Содержание
Анна Ахматова: трагичная судьба великой поэтессы
Не Горенко, но Ахматова
Ни для кого не секрет, что творчество Анны Ахматовой зачастую подвергалось цензуре, и, прежде всего, это было связано с непростыми отношениями между поэтессой и советскими властями. Первым цензором и критиком Анны, однако, были отнюдь не чиновники, а ее собственный отец. Андрей Горенко, отставной капитан военно-морского флота, известный в узких кругах ловелас и дамский угодник, без зазрения совести пользовался всеми финансовыми благами своего второго брака — потомственная дворянка и наследница огромного состояния Инна Строгова до беспамятства влюбилась в статного мужчину, вышла за него замуж и кротко позволила супругу как угодно распоряжаться внушительными семейными накоплениями (поговаривали даже, что часть денег уходила на революционную деятельность).
Реклама
Счастье женщины, впрочем, оказалось недолговечным: прогуляв большую часть средств, Андрей окончательно разочаровался в суженной, которая родила ему шестерых детей, и оставил семью ради новой пассии.
Удивительно, но все это не мешало Горенко искренне переживать за репутацию фамилии, и одной из главных угроз чести своего рода он считал дочь Анну, а именно — его поэтические начинания.
Не углубляясь в литературные опыты девочки, чей талант начал проявляться еще в раннем возрасте, он с пренебрежением называл ее «декадентской поэтессой», требуя оставить увлечение. С течением времени — осознав, что стихосложение из детской забавы превратилось для дочери в смысл жизни — отец пошел еще дальше и запретил ей писать и публиковаться без псевдонима. Так Анна и стала Ахматовой, взяв фамилию своей бабушки по материнской линии, которую поэтесса считала более звучной, запоминающейся и величественной.
Ахматова и власть
Первые книги Ахматовой увидели свет еще во времена Российской Империи. Так, в 1912-м был опубликован ее «Вечер», еще спустя два года вышел сборник «Четки», в 1917-м — «Белая стая». Все изменилось с приходом советской власти. Если до революции сочинения поэтессы публиковались в среднем примерно раз в два года, то за почти 50 лет ее жизни в СССР цензуру прошли менее десяти ее литературных трудов — даже с учетом того факта, что в своем творчестве Ахматова далеко не всегда затрагивала «идеологически неправильные» и политические вопросы.
Считается, что при коммунистах против автора было издано три (реальность одного из них под вопросом) постановления, непосредственным образом повлиявших на ее карьеру, — в 1924, 1940 и 1946 годах.
«Благодаря» первому указу Ахматову не печатали на протяжении более 15 лет — вплоть до 1940-го. Затем резко наступила «оттепель» — советская власть тогда, в частности, допустила к выпуску ее сборник «Из шести книг». Спустя всего полгода, однако, по Ахматовой был нанесен очередной удар — ЦК признал стихи поэтессы идеологически вредными и постановил изъять недавно изданную книгу. В то же время ей позволили вступить в Союз писателей и даже выдвинули на Сталинскую премию. С наступлением войны талант Ахматовой вновь оказался востребованным — теперь уже для патриотических стихов. В 1943-м в Ташкенте также издали сборник «Избранное». Еще через три года, впрочем, в 1946-м — после капитуляции стран «оси» и их союзников — вышло знаменитое постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором говорилось, что
«Ахматова является типичной представительницей чуждой советскому народу пустой безыдейной поэзии, а ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, наносят вред делу воспитания молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Через пять дней после выхода указа поэтесса была выведена из правления Ленинградского отделения Союза советских писателей, а затем и вовсе исключена из организации. Следующая книга Ахматовой выйдет в свет лишь спустя 12 лет — в 1958-м, после чего ее сочинения будут издаваться на куда более регулярной основе.
Жена и мать «врагов народа»
Очевидно, что свою роль советская власть сыграла и в личной жизни поэтессы, которая и без того сложилась крайне непросто. Ее первый муж Николай Гумилев долго и упорно добивался Ахматову, влюбившись в обаятельную и талантливую девушку с первого взгляда (чувства к ней едва не привели поэта к ранней погибели), но в итоге покорил ее, после чего взял в жены.
