобус. Или столкновение трактора и автобуса. Вот это предусматривает международная классификация болезней. Зачем? Это, скорее, повод для судебного разбирательства. А для медиков в этом смысла нет. Медицина — это искусство или стандартизированное ремесло? Ответ очевиден: каждый клинический случай уникален. Мы из кожи лезем, чтобы уложить разнообразие клиники в стандарты. Надо ли? Уверен: каждую ситуацию надо чувствовать нутром, к каждому пациенту находить подход, даже если пациенты принадлежат к одному коду Международной классификации болезней или к стандарту оказания помощи по системе ОМС.
Отделение челюстно-лицевой хирургии
Врачебный персонал Схема расположения Контакты
Отделение челюстно-лицевой хирургии создано в 2003 году в связи с крайне высокой потребностью в оказании высококвалифицированной помощи детям с черепно-челюстно-лицевой патологией в регионах Российской Федерации.
Большинство заболеваний, деформаций и пороков развития черепно-челюстно-лицевой области у детей (ранее относившихся к разряду неперспективных) может быть излечено окончательно или в значительной мере исправлено в косметическом отношении.
Пациентами отделения являются дети с различными формами расщелин лица, деформациями носа, пороками развития ушной раковины, деформациями челюстей и нарушениями прикуса, доброкачественными и злокачественными новообразованиями черепно-челюстно-лицевой области, дети с рубцовыми деформациями кожи лица и волосистой части головы.
Одним из приоритетных направлений работы отделения является хирургическая коррекция деформаций черепа и лица при краниосиностозах (тригоноцефалия, скафоцефалия, брахицефалия, плагиоцефалия и др.), устранение обширных дефектов костей черепа и лицевого скелета у пациентов после травм или удаления объемных новообразований (фиброзная дисплазия, остеомы, и т.д.).
Выполняются операции на костях верхней и средней зон лица у детей с врожденными дистопиями и деформациями орбит (орбитальный гипертеллоризм, микрофтальмия,косые расщелины лица). Еще одним интенсивно развивающимся направлением работы стала ортогнатическая хирургия — коррекция нарушений положения и размера челюстей, сложных аномалий прикуса (открытый, перекрестный, глубокий). Лечение таких деформаций осуществляется с использованием специальных дистракционных аппаратов и позволяет проводить коррекцию положения челюстей у детей, начиная с первого года жизни.
Расщелина верхней губы до и после дечения
Двусторонняя расщелина верхней губы до и после дечения
Срединная расщелина лица до и после лечения
Косая расщелина лица до и после лечения
Недоразвитие нижней челюсти до и после лечения
Метопический синостоз (тригоноцефалия) до и через 6 лет после лечения
Бикоронарный синостоз до и после лечения
Синдром Аперта до и после лечения
Орбитальный гипертелоризм до и после лечения
Опухоль височной области до и через 3 года после лечения
Порок развития ушной раковины до и после лечения
Отделение является научной и учебной базой кафедры пластической хирургии РНИМУ им. Н.И. Пирогова (зав. кафедрой — профессор, д.м.н. Н.Е. Мантурова) и кафедры детской стоматологии и ортодонтии медицинского факультета РУДН (зав. кафедрой — профессор, д.м.н. Т.Ф. Косырева). Сотрудниками отделения проводится большая научная и методическая работа, что подтверждается участием в работе научных форумов в России и за рубежом. Осуществляется теснейшее сотрудничество с врачами из ведущих мировых центров черепно-челюстно-лицевой хирургии.
Результаты работы нашего отделения челюстно-лицевой хирургии высоко оцениваются, как среди многих ведущих специалистов нашей страны, так и среди известнейших зарубежных черепно-челюстно-лицевых хирургов.
Врачебный персонал
Лопатин Андрей Вячеславович
Зав. отделением — врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил 1-й Московский медицинский институт им. Сеченова в 1985 г.