Знакомые пары изначально относились к браку с нескрываемым скепсисом, предсказывая его скорый распад, однако вместе они прожили без малого восемь лет и родили сына Льва. Согласно легенде, еще до развода с Гумилевым Ахматова полюбила Владимира Шилейко (справедливости ради, были отношения на стороне и у Николая), ученого-востоковеда и переводчика, работы которого она считала значимыми, а самим мужчиной восхищалась.
Окончательно расставшись с первым мужем, поэтесса вступила во второй брак, однако счастливым не стал и он: Владимир оказался невероятным ревнивцем, запрещал ей писать стихи, общаться с мужчинами и даже — временами — выходить на улицу. Подобной жизни поэтесса естественно не выдержала — уже в 1921-м они развелись.
Спустя еще год Ахматова встретилась с Николаем Пуниным, историком искусств и художественным критиком. Отношения получились самыми длительными в ее жизни (более 15 лет), однако опять же — несчастливыми. Поэтесса была вынуждена жить не только с самим Пуниным, который открыто завидовал таланту возлюбленной, но еще и с его первой супругой и их дочерью. В то же время родной сын писательницы был отдан на воспитание бабушке, которую называл «ангелом доброты», а с матерью виделся редко.
У всех этих мужчин, безусловно любивших Ахматову, как оказалось, была страшная судьба.
Николая Гумилева обвинили в причастности к государственному заговору и расстреляли в 1921 году, Пунин был арестован в середине 1930-х, позднее — репрессирован и погиб в заключении, Лев Гумилев, ставший знаменитым ученым и писателем, — провел значительную часть своей жизни в заточении. Ради спасения сына поэтесса шла на поводу у цензуры, регулярно носила ему передачи в «Кресты», писала письма чиновникам, в которых умоляла облегчить судьбу арестанта. Однако детские годы Льва Гумилева, в ходе которых Ахматова не уделяла должного времени ребенку, и «злые языки» затаили в его душе огромную обиду на мать: он считал, что она не только «бросила» его в юности, но и недостаточно хлопотала об освобождении.
В результате — уже после выхода мужчины на свободу — у Ахматовой и Гумилева-младшего сложились едва ли не враждебные отношения: даже когда поэтесса тяжело заболела, сын до последнего момента не хотел ее навещать, а когда-таки решился, было уже поздно.
LiveInternetLiveInternet
«У меня в Киеве была очень тяжелая жизнь, и я страну ту не полюбила, и язык…», — писала Анна Ахматова в своем дневнике. За что первая поэтесса Российской империи так невзлюбила древний город?
В вольере с медведем
Самое страшное детское воспоминание Ахматовой было связано с первым же приездом в Киев: пятилетняя Анна вместе с маленькой сестричкой Рикой чуть не погибли.
Заканчивался 1894 год, когда семья Горенко приехала погостить в Киев и прожила почти год в гостинице «Националь». Это шикарное заведение, принадлежавшее архитектору Беретти, стояло на углу Крещатика и Бессарабской площади. Сейчас там находится магазин Roshen и вареничная «Катюша».
Лира, закопанная Анной Ахматовой под старым деревом у Кокоревской беседки, дождалась свою хозяйку.
Бонна часто водила девочек на прогулку в Царский сад. Как-то в святочные дни туда привезли зверинец. Загородка с медведем находилась на одной из нижних террас, там, где сейчас расположен стадион «Динамо». Аня и Рика, играя, сбежали вниз с горы и шлепнулись прямо к зверю в вольер. Спас девочек случайный прохожий: смельчак успел перелезть через ограду и выбросил детей из клетки.
В верхней части парка с Аней Горенко той зимой произошло и другое судьбоносное событие: она нашла брошь в виде лиры.
«Это значит, ты будешь поэтом», — сказала тогда ребенку бонна. Ее слова оказались пророческими. Но с лирой Анне пришлось расстаться. Той зимой ее любимый братик заболел дифтеритом, и девочка загадала: если Андрюша выздоровеет, она пожертвует самым дорогим — лирой. Мальчик выздоровел, и Аня закопала брошку под деревом, возле ажурной Кокоревской беседки на Владимирской горке.
Вернулась за талисманом она уже гимназисткой. Лира все эти годы пролежала на том же месте — она дождалась хозяйку.
В доме на улице Владимирской, 3, проживала семья родственников Анны Ахматовой. Именно тут девушке предстояло жить во время учебы в гимназии.
Приживалка у тетки
Когда Анне исполнилось 16 лет, семья Горенко распалась: у отца появилась любовница, и он оставил мать, попутно истратив приданое дочери на подарки своей «даме сердца». И в 1905 году Анна из Петербурга против своей воли переехала жить в Киев — заканчивать Фундуклеевскую женскую гимназию.
Девушка поселилась в семье у тети на улице Владимирской, 3. Желтый небольшой дом стоит там и сейчас, окруженный уличными художниками, которым не хватило места на Андреевском спуске, и потихоньку ветшает.
Анна Ахматова закончила Фундуклеевскую гимназию. Ее здание находилось на улице Фундуклеевской, 6. Сегодня это улица Богдана Хмельницкого.
Жизнь у Вакаров тяготила девушку: ей невыносимо было чувствовать себя приживалкой и бедной родственницей в семье богатого юриста и его толстых дочерей.
«Моя семипудовая кузина, ожидая примерки нового платья в приемной у знаменитого портного Швейцера, целовала образок Николая Угодника: «Сделай, чтобы хорошо сидело», — писала в дневнике Анна Ахматова. Сама же будущая поэтесса довольствовалась платьем с чужого плеча и унылыми копеечными шляпками.
Гордячка Аня Горенко очень скоро переехала жить к своей другой кузине — Марии Змунчилле, у которой на улице Меринговской, 7, в квартире №4 прожила до окончания гимназии.
В это же время Анна Горенко знакомится с гимназистом Николаем Гумилевым.
Жизнь в крайней нужде
В конце XIX века в Киеве был настоящий строительный бум. Как грибы после дождя тут вырастали целые улицы многоэтажных доходных домов в стиле модерн. Одной из таких улиц была и Меринговская, носящая теперь имя украинской актрисы Марии Заньковецкой.
После возвращения из Крыма Анна Ахматова поселилась в доме № 23/25 на улице Тарасовской.
Дом номер семь, пятиэтажное здание с лепниной и хищными женскими ликами, внешне сохранился таким же, каким был во времена Ани Горенко. Но после войны его просторные квартиры превратились в коммуналки. Все, кроме одной — № 4, в которой обитала будущая поэтесса — эта квартира сохранила изначальную планировку. Она состояла из пяти комнат, кухни и коридора, по нынешним временам очень просторного.
Улица Меринговская находилась рядом с Крещатиком, и оттуда можно было пешком дойти до улицы Фундуклеевской (сегодня — Богдана Хмельницкого), где в доме № 6, на пересечении с улицей Пушкина, находилась гимназия Анны Горенко.
Зимой 1906-1907 годов Анна много болела и пропускала занятия — сказывалось плохое питание и хронические болезни. Но, несмотря на это, девушка была одной из лучших учениц гимназии: по русскому языку, словесности, математике и физике в аттестате стояли самые высокие отметки.
Но совсем плохо было с деньгами.
«Живем в крайней нужде. Приходится мыть полы, стирать», — пишет будущая поэтесса.
Отец лишил фамилии
В 1908 году девушка поселилась в «Латинском квартале» — так киевская интеллигенция прозвала улицу Тарасовскую за то, что там любила жить столичная богема. Район не считался престижным, и здесь квартировали свободные художники, поэты, писатели и бедные студенты.
В желтом доме с лепниной, который дожил до наших дней, Аня Горенко превратилась в Анну Ахматову. Отец Анны был категорически против того, чтобы свои «декадентские стишата» девушка подписывала его «почтенной фамилией», обещал проклясть, лишить наследства, отказаться от строптивой дочери, и девушка, недолго думая, отбросила фамилию Горенко.
«Я — Чингизидка. И наш род древний. Мы происходим от Хана Ахмата», — так представлялась Анна и подписывала свои стихи фамилией бабушки — Ахматова.
Маленькая Аня свалилась с крутого обрыва в вольер к медведю. Сейчас на этом месте одни из ворот стадиона «Динамо».
Обвенчалась и, наконец, уехала
В самом начале Крещатика, сразу же за Владимирской горкой, находилась гостиница «Европейская». Это трехэтажное здание простояло до наших дней, но в 1978-1982 годы на его месте и на месте нижней части Владимирской горки, был построен филиал музея В. И. Ленина.
Там, за столиком ресторана, поэт Николай Гумилев сделал Ахматовой предложение. И девушка ответила согласием. Но не только потому, что полюбила Гумилева. Просто для Анны это был единственный шанс выбраться из нищеты и уехать с мужем из постылого Киева.