- Специальность по диплому: «Лечебное дело», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Организация здравоохранения и общественное здоровье», срок до 2019 г. включительно
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Сертификат по специальности «Хирургия челюстно-лицевая (хирургия)», срок до 2017 г. включительно
- Доктор медицинских наук, профессор, хирург высшей квалификационной категории
Бальченко Алексей Вячеславович
Врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил ГОУ Кубанскую государственную медицинскую академию в 2005 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Детская хирургия», срок до 2020 г. включительно
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2019 г. включительно
- Сертификат по специальности «Челюстно-лицевая хирургия», срок до 2021 г. включительно
Батюнин Владимир Александрович
Врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил РГМУ в 2001 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Детская хирургия», срок до 2020 г. включительно
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2018 г. включительно
- Сертификат по специальности «Челюстно-лицевая хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Кандидат медицинских наук
Бологова Тамила Вячеславовна
Медицинский психолог, клинический психолог
- Образование: высшее, окончила Московский гуманитарный институт в 2009 г.
- Окончила Российский национальный медицинский исследовательский университет имени Н.И. Пирогова Министерства здравоохранения российской федерации в 2014 г.
- Специальность по диплому: «Психология», квалификация: «Психолог Преподаватель психологии»
- Сертификат по специальности «Психологическая подготовка будущих родителей к воспитанию детей. Перинатальная психология. Практическая психология»
- Сертификат по специальности «Детская нейропсихология: методы диагностики и коррекции»
Болотин Михаил Викторович
Врач-детский онколог
- Образование: высшее медицинское, окончил РГМУ в 2003 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Детская онкология», срок до 2017 г. включительно
- Кандидат медицинских наук
Водяницкий Владимир Борисович
Врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил 2-ой МОЛГМИ им. Н.И. Пирогова в 1980 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2018 г. включительно
- Сертификат по специальности «Хирургия (детская)», срок до 2017 г. включительно
- Сертификат по специальности «Челюстно-лицевая хирургия», срок до 2019 г. включительно
- Xирург высшей квалификационной категории
Кугушев Александр Юрьевич
Врач-пластический хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил ГОУ ВПО РГМУ в 2006 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Детская хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Кандидат медицинских наук
Мкртумян Эльвира Сергеевна
Врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончила московский медицинский стоматологический институт в 1976 г.
- Специальность по диплому: «Лечебное дело», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2018 г. включительно
- Сертификат по специальности «Челюстно-лицевая хирургия», срок до 2017 г. включительно
Оганесян Каринэ Егиевна
Врач-ортодонт
- Образование: высшее медицинское, окончила ГОУ ВПО РУДН в 2007 г.
- Специальность по диплому: «Стоматология», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Стоматология (детская)», срок до 2019 г. включительно
- Сертификат по специальности «Ортодонтия», срок до 2020 г. включительно
Свитнев Петр Сергеевич
Врач-ортодонт
- Образование: высшее медицинское, окончил Московский стоматологический медицинский институт в 1994 г.
- Специальность по диплому: «Стоматология», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Ортодонтия», срок до 2020 г. включительно
Ясонов Сергей Александрович
Врач-челюстно-лицевой хирург
- Образование: высшее медицинское, окончил 2-ой МОЛГМИ им. Н.И. Пирогова в 1995 г.
- Специальность по диплому: «Педиатрия», квалификация: «Врач»
- Сертификат по специальности «Пластическая хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Сертификат по специальности «Челюстно-лицевая хирургия», срок до 2017 г. включительно
- Хирург высшей квалификационной категории
- Кандидат медицинских наук
Схема расположения отделения
Контактная информация
Ординаторская
НА 13.10.2003 СОБРАНО 176 000 руб. ВНИМАНИЕ! ПОВТОРНАЯ ПУБЛИКАЦИЯ. Полная стоимость цефалостата 538 599 руб. Удалось собрать 150 тыс. руб. Нужны еще 388 599 руб.
Доктор Лопатин говорит, что у него маленькое, но гордое отделение. Они занимаются в Российской детской клинической больнице черепной и челюстно-лицевой хирургией. У них пятнадцать коек, четыре врача, десять относительно простых операций в неделю и одна — восьмичасовая, сложная, перекраивание черепа. Доктор говорит, что детей оперировать труднее, чем взрослых, потому что дети растут, а металлические пластинки у них в головах — нет.