Обвенчались Николай Гумилев и Анна Ахматова 25 апреля 1910 года в Николаевской церкви на Никольской Слободке. Церковь эта простояла до шестидесятых годов и была снесена, когда строили метро «Левобережная».
Весной 1911 года Анна Ахматова, наконец, уехала с мужем из Киева в Париж.
Анна Ахматова
Несколько вводных слов
Разговор об отношении Ахматовой к революции и последующих ее взаимоотношениях с советской властью я хотел бы построить по другой схеме, нежели соответствующий разговор о Маяковском.
В 1917 году Д.Выгодский написал: «В нашей сегодняшней поэзии есть два полюса, два направления. Одно … нашло свое наилучшее выражение в поэзии Ахматовой. Другое — то … которое ныне возглавляется Маяковским» Цит. по: Хейт А. Анна Ахматова. М.: Радуга,1991. С. 70.. Такое противопоставление вообще является достаточно характерным.
Эту краткую цитату следует пояснить. В сущности, здесь говорится о том, что Маяковский устремлен в будущее, а Ахматова — в прошлое, к восстановлению классических ориентиров в поэзии и к ее камерности. Все это, однако, более чем непросто.
Для меня, для моей работы, в сущности, такое разделение на футуристов и «ретроградов» несущественно — ведь и Ахматова, устремленная, по общему мнению, в прошлое, имела вполне определенное отношение к революционным и последующим событиям. Гораздо важнее в рамках рассматриваемой темы тот факт, что Маяковский был активно вовлечен в революционные события и постреволюционную советскую действительность, в то время как Ахматова являлась скорее не субъектом происходящих событий, а их объектом. Из этого не следует, конечно, делать вывод, что Ахматова, живя в Советской России, не предпринимала никаких реальных действий, но само устройство жизни советского общества не предполагало существенной субъектности его членов.
Именно исходя из этих соображений для разговора о Маяковском существенно важны биографические факты, для разговора же об Ахматовой достаточно поговорить лишь о взаимоотношениях поэта и власти.
Скажем, И.Бродский в беседах с С.Волковым говорит, что «начальники из КГБ подозревали Ахматову в том, что она разлагает молодых, давая им стихи запрещенных классиков. Но этого совершенно не было» Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М.: Эксмо,2012. С. 295.. Это свидетельство прекрасно подтверждает выдвинутые выше тезисы — и об «объектнос- ти» Ахматовой как гражданина, и о сложных, так сказать, отношениях Анны Андреевны с советскими властями — а ведь речь шла о 1961 годе, об относительно либеральных хрущевских временах.
Вот именно в этом аспекте, в аспекте идеологического отношения властей к Ахматовой и о ее собственном взгляде на творящееся во время и после революции, я и стану говорить в этой главе.
Ахматова и революция
В воспоминаниях, в мемуарах, в исследованиях об Ахматовой постоянно повторяется один и тот же мотив. М.Белкина пишет о времени пребывания ее в Ташкенте, в эвакуации: «это … королева в царстве нищих … царственна была ее поступь» Белкина М. Скрещение судеб. М.: Изографус,2005. С. 20.. А.Хайт в речи на столетие Ахматовой сказала: «что-то королевское было во всем, что ее касалось» Хейт А. Выступление на конференции, посвященной столетию со дня рождения Анны Ахматовой // Хейт А. Анна Ахматова. М.: Радуга,1991. С. 14.. Примерно о том же вспоминал и Бродский: «одним только тоном голоса или поворотом головы (она) превращала вас в гомо сапиенс» . Понятно, что такая фигура, даже чисто визуально, мало соотносилась с революционными идеалами.
Если обратиться к стихам Ахматовой первого послереволюционного периода (не к «Поэме без героя» — о ней будет разговор особый), то станет очевидно, что в явном виде отношение к революции полностью отсутствует. Однако это особенность поэтики — Ахматова старается избегать прямого разговора, категорических формулировок, а вплетает ощущения от внешних событий во внутреннюю жизнь своего лирического героя.
В апреле 1921 года вышел сборник «Подорожник», содержащий стихи 1917-1919 годов и часть ранних стихотворений. Казалось бы, в этом сборнике поэт должен был высказать свой взгляд на изменения, произошедшие в стране, однако открыто Ахматова нигде не высказывается.