Молодая женщина, которая входит со мной в лифт, приехала из Ижевска. Ее ребенку три с половиной месяца, и у него деформированы кости лица. Через час у ее ребенка будет остановка дыхания, но молодая женщина не знает ведь об этом. Она входит в лифт и улыбается. Она говорит мне, что в лифте не работает кнопка седьмого этажа, потом мы вместе входим к доктору Лопатину, и женщина спрашивает у него, можно ли сэкономить на анализах и надо ли получать в Москве временную регистрацию. Она не знает ведь еще, что через час у ее ребенка остановится дыхание. Доктор выписывает ей направления на анализы, она уходит, улыбаясь, в эту секунду она, может быть, даже счастливее, чем если бы у нее был просто здоровый ребенок.
А доктор рассказывает. Он показывает мне рентгеновские снимки, на которых видно, что бывает, если роднички на детской голове, которые принято беречь, пока не зарастут, зарастают слишком рано. Тогда для растущего мозга внутри головы не хватает места, череп начинает деформироваться, мозг вытягивает его в длину или куда-нибудь в сторону, или пробивает дыру во лбу и выползает наружу. Основоположник этой черепной хирургии французский доктор Даниэль Маршак говорит, что, если не оперировать, то к двум годам война между черепом и мозгом бывает проиграна. А доктор Лопатин показывает мне фотографию на стене, где он рядом с доктором Маршаком, и добавляет:
— Иногда череп у ребенка от внутреннего давления становится таким тонким, что его можно резать ножницами, как бумагу.
Прошло полчаса с тех пор, как улыбающаяся женщина вышла из кабинета доктора Лопатина со стопкой бумажек в руке. Или остается полчаса до того момента, когда она позвонит сказать, что у ребенка ее остановка дыхания.
Доктор рассказывает мне, что перед операцией надо проводить сложные исследования, а потом думать и считать, как именно изменить малышу кости черепа, чтобы череп мог расти, чтобы зубы росли в один ряд, а не в два, как у акулы. Доктор рассказывает, что у них есть аппарат по имени ортопантомограф, а нужен еще аппарат по имени цефалостат, без него можно было не покупать и ортопантомограф.
Это самое молодое отделение крупнейшей детской клиники России. В его оборудование уже вложены солидные деньги. Но на цефалостат (538 599 руб.) в госбюджете денег нет. И в ближайшее время не будет. Звучит дико, но заведующий отделением, доктор медицинских наук Андрей Лопатин и его коллеги сейчас только наполовину представляют себе результат любой задуманной операции на лицевом скелете. Эта хирургия невозможна без предварительных расчетов, но расчеты сделать не на чем, и врачи импровизируют.
Российский фонд помощи уже собрал 150 тыс. руб. на цефалостат. То есть не хватает 388 599 руб.
Доктор говорит, что детей с такой патологией один на семьсот, просто раньше их не лечили. Он говорит, что часто принимает детей из детдомов, которых вообще редко кто лечит.
Тут звонит телефон. Улыбавшаяся женщина говорит, что у ее ребенка остановилось дыхание. Ребенок жив. В реанимации, наверное. Потом доктор скажет мне, что этим детям вообще трудно дышать. А ей он говорит: «Вы выживайте, пожалуйста».
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН Опубликовано 5 декабря 2003
Лопатин Андрей Вячеславович, Москва
Места приёма
-
Российская детская больница (РДКБ)
Адрес: г. Москва, Ленинский проспект, д. 117.
Телефон: актуальный телефон указан на сайте клиники.
Сайт: http://www.rdkb.ru
Тип клиники: государственные детские больницы.
Способы оплаты: ОМС.
Как проехать: К российской детской больнице можно проехать от станции метро «Беляево» (1-й вагон из центра) маршруткой №248, автобусом №145 до остановки «Ленинский проспект, РДКБ»; от станции метро «Юго-Западная» (1-й вагон из центра) автобусами №144, 720, маршруткой №22 до остановки «Детская больница»; от станции метро «Коньково» (последний вагон из центра) автобусом №145, маршруткой №248 до остановки «Ленинский проспект, РДКБ».
Официальное название: ФГБУ «Российская детская клиническая больница».
Руководитель клиники: Ваганов Николай Николаевич (тел. (495) 434-11-47 ).
Год открытия: 1985.
Оказание медицинских услуг: детям.
Ближайшие станции метро: Тропарёво, Беляево, Юго-Западная.