Характерно, что «Подорожник» по-прежнему содержит достаточную долю интимной лирики, и все же в отдельных строках если не отношение Ахматовой к революции, то ее постреволюционные ощущения хорошо чувствуются. Ее разочарование февральской революцией хорошо видно в стихах лета 1917 года «И целый день, своих пугаясь стонов,// В тоске смертельной мечется толпа,// А за рекой на траурных знаменах// зловещие смеются черепа» Ахматова А. Сочинения в двух томах. М.: Правда, 1990. Т. 1. С. 142.. Хорошо ощутимо и разочарование Ахматовой революцией октябрьской — в том же «Подорожнике» читаем: «Еще недавно ласточкой свободной// Свершала ты свой утренний полет.// А ныне станешь нищенкой голодной,// Не достучишься у чужих ворот.» Там же. Т. 1. С. 138. (1917) — и позже «Чем хуже этот век предшествующих? Разве// Тем, что в чаду печали и тревог// Он к самой черной прикоснулся язве,// Но исцелить ее не мог.» Там же. (1919).
Как видно, общее настроение Анны Андреевны первых лет после революции весьма пессимистическое, но прямых оценок произошедших событий мы в «Подорожнике» не найдем.
Но может быть, эти оценки могут быть найдены в позднейших стихах Ахматовой? Опять же нет.
Скажем, двадцатыми годами датируется «Эпиграмма», где присутствуют следующие строки: «Здесь праведных пытают по ночам// И голодом неукротимых морят» Там же. Т. 2. С. 41.. Но, во-первых, это не отношение к революции как таковой, а, скорее, отношение уже к обстановке двадцатых годов, а, во-вторых, строки эти написаны уже после расстрела Гумилева по «таганцевскому» делу, а уж свое отношение к казни своего бывшего мужа (и прекрасного русского поэта) Ахматова всегда артикулировала весьма четко.
Таким образом, в своих стихах по отношению к революции Ахматова выражает прежде всего разочарование и, если хотите, недовольство. Посмотрим, что же нам дает в рамках рассматриваемой темы «Поэма без героя» (или просто Поэма, как ее называла Ахматова).
Несколько слов в сторону, так сказать, a propos. Из всего вышесказанного отнюдь не следует, что Ахматова не имела своей собственной позиции по поводу революционных событий. Анна Андреевна иногда удивляла своими суждения по самым разным поводам. Так, В.Виленкин вспоминает, что она «возмущалась описанием открытия Музея изящных искусств в присутствии «их величеств» » Виленкин В. В сто первом зеркале. М.: Советский писатель,1987. С. 41. у Цветаевой. Если уж такое относительно мелкое и очень давнее (беседа с Виленкиным велась в 1961 году) событие вызвало живой отклик Ахматовой, то совершенно нет никаких сомнений, что ее реакция на события революции также была весьма живой.
Тут, правда, есть два обстоятельства. Во-первых, в случае с воспоминаниями Цветаевой речь шла все же о событии л и т е р а т у р н о м. А во-вторых, речь шла все же о Цветаевой, отношения которой с Ахматовой (в том числе литературные) были весьма сложны.
Но хочется подчеркнуть еще раз — имея, несомненно, свою точку зрения по поводу происходящих событий, Ахматова не желала привносить ее в явном виде в свои стихи, считая, видимо, что это не свойственно и чуждо ее поэтике. В конце концов, даже в берлинское издание «Anno Domini», осуществленное в 1923 году и, уж конечно, неподцензурное, не были включены стихи «Вечер тот казни достоин.», очевидно, навеянные трагической гибелью Гумилева. (Допустимость этих стихов даже для Советской России подтверждается их публикацией в 1922 году в журнале «Москва»).
Значит, Ахматова совершенно сознательно не включила в берлинский сборник именно это стихотворение 1922 года, хотя значительную часть его корпуса составили стихи именно этого года.
Говоря же о значимости «Поэмы без героя» для понимания отношения Ахматовой к революции, я имею в виду следующее. Конечно, в сюжетном отношении с о б с т в е н о революция в поэме не фигурирует. Но там присутствуют два важнейших аспекта — предощущение революции — 1913 год и, так сказать, послевкусие от революции, отраженное в эпилоге. В этом смысле чрезвычайно характерны слова первой части поэмы — «нету меры моей тревоги» Ахматова А. Сочинения в двух томах. М.: Правда,1990. Т. 1. С. 323.: в этом состоянии накануне Первой мировой войны пребывали многие. У В.Розанова в «Уединенном» и «Смертном» подобный мотив повторяется вновь и вновь: «Страшная пустота жизни. О, как она ужасна.» . Впрочем, тут, возможно, сказывается и личность самого Василия Васильевича.
Особенности поэтики Ахматовой в «Поэме без героя», конечно же, полностью сохранены, но она отличается от лирических стихотворений одним важнейшим обстоятельством: благодаря особенностям самой формы поэмы события могут быть показаны в динамике. Иначе говоря, там, где в отдельном стихотворении может быть показано только настроение, ощущение, поэма позволяет показать отношение к историческому событию через динамику жизни. И отношение это, хотя оно нигде не формулируется явно, вполне очевидно: результаты революции видятся Ахматовой трагичными. (В скобках, чтобы нас не обвинили в узости взгляда, скажем: поэма написана совсем не о том, или главным образом не о том. Но в рамках рассматриваемой темы из нее можно вычленить и приведенное суждение. Не зря сама Ахматова, подчеркивая многоплановость «Поэмы без героя», писала: «никогда еще брошенный в нее факел не осветил ее дна» Ахматова А. Проза о поэме // Хейт А. Анна Ахматова. М.: Радуга, 1991. С. 273. ).
И последнее, касающееся «Поэмы без героя». Странным образом, как вспоминала Анна Андреевна, эти стихи начали звучать, когда Литейный мост «неожиданно развели среди бела дня . чтобы пропустить к Смольному миноносцы для поддержки большевиков (25 октября 1917 года) » Розанов В. Смертное // Розанов В. О себе и жизни своей. М.: Московский рабочий,1990. С. 139.. Это уже, конечно, из области мистических совпадений, которых Ахматова отнюдь не чуждалась.
Как уже было видно из вышесказанного, Ахматова, естественно, не относилась равнодушно к тем событиям в стране, которые происходили вокруг нее. А.Хейт вспоминает, что «январские события … были … потрясением на всю жизнь» Хейт А. Анна Ахматова. М.: Радуга,1991. С. 26. — речь идет о Кровавом воскресенье. То же касается и отношения Ахматовой к послереволюционным обстоятельствам жизни: «Сыпняк, голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до неузнаваемости люди … Все кладбища были разгромлены» Цит. по: Хейт А. Анна Ахматова. М.: Радуга,1991. С. 72.. Это — цитата из воспоминаний Ахматовой о Мандельштаме.
Но в данном случае необходимо отметить два чрезвычайно важных обстоятельства. Такие записи, конечно, можно было счесть контрреволюционными, и для советских партработников они таковыми и были. Но сама Ахматова никогда сознательной контрреволюцией не занималась; вообще старалась в политику не мешаться. Другое дело, что политика сама постоянно вмешивалась в ее жизнь (Анна Андреевна говорила о трех постановлениях ЦК по ее поводу — но об этом в следующей главке).
Иначе говоря, Ахматова описывала свою жизнь, свои ощущения, переживания, элементом чего были и впечатления от быта — советской же номенклатуре в этом виделся подрыв революции и ее идеалов, ее авторитета, что и вело к неприятностям для поэта. Так материал для поэзии становился «материалом» в чекистском смысле слова.
Надо отметить, что и в эпистолярном наследии Ахматовой прямые и четкие оценки событий 1917 года отсутствуют. Впрочем, по опять же косвенным признакам видно, что Анна Андреевна ясно осознавала обстановку в стране. Пытаясь найти свою племянницу и написав ей, она просит в письме Л.Рейснер: «опустите в Риге это письмо» Ахматова А. Сочинения в двух томах. М.: Правда,1990. Т. 2. С. 191., понимая цензурные условия в Советской России. Впрочем, каждый адекватный человек понимал эти условия — в письме уже к Ахматовой 1921 года та же Л.Рейснер пишет про «единственного духовного брата» Там же. Т. 2. С. 368., имея в виду расстрелянного Н.Гумилева, но не упоминая его имени.