В клинике ведут прием следующие специалисты: уролог, детский хирург, анестезиолог-реаниматолог, рентгенолог, челюстно-лицевой хирург, венеролог, дерматолог, миколог, трихолог, нейрохирург, педиатр, детский эндокринолог, эндоскопист, функциональный диагност, врач лечебной физкультуры, детский ортопед, трансфузиолог, гинеколог, онколог, врач узи, офтальмолог (окулист), психолог, гематолог, лор, аллерголог, иммунолог, торакальный хирург, невролог, нефролог, хирург, клинический фармаколог, гастроэнтеролог, детский гастроэнтеролог, андролог, детский уролог, судебно-медицинский эксперт, психотерапевт, психиатр, мануальный терапевт, ортопед, эпилептолог, инфекционист, эндокринолог, физиотерапевт, детский невролог, врач-косметолог, пластический хирург, травматолог, детский лор, ревматолог, терапевт, стоматолог-ортодонт, кардиолог, сурдолог, врач общей практики, детский психиатр, пульмонолог, акушер, детский гинеколог, детский стоматолог.
Оценки клиники:
- Дружественность персонала
- Уровень оснащённости
Онлайн-запись
К этому врачу на данный момент нельзя записаться на приём через интернет и выбрать время визита онлайн.
Среднее время ожидания
5 — 15 минут: среднее время ожидания приёма врача без предварительной записи.
Хирург, который дарит лица детям
Этот человек творит чудеса: он дарит лица детям. А через это и детям, и родителям он дарит радость. Зачастую — и другую жизнь. Он — хирург Андрей Лопатин, заведующий отделением челюстно-лицевой хирургии Российской детской клинической больницы.
«Родители годами не могут понять, как у них мог родиться такой ребенок»
— Андрей Вячеславович, расскажите, пожалуйста, чем занимается Ваше отделение.
— У детей встречаются врожденные патологии — деформации в области лица, головы. Например, свод черепа, расщелина верхней губы, нёба, проблемы с нижней челюстью. Эти дефекты чаще всего носят чисто косметический характер, с ними можно жить, но внешность этих детей не соответствует общепринятой эстетической норме. Черепно-челюстно-лицевая хирургия пытается это исправлять. И в некоторых случаях можно добиться такого эффекта, что будет даже незаметно, что у человека когда-то были проблемы.
— Как реагируют родители на такие заболевания детей?
— Знаете, вот мы привыкли называть подвигом что-то неординарное. А на практике людьми, которые каждый день совершают подвиг, являются вот эти родители. Особенно когда дети совсем маленькие. Потому что ладно ребята старшего возраста — они могут как-то и сами за собой поухаживать. А тут совершенно невозможно без ежедневного родительского присутствия: тут и перевязки надо делать вместе с мамой или папой, и я вижу, как малыш к ним прижимается, и тогда ему не так страшно и не так больно.
Патологические деформации всегда связаны с многоэтапностью лечения, с недешевыми поездками в Москву. Плюс лечение иногда внезапно затягивается и длится месяцами, потому что ситуации бывают разные, бывают осложнения. И родителям надо отрешиться от многих вещей и целый день заниматься только ребенком. Люди надолго выпадают из привычного быта, из круга общения.
— Все ли родители способны на это? К Вам ведь и из детских домов поступают дети. Их, выходит, бросили?
— Да. Причем после так называемой реконструкции (современные возможности черепно-лицевой хирургии позволяют достичь очень хороших результатов, значительно улучшить состояние ребенка) родители иногда забирают ребенка обратно в семью.
— Как это возможно? Получается, ребенка бросают из-за его внешности, потом Вы делаете его «нормальным» — и тогда он снова нужен?..
— Вы знаете, мне трудно судить этих родителей. Все дело в том, что у некоторых родителей просто нет денег. Попробуйте представить, насколько все это тяжело: например, если ребенок родился с патологией в Красноярском крае или где-то еще дальше, то смогут ли родители каждый раз возить его в московскую клинику, смогут ли оплачивать билеты до Москвы, свое проживание? А это ведь не пару раз съездить на прием: это многолетняя работа. И иногда получается так, что родители просто не в силах себе это позволить. У них опускаются руки, они не понимают, как быть, и благом считают то, что, может быть, через систему, через детский дом ребенку удастся помочь.
Хотя некоторые родители, да, как только понимают, что есть трудности, — отстраняются от проблем, отказываются от ребенка. И бывает, даже не знают о дальнейшей его судьбе, о том, что их ребенок уже частично или полностью от тех проблем избавлен.
80 процентов времени хирург тратит на общение с родителями. Это очень важно, потому что от их настроя зависит очень многое
— То есть с родителями, наверное, надо отдельно и немало общаться, пытаться вразумить их, чтобы они не отказывались от своего ребенка?
— Безусловно. Есть ряд деформаций, которые в действительности не страшны: как я уже сказал, они носят больше косметический характер. Теоретически даже если ребенка не оперировать и оставить как есть, у него физически есть все возможности прожить счастливую жизнь, нарожать много детей и умереть глубоким стариком. Но тут возникает вопрос социальной адаптации. Обычно имеется в виду адаптация самого ребенка в обществе. Но здесь речь идет и о нем, и о его родителях тоже. Потому что с деформированной внешностью будет непросто не только ему, но и его маме и папе. Это будет их общим страданием.
— А что с ними происходит?
— Понимаете, врожденный порок развития у ребенка — это сильный удар по маме и папе. Их самооценка резко падает. Они боятся, что такой ребенок просто «вышибет» их из социума. Обычно ведь принято своего ребенка показать, похвастать его успехами и достижениями. А тут — ребенок с патологией… и вроде бы и похвастаться нечем.
Мы можем теоретически сказать: ну и что, не надо на это обращать внимание, главное — любовь! Да, но мы с вами находимся в среде образованных людей, в определенном культурном слое, и у нас, конечно, некоторые понятия сформированы. Но для людей, у кого уровень образования и культуры низкий, осуждение соседей, окружения является большой проблемой.
Особенно там, где ты все время на виду: в малых городах и сельской местности, где все друг друга знают. Это в Москве легко скрыться: ты живешь в квартире и порой даже не знаешь, кто твои соседи по лестничной клетке. Здесь легче как-то затеряться и спокойно решать все свои проблемы. А вот в небольших местностях это уже сложность: начинаются какие-то разговоры, слухи, шепот за спиной, окружающие дистанцируются.
И клинические психологи, которые работают в нашем отделении, обозначили нам такую проблему: некоторые родители годами живут с ощущением внутри себя, что это не их ребенок. То есть, да, они его не бросают, они за ним ухаживают, но тем не менее —
«у меня такой просто не мог родиться». Вот такая, к сожалению, страшная проблема. И это, конечно, надо преодолеть, перешагнуть.
— Удается?
— Удается. Потихонечку, с большим трудом, но удается.
— Что Вы им объясняете?
— Мы пытаемся ответить на самый основной их вопрос: кто виноват? Особенно его любят задавать бабушки ребенка, тещи и свекрови. И мы объясняем, что виноватым может быть кто угодно. А лучше, конечно, виноватым не считать никого. Потому что здесь могут быть и спонтанные мутации, очень редко, но они бывают.
За что этим детям такое?
— А ведь к Вам попадают не только новорожденные, но и 14-15-летние мальчики и девочки, которым хочется выглядеть красивыми… Как с ними ведется работа?
— Повторюсь, с ними много работают наши психологи, очень детально и скрупулезно. Потому что, действительно, ребенок подросткового возраста, глядя на себя в зеркало, задается вопросом: «За что мне такое? Вокруг все здоровые и красивые. А почему я не такой?» И слезы бывают, и крики, и угрозы навредить себе. И мы, естественно, стараемся ему помочь, поддержать. Показываем фотографии детей, которым уже удалось помочь, фотографии, где шаг за шагом, операция за операцией у ребенка исправляется его дефект. Рассказываем, каким будет результат, убеждаем в том, что и он скоро станет «нормальным», красивым.
— А Вы сами для себя разобрались с этим вопросом: за что? За что такие страдания этому конкретному ребенку, этим конкретным родителям?
— В ряде случаев заболевания ребенка явно наследственные, и тогда мы стараемся направить на консультации к генетикам. Есть синдромальные, действительно генетически обусловленные состояния. А есть и внесиндромальные. Еще раз говорю, спонтанные мутации, которые трудно предсказать: два молодых здоровых человека рождают ребенка, и вот — проблема. Либо это вторые, третьи дети: то ли накапливаются какие-то антигены, антитела, реакции… Пытаемся что-то понять, но пока не очень удается.
Но вообще объяснения — вне нашей сферы, нам об этом трудно судить. Да и в наши функциональные обязанности это не входит. Мы просто делаем свое дело — выправляем дефекты. И, честно признаться, на другое времени просто нет, поток пациентов бесконечный.