И, наконец, последнее в этом разделе. Историки литературы советских времен очень любили рассуждать о влиянии семьи, ее демократических традиций на формирование общественно-политических взглядов Маяковского. Об этом я уже подробно говорил в соответствующей главе. Но семья Ахматовой придерживалась сходных традиций, скорее даже значительно более радикальных. Мать Ахматовой, овдовев после первого брака, приехала в Петербург учиться на Бестужевских курсах, где «ее считали членом ячейки «Народной воли» » Кралин М. Младший брат // Звезда, 1989, №6, С. 151., ибо она финансировала, как теперь бы сказали, эту террористическую организацию. Отец Ахматовой считался неблагонадежным, а его преподавание в Морском училище министр внутренних дел М.Т.Лорис- Меликов счел подрывающим устои; ему «грозили в то время немалые неприятности» .
В общем, как видно, семья Ахматовой была не менее «демократической», чем семья Маяковского, однако взгляды на жизнь у двух великих поэтов ХХ века сформировались, по крайней мере в некоторых отношениях, диаметрально противоположные. Если Маяковский старался активно участвовать в общественно-политической жизни, то Ахматова, напротив, всячески этого сторонилась, если только обстоятельства не принуждали ее к такому участию хотя бы косвенно (как после ареста Н.Пунина и Л.Гумилева в 1935 году, о чем подробнее будет сказано ниже).
Приведенные факты лишний раз доказывают то, что в особых доказательствах и не нуждается: пристальное большевистское внимание к чистоте происхождения было дикой чушью. И Ахматова, и Маяковский были дворянами, а Ахматова по матери была еще, что называется, столбовой дворянкой — ее предки принадлежали «к древнему … дворянскому роду, восходящему к XVI веку» Там же. С. 31., однако их отношение к революции было различным. Однако «революционное» прошлое семьи, возможно, и проявилось в том, что Анна Андреевна впрямую, в открытую не критиковала собственно революцию, в отличие от многих последующих событий (впрочем, равно возможно, что еще большую роль здесь сыграла элементарная осторожность, как в случае с посылкой письма через Ригу).
Анна Ахматова и эмиграция
Глава 3. Анна Ахматова и эмиграция
Насколько бы трагична не была судьбы поэтессы, какие бы трудности не появлялись на ее пути: арест сына и мужа, расстрел первого мужа, запрет на печать ее произведений, изгнание из Союза Писателей, Ахматова всегда оставалась русской поэтессой. Ахматова сливается с русским народом, считая своей Родиной всю страну. Анна Андреевна восприняла судьбу России, как собственную судьбу. Вместе с Родиной она несла свой крест до конца, не изменила ни ей, ни самой себе.
Как то в разговоре с она сказала «желание русского поэта стать иностранным – немыслимо. Такого не может быть, несмотря на «биографические последствия». От них никуда не уйдешь. Работать в русской поэзии – великая честь, и вместе с честью приходится принимать и последствия.» .
8 мая 1910 года Анна Ахматова вышла замуж за Николая Гумилева и они уехали на месяц в Париж, это было первое знакомство Анны Андреевны с заграницей, о которой она писала: «Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа (которую описал Золя) была еще не совсем закончена (бульвар Raspail). Вернер, друг Эдиссона, показал мне в «Taverne de Panteon» два стола и сказал: «А это ваши социал-демократы, тут — большевики, а там — меньшевики». Женщины с переменным успехом пытались носить то штаны (jupes-cullottes), то почти пеленали ноги (jupes-entravees). Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более или менее известных художников. Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию».
В 1917 году начинается Октябрьская революция. Анна Ахматова говорила : «В сущности никто не знает, в какую эпоху живет. Так и мы не знали в начале 10-х годов, что живем накануне Первой европейской войны и октябрьской революции» . Ахматова не смогла принять Октябрьскую революцию, для нее, уважающей русскую культуру, воспитанной на вечно нравственных ценностях, глубоком уважении к личности человека, это была катастрофа, которая может разрушить привычную для Ахматовой русскую жизнь. И все же, когда в марте 1917 года – Николай Гумилев (муж Ахматовой) уезжает в Лондон служить в Русском экспедиционном корпусе, и у нее появляется возможность уехать с мужем, она остается в России, но она остается со своим народом, который она любила и не могла оставить в беде, и полностью разделила его трагедию.
Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль порожений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный слух.
Революция прошла, не оставив и следа от привычной Анне Андреевне России. «Нам возвращаться некуда», – говорила она о людях 10-х годов.
17 июля 1922 года написал письмо, в котором говорилось «Комиссия … должна предоставить списки и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистить Россию надолго. … Всех их — вон из России.» В результате многие писатели, поэты, художники и музыканты, были высланы, большинство решило не дожидаться ссылки и эмигрировали за границу сами, навсегда покинув Родину. Уезжают близкие Ахматовой люди: Б. Антреп, А. Лурье, О. Глебова — Судейкина. Анна Андреевна остается, она уверена, оставшись на Родине, можно было все искупить и исправить.