— Я вижу, что у Вас в кабинете немало икон. Вера Вам помогает в Вашей работе? Отвечает на те же самые вопросы, о которых мы говорили?
— В большинстве своем эти иконы — подарки пациентов. Конечно. Я не могу сказать, что я сильно воцерковленный человек, но тем не менее я верю. В общем-то, думаю, как и все мои ближайшие коллеги. Потому что без этого невозможно. Хотя биологическое образование не всегда позволяет совместить в голове веру и знание. Очень трудно, обладая естественно-научным мышлением, до конца понять и принять, уловить связь между нашей работой и замыслом Бога о нас. Думаешь иногда: неужели настолько Божий Промысел глубок и тонок, неужели до такой степени? Но пытаться понять головой — это одно, а в то же время порой ну такие необъяснимые вещи происходят, что иначе как вмешательством свыше, помощью Божией это не назовешь. И в такие моменты ты действительно поражаешься и радуешься этой глубине.
«Слухи о смерти российской медицины сильно преувеличены»
Бывает, операции длятся по 14 часов. Бригада врачей делает все поэтапно, сменяя друг друга
— Чем отличается работа детского хирурга от работы взрослого хирурга?
— Это очень большая специфика. У нас один доктор уходил во взрослую хирургию — и не смог работать со взрослыми. Я пришел в РДКБ из взрослой хирургии, но сейчас, проработав уже больше 23 лет в «детстве», во взрослую возвращаться уже не хочу. Для меня это уже не интересно.
Во-первых, более благодарных пациентов, чем дети, вообще трудно себе представить. Иногда бывают такие сцены, такие реакции, которых у взрослых ты никогда не увидишь. И я конечно, очень радуюсь, когда общаюсь с детьми и с подростками, устанавливаю с ними контакт во время первичного осмотра, осмотра до и после операции, во время перевязок, что-то им объясняю, рассказываю. Кто-то слушает и понимает, кто-то нет, но мне с ними все равно хорошо и интересно. Мне есть с чем сравнивать, я знаю, о чем говорю.
При этом, конечно, почти 80 процентов времени ты тратишь на общение с родителями. И это тоже очень важно, потому что от их настроя, их состояния зависит очень многое.
— Что в Вашей работе самое трудное для Вас?
— Самое трудное — когда у ребенка начинаются необъяснимые осложнения, с которыми трудно справиться. Это большая проблема, и ты не всегда понимаешь, что происходит, ищешь ответы на эти вопросы и не всегда находишь. Иногда ведь не все зависит от тебя: вроде бы и все лекарства есть, и операция сделана хорошо, никаких осложнений не было — а послеоперационный период идет тяжело, и ребенок никак не хочет из него выходить.
— А можете назвать самый запомнившийся Вам случай из Вашей рабочей практики?
— Ой, нет. Это такой поток пациентов, который идет ровным строем: у нас в неделю проходит до 15-16 операций. Из них 3-4 больших, на целый день. И здесь, в этой череде, не запомнишь и не выделишь кого-то конкретного. А если запомнишь, то через год имени ребенка или родителей уже не будет в твоей голове: она уже забита другими именами, которые накладываются друг на друга.
Хотя есть, конечно, и такие пациенты, с которыми мы уже достаточно долго поддерживаем отношения, и уже даже выросшие дети звонят, пишут эсэмэски, поздравляют с праздниками и с днем рождения, приезжают и показываются.
— Операции, которые длятся у вас целый день: как их выстоять?
— Для этого и существует большая бригада врачей: делаем все поэтапно, заменяя друг друга. Напряжение очень велико, ведь бывают и по 14 часов операции: поэтому порой надо отойти — поесть, например, или даже под музыку потанцевать, чтобы взбодриться.
Бывают очень тяжелые ситуации, когда удаляем, например, часть челюсти с опухолью, и челюсть надо тут же восстановить: берем, например, кость с ноги, из нее делаем замену нижней челюсти. Все это подшивается к сосудам на шее. То есть их надо сначала выделить, убрать, взять трансплантат, там зашить, сюда поставить… Над этим по три-четыре бригады работают. Но все равно на протяжении всей операции врачи на месте: а вдруг одному станет плохо — надо бежать и заменять.