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час;
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
В своем докладе «На путях к народу и народности» пишет: «Как метко бьет это стихотворение («Не с теми я, кто бросил землю») в тех, кто очень легко расставался с родиной в последние десятилетия, кто находился в несравненно более благоприятных условиях, нежели были А. Блок и А. Ахматова в годы граждане кой войны»
Многие эмигранты оправдывались перед Ахматовой долгие годы, многие признали, что были не правы, многие настаивали в правильности своего решения. Артур Лурье писал Ахматовой : «А что я могу тебе сказать? Моя «слава» тоже 20 лет лежит в канаве, т. е. с тех пор, как я приехал в эту страну. Вначале были моменты блестящего, большого успеха, но здешние музыканты приняли все меры, чтобы я не мог утвердиться. Написал я громадную оперу «Арап Петра Великого» и посвятил ее памяти алтарей и очагов. Это — памятник русской культуре, русскому народу и русской истории. Вот уже 2 года, как я безуспешно стараюсь провести ее на сцену. Здесь никому ничего не нужно и путь для иностранцев закрыт. Все это ты предвидела уже 40 лет тому назад: «полынью пахнет хлеб чужой». А вообще — живу в полной пустоте, как тень». Борис Анреп же, уезжая, сказал » Я люблю покойную английскую цивилизацию разума, а не религиозный и политический бред» . На что Ахматова ответила ему стихами.
Высокомерьем дух твой помрачен,
И оттого ты не познаешь света.
Ты говоришь, что вера наша – сон,
И марево – столица эта.
Ты говоришь – моя страна грешна,
А я скажу – твоя страна безбожна.
Пускай на нас еще лежит вина, –
Все искупить и все исправить можно.
Вокруг тебя – и воды и цветы.
Зачем же к нищей грешнице стучишься?
Я знаю, чем так тяжко болен ты:
Ты смерти ищешь и конца боишься.
1 января 1917
И позже в том же году:
Ты – отступник: за остров зеленый
Отдал, отдал родную страну,
Наши песни и наши иконы
И над озером тихим сосну.
Для чего ты, лихой ярославец,
Коль еще не лишился ума,
Загляделся на рыжих красавиц
И на пышные эти дома?
Так теперь и кощунствуй и чванься,
Православную душу губи,
В королевской столице останься
И свободу свою полюби.
Для чего ж ты приходишь и стонешь
Под высоким окошком моим?
Знаешь сам, ты и в море не тонешь
И в смертельном бою невредим.
Да, не страшны ни море, ни битвы
Тем, кто сам потерял благодать.
Оттого-то во время молитвы
Попросил ты тебя поминать.
1917. Слепнёво
Характерно в этом отношении письмо Ахматовой в редакцию журнала «Литературные записки», написанное в связи с тем, что одна из русских зарубежных газет напечатала ее стихи.
Этот маленький инцидент свидетельствует об определенной напряженности, существовавшей между поэтессой и ее эмигрантскими читателями. Это не мешало им охотно перепечатывать и дальше ее стихи — Ахматова оставалась для них символом скорбящей и плачущей России, изнывающей под большевизмом.
Среди остававшихся в России близких по духу и творчеству Ахматовой людей практически все были так или иначе затронуты жестким идеологическим диктатом советского. «Такой судьбы не было ни у одного поколения, – писала Ахматова в январе 1962. – Блок, Гумилев, Хлебников умерли почти одновременно. Ремизов, Цветаева, Ходасевич уехали за границу, там же были Шаляпин, М. Чехов, Стравинский, Прокофьев и половина балета». Таким образом Ахматов а описывает, по истине всей духовной элиты своего поколения. В том же 62-ом она пишет стихотворение, которое окончательно развеивает все сомнения по поводу причин, побудивших Анну Ахматову остаться в России. Она не стала эмигрировала не потому, что считала это противным чести, причина была одна – она хотела остаться именно русским поэтом.
Прав, что не взял меня с собой
И не назвал своей подругой,
Я стала песней и судьбой,
Ночной бессонницей и вьюгой.
Меня бы не узнали вы
На пригородном полустанке
В той молодящейся, увы,
И деловитой парижанке.