— Как Вы боретесь с нервным напряжением?
— Катаюсь на горных лыжах, плаваю в бассейне. Ну, и еще Сандуновские бани. Без этого, наверное, быстро бы сломался. И для меня большое счастье, конечно, зимой хотя бы на денек вырваться в Подмосковье, провести день на лыжах. А если выехать куда-то на горнолыжный курорт — то там ты как будто за пределами всего и вся, на другой планете, забываешь обо всем, ну и организм восстанавливается.
Хотя больше двух недель отдыхать не могу: больше не выдерживаю, уже привязан к работе. Сразу начинает крутить: что там и как в больнице?
Радостные наклейки позволяют создать благоприятную среду, комфортные условия пребывания маленьких пациентов в стенах отделения
— Насколько важна атмосфера, которая царит в отделении?
— Она важна невероятно. Знаете, нам помогают многие благотворительные фонды, за что им большое спасибо. Они стараются работать адресно: вот есть ребенок с такой-то проблемой, будем направлять средства на его лечение. Однако мало кто реагирует и на проблемы самого отделения. Ведь здесь требуется не только операция, ведь ребенок не находится в каком-то вакууме: он на достаточно длительное время остается у нас.
И иногда элементарно не хватает игрушек, таких, которые можно использовать в условиях хирургического отделения, которые моются, дезинфицируются. Не хватает раскрасок, каких-то развлекательных и обучающих занятий, детских книжек и прочего, чем можно занять свободное время ребенка.
Совсем маленькому ребенку это все пока, конечно, не нужно. А вот деток от полутора лет уже необходимо каким-то образом занимать, давать им что-то в руки. И новая игрушка всегда может хорошо отвлечь. Но их всегда не хватает, они как-то быстро рассасываются: понятно, что кто-то увозит полюбившуюся игрушку с собой домой. И у нас пока нет отдельной игровой комнаты, хотя, конечно, она в таких местах как наши, я считаю, необходима. Некоторые фонды привозят нам большие настенные наклейки, и это нам позволило немножечко скрасить стены холла, скрасить само отделение, сделать его повеселее, это тоже очень важно. Эти вещи не влияют непосредственно на здоровье пациента. Но они позволяют создать благоприятную среду, комфортные условия пребывания маленьких пациентов в наших стенах.
— Есть устоявшиеся мифы о российской медицине, в медиа, как правило, говорится о том, как все плохо в сфере здравоохранения. При этом Вы в неделю делаете невероятное количество операций, успешно трудитесь. Вас это не задевает?
— Наверное, действительно, хотелось бы больше положительных примеров нашего труда в СМИ и меньше мифов. Потому что все это действительно мифы. Все, конечно, в какой-то степени упирается в финансирование, в какой-то степени в организацию здравоохранения… Но я бы ни за что не сказал, что все и везде провально, что только складывай ручки и помирай.
Вопрос сложный у первичного звена: надо поднимать и воспитывать педиатров, акушеров, неонатологов в роддомах. С трудом, но дело движется: мы пытаемся проводить и семинары, и рабочие программы. Людей тоже понять надо: трудно ожидать чего-либо от тех, кто получает копейки, а спрашивают с них непосильно много.
Но при этом в разных медицинских сферах многое делается, и где-то на хорошем очень уровне делается. Порой, честно вам скажу, многие процедуры мы делаем и лучше, и честнее, чем платное лечение за рубежом. Не все так радужно и там: потому что к нам иногда обращаются и за «перелечиванием» из-за границы. Бывает, с такими осложнениями возвращаются люди, что за голову хватаешься.
Поэтому говорить о том, что у нас прямо все-все-все плохо, я бы не стал. Буквально несколько месяцев назад прошел российско-американский симпозиум по черепно-челюстно-лицевой хирургии, которой я занимаюсь. На симпозиуме выступали наши американские коллеги, в том числе и один из основоположников такой хирургии доктор Кеннет Сельер, известный человек. И когда мы сравнивали результаты американских хирургов и наших врачей — ну, в общем-то, на сегодняшний день они фактически одинаковые. Поэтому если вплотную, внимательно заниматься каким-то разделом медицины, то постепенно мы все равно накопим тот опыт, который позволит нам идти наравне со своими зарубежными коллегами и, конечно, помогать максимальному количеству людей.